Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

— Гай.

— Что?!— он резко вскинул голову, почти со злостью глядя на появившегося перед ним Йозефа.— Я занят!— староста показал товарищу на раскрытые учебники и исписанные свитки перед собой.— У меня куча работы, оставьте меня в покое!

— Тебя ищет Элен,— кажется, на Йозефа не произвела впечатления его вспышка.

— Как замечательно, что она все-таки решила со мной поговорить,— холодно откликнулся Ларсен, снова беря перо и дописывая начатое предложение.

— Она-то в чем виновата? Ладно мы, это мы упустили восточных, но Элен-то с нами не было,— попробовал защитить девушку Йозеф.

— А ты адвокат? Что ты тут вообще делаешь? Я сказал найти мне Марию и Луку, а ты что делаешь? Посыльным у Элен подрабатываешь?— так же резко отчеканил Ларсен, не поднимая глаз от свитка.

— Если ты думаешь, что так легко найти в Дурмстранге кого-то, кто не хочет быть найденным, то тогда странно, что ты староста и Глава Ордена,— фыркнул Йозеф, поворачиваясь на каблуках и покидая комнату.

Гай в сердцах отбросил перо. Он чувствовал, как внутри закипает гнев: он снова ощущал, что выпускает из рук нить событий, что происходящее уходит из-под его контроля. Он не мог понять, как могли исчезнуть десять человек из комнаты. Гай был уверен, что там не было другого выхода — они облазали помещение и все тщательно проверили. Но как?!

Тереза не могла сказать ничего вразумительного, ведь ее не позвали на вечеринку, да Ларсен и не рассчитывал, что позовут. Хоть Эйидль и Алекс доверяли девчонке, Марию сложно провести. Но как же унизительно было обнаружить пустую комнату со связанным Яшеком. За товарища Ларсен совсем не переживал — заслужил, нечего было нарываться на Айзека. Жаль, что Яшек ничего не слышал и не видел, восточные Драконы все продумали, чтобы не оставить следов.

Загадка перемещения противников занимала все мысли Гая, но не мог он забыть и о странном поведении Элен. Поэтому парень отбросил перо и вышел из гостиной, надеясь быстро найти Арно и получить ответ хотя бы на загадку неадекватных реакций подруги.

Элен ждала его: стояла у бокового прохода в противоположной стороне Нижнего зала. Глаза ее были красными от слез, и Гаю это очень не понравилось. Пока он шел к ней, то подумал о том, чтобы сразу отправить девушку к Павлову, мало ли что она могла себе повредить при падении. К тому же сложно сказать, просто ли Ступефаем в нее залепил Алекс, или было там что-то еще, с этого невезучего парня станется.

— Поговорим?— Гай спокойно посмотрел на девушку, и она кивнула, пряча глаза. Ларсен совсем уже был в замешательстве: может, случилось что-то, о чем он и не подозревает и тогда заклинание Алекса тут ни при чем? Может, что-то было еще до этого дурного случая, просто Элен не успела об этом рассказать?

Ларсен медленно пошел за подругой по коридору. Она выбрала дальний темный каземат, плотно закрыла дверь и оперлась об него спиной, все еще не глядя на Гая.

— Элен, что происходит? Ты такая странная. Ты знаешь о том, что восточные Драконы куда-то подевались?— засыпал подругу вопросами староста, зажигая свет на кончике палочки.

— Я видела Сибиль, она у себя в комнате.

— Знать бы еще, как она туда попала,— сквозь зубы проговорил Гай, до сих пор чувствуя бессильный гнев — Мария опять его обыграла, оставила с носом. Но не это было самым противным: хуже всего ощущение того, что все это связано с Поиском, что сейчас, когда его ребята рыщут по всей школе, где-то происходит что-то очень важное. И он ничего не мог с этим сделать!— Что с тобой случилось? После того как ты убежала, я даже подумал, что это был не Ступефай…

— Это был он,— тихо проговорила Элен, и Гай поразился, как девушка побледнела.

— Тогда что?

— Это был Ступефай, Гай,— голос Арно дрожал, и Ларсен понял, что вряд ли хочет услышать то, что расскажет подруга.— Ты знаешь, что Ступефай обладает свойством полностью отключать сознание, порывая все его связи с реальностью…

— Элен…

— Когда я очнулась, то поняла, что…— голос девушки сорвался, но Гай слишком быстро все понял, чтобы ждать, когда Элен договорит.

