Страшная сказка (джен)

Что он тогда расследовал? Это точно был Ник — с ветром в голове и шилом в пятой точке, — и его точно кто-то пытался убить. Но кто?

— Не помню, кто, — мучительно морщась, пробормотал Шон и стиснул виски пальцами. Что-то мешало в голове, застряло, словно шип, только он никак не мог нащупать и вытащить его.

— Их всех убили при задержании, — продолжал Ник. — Полагаю, не случайно? Что ещё тогда происходило?.. Через неделю вы сдали на сержанта… А тогда у вас день рождения был — помните? Как раз в тот день, когда дело закрыли. Я вам кекс со свечкой принёс.

Шон перестал тереть виски. Кекс он помнил. Маленький, кошмарно-розовый, и свечка — витая, в синюю и желтую полоску — была воткнута в него не сверху, а сбоку, чтобы не повредить помадку, из-за чего казалось, будто кекс готовятся взрывать динамитной шашкой.

— С днём рождения, детектив! — объявил «щенок», жизнерадостно сверкая глазами, и повернул кекс горящим витым «хвостиком» к Шону. В таком положении кекс выглядел ещё негостеприимнее. — Желание загадывайте.

Кекс был вкусным — это он помнил.

— Что вы тогда загадали, не знаю. Не признались — мол, тогда не сбудется.

— Ну, теперь-то уже можно, — усмехнулся Эрик. — Скажешь ему?

— А он знает? — удивился Ник.

— У меня очень обширная сеть информаторов, — Эрик, виновато улыбнулся и развёл руками.

— Только моя голова к ней не относится, — мрачно проговорил Шон и невольно огляделся. Каменные стены и серый мир за окнами выглядели по-прежнему вполне материальными, он всё ещё чувствовал усталость и холод, вязкую сухость во рту, привкус желчи, запах гари и падали, но кекс он помнил, и загаданное желание, и то, что никогда не произносил его вслух. — Значит, Кроатон? Наверное, запомнил меня и решил отомстить после спячки. Ник, даже если не получится меня изъять, сожги эту тварь.

— Все уже готовы, кругом полно бензина — нас ждут, — с облегчением вздохнул Ник. — У вас два бутылька — это наши билеты отсюда.

Шон вытащил из карманов флаконы с водой и вгляделся в них на просвет.

— Себе на всякий случай возьми «Живую», — подсказал Эрик.

Шон подал флакон с зелёным листиком ряски Нику, но тот покачал головой и протянул руку за другим.

— Он прав. Я в них не верю: мне что «Живая», что «Мёртвая», что водопроводная, — для меня любая станет выходом, а для вашего разума «Мёртвая» станет ловушкой. И я правильно понимаю, что последний этап миссии — напоить меня «Живой водой»? Капитан, только не сомневайтесь. Увидев, что я «умер», вы захотите завершить миссию. Не делайте этого.

— Тогда нам стоит выпить одновременно, — предложил Шон, откупоривая свой флакон.

Ник вытащил пробку, попытался выковырнуть мизинцем плавающие на поверхности чёрные хлопья, но не преуспел и махнул на них рукой.

— Ладно, до встречи на той стороне, — сказал он прежде, чем выпить.

Шон отстал лишь на миг — промелькнула мысль: а убьёт ли его «Живая вода»? Впрочем, «правильная» смерть вовсе не являлась условием выхода, необходим был сам факт приёма пищи или воды. Снадобье до горла не добралось — будто сразу впиталось в пересохшую слизистую рта вместе с листиком ряски, всего полглотка разбудили тянущую, непереносимую жажду, живот заныл от голода, но больше с Шоном ничего не происходило. А Ник выронил флакон, пошатнулся и грузно свалился ему под ноги.

— Великолепно, — Эрик гулко поаплодировал и вальяжно спустился с пирамиды. — Нет, правда. Даже не думал, что всё получится так просто.

Шон лихорадочно огляделся, но ничего вокруг не менялось, не менялось и его состояние — измученное, но бесконечно далёкое от смерти. Эрик же смотрел на него со смесью самодовольства и жалости.

