Берег моей надежды (гет)

Примечания:

Друзья, надеюсь, все нашлись

---

Яков с Анной передали счастливого ребенка Виктору Ивановичу и поехали по своим делам. Что характерно, отец Анны только хитро посмотрел на них, но ничего не сказал. А что тут скажешь, когда перед тобою два совершенно счастливых, влюбленных человека?! Пусть наслаждаются жизнью. А со своими отношениями они сами как-нибудь разберутся.

— Гостиница? — лукаво спросила Аня. — Я думала, мы едем к тебе.

— Дома Егор, не то, чтобы я его стесняюсь, но хочется побыть совсем наедине. Походить в халатах, поваляться в постели.

— Ясно, — иронично отозвалась Аня, одаривая Штольмана чуть насмешливым взглядом. — И какую гостиницу ты выбрал?

— Валенсия. Судя по отзывам, их люкс прекрасен. Джакузи, правда, после бассейна не актуален, у тебя еще волосы не просохли. Но все остальное... — мечтательно задумался Яков.

— Да, я сегодня наплавалась, — согласилась Аня. — А как Тонечка уморилась! Любо-дорого глядеть.

— Ты устала? — озаботился Штольман, изучая ее лицо. — Сестру же целый день тягала. Тетешкала! Я сделаю тебе массаж. И вообще, предметно хотел твою спину посмотреть.

— Зачем? Что-то не так? — удивилась Аня.

— Много учишься, сидишь на лекциях в не самой эргономичной позе, спорт, опять же, забросила, Тонечку, вот, свою под мышкой носишь, — перечислял Яков. — Вот и посмотрим, в каком состоянии спина.

— В прекрасном она состоянии, — улыбнулась Анна. — У меня ничего не болит. Я думала, ты на лекции смотришь на меня влюбленно, а оказывается, ты как доктор смотришь, поза тебе моя не нравится.

Она потянулась погладить Якова по лицу.

Такой он хороший, добрый... Удивительно, а ведь она еще несколько недель назад считала его чудовищем.

Штольман улыбался. Да что там, он просто купался в ее любви и ярких, искренних, ни капли не жеманных эмоциях.

— Но от массажа не откажусь, — согласилась Аня, — Чуть позже. У меня тоже для тебя сюрприз. Нет, даже два.

Едва Яков закрыл дверь гостиничного номера, как Аня включила музыку на телефоне и с озорной, но такой завлекающей улыбкой начала раздеваться. Видно было, что танцевать она любит, умеет и получает от процесса большое удовольствие.

Яков замер от восхищения. В этой молодой девушке была крышесносная смесь самых положительных качеств — жизнелюбия, обожания, принятия собственного тела, но в то же время необъяснимого целомудрия, раскованности. Она танцевала как богиня, гибкая, уверенная. Горячий взгляд из под ресниц и пухлые вздрагивающие губы...

Он чувствовал себя котом, замеревшим над блюдцем со сметаной.

Аня сняла пальто, сапожки...

Яков восхищенно покачал головой, быстро, как солдат, снял верхнюю одежду и сел в кресло, откинувшись. Он смотрел на нее во все глаза.

Что же Аня задумала дальше?

А дальше девушка сняла заколки с волос, тряхнув локонами. Стянула свитер, джинсы и.. осталась в белье. Под джинсами, оказывается, скрывались бежевые чулочки.

Вот так. Сверху одета — почти школьница, влюбленная в демократичные свитера со снежинками, а сразу под ними шелк и кружево. Коварная соблазнительница, а вместе с тем эмоциональная, чувственная, открытая девочка!

Яков дернулся, чтобы помочь снять чулки, но был немедленно усажен обратно в кресло.

— Я сама, — погрозила пальчиком Аня. — Не мешай!

Яков восхищенно, капельку нетерпеливо закатил глаза, но послушался.

Впрочем, Аня, как назло, раздеваться передумала. Одна мелодия сменилась другой и девушка просто танцевала.

Штольман разглядывал ее и сам себе завидовал, предвкушая дальнейшее развитие событий. Ее тело — просто мечта. Запястья, щиколотки, талия — тончайшие, ягодицы и грудь — гладкие, круглые,крепкие.

Яков встал. Он просто не мог дальше терпеть такой изощренной пытки.

— Маленькая мучительница, — смеялся он, вознамерившись во что бы то ни стало поймать ее.

Аня тоже смеялась и уворачивалась, и от рук, и уж, тем более, от поцелуев, пока вдруг не передумала и не сдалась. Якову хотелось поглощать ее непосредственность, этот чистый тонкий эротизм бесконечно.

