После Арсолира (гет)

Они покинули столицу спустя декаду после королевской аудиенции. Марвин ждал этого с тревогой и нетерпением, почти не верил, что действительно уедет из города, где прожил два месяца, по протяженности равные паре лет. Он не знал, с чем встретится в этом путешествии, но верил, что оно будет прекрасным и удивительным.

Первый же день пути заставил его отказаться от подобных мыслей. Мир за городом оказался промозглым и серым, красные крыши домиков тонули в дымке, а дорога, еще мощеная на этом отрезке, от проливных дождей стала похожа на разлившийся весенний ручей. Следовало признать, что на дворе не лучший сезон для верховой прогулки, да и Марвин разнежился за время жизни в городе. Когда перевалило за полдень, и путешественники, наскоро пообедав, снова расселись по коням, юноше всерьез захотелось как можно скорее оказаться на постоялом дворе, в теплой постели — и с каждой в брод пересеченной лужей, с каждым новым порывом ветра, с каждой каплей холодной воды это желание все крепло.

Ко всему прочему, учитель за день едва ли пару раз обратился к нему. Большую часть времени он держался рядом с Деянирой, развлекал ее беседой или просто молча ехал рядом. Нет, конечно, Марвин не ожидал ничего другого, но все же ему было обидно трусить следом, глядя, как машут хвостами их кони, и тщетно ловить обрывки бесед. Сократить дистанцию он не решался — вдруг они говорили о чем-то личном, и он был бы не к месту.

Странное дело, думал Марвин, но путь в Геронт был куда легче — пусть даже и тогда не переставая лил дождь, пусть дорога от поместья до грааргского тракта в подметки не годилась этой, а вместо флегматичной и рассудительной Бирюзы под седлом был шкодливый Дикарь, обожавший ни с того ни с сего замирать на месте и вставать на дыбы при малейшем подозрении на опасность. Марвин продал его сразу по прибытии — и был тому рад.

Но, как бы то ни было, тот путь был приятней. Может быть, дело в том, что тогда в воздухе пахло прелыми листьями и скорой зимой, а теперь — только сыростью и тленом? Или в том, что тогда он впервые в жизни распоряжался собой сам, а теперь лишь следовал за учителем? Тогда он видел впереди прекрасные миражи, а теперь — узкую колею, не им проложенную. Несчастен тот, чья мечта исполнилась.

Или же все объяснялось куда проще: пока он сидел над книгами, тело отвыкло от активности, и теперь каждая мышца напоминала о себе.

Задумавшись, Марвин перестал держать дистанцию и почти догнал магов, чьи кони замедлили ход перед очередной топкой лужей.

— ... почему бы нам не переправиться порталом, как все нормальные люди? — как раз спросила Деянира, и в голосе ее промелькнуло некоторое раздражение. — Не собираюсь оспаривать твои решения, но мне жаль тратить две декады на дорогу.

— Меня укачивает в порталах, — отозвался Ханубис. — Как бы нам тут проехать?

— Попробуем по обочине? — магичка тронула поводья, забирая вправо, где — на вид, по крайней мере, — было посуше. Ее лошадь, холеная рыжая ксальтка, жалобно заржала. — Да, Звездочка, мне тут тоже не нравится... Давайте за мной, по одному.

— Восточный тракт, — сказал Ханубис, и по голосу его Марвин понял, что тот цитирует, — является наиболее живописным, благоустроенным и безопасным в королевстве геронтском. Путешествующие по нему могут насладиться пасторальными видами и комфортабельными постоялыми дворами, а также посетить множество исторических мест, преисполняясь за счет того любовью к родной земле и гордостью за культурное наследие...

— Тпру! Так, еще правее, тут грязь... Что это было, Ханубис?

— Альфонсо Ринальдини, "Путевые заметки негоцианта". Племянник нашего мэтра, кстати.

— Узнаю родные интонации... Да, про любовь к земле — это он верно заметил, мы ее уже так преисполнились, что не отскребешь... Хоть про комфортабельность постоялых дворов не наврал. Я про первые сто лиг пути.

Кое-как они миновали трясину, поднялись на холм. На миг вырвавшееся из облаков солнце осветило бурые поля, черепичные крыши придорожной деревни, блестящую ленточку оттаявшего ручья вдалеке. Ничего особенного, но Марвин почувствовал вдруг, что действительно любит эту землю, пусть даже погода не слишком хороша.