— Ты бы хоть проверил, точно ли я знаю, какое желание ты загадал. Но нет, хватило лишь намёка.

Во флаконе оставалось немного. На просвет в нём виднелась крохотная капля у самого дна. Шон перевернул бутылёк, но она не сдвинулась, и всё же, если постараться…

— Да перестань, — протянул Эрик и сочувственно похлопал его по плечу. — Ты ведь обещал ему, что не станешь завершать миссию — вот и держи своё слово, дорогой брат.

— Обещал, — кивнул Шон и опустился на колени. Пустые глаза Гримма, огромные, широко распахнутые, удивлённо глядели на каменный пол. Перевернув Ника лицом вверх, он осторожно опустил ему веки и задержал ладонь на плотно сомкнутых губах. — И сдержу.

— Ну что, четвёртую дозу нести? Обратно пойдёшь? — послышался далёкий, приглушённый толстыми упругими стенками голос Монро.

— Надеюсь, теперь у тебя не осталось сомнений, — покровительственным тоном начал Эрик, вышагивая перед коленопреклонённым братом, — возвращаться ли в семью…

— Не будет никакой четвёртой, — отрезал голос Рыжехвоста, хозяйки лавки специй и чая. Розали, так её звали, ещё один друг Ника. — Ему и в третий раз не стоило идти. Ник, Ник, возвращайся. Всё хорошо, ты в реальности. Монро, ну какой может быть четвёртый заход? Ты посмотри на него!

— Ник, давай чувак, просыпайся. Попробуй что-нибудь сказать, — обеспокоенно позвал Монро. — Он же Гримм. Сейчас отдохнёт немного и…

— Не будет никакого «и». Время вышло, ничем уже нельзя помочь. Давай, выноси Ника и будем заканчивать…

Голоса смолкли. Тишина окутала его плотным коконом, ощутимым, холодным и влажным, мясистая живая масса сдавливала его со всех сторон, не давала пошевелить занемевшими конечностями.

— Получилось? — переспросил Монро. — Получилось?.. Хочешь сказать?.. Эй! Эй, парни, быстро вскрываем лист! Нож где?!

Тесный плотный мир пошатнулся, закачался во все стороны разом, что-то хрустнуло, заскрипела разрываемая на части плёнка, терпко запахло травяным соком. Чьи-то руки подхватили Шона со всех сторон и потянули наверх.

— Вот так подержите, — попросил заботливый голос Рыжехвоста. — И голову чуть ниже. Надо шип вынуть.

Его наклонили вперёд, придержали ладонью под лоб. В воздухе разлился острый запах спирта, над самым ухом брякнул пинцет, и в основании черепа возникло странное ощущение, будто из него вытягивают нечто тонкое, длинное и твёрдое. По коже густо потекло, но ручеёк тщательно укрыли повязкой, и Шона снова закачало в пространстве. Под нескончаемый гул, невнятные перекрикивания его куда-то несли, передавали из рук в руки, тянули наверх, и наконец положили на бугристую жёсткую поверхность. Открыть глаза не хватало сил. Нестерпимо хотелось спать, но мир вокруг был слишком живым, слишком шумным и беспокойным, и едва сознание заволакивала сладкая пелена забытья, как из глубины, из саднящей точки под толстой повязкой накатывал давящий страх. Постепенно начали проступать детали: тёплый воздух, напоенный запахами свежевскопанной земли, травы и бензина, шероховатая материя под пальцами и неровная поверхность под спиной, шаги, плеск в канистрах и голоса.

— Сколько ещё осталось?

— Две. Много — не мало, заливайте всё. Огнетушители здесь?

— Как он там?

— А где Розали?

— Сказала, сейчас вернётся.

Они забрали Ника из замка? Нужно убедиться прямо сейчас, ведь когда подожгут, он уже не сможет туда вернуться.

Шон с трудом шевельнулся, разлепил веки и, задыхаясь от тяжести в груди, попытался перевернуться на бок.

