Хрупкие дети Земли (гет)

Было раннее утро, когда Ава и Уильям уехали в Пало-Альто. Конечно, можно было провести в Монтерее еще несколько часов, но Ава, растревоженная тишиной и окружающим молчанием, настояла на том, чтобы поскорее вернуться. Не то, чтобы у нее было много надежд на какие-то перемены от этой поездки, просто... движение хотя бы немого успокаивало.

Движение, действие, поездка... главное — не сидеть на месте, а сделать хотя бы что-нибудь! Но даже присутствие Уильяма тяготило ее. Он оставался заботливым, предупредительным, даже слишком внимательным. Казалось, начнись дождь, и он бросится разгонять потоки воды над головой Авы. Но... все это тяготило ее, действовало на нервы.

Ава Полгар не привыкла к тому, чтобы в темные времена кто-нибудь был рядом с ней. По-настоящему. И оставался рядом все время, даже в самые неприглядные минуты, когда она, — как девушка сама о себе думала, и в чем была убеждена, — выглядела ужасно или вела себя гадко. А еще ее разъедал жуткий стыд от того, что искренняя забота Уильяма вызывает в ней отторжение и желание одиночества. Этот стыд действовал медленно. Он ел Аву не спеша, по капле, по клеточке кожи, заползая в сердце все глубже, глубже и глубже. Кислотный и обжигающий, он сильно вредил ей, разрушая изнутри и то немногое целое, что у нее было. Ава ругала себя за свое состояние, но это, конечно, нисколько не помогало.

А Уильям боялся за нее.

Он старался этого не показать, но все было видно по взгляду. По тому беспокойству, что скользило в голубых глазах Блейка, когда он, — стараясь делать это как можно мягче, — все же, наблюдал за Авой. За ее движениями, выражением лица, тоном голоса.

Ава знала, что не сможет без Уильяма. Но какая-то часть ее сердца, которую про себя она называла «гнилой», просила только одного: одиночества.

Стылого, привычного, вязкого. Которое не хочет, чтобы Аву в такие минуты наблюдали. Пусть и любящие, внимательные, самые чудесные глаза.

Несколько раз за три дня в Монтерее она честно собиралась сказать, что хочет остаться одна. Совсем одна.

Ава набирала в грудь побольше воздуха, переводила взгляд на очень молчаливого в эти дни Уильяма, и... не могла произнести ни слова.

Ее любовь к Уильяму была на месте. Но как будто отошла в даль, закрытая плотной, привычной тьмой. И Ава, сама себя не понимая, и по-прежнему разглядывая себя словно со стороны, продолжала считать, что одной ей будет лучше. Она часто и много думала об этом, кивала головой, соглашаясь со своей давней привычкой.

А потом вздрагивала.

Потому что знала: когда она останется одна, она доведет свое дело до конца. И вряд ли даже огромная, спасающая в эти дни любовь Уильяма, остановит ее. Просто дыра — слишком большая. Пустоты стало кратно больше, чем самой Авы Полгар. В этот раз она вряд ли сможет вернуться. А, может, уже и не надо?

Что, если ей уступить? Разрешить темноте забрать ее? Пусть наслаждается, ведь сколько попыток у нее было!.. Хороших, почти успешных. И если Ава наберется безрассудства и смелости, и скажет Уильяму про одиночество?..

Он никуда не уйдет? А надо сделать, так, чтобы ушел. Она не имеет права тащить его с собой на дно. Мало он ею уже измучен? От того Уильяма, к которому она привыкла, не осталось и следа. Да, Ава и раньше видела его и злым, и вспыльчивым, и раздраженным. Но сейчас даже этого нет.

Уильям Блейк молчит и о чем-то много, напряженно думает. Он наблюдает за Авой так пристально, как никогда раньше. И, что хуже всего, старается это скрыть. Чтобы не тревожить ее сильнее, не досаждать ей, не добавлять тяжести.

Хочет ли она так поступать с ним дальше? Конечно же, нет. Поэтому для каждого из них будет лучше, если он уйдет. Быть рядом с кем-то сейчас, во все эти глухие, тягостные дни для Авы невыносимо.

«Почти смерти подобно...» — думает она и усмехается. По лицу ее, будто в противовес черным глазам, ползет бледность. Эта мысль пугает, нехорошо, страшно веселит. Тем опасным, скверным весельем, что звучит у самого края. А потом по щеке медленно, — что, и она устала? — ползет слеза. И Ава думает о том, как сильно она любит Уильяма.

Нет, даже не думает. Она чувствует. Изо всех, из последних сил. Так горько, отчаянно, сильно! Так хочется, чтобы он был счастлив! Сколько можно горечи, боли, шрамов и бед? Сколько можно закалять свою силу духа? И зачем только...

Кому она нужна, эта сила?

Что она дает? Выстоять?

А потом? Как теперь, — из-за выдержанного груза быть неспособной к счастью?

«Радуйся. Радуйся, Эв! И люби!», — так заклинала себя Ава. Повторяла постоянно, осматриваясь вокруг пустыми глазами. И снова ничего не чувствовала, не ощущала.

Только пустота и безвременье. И не хочется, как же не хочется причинять Уильяму боль! Ведь люди вместе — для счастья? А она?.. «Что я могу тебе дать?». Сколько раз за эти дни в Монтерее Ава произносила этот вопрос вслух! Сколько задавала его самой себе, — и шепотом, и без слов.

Ничего она не может дать Уильяму. Кроме своего призрачного присутствия и пустоты. Но когда он обнимает ее, Аве становится много легче. Тепло его рук она чувствует. И плачет, и стыдится того, какая она сейчас.

А Блейк ничего не отвечает на ее вопрос.

«Что я могу тебе дать?».

Ава спрашивает, а он молчит. Только мучительно нежно и как-то бережно смотрит на нее, касается совсем легко, почти невесомо. Эти касания вызывают в ней еще больше пустоты. Они — как невысказанный вопрос Блейка.

«Можно мне коснуться тебя?». Жуткий стыд обжигает Аву от этой мысли по новой. Она не хочет, чтобы Уильяму было плохо. Не желает, чтобы он так себя чувствовал. Тем более, — из-за нее.

Униженно и просяще.

Достаточно за время его жизни здесь, на Земле, его уже пытались унизить. Рыдания спазмами поднимаются в горло. Ава смотрит на Блейка. Хочет все это сказать. И не может. Только мычит, даже не размыкая губ. А потом, когда он, сам измучившись болью, в бесчисленный раз ее обнимает, Ава открывает рот. Может, на выдохе выйдет сказать?

Нет.

