Брат Оби-Ван (джен)

Девчонкам — Бог его прости! -

уснуть не даст он взаперти,

но знать не будет двадцати

других пороков Робин.

(с) Роберт Бернс

Пролетев турманом мимо живых персонажей поэмы «Прозаседавшиеся» и плюнув одному из них на рукав, Оби-Ван приземлился рядом с Квай-Гоном, который находился в том же состоянии, в котором Оби-Ван его оставил.

— Продолжаем разговор, — заявил Оби-Ван, сталкивая в шахту обрубок меча Дарта Мола, — ну, Живая, помогай снова, во имя святого Дунстана!

«Хрен на рыло, — ответила Живая Сила, которую сильно развезло на свадьбе сэра Алана Эдейла. — Теперь Квай мой, красавчик. Мы с ним сольемся в вечном союзе, — Сила пьяно икнула и вдруг закричала: — Я построю гарем на четыреста мест, будут ситхи, джедаи, павлины...»

— Оби-Ван, — прохрипел Квай-Гон, поднимаясь на локтях и тяжело приваливаясь к стене. — Энакин... обучи парня. Я же не зря последние силы потратил... тебя до Шервудского леса дошвырнул... Вызови учителя... Дуку... он мою тушку заморозит пока...

Оби-Ван кивнул и опустился перед учителем на одно колено, на этот раз правильное.

— Отдай мой меч, — приказал Квай-Гон. — И скажи учителю: я вернусь.

Когда блеклое корускантское солнце становится совсем слабым и за окном начинает кружиться снег, Энакин грустит. Конечно, он знает, что грустить ему незачем, потому что теперь он свободный человек, у него есть своя комната в Храме и самый лучший в мире учитель, похожий на контрабандиста из татуинского космопорта. В общем тренировочном зале учитель рассказывает Энакину о Кодексе, о контроле над эмоциями и учит его фехтовать, и только Энакин понимает по выражению его лица, что учитель Кеноби врет и раскидывает чернуху. Поэтому Энакин любит даже те уроки, от которых другие падаваны готовы выть на все четыре корускантские луны. Ведь он знает, что потом они с учителем пойдут обедать в кабак, и Энакин будет чувствовать себя совсем взрослым, хотя Оби-Ван не разрешит ему выпить и необидно щелкнет его по носу. А сам Оби-Ван все же выпьет стопочку и расскажет Энакину одну из своих баек: про Робина или про отца Тука, или про Вилли Статли, или про сэра Алана Эдейла и его любовь. И хотя байки Оби-Вана намного короче тех душеполезных джедайских трактатов, которые Оби-Ван скучным и немного насмешливым голосом пересказывает Энакину на официальных занятиях в Храме, Энакин всегда сразу понимает, в чем смысл того, о чем они с учителем говорили в Храме, а в чем, по мнению учителя, смысла и вовсе нет.

А еще у Энакина есть очень смешная Живая Сила, которая живет у всех в головах и похожа на девчонку: если очень добиваться ее внимания, она важничает и молчит, но если махнуть на нее рукой, тут же начинает сама тебя доставать. Тут у нее можно просить что угодно, даже поговорить с дядей Кваем, который зачем-то живет в Живой Силе, хотя это ему не нравится. Так что Энакину совсем не приходится скучать. Но когда дни становятся короткими и за окном воет ветер и кружит непонятный татуинскому мальчугану снег, Энакин все равно грустит. В такие вечера он идет к учителю и, тихонько отворив дверь, присаживается рядом с ним у края его стола.

«Спой, учитель», — просит Энакин, и Кеноби, усмехаясь, снимает со стены удивительный музыкальный инструмент, который он сделал сам после гибели Квай-Гона, потому что во всей Галактике другого такого не найти. Кеноби садится на ручку кресла, подпирает лютню левым коленом и поет:

В деревне парень был рожден,

Но день, когда родился он,

В календари не занесен.

Кому был нужен Робин?

Энакин знает, что эту песню учитель написал для своего друга, которого звали Робин Гуд, но, как бывает со всякой хорошей песней, ему кажется, что песня про него:

Немало ждет его обид,

Но сердцем все он победит.

Парнишка будет знаменит,

Семью прославит Робин.