— Я поймал тебя! — восхитился еще раз Штольман и оглядел свою добычу. Его мужской организм настойчиво требовал распять и взять, не миндальничая.

Шелковый комплект цвета чайной розы...

Он осторожно развязал что-то в роде корсета. Аня улыбалась.

Штольман сжал грудь, наконец добравшись до этой прелести полноценно.

Он втягивал сосок, обводил языком, прикусывал.

Яков поймал ее осоловевший взгляд.

Персиковые щеки пылают, густые ресницы падают вниз.

— Господи, какая же ты красивая! — прошептал Штольман.

Это было нереально чувственно. Все, что Аня делала, как смотрела и как ласкала его...

В каком-то бреду он сбросил часы, расстегнул и бросил рубашку.

Аня обхватила лицо Якова руками, слегка погладила скулы и быстро прижалась к теплым губам.

Яков нетерпеливо расстегнул ремень и снял брюки.

Прижав девушку к себе, он зарылся руками в ее волосы. Как же невыносимо долго ему хотелось их потрогать и вот так перебирать их. Легонько прикасаясь к ее губам Штольман целовал девушку, а потом и вовсе начал всасывать сладкие губы как одержимый. Голова кружилась как от опьянения от понимания того, что эта потрясающая девушка в его руках. Главное, не торопиться. Он хотел насладиться всеми мгновениями, что они подарят друг другу этим вечером и этой ночью.

Пообещав себе не спешить, он сам едва ли справлялся с голодом.

Положив Аню на спину, он сел на колени перед ней, снимая девушке чулки.

Яков подхватил ее щиколотку и обвел пальцами тонкую цепочку на ней. Приподняв ее ступню, он удобно устроил розовую пяточку на своем плече. Не спеша целовал розовые ухоженные пальчики, дождался, пока рот Ани не откроется в немом стоне. Он видел, как сокращались бедра, рефлекторно поднимаясь верх.

Сжимая зубы от возбуждения, он гладил большими пальцами ее лобок.

— Ты очень, очень красивая, Аня, сказал Яков и зацепив резинку трусиков, потянул их вниз.

Аня чувствовала как с каждым поцелуем, с каждой лаской распаляется все больше.

Яков подхватил ее колени, прижал бедра к груди, раскрывая еще откровенней и требовательней. Она была немного смущена, но он не дал ей опомниться. Поцелуи из ласковых стали требовательными, быстрыми.

Яков что-то шептал, поощрительное, ласковое, так нужное ей, но Аня от возбуждения не понимала ни слова. Она лишь улавливала его теплую, расслабляющую интонацию.

Короткое, но сильное давление на промежность, рык в шею, легкий укус. Яков стянул ее руки, впечатывая в кровать. Ее ресницы быстро порхали, разбивая все на кадры и вспышки. Тянущее возбуждение сводило с ума. Фейерверк ощущений заставлял выгибаться навстречу.

Яков вдруг оторвался, вглядываясь ей в глаза. Аня замерла, обездвиженная и завороженная взглядом. Это был он и не он. Животная суть, Аня почувствовала на миг эту силу и жестокость, даже жадность, и то, как Яков обуздывает себя.

Медленно закрыв глаза, он целовал ее вновь и и вновь, отпуская плененные руки.

По телу Штольмана пошла крупная дрожь. Он больше не мог сдерживаться. Грубые сильные толчки бедрами и слова... какая она чудесная, желанная и любимая.

Аня вспыхивала эйфорией на каждое слово и каждый толчок. Как это было горячо, больно и хорошо. Яков вздрагивал всем телом, вжимаясь в нее, опаляя горячим дыханием и изливаясь.

Отдышавшись, он водил пальцами по ее животу.

— Тебе все еще больно? — вдруг спросил он.

Аня улыбалась его заботе.

— Совсем немного. Мышцы, связки. Сегодня гораздо больше уже другого...

— Чего же? — спросил Яков, целуя ее пальцы.

— Парения, истомы и...

— усталости, улыбнулся довольный мужчина и укрыл ее одеялом, прижимая к себе.

Анне тут же стало так сладко, уютно, тепло. Она чувствовала, что по-настоящему его. Яков ни на секунду не давал усомниться в этом.

— Вставать будем ? — засыпая, спросила девушка.

— Если хочешь, — сжимая ее в объятиях и закрывая глаза ответил Штольман.