Она только крепче, до крайней, безумной судороги, опять хватается за Уильяма, и не может отстать от него. Как он еще ее терпит?

— Может, лучше уйдешь от меня?

Вот оно. От этих слов сама Ава наконец-то плачет. Будет, в самом деле лучше, если он уйдет. Но как это больно! Как больно! Она останется тогда в своей темноте, и разберется с собой.

Наконец-то.

Ну, хватит.

У нее больше нет сил. И теперь она не хочет их искать.

Ава смотрит на Уильяма мимолетно, от стыда прячет лицо в ладонях. Сжимается в комок. Самый маленький и неприметный. Все внутри разрывается от ужаса, боли и горечи. Это все — мысли, ощущения или слова. Но они не передают и крохотной доли того, что с ней происходит.

Разум требует, чтобы Уильям ушел и был еще, после нее, счастлив. А сердце... безумно. Оно требует только Уильяма, и больше ничего, — как настоящее сердце, — не желает ни понимать, ни слушать, ни знать.

Но вот, проходит какое-то время, Ава и Уильям двигаются в пространстве. Забрав с собой маленького Хэма, они снова едут туда. В Пало-Альто.

— Мы можем уехать после свадьбы в Назаре, Эви. Хочешь? — спрашивает Блейк.

Голос его звучит негромко и осторожно, и Ава думает, что вся эта непривычная для него робость и надломленность, — тоже ее вина. Ее рук дело.

Это из-за нее, из-за ненастоящей мисс Полгар, Уильям становится другим. Ее присутствие делает ему хуже.

На вопрос Ава ничего не отвечает. В первое мгновение после него она вздрагивает, ненадолго оживляясь, и даже ощущает волнение. Они вернутся в Назаре! Но... вспыхнувший оптимизм тут же сгорает, возвращает Аву пустоте. Она пожимает плечом, еще больше укутывает Хэма в свою куртку, и, отводя взгляд в сторону, тихо плачет.

* * *

О платье Авы, которое передала ей Риз, и в котором она готовилась прийти на свадьбу друзей, они едва не забыли. Уильям уже остановил Range Rover возле дома Авы в Пало-Альто, когда девушка, глядя перед собой отстраненным взглядом, монотонно сказала, что «забыла платье для свадьбы Риз» в своем Porsche. А он остался припаркованным на закрытой стоянке Sunrise.

Уильям сделал небольшой вдох, посмотрел на Аву, улыбнулся ей (хотя она не смотрела на него), и начал сдавать назад, для выезда на дорогу. Девушка покачала головой, посмотрела на Блейка, и так же монотонно, как прежде, сказала:

— Уходи. Уходи от меня.

Машина не остановилась, разворачиваясь на шоссе.

— Уходи от меня.

Фраза прозвучала резко и глухо, с небольшим, упрямым напором: самым большим, на какой у Авы достало сил. Range Rover продолжил свой путь, мягко и плавно пересекая дорожную разметку.

— Уходи от меня!

На этот раз Ава кричала. Она посмотрела на руки Уильяма, и в первую секунду хотела схватиться за них. Пусть он остановит, пусть остановит машину! Он должен ее услышать! Но за страхом, сжавшим Аву в тиски, пробился голос разума, и она отказалась от этой идеи. Даже не столько из-за риска попасть в аварию, сколько из-за того, что в ее голове снова возникла мысль, даже решение: она не должна прикасаться к Уильяму.

Теперь Блейк услышал ее. Впрочем, если быть честным, он слышал Аву и две фразы назад, до того, как она внезапно повысила голос и закричала. Он не останавливал автомобиль по двум причинам: в слабой надежде, что все это снова пройдет, уляжется, стихнет (как постепенно, уже много раз, стихала паника, накрывавшая Аву в эти дни), и потому, что у Блейка для всех страхов Авы было свое, давно принятое решение, — он никуда не уйдет.

Никуда.

Пусть хоть дерется с ним.

Внедорожник остановился, съехал к обочине. Шум мотора стих, и Аву с Уильямом снова начала глотать гулкая, тяжелая тишина.

— Ты должен уйти, Уильям. Я все ре...

— Это не обсуждается.

— Почему ты не слышишь меня?!

— Я тебя слышу. Ты говоришь мне, чтобы я уходил. Но я против такого исхода.

— А я... — заволновалась Ава на вдохе.

— Ты не можешь принимать решения за меня.

Уильям намеренно перебил девушку. Он произнес эти слова чеканно, как по невидимым нотам. Перевел взгляд на склоненный вниз профиль Авы. Дождался, пока она, не услышав ответа, поднимает на него свой горячий, болезненный взгляд. И медленно, четко, по буквам, добавил:

— Не имеешь права.

— А ты!..

Ава заплакала, изо всех сил сжимая руками автомобильное сидение. И почувствовала, как Уильям снова, в бесчисленный раз, ее обнимает. Очень бережно, очень осторожно. Сначала стало легче, очень тепло. Но потом несказанные слова закипели в горле Авы. Возмущение не улеглось, ведь она приготовилась спорить с Блейком даже о свободе воли! А он... совсем ее не слушает! Как тогда, когда был занят своими делами! Да и когда, когда он по-настоящему ее слышал?..

— Ты должен понять, Уильям! — мешая горячий шепот со слезами, возражала Ава. — Так будет лучше! Для тебя! Я...

Девушка сделала слишком быстрый, огромный вдох, и замолчала. Горло сдавило, она поперхнулась воздухом. Блейк погладил Аву по волосам, даже через ткань своей рубашки чувствуя, каким сильным огнем горит ее щека. И рука, которой она схватилась за него. И все ее тело.

Вся она, вся его Ава Полгар — в огне.

Что ему делать?.. Где-то внутри, отозвавшись на уровне солнечного сплетения, в Уильяме, похоже, обрушились микросхемы. По его личным ощущениям все походило на то, как в человеческом мире, разрушенное прицельно сброшенной сверху бомбой, в пыли, мгновенно и с грохотом, на землю оседает целое здание. Глухо и страшно, но, одновременно с тем, пугающе легко. Как карточный домик.Чувство было не из приятных. И, что опаснее всего, — оно не было знакомо Блейку. И потому, страшась собственного, непредвиденного состояния, он отдал своей ОС приказ: блокировать происходящие с ним перемены. Но операционка оказалась быстрее. Ответив Уильяму, что ему лучше успокоиться, она принялась за свою незримую работу самостоятельно, со всем отчаянным рвением, на какое была способна.

За время, что ушло у Блейка на внимание к самому себе и на общение с операционной системой, Ава совсем стихла, свернулась в его руках крохотной, подбитой птицей.