Иногда на звуки лютни заходит магистр Дуку. Он не простой магистр, а еще и граф, и поэтому он чаще бывает на своей планете, которой правит вместо «энергетических антраша и бесплодных домогательств», как он называет упражнения остальных джедаев по единению с Силой. Дуку суров, у него резкий и властный голос, но Энакин знает, что Дуку любит его учителя: после смерти Квай-Гона, который был его учеником, Дуку больше не с кем поделиться своими взглядами на состояние Ордена, тянущими в совокупности на государственную измену и попытку свержения джедайского строя. Сначала Дуку не хотел говорить с Кеноби при Энакине, но учитель настоял, и теперь Энакин знает о Совете больше, чем любой из его членов.

Для Дуку учитель поет совсем другие песни: о Сиде, верным мечом смирившем врагов и защитившем честь своей семьи, о Роланде, павшем в неравном бою и вспоминавшем в последней молитве своего короля.

Роланд скончался, он в раю теперь.

Карл в Ронсеваль вернулся наконец.

Там ни тропинки, ни местечка нет,

Где б не лежал убитый на земле...

Энакин всегда думает, что Роланд — это магистр Квай-Гон, тело которого в боевой одежде и с мечом в руке лежит в ледяной глыбе на Серенно, а скорбящий о племяннике император Карл — это Дуку, который всякий раз в этом месте скорбно подпирает правым кулаком щеку, а пальцами левой барабанит по кривой рукояти своего меча. Энакин прекрасно помнит, что Квай-Гона убил ситх, и хотя Оби-Ван тогда отомстил за учителя, должен быть еще второй. Поэтому Энакин не удивляется, когда после песни Дуку наклоняется к нему и, вглядываясь в его глаза своими угольными глазами, тихо говорит: «Когда он будет переманивать тебя, ты меня не подведи. Только позови меня, слышишь?» Энакин не совсем понимает, почему ситх должен открыться именно ему: над легендой об Избранном и непорочном зачатии Дуку и Оби-Ван всегда смеются. Но Дуку он верит.

А когда Оби-Ван заканчивает петь, они садятся играть в карты и жульничать при помощи Силы. Если с ними бывает Дуку, они играют двое на одного, потому что учитель и ученик должны всегда быть вместе и потому что Дуку может обжулить кого угодно, даже канцлера, Йоду и весь Совет. Правда, последнее время Энакин и Оби-Ван уже иногда у Дуку выигрывают. И когда Оби-Ван тасует карты, а Дуку рассказывает похабные истории о практическом применении Кодекса, Энакин уже совсем не грустит.

Энакин Скайуокер стоял над своим столом, лакированная поверхность которого обычно заменяла ему зеркало, и примерял спецназовскую беретку, выменянную за самопальную бомбу у странного человека по фамилии Фетт. Фетта привел Дуку, но учителю Кеноби Фетт не понравился, и уже через полчаса они знатно подрались. Учитывая то, что Кеноби был форс-юзером и бывшим другом Робин Гуда, Фетт мужественно сопротивлялся, но спасло его только то, что на шум явился магистр Винду. «Этот меня не любит, — заметил Фетт, — точно мне голову когда-нибудь оторвет». Фетт улетел в окно, но обещал вернуться, и Энакину он все же понравился, несмотря на мнение учителя: Энакин любил всех, кто не любит магистра Винду.

Спецназовская беретка положительно не шла к кудрям Энакина, и Энакин даже задумался о том, чтобы наконец постричься покороче, как того требует устав. Носить падаванскую стрижку с косичкой Энакина не мог заставить никто, а когда нелюбимый магистр Винду окончательно его достал, Энакин сделал себе дредды и предложил Винду считать падаванской ту косичку, которая ему больше нравится.

«Свет мой Силушка, скажи, — обратился Энакин к Живой Силе, терзаясь муками выбора, — да всю правду доложи: кто на свете всех сильней и девчонкам всех милей?»

«Ты прекрасен, спору нет, — тут же ответила Живая Сила. — Но беретка тебе не идет».

«Так и думал», — проворчал Энакин, пряча беретку в карман и накидывая на плечи старую пилотскую куртку.

