Право на жизнь (гет)

Зал уже опустел. Гул голосов, шорохи пергаментов, блеск камер, всё исчезло, будто растворилось в воздухе, оставив после себя только холод и запах палёного пергамента. В воздухе висело чувство завершения, но не облегчения. Скорее, усталости. Они добились своего. Нотта признали виновным. Одиннадцать лет в Азкабане. Без права на пересмотр, без послаблений, без надежды.

Гермиона сидела на той же скамье, где провела весь процесс. Вокруг была пустота. Только следы на лавке от множества людей, и обрывки записок, брошенных журналистами. Она всё ещё не могла встать с места. Внутри что-то сжималось, скрутилось, будто в груди поставили холодный камень.Она видела, как Теодора увели. Без криков, без слов. Он не сопротивлялся. Даже не поднял головы. Лишь мельком взглянул на неё, на Гарри, а потом просто исчез за дверью, ведущей вниз, в камеры ожидания. И в этом взгляде было не раскаяние и не страх. А странная, тихая благодарность. И от этого стало ещё хуже. Гарри стоял у двери, в мантии, всё ещё застёгнутой до самого горла, как броня. Он не говорил ни слова. Только смотрел на Гермиону так, будто не знал, с чего начать или боялся, что если начнёт, уже не остановится. Когда она наконец поднялась и подошла к нему, он резко выдохнул и произнёс, сдерживая злость:

— Я же просил. Просил тебя не приходить сюда.

Она не ответила сразу. Просто смотрела на него. Такого злого, такого осунувшегося. Того самого Гарри Джеймса Поттера, который спасал мир, но не мог спасти себя от собственного гнева.

— Я не могла не прийти, — тихо сказала она.

— Могла, — резко перебил он. — Могла, Гермиона. Если бы ты просто… хоть раз сделала так, как я сказал. Ты беременна, чёрт возьми! Этот зал был полон магии, проклятий, воспоминаний, которые едва удерживали под контролем! А ты… ты сидела там, словно это лекция по древним рунам!

Он ударил ладонью по стене. Звук гулко отозвался по пустому коридору.

— Ты понимаешь, что могло случиться? Если бы он... если бы Нотт попытался воздействовать на кого-то в зале? На тебя? На ребёнка?

Гермиона опустила взгляд.

— Гарри… он не стал бы.

— Ты в этом уверена? — его голос дрогнул. — После всего, что мы слышали? После признания, что он знал, что делал с Джинни? Что он вмешивался в память, играл с чужим сознанием?

Он подошёл ближе.

— Он получил своё. Одиннадцать лет. И знаешь что? Я рад. Да, рад. Потому что, наконец, хоть кто-то из них понёс ответственность.

Он замолчал, но в тишине его дыхание звучало громче любого крика.

Гермиона всё это время молчала, только пальцы её чуть дрожали.

Когда она наконец подняла голову, в её глазах было не оправдание, а боль — тихая, глубокая, почти материнская.

— А я… не рада, Гарри.

Он нахмурился.

— Что?

— Я не рада, что его посадили, — сказала она. — Он виновен, да. Безусловно. Но… всё это было не так просто. В его словах было что-то человеческое. Понимаешь?

Она сделала шаг вперёд.

— Он не отрицал. Не защищался. Он просто стоял и принимал приговор, как будто ждал его всю жизнь. Как будто знал, что ничем другим это закончиться не может.

Гарри хотел возразить, но она продолжала:

— Я не оправдываю его, Гарри. Просто когда его увели, я почувствовала не облегчение, а пустоту. И досаду. Потому что, кажется, мы опять что-то упустили.

Гарри закрыл глаза. На секунду все его злость, страх и усталость будто сплелись в одном выдохе. Когда он открыл их снова, в его взгляде было не осуждение, только бесконечная, безысходная тревога. Снаружи раздался гул. Журналисты, магические камеры, вспышки света. Судебный день закончился, но их война, нет. Гарри тихо произнёс:

— Пойдём домой.

Гермиона кивнула. Он протянул ей руку, и она взяла её потому, что знала: если не возьмёт, он не простит себе ни одной её слезы. И всё же, пока они шли по коридору, где на стенах отражался холодный свет факелов, Гермиона поймала себя на мысли: возможно, осудили не того человека.

Прошло чуть больше двух недель после суда. Дом Поттеров наконец снова наполнился обычной жизнью: шелест бумаг, запах трав, потрескивание камина. Гарри возвращался домой всё тем же уставшим, но с тем тихим достоинством, что всегда появлялось у него после трудного дня, Гермиона ждала его. Как всегда, с ужином, с лёгкой улыбкой, в которой ещё теплилась усталость. На столе дымилась курица с розмарином и лимоном, пюре и любимый тыквенный пирог Гарри. Он ел молча, с тем самым видом, когда будто стесняется признаться, как вкусно. Гермиона лишь наблюдала, как на его лице постепенно смягчаются черты, как тень усталости уходит из глаз.