— Ты же понимаешь, что я — сумасшедшая? И что я не знаю, как с этим... как мне... — шептала она.

— Ты не сумасшедшая, Эви. Все непременно образуется. И мы... — возражал он.

— А ты наивный, Уильям Блейк. Никогда бы не подумала!

В голосе девушки прозвучала насмешка.

— Ты куда наивнее меня, Ава Полгар, — в тон ей, мгновенно собравшись, ответил андроид.

Затихшее недавно возмущение снова поднялось в Аве. Да сколько можно! Она говорит ему о серьезных, важных вещах!

— Я? Я никогда...

Вот теперь Уильям не слушал ее. Он обнял девушку крепче, поцеловал в щеку, посмотрел в глаза.

Улыбнулся.

И поехал к офису Sunrise.

* * *

— Где именно в твоей машине лежит платье, Эви? — спросил Уильям, когда они подъехали к автомобильной стоянке.

— Я сама схожу.

Блейк посмотрел на девушку.

— Я справлюсь! — вздыхая, ответила Ава.

Не желая слушать возражений или пререкаться, она быстро вышла из машины и побежала к Porsche. Резко открыла дверь, заглянула в салон, выдернула с заднего сидения чехол с платьем. Какое-то остервенение нашло на Аву. Злость, и раздражение ума, — вот, что это. Она злая от того, что Уильям ей не подчинился. Не сделал так, как она хотела. Ну сколько раз ему повторить, чтобы он ушел? Как еще сказать, что именно так будет лучше? Или он думает, она заигрывает с ним? Разыгрывает драму? Ава, погружаясь в злость все больше, с упоением, — обнявшись со своим умом, — обсуждала с собственным разумом возмутительное неповиновение Блейка, а за всем этим ее сердце, бессчетное количество раз перебитое за последние дни то переливами радости от того, что Уильям — рядом, то самой глубокой болью (доходившей до самых высоких пределов, и, вообще-то, очень немало стоивших Аве), прыгало и волновалось, как одинокий, немного сумасшедший, брошенный без внимания паяц. В общем-то, это было неплохо: обратись сейчас Ава к своему сердцу, она наверняка начала бы его струнить, стыдить и воспитывать. Но сердце, ставшее теперь отпущенным на волю паяцем, — к слову, безусловно и без всяких слов обожавшим Блейка, — и слушать ничего не желало. «Вот еще! — вопило оно, болтаясь на нитке, в своем сумасшедшем, жарком угаре, — этого мне не надо! Это вот все — к уму! А я знать ничего не хочу! Я — сердце, я за всех вас знаю самую истину!».

Вот так они и болтались, и болтали с друг другом: Ава радовалась поддержке разума, возмущенного не меньше нее оставшимся Блейком, которому она «хотела как лучше», а сердце просто отвисало на нитке, наслаждаясь тем, что Уильям никуда-никуда не ушел, а значит, оно и дальше будет любить его, греться от него и — от его любви.

* * *

Подготовка к свадьбе Келса и Риз не заняла много времени. Уильям всегда собирался быстро и четко, а Ава, — в этот раз наблюдая себя в окончательно разобранном состоянии, и потому не желая лишний раз сталкиваться с людьми, тем более с теми, кто, пусть и по необходимости, приближался бы к ней и касался ее, — отменила все запланированные ранее визиты в SPA и в салон красоты, и ограничилась сумрачным решением собрать себя к церемонии самостоятельно.

Вернувшись домой, и совершенно не сговариваясь, — для этого потребовалось бы заговорить, а в настоящий момент даже с этим между ними были проблемы, — Уильям и Ава разошлись по своим подготовительно-торжественным делам. Блейк, правда, успел гораздо больше девушки. Так, перед непосредственным надеванием праздничного, темно-серого костюма, чья ткань, как уверил его портной, была с «элегантным, а не вычурным эффектом «металик», Уильям успел вернуть Хэма в террариум, дать ему свежей воды и оставить, — на случай маловероятного от количества ранее съеденных им сверчков, — свежих овощей. Хэм, сидя на самой высокой ветке в своем жилище, сначала неспешно грел спину под теплыми лучами лампы, но потом, раскрыв крохотные, забавные глаза, спросил Блейка взглядом, а куда это, собственно, он собрался?

— Веди себя хорошо и не ешь слишком много. Иначе посажу на диету! — пригрозил ему Уильям.

Улыбнувшись, андроид погладил Хэма под острым подбородком, и, постучав легонько по стеклу террариума (это было что-то вроде «привет/пока», негласно принятых между ними), ушел по своим делам.

А свои дела у Блейка были предельно просты:

1. Восполнить количество энергии (натуральный йогурт без добавок, капучино и тирамису).

2.Принять душ.

3.Собраться к церемонии.

4.Побывать на церемонии бракосочетания Келса Виттера и Риз Сильвер, в процессе которой мисс Сильвер поменяет фамилию, а виновник этого, может быть, даже будет спокоен и смирен в отсутствии своих неотложных, всегда горящих и таких любимых адвокатских дел.

В первом пункте Блейку больше всего понравилось тирамису. Точнее, сочетание капучино с молочной пеной и тирамису. Просто изумительно тонко и вкусно! Вымыв посуду после приема пищи, Уильям пошел в душ, по пути в ванную комнату прислушиваясь к звукам в доме.

Ничего.

Полная тишина.

Ни одного различимого звука от сборов Авы Полгар.

Уильям вспомнил их недавний спор в машине, и улыбнулся. Он мог бы начать волноваться из-за требования, выдвинутого Авой. Сколько раз она сказала и повторила ему в эти дни про «уйти»? Даже он сбился со счета. Но Блейк не переживал на этот счет. Начал, конечно. В самые первые минуты. А потом остановил себя, вгляделся внимательнее в возмущенное, потерянное и такое красивое лицо девушки, в выражение ее глаз, и не смог сдержать печальной полуулыбки.

Ава тогда, заметив выражение его лица, посчитала, что он не воспринимает ее всерьез. И в этом Уильям не мог винить девушку. Он бы принял сказанное мисс Полгар за правду, за самую чистую монету. Честное слово! Если бы не ее глаза. Блестящие, переполненные такой болью, страхом и одиночеством, от которых даже Блейку становилось жутко. Он тогда еще пристальнее взглянул на Аву, хотя и знал, как ее теперь это злит.

И увидел главное.

То, что так часто бывает у людей.

