Ataashi (гет)

Огромный разрыв над Морозными горами слишком сильно влиял на погодные условия Тедаса, что было весьма предсказуемо, учитывая природу Тени. Жаркое солнце Ферелдена больше мешало летним заботам крестьян, чем помогало, потому как дождя страна не видела примерно уже с пару недель, порождая ранние засухи. В то же время Недремлющее море, как я и предполагала, бушевало и ревело, поднимая волны на десяток метров, от чего вся линия каменистого берега порта Джейдер покрылась трупиками рыб, медуз, акул и просто невероятным количеством водорослей и кораллов. Рыбаки теряли улов, сетки и ловушки беспощадно утягивало в пучину, а уж ветер от перепадов давления настолько сильно рвал паруса кораблей, что передвижение по воде не представлялось возможным.

Для простого человека.

Магия, как известно, делилась на четыре школы: Созидание, Духовная, Энтропия и Стихийная. Последняя имела в себе разветвления на огонь, лёд, молнию и землю. Однако настолько узкое применение магии уже казалось просто насмешкой над любым волшебным миром, и от разговоров наших магов Круга мне хотелось порою покрутить пальцем у виска или прочистить уши — действительно ли я слышала то, что слышала. На деле же имелось гораздо больше заклинаний, чему подтверждение магия Времени, рыцари-чародеи и магия Разрывов. Существовало немыслимое количество вариаций плетения, и многие из них касались стихийной магии в непривычной обывателю форме. Вместо того, чтобы осуществить мой старый эксперимент по растопке льда огнём, чтобы создать воду, я могла просто наколдовать эту самую воду! То же самое касалось и растений, создание и рост которых легко контролировались с помощью магии, близкой к природе камня и земли.

Древние эльфы могли изменять реальность под себя, как им вздумается. Если очень постараться, то можно сплести заклинание очень близкое к тому, что позволило создать, например, измерение Перекрёстка. Но, пожалуй, нужно опустить то, что на подобное потребуется просто море энергии, которое и с сотни современных магов не соскребёшь.

К счастью, у Инквизиции было сразу два не-человека, которые знали и умели намного больше, чем среднестатистический ученик Круга. И к несчастью же, именно нам с Соласом пришлось усмирять волны и ветер вокруг каравеллы во время путешествия.

Перманентно вымокая в солёной, холодной воде, брызги которой раздражали кожу и стягивали швы одежды, мы сменялись каждые четыре часа. За такую работу абсолютно точно требовалась награда, да только даже после обещания целого ящика лириумных зелий Кассандра ругалась на жадность магов — а точнее, на одного конкретного Героя Ферелдена с рогами, — а сопровождающая Вестника парочка храмовников ей с энтузиазмом поддакивала. От закономерного истощения от столь затратной на энергию работы нас спасала только длительность наложенных заклинаний. Между обновлением чар успевало пройти около получаса, оттого бóльшую часть времени удавалось заниматься своими делами, просто не покидая основную палубу.

В свою смену Солас, что очень предсказуемо и даже в некоторой степени забавно, периодически дремал. Сидя у одной из мачт, он устойчиво упёрся посохом в пол и навалился на собственное оружие, умудряясь вовремя просыпаться без всякой помощи.

А что ещё на корабле-то делать, как не гулять по Тени с друзьями-духами?

Я бы к нему присоединилась с большим удовольствием, потому как, кроме корабля и неба с водой, вокруг не было совершенно ничего, чтобы зарисовать. Однако, что есть море в глобальном смысле этого слова?

Бескрайнее лазурное пространство, уходящее в глубину насыщенным ультрамарином, ломало горизонт поистине недремлющими волнами, поднимающимися страшной, но величественной мощью стихии за пределами купола заклинания. Морская пена разводами оседала на гребнях и редких спокойных участках поверхности, сливаясь с бледным, пасмурным небом в один сплошной туман, расслабляющий устающие от однообразной картинки глаза.

Казалось, что я заразилась созерцанием от Фен’Харела, но всё гораздо проще — ведь для Свободы бескрайний простор глубокой воды и высокого неба казался самым невероятным, самым близкими и родным сущности, не терпящей замкнутых пространств и ограничений. Хотелось даже размять драконьи крылья — распахнуть перепонки на всю длину, коснуться лапами и хвостом воды, поддеть тучи рогами и взлететь выше облаков…

Идея на третий день плавания накатила настолько сильно, непреодолимо, на грани одержимости — правильно — что сдерживать себя сил не было никаких. Да и желания тоже.