— Вот видишь, — сказала она, улыбнувшись. — Домашняя еда творит чудеса.

— Если бы в Министерстве готовили так же, войны бы никогда не случались, — буркнул он, и оба тихо рассмеялись.

Тепло, просто, спокойно. После всех этих недель напряжения. Редкий миг, когда они могли просто быть мужем и женой.

И вдруг — тук-тук-тук! Резкий стук в окно.

Гарри поднял голову, нахмурился, инстинктивно потянувшись к палочке.

— Я посмотрю, — сказала Гермиона, уже поднимаясь. — Сиди, милый.

Она подошла к окну, отдёрнула занавеску.

Снаружи, в свете луны, сидела большая сова. Рыжеватое перо, уверенная осанка, глаза, в которых Гермиона узнала знакомый взгляд. Сердце ёкнуло.

— Это сова Уизли, — прошептала она.

Гарри поднялся.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Это семейная сова Джинни. — Она говорила тихо, почти не дыша. — Но… как?

Сова нетерпеливо ударила клювом по стеклу. Гермиона открыла окно, и в комнату ворвался поток холодного воздуха. Пламя свечей дрогнуло. Сова грациозно опустилась на спинку стула и протянула лапу. Конверт был плотный, кремового цвета, с восковой печатью, две переплетённые буквы: J & F.

Гермиона осторожно сняла его и взглянула на Гарри.

— Хочешь, я…

— Читай, — коротко сказал он, глядя на неё пристально, с лёгким напряжением, будто готовился к худшему.

Она быстро разорвала печать. Изнутри выскользнуло письмо. Плотный пергамент с золотистыми буквами, вспыхнувшими при свете камина.

«Дорогие Гарри и Гермиона Поттер,

Мы будем счастливы видеть вас на нашей свадьбе, которая состоится в Имении МакГрегоров, царство Корнуолл. Церемония начнётся в полдень. После будет ужин и праздничный был. С любовью, Джиневра М. Уизли и Фредерик Дж. Макгрегор. »

Слова словно застекленели в воздухе.

Гермиона перечитала их дважды, потом подняла глаза.

— Джинни... выходит замуж? — голос дрожал.

Гарри молчал. Он смотрел на письмо, потом на сову, потом снова на Гермиону.

Медленно опустился на стул.

— МакГрегор?.. — прошептал он. — Кто, к чёрту, такой МакГрегор?

— Возможно... потомок старого шотландского рода, — растерянно сказала Гермиона. — Они держались в стороне от Министерства уже лет сто. Я слышала, один из них занимался экспериментами с временными потоками, но...

— Временные потоки... — Гарри усмехнулся, но усмешка была безрадостной. — Отлично. Просто идеально. После того, что с ней произошло, она выбирает себе жениха-мага, который копается во времени. Прекрасно.

Он вскочил.

— Гермиона, это не может быть случайностью. Понимаешь? Она не просто так исчезла, не просто так молчала, а теперь — свадьба?!

— Гарри, — попыталась она успокоить его, — может, это действительно просто новое начало. Может, она... оправилась.

— Оправилась?! — он резко обернулся. — После того, что я видел в том зале? После того, что она пыталась... — он осёкся, глотнул воздух. — Нет. Нет, Гермиона. Это не про "оправилась". Это что-то другое.

Вены на его шее слегка проступили. Глаза были тёмными, блестящими, почти чёрными в мягком свете камина. Взгляд метался, не находя, на чём остановиться: то на окне, то на письме, то на Гермионе.

— Это не про "оправилась", — повторил он, уже тише, но в этом голосе слышалась вся его усталость, страх и злость вперемешку. — Я видел, как она смотрела тогда… как будто в ней уже ничего не осталось. А теперь — свадьба? Счастливые буквы, золото на пергаменте… — он резко выдохнул, сжал переносицу, будто пытаясь унять боль за глазами. — Что-то не сходится, Гермиона. Просто не сходится.

Он провёл рукой по волосам, и пальцы дрогнули. Мелкая, едва заметная дрожь, выданная не физической усталостью, а тревогой, поселившейся глубоко внутри.

Губы его едва заметно подрагивали: он хотел сказать ещё что-то, но не смог. Лишь вздохнул, резко, будто вырывая воздух из груди. Гермиона наблюдала за ним, не отводя взгляда. Её сердце болезненно сжималось от чистого сострадания. Она видела в нём не мужчину, раздражённого на жену, а мальчика, который снова потерял кого-то, кого не смог спасти.