— Империус,— выдохнул он, не веря в то, что все это происходит с ними.— Ты была под Заклятием Подвластья!

И она не выдержала — по бледным щекам потекли слезы, девушка всхлипнула, прикрывая лицо руками.

— Поверить не могу!— прорычал Гай, застигнутый врасплох.— Ты все это время была под Заклятием! Когда это произошло?!

— Во время второго испытания Турнира,— выдавила Элен,— когда я была…

— Ты была мной!— парень тоже побледнел, отворачиваясь. Страх на какой-то миг заставил его похолодеть, мысли застыли от ужаса — он четко помнил все, что они обсуждали за эти недели с Элен.— Ты все рассказывала, все рассказывала!

— Я не помню,— прошептала она,— я не помню, что я рассказывала и…

— Не помнишь, кому,— выдавил Ларсен, прикрыв глаза. Он настолько четко все понимал, что мог бы рассмеяться над своей глупостью. В очередной раз он оказался глуп! После смерти Димитрия, после сожженной библиотеки — после всего этого он мог бы догадаться, что его захотят взять под контроль, что он станет опасен, если решит копать глубже, если решит понять и разобраться. Но они ошиблись, они не на того наложили заклятие, а потом, видимо, осознав ошибку, побоялись проделать подобное вновь. Или же вполне были удовлетворены тем, кто на самом деле попался в их сети.

— Я только помню, что это была женщина. Мною управляла женщина,— прошептала Элен.

— Что она хотела?

— Знать обо всем, что происходит в Ордене, особенно о тебе, но я не помню, что ей рассказывала, Гай.

— Думаю, мы с тобой и так это понимаем,— пожал плечами Ларсен, оборачиваясь.

— Но ведь если бы они узнали, что ты… Что мы в них сомневаемся, что ведем переговоры с Востоком, то…

— То я был бы мертв? Возможно. А возможно, что они выжидают, что пока их устраивает то, что есть,— Гай четко и трезво размышлял. Ему не нравилось одно: кто эта женщина? Он мог заподозрить Учителя, но тот был мужчиной. Кто еще рыщет в школе, и работает ли этот кто-то вместе с Учителем?— Мне начинает казаться, что Восток что-то раскопал, и это что-то было так близко к змеиному гнезду, что змей этих все-таки потревожили.

— Библиотека,— прошептала Элен, подходя к другу.— Все началось с библиотеки.

— Я иногда думаю о том, что лучше бы все тайны всегда оставались тайнами,— вздохнул Гай. Он устал бояться, устал думать до головной боли, устал решать нерешаемые задачи.

— Мне очень жаль, Гай.

— Ты-то в чем виновата? По сути, если бы под Империусом оказался все-таки я… В общем, все могло бы быть хуже.

— Что нам теперь делать? Знает ли тот, кто наложил на меня заклинание, что нить порвалась?

— Понятия не имею. Возможно, и знает. Но на всякий случай будь осторожна, хорошо? Если что — блефуй, солги.

— Мне страшно,— призналась она,— страшно за тебя и за себя. Ведь Димитрий всего лишь…

— Молчи, пожалуйста, молчи,— покачал головой Ларсен.— Теперь самое лучшее — молчать.

Девушка испытывающе смотрела на друга, слезы на ее щеках высохли, но глаза еще блестели от влаги.

— Никому нельзя доверять, да?

— Никому,— покачал он головой, пристально посмотрев в голубые глаза Элен, эти странные глаза темноволосой красавицы, которой он столько всего рассказал. И не только о собственных сомнениях, он столько рассказал о Марии, о Востоке, о Тайне. Слишком много. Он опять оказался глупцом. Вполне возможно, что те, кто стоят за Учителем, кто управляет Западом, получили информацию, которой им знать было нельзя, и к которой они так долго стремились. Гай сам вложил им в руки то, что они хотели, — решив пойти на переговоры с Востоком.

— Гай…

— Тебе нужно отдохнуть,— покачал головой Ларсен, потрепав подругу по плечу.— И помни — будь очень осторожна,— и он вышел из комнаты, чувствуя, как по спине бежит холодная дрожь.

