Забытый кофе (джен)

Именно так надо просыпаться: неспешно, немного лениво, и, открыв глаза, бездумно смотреть в потолок. Уже после, когда заполнишь желудок кофе, вспоминаешь, что на сегодня запланировано. В полусонной дрёме идешь на кухню, турка уже стоит в одиночестве на столе: никто её никуда и не переставлял — все равно нужна будет завтра. На полу — мешок молотого кофе, конечно, лучше перемалывать непосредственно перед приготовлением, но сойдет и так, давно уже никого не волнует. Запаха уже почти нет, хотя иногда, чувствуются нотки давно забытого аромата и Гермиона вспоминает...

Смех, что когда-то звучал в этом доме. Разбросанные игрушки вперемешку с погрызенными книгами и мужскими носками. Свои замечания по этому поводу, на которые отвечали виноватой улыбкой, а она все прибирала. Плакаты «Пушек Педдл» на всю стену, она даже иногда признавала, что это удачное дизайнерское решение, иногда, по утрам. Нудное бурчание Рона, перемалывающего зерна, это уже было как ежедневный ритуал, будивший ее по утрам. Этот запах присутствовал в доме всегда, и все было пронизано им и говорило: здесь мой дом.

Уходит аромат, уходят и воспоминания. И эта чертова метла, которую они выпросили. Да, и метла. Потому что потом…. Потом Гермиона яростно превращала все запасы зернового кофе в порошок так, что он напоминал пепел. Хотелось занять руки чем-нибудь, без магии. Горький запах въедался в Гермиону, раздражая своей настойчивостью. Когда руки дрожали уже от усталости, а коричневый пепел покрывал пол, стало ясно, что получилось еще хуже: кофе не давал забыть. На пол полетели плакаты, заменявшие обои, выбрасывались вещи, книги, одежда, чтобы потом быть сожженными, — все они хранили эту противную вонь.

Именно так надо просыпаться: бездумно и неспешно. Заваривать кислый кофе, оставлять турку на столе, открывать блокнот, чтобы вспомнить планы на сегодня.

Сегодня были поляки. Отдел обеспечения магического правопорядка давно вел переговоры со своим польским коллегой, но окончательный договор о сотрудничестве до сих пор не был подписан. И в этот раз не известно с чем снова не согласятся делегаты.

Атриум встретил ее, как всегда, своей отчужденной погруженностью в дела. Стряхнув с платья остатки летучего пороха, она невозмутимо прошла мимо этой суеты, чтобы втиснуться в забитый людьми лифт.

— Подождите, — кричит опаздывающий сотрудник, на бегу поправляя одежду. Выглядит он помятым, но довольным, будто бы только что вскочил с кровати: незаправленная рубашка, пуговицы которой соединены не в правильном порядке, мантия не застегнута, а на голове хаотический беспорядок. Мужчина вбегает в лифт и, улыбаясь, рассыпается в благодарностях. Гермиона его узнает — это тот самый Нотт. Подумать только, появиться публично в таком непотребном виде — непростительная наглость! Гермиона позволяет себе только поджать губы, выражая недовольство. Теодор Нотт это видит, и его улыбка становится неуверенной:

— Доброе утро! — сегодняшний кофе для нее был мрачноватым и испортил настроение на весь день. А кто-то и без бодрящего напитка прыгает с самого утра, наставляя рога, уж она-то знает кому.

— Доброе, мистер Нотт.

И через некоторое время, наконец-то, покидает его неприятное общество: лифт остановился на пятом уровне. Встреча должна была проходить в отделе международного магического сотрудничества, под чутким руководством которого все и началось. Гермионе оставалось лишь присутствовать на переговорах, в качестве главы отдела правопорядка, и время от времени отклонять любые предложения международников, подразумевающие более тесное сотрудничество, чем необходимо. Вот еще, пускать во внутренние дела каких-то поляков она не намерена.

— Гражданин магической Польши относится к нашей юрисдикции, — пророкотал лысоватый поляк. Чувствуется славянский акцент: слишком грубое «эр», слишком открытые гласные, даже шотландцы или ирландцы говорят мягче, но слышится и присущая полякам особенность — шепелявые звуки, напоминающие холодный зимний ветер, резкий и свистящий.

