Светлый (гет)

С тех пор Лавгуд приходила и всегда вставала рядом со мной, осторожно пододвигаясь ко мне всё ближе. Я замечал. Не знаю, почему позволял ей это, почему не отстранялся сам. Ни разу. Я просто чувствовал, что так нужно. Пока не понимал зачем, но тогда я не особо в этом нуждался.

Она могла подолгу молчать, смотря своими необычайно большими глазами на звёздное небо, или рассказывать очередную бредовую историю с участием её любимых вымышленных тварей, названия которых я был не в силах даже произнести, не то что запомнить. Признаться честно, я почти не слушал то, о чём она говорит. В такие моменты я всегда занимался тем, что закрывал глаза и пытался прочувствовать каждый клеткой своего тела то невероятное тепло, что от неё исходило.

Я видел свет. Белый, яркий, ослепительный, проходящий прямо сквозь мою душу. Такой обжигающий, но не больно, а как-то по-доброму. Такой нужный... Мерлин, такой безумно нужный чёртов свет, перед которым вся тьма во мне расступалась и уносилась далеко прочь. И тогда я чувствовал, как становится легче дышать. Что я могу свернуть горы, если захочу чего-то добиться. Да что там горы — я могу всё, абсолютно всё. Я справлюсь с этим грёбаным заданием Тёмного Лорда, и со мной и моей семьей ничего не случится. На губах появлялась улыбка, постоянно нахмуренные лоб и брови расправлялись, сердце стучало спокойно и размеренно. Я забывался настолько, что даже не осознавал, насколько парадоксально и неразумно всё это звучит...

Иногда к жестокой реальности я возвращался сам. Но чаще к ней меня возвращал внимательный взгляд Лавгуд, который я начинал на себе ощущать. Резко открывая глаза, я немедленно отворачивал голову, всегда замечая слегка безумную улыбку на её губах. Мне было неуютно, когда она меня так подлавливала. Заставлять Драко Малфоя смущаться не удавалось ещё никому. Сам не знаю, как я допустил такое. Поначалу меня это ужасно бесило: хотелось прикрикнуть на Лавгуд, чтобы она перестала, наконец, так странно улыбаться и смотреть на меня этим своим непонятным взором. А потом я просто... свыкся, наверное. Вряд ли бы удалось отучить её от привычки долго и упорно разглядывать моё лицо после позорного разоблачения. Со временем я больше не раздражался и даже научился получать от этого удовольствие. Было в её таком взгляде что-то необычное, манящее, привлекательное... Когда я понял, что всерьёз так думаю — решил, что спятил окончательно. «С кем поведёшься...»

Лавгуд действительно сводила меня с ума. Нам не всегда удавалось пересекаться на башне Астрономии, и в те ночи, когда её не оказывалось рядом, я стал постоянно чувствовать себя невероятно покинутым и одиноким человеком, словно последним оставшимся в живых во всём белом свете. Я начал желать её общества. Мне не хватало её присутствия. С той самой ночи, когда я впервые проснулся от её голоса в своей голове, мы начали каждое утро встречаться глазами в немом приветствии, сидя каждый за своим факультетским столом в Большом зале.

Однажды я решился и утвердительно кивнул ей головой, давая понять, что сегодня буду на башне и хочу, чтобы она пришла тоже. Я понадеялся, что она правильно растолкует мой жест, и когда Лавгуд так же утвердительно кивнула мне в ответ, а ночью пришла на башню, я вдруг не без удовольствия осознал, что мы уже способны понимать друг друга без слов. С тех пор это стал наш негласный знак намеченной встречи. Теперь я всегда знал, когда её ждать не стоит: на моё утверждение она нередко кивала отрицательно, и тогда на башне я не появлялся. Кошмары стали сниться реже, поэтому в такие дни я старался проникнуть в Выручай-Комнату до отбоя, чтобы ночью с относительно спокойной совестью заснуть в своей постели.