Нельзя ни с кем ничего обсуждать. Нельзя верить даже себе. Нельзя идти к Марии.

Вот теперь он действительно остался один. Недоверие и одиночество. Он усмехнулся, осознав тактику противника: если ты одинок, ты не представляешь угрозы. Когда-то и где-то он слышал или читал эту фразу, и теперь полностью осознал всю ее глубину.

* * *

— Если бы я не был уверен в своем отличном зрении и здравом рассудке, то решил бы, что вижу что-то не то.

Франсуаз испуганно вздрогнула, резко оборачиваясь и глядя на мальчика-медведя, которого знала по празднику Святого Валентина, самому странному из всех праздников, которые она когда-либо переживала за семнадцать лет.

— Что Чемпион Шармбатона делает в таком глубоком и пыльном месте?— Айзек встал рядом с Франсуаз и уставился на панно, которое она изучала до того, как «гном» появился в этом маленьком полумрачном коридоре.

— Я пыталась понять, почему почти все изображенные в школе драконы с книгами одинаковые, но только вот у этого — на носу очки,— пожала плечами француженка. Она, в общем-то, не очень хотела заводить беседу или слушать объяснение по поводу появившихся у дракона очков, но в последнее время ей становилось все более скучно в Дурмстранге: местные школьники учились и занимались своими какими-то делами, хогвартчане везде и всюду появлялись втроем или вообще не появлялись, вечно пропадая в отведенной им гостиной, а Франсуаз проводила дни в одиночестве и реже — с двумя оставшимися с ней шармбатонцами, с которыми ее не связывало ничего, кроме совместных шести лет под крышей французской школы волшебства.

— Хм, никогда не задумывался над таким глубинным вопросом, возможно, у этого дракона были проблемы с глазами,— пожал плечами Айзек, и Франсуаз скептически на него взглянула.— А что? Может, он мало ел морковки в детстве или много времени проводил с книгами под одеялом. В наши дни так просто испортить себе зрение.

Дё Франко вздернула бровь, пытаясь понять, издевается он или просто «гном» на самом деле немного «того», как показалось француженке еще в первые с ним встречи, да и во все последующие.

— Что? Ты никогда не видела, как драконы читают журналы под одеялом?

— А ты видел?

— Нет,— просто ответил Айзек,— но это же не значит, что такого не бывает.

— Ты серьезно?— все-таки спросила Франсуаз. Он точно над ней издевался.

— А что тут несерьезного? Ну, вот ты видела, как драконы… спариваются?

— Что? Нет, конечно,— возмутилась девушка, которую этот странный парень все сильнее вгонял в ступор.

— Но при этом все знают, что они размножаются.

— Драконы несут и высиживают яйца!— напомнила Франсуаз, готовая покрутить пальцем у виска этого медведеподобного глупца.

— И что? Не все же время они их высиживают, в остальное время они вполне могут спариваться,— фыркнул Айзек, было ощущение, что он в данный момент представляет себе эту картину в деталях.

— Для размножения им не нужно… спариваться!— упрямо попыталась втолковать тупому дурмстранговцу известные всем истины Франсуаз.

— А я и не говорю, что они спариваются для размножения. Люди же тоже делают это не только для деления своих клеток,— пожал широкими плечами «гном», загоняя свою собеседницу в еще больший ступор. Она уже не могла вспомнить, какая тема привела их в данную точку. Складывалось впечатление, что он псих, этот Айзек.

— Но люди не высиживают яйца,— напомнила парню Франсуаз, которая не могла позволить этому чокнутому парню оставить за собой последнее слово, да еще такое абсурдное.

— С чего ты взяла?— и девушка снова на миг не нашла, что ответить.— Если ты не видела этого, то это не значит, что подобного не существует.

— Так же, как и читающие под одеялом драконы,— съязвила раздраженная этим тупым разговором девушка.— Что ты тут вообще делал?— она решила, что нужно сменить тему, а потом просто избавиться от утомляющего ее собеседника. Кажется, подземная жизнь плохо действует на мозг обитателей школы, и чем старше они становятся, тем хуже у них с головой.

