Офицерская дочь (гет)

Моя жизнь и жизнь части по-прежнему текла своим чередом, за исключением того, что приближался юбилей моего отца. Скоро ему исполнится сорок лет. Круглую дату папа решил отметить в ресторане, что очень настораживало маму. Ведь есть примета, что мужчине нельзя отмечать сорок лет. Якобы, если с размахом отметить эту дату, то затем на человека посыпятся разные несчастья. Это и пугало маму, которая всячески пыталась убедить отца не отмечать юбилей. Но в нашей семье не только я отличалась упрямством, поэтому папа все-таки настоял на своем.

Теперь я и Эвелина собирали деньги на юбилей моего отца. До этого мы с ней и со Староконем обсуждали, что подарить папе на юбилей, и в итоге выбрали деньги в качестве подарка.

Но в эти дни меня волновал не только юбилей отца. Дело в том, что Вакутагину пришла телеграмма. В ней сообщалось о свадьбе его невесты. Слава Богу, Ваня еще не видел этой телеграммы, поэтому ребята не решались рассказать ему об этом, решив перед этим морально подготовить его.

— Ну что, ребят. Как вы Ване все расскажете? — спросила я у ребят, когда зашла к ним днем.

— Пока не знаем. Может, ты что-нибудь предложишь? — сказал Нелипа.

— Ребят, у меня сейчас голова полностью занята отцовским юбилеем. Не грузите меня, пожалуйста.

— А у меня в городе есть одна девчонка знакомая. Может, ее с Вакутагиным познакомить? А если он первым изменит, то потом ему на эту свадьбу будет по барабану, — предложил Гуня.

— Какая это знакомая? — сразу насторожилась я.

— Да, Саш. Это было давно. Когда к тебе еще этот москвич клеился. У нас с ней ничего не было. Я с ней даже не общался с тех пор.

— Смотри, у меня есть заветный телефончик этого москвича. Если что-то будет не так, я сразу ему позвоню.

— Саш, ты опять начинаешь. Да мне не нужен никто, кроме тебя.

— Ребят, может хватит ссориться, — прервал нас Кузя.

— А, что Гуня хорошую идею предложил, — сказал Бабушкин.

— Ладно, делайте что хотите. Но только, Гунь. Договариваться будешь по телефону в библиотеке, и это не обсуждается.

Тут наш разговор прервал Кудашев, неожиданно вошедший в библиотеку.

— Так, что тут опять за посиделки. Александра Николаевна, почему вы не в библиотеке?

— Товарищ капитан, я же не спрашиваю вас, почему вы, здоровый и сильный на вид офицер, так часто ходите в медсанчасть. А правила субординации должны распространяться на всех и на командиров рот, и на библиотекарей.

Кудашев так и не придумал, что ответить на мою фразу, и с рассерженным видом вышел из каптерки.

— Да, ну и ротный же вам достался. Настоящий Кадум-Вешадук.

— Кто? — хором спросили ребята.

— Я просто произнесла наоборот фразу "Кудашев — мудак". Как, когда вы еще духами были. Фомин с Прохоровым играли в карты на желания. Когда Фомин проиграл, ему надо было назвать Колобкова в лицо мудаком. Тогда он принес записку с надписью "Кадум-Вокболок" и прочитал ее наоборот. Гунь, Кузь, может вы помните? Фомину после этого пять нарядов прилетело. Ладно, Гунь пошли, будешь договариваться.

В библиотеке я сразу стала раскладывать книги, освободив Гуне место за столом, и стала внимательно прислушиваться к разговору.

— Алло, Кать. Это я, Гуня. Прости, что не звонил, просто со своей девушкой помирился. Ты не можешь мне помочь. Одного моего друга девушка бросила. Ты не можешь его как-нибудь отвлечь. Хорошо. Спасибо. Тогда завтра в кафе. Пока.

Гуня наконец-то положил трубку.

— Да, Саш. Видела бы ты себя со стороны. У тебя сейчас такой взгляд был. Страшнее, чем у Кудашева.

— Смейся, смейся. Я из-за тебя в Москву не поехала, а ты со всякими девушками по телефону разговариваешь.

— Саш, да ладно тебе. Что мне сделать, чтобы ты меня простила.

— Завтра вечером поможешь мне выбрать подарок отцу.

— Есть, Александра Николаевна.

Перед тем как уйти домой я зашла в чепок, чтобы отдать Эвелине свою часть денег, собранных у офицеров на юбилей отца.

— Вот, Эвелина Георгиевна. Моя часть собранного. У меня не очень много получилось собрать. Сами понимаете, офицеры в библиотеку не так часто ходят, как в чепок.

— Не расстраивайся, Сань. Потом сама отцу что-нибудь подаришь.

— Да, я уже накопила последние деньги на подарок.

— Да, интересные дела. Дочь командира части деньги копит, а прапорщики с долларами ходят. Ой.

— Кто там с долларами ходит?

— Шматко. Он когда мне деньги отдавал не тот конверт сунул, а там были доллары. Только ты ему не говори, что это я тебе рассказала.

— Не волнуйтесь, Эвелина Георгиевна. Эту тайну я никому не расскажу.

Наконец-то, настал тот самый вечер, которые многие ждали с нетерпением. Сначала мы с Гуней отвели Вакутагина в кафе, где познакомили его со знакомой Гуни. Это была та самая красивая рыжеволосая девушка, которая приходила к Гунько на КПП, когда мы с ним расстались из-за Боброва. Затем мы с Гуней оставили их наедине и отправились искать моему отцу подарок. Спустя два часа, когда я остановила свой выбор на дорогих часах, мы вернулись в кафе. Ваня уже взахлеб что-то рассказывал своей новой знакомой, хотя при встрече вел себя очень робко. А я заметила погрустневший взгляд Гуни.