— Преступления, совершенные на территории магической Великобритании, рассматриваются Визенгамотом, без исключений. Или вам напомнить случай мистера Збигнева Кожемяки, которого мы передали вам в порядке экстрадиции? Но польский суд оправдал его, и ваш гражданин вновь развернул торговлю незаконными ингредиентами у нас!

О, этот прохиндей попортил много нервов ей и другим. Гарри много раз пытался поймать его с поличным, но этот скользкий тип каким-то образом выворачивался: на все у него было объяснение и ворох поддельных бумажек. И вот, этот мерзавец снова торгует в Лютном. Аврорат целый месяц разрабатывал план, и уже как неделю сидел в засаде, Гарри лично руководил операцией — это дело принципа.

— Пан Збигнев — честный предприниматель! Да, его товар вызывает сомнения, но он не подпадает под категорию запрещенных, — свистит мистер Новак, красный от возмущения. Противный акцент, от него становится холодно. Болгары говорят приятнее, кстати, о них — Крам приезжает сегодня.

Кинг-Кросс в ноябре бывает тихим, все-таки студенты в это время в Хогвартсе, а остальные предпочитают сидеть дома: поздняя осень не вдохновляет на путешествия. На платформе девять и одна четверть стоял мужчина в алой мантии и ожидал прибывающих. Лет десять назад он сам был в похожем месте и решал, садиться ли ему в поезд или нет. Погода стояла странная, и почему-то вспоминался разговор с Дамблдором на платформе. Может из-за тумана? Из раздумий его выдернул свист приближающегося поезда: международный Ла-Манш-экспресс. Это прибыл Виктор Крам с супругой.

— Хей, аврор! Сколько лет, сколько зим! — болгарин приветствовал его медвежьими объятиями и представил своей супруге, низкорослой француженке Манон.

— Рад вас видеть на нашем туманном острове. О, Манон, вы очаровательны, — француженка отнекивалась, — Нет-нет, поверьте мне, отцу двух непосед, беременность вас, женщин, только красит! Увы, Гермиона не смогла вас встретить и просила ее извинить. Скорее в машину — тут холодно, приглашаю вас к себе. Джинни испекла чудесный пирог с почками, а уж потом я передам вас в заботливые руки нашей подруги.

Так как передвигаться магическим способом в состоянии миссис Крам было нежелательно, Гарри заранее взял служебную машину. Насколько Поттер знал, это была не первая беременность Манон, но все они заканчивались трагически: какое-то проклятие. Континентальные колдомедики были бессильны перед ним, и только в Мунго еще чем-то могли помочь.

— …а потом он как дернется вправо — я еле успел поймать снитч!

Они уже давно прибыли на Гриммо. Джинни, как и положено добропорядочной хозяйке, накормила всех и теперь рассказывала француженке веселые истории с тех времен, когда она носила Джеймса и Лили.

— Этот Уизли, как непробиваемая стена: редкий квоффл проскочит мимо него! Для того, чтобы вчистую не проиграть «Педдлам», приходилось ловить снитч еще в самом начале игры!

Гарри давно не разговаривал про квиддич: то дежурства, то отчеты, а метлу он видел, наверно, только во снах. Иногда он себя спрашивал, а не разучился ли он летать? С Виктором они быстро нашли общий язык, все-таки квиддич объединяет.

— Да, он был отличным вратарем, — и мысленно добавляет: «он с шестого курса ночами тренировался, кто же думал, что его затянет в профессиональный спорт», — Гермиона, скорее всего, уже у себя, я бы предложил, конечно, погостить у меня, но сам понимаешь — дом не такой уж и большой.

Ложь. Дом на Гриммо в свои не лучшие деньки умещал целый Орден, просто Гарри так легче обманывать себя. Ложь. Он просто не хочет, чтобы кто-то увидел обратную сторону их семейной жизни. Просто он не хочет признаваться себе, что с Джинни у них не все гладко, как прежде. Что Джинни… Ложь. Еще одна ложь, для всех и для себя.

Они засобирались, от площади Гриммо до коттеджа "Роуз" всего час езды. Возле автомобиля, когда Джинни была далеко, чтобы услышать, а француженка в машине, Гарри резко останавливает Крама:

— Не упоминай при ней Рона.