Оби-Ван предупреждал Энакина, что у Живой Силы ревнивый и стервозный характер, что для большинства джедаев заканчивается целибатом, но Энакин, как всегда, не внял и решил попробовать сам. После нескольких скандалов в Храме и вызовов Энакина на Совет за непристойное поведение Энакин все же соблазнил Живую Силу лаврами родоначальницы могущественной семьи Скайуокеров. «Мы с тобой будем вместе править Галактикой», — беззаботно пообещал Живой Силе Энакин, рассудив, что если подвластной Галактики у него нет и не предвидится, то и беспокоиться о том, что придется ей делиться, вроде и незачем. С тех пор Живая Сила покрывала аморальное поведение Энакина не хуже Оби-Вана, и только иногда приставала к нему с вопросами, не пора ли жениться и остепениться. «Чтобы совершенствоваться, джедай должен тренироваться ежедневно, — отвечал Энакин, собираясь в очередную самоволку на пару денечков. — В Кодексе так написано».

— Аяла! — крикнул Энакин, подбегая к симпатичной твиллечке, на которую засматривались даже правильные джедаи. — Пойдем потренируемся вместе.

— Энакин, ты негодяй, — ответила Аяла и отвернулась, вспомнив, как на прошлой неделе Энакин пригласил ее почитать стихи и чем это закончилось.

— Но ведь я и нравлюсь тебе, потому что я негодяй, — шепнул Энакин, наклоняясь к ее шейке. — В твоей жизни было мало негодяев.

Для удачного соблазнения Энакину не нужна была помощь Живой Силы, и поэтому он не почувствовал, что настолько экзотические межрасовые отношения Живой Силе абсолютно не по душе. Хотя бы потому, что ждать от них появления клана Скайуокеров можно до скончания века. Поэтому совместная тренировка Энакина и Аялы закончилась довольно неловким положением с участием невовремя заглянувшего в зал магистра Винду и вызовом Энакина на Совет.

— Поздравляю тебя, Энька, — сказал в Силе Оби-Ван, стоя рядом с Энакином в центре Зала Совета, — ты балбес. Сколько раз тебе было говорено!

— Дядь Обик, как помолвка прошла? — тут же спросил Энакин.

— Нормально прошла, — внутренне улыбнулся Кеноби. — По крайней мере, Винду к нам не присоединился.

— Заседание по морального разложения поводу открытым должны мы считать, — объявил Йода.

— Фисто, ты ревнивый козел! — крикнул Энакин на всю Силу, пользуясь тем, что это нельзя запротоколировать.

— На рассмотрение выносятся развратные действия падавана Скайуокера по отношению к рыцарю Ордена противоположного пола, чье имя умалчивается по ее просьбе, — объявил Винду.

— Энакин торжественно клянется, что это больше не повторится, — выступил с заранее заготовленным заявлением Кеноби, который решил, что если вылетать из Ордена, то с музыкой. — Он осознал свою неправоту и навсегда прекратил свои предосудительные отношения с той, чье имя умалчивается по ее просьбе.

Члены Совета с недоверием посмотрели на Энакина, но по их взглядам Кеноби понял, что выгонять их из Ордена сегодня будут все равно.

— В настоящий момент мой ученик занят развитием отношений с другой девушкой, чье имя тоже умалчивается по ее просьбе, — ехидно заявил Кеноби и обвел магистров глазами, наслаждаясь произведенным эффектом.

Вероятно, Энакина и Оби-Вана после такого заявления выперли бы из Ордена еще до рассмотрения дела, если бы в Зале не появился магистр Дуку, сопровождаемый огромным железным насекомым, которое зыркало на всех желтыми биологическими глазами и иногда вставало на задние лапы.

— Рассмотрение серьезных нарушений Кодекса должно производиться в присутствии всех членов Совета, — объявил граф Дуку, садясь на свое место. — Гривус, к ноге!

— Убивать, убивать, убивать проклятых джедаев! — захрипел Гривус, усаживаясь около кресла Дуку. Дуку небрежно пнул его ногой в профилактических целях. — Дуку хороший, остальных убивать, убивать!

На туловище Гривуса ритмично покачивались четыре световых меча, а по оценивающему взгляду, которым он обводил Совет, было заметно, что это не находка, а трофей.

— Механизмов с биологическими частями создание законом запрещено, — объявил Йода, с опаской смотря на Гривуса.

— А армией клонов джедаям командовать можно? — парировал граф Дуку. — Я не вспоминаю позорное голосование в Сенате, — Дуку взглянул на Винду прокурорским взглядом. — Но мнение Кодекса по этому поводу однозначно.

