Забытый кофе (джен)

— Гарри! — дверь открывается, являя друзьям их подругу. — Рада вас видеть, Виктор, Манон! Как добрались? Гарри вас встретил? У тебя же отгул после ночной смены, устал, скорее всего, — пожурив, она пропускает его внутрь и добавляет, — проходите, проходите в дом, не стойте на пороге.

— Мне было совсем не трудно, тем более у меня выходной — хожу к своим друзьям, чем не отдых? — оправдывается Гарри, но Гермиона не верит ему и не винит.

— ‘Арри сказал, что вы просили его встретить нас. Это так любезно с его стороны, мы даже не знали, что у него выходной, — сдала с потрохами.

— Не припомню, что просила тебя об этом. Ты целый месяц чуть ли не ночевал в министерстве, а потом на улице, в засаде. Ты дома не бывал! Что скажет Джинни обо мне? Что я ужасный начальник, не позволяющий подчиненным отдыхать даже в законный выходной? — Это был запрещенный прием. Не стоило упоминать об этом.

— Просила, помнишь, ты как-то упоминала на кофе-брейке, что Виктор и Манон прибывают, и еще про поляков. — он снисходительно улыбается, будто она забыла такую очевидность.

Гермиона не понимает его логики: делать вид, что все хорошо, и до последнего не понимать, о чем идет речь, но все же при первой же возможности, сбегать из дома, сбегать от Джинни и их ссор. И оправдывать себя теми же дежурствами, ночными операциями, отчетами. Нет, она его не винит, она сама так сбегает от прошлого, закапываясь в документах. Она винит себя, что как его начальник позволяет ему хорошо выполнять свою работу. Что она подавляет раздражение, когда иногда по утрам видит Теодора Нотта, о котором все знают, точнее все, кому надо. И Гермиона тоже знает. Она знает эту сплетню о том самом Нотте и авроре-рогоносце.

— Манон, как ты себя чувствуешь? Путешествие тебя, наверное, утомило, присаживайся. Тебе кофе не предлагаю — не рекомендуется, но мальчикам-то — можно.