— Гарри! — дверь открывается, являя друзьям их подругу. — Рада вас видеть, Виктор, Манон! Как добрались? Гарри вас встретил? У тебя же отгул после ночной смены, устал, скорее всего, — пожурив, она пропускает его внутрь и добавляет, — проходите, проходите в дом, не стойте на пороге.

— Мне было совсем не трудно, тем более у меня выходной — хожу к своим друзьям, чем не отдых? — оправдывается Гарри, но Гермиона не верит ему и не винит.

— ‘Арри сказал, что вы просили его встретить нас. Это так любезно с его стороны, мы даже не знали, что у него выходной, — сдала с потрохами.

— Не припомню, что просила тебя об этом. Ты целый месяц чуть ли не ночевал в министерстве, а потом на улице, в засаде. Ты дома не бывал! Что скажет Джинни обо мне? Что я ужасный начальник, не позволяющий подчиненным отдыхать даже в законный выходной? — Это был запрещенный прием. Не стоило упоминать об этом.

— Просила, помнишь, ты как-то упоминала на кофе-брейке, что Виктор и Манон прибывают, и еще про поляков. — он снисходительно улыбается, будто она забыла такую очевидность.

Гермиона не понимает его логики: делать вид, что все хорошо, и до последнего не понимать, о чем идет речь, но все же при первой же возможности, сбегать из дома, сбегать от Джинни и их ссор. И оправдывать себя теми же дежурствами, ночными операциями, отчетами. Нет, она его не винит, она сама так сбегает от прошлого, закапываясь в документах. Она винит себя, что как его начальник позволяет ему хорошо выполнять свою работу. Что она подавляет раздражение, когда иногда по утрам видит Теодора Нотта, о котором все знают, точнее все, кому надо. И Гермиона тоже знает. Она знает эту сплетню о том самом Нотте и авроре-рогоносце.

— Манон, как ты себя чувствуешь? Путешествие тебя, наверное, утомило, присаживайся. Тебе кофе не предлагаю — не рекомендуется, но мальчикам-то — можно.

Гарри приезжает поздно, нет, не потому, что ему не хотелось возвращаться. Хотя, может, отчасти и поэтому. Джинни все еще на кухне — свет горит.

— Дорогая, я вернулся, — громко говорит он с порога. Почему громко? Он сам не знает, но что-то внутри мерзко шепчет, рождая сомнения.

— Тише, дети спят, — Джинни чистит апельсины, их не было, когда он уходил.

— Ты купила фрукты? — он приближается к Джинни, хочет ее обнять, но она отодвигается.

— Да, еле успела до закрытия рынка. Ты поздно.

— Пробки, ты же знаешь, маглы в это время возвращаются домой, — Гарри берет другой апельсин и начинает отделять кожуру — по этикету цитрусовые должен чистить мужчина. Но у них не сложилось: жена питала слабость к этим фруктам, и они на пару разделывали оранжевые плоды.

— Ты мог бы аппарировать или воспользоваться каминной сетью.

Да, мог бы. Кислый запах ударяет в нос. Когда-то ему нравился этот запах, теперь — больше нет.

— Машина — служебная, мне нужно будет ее вернуть утром.

— Ты глава аврората, мог бы вернуть ее позже, или Гермиона могла бы. Да и Манон она еще не раз потребуется. Или ты будешь личным водителем Крамов? А когда ты дома будешь бывать? Тебя не было месяц! Знаешь, как я устала… — она снова начинает. Ее пальцы врезаются в апельсин, липкий сок течет по ладони. Она гневается, но праведен ли ее гнев? Она смотрит на него с упреком: когда все станет как прежде? И станет ли? «Ты, наверное, слышал», — шепчет ему злость. Ее зрачки расширяются, верно, она увидела, как исказилось его лицо. Жилка на виске бешено пульсирует — так всегда бывает, когда он не в духе.

Он отбрасывает сдавленный фрукт и поднимается наверх — сегодня он будет спать в гостиной.

«Она — мать моих детей», — повторяет про себя Гарри, а ладони все еще липкие от апельсина.

— Слышал, снова в отделе переполох, — бумажный самолетик пикирует на стол начальника подразделения. В секторе борьбы с незаконным использованием изобретений маглов было как всегда тихо, в отличие от остальных подразделений отдела: маленькая каморка без окон была как бы отрезана от общей суеты и бешеного ритма министерства. Но гнев начальства мог доходить и до них, если, конечно, выходить из кабинета.

