Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь Спаситель! (гет)

Как бы Темному ни хотелось и дальше нежиться в кровати с тихо сопящей под боком Эммой, кое-кто жутко хотел умереть, и кто он такой, чтобы отказывать в такой щепетильной просьбе? К тому же были еще те, кто страстно хотел услышать пару «бодрящих» слов и, как ни странно, тоже из его уст, ох, и заждались наверное…

Поразительно, да? (сарказм, кхм, сарказм)

Да и своих отроков, которые сейчас не дремали в уютной и теплой утробе своей матери, под ее даже во сне защитно лежащей на ней рукой, надо проведать.

Одного обнять и похвалить за то, что такой проницательный и понимающий ребенок (Эмма ему рассказала, что Генри и сам понял, что она беременна, и то, что Румпель и есть будущий отец, причем на счет последнего тот совсем не против), а второму надавать подзатыльников (оборотень в подружках у его сына?! Да еще и Руби Лукас?! Еще известная, как Красная шапка? Да не бывать тому! Таково его решительное и последнее родительское слово!).

Нет, он был рад, что Бей отпустил свои чувства к Эмме, и ему не придется за нее бороться с собственным сыном, но все же… Красная Шапка?! Румпельштильцхен даже не знал, что его больше ужасает. То, что его сын встречается с девушкой, которая периодически обрастает шерстью и обзаводится когтями, или то, что бабушка может оказаться его потенциальной родственницей.

Бррр…

Ему хватало очаровательных родственников, и новые были не нужны.

Румпельштильцхен нежно посмотрел на Эмму в своих объятиях, и аккуратно встав, не удержался и напоследок поцеловал ее оголенное плечо, после чего, наконец, пошел одеваться.

Его ждали дела. Неотложные и давно уже заждавшиеся его. Пора напомнить всем, кто здесь истинный хозяин, а то ишь ты, распустились за пару недель, пока его не было.

* * *

Утро в квартире Прекрасных, как и во все последние недели, было не шибко добрым. Мэри Маргарет пребывала в депрессии, а Дэвид потихоньку сходил с ума. Лишь маленький Лео был спокоен, еще недостаточно вырастя и не осознавая, в какой проблемной семейке он родился.

А все оттого, что их дочь, их первенец, после того инцидента около участка, ни дома, да и вообще в городе, так и не показалась. Лишь то, что внук им по секрету рассказал, что видел мать и с ней все в порядке, окончательно не добило горе-родителей.

Мэри Маргарет винила во всем себя.

И зачем она только накричала на дочь? Нет, она знала, что сделала это чисто инстинктивно, испугавшись за мужа и сына, но… Боже, боль в глазах Эммы была такой сильной!.. Та ее теперь точно никогда не простит! Тяжкое бремя мэрства и маленький ребенок не улучшали ее состояния.

Дэвид тоже пребывал в подобном же настроении. Горьком, печальном и несчастном. Казалось, все счастье ушло из их дома. Эх…

Что он за отец такой?

Надо было догнать дочь, обнять… А он?.. Замер, как дурак. Фонарь, упавший на него, ничего кроме пары синяков ему не принес, но ощущение было такое, что после падения этого осветительного столба он окончательно потерял дочь и лишился части своей души. Даже, когда он положил Эмму в шкаф, ему не было так плохо. Несмотря на раны, которые он тогда получил, несмотря на осознание, что в следующий раз, когда он увидит свою малышку, той уже будет двадцать восемь, ничто из этого не причинило ему такой боли, которая мучила Дэвида сейчас. Он не мог ни спать, ни есть. Даже сына он если и укачивал или обнимал, то делал это как-то автоматически.

«Господи! Ну почему мои дети так страдают?.. Отчего так страдаю я?.. — уныло думал он, помешивая в кружке кофе, которое он пил уже вместо воды почти каждые полчаса. — Неужели — это все карма?.. Плата за то, что мои родители отдали Джеймса?..»

Громкий стук в дверь прервал молчаливый завтрак Прекрасных. Дэвид и Мэри Маргарет переглянулись, ощутив слабую надежду, что, возможно, это их дочь вернулась… Но к двери они даже подойти не успели, как она распахнулась сама и в их квартиру вошел пропавший Румпельштильцхен собственной наглой и Темной персоной.

— Здравствуйте, мои очаровательные, так уж вышло, родственники, — издевательски протянул он, войдя в их квартиру, как к себе домой, и схватив стул, поставил его посередине квартиры, прямо напротив застывшей пары, и сел, сцепив перед собой руки, внимательно смотря на них потемневшими глазами.