Когда говорят и выражают они одно, а желают, на самом деле, совершенно иного. Так и Ава Полгар в тот момент, во все эти текущие, острые дни. Ссорилась и ругалась с ним (Блейк, кстати, нисколько ей в том не мешал, практически не отвечал, и, в противоположность заявлениям мисс, предельно внимательно ее слушал), но смотрела на него, — смущаясь, — при этом так, что Уильяму стало еще раз ясно: уходить никуда нельзя. И это не шутки. Это просто-напросто, без всяких сантиментов, реально опасно. Потому что в таком состоянии... Блейк на мгновение прикрыл глаза, и в его памяти пронеслись слова Авы: «...Я режу себя».

Вот. Вот поэтому — нельзя. Ни уходить, ни оставлять ее. Что бы она сейчас ни говорила.

«Терпение», — напомнил Уильям мысленно самому себе, сделал глубокий вдох и стал тогда молча слушать слова Авы, разыгрывая перед ней совершенно упертого, ничего не понимающего и никак, никуда не уходящего.

Кстати.

В таком раскладе «ссор» был свой очевидный плюс: не получая ответной реакции или хотя бы нескольких слов (ответом Блейка были только редкие кивки головой и примирительная улыбка), Ава очень скоро прекращала свои словесные эскапады. Ну, в самом деле! Как будто она говорит со стеной! В конце концов, это просто возмутительно!

Так и теперь, после поездки к офису Sunrise. Ава, когда они вернулись домой, молча вышла из автомобиля, сердито хлопнула дверью, и все в том же абсолютном молчании ушла в гардеробную.

Уильям слышал ее движения. Слышал, как расстегнув чехол, в который было упаковано платье, девушка поднялась на банкетку, достала с верхней полки коробку с какой-то определенной парой туфель, и спрыгнула на пол. А потом было то же, что и у него сейчас, — душ и дальнейшие сборы.

Думая о том, что на церемонию они поедут, по-прежнему, на Range Rover (как минимум потому, что ноги Блейка и спустя время не особо помещались в кабриолет Porsche), Уильям, одевшись, вышел из комнаты. И услышал, как из гардеробной выходит Ава. Блейк еще не взглянул на девушку (в эту секунду он был занят педантичной проверкой того, чтобы на белой рубашке не было складок или заломов), но почувствовал аромат ее духов.

Мандарин

Лимон

Черная смородина

Жасмин

Гуава

И... да, кажется, мускус.

Втянув пряный, утонченный аромат сильнее, Блейк поднял взгляд на Аву.

И совершенно пропал.

Платье было предельно простое. Длинное, «в пол» и темно-зеленое, оно выгодно подчеркивало открытые плечи Авы, а ниже, у талии, собиралось изящными, мягкими складками, которые, кажется, делали ее фигуру еще тоньше. Что же касается остальных деталей... Они, за исключением темно-зеленых и бархатных туфель на небольшом каблуке, повергли Блейка в прострацию. Уильям, успевший оценить и изящество черного кружева, маленьким полукругом выступившего над лифом, — он был похож на мягкий полумесяц, перевернутый вверх острыми углами, — и пикантную привлекательность высокого выреза, выполненного у бедра в форме запаха с мягкими линиями, дошел до того, что совершенно потерялся в словах.

Потому сухо сглотнул (как будто проглотил ежа) и уставился на девушку немигающим взглядом.

Ава тоже оказалась под впечатлением от Блейка. Костюм стального, серого цвета очень шел ему. Впрочем, как и все другие, что он носил. Она, в самом деле, — за исключением, пожалуй, того случая, когда Блейк в расстегнутой рубашке ворвался в ресторан Назаре... но на то тогда были свои причины, — никогда не видела Уильяма неопрятно, обычно одетым. Он почти всегда предпочитал костюмы (тут Аве вспомнился ее собственный испуганный крик, которым она ругала Блейка за то, что он не надел футболку, а приводить его в чувство тогда, на пляже, теряя в попытках расстегнуть пуговицы на рубашке драгоценное время, — то еще удовольствие). Но особенно привлекательным ей показалось то, что, в противовес ожиданиям, сейчас Уильям не надел к костюму галстук. И ворот рубашки, — загнутый на концах изящными, острыми и небольшими углами, — был свободно расстегнут.

Ава, любуясь Блейком, вспомнила, что он не особенно любит галстуки. И тем любопытнее выглядела небольшая бутоньерка, выполненная из переплетения белых, небольших роз, продетая андроидом в петлицу на лацкане пиджака.

— Ты... — выдохнула Ава.

— Совершенно чудесно выглядишь, — произнес Блейк.

Девушка кивнула, смотря на Уильяма. Они улыбнулись друг другу и, к собственному удивлению, немного смутились. Помедлив, Уильям подошел к Аве, аккуратно взял ее за руку и надел на запястье правой руки бутоньерку из таких же белых роз.

— О... — выдохнула девушка. — Спасибо...

Девушка подняла на Уильяма растерянный взгляд. А он, наклонившись, поцеловал ее в горячую щеку, и, переплетая их пальцы, крепко взял за руку.

* * *

Немигающий, пристальный взгляд Уильяма сопровождал Аву и в машине. Он скользил по ее профилю, то и дело останавливаясь на лице девушки. И в какой-то момент Ава не выдержала. Мягко, иронично улыбнувшись, она повернулась к Блейку, и сказала:

— Платье очень простое, Уильям! Прическа — тоже. А ты смотришь на меня так, будто...

В доказательство этого, она завела руки назад, коснулась объемного, низкого пучка, наскоро собранного ею, и начала его расплетать.

— Не трогай, пожалуйста. Прекрати, — попросил Уильям, отслеживая боковым зрением движения девушки. — Прошу, сделай как было.

Ава снова закрепила прическу шпильками и неуютно передернула обнаженными плечами, думая о том, что надо было, все-таки, выбрать другое платье, более закрытое. Но тогда, во время примерки и покупки, она не была такой, как сейчас, и все казалось... нормальным. А теперь... она чувствует себя голой. Но поменять платье нельзя, — единый стиль свадьбы и все такое... Да и обижать Риз... в такой день. Ладно, она соберется с силами и потерпит. Это же не займет слишком много времени?..

Отворачиваясь от своих мрачных мыслей, Ава побыстрее сбежала в реальность. Посмотрела на Уильяма, задержала взгляд на его серьезном, сосредоточенном лице. Оно теперь часто именно такое. Из-за нее. Какой-то нервный, душащий спазм поднялся к горлу девушки, крепко сдавил его.

— Прости меня. За то, что я так себя веду, — хрипло прошептала она.

Уильям ответил мягко, не отводя взгляда от дороги.

— Ты меня не обижаешь, Эви. Что бы ты ни говорила, я не ухожу.

— А лучше бы... Так будет лучше.