— Я люблю гулять под темным каменным небом и размышлять о красоте мироздания,— пожал плечами Айзек, и Франсуаз поняла, что с нее точно хватит. Девушка развернулась и пошла прочь по коридору, вполне понимая, отчего школьники Дурмстранга — сплошные ненормальные. Тут можно сойти с ума от скуки за пару месяцев, что уж говорить о годах, проведенных в подземельях.— Я не шутил!

Она вздрогнула, потому что «гном» ее догнал. Он улыбался, и широкое лицо стало похоже на нарисованную джемом на тосте мордочку.

— Про что именно? Про драконов, яйца или про все сразу?— ядовито заметила дё Франко, не останавливаясь и не собираясь и дальше слушать ерунду, что с легкостью выдавал Айзек.

— Про это тоже, но сейчас я имел ввиду, что люблю гулять под каменным небом и любоваться им, ты просто всегда смотришь под ноги и на стены, и никогда — наверх. Впрочем, как и все в этой школе,— он улыбался, показывая пальцем в каменный потолок. Дё Франко упрямо продолжала шагать.— Люди любят ограничивать себя созерцанием только того пространства, которое непосредственно пересекается с пространством, необходимым им для передвижения. Но все самое интересное за пределами этого прикладного и ограниченного окружения.

— Слушай, отстань, а?— не выдержала девушка, замерев посреди коридора и готовая достать палочку, если не сможет без применения силы отделаться от этого ужасного парня.

— Вот посмотри наверх, и я отстану, честно-честно,— все так же улыбался Айзек, кивая и призывая ее поднять лицо.

— И ты оставишь меня в покое?— прищурилась Франсуаз, готовая уже почти на все, лишь бы избавиться от «гнома».— Точно?

— Не торгуйся,— попросил парень, тыкая пальцем в потолок, и она со вздохом покорилась, мечтая о том, чтобы остаться, наконец, одной.

Наверху же были звезды. Дё Франко не могла поверить своим глазам, вглядываясь в полумрак, в котором сверкали далекие голубые и белые звезды. Только присмотревшись, она поняла, что каменные арки просто изумительно правдоподобно обработаны, создавая иллюзию облаков, между которыми мерцают далекие светила. Драгоценные камни размером с кулак были утоплены в выемках и разломах, и казалось, что одни из них совсем рядом, дотянуться можно, а до остальных никогда не добраться.

— Я же говорил — мы ограничиваем себя и свое воображение,— с удовлетворением проговорил Айзек, а потом схватил Франсуаз за руку и потащил прочь.— Идем, я тебе еще покажу.

— Я…— она попыталась воспротивиться, но это как плыть против течения бурной реки, причем по этому самому течению в этот момент тебе навстречу плывет стадо слонов — не увернуться, ни поднырнуть.

— Если бы ты не пыталась все время противиться неизбежному, то наше с тобой общение проходило бы в более легкой манере,— посетовал «гном», таща за собой француженку.

— Я вообще не хочу с тобой общаться!— возмутилась Франсуаз.

— Человек — зверек социальный, и ты не можешь не искать общения, даже если при этом тебя все раздражают и кажутся глупыми. Даже для того, чтобы доказать самой себе свое превосходство над другими людьми, тебе нужны эти самые другие люди, чтобы себя с ними время от времени сравнивать,— философски заметил Айзек, толкая какую-то узкую дверь и впихиваясь в нее.— Осторожно, тут крутые ступеньки, выдолбленные еще гномами.

— Куда ты меня тащишь?

— Показать тебе спаривающихся драконов,— рассмеялся Айзек, и Франсуаз выдернула тут же руку, остановившись.

— У тебя не все дома!

— А у тебя полностью атрофировалось чувство юмора в этом твоем Шармбатоне,— не остался в долгу «гном». По его лицу было видно, что он не понимает, как так вообще можно жить, без глупых шуток.

— По крайней мере, я не демонстрирую всему миру полную тупость своего кругозора полоумными высказываниями!

— Я в шоке,— фыркнул Айзек, улыбаясь.— Да ты же сердишься! Я гений.

— Что?!

— Ты сердишься! И у тебя, оказывается, есть эмоции, для меня это самое большое за сегодня открытие, а я ведь немало чего сегодня услышал.

