Хонока (джен)

Орочимару наблюдает, и он слушает, и ему не удается понять больше, чем он хочет признать. Он точно не верит в богов, и все же он знает что-то по-настоящему... духовное… происходит у него на глазах.

Он наблюдает, как его ученик идет по Священному Источнику Дракона — источнику Бентен-сама, — и его охватывает чувство благоговения. Его нелепая ученица даже не понимает, что то, что она так небрежно делает, должно быть невозможно.

‘Источник’ — это вовсе не вода, а природная энергия в ее чистейшей, наиболее концентрированной форме. Змеи называют это Драконьей кровью, и одной капли достаточно, чтобы превратить в камень кого угодно и что угодно.

Она достигает крысиной змеи-альбиноса, закрепленной в маленьком Бентен-ша, и останавливается. Природная энергия продолжает выдерживать ее вес, несмотря на то, что она в несколько раз легче воды. Он задается вопросом, как змея добралась до святилища — ведь она, конечно же, не могла переплыть по Крови Дракона?

Они молча смотрят друг на друга, и он думает, что змея, должно быть, поражена таким же благоговейным страхом, как и он.

“Ты намного меньше, чем я помню”.

…

“Ты намного крупнее, чем я помню”.

...Они ведут себя так, как будто знают друг друга. Любопытно.

“Я полагаю, что да, мы действительно оба сбросили наши старые шкуры”.

...Что?

Его ученик смеется.

“Как мне называть тебя здесь, Микогами?”

Он замирает. Здесь, а не где-то еще? А микогами?С какой стати змее называть ее так? Мать Хоноки не является ни мико, ни ее отцом — каннуси, не говоря уже о духовной практике Тамайори-химэ, которая уже несколько десятилетий находится вне закона в Конохе.

И все же именно так змея назвала ее, микогами. Буквально ребенок мико и каннуси как часть священного обряда; образно говоря, ребенок, рожденный от союза мико и ками ... псевдо-полубог.

“Цунэмори Хонока-десу”.

“Хонока-сама”.

Хонока-сама? Что на земле?Эта змея не только ведет себя так, как будто она—он— знает свою ученицу лично, но и непоколебимо отдает ей дань уважения?

“Просто Хонока в порядке”.

...Просто Хонока. Верно.

“Хонока-сама”, — настаивает змея. “Вы можете называть меня так, как считаете нужным; ибо моя мать, достопочтенная Хакуджа Сеннин, Дайтенджа-сама, оказала вам честь, завещав мне мое первое имя”.

Широхеби молод. Его мать — Мудрая Белая Змея. Он почитается у Священного Драконьего источника. Его место в иерархии, без сомнения, очень высоко ... И он просит Хоноку назвать его.

Орочимару чувствует вспышку уродливой ревности, поднимающейся в его груди, и злобно душит ее.

Он не Хонока, и Хонока — это не он. Это два человека, которые пережили очень разные травмы, которые свели их вместе, не меньше. И он только навредил себе, позволив своей зависти управлять им. Это то, что привело его в Данзо в первую очередь.

И он отказывается допустить, чтобы этому было место в его отношениях со своим учеником. Он делает глубокий вдох и выдыхает — выдыхает неприятное чувство, пока оно не исчезнет. Он делает еще один успокаивающий вдох.

“Кохаку. Тебя зовут Кохаку.”

Его ученица поднимает левую руку, и ее змея (ибо как он может быть кем угодно, только не ее) вытягивается, прижимаясь лбом к красной отметине на ее дзюцу-шики.

Он отстраняется, и красная формула меняется, превращаясь в кандзи "Кохаку’ — янтарный.

“Позови меня, когда тебе будет нужно. Я отвечу. Если вам потребуется помощь других, я помогу вам позвонить тому, кто наиболее подходит для вашего дела, пока не придет такое время, что вы сами узнаете их имена ”.

Хонока, конечно, разрушает торжественность заявления, нежно поглаживая его по голове.

“Ты уверен, что на тебя можно положиться, Кохаку”.

“... Да, я полагаю, что это так”.

Она продолжает гладить его. Он щелкает языком таким образом, в котором Орочимару не совсем уверен. Возможно, раздражение, возможно, удовлетворенность.

“…”

“…”

Орочимару приподнимает бровь, глядя на своего ученика. Для человека, испытывающего предполагаемое отвращение к змеям, она, конечно, не прочь поухаживать за ними.

“Вы едите кроликов? Ты выглядишь так, словно мог бы съесть кролика. Я поймаю тебе одну позже, если хочешь. Но ты выглядишь усталой, так что я оставлю тебя сначала вздремнуть, хорошо?”

“...Я с нетерпением жду нашей следующей встречи, Хонока-сама”.

Она смеется и в последний раз ласкает его позвоночник.

“Увидимся позже, Кохаку!”

Она поворачивается и трусцой возвращается к нему. Кохаку роняет голову поверх своего свернутого тела. Его тело изгибается в тихом вздохе.

Хонока запрыгивает на берег рядом с ним и поворачивается к своему новому другу.

“Я скоро призову тебя, чтобы ты мог познакомиться с моим другом Какаши! Он ужасно боится змей, и его действительно забавно дразнить!”

Змея щелкает языком, и Орочимару закатывает глаза. Очевидно, это была ухмылка. Он задается вопросом, должен ли он предупредить Какаши, что его ученик снова замышляет против него заговор.

“Кстати, это мой сенсей, Орочимару-сама.” Она хватает его за руку и размахивает ею между ними. “Дайтенджа-сама назвал его полусгнившим слизняком, но он действительно классный! Я все еще работаю над проблемой застоя ци, но это уже почти не заметно!”