* * *

Постоялый двор действительно оказался вполне благоустроенным. Они быстро поужинали в почти пустом зале, — Ханубис рассказывал какие-то сплетни о геронтских магах, а Деянира смеялась обычным своим резковатым смехом, и Марвин не мог разглядеть на ее лице ни следа недавней потери. Но, видимо, и маги устали с дороги, поскольку, поужинав, почти сразу же поднялись в комнаты — и Марвин за ними следом.

Его номер был меньше и скромнее учительского, и находился у самой лестницы. Небольшая, но чистая комната, кровать, стул, стол, сундук. Вещи уже были аккуратно сложены у стола.

Размотав тряпку, Марвин извлек на свет клетку с Эразмом. Конечно, хомячок более не нуждался в комфорте, не нуждался даже и в воздухе, с таким же успехом Марвин мог бы везти его в шкатулке, — но все же клетка была подарком ее высочества, воспоминанием о королевском дворе.

Эразм вылез из своего домика, тусклыми глазками уставился на Марвина, потом загремел колесом. Не сразу и поймешь, что нежить.

Повесив шпагу на гвоздь у кровати, Марвин разделся и ополоснулся над тазом. Снял с шеи цепочку неизвестного ему металла, темную, с острыми гранями, обладающую строгой и холодной Силой. Подарок учителя... неудобно принимать столько даров от него, но в последние дни дом напоминал лавку ювелира, с той лишь разницей, что большая часть драгоценностей была роздана бесплатно. А ведь учитель умеет быть щедрым, подумал Марвин, и щедрым бескорыстно. И многие в городе по-настоящему любят его — недаром столько людей, от придворных до нищих, приходило пожелать ему удачи на новом месте. И как узнали о скором его отъезде? Да что уж там... ты и сам видел от него лишь хорошее, почти все твои вещи куплены на его деньги, он заботился о тебе и терпел все твои выходки. Как же он не похож на темного мага из романов твоей матери... и кого благодарить за это? И чем можно расплатиться за эту милость?

Цепочка резала шею, и Марвин сунул ее под подушку. Погасил свечу и почти тотчас заснул. Ему ничего не снилось, как и всегда.

Из сна его вырвал какой-то звук. Было темно, середина ночи, не время еще вставать. Показалось, должно быть, Марвин закрыл глаза, готовясь заснуть снова, но — не услышал, лишь ощутил движение воздуха. В комнате кто-то был.

Марвин остался лежать, стараясь дышать медленно и легко, как спящий. Пожалел мимолетно, что не сможет дотянуться до шпаги — но зачем ему шпага, не может же быть, что кто-то хочет причинить ему вред?

Незнакомец шагнул к кровати, легко, еле слышно, и Марвин почувствовал едва уловимый запах каких-то цветов. Женщина? Кто-то из служанок? Но что ей может быть нужно и почему она не зажгла свечу? Единственное предположение, посетившее его, было настолько невероятным, что впору рассмеяться вслух, но кто знает, вдруг... Марвин зажмурился. Еще шаг, ощущение пристального взгляда на лице, запах духов стал сильнее.

Пальцы легко коснулись одеяла. Марвин ощутил, как гостья склонилась ниже, прислушался к ее дыханию...

Она не дышала.

Марвин увидел ее сквозь непроглядную тьму, — светлые волосы, распахнутые блестящие глаза, приоткрытый, будто для поцелуя, рот. Сердце ёкнуло, пропустило удар. Он закричал бы, если бы мог.

Она склонилась над ним, зашептала что-то ласковое — и Марвин вспомнил, будто наяву, как шелестят страницы классификатора нежити, — и что-то еще, иное, словно одна картинка накладывалась на другую, — та, что здесь и сейчас, на ту, что нигде и всегда, — но не смог разобрать образов, как не мог понять и слов.

Пальцы ее были холоднее снега.

Потом, медленно, словно сквозь водную толщь, Марвин вскинул руки, попытался оттолкнуть ее... Она оказалась сильной, невероятно сильной; острые когти впились в запястья — и он забился рыбой в ее сетях, догадываясь уже, что проиграет, что все кончено, — ноги запутались в толстом одеяле, руки дрожали, как в мальчишеской игре "кто сильнее?", а она приблизилась уже вплотную, прижалась тело к телу, и волосы ее рассыпались по его лицу.

Прижав его руки к кровати, девушка нацелилась на незащищенное горло, и паника накрыла Марвина с головой, но он был бессилен вмешаться — вспомнил молитву, не успел досказать... пальцы коснулись чего-то холодного, с острыми звеньями. Цепочка!