— Что вы здесь делаете?.. — спросила Мэри Маргарет, рефлекторно встав перед корзинкой, в которой дремал ее сын. — И откуда вы здесь? Вы же вроде?..

— Пропал? — несколько насмешливо сказал он, и оскалившись, весело добавил: — Было такое. Но я снова здесь. Не без помощи вашей дочери. Кстати, из-за которой я здесь.

Прекрасные нахмурились и вновь переглянулись.

— Вы знаете, где Эмма? — настороженно спросил Дэвид и сложил руки на груди.

Ему это совсем не нравилось. Дэвид отчаянно не хотел, чтобы его девочка водилась с Темным, но подозревал, что именно благодаря тому, она стала так хорошо колдовать. Он искренне надеялся, что та не заключила с ним очередную сделку. Эх, наивный, знал бы он, как на самом деле дела обстоят…

— Оу, конечно, — с наслаждением протянул Румпельштильцхен, и ехидно смотря на чету Прекрасных, даже зная, что Эмма его потом за это убьет, не сдержался и добавил: — В моем доме.

— Что она там делает? — хмуро спросил Дэвид, покрепче сжав кулаки.

— Спит, — лаконично ответил Темный, закинув ногу на ногу, невинно посмотрел на будущих дедушку и бабушку своего сына.

Дэвид непонимающе свел брови, а Мэри Маргарет вдруг побледнела. Ее вдруг посетила сумасшедшая догадка…

— С чего это? — спросил Дэвид и настороженно посмотрел на самодовольно ухмыляющегося колдуна, который с весельем смотрел на него.

— Устала, — со вздохом сказал Румпельштильцхен и закусил губу, чтобы не засмеяться. Непонимание принца было таким забавным. Хотя Белоснежка, судя по ее лицу и расширившимся в ужасе глазам, начала догадываться.

— От чего? — затаив дыхание, спросила Мэри Маргарет, надеясь, что она ошиблась и ее девочка не…

Румпельштильцхен с жалостью на нее посмотрел и сказал:

— Я не думаю, что ты и впрямь хочешь знать ответ.

Мэри Маргарет только чудом смогла приземлиться на стул неподалеку от нее, а не на пол. А вот Дэвид все также продолжал смотреть то на побледневшую жену, то на Темного, у которого, если честно, не было большого желания тратить на них больше времени, чем нужно. Поэтому он нахмурился и холодно сказал:

— Ну, да ладно. Ты, Белоснежка, потом сможешь поделиться своими догадками с супругом и позже, сейчас я хотел бы поговорить о другом.

— О чем? — резко сказал Дэвид.

Румпельштильцхен фыркнул.

— О ваших родительских навыках. Я, конечно, и собственными не очень горжусь, но вы в последнее время явно стремитесь меня перегнать в этом анти рейтинге, — он развел руками и жестко добавил: — Вы — идиоты, о чем думали? И это я даже не имею в виду тот факт, что вы, не успев вернуться в Заколдованный лес, умудрились чуть ли не в первый день там сделать нового ребенка, хотя стелились тут перед Эммой и говорили, как ее любите…

Дэвид скривился, как от боли, поняв, на что намекает Темный, и указав на него пальцем, рыкнул:

— Не смей говорить, что мы не любим нашу дочь!..

— Тогда почему она за пару недель стала выглядеть столь измученной и уставшей, и пряталась в моем ломбарде? — насмешливо сказал он, и махнув в их сторону рукой, добавил: — От вас? Хотя нет, не отвечай. Я и сам знаю почему. Но даже не это меня волнует.

Он одним тягучим движением встал и подошел к ним.

— Меня волнует то, что из-за вас Эмма не перестает нервничать и психовать, что сейчас для нее особенно вредно. И если вы не способны стать для собственной дочери опорой и источником положительных эмоций, даже не вздумайте к ней подходить. Понятно? — категорично сказал Румпельштильцхен, указав на них рукой.

— Вредно? Почему?.. — просила Мэри Маргарет, ухватившись за это его слово. Ей отчего-то показалось странным, что колдун выделил именно его.

Румпельштильцхен насмешливо усмехнулся и сказал:

— Поздравляю, вы снова станете бабушкой и дедушкой.

Опять же предчувствие, что Эмма его за это убьет или как минимум покалечит, вопило похлеще любой банши в глубине его разума, но жажда лично сказать Прекрасным эту новость, оказалась сильнее. К тому же их лица того стоили.