— Для кого?

— Для тебя.

— Для меня лучше, когда я с тобой. В такие моменты я почти мирный, — Уильям усмехнулся. — Диего тебе это подтвердит.

— А я спрошу у него, — с упрямством, хотя и довольно слабым, ответила Ава.

— Спроси, спроси, Эви. Что-то говорит мне о том, что мальчишка давно хочет об этом высказаться, — в своем привычном тоне самоиронии ответствовал Блейк.

— Но я остаюсь при своем мнении, Уильям.

— Как и я, Ава Полгар.

— И, несмотря на это, мы вместе едем на свадьбу? И вообще?..

— Должен же кто-то стать свидетелем остепенения Келса Виттера. Он и так чрезмерно взволнован предстоящим образованием новой ячейки общества с собой во главе... Оставленные им в прошлом дамы не могут разделить грядущую радость, а мы с ним... может быть, неплохие знакомые? Вот я и переживаю. Разве так не положено делать?

— Ты и Келс? — улыбнулась Ава. — Хотя... у вас какие-то свои, общие дела.

— Очень секретные, да.

Ава взглянула на Уильяма без улыбки, и сказала вслух то, что давно хотела:

— Я хочу о многом с тобой поговорить, Уильям.

— Только женим Виттера, Эви, и я, клянусь тебе, — весь твой!

* * *

Праздник был организован на свежем воздухе. Погода была отличная, хотя и немного пасмурная, и приглашенные гости, которых, — вопреки опасениям Келса, — было немного, радостно поздравляли молодоженов «с этим замечательным днем!».

Уильям остановил Range Rover рядом с припаркованными машинами, вышел из салона и по привычке открыл дверь автомобиля перед Авой. Подал руку, улыбнулся ее волнению и услышал:

— Я забыла про цветы!

Ава прижала руку к губам, в растерянности осматривая пространство, уже звенящее праздником, радостными голосами и звоном высоких бокалов с шампанским. Удеживая улыбку на губах, Блейк жестом попросил ее подождать, и достал из салона внедорожника цветы. Только почему-то не один, а два букета.

Ничего не отвечая, с теплым светом во взгляде, то и дело обращая его к растревоженной Аве, андроид поднес один букет пышных, белых роз ей.

— Спасибо! Когда ты все это успел! Я совершенно забыла, а Риз!..

— Это не для миссис Виттер, Ава Полгар, — с привычно-мягкой иронией прошептал Блейк, останавливаясь предельно близко к девушке и разглядывая ее с высоты своего роста. — Этот букет — для тебя. А вот этот, — Блейк указал взглядом на второй свиток из белых роз, перевитый по стеблям белыми, атласными лентами, — уже для Риз.

— Но... мне? — прошептала Ава.

Она долго и растерянно смотрела на цветы в своих собственных руках, удерживая их так бережно, как будто от одного, неосторожного движения они могли исчезнуть или осыпаться, и вдруг, неожиданно для себя, заплакала. Тяжелыми, горячими слезами.

Горло опять сдавило судорогой. Требовалось успокоиться. По крайней мере для того, чтобы не испортить макияж. Пусть и вся его сложность в этот раз заключалась только в бежевых тенях для век с небольшим эффектом мерцания, туши для ресниц, черной подводки да темно-розовой помады.

Ава ощутила рядом с собой движение. Почувствовала, как тепло стало обнаженным плечам от объятий Уильяма. Она плакала, совершенно не понимая своей реакции. Но Блейк и не спрашивал. Тихо и спокойно, он просто был рядом.

Как всегда.

Как все эти дни.

Когда спазмы отпустили Аву настолько, что снова можно было заговорить без риска сорваться в слезы, она осторожно прошептала:

— Прости!.. Просто вдруг стало так больно...

Уильям кивнул. Закрывая Аву собой от возможных, любопытных глаз, он подождал, пока она придет в себя, поправит макияж и будет готова показаться перед гостями.

— Идем? — шепнул он, смотря на нее с теплом и любовью.

Ава кивнула, крепко сжала руку Уильяма и хрипло прошептала:

— Спасибо!

О том, что Келс Виттер был вне себя и вышел из своих обычных границ, — очевидно, — на долгую или даже на очень долгую прогулку, Аве и Уильяму стало ясно с первого взгляда на взбудораженного адвоката. Келс подбежал к ним сразу же, как заметил их в своем поле зрения. Конечно, довольно трудно было не заметить даже среди уже прибывших гостей высокого Блейка в безупречно-сером костюме и миниатюрную Аву в темно-изумрудном платье, — такой удивительной и интересной парой они выглядели, — но ажиотаж Виттера был вызван не этим.

Отметив про себя появление пары, Келс отставил бокал в сторону, и, не обращая внимания на прерванную его исчезновением беседу, буквально побежал навстречу «дорогим гостям!». Сказать, что дорогие гости, почти всегда наблюдавшие Виттера примером хладнокровия и выдержки, изумились его сегодняшней эмоциональности, значило бы неуклюжие попытки в отражении сложившейся реальности. На которую, впрочем, самому адвокату было плевать. Раскинув руки в стороны, Келс подлетел к Аве, и, расцеловав ее в обе щеки, крепко стиснул в объятиях с одновременным воскликом о том, что «наконец-то на праздник прибыл настоящий Купидон!». Потом, правда, доктор юридических наук, несколько остановившись, призадумался над верностью сказанной формулировки, и пожелал переименовать Аву в Венеру или кто там еще из богинь отвечал за любовь?.. Но веселый смех Блейка, внимательно наблюдавшего за излияниями Виттера, и даже несколько посуровевшего при виде слишком крепких объятий жениха, обращенных в адрес мисс Полгар, сбил весь высокопарный тон ситуации.

Ава, очевидно смущенная неожиданно-горячим приемом Келса, с улыбкой, — и как можно осторожнее, — выбралась из цепких объятий адвоката и непроизвольно передернула плечами.

Уильям, не спускавший с девушки взгляда, отследив это движение, нахмурился, верно расценив в нем то же, что было и в прежние дни: то, что специалисты, верно бы, назвали «памятью тела». Сам он, за все последнее время, не позволял себе в отношении Авы таких резких, крутых движений, какие были в приветствии Келса. И наблюдал он за тем, как Виттер обнимает девушку не потому, как показалось юристу, «Блейк ревнует», а потому, что подобная резкость и хаотичность движений могли спровоцировать новый панический приступ у Авы.