— Давайте, я вам помогу, — сказала Розали, усаживаясь рядом, и потянула его за плечи. — Как вы себя чувствуете?

Он сел, тяжело дыша, и огляделся вокруг. Ночь освещали яркие галогеновые фонари, у раскопанного входа в пещеру в подножии каменистого холма мелькали тени везенов. Едва ощутимый летний ветерок нёс удушливые волны бензиновых паров.

— Где Ник? — сипло выдохнул Шон.

— С той стороны холма. Вот, пейте. — Розали сунула ему в руки огромный пластиковый стакан с воткнутой в крышку трубочкой. — Это апельсиновый сок с яблочно-тыквенным пюре, в общем, с детским питанием. Вы провели в Кроатоне почти шесть часов, вам нужно восстанавливать силы.

Шон жадно потянул питьё через трубочку, но от первых же нетерпеливых глотков накатила дурнота.

— Медленнее, не торопитесь, — посоветовала Розали. — Так как вы себя чувствуете? Догадываюсь, что не очень…

— Спать хочу. Что он там делает, с той стороны холма?

— Сидит с огнетушителем. Мы пытались его отправить в машину или посидеть здесь, но он рвался что-нибудь делать, а там всё поросло спорами: двое наших заразились, пока заливали поляну — им теперь нужно длительное лечение. Так что, когда полыхнёт, за поляной будет присматривать Ник. А что спать хочется, это нормально: Кроатон накачивает пищу снотворным. Скоро организм его нейтрализует, а пока, если хотите спать — спите, только сок допейте. Я пойду к машинам, присмотрю за нашими заражёнными.

Розали поднялась с подстилки и ушла в противоположную от холма сторону. Шон оглянулся: чуть поодаль освещённые двумя фонарями стояли в ряд три стареньких пикапа, внутри одного, распахнув дверцы, сидели те самые двое.

Повязка вокруг шеи сбилась и уже явно больше мешала, чем приносила пользу. Шон осторожно её снял и, снова жадно потянув сок, пригляделся к ватно-марлевой подкладке. Кровь, пропитавшая её насквозь, свернулась и уже подсыхала, а значит, наматывать свежую необходимости не было. В глаза бросился галстук, смятый и сбившийся на бок. Шон стянул и его, затем внимательно ощупал пиджак и ремень. Странным было даже не то, что Кроатон намеревался переваривать его вместе с одеждой, похоже, его не смутили даже вошедшие в рацион полицейский значок и пистолет. Либо по окончании он просто сплёвывал все непереваренные части жертвы. Вполне вероятно, чувствуй Шон себя лучше, он бы тоже с удовольствием станцевал вокруг погребального костра твари, в былые времена поглощавшей целые поселения, но, когда сок захлюпал на донышке, снова накатила сонливость, и он предпочёл лечь на подстилку, посмотреть в чистое звёздное небо и провалиться в сон без сновидений.

Вряд ли ему дали много времени. Первым, кого Шон увидел, когда открыл глаза, был Монро. Следом он лихорадочно отыскал взглядом Ника, чиркающего зажигалкой у входа в пещеру, и успокоился.

— Сейчас поджигать будем, — повторил Монро. — Давайте, я провожу вас к машине.

Шон сонно кивнул и поднялся на ноги. Чувствовал ли он себя лучше, оценить было сложно, но дышалось уже легче, да и на ногах он держался. Потрошителю даже не пришлось ему помогать, он просто шёл рядом на всякий случай, а потом распахнул перед ним дверь. Шон забрался на заднее сидение и почти уже заснул, когда рядом снова возник Монро.

— Капитан, мы у вас дома книгу взяли — лежала в гостиной на диване, — пояснил он.

Шон опустил глаза — Потрошитель протягивал ему «Фольклор восточных славян», подарочное издание в бархатистой красной обложке.

— Пусть тут полежит, там сейчас жарко будет, — сконфуженно продолжал Монро, устраивая книгу на сидении. — Я её потом почитать попрошу. Ладно, не буду вам мешать, отдыхайте.