За вечер Нина набрала Штольмана уже раз десять. Не доступен. Наверное гуляет, кобель! После очередной неудачной попытки дозвониться, она набрала номер сына.

— Да, мама? — тут же ответил Егор.

— Где Штольман? — распереживалась Нина.

— Он на свидании с Аней, — ответил сын.

— Когда вернется? — требовательно спросила женщина.

' Наверное, только завтра, — невозмутимо сказал Егор.

— Он на потрахушки на всю ночь уезжает? — рассвирепела Нина.

— Мам, не злись. Что ты хотела? Мне к тебе приехать? — участливо спросил подросток.

— Он оставил меня без денег, — доложила мать, игнорируя второй вопрос.

— Кто, твой старик? — не понял Егор.

— Штольман! — возмутилась непонятливости сына Нина.

— Мне неловко за тебя. Вы же в разводе. У тебя был тот дед. Какие деньги? — удивился сын.

— Тот дед, как ты выражаешься, оставил меня, и я хочу вернуться домой, — объявила женщина.

— Ну мам, у тебя вряд ли получится. Все в прошлом. Папа влюблен, он уже купил кольцо, в шкаф положил. Мне на днях показывал. В банк несколько раз звонил, узнавал про ипотеку...

— Кольцо? Какое кольцо? — запаниковала Нина.

— Я в них не разбираюсь. Красивое... — мечтательно сказал Егор. — Короче, мне кажется, денег больше не будет.

— Будет, если ты попросишь за меня! Скажешь, что я несчастна и очень хочу вернуться, — с надеждой сказала мать.

— Мама, папа заслуживает счастья. Он хочет большую семью, это Аня его вдохновила, не ты. Он ее любит... А с тобой он был несчастный и злой как черт, — честно сказал подросток.

— Штольман тебе говорил про меня что-то плохое? — возмутилась Нина.

— Он вообще о тебе не говорит без нужды. Слишком занятой, — успокоил ее подросток.

— А если я себя буду плохо чувствовать после больницы? — привела последний аргумент Нина.

— Я за тобой поухаживаю. Но я уверен все пройдет хорошо, — уверенно ответил Егор

— Я буду в больнице, не дома! — отчаянно сказала женщина.

— Мама, давай по-честному. Где он, твой дом то? Точно не здесь. Папа тебя назад не примет. Я вырос. Тебе нужно налаживать жизнь самой. Но не переживай, я тебя не брошу больной и немощной... Я же мужик, в конце концов! — заверил ее сын.

— Я не больная, и не немощная, идиот! — взвилась Нина и бросила трубку.

-

Они проснулись ближе к полуночи. Голые, голодные и счастливые.

Запахнув халат на голое тело, Яков задумчиво изучал меню, чтобы заказать что-нибудь на ужин. Есть хотелось ужасно.

— Или спустимся в ресторан? — спросил он.

— Ой, нет, никаких ресторанов. Я хочу остаться в халате, — замотала головой Аня.

— Что будешь на ужин? — спросил еще раз Яков

— Все, что ты закажешь, — Аня вернула ему меню и взяла расческу. — Я всеядная.

Она расчесывала волосы и искоса наблюдала за тем как Яков, сев на кровать и сложив ноги по-турецки, азартно заказывает еду.

По всему выходило, что мужчина ее был очень голоден.

— Аня, я ничего не забыл? — продиктовав заказ, спросил Яков.

— Еще кофе и десерт, — подсказала ему любимая.

— Точно! Девушка, можно нам... — уточнял заказ Штольман.

Аня думала о том, как меняет самочувствие мужчины хороший секс. То что он был хорошим, Аня даже не сомневалась. Она видела это по расслабленной позе своего мужчины, умиротворенному лицу, глазам, сияющим мягким светом.

— Аня, ты разглядываешь меня? — улыбнулся Яков. У его глаз собрались небольшие мимические морщинки-лучики.

— Ну да, — ничуть не смущаясь ответила девушка.

Она уже чувствовала свою силу над ним.

— И что думаешь? — поинтересовался Штольман.

— Что ты похож на греческую скульптуру...

Яков задумался над ее словами.

Аня же прошла к окну. Он вскочил за ней и забрал у нее расческу.

— Там уже все прочесано, — небрежно, но вместе с тем игриво бросила она.

— Значит, я просто так порасчесываю, — шепотом ответил Яков, привлекая ее к себе.

— Анечка, хотел тебя попросить, ты больше не ставь, пожалуйста, в целях предохранения синтетические гормоны.

— Почему? — не поняла девушка.

