Ataashi (гет)

Второй аванпост Инквизиции после небольшой передышки в деревне на перекрёстке основали на очередном холме, что скрывался за высокими соснами и порослью дикой малины и к которому вело всего две тропы, на которых так удобно выставили караул. Десяток палаток с сияющим «глазом» ютились совсем рядом друг с другом от прохода на холм, и только Вестник и его группа расположились подальше от мягко спадающей в близкое озеро воды, прижавшись задней частью палаток к кустам. Ночью в сырости спать неуютно, но и шепчущий низкий водопад не создавал много шума, поэтому лагерь можно было назвать даже комфортным. В светлое время суток или после боёв ополоснуться хотелось в первую очередь, так что вечером галечный берег делили тентом на две части для мужчин и женщин, чтобы солдаты с магами могли привести себя в порядок. Доступность относительно чистой воды творила чудеса в походе.

Лагерная жизнь постоянными передвижениями по лесам и холмам могла бы напоминать мне о временах похода с Серыми Стражами, да только мы тогда спали на земле, не имея поначалу нормального лагеря как такового. Инквизиция же получила хоть какие-то запасы от Церкви и пожертвования благодаря связям по работе Жозефины, поэтому посты возрождённой организации кардинально отличались от бродяжнических похождений через страну и не шли с ними ни в какое сравнение.

Скорее, это напоминало наши с Морриган путешествия с комфортом благодаря деньгам, вырученным с наших исторических находок.

Привычка ожидать худшее держала меня в напряжении. Совершенно лишнем и неоправданном. Это… Малость сбивало с толку. Однако позволило наконец расслабиться, когда с тёплыми солнечными лучами, пробивающимся через ветви деревьев, вместо плача людей, вони Скверны и воя порождений вокруг, лишь разминались под команды солдаты, журчал водопад и…

Длительный перестук клюва дятла по стволу дерева звонким эхом разнёсся по лесу подобно чему-то постороннему на фоне войны магов и храмовников и мерцанию Бреши над горами. На этот звук Реваса, дремлющая в тени нашей с Кассандрой палатки, вскинула треугольные уши и уставилась точно в сторону перестука, что смешивался с чириканьем птиц и блеянием диких баранов в неповторимой для каждого региона музыке природы. На Священных равнинах — некстати навеяло ностальгией — преобладала почти полная тишина, разбавленная свистом потоков воздуха по холмам, журчанием рек, скрипом насекомых в высокой, выгоревшей на солнце траве и зычным зовом галл. В Убежище же всегда в ушах бормотал ветер да слышалось уханье сов, редкий вой волков и мычание друффало, пока под ногами скрипел снег, поглощая любые звуки, если бы не разговоры людей, кипящая в деревне работа и лязг мечей солдат с берега.

В наслаждение мелодией леса я окунулась с головой, прикрыв глаза и поглаживая урчащего грифона по шее. Казалось, что мы вновь путешествовали по Изумрудным могилам, покоряя Долы и их тайны, а над головой, раскрыв солнечные крылья навстречу ветру, заявляла права на лазурные небеса красавица Большой Мистраль.

Кто бы мог подумать, что все мои воспоминания об ужасе войны для необученного сэрабаза, попаданки и когда-то мирной женщины оказались всего-то последствиями неопытности и неуверенности. Жизнь тогда проходила мимо меня, являясь бесконечным обучением в условиях военного положения и преследования Мором.

Зная, что теперь мне не грозит опасность, только сейчас я обратила внимание на мир вокруг, а не на себя. Хорошо это или плохо — Свобода не понимала.

Привязанность к Недремлющему миру по этому сторону Завесы казалась… неправильной.

Духа тянуло в Тень.

Даже погружённая в ощущения и воспоминания я сразу почувствовала приближение яркой, опаляющей древней магией пульсации Якоря. Это тихонько подкравшийся Алларос присел в траву около Ревасы, не беспокоя единственную на всю Инквизицию кунари. Поджав к груди острые колени и бряцнув ремнями на слегка болтающейся на нём броне эльфийского следопыта, он с безмятежным сопением слушал родные долийцам ноты природы. Спрятавшись от преследующих его взглядов тех, кто звал его Вестником Андрасте, он выбрал общество того, к кому лишний раз не лезли, а оттого чужих глаз на обзорной площадке за озером он не боялся.