Он чувствует, как у него дергается глаз. Это действительно то, как Дайтенджа называет его за спиной? Позже он поговорит с ними наедине.

“...Он напоминает мне маму”.

Его ученик громко смеется.

“Дайтенджа-сама напоминает мне сэнсэя!”

Его ученица и ее змея обмениваются ухмылками, и Орочимару задается вопросом, как его жизнь дошла до этого момента.

“Пойдем, Хонока-кун, тебе нужно подписать контракт, а мне нужно спланировать убийство”.

“Верно. Пока-пока, Кохаку!”

Он уводит ее, и она продолжает размахивать их соединенными руками. Она в очень хорошем настроении. Он тянет ее за собой в шуншине, и они быстро оказываются перед Дайтенджей.

“Благоприятная первая встреча, я так понимаю?”

Хонока отпускает его руку и бросается на Мудреца-Белую Змею. У него чуть не случился сердечный приступ — затем она обнимает их за шеи, что является тщетной попыткой, поскольку ее руки недостаточно длинные, чтобы обхватить шею Дайтенджи.

“Кохаку — это тот, кого я искал!”

“Кохаку...Самое подходящее имя. Ты сделал правильный выбор, маленький птенец. Я рад за вас обоих”.

Он скрещивает руки на груди.

“Мы действительно должны поторопить события, Дайтенджа-сама. У нас есть неотложные проблемы на границе”.

“Такой нетерпеливый, юноша. То, что происходит на какой-то человеческой границе, вряд ли меня касается ”.

“Да. К сожалению, меня это действительно касается”.

Дайтенджа хихикает.

“Очень хорошо. Джоро, контракт.”

Джоро неохотно выходит вперед, и Хонока спрыгивает с каменного помоста Дайтенджи.

“Привет”, — приветствует его ученик. “Я никогда раньше не видел такой змеи, как ты. Ты очень милый”.

Джоро вздергивает свой вздернутый носик и краснеет с помощью гендзюцу, а также довольно откровенно улучшает свой внешний вид, подчеркивая яркость и симметричность своих красных седел.

“Джоро, я боюсь, что твои попытки соблазнить Хоноку-куна потерпят неудачу. Она совершенно слепа к гендзюцу.”

Джоро задыхается. “Скажи, что это не так!”

Хонока садится на корточки рядом с ней.

“Все в порядке. Я думаю, ты уже очень милый, Джоро-сан.”

“Си-тян...! Зовите меня Джоро-тян, пожалуйста!”

Его ученица хихикает и гладит Джоро по голове.

“Тогда Джоро-тян. Приятно с вами познакомиться. Ты можешь называть меня Хонока-тян, если хочешь.”

Джоро, ошеломленный предложением непринужденной фамильярности, использует совершенно бессмысленное гендзюцу мерцающих звезд. Он закатывает глаза, глядя на глупую змею.

“Контракт, Джоро”, Даитенджа громыхает, забавляясь.

“П-верно. Простите, Хонока-тян, не будете ли вы так любезны повернуться? Спасибо.” Она изрыгает контракт на призыв без малейшего намека на приличия. “Орочимару-сама, не могли бы вы открыть свиток для Хоноки-тян? Милый маленький детеныш не должен пачкать руки об это старье ”.

“Это едва ли самое грязное, с чем она сталкивалась, Джоро”.

“Даже если так”.

Хонока поворачивается обратно и ждет, когда он откроет свиток. Она улыбается ему во все глаза, чему она, очевидно, научилась у Какаши. Он возвращает ей невозмутимый взгляд и открывает проклятый свиток.

Она опускается перед ним на колени и какое-то время просто смотрит. Она прослеживает предыдущую подпись, его, одним пальцем.

У его ученицы есть еще один вопрос, но она его не задает. Он легко догадывается, в чем заключается вопрос, но не отвечает на него. Сама подпись должна быть достаточно понятной.

Она вытаскивает кунай необычной формы, который видела раньше, и надрезает указательный палец левой руки на слегка изогнутом острие. Затем она превращает свой палец в кисть для каллиграфии. Он фыркает, потому что, конечно, она бы так и сделала. Хонока подписывается неторопливыми штрихами, форма ее подписи безупречна.

Она трансформирует —трансформирует — свой палец обратно в форму, и что-то еще привлекает его внимание. За мгновение до того, как порез на ее пальце появился снова, небольшой порез превратился в черную линию, и капля темного вещества вытекла и рассеялась в воздухе. Он хмурится.

Его ученица заканчивает с ее отпечатками пальцев, и ее подпись — единственная подпись левой руки в свитке. Не то чтобы там было много подписей для начала.

Дайтенджа щелкает языком с громким треском, и он и его ученица поднимают глаза.

“Наша сегодняшняя встреча была очень благоприятной, маленький птенец”, объявляет Дайтенджа. “Ты не такой, как я ожидал, но, возможно, ты больше, чем я ожидал. Наступает время для вас сбросить свою кожу и показать свои истинные масштабы. Я с нетерпением жду встречи с тобой снова, когда ты это сделаешь ”.

Сейдж сжалься над ним и просто позволь ему вернуться к пограничному патрулю и возможному заговору с целью убийства его персоны. Возможно, он даже присоединится к Комори, чтобы честно вздремнуть после этого. Он думает, что ему нужен целый час, просто чтобы снова во всем разобраться.

“...” Дайтенджа снова щелкает языком. “Орочимару, ты пока хорошо потрудился, воспитывая детеныша. Продолжай делать это, и ты не подведешь ее”.

У него пересыхает во рту, и он с трудом проглатывает комок в горле. Он коротко кивает.

“Спасибо вам, Дайтенджа-сама”.