За спиной полыхнуло. Алые отблески заплясали на стёклах и зеркалах пикапа.

Следующее пробуждение было недолгим. На водительское место садился Монро, рядом с ним — Розали. Шон приподнялся на руках и огляделся по сторонам, в груди тревожно заныло.

— Всё сгорело, и всё потушили, — доложил Монро, заметив, что он проснулся. — Сейчас отвезём вас домой.

— Где Ник?

Розали удивлённо обернулась и указала пальцем за окно.

— Вон, садится к Баду.

Шон с трудом различил в темноте силуэт Гримма и успокоено лёг обратно.

Он понимал, что его куда-то везут. На коротком сидении спать было не очень удобно, но мерное покачивание убаюкивало, и потому направление и цель поездки его особо не волновали. И всё же его разбудил удушающий приступ тревоги.

— Где Ник? — приподнявшись, резко спросил Шон и огляделся по сторонам.

— Едет с Бадом прямо за нами, — терпеливо начал Монро, но Розали покачала головой и вздохнула.

— Тормози, — сказала она и, поднося к уху сотовый, обернулась. — Подождите, сейчас придёт.

Шон потёр глаза, отгоняя наваждение.

— Не надо, всё в порядке. Наверное, что-то приснилось.

Тяжесть сдавливала виски и затылок, веки неумолимо слипались, и хотя он уже устал от долгого сна и муторных пробуждений, ничего поделать с этим было нельзя. Шон потряс головой, сел прямо, но единственное, чего добился — уснул сидя. Сквозь сон он слышал, как хлопнула дверца, и когда в очередной раз в панике вскинулся, увидел рядом Ника и снова закрыл глаза.

— И что, — пробился сквозь дрёму хмурый голос Гримма, — так теперь всегда будет?

— Со временем навязанные воспоминания поблекнут, надо только подождать, — заверила Розали. — Он очень долго пробыл там. Нужны новые яркие впечатления, неожиданные события, чтобы разум быстрее начал отличать реальную память от внушения.

— Я даже не знаю, какое событие может быть ярче наших будней, — пробормотал Ник.

— Прыжки с парашютом, дайвинг, восхождение на Эверест, — перечислил Монро. — Что-нибудь, не связанное с везенами и преступлениями. Ты сам-то как?

— Я в порядке.

Пикап стоял на месте, и внутри никого больше не было. Шон вздрогнул, выглянул в окно и, увидев Ника, чертыхнулся. Сознание на этот раз оказалось ясным, и обратно в сон его не клонило, но чёрная паника всё равно всколыхнулась и отступила только при виде Гримма. Что ж, его миссия, навязанная Кроатоном, заключалась в спасении Ника, и он её провалил, но как долго его разум теперь будет цепляться за это воспоминание?

Ник с красным томиком славянского фольклора в руках пересадил друзей к Древогрызу Баду, что-то сказал им на прощание, махнул рукой проехавшей мимо третьей машине и пошёл обратно. Шон, пошатываясь, выбрался из пикапа и оглядел спящую ночную улицу.

— Ключи у вас с собой? — спросил Ник, задержавшись перед ним.

Шон поискал в кармане, вытащил связку ключей и запоздало сообразил, что стоит в двух шагах от собственного дома, с торца, и потому сразу не узнал. В молчании они перешли дорогу. Шон старался держаться ровно — с ногами у него был порядок, но голова кружилась, — и потому вопрос, провожает ли детектив его только до дверей, занимал второе место.

— Розали хотела остаться с вами, понаблюдать до утра, — неожиданно сказал Ник. — На всякий случай.

— Чтобы убедиться, что я адекватно воспринимаю реальность? — продолжил Шон.

— Честно? — Ник покосился на него и криво улыбнулся. — Я и сам не уверен, что мы выбрались. Постоянно кажется, что это всё — нереально.

— Активируй программу выхода, — сосредоточенно глядя под ноги, посоветовал Шон. — Кофе?

