Дорога длиною в жизнь (джен)

Король не отпускал от себя Зандера ни на шаг. Он как будто не видел и не чувствовал, что тому тяжело находиться с ним рядом, особенно когда он обнимал и целовал Лемми, его мальчика. И Лемми вел себя так, словно ему нет никакого дела до чувств Зандера. Эти оба вели себя с ним, словно с пустым местом. Ему хотелось выть, кидаться на стены и посыпать голову пеплом. Никогда не думал Зандер, что любовь может приносить такие муки. Его любовь к Лемми всегда была такой чистой, светлой, возвышенной. А тут ему захотелось, когда он оставался с ним наедине, завалить его на кровать, сорвать все тряпки, прикрывающие его нежное тело, и грубо изнасиловать, в отместку, что он каждую ночь был с его королем, о котором он только мог мечтать. Он вдруг как никогда начал понимать графа Ориана. Граф Ориан! Надо навестить его, подбодрить, утешить, когда король разрешит ненадолго покинуть его. Но кто бы подбодрил его самого, утешил сердце Зандера?

Но он совершенно не ожидал, что пределом его мучений может оказаться то, что король потребует установить кровать для Зандера в святая святых дворца — половине королевы, в маленькой прихожей, из которой двери вели прямо в спальню короля Рупрехта и его фаворита. И теперь из-за неплотно прикрытых дверей Зандер, как ни затыкал уши, все равно слышал громкие вскрики и стоны юноши, приглушенный рык его величества.

«Зачем король так со мной поступает? Зачем? Я люблю его... Не могу больше переносить эту пытку... А если скажу, что меня ждет?» — причитал Зандер, засовывая голову под подушку. Он уже не скрывал от себя, что мужчина ему не безразличен.

Когда страсти в спальне бывали особенно сильны, он тихо сбегал — если король узнает, что его не было перед дверями, то ему достанется — и бродил по парку до самого рассвета. И только граф Ориан иногда сглаживал его унылое скитание по темным аллеям, хотя он прекрасно понимал, что душевное одиночество мучает Зандера гораздо сильнее, чем желание тела короля или Лемми. Да еще Кертис по утрам развлекал его немного рассказами о своей семье, когда помогал ему принять ванну и переодеться.

Зандер не говорил, а граф не интересовался, где ночует шут, но по его ночным прогулкам по парку, по уставшим ореховым глазам, да вздохам невпопад догадывался, кто и где его мучает…

Месяц их вынужденного заточения постепенно подходил к концу. Особенно тяжело в этот период пришлось Зандеру — не нарушая указа, надо было каким-то образом кровь для кормления Лемми добывать. Тот старался контролировать свои эмоции, но по большому счету это ему удавалось делать с большим трудом. Его уже не трясло и не лихорадило, как в самом начале, но подпитка юноше требовалась почти каждый день. Зандеру не часто удавалось ускользнуть от охраны на рынок за кроликом, вот и приходилось завораживать своим взглядом зверей, гуляющих по парку. А Лемми, как назло, капризничал, как в детстве, это не хочу, это не вкусно, а тигриную кровь вообще пить отказался, после первого же глотка швырнул кружку в Зандера. Он увернулся, реакция дракона позволила, но затем пришлось кровь от стен все же оттирать. И все это под большим секретом от его величества.

Король обещал не продлевать срок указа. И граф Ориан уже строил планы, куда они с Зандером пойдут, после того, как им, наконец, разрешат покидать дворец. Несмотря на то, что ему самому тоже было плохо, но он понял, что Зандеру ничуть не лучше, и старался хоть чуть-чуть поддержать шута, который и шутить уже не мог, да и говорил, уже с трудом сдерживая рыдания. Общие страдания их даже как-то сблизили, хотя ни один, ни второй не стремились стать больше, чем другом, для другого. Просто, как два пьяницы, стоят плечом к плечу и только вместе могут сделать шаг вперед. Каждый по отдельности упадет и больше никогда не встанет.

Наконец, по прошествии ровно месяца, лекарь Вильгельм Риттерс и маг разрешили вернуть жизнь во дворце в нормальное русло — нельзя же вечно бояться. Зандеру позволили возвратиться в его покои, где он в кресле Кертиса, наконец-то, смог по-человечески выспаться. А всем обитателям дворца разрешили входить и выходить, как и раньше.