— Ты полный идиот!— сделала вывод француженка, от злости начиная говорить с сильным акцентом. И осознав это, девушка еще сильнее разозлилась: этот сдвинутый кретин вывел ее из себя.

— А ты скучная и бесчувственная особа, которая разглядывает панно с читающим драконом и не замечает, что над ней светят звезды,— спокойно констатировал факт Айзек.

— Да иди ты со своими звездами! Мне просто стало интересно, что написано в книге!

— Там ничего не написано, это панно,— фыркнул «гном».

— Сходи к Павлову — он проверит твое зрение!— огрызнулась дё Франко.— В очках дракона отражалось то, что он читает! Невнимательный ограниченный тупоголовый медведь!— девушка топнула ногой и помчалась прочь. Она почти ожидала, что он ее догонит и обязательно что-нибудь скажет, вряд ли этот дурмстранговец позволит ей оставить за собой последнее слово, но этого не случилось.— Ну, и пусть!— проворчала девушка, пытаясь успокоиться и вернуться к своему обычному спокойному состоянию.

* * *

Эйидль вышла в зал, ступая на самых носочках, словно боялась спугнуть то, что увидела. Она не могла оторвать глаз от противоположной стены, где еще минуту назад была огромная красивая мозаика, изображавшая Святовита и его сестру, а теперь…

Словно мозаика была створками ворот, которые распахнулись им навстречу, впуская в темное помещение голубоватый свет внутреннего помещения.

— Это был рычаг,— прошептал у нее над ухом восхищенный Лука, который, кажется, тоже боялся сдвинуться с места и пойти к открывшимся воротам.— Кто бы мог подумать, что за мозаикой что-то есть.

— Идем или будем смотреть?

— Феликс, ты вечно все портишь,— проворчала Эйидль, отрывая взгляд от залитого голубоватым светом прохода. В этом сиянии все они выглядели неестественно, особенно брат, по красной чешуе которого словно пошли волны.

Феликс промолчал и намеревался пойти вперед, но рука Винича его остановила.

— Эйидль нашла рычаг, это ее право первой туда войти.

— А если там ей отрубит голову или в сердце войдет кусок камня?— сердито спросил Ящер, сбрасывая руку.

— Нет, все будет хорошо,— помотала головой девочка, приближаясь к проходу за мозаикой, который буквально рос с каждым ее шагом. Она встала у небольшого выступа, на который нужно подняться, и, наконец, поняла, что же так сияло, заливая светом и открытое ими помещение, и покои Святовита.— Это снег,— прошептала она, потом обернулась к ребятам.— Это снег!— и исландка смело шагнула в сводчатую комнату, пол которой действительно был покрыт сиявшим снегом, а стены, переходившие в потолок — льдом, в котором намертво замерзли драгоценные камни. Сверху падали снежинки, но исчезали в воздухе, не долетев до земли, испаряясь в голубоватом сиянии.

Эйидль не могла даже дышать глубоко — это было самое изумительное место из всех, что она когда-либо видела. Она медленно шла по белому ковру, ощущая лишь легкий холодок, но стремясь вперед — в глубине ледяного грота она видела две фигуры, такие же белые, но не светящиеся. И чем ближе она подходила, тем четче понимала, что же они нашли, что это за грот.

Девочка замерла, глядя широко открытыми глазами на два мраморных саркофага, стоявших параллельно друг другу. Над левым в задумчивой позе застыл вырезанный из камня пожилой волшебник, смотревший пустыми глазами на дракончика, стоявшего на саркофаге и взмахивавшего крылами, словно готовился взлететь. В зубах магическое существо держало палочку. Эйидль перевела взгляд на волчонка, замершего на левой гробнице, — его подталкивали вперед изящные каменные руки красивой женщины с длинными волосами и тоскливой улыбкой. И девочку тоже охватила светлая тоска.

— Это гробница,— прошептал оказавшийся рядом Лука, видимо, он так же не мог оторвать взгляда от саркофагов, в которых покоились Святовит и его сестра.— А Мария говорила, что Елень похоронена в Сибири…

— Видимо, это не так,— тихо ответила исландка, мягко проводя ладошкой по мраморной крышке саркофага с волчонком.— Они все это время были здесь, дома…— по телу ее шла безудержная дрожь, то ли от холода, то ли от волнения, то ли от осознания значимости момента.— Навеки вместе. Это так…

— Правильно,— закончил за нее Лука, и девочка кивнула.