— Мне кажется, я рехнусь, если выпью кофе и внезапно снова очнусь в листе. Вначале я понимал, где нахожусь, но там… умирать по-настоящему больно, каждый раз. И постепенно всё стало путаться. — Ник невольно поёжился и тряхнул головой, словно отгоняя дурные воспоминания. — Ну, в любом случае, раз мне пока лучше быть в поле зрения, то остаюсь я, а Розали пусть едет домой.

Он замолчал и, нервно похлопывая книгой по ладони, чуть ускорил шаг — не поторапливая, а будто желая побыть наедине с мыслями. Волосы на его затылке слиплись и топорщились иголками в разные стороны, плохо смытый карминовый потёк спускался по шее к испачканному в крови воротнику. Шон невольно потянулся к собственному затылку и нащупал вспухшую ранку. Кожа вокруг занемела — ничего не болело и уже не чесалось — но пальцами он чувствовал исходящий от неё жар. Пожалуй, присутствие знахаря Рыжехвоста им бы не помешало, но и собирать у себя толпу гостей Шон желания не испытывал. Одного — более чем достаточно, и они правы: этим одним должен быть Ник.

Гримм отступил от стеклянной двери, пропуская Шона к кодовому замку, и зашёл вслед за ним в ярко освещённый холл. Дом спал. Каждый шаг, каждый вздох в звенящей тишине казался непозволительно громким, и Шон придержал неожиданно вспыхнувший в мыслях вопрос. Непроизвольно стараясь ступать как можно мягче, они поднялись по лестнице — ночной дежурный за стойкой управляющего отвлёкся от кроссворда и приветливо кивнул, Шон так же молча его поприветствовал и нажал кнопку вызова лифта. Мерное гудение, донёсшееся откуда-то с верхних этажей, разрушило безмолвие.

— Алиной была Розали? — негромко спросил Шон.

Ник поморщился.

— Вообще-то, я.

— У тебя неплохо получалось.

— У вашего воображения, — хмыкнул он и, по-прежнему морща нос, пояснил: — Я каждый раз был собой, и в первый — тоже, но вы почему-то увидели Монро. Я пытался с вами говорить, но вы как не слышали или слышали что-то своё. Потом мы вот, — Ник приподнял книгу, — пытались выяснить, что за мир выстраивает ваш разум, с этим хитрым русским камнем… Подумали, если играть по правилам, то сможем до вас достучаться, но не получилось.

Двери лифта открылись, они вошли, и когда кабина двинулась вверх, Ник продолжил, глядя в пространство перед собой:

— На третий раз я решил, что нужно появиться так, чтобы вы обязательно увидели меня мной, а не ещё каким-нибудь обречённым местным жителем. Кроатон, конечно, чувствовал угрозу и со временем находил способ от меня избавиться. Тогда уже ничего нельзя было сделать: попался — значит, завалил попытку. Оставалось успеть выйти до того, как он меня убьёт, — Ник нервно усмехнулся. — Гроб меня особенно впечатлил, с непривычки. Во второй раз было проще: прямо ягоды с цианидом, и даже под рукой, но разложение заживо я всё равно успел почувствовать.

Сказать ли ему, что Кроатон, получивший свежий человеческий мозг, способен испытывать боль, и вскрытие листов, и сожжение заживо были достаточной местью? Шон молча отвернулся к двери. Сложно было предугадать, впишется ли это знание в закостенелую мораль Гримма — зачем ему муки совести? А даже если и впишется, всё равно не принесёт удовлетворения. Если бы такое было возможно, он сам убивал бы эту тварь снова и снова, за каждое разумное существо, даже за тех, кто никогда не жил. Как осознать, что происходившее не имеет никакого значения, если память о Гиблых землях реальнее воспоминаний о сегодняшнем вечере? Он покинул участок, словно целую вечность назад, и скорее знал, чем помнил, что спустился на парковку, но до машины не добрался. В его голове всё ещё звучали крики и хруст костей, а ладони помнили тяжесть булыжника и склизкую гниль, уносимую ледяными водами реки. Монро жив — его он видел, и справиться с мыслью о железном гробе с огненной ловушкой с трудом, но удавалось. Однако Алины никогда не существовало. Не было маленькой девочки, похищенной из мира людей, не было навки, которой он обещал найти настоящий дом, не забывал он про семь отпущенных лет. Миром, созданным его воображением на основе читаемой книги, управляла воля хищной твари, управляла и его памятью — Кроатон заставил его забыть, Кроатон поставил цель устранить Гримма и, меняя правила на ходу, устранил Алину. Если бы всё это происходило в реальности… Он бы помнил? Он бы смог ответить на вопрос Эрика: кем не готов пожертвовать? Всё это не важно, ему придётся осознать, что он не виноват в смерти навки просто потому, что она никогда не жила.