Мальчик — а в глазах духа, прожившего неизвестно сколько десятков лет в мирах Перекрёстка, эльфёнок казался не старше подростка — устал изображать уверенного в себе Избранного, а я, ощущая горький флёр его эмоций, поняла, что если понадобится, то он… потерпит. Он ясно осознавал, что метка на его руке это единственное, что может помочь в закрытии разрывов и Бреши. Что он жив до тех пор, пока он нужен Инквизиции, будучи под защитой Искательницы, как единственный, кто был свидетелем смерти Джустинии.

И с тех пор, как идея посадить Дюрана на его законный трон оказалась провальной, новая установка о роле Героя подверглась ровно такому же сомнению: а необходимо ли настолько категорично взваливать на юного Аллароса тяжёлую ношу Инквизитора, очередного Героя, если он сам этого не хочет?

Ведь угрожающий титул заберёт у него всё.

А одно неосторожное решение — и жизни его клана.

Вид полей, садов и низких домиков, ютившихся рядом с несоразмерно огромными амбарами, потемневшими от времени, подкинул воспоминания о чём-то далёком и забытом. О деревнях посреди лесов, о запахе сена и далёком мычании коров. Бродившее за хлипкой плетёнкой стадо друффало даже не почесалось, когда грифон пролетел белой молнией у них над головами, звери лишь индифферентно общипывали траву и стога соломы, фыркая, когда мухи становились особенно назойливыми. Местные «коровы» давали не только молоко, но и шерсть, поэтому несколько из бурёнок светили стриженной шкурой, а некоторые линяли столь обильно, что чесали свои огромные туши о вкопанные столбики, оставляя бурые клоки. Атмосфера старых деревень ощущалась в Ферелденской глуши особенно остро, и только наличие необычных животных говорило о том, что мир всё-таки фэнтезийный.

Фермы находились в низине, уходя отмеченной подковами песчаной дорогой к ручью, а вот у подножия холма нашлись знаменитые конюшни объездчика Деннета. Сколоченные из еловых брёвен стойла тесно, но грамотно располагались на довольно обширной территории, огороженной каменной изгородью с высокой аркой на въезде, и даже с первого взгляда здесь находилось несколько сотен лошадей. Только побывав в подобном месте лично, стали ясны масштабы известности ферелденского объездчика и его навыки. Вот теперь верилось, что именно этот человек помог когда-то армии Серых Стражей.

У самого въезда на ранчо находилась небольшая постройка, передний двор которой был обнесён высоким забором из усохших со временем брусков и имел разметку с небольшими «воротами» из столбиков и сколоченных в стенки досок. По простенькой полосе препятствий, поднимая столбы пыли и выбивая фонтанчики мелких камушков, галопом скакала лошадь с наездницей. Невысокая темнокожая женщина в простенькой рубашке и плотных штанах никак не напоминала конюха, да только ведомая ею лошадь умело преодолевала барьеры и даже не думала взбрыкивать.

Я окрестности изучала с любопытством, кое не испытывала даже в мой первый визит в Редклифф. Специфический запах лошадей духу не мешал, стоило немного поменять состояние тела, — Солас мгновенно заметил перемены в сущности рядом, и его раздражающее внимание вновь сосредоточилось аккурат на моём затылке, — поэтому разномастных животных в небольших стойлах около ограды арены я изучала без отвлечения на дискомфорт. Хотелось подойти и погладить огромные морды, скормить пару кубиков сахара или яблоко. Некстати вспомнилась Реваса Первая… Бедная кобылка пала под чумой Скверны десять лет назад. Прекрасная, сильная и так жестоко погибшая от разъедающей гнили без моего присмотра.

Голова грифона любопытно высунулась над моим плечом, распушив перья на шее. Заклекотав, Реваса потёрлась о мою щёку, чуть качнув меня в спину, и печальные воспоминания, задавленные любовью к моей девочке, теплом её огромного тела, вибрацией мурчания и чистыми эмоциями, померкли.