Он ударил без замаха, одним лишь движением кисти, но девушка ахнула, выпустила его, и Марвин хлестнул снова, попал по обнаженному плечу. Она отпрыгнула, зашипела, в следующий миг прыгнула снова, но Марвину удалось уже сесть, вскинуть руку...

Цепочка поднялась в воздух по дуге и, будто сама, опустилась на ее голову, скользнула ниже, обвив шею.

Девушка визжала беззвучно — так, вероятно, как кричал только что он; а Марвин рванул цепочку на себя, молясь лишь о том, чтобы та выдержала, натягивая все туже, пытаясь задушить, — вспомнил, что не задушишь, — но девушка рвалась в панике, утратив недавнюю силу, царапалась, и в глазах ее билась — мольба? страх?..

Толкнув ее на кровать, Марвин навалился сверху, все теснее забирая цепочку в кулак, другой рукой схватил гостью за запястье...

— Прекрати, хватит...

— Отпусти меня...

Голос — охрипший, испуганный, был ему незнаком.

— Еще чего...

— Пожалуйста...

Со скрипом дверь отворилась, и комнату заполнил ослепительный свет свечи.

— Ого! — сказал кто-то. — А я узнал, что вы здесь остановились, милсдарь магик, да и вспомнил, что я же вам обещал про Орну рассказать... Ладно, если вы тут заняты, я попозже зайду. Или пораньше?.. Ладно, ухожу, не отвлекайтесь.

— Йо, — сказал Марвин чужим холодным тоном. — Зайди, пожалуйста, в комнату, и закрой за собой дверь.

Менестрель подчинился мгновенно.

* * *

При свете гостья совсем не походила на Орну. Обычная девушка, каких в Геронте сотни, если не тысячи: тоненькая блондинка с вздернутым носиком. Впрочем, из-под верхней ее губы торчали острые и белые клыки, а бледная кожа была холодна, как у трупа. Как и подобает нежити.

— Отпусти... — зашептала она опять.

Марвин перехватил свой конец цепочки поудобнее.

— Зачем мне отпускать вампира?

— Так это вампир? — поразился менестрель. — А я-то думал...

Он подошел ближе, бесцеремонно их разглядывая, посветил свечой.

— Мне больно, — жалобно сказала девушка, — жжётся...

— Ну а то... — протянул Йо. — В первый раз вижу, чтобы вампиры сами к некроманту в гости заходили. То есть я вообще первый раз вампира вижу... А она ничего так, симпатичная...

— К некроманту?! — вампирша захлебнулась возгласом.

— Замолчите, вы оба! — приказал Марвин. — Мне надо подумать.

Она больше не сопротивлялась, не пыталась вырваться, но Марвин боялся отпустить ее или хотя бы сменить неудобную позу.

— Я не причиню...

— Как твое имя?

— Флора...

— Флора, — сказал Марвин, — поклянись мне Бездной, что более не попытаешься причинить мне... или ему... вреда, прямого или косвенного. И останешься здесь, пока я не дам тебе разрешения уйти, и будешь повиноваться, и отвечать на мои вопросы, и говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.

Менестрель присвистнул в явном восхищении, но Марвин не смог бы выразить словами, насколько ему сейчас не до того. Хорошо, что он вспомнил формулу — хоть ему и показалось, что что-то он упустил. Ладно, не суть.

Запинаясь, Флора повторила слова клятвы. Марвин с облегчением освободил ее, бережно надел цепочку себе на шею. Вот тебе и подарок... Отстранившись, он сел на край кровати. Флора привалилась к стене, зажимая горло и глядя на него, как кролик на волка. Менестрель так и стоял, высоко подняв свечу, с лицом вдохновенным и придурковатым, и разглядывал вампиршу. Марвин почувствовал, как по телу прошла волна дрожи, поспешил закутаться в одеяло. Он не хотел, чтобы они заметили.

— Йо, — нарушил он молчание. — У тебя не найдется чего-нибудь спиртного?

— Спиртного? — повторил менестрель недоуменно. Потом лицо его просветлело. — А знаешь, найдется! Я пел сегодня, так они мне бутылку от щедрот выделили. Где там моя котомка? А, да, я ж ее на стол бросил... Не знаю, что уж там налито, подозреваю, что жуткая гадость, но что поделать, за встречу же надо выпить, я правильно говорю? Ну и за знакомство... А что это у тебя, хомяк? Ух ты...