— Идите сюда.

Эйидль вздрогнула — она на короткие мгновения забыла о том, зачем они тут и кто еще с ними. Но Феликс, видимо, не поддавшись сентиментальным ощущениям грандиозности находки, уже успел осмотреть ледяной грот.

— Что там?— Лука пошел на голос, и исландке ничего не оставалось, как следовать за ним.

Феликс стоял в самом дальнем конце заснеженного склепа (звучало неприглядно, но по сути, как понимала Эйидль, это и был склеп, но самый красивый из существующих). Перед ним в полу зиял проем, и в темноту уходили каменные ступени, черными полосками выделявшиеся на фоне заснеженного грота.

— Ну, и кто первый? Опять она?— Ящер кивнула на сестру, обращаясь к Луке. Тот покачал головой, и Феликс тут же начал спускаться в темноту. Эйидль и хорват переглянулись, замерев. Прошло несколько минут прежде, чем внизу появился свет, и они услышали, как Цюрри их зовет.— Надеюсь, вы готовы к шоку,— встретил их Ящер у подножия лестницы.

Эйидль легко спрыгнула на покрытый песком каменный пол. Это была такая же комната со сводчатым потолком, как грот наверху, только без снега и льда. На стенах в держателях покоились зажженные сейчас факелы. Темный камень оказался гладко обтесанным, почти до блеска. Посреди грота тоже была саркофаг, и Эйидль удивленно посмотрела на Луку: кто это может быть?

— Может, какой гном? Или родственник?— предположил Винич, подходя к гробнице. Не было никакой статуи, лишь символы украшали крышку.

— Взгляните лучше сюда,— снова заговорил Феликс, и Эйидль показалось, что брат чем-то очень взволнован или удивлен. Они с Лукой одновременно подняли глаза — Цюрри стоял у дальней стены возле каменного постамента, на котором лежал пергамент. Пергамент был длинным — верхняя и нижняя его части были накручены на каменные перекладинки, чтобы закручивать на верхнюю исписанную поверхность и вытягивать с нижнего чистую. Над пергаментом застыло перо с красными чернилами на кончике.— Смотрите,— брат отступил, чтобы дать Эйидль и Луке увидеть то, что написано на пергаменте.

— Но…— исландка не нашла, что сказать, протерла глаза, но текст не изменился.— Но что это значит?

— Подожди, у меня есть сумасшедшая догадка,— заговорил Лука, берясь за нижнюю перекладину свитка и начиная скручивать его, чтобы достичь самого верха пергамента. Эйидль все это время стояла, пытаясь найти объяснение найденному и увиденному. Словно недостаточно было с нее портрета в комнате Гнома-Хранителя.

— Что за догадка, Лука?— наконец, не выдержала девочка, глядя, как натягивается пергамент. На свет раскрутилась верхняя надпись свитка — изящная вязь красными чернилами. И Эйидль тут же поняла, и от этого знания у нее закружилась голова.— Но это… невероятно!

Все трое смотрели на первую надпись в свитке, которую прекрасно поняли и без перевода с древнего славянского языка, поскольку уже встречались с этими буквами.

— Это генеалогическое древо?— прошептала Эйидль, рассматривая характерные черточки, что соединяли имена брата и сестры, Святовита и Елень.— Их древо?— она не могла обрести голос, проводя пальчиком по стрелочке вниз от имени «Елень» к имени, которое она бы прочла как «Симарл».— Это…?

— Видимо, это ребенок Елень.

— Это его гробница,— донесся сзади голос Феликса, который склонился над саркофагом и рассматривал символы.— Здесь то же самое сочетание букв. Здесь похоронен ребенок Елень, правда, непонятно, девочка или мальчик.