Я только и делаю, что сравниваю. Что произошло во время Пятого Мора и что происходит сейчас. С кем я была и кто рядом со мной теперь. Но…

Прошлое — забыто, грядущее — закрыто, а настоящее — даровано.⁽¹⁾

Пора бы перестать оглядываться на свои страхи и ошибки. Это и делало меня — духа, существо, поглотившее сэрабаза с щедрой подачи Митал, — такой же живой, как и все вокруг.

Сразу стало… легче. Будто нечто, тяготившее меня все эти годы, все мои страхи и волнения, неуверенность — всё это… просто исчезло. Я всё это помнила, но словно произошло это не со мной. С кем-то, кто имел своё тело, свои опасения и сомнения. С кем-то, кто был не духом.

Свобода брала верх, и это абсолютно точно не являлось чем-то плохим.

Просто я наконец-то стала самой собой.

Перегон лошадей Деннет назначил через две недели. Чтобы подготовить всё необходимое для полусотни коней как на ранчо, так и в Убежище, требовалось для начала построить в деревне стойла и приобрести множество инструментов для ухода за животными, а так же подковать для дикой местности лошадей на ранчо, которые, кроме песка и примятой земли, больше ничего под ногами не видели. Свою работу Алларос сделал ровно настолько, насколько сам обещал: разрывы на западе и в центре Внутренних Земель закрыл, в бою не мешался под ногами и свалил переговоры с важными людьми на Кассандру. Что с капралом ополчения в деревне на перекрёстке, что с объездчиком и фермерами.

Пуганный злыми людьми Лавеллан держался подальше от позиции лидера, поэтому Кассандра начинала звереть от людей, которые в условиях вторжения демонов умудрялись ставить свои условия. Познавшая дзен я, однако, иногда вмешивалась в проходившие со скрипом разговоры, словно масло в застрявший механизм, ведь Искательница обладала горячим нравом и могла вспылить, если человек упрямился просто из принципа. Титул Героя Ферелдена вновь играл мне на руку, и оттого-то некоторые личности становились сговорчивее и охотнее шли на сотрудничество.

Или вид кунари их пугал.

Впрочем, когда несколько сражений бок о бок маги и храмовники, солдаты и разведчики даже начинали здороваться со мной в лагере по утрам, стало понятно, что ко мне потихоньку привыкают. «Не так страшен чёрт, как его малюют» — устрашающий вид закованной в броню кунари, разрывающую демонов практически голыми руками, потихоньку уступал место образу всесильного Героя Ферелдена, воюющего за Инквизицию с простыми людьми.

Пафос, — я фыркнула, удобнее устраиваясь под крылом урчащей, будто трактор, Ревасы. В любой войне без него никуда.

А завтра Инквизиция возвращается в Убежище, а затем нам предстояло посетить Вал Руайо, и вот куда, а в Орлей мне хотелось в последнюю очередь. Во-первых, путь мы — представители Инквизиции в лице Искательницы, Вестника и охраны в виде пары солдат, пары храмовников, Варрика, Соласа и меня — проделаем не по суше, а на кораблях через Недремлющее море. Путешествие на неделю с лишним, качка, сырость, возможные штормы, которые в условиях Бреши особенно участились. Приятного мало. Во-вторых, придётся хорошенько порыться в сумках на седле Ревасы, чтобы найти хоть что-то нарядное по местной моде, ведь в городе меня запомнили вместе с Морриган отнюдь не как дикарку, а как единственного кунари на весь Тедас, который заткнёт за пояс любого учёного. Кто бы знал, что школьное образование это потолок местных умов, которые изобрели простенькие телескопы, но не микроскопы, поэтому о строении мира представление имели весьма расплывчатое. Только Бьянка додумалась до парового двигателя — на этом можно и закончить сей печальный рассказ.

Не то чтобы я собиралась этим знанием как-то упрощать людям жизнь. Сами додумаются, коли естественный отбор на них не отыграется.

За раздумьями о предстоящем посещении столицы Орлея у кого угодно испортился бы аппетит, а у меня же пропало желание заснуть, как нормальный человек. Я не устала настолько, чтобы предаться чисто человеческому отдыху, поэтому пришлось выбраться из-под Ревасы, чтобы перейти в Тень полностью.