Продолжая болтать, Адар Йо Сефиус вытащил из сумки оплетенную бутыль, три жестяных стаканчика, развернул тряпицу с вареными яйцами и картофелем. Марвин наблюдал за каждым его движением. Он был совершенно спокоен — просто его трясло. Надо позвать учителя, думал он. Сначала выпить, а потом сходить... или послать менестреля? Или взять Флору с собой? И что учитель скажет на такие новости...

— Мэтр магик, девушке плеснуть?

— Она не пьет... насколько я знаю.

— Да ну? Вот верно говорят, у нежити все не как у людей... Или все-таки выпьете, милсдарыня Флора?

Вампирша моргнула, шмыгнула носом.

— А почему ранки не заживают? — тихо спросила она, опуская руки на колени. — Они теперь навсегда останутся?

— Не знаю, — признался Марвин. Это что, единственное, что ее сейчас тревожит?!

— Они должны были зажить, — продолжила Флора. — Так Гумберт говорил. Но вы же... некромант, как вы не знаете?

— Я только ученик некроманта, — пожал он плечами. — Спросите потом у мэтра Ханубиса, он, наверно, знает.

— Вы — его ученик?! Аравет Милостивая... — она охнула, зажала рот рукой. — Я не знала! Клянусь вам, я не знала!

Соскочив с кровати, Флора рухнула перед ним на колени.

— Клянусь, я не хотела навредить вам... я просто хотела есть, но я бы выпила совсем немного, вы бы и не почувствовали... Я не знала... — она разрыдалась, закрыла лицо руками. Марвин готов был сквозь землю провалиться, поэтому просто продолжил сидеть, завернувшись в одеяло. Менестрель сообразил быстрее. Сунув Марвину его стаканчик — руки ходили ходуном, — он присел рядом с девушкой, приобнял ее за плечи:

— Милая, да что вы так убиваетесь? Ну, подумаешь, он ученик, так что теперь? Встаньте с пола, простудитесь же, давайте я вас на стул посажу... Вот так, да... А то выпейте с нами, лучше станет...

— Вампиры не пьют, — плакала она, — да и не поможет это... Он же убьет меня, как Стася и Гумберта... Я точно знаю, он меня убьет... Аравет Милостивая, ну почему я такая дура невезучая? Я так есть хочу... Я терпела, вылезти боялась, и вот... первый же раз... ну почему так, почему?! Думала, прокрадусь тихонько... а тут...

Марвин залпом выпил. Менестрель не соврал, пойло и вправду было мерзостным. Передернувшись, Марвин встал взять что-нибудь на закуску — и Флора шарахнулась от него, едва не упав со стула. Менестрель придержал ее за плечи, скорчил Марвину зверскую рожу — мол, сиди уж! — и тот сел обратно. Тепло медленно разливалось по его венам; напряжение — испуг? Сила? — начинало сходить на нет.

Флора всхлипывала, размазывала слезы по щекам — и казалась в этот миг обычной девушкой-простолюдинкой, каких тысячи, никак не могущественной и опасной нежитью. Глядя на нее, слушая сбивчивый говорок, типичный для этой части страны, Марвин чувствовал жалость, а еще — разочарование.

Йо что-то ласково шепнул ей, и Флора зарыдала еще отчаянней.

... история ее, вероятно, была обычной. Она выросла при гостинице — с малых лет привыкла помогать родителям, любила играть в куклы и перемигиваться с мальчиками в храме. Так она прожила пятнадцать лет своей первой жизни.

Всю осень Флора с матерью и сестрами шила приданое, а весной должна была выйти замуж за сына знахаря. Потом разнеслась весть о близкой войне, и Руди забрали в ополчение. Он обещал вернуться, она обещала ждать.

Тот постоялец ничем не выделялся из прочих. Выгодный клиент из благородных — разве что приехал уже после захода солнца, да комнату снял не до утра, как обычно, а до вечера. Флора проводила его до номера, пожелала доброй ночи — и все, ничего более. Потом она винила себя, что ничего не почувствовала, но ведь действительно, он был совершенно обычным! Симпатичным, щедрым, но это же не редкость...

Утром она проснулась совсем больной. Голова кружилась, и все падало из рук. После третьей разбитой тарелки мать отправила ее в постель. Потом Флоре снился сон, длинный, ужасный и завлекательный сон, и все вокруг пахло розами, почему-то розами. На третий день она умерла. Это она знала точно, потому что, лежа в гробу, слышала отпевание и голоса провожавших. Ее, оказывается, любили в деревне.