— Учитель, сматываемся, — тихо сказал в Силе Энакин. — Дуку вызывает огонь на себя.

Падаван Скайуокер души не чаял в павшем магистре Квай-Гоне, и даже в Живой Силе, пока она к нему не приставала, за то, что они нашли ему такого учителя. В Храме шла обычная джедайская жизнь. Сотни падаванов стояли на голове для лучшего контакта с Силой, десятки тренировались со световыми мечами, а некоторые даже пытались походить на носу. Падаван Скайуокер сидел на кровати в набуинском дворце рядом с сенатором Амидалой и наигрывал на гитаре хулиганскую песенку:

I don’t give a damn ‘bout my reputation.

You’r living in the past, it’s a new generation.

A jedi can do what he wants to do,

and that’s what I’m gonna do.

An’ I don’t give a damn ‘bout my bad reputation.

Первые несколько дней ухаживания Энакин потратил на романтичные и трогательные жесты, но натолкнулся на жесткий отпор правильной и непорочной сенаторши. Но потом Энакин догадался, что Падме на самом деле нравятся плохие парни с брутальными манерами, и эта тактика сработала просто великолепно. Энакин опасался только того, что Падме когда-нибудь родит ему дочь, потому что в этом случае спустя положенное время он наверняка станет тестем уголовника или контрабандиста.

«Эничка! — вдруг позвалала Живая Сила. — Сынооок!»

«Да, маманя?» — тут же откликнулся Энакин, хотя он до сих пор не мог понять, как он мог появиться на свет от двух женщин. Поначалу его это раздражало, и он постоянно объяснял Живой Силе, что его мать гетеросексуалка и вообще человеческая анатомия устроена вполне определенным образом. Но переупрямить Силу было труднее, чем заставить Йоду признать неправоту Кодекса, и несколько лет назад Энакин сдался. В обмен на это Живая Сила позволила ему невозбранно рявкать в ухо Йоде «Ситхи в городе!» и скрываться неузнанным.

«Сынок, — жалобно попросила Живая Сила. — Пойди убей Палпатина, а?»

«Ну знаешь чего, — ошарашенно ответил Скайуокер, изо всех сил пытаясь в реале сохранить нормальное выражение лица, чтобы Падме не подумала, что ему не нравится ее платье, — немедленно скажи Оби-Вану, чтобы закусывал. Или лучше сразу скажи Сири, что он опять начал».

«Ну пожалуйста, — продолжала ныть Живая Сила, даже не обидившись на предположение Энакина, что ее святую всевидящесть могут затуманить пары алкоголя, хотя такое случалось сплошь и рядом. — Он злой, порочный, жестокий. Заставляет меня делать ужасные вещи. Он ситх, если ты хочешь знать!»

«Так отвесь ему сама, — предложил Энакин. — Или просто откажись с ним разговаривать».

«Не могу я, Эничка, — завыла Живая Сила в голос, так что Кеноби всхрапнул во сне и разбудил Сири Тачи, а Йоде вместо бесконечного света привиделся в Силе похабный и идеологически чуждый значок инь-янь. — Люблю я его, окаянного. Он знаешь какой — сильный, властный. Как схватит меня — у меня аж все захолонёт...»

«Ну, мамаша, — удивленно сказал Энакин. — В вашем возрасте с такими вещами пора завязывать. Ладно, разберемся».

Сразу после Живой Силы по дальней связи позвонил боевой магистр Дуку.

— Здорово, молодой! — рявкнул Дуку своим командным голосом, от которого у дроидов выгорали все микросхемы, а клоны от страха сворачивались в спираль ДНК. — Где мой внучатый ученик?

— Что я, сторож учителю своему? — ответил Энакин, выходя с передатчиком в соседнюю комнату. — У него медовый месяц, просил не беспокоить.

— Быстро найди мне этого мелидского партизана, — приказал Дуку. — И дуй сам на Корускант.

— Чего это? — с неудовольствием огрызнулся Энакин, понимая, впрочем, что с Дуку лучше не спорить.

— Заезжал тут ко мне на днях Палпатин, — раздраженно сказал Дуку. — Совсем из ума выжил, некрофил-самоучка. Драться лез, склонял к сотрудничеству. Золотые горы сулил: говорил, будешь мне беспрекословно подчиняться, звать меня наставником и повелителем, а я тебе все тайны открою, когда их сам узнаю. Выскочка чертов. Я граф, а он что за хрен с горы?