Вот, чего Уильям боялся. И вот, чего, к его громадному облегчению, не произошло. Ава, выбравшись из рук Келса как можно мягче, растянула губы в улыбку, и отступила на шаг назад, под защиту Блейка, всегда открытую для нее. Сжав его руку двумя своими руками, девушка сделала глубокий, неровный вдох и медленный-медленный выдох. Так угроза паники миновала, а Келс, — по расчетам андроида прибывавший под воздействием алкоголя, — ничего не заметил и, повернувшись в сторону Блейка, заявил:

— А-а-а!

Уильям, как ни старался, снова не смог сдержать улыбки. И даже легкого смеха.

— Повторите, пожалуйста, Келс Виттер. Я вас не расслышал.

Адвокат согласно кивнул, поднял голову вверх и ткнул указательным пальцем в ту высоту, где, по его расчетам, могло располагаться горло Блейка.

— А сам — без галстука! — азартно заключил Келс и уставился блестящим взглядом в лицо андроида.

— Мой статус на этом мероприятии допускает подобные вольности в отношении дресс-кода. Чего, конечно, не скажешь о вас.

Виттер кивнул, нисколько не возражая. Отступив на два шага назад, он взглянул на Аву и Уильяма и умильно улыбнулся.

— Я так рад, что вы наконец-то пришли!.. Эв! Если бы не ты... Если бы не вы... я бы...

— Никогда не женился, — подходя к Келсу, весело заключила Риз.

При ее появлении Виттер преобразовался в еще более хаотичную частицу. Поплыв совершенно влюбленной улыбкой, он повернулся к Риз, обнял ее за талию и затих, рассматривая лицо невесты. Ответив влюбленному веселым, любящим взглядом, Риз взглянула на Аву и Уильяма.

— Спасибо, что пришли! Как я рада вас видеть!

Ее объятия, — сначала с подругой, затем с Блейком, — были куда более мягкими и нежными, чем это вышло у Келса. Отстраняясь от Авы, Риз прошептала тихо, что было слышно только им двоим:

— Спасибо за счастье, Эв!..

Эти простые слова вызвали у Авы улыбку и слезы. Смутившись, она крепко обняла подругу, и сказала:

— Это для вас, Риз. Подарок. С открытой датой.

Мисс Полгар протянула подруге небольшой, плотный конверт, в котором Риз обнаружила билеты на Тенерифе и полностью оплаченное трехнедельное пребывание в лучшем отеле острова.

— Всегда мечтал поехать в Испанию! — мечтательно воодушевился Виттер, выходя из своей внезапной и недолгой прострации.

Блейк рассмеялся.

— Простите, Келс, но на Хуана де ла Коса вы мало похожи.

Виттер выпрямился, смерил андроида блестящим взглядом адреналиновых, зеленых глаз.

— А я и не претендую, Блейк. Образцом для меня всегда был и есть Рой Блэк.

Уильям кивнул, соглашаясь с основательностью и заслуженной славой произнесенного имени, и преподнес Риз букет белых роз, а Келсу — конверт.

— Деньги? — изумленно восклкнул адвокат. — Зачем?

Уильям пожал плечами.

— Прикрываясь бедностью собственной фантазии по части подарков, выражу надежду, что деньги позволят решить этот вопрос.

Виттер расхохотался.

— Это у вас?... Как это... «бедная фантазия»?!

Искренний хохот разобрал Келса на части. Он смеялся и вспоминал то о взломе Блейком его рабочего компьютера, то о тех предупреждениях при вводе пароля, которые он сам оставлял настырному андроиду, но... все было без толку!

— А помните, Уильям, как вы отправили мне деньги? Кстати, все забываю уточнить, какого черта тогда это было?

Девушки удивленно посмотрели на мужчин, и Виттер, подмигнув им, указал Блейку взглядом вперед, инициируя тем самым немного лихую и легкую прогулку. Постояв на месте, Виттер и Блейк неспешно пошли вперед.

— Так что это было? Тогда?

— Когда? — весело спросил андроид.

— Не держите меня за дурака, Блейк. Все вы понимаете! Давно, ночью вы отправили мне какую-то дикую сумму денег. Зачем?.. Я, кстати, ее не тратил. Готов вернуть.

Уильям нахмурился, вспоминая. И даже возвел ясные очи в небо.

— Ну, вы тогда были в Назаре уже, и... вспоминайте! Мне сегодня неважно...

— Это видно, — продолжая веселиться, ответствовал андроид.

Улыбнувшись чему-то, Уильям уточнил:

— Денежный перевод был ночью?

— Ну да, да!

— В таком случае, это был ваш гонорар за помощь в расследовании дела о детском доме.

— Тш-ш-ш... — зашипел Виттер. — Вы с ума сошли? Я что, говорил о гонораре?

— Ваш кумир Рой Блек — один из самых лучших и самых богатых юристов мира. Не так ли? Неужели вы не хотите так же?

Келс вздохнул, смотря на Блейка как на очень разочаровавшего его клиента.

— Я верну вам деньги.

— Келс!

— Нет, ждите!

Адвокат, по-видимому, не желая и дальше откладывать решение давно интриговавшего его вопроса, достал из кармана сотовый телефон, и принялся тыкать в экран.

— Виттер, давайте потом? Мне кажется, вы не слишком трезвы.

— Я — стекло! — гордо заявил Келс. — Просто... не люблю, когда в том, что касается личного, на меня приходят смотреть.

Уильям хмыкнул, всмотрелся повнимательнее в лицо адвоката, и понял, что тот прав: причиной его редчайшей экспрессии был не алкоголь, а самый банальный, взвинченный организмом до предела, чистейший адреналин.

— Ну? Обсудим действительно важные дела или и дальше будем стоять тут, как идиоты? — потребовал ответа Келс.

— А есть, что обсудить?

Келс усмехнулся, довольный тем, что он-то, в отличие от Блейка, — в курсе дел.

— Вы видели сегодняшние СМИ?..

* * *

— И куда они ушли? — рассматривая удаляющиеся спины Виттера и Блейка, тревожно прошептала Ава.

Риз улыбнулась.

— Не бойся, Уильям вернется. И будет и дальше не спускать с тебя глаз.

На это мягкое заявление, сделанное с улыбкой, Ава вспыхнула и неуютно повела плечами. А Риз продолжила делиться наблюдениями:

— Келс с самого утра такой. Я знала, что примерно так и будет. И потому устроила перед самой церемонией этот небольшой, легкий праздник. Может, хотя бы эта, более непринужденная обстановка, не станет его так нервировать?

— Не думала, что он будет бояться свадьбы.

Риз отрицательно покачала головой.