Но я же не могла просто взять и исчезнуть на глазах у всех, правда?

Ментоловая свежесть родным потоком магии полыхнула на кончиках когтей. Волна плетения прошлась по лагерю, и люди просто забыли, где я была и что сделала. Вреда это не принесло, зато я впервые за месяц похода наконец-то вернулась в родную часть Тени, развернув сущность на полную.

Мой маленький уголок уюта. Кусочек храма Митал в Арборской Глуши с большой статуей Фен’Харела, охраняющей вход в ритуальные залы, с поросшими мхом лестницами и декоративными водопадами и водоёмами, где до сих пор жили карпы, очень напоминающие японских кои. Выцветшие, осыпавшиеся золотые фрески Митал и Волка на стенах. Коридоры со светлыми, будто солнце, мозаиками на полу. С высокими потолками и просторным передним двором, где моё нахождение не раздражало Часовых и самого Абеласа.

Кто бы мог подумать, что в своём стремлении спрятаться от Фен’Харела в Глуши меня словно магнитом потянет именно в храм Митал. Хотя, ничего удивительного в этом как раз и не было. Святилище Источника Скорби — мощный источник магии эвануриса, а меня тянуло к местам сосредоточения Тени без моего на то ведома. К самому Источнику духа, конечно, никто не подпустил бы, поэтому и попыток я не предпринимала — стать слугой Митал в мои планы на жизнь категорически не входило — однако устроившись с комфортом в передних помещениях, фактически, в прихожей, у парадного входа храма, что имел достаточно места для духа и грифона, я ощущала это место самым безопасным во всём Тедасе.

С чистой совестью я бы назвала сам храм домом. Если бы в скором времени его не осквернили бы своим присутствием Корифей и пешки с их красными храмовниками.

Поэтому понятие «дом» применялось лишь к моей части Тени. Подвластная мыслям обитателей эта сторона Завесы являлась самым подходящим местом для жизни. Осталась бы здесь навсегда…

— Странное дело, люди начисто игнорируют вопросы о том, где ты.

По загривку пробежался табун ледяных мурашек, когда я услышала голос Ужасного Волка отнюдь не от статуи, на лапах которой сидела, а из-за спины. Не Солас. Невинный тон деревенского отшельника сменялся вкрадчивым, более низким и чётким произношением Фен’Харела, когда его никто, кроме духов, не видел. Если изначально мне казалось забавным подобное поведение, то теперь я понимала, что эванурисы прозвали Соласа Ужасным Волком, очевидно, не из вредности.

Фен’Харел умел и мог быть жестоким и страшным.

И неизвестный дух, видимо, совсем вывел его из себя, потому как все варианты — даже позабытые чувства, доступные лишь древним эльфам, для кого что дышать, что изменять реальность, было одним и тем же, — он уже перебрал. Свобода — действительно очень редкий дух. Себе подобных в Тени и в других мирах Перекрёстка я вовсе не ощущала. Последний дух Свободы погиб вместе с падением Завесы.

Ведь Завеса навсегда заперла существ Тени по другую сторону Недремлющего мира.

Ни одна Свобода не смогла справиться с этим.

— Поэтому ты спросил не у людей.

Миг испуга от мысли «Он нашёл мой дом!» прошёл так же быстро, как и появился. Да, неожиданно и опасно, но для Волка я угрозы не несла. Учёные препарируют или разбирают то, что видят. Солас, к счастью, созерцатель. Повезло, конечно, или нет, это спорный вопрос.

— Ты не хотела прятаться от Тени, — на этих словах я отвернулась от двора, куда смотрело тело статуи, и наткнулась на внимательный взгляд аметистовых глаз ровно там же, куда смотрела уже голова каменного волка, — поэтому найти тебя было очень просто. Твой след я знаю.

«А я твой — нет!» — пронеслось криком злости и раздражения в мыслях подобно вспышке Гнева. Противный Волк прятался даже от духов и ещё смел что-то говорить о том, что… Стоп. Он «знает», какая у меня энергия? То есть, он может различить меня и, например, Веру, даже не видя нас. А значит, что он прекрасно помнит, как именно ощущается каждый тип духа и демона.