Хорошо, что голова у меня хоть немного соображала в моменты проявления сущности, скрывающей себя от суеверных смертных на уровне рефлекса. В небо под вскрики матросов и храмовников я взлетела в облике альбатроса и только тогда, когда горизонт скрыл каравеллу и купол спокойной воды вокруг неё, Свобода развернулась на полную. Оболочка птицы растворилась в потоке бушующей магии духа. Яркой вспышкой полыхнуло настолько сильно, что я заподозрила, что с корабля такой всплеск точно заметят. Обернувшись Платиновым Призраком, я наконец скинула последние оковы смертного тела, довольно долго не позволяя — мучительно и разрушительно — дать себе волю. Удивительно, насколько точно меня связали с Призраком жители Тедаса, что дали глупое пафосное прозвище, когда тысячи людей и не-людей увидели в небе над горящим Денеримом белого дракона, сражающегося с Архидемоном. Ведь стоило кому-то увидеть Призрака на просторах мира, как он исчезал бесследно, будто и не было его.

Правда, о подобном я думала исключительно мимолётной мыслью — сознание словно выключилось, оставив у руля инстинкты духа.

Перепонки приятно натягивало мощными восходящими потоками, поднимая многотонное тело будто пёрышко. В нос из-за обострённого обоняния ударил запах соли и влажности. Пролетая над бушующими волнами, я задевала гребни лапами и кончиком хвоста, в свободном падении закручивала петли, расслабляясь полностью и зная, что искажённый Брешью дикий ветер подхватит и вернёт меня под облака. Работа сильных мышц, бескрайний простор — голову дурманило настолько, что несколько раз я терялась посреди морского пейзажа, откровенно позабыв, откуда я прилетела. Если бы не переходы в Тень, то обратный путь я бы никогда не нашла.

К каравелле вернулась только глубокой, беспросветно тёмной ночью, ориентируясь на фонари на борту. Оболочка альбатроса слетела с тихим всплеском магии, ноги встали на деревянный, скрипучий пол, легонько покачивающийся на спокойной воде. Корабль спал, ни голоса не доносилось ни с первой, ни с третьей палубы. Только на второй, привычно опираясь на мачту и поджав ноги, дремал укрывшийся пледом Солас, спрятав нос и уши от холода. Услышав хлопки крыльев, он проснулся, и теперь на меня в свете светлячка смотрели очень сонные, сощуренные глаза. Хотя свою вечернюю смену по поддержке заклинания вокруг корабля я пропустила, осуждения в аметистовом взгляде не было.

Вот уж кто, а Волк понимал, что такое зов сущности у духов, и за естественное поведение Свободы Фен'Харел никогда не осудит.

Облокотившись о тёмный борт каравеллы, покрытый разводами соли, я с концами скинула вымокшую и пропахшую йодом рубашку на ближайший ящик. Что кофта, что майка погоды не делали — кожа ощущала тепло прорезавшегося западного солнца, близость воды охлаждала, а незаметно (кроме одного эльфа) изменённая оболочка позволила волосам вновь вернуть себе былой лоск, сбросив хрупкость солёного осадка с прядей, и теперь ветер трепал так и не отросшую косу, погружая меня в состояние некоторого транса.

Вдали от людей Завеса была особенно тонка, и даже обилие демонов в телах утопленников, которых никто не замечал бродящими по далёкому дну, не мешало мне наслаждаться комфортными для духа условиями и самым простым человеческим созерцанием морских просторов.

С Морриган мы путешествовали через элувианы, поэтому потребность в длительных поездках или плаваниях отпадала. Но вот так стоять на палубе корабля, покоряющего дикие просторы, изредка обновлять заклинание, усмиряя ветер и волны, слушать шёпот воды… Свобода была довольна. Я — была довольна.