— Самым сложным, — нервно улыбаясь, произнёс Ник, когда они уже подходили к двери квартиры, — было объяснить. Я и прямо пытался, и намёками, и подыгрывал, но иногда не понимал даже, о чём вы мне отвечаете. Как будто был какой-то сценарий: вы роль выучили, а я — нет. Интересно, как бы развивались события, если бы я не занял место этой русалки.

— Навки, — поправил Шон, открыв дверь и пропуская его вперёд.

Ник шагнул в тёмную прихожую, положил книгу на стеклянный столик, зажёг лампу на нём и обернулся.

— А в чём разница? Я ведь даже не знаю, как она выглядела.

Как ты, подумал Шон. Дверь неслышно закрылась, и прихожая погрузилась в полумрак. Глаза Ника сделались чёрными, как у навки, прячущей лицо за своими коленями, только свет лампы в них отражался ярче огонька свечи. Почти так же: тот же взгляд снизу вверх, те же чёрные волосы, только короче. Но лицо… Шон не помнил, какими оно было, в память врезался полусгнивший оскал под водной гладью, отслоившийся скальп, серые лоскуты мяса под скулами, — его реальность, которой никогда не существовало.

Он шагнул вперёд, понимая, что ему нужно почувствовать жизнь, иначе сойдёт с ума, понять, где настоящее, и что плоть не распадается от случайных прикосновений — обхватил затылок Ника ладонью, сжал липкие от крови волосы. Гримм отшатнулся, гулко зацепив ногой столик, — брякнула лампа, закачался ореол света — и оказался в углу, прижатый к стене. Наверное, стоило объяснить свои мотивы, если б взгляд его не был настолько потусторонним, и если б Шон сам был уверен, что именно делает, до боли стискивая волосы и запрокидывая ему голову. Он провёл пальцами по щеке Ника, грубо — продавливая кожу, царапаясь о дневную щетину — и склонился ближе. Ник почему-то молчал, безотрывно смотрел на него круглыми глазами и только твёрдо упёрся ладонями в грудь. Шон замер, ловя губами его быстрое неровное дыхание. От волос и одежды Ника несло гарью и бензином, но дыхание пахло солодкой и, возможно, немного корицей — вкусовым компонентом пробуждающего зелья. Три настойчивые попытки, и три дозы, принятые одна за другой — он даже на вкус был чуть сладковатым. Руки упрямо и твёрдо упирались в грудь, но на поцелуй Ник отвечал, еле слышно посапывая Шону в щёку и судорожно вздрагивая. Пальцы наткнулись на воспалённый тройной прокол от шипа: от ранки по затылку и шее растекался жар, и она всё ещё мокла. Шон опустил руки, вытянул его футболку из джинсов и, скользнув ладонью под неё — по напряженному прессу, горячей влажной коже — остановился над лихорадочно бьющимся сердцем. Ник всхлипнул ему в рот и перестал упираться — неуверенно, едва ощутимо провел пальцами по рубашке, завёл руки под распахнутый пиджак и прижался всем телом. Шон остановился. Кожа будто горела, воздуха не хватало, но в голове неожиданно прояснилось. Он отстранился, чуть касаясь влажных подрагивающих губ Ника и по-прежнему обнимая за плечи, убрал руку с его груди и неловко поправил футболку. Если сейчас ещё немного увеличить дистанцию, придётся посмотреть друг другу в глаза, и тогда Гримм уйдёт: сбежит или рассудительно согласится, что всё это безумие нужно забыть, и вежливо попрощается. Что Шон будет делать, когда искажённое сознание снова, после очередного пробуждения, потребует «найти Ника»? Но это сиюминутный вопрос — всё могло оказаться гораздо хуже. В их отношениях после истории с Джульеттой и так всё не просто, совсем не стоило испытывать их на прочность ещё и сегодня.