А потом Гумберт, давешний постоялец, разбудил ее, и началась новая жизнь ("не-жизнь" — уточнил Марвин и устыдился того, она же только кивнула — верно, не-жизнь). Они жили втроем — Гумберт, она и Стась, паренек, немногим ее старше, — жили в старом замке недалеко от Себровира, и все было неплохо. Гумберт был добр к ней и дарил ей красивые платья, подарил даже фарфоровую куклу эльфийской работы, а таким ведь цены нет! — и учил ее разным забавным штучкам; и даже спать с ним оказалось не так уж неприятно. Он говорил, что теперь она должна забыть прошлую жизнь, и Флора старательно забывала и привыкала к этой. Она не сердилась на него: Гумберт хотел как лучше, просто она понравилась ему в тот вечер, и он сделал то, что счел для нее благом. А Стась был совсем хорошим, он знал множество историй и часто смеялся, а еще он играл на флейте так, что душа рвалась из груди.

Они жили скромно, только иногда выбирались в Себровир поужинать. Ну а потом, после Арсолира, когда Руди погиб, Гумберт предложил слетать в столицу — он ведь умел летать, и они могли летать вместе с ним, — и там они встретили некроманта, и все кончилось, быстро и жестоко.

Вернее, это для них все кончилось быстро, — для ее семьи. Флора же осталась одна. Некромант велел ей убираться из города, и она не могла ослушаться. Пути в замок она не помнила, поэтому вернулась в свой первый дом, и это было хуже всего. Она знала потаенную пещерку у погоста — там и спала днем, но боялась выйти ночью, увидеть кого-то из родных, услышать обрывок разговора, попасться на глаза знакомым. И ночь от ночи отчаянье становилось беспросветней, а голод — острее. До того она и не подозревала, что голод это — вот так, Гумберт всегда кормил их досыта.

Она боялась жить, ибо не знала, как; и боялась умереть — ведь вампира тяжело убить, и смерть его мучительна, но потом голод пересилил все.

... слезы перестали литься, и Флора, обхватив себя руками, покачивалась на стуле, глядела в стену, — жалкая, бледная, с покрасневшим носом и пятнами на щеках.

— Бедная, — сказал менестрель.

— Вы не презираете меня? — спросила она одними губами.

— Понятно, нет.

— Нет, — сказал Марвин.— За что вас презирать?

— Но я... мне же нравилось...

— Ты чего, сестренка? — возмутился Йо. — Ты сама, что ли, к этому козлу явилась? А если и да, ты ж не просила, чтобы он тебя вампиром сделал?!

Соскочив с краешка стола, где он примостился на время ее рассказа, менестрель зашагал по комнате взад-вперед.

— Ага... — выдохнула она неуверенно.

Марвин теребил пальцами цепочку. Стараясь не глядеть на Флору слишком пристально, чтобы не испугать ее снова, он соображал, что же ему следует предпринять. В сухом остатке он понятия не имел — что, знал только, что не сможет выдать ее учителю. Ханубис ведь действительно убьет ее... она ведь вампир, нежить, не более того.

Если бы она прокусила ему горло, что бы с ним случилось? Даже если она старалась не причинять вреда — значит ли это, что не причиняла на самом деле? Но, как бы то ни было... пусть не он станет причиной ее смерти.

Флора все так же раскачивалась, отрешившись от окружающего мира, смертельно бледная в своем желтом платье. Свеча сгорела уже наполовину, но в щелях ставней виднелась черная, ночная темнота. Значит, время еще есть.

Менестрель наполнил рюмки снова и с размаху опустился на кровать рядом с Марвином.

— Будем! — и тут же спросил много тише, каким-то не своим голосом:— А кровь ведь не обязательно прямо из тела пить?

— Да нет... если свежая, так все равно... а что?

— А ничё! Эхх, сивушная зараза... да ты пей, милсдарь магик, пей. А что эльфья — ничего? То есть, у меня она не вся эльфья, но...

— Йо, — спросил Марвин, обернувшись к нему. — Ты о чем?

Глаза менестреля были спокойными и внимательными, словно он где-то потерял маску жизнерадостного недоумка. Сейчас эльфья кровь в нем была заметна куда больше, чем обычно.

— О том, — сказал он, — что голодная она. Вот ты голодал когда-нибудь? То-то же. Я так думаю — она маленькая, ей много не надо. Мне не жалко, во всяком случае. Только вот горло мне как-то подставлять неохота... хотя сюжет был бы славным... но кто ее знает, вдруг увлечется?