— Потому что ты молодая, здоровая девочка и не стоит столь грубым способом вмешиваться в работу организма. Эти средства не столь однозначны.

— А что же тогда делать? — спросила Аня, внимательно посмотрев на Якова.

Он ей ни перед, ни после первой близости ничего на этот счет не предложил. Странно.

В тот раз они уже были уже в кровати, когда он вдруг шепнул ей:

— Аня, насчет предохранения...

— Я поставлю укол, у меня запись на завтра, — быстро заверила она.

Яков как-то странно посмотрел, словно изучая ее и продолжил раздевать.

А теперь говорит, что делать больше уколы не нужно!

— А что же тогда делать? — вновь спросила Анна.

— Ну, полгода, пока действует прогестоген, у нас есть, а потом вернемся к разговору, — ушел от ответа Яков.

— Хорошо, — кивнула Аня.

Она вдруг почувствовала его сомнения и какую-то нерешительность.

Развернувшись к Якову и отобрав расческу, она обняла его и попросила:

— Можно я спрошу тебя о чем-нибудь?

— О чем? — совсем смутился Яков.

— Не знаю, — пожала плечами Аня. — О тебе, о том как ты вырос. Кто твои родители.

— Здесь все просто. Мать давно умерла, мне было 8 лет тогда, а отец здравствует и поныне. Кстати, он врач, военный врач.

— Так ты поэтому стал врачом? — восхитилась Аня.

— Ну нет, порой мне кажется, что это совершенно несвязанные вещи, — поморщился Яков. — Я почти не жил с ним.

— А с кем жил? — нахмурилась Аня.

— Отец служил на Ближнем Востоке, а я, после смерти матери, жил у его дальних родственников, таких дальних, что и степень родства не определима, — пояснил Штольман. — В провинции, средней полосе.

— Долго жил? — уточнила Аня.

— Лет пять-шесть, прилично. Потом отец вернулся, с ранением, контузией. Я жил в его московской квартире один, а он мотался по военным госпиталям. Потом поступил, ушел в общежитие. Мы были совершенно чужими людьми и остались таковыми и до сегодняшнего дня, — бесстрастно ответил Яков.

— Ты обижен на него? — догадалась Аня.

— Поверь, есть за что, — сжал кулаки Штольман.

— За что? — хотела понять суть Анна.

За то что он оставил, а самое главное с кем... Это отдельный разговор, потом.

— А мама?

— Мать растила меня одна. Она была достаточно успешной женщиной, работала где-то в региональном министерстве.

И будучи еще достаточно молодой женщиной, ей было 32 года, попала в аварию. Занесло на мокрой трассе и выкинуло на встречку. Ее тело доставали из машины два часа. Зажало. Скорая и спасатели долго ехали. Она умерла до их приезда.

— Мне очень жаль, Яша, — тихо сказала Аня.

— А я... был зажат сзади. И все эти два часа я слушал ее стоны, потом мама замолчала, и вдруг стало так тихо и так пусто, что я необъяснимым чувством понял, все, ее душа покинула тело.

Штольман, погруженный в воспоминая, вдруг встрепенулся. Он увидел, что Аня сейчас заплачет.

Яков скорей обнял ее, а она обняла его.

— Ну ты что, малыш, все прошло. Время лечит. Видишь, я жив, здоров и вполне успешен. С отцом, правда, почти не общаемся, но это ничего. Он вполне благополучен. Пользуется вниманием у дам....

— Это у вас семейное, — всхлипнула Аня, не забывая о своей ревности.

— Ему всего 64 года. Семьи у нас с ним не получилось.

— А с приемной?

— А к тем у меня отдельные счеты, — сжал кулаки Яков. — Как-нибудь расскажу...

Аня ужасно хмурилась, переваривая услышанное, он целовал ее в переносицу, но не слишком то помогало.

— Поэтому, дорогая моя, никаких вождений. Природа твоих обмороков не ясна, ЭЭГ ты делать не хочешь, поэтому жить тебе безлошадной.

— Я и живу, — покорно кивнула Аня. — Я и сама тогда все поняла.

— Ты не виновата. Но водить машину не будешь, — покачал головой Штольман.

Его почти истерика, его грубость после сентябрьского ДТП предстала совсем в другом свете. Если для спокойствия близких ей не нужно садиться за руль, что ж, так тому и быть.

— Я всегда отвезу куда нужно, — обнял ее Яков. — Я люблю тебя.

Он осторожно притянул ее к себе, покрывая поцелуями затылок, шею, позвонок за позвонком, пока в дверь их номера не постучались.

Ужин.