Я поражался её прямолинейности, проницательности и не по годам мудрым мыслям. Со временем мы начали вполне открыто общаться на разные отвлечённые темы, и я нашёл её далеко не глупым собеседником. Чаще болтала Лавгуд, я предпочитал больше слушать. Обычно она любила говорить невпопад, и я подстроился под эту её особенность, готовый в любой момент перескочить с темы на тему. Но порой я стопорился, потому что она упоминала обо мне такую правду, в которой я даже сам себе не желал признаваться. А Лавгуд совсем не боялась говорить её мне... мне, Драко Люциусу Малфою — гордому и надменному хаму, сыну Пожирателя Смерти... Я позволял ей и это. Не грубил, не просил заткнуться, но и не подтверждал, что своими словами она попадала в самую точку.

Я боялся, что она догадывается о моей Чёрной метке и даже о том, что я тайно выполняю какое-то поручение Тёмного Лорда, хотя я, конечно же, ни разу и словом об этом не обмолвился. Я вообще никогда ничего не рассказывал ей о себе. Тем страшнее и безумнее было осознавать, что Лавгуд знает обо мне гораздо больше, чем ей это положено. Меня это заводило. Не на шутку. Причём во всех эмоционально-оттеночных смыслах.

Я удивлялся тому, насколько легко и непринуждённо она со мной разговаривала. Будто мы были знакомы с самого детства, и я всегда считался её самым близким другом. Порой я даже поддавался этому чувству, и, когда Лавгуд мечтательно закрывала глаза, улыбаясь чему-то одной ей известному, я с сомнением смотрел на эту странную, чудную девушку как на нечто давно мною забытое, будто насильно когда-то вырванное из моей памяти, из моего прошлого. Лавгуд вполне могла сойти за мою кузину или даже за сестру: те же белокурые волосы, бледная кожа, тонкие черты лица, длинные аккуратные пальцы...

Затем я начал понимать, что мне приятно думать о нашем с ней сходстве. Мы и вправду были немного похожи внешне. Оба одинокие и непонятые окружающими. От обоих шарахались за версту: меня боялись, её просто не любили за свою индивидуальность и непохожесть на остальных. На обоих висели ярлыки — бездушный эгоист и сумасшедшая лунатичка... Я заметил за собой привычку рядом с Лавгуд стараться мыслить иначе и смотреть на некоторые вещи её простым взглядом, а за ней заметил особенность держать при мне осанку как настоящая аристократа. Про себя я невольно улыбался, когда она так делала. Иногда, чисто внешне, ей невероятно гармонично удавалось сочетать в себе домашний уют простой девушки и утончённость светской леди.

«Добавь ей хороших манер, одень поприличнее и не провоцируй говорить фантастическую ерунду — она была бы очень даже ничего». Моментально представив общую картину, я довольно признался себе, что не отказался бы повстречаться с такой... Мерлин, когда я впервые понял, что задумался о Лавгуд, как о девушке, то всерьёз забеспокоился о своём психическом состоянии. Только, похоже, уже было поздно что-либо менять: я считал её красивой. Да, неимоверно красивой и привлекательной молодой волшебницей. Она была такая хрупкая, ранимая, миниатюрная... Изящная, воздушная, сияющая... Такая... светлая. Чистая. Добрая. Отзывчивая... и желанная. Безумно желанная для меня.

Я ловил себя на мысли, что начал чаще заглядываться на её фигурку в Большом зале, а на совместных уроках откровенно пожирал глазами, когда выдавалась свободная минутка. С тех пор, как Лавгуд поймала меня за этим занятием, мы стали время от времени украдкой пересекаться взглядами. Поначалу я просто игриво ей подмигивал, а позже даже пытался поддразнить, как бы невзначай небрежно проводя языком по своим губам. Бросая лучезарную улыбку, она еле заметно смущалась и тут же отворачивалась, а я ощущал сильнейший подъём энергии, одновременно чувствуя себя взрослым идиотом, неожиданно впавшим в детство.

Мне нравилась её реакция. Я готов был наблюдать за этим вечно, если бы не косящаяся на меня Пэнси, которая уже начала что-то подозревать и то и дело докучать меня вопросом: «Да на кого ты там постоянно смотришь, Драко?» Благо, на курсе было предостаточно красивых студенточек из Когтеврана, Пэнс вольна была думать о любой, в то время как для меня уже долгое время существовала только одна. Но Пэнси это было знать необязательно, поэтому пришлось поумерить свой пыл. Хотя на деле меня как магнитом так и тянуло посмущать юную мисс Лавгуд.