— А-а... — только и выдавил Марвин. Адар Йо Сефиус поднялся, взял со стола стакан, оставшийся с вечера, допил остатки воды. Потом он взял нож, придирчиво оглядел его на свет. Капнул на тряпицу из рюмки и тщательно протер лезвие.

— По запястью резать, да? — неуверенно осведомился он. — Поперек?

Марвин сбросил одеяло, встал, словно очнувшись от сна.

— Дай сюда, придурок, — сказал он. — Жилу перережешь, потом играть не сможешь.

В кармане сумки, он помнил, был моток бинта. Положив его на стол, Марвин отобрал у менестреля нож, отрезал кусок. Подумал мельком, что лезвие тупое и пора бы уже, в конце концов, обзавестись собственным ножом.

— Потом перевяжешь, а то одной рукой неудобно.

— Ты чего? — возмутился Йо. — Сам что ли того?..

— Ну, я же тут ученик некроманта, — усмехнулся Марвин. — Мне по статусу положено. Можешь свечку повыше поднять?

— Вы... — медленно сказала Флора, глядя на них расширившимися глазами. — Вы чего?

— Мы ничего, — сказал Марвин. — Тебе стакана хватит?

— Да, но... — она сглотнула. Вцепилась пальцами в колени, скомкав подол. — Вы, наверно, не знаете, я должна вам сказать! Кровь... она обладает Силой. Если я выпью вашей крови, между нами установится связь... на несколько дней, но я смогу чувствовать вас, влиять...

— Ты же поклялась не причинять мне вреда?

Уроки учителя не пропали даром. Нащупав вену ниже локтя, Марвин резанул, — рука не дрожала; подставил стакан, наблюдая, как потекла по стеклу темная струйка.

Это заняло какое-то время. Чуть меньше, чем на половине, кровь остановилась, пришлось сделать еще один надрез. Было больно, больнее, чем в первый раз.

Когда дело было закончено, он передал стакан Флоре, оперся о стол. В глазах потемнело, но это же ничего...

— Ты как? — спросил Йо каким-то странным тоном.

— Да все нормально... — неуверенно сказал Марвин, — голова кружится, разве что. Давай я сяду, а ты еще налей пока.

— Знаешь, при кровопотерях надо красное мясо есть, — очень авторитетно сказал Йо. — И печень.

— Знаю.

Они молча выпили, помолчали, стараясь не смотреть на Флору, которая, прикрыв глаза, медленно, по глоточку, цедила свой напиток.

Неожиданно Марвин вгляделся внимательней в позеленевшего менестреля — и не выдержал, засмеялся.

— Ты крови боишься, да?

— Нет, — помотал тот головой. — Не боюсь. Но мое душевное равновесие... несколько пошатнулось.

— Ничего страшного, — сказал Марвин. — К этому очень быстро привыкаешь.

Менестрель хмыкнул и уставился в пол.

Флора встала, грациозно потянувшись, вернула стакан на стол, шагнула к Марвину. Она улыбалась — нежной, мечтательной улыбкой.

Опустившись на колени, она поцеловала ему руку.

— Спасибо вам, — у нее даже голос изменился. Он не ответил, не отнял рук. В этом ее жесте не было приниженности, как раньше; напротив, он смотрелся как часть ритуала — изящный, выверенный, естественный.

Какой-то миг Марвин пытался понять, изменилось ли что-то в нем самом или окружающем мире, но ничего не почувствовал.

— Я ничего больше не могу для тебя сделать, — нарушил он общее, на троих, молчание. — Думаю, лучше вам уйти сейчас, скоро светает.

— Да, конечно, — согласилась Флора с улыбкой.

— И все-таки постарайся уехать отсюда, тут тебе будет трудновато жить. Йо, ты сможешь помочь ей?

— Да не вопрос! — отозвался менестрель. — Только... — он осекся.

— Только что?

— Да ничего. Про Орну я тебе так и не рассказал.

— Ничего. Если сведут дороги, еще встретимся. Может быть, оно и к лучшему, что не успел, — сказал Марвин, и зевнул. Как ни смешно, ему вдруг очень захотелось спать.

Йо уже натянул на уши шапочку и стал укладывать свои пожитки в сумку. Флора потянулась, встала.

— Спасибо, — повторила она шепотом. Потом вдруг наклонилась и чмокнула Марвина в щеку. От нее пахло розами. — Я в долгу перед вами, и я не забуду.

* * *

Еще девятнадцать дней, думала Деянира, меньше двух декад. На день меньше, чем вчера.