На днях к королю Рупрехту с официальными визитами должны были прибыть послы из соседних государств, и по этому случаю намечался большой бал, о чем было объявлено заранее, чтобы придворные могли подготовиться должным образом и сшить себе новые наряды. Дворец охватила привычная суета перед таким грандиозным мероприятием — слуги все протирали, вычищали, особенно старались в тронном зале, чтобы произвести на послов неизгладимое впечатление. На каждом углу не только фрейлины, но и статс-дамы рассматривали модные журналы и спрашивали друг у друга, что бы хотели сшить, чтобы не заявиться на бал в одинаковых платьях. И только шут оставался в стороне от этой такой привычной суеты, его шутовской наряд с колпаком всегда был в моде и всегда был уникален. А вот граф Ориан стал, на взгляд Зандера, несколько задумчив. Он знал, что графу было запрещено появляться в тронном и бальном зале во избежание скандала, шут сам относил в день бала приказ в покои графа.

На что тот, прочитав бумагу, презрительно хмыкнул:

— За своего любовника опасается. Да не нужны они мне, шут, понимаешь, не… ну-ж-ны.

О потом отвернулся, нервно покусывая губы, стараясь не показать слез, навернувшихся на его красивые глаза и задрожавших на густых темных ресницах. Зандер хотел ему сказать, что… не в этом счастье. Но граф отмахнулся от него, мол, сам все знаю, но обидно все равно было до слез.

А вечером состоялся бал. Гостей было много, даже слишком много, в большом тронном зале, где принимали послов, яблоку негде было упасть. Зандер не понимал, зачем королю понадобилось приглашать столько небогатых аристократов из далеких и глухих поместий и городов на этот в принципе рядовой прием, коих в году бывало великое множество. Или он хотел показать, что с ним все в порядке и попытка покушения на него не состоялась? Этих гостей сразу можно было вычислить по старомодным камзолам и любопытным взглядам, которыми они рассматривали публику. К тому же они, как правило, стояли вдоль стен и сразу начинали шушукаться между собой, когда мимо них проходил кто-то, одетый богаче, чем они.

Вдруг в зале стихли все громкие разговоры, и взоры присутствующих устремились на молодого человека, почти юношу, вошедшего через боковую дверь. Многие даже не пытались скрыть своего восторга, рассматривая его. Зандер, сидящий на ступенях перед королевским троном, повернул голову и тоже залюбовался вошедшим. Лемми, а это был он, в новом наряде, специально сшитом для этого бала, был просто великолепен. Золотистый бархат камзола подчеркивал аристократизм его жемчужно-белой кожи и россыпь черных локонов, которые он не стал поднимать в высокий хвост, а просто пустил по плечам. Лосины более темного цвета, обтягивающие упругий зад, были заправлены в черные высокие сапоги до колен. Белая кипень кружевных манжет и воротника в сочетании с кровавым цветом вышитого жилета ниткой в тон камзола и ярко-алые губы, покрытые тонким слоем розового масла, делали его похожим на дорогую фарфоровую куклу.

Одновременно с ним в зал, но уже через парадный вход вошел король в парчовом парадном наряде. Кивая своим придворным, он проходил по залу к тому месту, где на возвышении стоял его трон и где у изножья дожидался его шут. И вдруг он увидел Лемми, стоящего чуть в стороне от трона. Король улыбнулся, совершенно искренне, и протянул юноше руку.

— Идите сюда, мой дорогой, — он взял его за руку и, продолжая улыбаться, повел вокруг зала.

Все расступились, оставляя место в центре, чтобы король со своим сопровождающим могли сделать круг почета. Дамы приседали в глубоком реверансе, мужчины склоняли почтительно головы, и все, абсолютно все восхищались красотой и грацией неизвестного им юноши.

— Господа, — обратился король к своим подданным, когда он снова вернулся с ним к своему трону, — я хочу представить вам моего фаворита, укравшего мое сердце. Это граф Лемюэль О’Коннор, прошу любить и жаловать.

И только после этого король опустился на свое золоченое кресло, а Лемми встал по правую сторону от него, при этом положив свою левую руку на плечо короля и продолжая улыбаться. К нему подходили, кланялись, поздравляли, только с чем поздравляли, Зандер, сидящий возле трона, не мог понять. Неужели должность любовника короля настолько почетна? И Лемми — граф, тоже неплохо, не мог король дать его мальчику титул меньше, чем у его предыдущего фаворита.