— Он боится не свадьбы. А того, что будет потом. У него в записях — глобальный план по нашей семье! — девушка рассмеялась. — Он пробовал рассчитать все: от того, где мы проведем медовый месяц до университетов, в который однажды пойдут наши дети. Поверишь ли, Эв... Келс даже придумал имена для сына и для дочери. И план по «взаимодействую с будущими претендентами» на ее руку!

Ава наконец-то рассмеялась.

— И это — Келс, обожающий выступления в суде, при полном зале зрителей?

— Свадьба включила в нем тревожную кнопку. Которую этим легким фуршетом я попыталась выключить.

Риз взяла Аву за руку.

— Ты чудесно выглядишь! Это платье тебе так идет!

— Кто бы говорил, — возразила Ава, рассматривая атласное, коктейльное платье Риз на тонких бретелях.

— Кстати, поможешь мне со свадебным платьем? — уточнила девушка.

* * *

Свадебная церемония началась вовремя. Все стихло вокруг. До той звенящей, наполненной особой торжественностью тишины, в обрамлении которой, кажется, и сам мир замирает.

Священник, Келс и свидетели с его стороны, — первым среди которых, по внезапному заявлению жениха оказался совсем не ожидавший того Уильям Блейк, — ждали у высокой арки, украшенной белыми розами и темно-зелеными, атласными лентами. Подружки невесты, пройдя по дорожке перед появлением Риз, стояли по другую сторону от жениха и его свиты. А невеста, взявшись дрожащей рукой за руку своего отца, тихо, с огромным волнением, шепнула:

— Пойдем!..

И над гостями, чаруя, поплыла музыка. Оркестр, приглашенный Виттером по простой и очевидной причине того, что его будущая жена очень любит живую музыку, заиграл «What a wonderful world», и Риз, неровно улыбнувшись, сделала первый шаг.

При ее появлении все окончательно затихли, смиренно, — то с улыбками, то со слезами на лицах, — ожидая того краткого момента, когда невеста, одетая в пышное платье со шлейфом, вручную расписанное золотым узором по белоснежной ткани, проплывет мимо них. Выражения ее лица за тканью длинной, тончайшей фаты было не разобрать. Но когда отец Риз подвел ее к Келсу, и передал руку невесты жениху, Виттеру стало очевидно, как сильно взволнована Риз. Сам он к тому моменту успел уже изрядно переневничать, и в настоящую минуту был спокоен. Улыбнувшись Риз, он бережно сжал ее руку в своей, и повернулся к алтарю.

Зазвучали слова, обычные и всегда новые для каждой пары. Ава, стоя в ряду подружек невесты, очень внимательно наблюдала за церемонией. Внутри нее, за грудной клеткой росло, — от каждого вздоха все больше и больше, — какое-то гнетущее волнение. Оно не было праздничным или легким. Оно не было ни на каплю приятным. И девушка, чувствуя его тяжесть и давление, усиленно сосредоточивала свое внимание на происходящем вокруг. Вот Риз взглянула на Келса, кивнула ему. Взгляды обоих, — через мгновение, — обращены к священнику. Он читает приличные такому случаю слова медленно, давая им не просто прозвучать в пространстве, но стать полным, настоящим впечатлением. Ава, смотря на пару своих друзей, улыбается краешком губ. И думает о том, какая они красивая, гармоничная пара. У нее нет сомнений в том, что они будут счастливы: она видит, как они смотрят на друг друга, как общаются, говорят, смеются... Счастье плещется вокруг них озорной и яркой волной. И будущее обещает одно... звенящее... счастье...

Они окружили ее в ту ночь, когда она, прослонявшись по городу весь день, все-таки решила заночевать на вокзале. По залу отправления то и дело ходил дежурный, и Аве Полгар долго пришлось делать вид, что скоро и она отправляется, в числе прочих пассажиров, поездом. По своим делам. Взгляд дежурного был цепким и неуютным. Он вызывал в ней еще больший страх. Плюсом к тому, что уже точил ее изнутри.

Беспокойство.

Одиночество.

Страх.

Каждый день. Целый день.

...Ава не помнила, как, наконец, заснула, обняв рукой почти тощую сумку, в которой были ее немногие вещи. Вздрогнув, она широко открыла глаза, и увидела перед собой троих.

Смеющиеся, скользкие лица. Ее личный опыт бродяжки говорил, что с такими лучше не связываться. Но она и не собиралась. И потому, чувствуя внутри, одну за одной, накрывающие волны страха и оглушающий жар в голове, постаралась сделать сначала спящий, а затем отрешенный вид.

Чтобы их интерес угас. Но... не тут-то было. Заметив, как она, вздрогнув, снова закрывает глаза, один из них, — они стояли вокруг нее полукругом, — пнул девчонку по подошве ботинка. Ава, взявшись за подлокотники кресла, мгновенно села прямо. Потом сгорбилась. Собралась в комок.

Дежурного в зале, — насколько она могла видеть в том пространстве, что оставалось между этими тремя, — теперь не было.

И ей стало страшно. Потому что все тот же опыт бродяжки вопил ей, чтобы она не смотрела на них. Она и не смотрела. Отводила глаза в сторону. Но все же, мимолетно успела разглядеть их лица. Ничего нового.

Глумливые.

Тупые.

С отметиной тьмы в чертах.

Ее снова пнули по ноге. И заржали. В три глотки, в сопровождении грязных фраз. Дежурного не было. И не было никого рядом с ней.

Кроме них.

А они... решили не останавливаться на достигнутом. Один из трех шагнул к ней, больно сжал ее лицо, удерживая за подбородок. Ава почувствовала, как в глазах собирается панический страх.

И слезы.

Это их повеселило. Подняв ее с деревянного кресла в зале отправления, они обступили девчонку со спины и по сторонам. И потащили с собой.

Уильям первым заметил, что с Авой что-то не так. Стоя на своем месте в ряду подружек Риз, она внезапно схватилась за горло. Но не закричала. Только застыла, наклонившись немного вперед, с ужасом рассматривая в пространстве то, что больше, кроме нее, никто не видел.

Гости вряд ли успели что-то понять. Ну, может, только первые ряды.

На это было плевать.

Блейк рванул к Аве. В самом деле, как часто говорят люди, «в мгновение ока» оказался рядом с ней. Хотел закрыть собой, подхватить. Вынести, из ряда всех прочих, на руках. Но не успел. Девушка дернулась в сторону. Слепо взглянула на него. С таким смятением, неверием и мраком во взгляде, от которых в электронном сердце Блейка наверняка перегорело бессчетное множество сигналов.

И на это плевать.

Он уже нагнулся, чтобы подхватить ее и унести. Но Ава едва заметно покачала головой, смахнула со щеки слезу, и крепко-крепко сжала его руку, удерживая тем самым Блейка на месте.