Эта мысль успокаивала, почти равняла явь с ночным забытьем. Глотнув остывшего чая, она взглянула за окно. Распогодилось, туманная дымка казалась розовой и невесомой, будто пеньюар шлюхи. По крайней мере, не придется скакать под дождем, подумала Деянира, и сроку осталось на день меньше. Если дорога подсохнет, успеем быстрее. Отлично.

Глотнув остывшего чаю, она потянулась за блюдечком с джемом.

Марвин опять зевнул. Он явно не выспался, да и проснулся не полностью.

— Насколько мне подсказывает мой опыт, — глубокомысленно произнес Ханубис, — ложка — не лучший инструмент для разрезания хлеба. А тебе как кажется, Марвин?

Тот вздрогнул, порозовел, звякнул ложкой, смущенно захлопал ресницами. Хороший мальчик, но больно уж трепетный.

— Простите, учитель...

— Прощаю. Однако мне было бы интересно узнать, что же ты делал ночью вместо того, чтобы отсыпаться?

Марвин покраснел как маков цвет. Закусил губу, скосил глаза на Деяниру — она сделала вид, что всецело поглощена намазыванием джема на булочку — и, наконец, ответил:

— Одна из местных девушек... она... — задохнувшись, он уставился в скатерть.

— Ну что же, — улыбнулся Ханубис, — поздравляю. Ешь побыстрее, скоро выезжаем. И да, вот еще что: если вдруг заметишь что-нибудь неладное — скажи мне сразу, ложная стеснительность тут неуместна. Лучше пять минут стыдиться, чем потом пять лет лечиться, как говорит мэтр Эсмур.

Марвин подавился, и Деянира похлопала его по спине. Н-да, жестко Ханубис с ним... но, с другой стороны, вполне верное замечание. Чем раньше мальчик избавится от иллюзий по поводу придорожных девочек, тем лучше для него. А стесняться здесь некого.

Солнце пригревало, и лужи сверкали, брызги взлетали из-под копыт пригоршнями серебряных монеток. Деянире казалось, что в воздухе пахнет весной, хотя, конечно, этого не могло быть — середина зимы, куда там! Будь мир таким же, как прежде, тут был бы санный наст и сугробы в пояс по обочинам. Мороз, белые-белые деревья, утонувшие в белизне деревни.

Верно, там было жарко, на Арсолире.

И все-таки в воздухе едва уловимо, на грани сознания, пахло яблоневым цветом.

— Замок ор-Фаль где-то неподалеку, да? — обернулся Ханубис.

— Да, — отозвалась она не сразу. Сжала бока Звездочки, поравнялась с некромантом. — Еще две лиги или около того, будет дорога на юг. День пути, может быть, полтора, если ехать шагом. А что?

— Не так уж далеко от столицы. Меня всегда удивляло, почему герцог ор-Арсо укрепился именно здесь.

Дея вгляделась в лицо Ханубиса, но, как всегда, ничего не смогла разобрать. Раздраженно фыркнув, она стянула перчатки, сунула их за луку седла.

Он отлично знает, как она ненавидит рассказывать о той кампании.

А впрочем, почему бы и нет? Если это зачем-то ему нужно, почему бы не дать ему эту мелочь?

— Ошибка в расчетах сначала, промедление потом, все как обычно, — проговорила она. — Бьерн ор-Арсо сперва надеялся напасть на столицу, ждал здесь войска, но их задержало восстание в городе. Когда они все-таки вышли, Эрик... Эрик Бесстрашный уже ждал их. Он дал им бой на холмах Витхольд...

Она замолчала, припоминая, — утренний холодок, изморозь на траве, фляга с гномьей из рук в руки — по глотку, не больше, согреться, а то ишь, как колотит... Заметила краем глаза, что Марвин подъехал ближе. Что, мальчик, хочешь послушать военные байки от очевидца? Слушай. Расскажешь потом внукам... хотя внуки, небось, захотят Арсолир...

— Ему удалось использовать все преимущества. Он застал их врасплох, атаковал сверху. Кроме того, они не ожидали, что он заручится поддержкой Гильдии. Это была славная битва...

Ханубис улыбнулся ей, и Деянира улыбнулась в ответ.