— Это криворукий Пий зажевал отчет по торгашу: наложил заклятие копирования и зацепился за кипу бумаг, что у них всегда в управлении валяются, где ни попадя. А тем временем вонючая бурда из той адовой коробки разлилась на отчет. Кто же знал, что он Эванеско применит? Вот заклятия слиплись и бумажке конец.

— Пиздец им будет от Уизли.

— Уизли? Персиваль Уизли? Первый заместитель министра? А, а ему зачем отчет? — недоумевал молоденький паренек, только-только закончивший школу. Его назначили стажером при этом малочисленном секторе, видимо, кто-то считал, что два человека на подразделение это недостаточно, и как-то же надо наставлять молодежь. Например, когда приносить кофе. И так уж завелось, что перед тем, как зайти в кабинет, стажер Джейсон захватывал три стаканчика утреннего напитка, который выдавала кофемашина при входе на втором уровне.

Умудренные сотрудники разразились хохотом от нелепости предположения.

— Мистер Уизли даже подтереться им побрезгует, нужен ему этот документ как дементору соплохвосты на закуску, — отсмеявшись, пояснил старожил, — Я про бабу с яйцами, начальника нашего, Грейнджер.

И хлебнув из пластикового стаканчика, скривился:

— С тех пор как Уизли снова стала Грейнджер, у нас жутко отвратный кофе.

Чертов Пий Хаббот, вечно у него руки растут, откуда не надо. А в голове — мусорка. Но он сам виноват: нужно было сразу отдать отчет Грейнджер, ведь была такая возможность. А он все откладывал, вот в такие моменты дружба определенно мешает работе. Особенно, если вас связывают отношения начальник-подчиненный.

Сотрудники носятся из одного угла в другой: надо поднять уже рассортированные и убранные неизвестно куда документы. Поттер лично проконтролирует восстановление каждой строки отчета: предстоит бессонная ночь и домой он, вероятнее всего, не вернется.

На перерыве он накладывает первое и второе на поднос, а потом задумчиво крутит в руке апельсин — взять не взять? Злосчастный фрукт занимает свое место на подносе. Но, видимо, не хочет оставаться с ним и падает на пол.

— Господин главный аврор, вы потеряли, — мужчина протягивает ему своенравный апельсин.

— Благодарю, укатился видимо, — Поттер вежливо улыбается и ждет, когда оказавший помощь назовется.

— Теодор Нотт, стиратель памяти. Мы с вами учились вместе на одном курсе.

Почему все сложилось именно так? У Джинни нет ответа. Гарри тоже виноват во всем этом. Она, правда, хочет сохранить семью. Но, что это за семья, когда дети видят отца хорошо, если раз в месяц? На чем держится их брак? На прошлом — они привыкли быть вместе, и дети у них общие.

— Давай перекопаем эту грядку? Здесь посадим нарциссы, а рядом — желтые гвоздики.

Лили согласно улыбается и ловко начинает орудовать маленьким инструментом.

— А я... а я принесу лейку! Цветочкам, чтобы вырасти, нужна вода! — маленький Джеймс бежит на задний двор.

Вдруг лопата натыкается на что-то твердое: это статуэтка садового гнома, которую они потеряли года четыре назад.

— А! Гномик! Он сохранил его! — Лили радостно разбрасывает землю, чтобы достать игрушечного кролика.

— Что это? Кролик? — игрушка вся посерела и облезла: дожди и земля превратили ее во что-то страшное и несчастное.

— Да, помнишь рыжика? — Джинни не понимает и качает головой, — Ну, мальчика, помнишь, когда я была совсем маленькая, к нам приходил рыжий такой, всегда с тётей Гермионой. Мы тогда закопали кролика, чтобы он нашел Алису и вывел ее в страну чудес! А гномик сохранил его для рыжика, это все-таки его кролик был.

«Хьюго», — думает Джинни.