На церемнонии еще кто-то и что-то говорил. Акустический анализатор человеческой речи, встроенный в Уильяма Блейка, до мельчайших подробностей отслеживал и анализировал гремящие вокруг звуки.

Не важно.

Истинно важно то, что Аве Полгар, кажется, становится лучше. Она по-прежнему крепко сжимает его руку в своей. Горячей, сухой... а в следующую секунду — мгновенно влажной.

Не важно.

Пусть только ей станет лучше. И легче.

«Можешь?! — неизвестно кому или чему мысленно орет Блейк. — Ты можешь?!».

Помочь.

Ава смогла сама. Выдохнула глубоко, перевела взгляд из ужасной, невидимой дали в настоящий, счастливый момент. И Уильям почти стал спокоен. Аккуратно и бережно передвинув руку чуть выше, к запястью девушки, он быстро сосчитал ее пульс. Еще слишком высокий. И рваный. Но уже гораздо лучше, чем прежде. Несколько прошедших минут, и на щеках Авы засветился румянец. Дыхание самого Блейка тоже стало ровнее. Кажется, отошло.

* * *

Второй случай произошел также внезапно. Они уже давно поздравили и Риз, и Келса с образованием новой, — а с учетом того, как молодожены смотрели на друг друга, — и явно счастливой семьи, когда вокруг небольшой компании гостей, среди которых была и Ава Полгар, возникло то, что позже, — как услышал Уильям, — кто-то назвал «сумятицей». Просто вдруг гостей на свадьбе стало больше.

И можно было подумать, что новые, прибывшие только что несколько мужчин и женщина, — это изрядно опоздавшие друзья Келса или Риз. Но... поздравлять молодых они отчего-то не спешили. И вообще, как стало ясно несколькими секундами позже, ими не интересовались.

Ни поздравления, ни гости, ни даже фуршет их не интересовали. Зайдя на территорию особняка, в саду которого была организована свадьба, неизвестные и неприветливые гости направились прямо к той группе людей, в которой была Ава. Она как раз отвечала на чей-то вопрос о дружбе с Риз, когда новоприбывшие, — в числе трех мужчин и одной женщины, — сначала остановились позади небольшой толпы, а потом, пристально разглядывая девушку, пробились сквозь других гостей прямо к ней.

Ава, замолчав на полуслове и перестав улыбаться, с удивлением посмотрела на новых гостей. А один из них, сжав что-то в руке, — секундой позже девушка различила микрофон, — повернулся к мужчине, что остался позади него, кивнул, и громко спросил:

— Вы — мисс Ава Полгар?

Тогда-то она и заметила в руках второго (оператора?) небольшую видеокамеру. Третий из прибывших мужчин внезапно шагнул к ней, слишком сильно приближаясь, посмотрел сначала на женщину, потом на мужчину с микрофоном в руках, и сказал:

— Снимаем!

— Что?! — изумилась Ава, отходя в сторону от незнакомого человека.

— Вы — мисс Ава Полгар? Да? Как вы можете прокомментировать тот факт, что уже очень долго, несмотря на все их попытки, вы не общаетесь ни со своей матерью, ни с братом? Что вы можете сказать им сейчас, когда они — здесь, прямо перед вами?

Ава ошеломленным взглядом обвела присутствующих. Молодого парня, который подошел слишком близко к ней, репортера, оператора и... маму?

Слово незнакомо прозвучало внутри Авы.

Чужеродно.

Холодно.

Мертво.

А журналист продолжал:

— Ваш брат — справа от вас! Что вы скажете? Почему вы не идете с ним на контакт? Вы получали письма от матери с просьбой о встрече? Правда, что вы их игнорировали? Что вы можете сказать теперь, когда ваша мама — здесь, и смотрит сейчас прямо на вас?!

Ава снова начала задыхаться. Вокруг нее было трое незнакомых мужчин. "Как те...". Слишком близко! Паника душила ее, сдавливая горло до хрипа. Мозг туманно отметил, что вокруг зазвучала музыка. А потом... на помощь пришел Уильям.

Он не стал ничего говорить.

Просто вошел в небольшую толпу людей, окруживших Аву, и, подхватив на руки, — «как тогда, как солдатика...», — унес девушку ото всех.

Окружающие оторопели. Оператор начал снимать Блейка, а репортер пытался узнать у гостей, «кто это, кто?». Но ответа не получил. Зато, — если бы подлетевший к тому моменту Келс не был сам адвокатом, — явно получил бы по морде. Но одного вида и тона Виттера оказалось достаточно.

Настоящие гости от появления Келса вышли из временного ступора, приободрились мыслью о «незаконном проникновении на территорию частной собственности» и угрозами юридического преследования, вполне отчетливо высказанными Виттером. Мужчины уже готовились пойти в небольшую рукопашную, когда репортер, оператор, а, вслед за за ними, «мать и брат Авы Полгар» решили ретироваться самостоятельно, без сопровождения или помощи окружающих.

Всех этих подробностей Ава не увидела. Уильям еще немного пронес ее на руках, осторожно поставил на танцевальную площадку, кивнул музыкантам, и, закрывая девушку собой от все еще вспышками звучащих за его широкой спиной разборками с нежданными «гостями», увел в танец.

Может, не самая удачная мысль.

Или не слишком верное решение.

Но музыка, — «My confession»⁽¹⁾ — звучащая в исполнении оркестра совершенно потрясающе, отвлекла Аву. Она ни о чем из произошедшего с ней не говорила. Не хотела.

И не находила слов.

Только, обняв Уильяма, — свое спасение и свою горячую, неотступную от нее любовь, — затихла. Потом подняла на него темные от боли и смятения глаза, и еле прошептала о том, что не умеет танцевать.

— Это не страшно, Эви. И совершенно не важно, — ответил он, теплее обнимая ее за сведенные от напряжения плечи. — Прости, что опоздал.

Отстранившись на несколько секунд, Блейк снял пиджак, укрыл им, — как серебряным, звездным одеялом, — свою Аву Полгар, и продолжил их медленный, молчаливый танец. Пару раз, четко и мгновенно реагируя на близкое движение, он ловил на себе и на Аве тревожные, испуганные взгляды Келса и Риз. И качал головой, — в деликатном и горьком прошении не подходить.

Не сейчас.

Все будет. Когда-то и как-то.

Может, даже «в порядке».

Но сейчас он просит их ее не тревожить.

Слишком хрупким стало все, что связывает Аву Полгар с окружающим миром.

И ей нужно одно.

Время.

Конец второй части.

---

1) песня Josh Groban

Вернуться к тексту