Она медленно подошла ближе. Шаг был почти неслышимый. Пальцы слегка касались его плеча. Тёплого, напряжённого, будто из камня.

— Гарри, — сказала она тихо, мягко. — Я знаю.

Он не повернулся, только чуть качнул головой, словно хотел, чтобы она замолчала. Но она продолжила, не отводя руки:

— Ты боишься, что снова придётся кого-то потерять.

Он вздрогнул. Не сильно, но заметно. Плечи чуть опустились. Гарри закрыл глаза, на мгновение, и когда открыл, взгляд стал мягче.

— Я не хочу снова проходить через бессилие. — выдохнул он. — Просто не могу.

Гермиона улыбнулась еле заметно, печально.

— Я знаю. — Её голос дрогнул. — Но, может быть, на этот раз всё будет иначе.

Он пристально посмотрел на неё,будто искал в её лице хоть одну трещину сомнения. Но там не было страха. Только понимание. Он аккуратно коснулся её руки.

Пальцы его были холодными, но в этом движении чувствовалась благодарность.

— Ты всегда веришь в кого-то, — сказал он хрипло. — Помогаешь.

— Кто-то ведь должен, — мягко ответила она, прижимая его ладонь к своей.

Он выдохнул, будто слова сами сорвались с губ:

— Наверное, поэтому я в тебя… влюблён.

Голос прозвучал хрипло, чуть срываясь на последнем слове. Он даже не сразу осознал, что сказал это вслух. Но Гермиона услышала. Её брови чуть дрогнули, губы приоткрылись от той тёплой, тихой боли, что приходит, когда наконец слышишь то, что всегда знала, но боялась произнести первой. Она не успела ничего сказать. Гарри, встретив её взгляд, вдруг замер, словно в этих глазах, полных света и усталости, отразились все годы, прожитые рядом: страхи, битвы, потери, их общее прошлое. Он едва заметно усмехнулся уголком губ, и, уже почти шепотом, добавил:

— С самого детства.

Гермиона подалась к нему почти неуверенно, как подросток, впервые осознающий силу своих чувств. Её руки дрожали, когда она обвила шею Гарри, губы слегка дрогнули, но решимость была в каждом прикосновении. Она хотела сказать всё без слов, всю любовь, тревогу, страх и благодарность, через этот поцелуй. Гарри принял её порыв спокойно, с той тихой уверенностью, которая приходит только с опытом. Его руки опустились к её талии, обвивая её крепко, но нежно. Правая ладонь скользнула вверх, слегка прижимая спину Гермионы к себе, левая рука мягко держала её голову, пальцы вплелись в волосы, направляя и поддерживая, позволяя ей полностью погрузиться в момент.

Он не торопился. Каждое движение было внимательным, к её чувствам, как опытный мужчина, который знает, что спешка разрушит всё, что только что создалось. Гермиона отвечала его уверенности смелостью, в которой сквозила лёгкая робость, словно она впервые доверяла кому-то полностью. Поцелуй растянулся, и в нём было всё: страсть, нежность, желание быть рядом, понимание, что они, вместе против всего мира. Когда они оторвались, её лоб прижался к его груди, дыхание сбилось, а Гарри слегка провёл руками по её спине, словно удостоверяясь, что она рядом и в безопасности.

На секунду между ними повисла живая тишина, наполненная дыханием и теплом. Недалеко потрескивал камин, пламя отбрасывало на стены мягкие отблески, и казалось, будто этот дом держится только на том, что они всё ещё стоят рядом, несмотря ни на что. Гарри наконец опустился на стул. Вздохнул. Потёр лоб, будто возвращаясь в реальность.

— Ладно, — тихо сказал он. — Мы поедем. Но я не верю, что это просто свадьба.

Гермиона вновь взяла письмо в руки, но её мысли всё ещё застряли на моменте признания и поцелуя. Лёгкое тепло разливалось по щекам, и она ощутила странную смесь радости и неловкости. Она непроизвольно прижала письмо ближе к груди, сжала его чуть сильнее, чем нужно, и на мгновение прикрыла лицо рукой, чтобы скрыть вспыхнувший румянец. Её взгляд метнулся к Гарри, но она быстро отвела глаза, будто боясь, что он заметит, как сильно это её тронуло. Пальцы играли с краем письма, ерзали по столу, и каждый её жест выдавал лёгкое смущение.

Её глаза на мгновение затуманились.

— Я тоже, — согласилась Гермиона, кивнув.

— Кто знает, к чему это приведёт.. — пробормотала она, сжимая письмо чуть сильнее.