— За таким спокойным путешествием забываешь, что впереди нас ждёт логово змей, — за спиной раздался хриплый от слишком влажного воздуха голос Варрика. Вскоре гном подошёл ближе, ловко взобрался на ящики, да так там и остался, так же глядя куда-то вдаль. Верхнюю куртку он повязал на пояс, и теперь остался в алом кафтане с золотой вышивкой по вороту и рукавам. Качественная одежда, стоит отметить. — Одна птичка мне напела, что ты уже была в столице Орлея. — «Не Соловей ли имя той птичке?» — так и захотелось его поддеть, но я только кисло улыбнулась. — О, вижу по лицу, что была, — Варрик хохотнул. — И как там отнеслись к кунари, особенно после войны в Киркволле?

— Ты так просто это у меня, кунари, спрашиваешь? — вскинула я бровь, дельно возмущаясь.

Варрика это не смутило ни капли — гном мне подмигнул и вновь отвернулся к морю, довольно жмурясь, когда солнце выглядывало из-за пушистых облаков, собирающихся где-то за краем восточного горизонта в глаз начинающегося шторма.

Нам непогода была не страшна, так что волнение матросов Инквизиция не разделяла.

— Из тебя такой же кунари, как из меня — гном.

— Вот и орлесианцы увидели не кунари, а Героя Ферелдена. Их полные ошеломления лица даже за масками выглядели словно лошадиные морды.

— О, я это представил! — Варрик снова повернулся ко мне и с хитрой улыбкой вдруг достал из своей поясной сумки карандаш и пухленький блокнот, не уступающий по количеству листов и подшивных страниц моему. Выглядел гном как заядлый журналист, стоя наготове с карандашом. Только пера за ухом не хватало. — Но всё же хотелось бы услышать подробности. Дай угадаю, вид женщины с рогами и в сияющей сильверитовой броне поразил их в самое сердце и сломал все стереотипы?

— О, мастер Тетрас, я была без брони, — понизив тон до таинственного и многообещающего, я еле сдержала смешок, когда у Варрика загорелись глаза от возможности написать нечто, что в очередной раз выстрелило бы успехом для писателя.

— Зрелище, должно быть, шокировало орлесианское общество!

— О да, — шуточный разговор привлёк внимание, и теперь нас, развесив уши, слушали нанятые моряки, на время даже позабыв о своих обязанностях, — никогда ещё подобное не вызывало столько внимания.

— Но если ты была не в броне, то в чём? — звонкий голос Аллароса разом согнал атмосферу предвкушения, и когда эльф, вновь обнимая себя за плечи и пряча левую ладонь в перчатке подмышку, подошёл к нам с недоумением на веснушчатом лице, моряки с забавной синхронностью перевели взгляды с него на меня и обратно.

— Какой ты невинный, Лисёнок, — Варрик с улыбкой покачал головой и спрыгнул с ящика. — Всю шутку испортил.

— Извините, я не хотел, я не знал!.. — с паникой в лаймовых глазах залепетал эльфёнок, вскинув обе руки, но когда вместо упрёка его потрепали по макушке, он расслабился и с любопытством осмотрел меня с ног до рогов, а затем озадаченно почесал бровь. — Но… как-то, знаешь, тяжело представить тебя в платье.

— Ты сравниваешь меня с гостями-аристократками в Убежище, — без вопроса сказала я, и Алларос кивнул.

Орлесианская мода для людей действительно отличалась вычурностью и пышностью. Если бы я надела платье из современной коллекции, то стала бы похожа на одну из старинных фарфоровых кукол в панталонах и пышной юбке, с кружевным воротом до подбородка и в несуразно огромной широкополой шляпе. То ещё зрелище для неподготовленной публики. На подобные мысли я только ухмыльнулась, глядя на ёжившегося от ветра Лавеллана.

— Как прибудем в Вал Руайо и сменим дорожную одежду, ты сразу убедишься, что «платье» носить может не только человек.

Алларос задумчиво угукнул, в его глазах отразился активный мыслительный процесс фантазирования кунари в платье, и эльф даже не заметил, как чудесный всеобщий язык скрыл за одним значением слова другое. Платья мне действительно довелось носить, однако и нарядная одежда, отличающаяся от привычной моды Кун, произведёт фурор как среди орлесианцев, так среди Инквизиции. О, как хотелось мне узнать, какое лицо состроила бы Кассандра, если бы она увидела нас с Морриган на приёме у одной графини!