— Ну, иди прерывай голубков. А мне уже пора в ресторан.

— Саш, что опять случилось?

— Потом поговорим, — сказала я и вышла из кафе, хлопнув дверью.

В ресторане меня уже ждали родители.

— Саш, ну где ты ходишь? — сердито спросил отец.

— Я тебе подарок искала, — сказала я и протянула папе коробку.

— Добрый вечер. Привет, Николаич, — в ресторан зашел Староконь.

— Добрый вечер.

— Верочка, Сашечка, вы сегодня очаровательны.

— Степаныч, прибереги комплименты для незамужних и взрослых дам.

— А я как акын. Что вижу, то и пою,

Тут в ресторан вошли закадычные друзья: Шматко и Данилюк.

-Здравия желаю, — поздоровался Данилюк.

— Здрасте, это вам, — Шматко протянул моей маме букет.

— Ну что же. Причесывайтесь и айда в зал, — сказал папа, и я вместе с ним и мамой отправилась в зал.

Через полчаса, не став ждать опаздывающую Щекочихину, мы начали фуршет. Право первым сказать тост выпало Староконю, как однокашнику моего отца. Вскоре появилась и Лариса, что взбодрило моего крестного и Кудашева. Даже Смальков с интересом посмотрел на нее, заставив Эвелину немного его приревновать. Вскоре офицеры стали танцевать. Мне же, несмотря на мою обиду на Гуню, пока не хотелось танцев. Тем более танцевать пока было не с кем. Из нетанцующих офицеров остался только Кудашев. Вскоре я заметила, как на меня смотрит компания за соседним столиком. У всех была бандитская внешность, поэтому я, как только Староконь освободился, ушла с ним танцевать. Весь наш танец Староконь посматривал на медсестру, которая танцевала с Кудашевым. Рядом с нами о чем-то спорили Шматко с Эвелиной. Видно, она рассказала про его доллары не только мне. А тем временем Смальков уговаривал музыкантов сыграть любимую песню моей мамы. После того, как мы выпили второй тост, музыканты поздравили папу с днем рождения и уже было начали играть песню Антонова, но тут активизировались мужчины за соседним столиком. Они заплатили музыкантам вдвое больше, и вскоре заиграла какая-то песня самого нелюбимого мной жанра — шансона. Когда она закончилась я с облегчением вздохнула, но вскоре эта песня зазвучала снова. Это разозлило не только меня, но и Смалькова, и он снова пошел платить музыкантам.

И тут началось то, без чего в России не обходится ни одна свадьба. Сначала один из братков толкнул Смалькова, а затем на его защиту встали все офицеры части, кроме Кудашева. Пока мама и Эвелина, понимая, что драку не остановить, ушли в сторону, я тоже полезла в драку. Вскоре лица бандитской наружности были повержены.

На следующее утро у меня очень сильно болела кисть правой руки. Несмотря на это, я пошла на работу. Слава Богу мое лицо во вчерашней драке не пострадало, что нельзя было сказать об остальных. Это заметили и мои друзья. Поэтому их первым вопросом ко мне было:

— Ну что, Саш. Как вчера день рождения отца отметили? Почему у всех офицеров лица побитые?

— Да какая-то братва на нас вчера наехала, но мы их всех положили. Кстати, я тоже приложила к этому руку, поэтому огромная просьба: к моей правой руке не прикасаться. Кто нарушит этот запрет, почувствует очень болезненные ощущения.

— А вы Кудашева не приглашали? Почему он тогда чистенький? — спросил меня Кузьма.

— А вот Кудашева я вчера в драке не видела.

— Да, наверное, зассал где-нибудь в углу, — сказал Нелипа, и мы дружно засмеялись.

Мы не знали, что нас слышит Кудашев, поэтому для нас было полным шоком, когда он неожиданно появился перед нами.

— Нелипа, пойдем-ка со мной. Так, все за работу. Чего уселись? — приказал капитан и отошел.

— Он что? Все слышал? — спросил Денис.

— Нелипа, твою мать, — раздался грозный крик Кудашева.

Вскоре все разошлись, и мы с Гуней остались наедине.

— Саш, что вчера случилось? Ты ушла из кафе такая расстроенная.

— А что объяснять. Я видела, как ты вчера смотрел на Вакутагина и эту Катю. Ты ее приревновал?

— Саш, ты иногда такая дурочка. Да никакая девушка с тобой не сравнится. Только ты можешь полезть в драку офицеров и бандитов.

— Спасибо за комплимент, но за дурочку ты ответишь. А почему ты вчера так посмотрел на Вакутагина и Катю. Я последний раз тебя таким видела, когда вы с Бобровым ссорились из-за меня.

— Просто, мне было немного обидно. Ты вчера ужинала в ресторане, а мой вечер опять был каптерке. Я всю ночь представлял, как ты танцуешь с кем-то другим.

Тут Гуня, забыв про мою больную руку, начал целовать мои ладони. Кисть правой руки снова пронзила острая боль.

— Ай, блин. Гунь, я же просила не трогай мою руку.

Но тут он заткнул меня страстным поцелуем. И я снова забыла обо всем на свете. Единственное, что нас остановило — крики Кудашева. Кажется, Гуню снова ждет наряд.