— Мы с Монтелеоне ударили по ним огнем, и они здорово струхнули. А потом Дин навел морок — ему отлично удавались эльфьи штучки, — и конница Эрика пошла в наступление. Их было тысячи четыре, а у нас — всего семь сотен, и они бежали, представляешь? Конечно, будь с ними маг, мы не отделались бы так легко... Новичкам везет. А Бьерн ор-Арсо... он попытался взять Геронт, но там его встретил герцог ор-Либен. Этого Бьерн не ожидал, он не думал, что кто-то из оров придет Эрику на выручку, ведь кем он тогда был? Всего лишь мальчишкой. Но ор-Либен пришел. Что Бьерну оставалось? Он потерял почти все войска, а ему-то на помощь никто не спешил... Либен позаботился об этом. Бьерн отступил в замок.

— Я так понимаю, шансов у него оставалось немного, — заметил Ханубис. — Но он мог бы прорваться на север, пока войска не соединились.

— Княжна Елена ждала его в замке, — сказала Деянира.

— Любовь? Хмм... Глупо. Эрик бы не тронул женщину, пусть даже и обманувшую его. Максимум, отослал бы обратно в Угорье.

— Так-то оно так... — Деянира потерла щеку в замешательстве. Впрочем, чего уж там? Все равно все участники той истории мертвы, а этим интересно. Тот же Марвин слушает уже не стесняясь... Как же, история будто в романах. — Княжна ждала ребенка от герцога, может быть, дело в этом.

— Вот как? — сказал Ханубис. — Я не знал.

— Ничего удивительного, всего несколько человек знали. Я, Монтелеоне, Эрик. Скорее всего, кто-то из гвардейцев. Всё.

Кони ступили в лужу, и солнечные зайчики рассыпались, запрыгали перед глазами. Стайка воробьев с возмущенным чиканьем взлетела с дороги.

— Она погибла при штурме, да? Несчастный случай, или?..

— Либен пытался подкупить нас, — ответила Дея медленно, прислушиваясь к отголоскам яблоневого цвета в воздухе. Той весной все яблони у замка Фаль стояли словно в снегу, словно в тумане, и запах был густым, почти нестерпимым. Солдаты рубили ветви на фашины, и цветы разлетались по земле, прилипали к свежей грязи на сапогах... — Он очень боялся, что Эрик все-таки возьмет ее в жены. Он ведь так хотел видеть его на троне, может быть, больше, чем сам Эрик хотел, — ну и собирался сосватать ему свою дочку. Неважно. Попытался, но Монтелеоне послал его к Духу, да еще обещал дорогу указать. А княжна... погибла по нелепой случайности...

Усмехнулась себе, — чего уж стесняться? Теперь-то?

— Княжне не стоило бросаться на меня с ножом, — сказала Деянира. Усилием воли оставила шрам в покое, погладила Звездочку по шее.— Она успела меня порезать, а я испугалась и толкнула ее. Она отлетела, ударилась виском об стол и умерла на месте. Глупо получилось. А дальше... дальше вбежал Эрик, это все увидел. Тут замок затрясло — у ор-Арсо была своя ведьма, и Дину удалось ее вычислить далеко не сразу, — затрясло, и камни посыпались. Мы побежали — идиоты — а когда были в коридоре, потолок обрушился. Не будь мы тогда под балкой, была б в Геронте новая династия. Ну а что дальше было, я только по рассказам знаю. Выбили последних защитников, Арсо выпустил себе кишки — так говорили, по крайней мере, хотя, зная Либена, я бы ему верить не стала. Дин все-таки прикончил ту ведьму. Потом хватились Эрика, начали искать. Коридор расчистили часов через восемь. Как же Сомс ругался — мол, доберись они до меня быстрее, он бы мне на морде и кошачьей царапки не оставил. А я ведь еще боялась, что балка обрушится, держала ее, а сколько у меня там Силы было? И кровь не остановишь...

— Ты ведь впервые об этом рассказываешь? — спросил Ханубис, и Дея не поняла, к чему он клонит.

— Команда знала, — коротко ответила она.

В молчании они проехали очередную деревеньку, сады — верно, яблони стояли голыми, с чего бы им цвести?

— А золото с Либена мы все-таки срубили, — сказала она потом, ни к кому не обращаясь. — До последнего "цыпленка", всю сумму, что он обещал. Я еще коня купила... его потом на севере положили. А Эрик принял мою присягу и даровал мне титул — как будто в этом дело было.

— Замок восстановили?

Деянира обернулась к некроманту в удивлении.

— Веришь ли, — сказала она, — не интересовалась.

— Жаль, — пожал плечами Ханубис. — В наше время полезно иметь место, куда можно уехать, если на старом становится неуютно.

— Что?

Поворот на поместье ор-Фаль они миновали молча.