Когда же все комплименты и приветствия были высказаны фавориту его величества, к трону, наконец, приблизились послы, и уже теперь они смогли высказать свое почтение его величеству. По традиции они преклонили колени, не доходя до трона, выказывая уважение королю Рупрехту Питеру Первому. И птицы на золотом дереве взмахнули крыльями и запели хвалебную песню во славу короля, а львы, которые до этого спокойно лежали по правую и по левую сторону от тронного возвышения, подняли головы и грозно рыкнули, тем самым показывая мощь его величества. Зандер, только что сидящий у ног его величества, встал и отошел в сторону, наблюдая, как король на своем троне поднимается вверх и исчезает в открывшемся куполе в потолке, чтобы уже буквально через пять минут спуститься в другом наряде. И чтобы взмахом руки дать команду начать пир в пиршественной зале, куда согласно банкетным карточкам проследуют его подданные. А впереди них пройдет король в сопровождении Лемми и послов, а его шут будет шествовать уже за ними следом.

Граф Ориан момент своего появления в тронном зале выбрал очень точно. Как только король с троном исчез в куполе, он вошел через парадные двери. Пока он шел по залу, на брошенного любовника с кривыми усмешками взирали те, кто еще совсем недавно искали у его ног милости. У графа было всего лишь пять минут. Пять и не больше, он знал это.

Зандер его не увидел, но почувствовал, что Лемми угрожает опасность. Ориан уже вынул кинжал, собираясь нанести удар, чтобы одним взмахом перерезать горло юноше. Только молниеносная реакция дракона спасла нового фаворита короля от неминуемой смерти. Зандер успел перехватить кинжал, а самого графа отодвинуть за себя в одну сторону, а Лемми оттолкнуть на расстояние вытянутой руки в другую. Острие оружия успело только слегка оцарапать шею фаворита. Из крошечной ранки вытекло несколько капель крови, окрашивая кружевной воротник его белоснежной рубашки в алый цвет.

Лемми побледнел и стиснул зубы, стараясь не дать клыкам вылезти из его рта, при этом он изо всех сил пытался не упасть в обморок, что тоже было весьма возможно. Как всегда, ему стало плохо при виде крови, а какая за этим последует реакция, даже он не мог предсказать.

Толком никто не увидел, что произошло на самом деле. Дамы завизжали, некоторые, как и положено придворным дамам, попадали в обморок. Мужчины зашумели. А король застал именно такую картину — его шут с кинжалом в вытянутой руке у шеи его молодого любовника, ладонью другой руки он упирается в грудь его бывшего любовника, который то ли хочет помочь Зандеру, то ли, наоборот, шут сдерживает его натиск, визжащие дамы и охрана, которая уже окружила вооруженного шута.

— Виконт Зандер, отдайте мне ваше оружие, — король, совершенно не опасаясь, подошел к нему. Тот молча, убрав его от шеи Лемми, протянул его величеству.

— Охрана, арестуйте его и бросьте в дворцовые казематы. Презренный шут нарушил сразу несколько моих указов, один из них — ношение оружия. Я думаю, при таком количестве свидетелей не потребуется даже суда, чтобы признать его виновным и заслуживающим смертной казни.

— Не советую усугублять свое положение сопротивлением, и отдайте мне еще ваши кинжалы, висящие у вас под курткой, — строго обратился начальник охраны к Зандеру, протягивая руку за оружием. — Следуйте за нами.

Тот молча повиновался и, опустив голову, проследовал за охраной, уводящей его в казематы дворца.

Лемми, до этого кое-как стоявший на ногах, покачнулся и стал оседать, еще немного и он просто упал бы навзничь. Король успел его подхватить и очень осторожно усадить на свой трон.

— Любовь моя, — прошептал он, встав перед ним на колени и легко шлепая его по щекам, пытаясь привести в чувство. — Что с тобой?

— Кровь, — тихо ответил Лемми, стискивая зубы. — Я совсем не переношу вида крови.

И в следующий миг он потерял сознание.

— Господа, продолжайте праздник. Мы скоро вернемся, — обратился король ко всем присутствующим и, легко подхватив своего фаворита на руки, понес его прочь из зала, давая понять, что инцидент исчерпан и бал продолжается.