Долго они всё равно так стоять не смогут и, чем дольше тянут, тем сложнее им придётся. Шон медленно выпрямился. Нужно было придумать, что говорить, но ни одной рациональной мысли в голову не приходило, слушать же, что может сказать ему Ник, не хотелось до нервной дрожи.

Ник сдвинулся и, не поднимая глаз, молча уткнулся носом в его воротник. И это точно было неправильно. Навязанные воспоминания, слишком много жестоких смертей и невинных жертв, холод иллюзорного мира, мёртвые глаза Гримма и осознание провала миссии, — вот в чём была причина. Ненастоящее, которое он отчаянно пытается изгнать из своей памяти, а Ник просто не понимает, где находится, — всё это со временем пройдёт, всё это можно прямо сейчас спокойно обсудить... Тяжело вздохнув, Шон коснулся губами пропахших гарью волос и остался стоять неподвижно, прислушиваясь к ощущению горячей руки на своей спине и осторожных пальцев, медленно спускающихся по рёбрам.

Что-то было не так. Даже если обойти вниманием мысль, что не стоило капитану зажимать в углу своего детектива, и тем более не стоило принцу обниматься с Гриммом, самой мрачной гранью мира везенов — палачом. Эта неправильность больше не порождала неловкости — по спине из-под горячей руки Гримма расползалось леденящее чувство опасности. Прикосновения были те же, только вот Ник был напряжён, как натянутый лук.

Когда рука, скользившая по рёбрам, отстранилась, пришло понимание. Кобуру на поясе дёрнуло, Ник толкнул его в плечо, разворачивая, и помещение потонуло в грохоте выстрелов. Через миг пистолет Ника был у Шона в левой руке. Чёрный силуэт посреди коридора продолжал надвигаться — ещё один миг ушёл на смену руки и выстрел. Существо рухнуло навзничь и больше не шевелилось.

Прихожую залил ослепительно-яркий свет с потолка. Шон оглянулся: по-прежнему сжимая его пистолет в левой руке, Ник отнимал правую от выключателя.

— Что это? — спросил он. Слова Шон больше прочитал по губам, чем разобрал сквозь гул в ушах, и постарался ответить так же, с внятной артикуляцией.

— Спора.

— Я думал, одновременно может быть только семь Спор.

Шон приблизился к мёртвому телу. Сейчас его больше интересовали полученные Спорой повреждения и то, как это представить в официальном отчёте — действовать нужно быстро: они перебудили, по меньшей мере, полдома. Дыра в центре лба — это его одиночный выстрел, но и Ник с левой умудрился попасть трижды, чем весьма кстати задержал Спору. Пожалуй, подменить одну пулю будет проще, чем три.

— Я тоже так думал, — всё-таки ответил он, оборачиваясь. — Но Кроатон выжил: кто-то обеспечил его едой на десятилетнюю спячку. Звони, Ник. Если сами не сообщим, вопросов возникнет гораздо больше. И запоминай: мы вошли, он напал, отобрал твой пистолет… ударил тебя по голове, мне пришлось стрелять. Вытри пистолет и найди хотя бы одну из пуль в коридоре… — он оглянулся и уточнил: — Или в спальне — куда они могли долететь. Найдёшь — спрячь. Пригодится.

— У меня порох на руках.

— Уши закрой, — Шон поднял пистолет и пальнул в потолок. В голове от очередного звукового удара зазвенело. — Ты выстрелил, пока отбирал.