Гермиона клевала кофе. Виктор отказался, отдав предпочтение травяному чаю. Вкус напитка изменился: в прошлый раз, когда он с Манон гостил у нее, кофе был слаще и вкуснее. За эти четыре года многое изменилось. Гермиона закончила с ремонтом: крыша тогда немного протекала. Но Виктор не думал, что подруга решится на столь радикальные меры: новая мебель одиноко стояла в полупустой комнате, ее больше не занимает старенький диванчик, на котором любил развалиться Рон, льдисто-голубые стены гармонично вписываются в авторскую идею — Виктору не нравится. Он бережно укрывает жену пледом — ему холодно.

В Мунго ему говорят то же самое. Он уже слышал про магическое отторжение, вызванное разнополярностью резус-факторов. Про осложнение родительским проклятием. Виктор в какой-то мере стал специалистом в этой области. Он знает, что последние научные выкладки как магические, так и магловские признают их случай безнадежным. По отдельности. Но не вместе, маглы не признают существование проклятий, а маги редко изучают достижения медицинской науки. Мунго в последнее десятилетие принял на вооружение прогрессивную политику: все сотрудники проходят дополнительную интернатуру в магловском мире. Доктор объясняет, что они могут провести комплексную терапию, но гарантий нет.

Крам вышел в коридор — хочется курить, гадкая привычка — он курит уже восемь лет. В конце коридора открыто окно — холодно. Дым идет от сигареты — здесь не курят, но никто же не видит. Рядом коридор в соседний отдел, посетителей в отдел открытых переломов видно только с того места, где он стоит — проходит рыжеволосый мужчина, уставший и немного потерянный. Гермиона направляется к Краму — надо ее увести в противоположную сторону. Они разворачиваются, может, он и не вправе так поступать.

И все же зря. При выходе они все-таки пересеклись. Манон аккуратно обращает его внимание на переговаривающегося с колдомедиком посетителя. Виктор может даже не оглядываться: догадывается, что Гермиона побледнела.

Некстати вспоминается стремительная карьера друга в спорте: запасной игрок, вратарь «Пушек Педдл», а после и английской сборной, тренер команды. А потом он ушел из профессионального спорта. Крам переписывался с ним время от времени — друг хотел найти себя где-то вне спорта, но далеко от квиддича он не смог уйти. Рон занялся узкоспециализированной артефакторикой: созданием систем безопасности для детских мётел. Его бизнес процветал, и метлы пользовались спросом. Виктор восхищался этой изящной и тонкой структурой плетения: быстрота и ловкость совместно с гарантией качества и безопасности. Хитрые чары не позволяют упасть никому. А также встроенные в каждую метлу распознаватели веса: слишком легкий наездник не взлетит выше метра.

Уизли их заметил — мягкий кивок. Рон смотрит на Гермиону, пытаясь растянуть это мгновение. А ей хочется поскорее уйти.

Манон уводит супруга ближе к регистратуре: не стоит вмешиваться туда, куда не просят.

— Идиоты! — главный аврор вскакивает со стула, отчет подождет. — Группа «альфа», «браво» полная боевая готовность. Код «красный», координаты два-два чарли-фокстрот. Живо подорвали свои задницы!

Серебристый патронус рассеялся, принеся дурные вести. Алые мантии закружились в воздухе, затягиваясь в аппарационную воронку. Группа «эхо», отправленная на перехват одного из клиентов Кожемяки, вышла на террористическую группировку. Эти неопожиратели планировали подорвать Бомбардой центр магловского Лондона. Теракты — это не уровень «эхо», но кто знал, что связи поляка выведут на них.

Маглы. Поттер не первый год в аврорате и знает, как работают оперативники.

И перед тем как аппарировать, он отправляет серебристого оленя к стирателям памяти.

— Как это понимать?! После ваших сотрудников остаются только руины! Чтобы прибрать за вашими бравыми аврорами, пришлось задействовать весь отдел магических происшествий и катастроф! — очередная головомойка от министра. Шестая за этот месяц.

— Аврорат исполнял свой служебный долг! — защищает она подотчетное ей управление.

— Грейнджер, но не такими усилиями! Да лучше бы они этого не делали!

— Господин министр, нам тогда что? Расформировать аврорат?! Без них уровень преступности будет ужасающе высок! — она согласна с министром, оперативники могли бы работать аккуратнее. Но это ее люди, ее подчиненные. Покидая министра, она хлопнула дверью, вымещая свое раздражение во вне.

На часах двенадцать — время обеда.