В том числе и любая Свобода.

А их до создания Завесы Солас навидался.

Засранец.

— Значит, ты сразу понял, что я такое, — разом растеряв желание ругаться, только вздохнула, каким-то чудом поборов себя и не закатив глаза.

Трикстер же тихо, весело хмыкнул, что отозвалось во мне очень вредным порывом отхлестать этого многотысячелетнего эльфа ремнём по заднице, и, одарив странным взглядом свою статую, на которой я так удобно уселась, сам уместился у задних лап.

— В первую очередь я всего лишь изучал нетипичное поведение духа, пребывающего долгое время по другую сторону Завесы, — то, как увлечённо рассказывал Солас о своих наблюдениях, могло бы воодушевить любого энтузиаста-исследователя. Но вот проблема — Фен’Харел по своей сути являлся куда более дотошным, а оттого упрямым, поэтому его внимание я буквально терпела. — Обычно духи меняются под влиянием Недремлющего мира, однако ты придерживаешься одной линии поведения, и если изменения и происходят, то они всегда касаются лишь части твоей сути. Основа сущности фундаментальна и это потрясающе.

— То, что я не превратилась в демона, — потрясающе? — я потёрла переносицу, уже просто не зная, что делать с Волком и куда бы его пнуть.

— Конечно же, — медленно кивнув, подтверждая свои мысли, Солас мельком осмотрел двор храма, который занимал всю мою часть Тени. — И удивительно, что единственный дух Свободы сумел зародиться и откликнулся на зов сэрабаза. Вас очень не хватало со времени создания Завесы, — на этих словах голос Волка дрогнул, упав на пару тонов, и я невольно закусила губу.

Порабощённым Тевинтером эльфам не хватало Свободы, когда рядом не было Фен’Харела, — вот, что хотел сказать Солас.

— Тебе не тяжело? — вдруг тихо спросил эльф, с тоской глядя на разрушенные временем и стихией стены храма его друга. Аметистовые глаза покрылись пеленой воспоминаний, а сложенные на коленях руки сжались в плотный замок. — Ты — последняя Свобода. Что будет, если и ты пропадёшь?

Махнув рукой, озадаченно уставилась на полупрозрачную бело-розовую оболочку, которая отдыхала от образа кунари, но тут же об этом забыла, и рука продолжила своё движение, обращаясь крылом совы. Взлетев, словно невесомое пёрышко, деловито уселась на спину статуи около головы Соласа и захотела уже мстительно клюнуть его, недальновидно повернувшегося ко мне, в лоб, но приступы вредности подступали внезапно и, к счастью для Соласа, не в данный момент.

— Тяжело ли мне? — Форма сменилась обратно на гуманоидную, но всё ещё нечёткую фигуру, оставшуюся сидеть на спине статуи. — Несомненно. Свобода это всегда не просто. Истинную свободу очень легко спутать с иллюзией. Как спасённый из рабства магистра эльф, обрётший свободу жизни в Кун, но потерявший свободу мысли, — на этих словах голос окончательно перестал походить на прежнее звучание, отразился потусторонним эхом, налился магией, погружаясь в воспоминания, и растаял тишиной.

Мои воспоминания, которые человеческий мозг никогда бы не смог вытащить из дальней памяти подростка. Могла бы голова заболеть — уже давно бы гудела, настолько глубоко Свобода закопалась и выудила на свет короткий кусочек диалога с эльфом по имени Гатт.

Вряд ли я могу использовать такое погружение вне способностей сущности. Задания о поиске Серых Стражей по всему Тедасу далеки от возможностей Свободы, как тут ни старайся.

— А теперь отправляйся спать, Солас, — нашептала я на ухо эльфу, в следующий миг перетекая вновь между передних лап статуи с чётким намерением и самой отдохнуть от смертных хлопот. Рога не мешали уложить голову на камень, тело не ограничивалось подвижностью костей. Словно кошка, я свернулась в комфортный комочек под мордой волка, чувствуя, как неподалёку с тихим выдохом расслабил напряжённые плечи Фен’Харел. — Свобода более никогда не пропадёт.

1) Мастер Угвей фигни не скажет

Вернуться к тексту