Платье с открытыми плечами и глубоким декольте расходилось от свободного корсета пышной юбкой из матовой жемчужной ткани и было одним из первых, что довелось мне носить в этом мире. Незабываемый опыт, надо сказать. Да только за пышными формами большой женщины и украшениями на рогах, под длинными полами никто не заметил удобные балетки с мягкой подошвой. Прелесть ношения туфель я так и не познала.

Не то чтобы этого настолько хотелось.

С накатывающей скукой я размяла пальцы, хрустнув суставами перед обновлением заклинания. Как раз смена Соласа перед отбоем, чтобы он успел хотя бы сегодня выспаться, ведь мне-то времени для сна не нужно вовсе. Волка я не особенно переваривала, но намеренно пакостить желания не было.

Солнце успело перекатиться за нос каравеллы и теперь слепило старого капитана. Он низко надвинул треуголку на лохматые брови и агрессивно раскуривал трубку, запах от которой неприятно щекотал ноздри даже с такого расстояния — ветер дул в спину, а строение корабля подразумевало расположение рулевого колеса как раз около кормы.

Каравелла, честно намоленная Жозефиной у маркиза дю Рейона, несла нас рекордные пять дней с попутным волшебным ветром. К завтрашнему вечеру уже будем в Вал Руайо, а там снимем гостиницу поприличнее и наконец-то поспим в постели, которая не качается под тобой вместе с полом. Сны в таких условиях соответствующие. Завеса-то тут приятно тонкая, да только для сомниари интереса совсем нет. Сны матросов однообразны, просты и типичны для мужчин, которые сушу и женщин не видят по несколько месяцев, поэтому даже находиться рядом с их фантазиями порядочный сноходец побрезговал бы. Приходилось уходить по Тени очень далеко просто для того, чтобы добраться до духов и их мест обитания, а иначе ночь выдавалась безмерно скучной и длинной. Составляющий мне компанию Солас наконец-то отстал, как только убедился, что Свобода никуда не денется даже в условиях треснувшей Завесы, в демона не превратится и вообще среди живых ходит и не палится, поэтому совместные посиделки с обсуждением духов закончились на подвешенной ноте, не обещая продолжиться до тех пор, пока у Фен’Харела опять где-нибудь не переклинит его научный интерес.

И не дай случай его спровоцировать! Зацикленность Волка на духах находилась на грани ностальгии по Тедасу его времени, за которое он цеплялся, как мог, и его природном интересе к им же созданной Завесе и её последствиях, какими бы катастрофическими они ни были. Когда рядом с ним оказался выбивающийся из общего строя дух, Солас мгновенно переключился на изучение аномалии, однако, когда изучать более стало нечего, загадочность явления исчерпала себя, и Солас переключился на привычное ему общение со старыми друзьями вроде той же Мудрости.

Внимание почти-эвануриса откровенно напрягало, насколько бы интересные разговоры мы с ним ни вели. С полубожественными сущностями, которые себя таковыми упрямо не считали, держаться нужно было максимально осторожно. Как на минном поле.

Но после настали спокойные дни, которые можно было потратить с пользой: заполнить блокнот новыми зарисовками корабля и моря, отдать перья Ревасы на неприлично-дорогие ручки и сувениры столичному ювелиру и составить список покупок, потому как к краскам из ракушек, мечу и новой одежде прибавилась броня и оружие. У Инквизиции денег почти не было, тогда как наши с Морриган накопления позволяли обеспечивать себя качественным снаряжением. У каждой свой собственный бюджет, конечно, просто нажитый совместно и поделенный соответственно внесённому вкладу в поисках древностей. Честное слово, если кто-нибудь однажды решил бы заглянуть в мои сумки на седле Ревасы — которая осталась в лесах Убежища, потому как тащить её в Вал Руайо это насилие над личностью, — то этот кто-нибудь подивился бы, сколько разнообразных вещей я с собой таскала.

Учитывая, что духу деньги особенно ни к чему, а бóльшая часть хлама хранилась исключительно ради ухода за Ревасой и для сохранения образа существа живого, а не потустороннего, то траты в пользу Инквизиции не сильно ударят по моему благосостоянию.

Людям полезно, а мне — очки в копилку репутации.