Ник понятливо кивнул, быстро обтёр пистолет футболкой и, вручив его Шону, двинулся вглубь коридора, на ходу доставая сотовый. У них есть пять или десять минут: полицию, наверняка, уже вызвали соседи. Максимум пятнадцать, если поблизости нет патрульных, и плюс время на подъём до квартиры. Обтерев пистолет Ника, Шон присел возле Споры и вложил оружие в подобие руки. Уже и не разобрать было, что за везен перед ним: землистая пористая кожа, похожая на губку, руки по локоть покрыты зачатками чёрных шипов, вместо носа два вертикальных отверстия, да и рта уже практически не было. Шон осторожно приподнял край куртки и отшатнулся: на мгновение показалось, что тварь ещё жива, но из-под полы просто вывалилась туго скрученная пуповина — стебель, которым тварь подсасывалась к материнскому растению. И всё это богатство достанется патологоанатому: настолько изменённые Споры утрачивали способность мимикрировать под людей и сохраняли облик после смерти. Не было ни единого шанса подменить труп в оставшиеся минуты — единственное, что оставалось, присоединиться к изумляющимся коллегам, пока тело у них не заберут спецслужбы… или оно само случайно не пропадёт.

— Мы всё ещё спим, — уверенно и с непонятным облегчением в голосе произнёс Ник.

Шон покачал головой, краем сознания отмечая, что сейчас он должен был похолодеть от ужаса, но впечатления, видимо, оказались достаточно яркими, и «Гиблые земли» отступили. Он всё ещё помнил их в мельчайших подробностях, но вдруг осознал, что многие из них уже утрачивают значение.

— Нет. Эта Спора готовилась стать Кроатоном: похоже, прошёл третий цикл с материнским растением, так что и в прошлый раз он к семёрке Спор уже не относился.

— А это тогда что такое?

Ник сидел на корточках посреди коридора и с любопытством трогал пальцем маленький шарик, будто бы свитый из толстой прозрачной нити, в центре которого пульсировал красный огонёк.

— Глаз, — честно ответил Шон. — Спора может выкатывать его перед собой — он фиксирует информацию, потом Спора вставляет его обратно и считывает.

Ник отодвинулся от шарика и, привалившись к стене, рассеянно положил рядом с собой помятую пулю. Его хмурый неуверенный взгляд в пространство Шону совсем не понравился, как и то, что Гримм не шелохнулся, даже когда он сел рядом с ним.

— Звучит неправдоподобно? — осторожно поинтересовался Шон, но он только пожал плечами. — Ник, какая у тебя была миссия в Кроатоне?

— У меня не было миссии. Я ведь входил в ваш сон, и во мне всё время была программа выхода — я помнил, что всё вокруг нереально.

— Каждый раз, засыпая, ты думал, что всё вокруг нереально?

Ник открыл было рот, но Шон его опередил:

— Нет, ты не в порядке.

— Я знаю, — согласился он и, сосредоточенно рассматривая свои руки, сбивчиво продолжил: — Я хотел сказать, что всё… ещё немного сложнее. Уже два года, как я иногда задумываюсь — не серьёзно, а просто — не снится ли мне всё это: как будто попал в какую-то страшную сказку. И я думаю, что Кроатон не навязывает миссию просто так — он находит что-то личное и начинает это развивать. Поэтому, хоть миссии и не было, потребуется какое-то время, чтобы я перестал сомневаться.

Из коридора донеслись обеспокоенные голоса и шаги — пока еле слышимые, но времени прийти в себя и хотя бы попытаться изобразить адекватность оставалось совсем немного. Навязанные воспоминания и внушённая одержимость скоро уйдут, и Ник, скорее всего, прав: по крайней мере, в отношении Шона Кроатон правильно определил направление, ведь…

— Капитан, а что вы тогда всё-таки загадали? — обернувшись к нему, слабо улыбнулся Ник и привычно вздёрнул одну бровь.

— Гримма, — хмыкнул Шон. — В Портленд. Чтобы мне не пришлось больше лично выслеживать Кроатона.

— А как точно звучала миссия?

В дверь, наконец, настойчиво постучали.