— Мужчина или женщина,— поправил его Лука, прокручивая вниз свиток.— От имени Симарл идет вниз стрелка потомков. Род Елень продолжался веками, видите?— они завороженно следили за тем, как по пергаменту, дюйм за дюймом, скользили стрелки и имена прямых потомков основателей двух магических школ. Они видели, как стрелки расходились, ветви обрывались, смыкались, снова раздваивались, но все трое знали, чем закончится эта история, все знали последние надписи этого свитка, и Эйидль никак не могла постичь этого. Так же впрочем, как и застывший рядом Феликс.— И все это нас приводит к уже известному результату…

— Но это… уму непостижимо,— прошептала Эйидль, когда свиток замер на изначальном положении, словно в ожидании, когда от двух написанных красными чернилами имен вниз пойдет стрелка. Только вот от одного из них ее никогда не будет, ветвь оборвалась.

— Димитрий был потомком основателей,— неверяще проговорил Феликс, недоуменно касаясь кончиками пальцев красных букв.

— И моим родственником,— ошарашено пробормотала Эйидль, не моргая, глядя на свое собственное имя. Хотя после найденного портрета она могла бы ожидать чего-то подобного, но не такого же!

— Очень дальним родственником,— усмехнулся Лука, который, кажется, единственный сохранял пока присутствие рассудка.— Ваши ветви разошлись…— он открутил снова назад линию жизни потомков Елень,— лет триста назад, когда у некой «Екатерины» родились «Эндрю», «Пол» и «Питер». Линия Эндрю оборвалась два поколения спустя на его внучке «Христиане», а линия «Пола»…

— …на Димитрии,— договорил Феликс. Он мотнул головой и отошел, а Эйидль все смотрела на линию жизни, что связывала ее с Елень, той самой Говорившей с волками, основательницей Академии в Сибири.

— Это невероятно,— снова проговорила девочка.— В этом нет смысла.

— Как раз теперь-то смысл и начинает появляться, но снова у нас больше вопросов, чем ответов,— вздохнул Лука, отходя от свитка и глядя на могилу Симарла.— Все верили, что Реликвии хранятся там, где похоронен Святовит, но мы не видели ни портрета, ни палочки, ни…

— …свитка,— закончила Эйидль, которая все еще не отошла от генеалогического древа собственной семьи. Ее мама, ее бедная мама вела свой род от снегов Сибири, от великих волшебников, строивших магический мир.

— Но это не тот свиток, Эйка,— подсказал ей Лука.— Совсем не тот.

— В легенде сказано, что со Святовитом похоронен свиток, но кто вам сказал, что это тот самый Свиток? Свиток гномов?— уточнила девочка, поднимая глаза на товарищей.

— Но тогда какой смысл в поиске Реликвий, если тут нет Свитка? Какой во всем смысл?

— Возможно, смысл был не в том, чтобы найти Свиток гномов, а чтобы потомок Елень смог найти свою семью?— предположила Эйидль, пока с трудом осознавая, что именно она и есть тот потомок.

— Нет, нет, Эйка, что-то тут не сходится. Если бы это был тот самый свиток, то мы бы нашли портрет и палочку,— покачал головой Лука.— Мы бы нашли подсказку.

— Ну, скажем, палочку мы видели — на могиле Святовита,— подсказала исландка, отвлекаясь от свитка с древом и глядя на то, как Феликс понимается наверх, в ледяной грот.— У дракона. Это вполне может быть та самая палочка.

— Все равно не вяжется,— упрямился Винич, видимо, не готовый смириться с тем, что Свиток, который искали веками, оказался совсем не тем.— Где тогда портрет?

— Я нашел ваш портрет,— послышалось сверху, и Эйидль кинулась по лестнице, не веря в то, что ее догадка оказалась верна.— И кое-что еще…

— Где?

— Что?

Феликс показал рукой на ледяную стену, и девочка издала изумленный вздох. Из пола вырастала ледяная подпорка, словно столбик, на котором закреплялась голубоватая чаша с небольшим продолговатым углублением, но углубление было темным, каменным. А прямо за ней, на стене, во льду, словно за прозрачной витриной, застыл написанный углем портрет. На ребят смотрел молодой красивый волшебник с русой бородой и умными глазами. В руках он держал горсть камней, песочные часы и очки.

— Это Святовит?— поинтересовался Лука, словно кто-то из ребят мог точно доказать, что это именно древний волшебник.

— Здесь лежал Свиток?— спросил Феликс, разглядывая ледяную подставку.

— А у меня другой вопрос,— с тревогой взглянула на товарищей Эйидль, хмурясь,— разве в десятом веке уже носили очки?