— Он ситх, — сообщил Энакин. — Живая Сила на него жаловалась.

Дуку угрожающе хмыкнул и отключился.

Канцлер Палпатин строил свои коварные планы даже во сне. На этот раз ему приснилось, как его ученик граф Дуку, который по возрасту ему в отцы годится, похищает его с целью провокации и заманивания на Темную Сторону юного и перспективного джедая Скайуокера. «Вот поймаю я Энакина, — мечтал во сне Палпатин. — Шкварок нажарю. И сделаю его адмиралом. На флоте, поди, дураков много, а адмиралов мало».

В этот момент Палпатин проснулся и почувствовал, что он лежит не на кровати. Руки и ноги канцлера были прикованы к каменному полу силовыми полями. Вокруг было темно, лишь слева на его лицо падал тусклый свет. Там под старой неяркой лампой сидел герой его сна граф Дуку и натачивал антикварный топор. В Силе шли довольно зловещие переговоры.

«Мамаша, не хвилюйтесь, — убеждал Живую Силу Энакин. — Отдавайте Квая, а мы вам этого садиста представим в лучшем виде. Можем даже тушку зажарить».

— «Есть в графском парке черный пруд, — начал напевать граф Дуку, продолжая натачивать топор, — там лилии цветут. Там лилии цветут, цвееетут...»

Палпатину стало не по себе.

— Послушайте, граф, — робко позвал он. — Хотите вместе править Галактикой?

— Идите вы, канцлер, — лениво ответил граф Дуку. — Мне на Серенно своих идиотов хватает. Да и не хочу я из фамильного поместья на ваш Корускант переезжать. «Есть в графском парке черный пруд...»

Тем временем Оби-Ван втащил в полосу неверного света большую колоду. Энакин и Живая Сила ударили по рукам.

— Вы не имеете права! — закричал Палпатин, безуспешно пытаясь освободиться. — Вы будете отвечать за это!

— За твою поганую шкуру, — значительно сказал граф Дуку, доточив топор, — я буду отвечать только перед своей совестью джедая и памятью предков.

Откуда-то из темноты вышел Энакин, поддерживая под локоть обалдевшего Квай-Гона, который протирал глаза и удивленно ощупывал свое тело. Дуку прислонил топор к колоде и крепко обнял своего ученика. Оби-Ван протянул учителю фляжку. Квай-Гон жадно приник к фляжке, потом выдохнул, вытер усы и матерно выразился.

— Живой! — хором заключили Дуку и Оби-Ван.

— Энакин, — отчаянно зашептал Палпатин, — Энакин, остановите их. Мы же с вами современные люди. Это средневековая дикость! Ну да, я нарушил этот Кодекс, но я готов признать свои ошибки! Клянусь, я больше не буду! Ну разрешите мне пойти в прокуратуру! Разрешите мне сдаться властям!

Магистр Йода прожил долгую жизнь и успел привыкнуть к капризам Силы, но на этот раз ей удалось его удивить.

«Ты отправишься в систему Дагоба, — заявила ему Живая Сила ни с того, ни с сего, — там ты найдешь джедая, которого ты должен обучить».

В отличие от Энакина, который в ответ на такое послал бы Живую Силу на Татуин бабочек ловить, Йода привык слушаться коварную советчицу. Он послушно сдал все дела своему ученику графу Дуку, забрался в звездолет и пилил через всю Галактику до тех пор, пока, слушаясь Живую Силу, не посадил звездолет в болото.

— У мальчика нет терпения, — пробормотал Йода, созерцая обросшего бородой канцлера Палпатина, который взмахом руки поднял звездолет Йоды из болота только для того, чтобы убедиться, что на залитом водой двигателе далеко не улетишь. — Много гнева в нем. Следует дать ему вкусной еды. Да, вкусной еды! — и магистр Йода начал выковыривать посохом из земли малосъедобные коренья.

Если бы Йода мог слышать Живую Силу так, как ее слышали граф Дуку и все научившиеся от него, Йода услышал бы, как Живая Сила злорадно напевает Палпатину женскую песенку, обвивая его своими волнами.

«С Йодою не справишься, век ты будешь мой. Ой, как ты мне нравишься, оёёёй!»