По ночам, на башне, мы с ней никогда не обсуждали наши переглядки. В отличие от моего поведения, Лавгуд никогда меня так нагло не провоцировала. Но, когда однажды после долгого монолога (о... морщеруких книзлюках?) она вдруг медленно облизала и закусила свои губки, я жадно впился в это волнующее зрелище взглядом и потом долго мучился вопросом — случайно она это сделала или специально?

Лёжа в своей постели, я и раньше нередко предавался смелым фантазиям, но теперь в них я больше не мог представить рядом с собой ни одной другой девушки, кроме Лавгуд. Тело моментально отзывалось даже на самые простые воспоминания о её действиях, а уж произносимое её губами «Драко»... Ох, это было просто потрясающе. Я стал одержим ею. Такое сильное физическое влечение приводило меня в экстаз и панику одновременно. Я упорно старался запихивать эти мысли куда подальше, обещая себе больше никогда к ним не возвращаться, но с каждым днём делать это становилось всё труднее.

«Наследник великого древнего рода Малфоев сходит с ума. Просто замечательно». На самом деле мне было уже почти всё равно. Тьма, пожиравшая меня изнутри, отступала только когда рядом была Лавгуд. Эта причудливая девушка давала мне своего рода передышку, отдых, после которого назавтра я с новыми силами продолжал бороться дальше. И я был благодарен ей за это, хотя никогда бы ей в этом не признался. Да и не нужно. По-моему, она прекрасно всё понимала и без слов. Лавгуд знала секрет, по которому я почти каждую ночь как заворожённый начал приходить сюда, на смотровую площадку Астрономической башни. И причина здесь теперь была вовсе не в том, что я хотел собрать мысли воедино, как делал это прежде. Я приходил сюда не думать — я мчался сюда к ней... хотя и упорно старался это отрицать. Потому что признавать правду для меня было слишком безумно.

— Не боишься, что поймают? Шастаешь сюда, как к себе домой...

— Нисколько. Я умею быть незаметной.

— Невидимкой что ли?

— Почти, — загадочно улыбалась Лавгуд.

— В Гриффиндор тебе с твоей храбростью, — надсмехался я над ней.

— Ты будешь удивлён, но Шляпа мне предлагала.

— Удивлён. И почему ты выбрала Когтевран?

— Моя мама на нём училась.

Так я однажды узнал о трагичной истории смерти её матери. Лавгуд честно призналась мне, что для неё это стало ужасной потерей, из-за которой она до сих пор очень часто грустила. Она говорила это довольно спокойным тоном, но я видел, как ей была неприятна эта тема. Я хмурился, а она спешила меня заверить, что всё в порядке, потому что у неё есть отец, который её очень любит, и которого любит она. Я знал, что потерять близкого человека — это всегда большая трагедия, которая потом неизгладимо оставляла след на всю оставшуюся жизнь. «Никому такого не пожелаешь». В тот момент я с тяжёлым сердцем думал о своих родителях, которых сильно боялся потерять в скором времени...

— Теперь я могу видеть фестралов. В Запретном лесу их целое стадо, и с некоторыми из них я уже успела подружиться. Хорошо, что ты не можешь их видеть, но я могла бы помочь тебе их почувствовать. Они очень добрые. Любят ласку и общение, потому что по своей природе тоже одиноки, и другие существа их не принимают.

Лавгуд уже не раз приглашала меня прогуляться до Запретного леса в её компании. «Посмотрим», — всегда хмыкал я, про себя думая, что вряд ли когда-нибудь смогу позволить себе выбраться вместе с Лавгуд куда-либо вообще. Более нелепую парочку и представить было трудно. «Однако...»

«Любая привязанность делает тебя слабым и уязвимым», — отец всегда твердил мне эту простую истину, и я безоговорочно и самозабвенно ей следовал. Всегда. Но только до того момента, как в мою жизнь вторглась Полоумная Лавгуд. «Прости, отец, ты бы разочаровался. Если бы ты только знал, что творится в душе твоего сына, когда рядом с ним стоит эта чистокровная чудачка...»

В конце концов, я пришёл к мысли, что Лавгуд меня приворожила. «Наверное, она незаметно каждый день подливает Амортенцию мне в бокал за завтраком». Это было почти невозможно, но я заставлял себя так думать. Иначе боялся себе признаться в настоящей причине, почему меня к ней так сильно тянет.