Три года назад министр решил, что разместить общую столовую на третьем уровне — отличная идея: казенное место не пустует, и сотрудники из разных отделов могут общаться в неформальной обстановке. Она окидывает взглядом помещение и замечает Гарри. В последнее время он часто проводит обеденный перерыв с ребятами из отдела катастроф. Генри Стамп из комитета по объяснениям для маглов и два стирателя: Дин Томас и тот самый Нотт. Гермионе это не нравится. Ей не нравится Нотт.

Пожалуй, она вернется к себе в кабинет.

Гарри заходит к ней в конце дня.

— Снова министр вызывал?

Гермиона вздыхает.

— Как всегда.

— Прости моих оболтусов. Я уже поговорил с ними по душам. Не стоит снова их прессовать — они понятливые, — он не хочет, чтобы подруга изводила свои нервы.

Гермиона улыбается. А потом напряженно смотрит на него.

— Ты что-то хочешь сказать?

Она набирает в легкие воздух. Да. Гермиона много чего хочет ему сказать. Например, про Нотта. Но отвечает:

— Тебе стоит отдохнуть.

Возвращается Гарри через Косой переулок, чтобы убедиться, что все спокойно.

— Молодой человек, — старушка обращается к нему и предлагает купить миртовое деревце.

— Что может быть лучше мирта в подарок любимой? — приговаривает женщина.

Мирт символизирует счастливый и крепкий брак. Гарри не суеверен, но считает, что приходить с пустыми руками к жене, прося прощения, не стоит.

В общем-то, этот кустарник означает еще и любовь. Которой между ними больше нет. Порой, в те редкие дни, когда он ночевал дома, он смотрел на спящую супругу и понимал — перегорело.

"У нас есть Джеймс и Лили", — говорил себе Гарри, но правда была в том, что он боится потерять семью. Он привык к Джинни, она и дети — его семья.

Джинни встретила с новостью:

— Я хочу развестись.

Только что купленное растение было брошено на землю, горшок разбился.

Кофе заканчивается. Обычно, когда такое происходит, Гермиона посещает один магловский магазинчик на Бродвей маркет. Она заранее просит перемолоть ей робусту, так, чтобы прийти вечером и расплатиться за неароматный порошок. И сегодня она не глядя берет пакет и возвращается к себе.

Эта схема никогда не давала сбоев. Но не в этот раз. Может, новая продавщица забыла о ее предпочтениях, может, Гермиона сама виновата — взяла не тот пакет. Все может быть. Придя домой, Гермиона видит в пакете черные зерна.

Она решает спрятать их в шкаф, как можно глубже. Передвигает пустые банки и натыкается на что-то металлическое. Кофемолка. Гермиона проводит пальцами по медному корпусу. Они приобрели ее через год после рождения Хьюго. Взамен той, старенькой, наполовину деревянной, что он сломал.

Ей нравится этот необычный узор по медному краю — она влюбилась в него с первого взгляда. Выкинуть кофемолку тогда рука не поднялась. Гермиона улыбается, вспоминая как Рон объяснял сыну, как правильно перемалывать зерна.

В дом вторгается Гарри, его кулаки трясутся — он чем-то расстроен. Ну что ж, сегодня будет нормальный кофе.

— Почему, Гермиона? Я знаю, что мой график работы не вызывает одобрения у нее. Виноват, признаю. Но почему именно так? Я стараюсь, и правда хочу сохранить нашу семью, — он споласкивает турку.

Стараешься. Разумеется. Гермиона крутит ручку кофемолки: зерна не поддаются и скрипят, наконец-таки, раскалываясь.

Они молчат.

— Ходят слухи... — неуверенно начал друг.

Рука замирает.

— Нашел чему верить — сплетням. Людям просто нечем заняться — вот и выдумывают, а чужая жизнь, особенно героев, часто обрастает пикантными подробностями. Относись к этому проще, — зерна перестали хрустеть, можно уже заваривать, — Вот, на четвертом курсе, помнишь? О тебе тоже много чего говорили. Многие поверили россказням жучихи, но ты-то знаешь, что это не правда.

Кухню наполняет давно забытый аромат.

— Поговори с Джинни, думаю, она погорячилась. Ты же знаешь, она эмоциональная, но отходчивая.

Гермиона считает, что поступает правильно, но почему же так гадко на душе?