Раскрывшийся бутон (джен)

Как и было обещано, через несколько дней Люциус Малфой прислал ей письмо, подтверждающее, что не всё так чисто в рассказе Себастьяна Розье, и он о многом умолчал.

Конверт из плотного пергамента с восковой печатью Малфоев ждал её на кухне с утра. Ауридан сказал, что сова, доставившая его, улетела сразу, не дожидаясь ответа. Петуния не стала завтракать и поспешно развернула письмо, и которого выпал ещё один лист — старый, пожелтевший, с выцветшими чернилами. Она осторожно разложила оба документа на столе и начала читать.

«Петуния,

В связи с вашим интересом к истории рода Розье, я предпринял дополнительные меры предосторожности: чтобы избежать лишнего внимания, мне пришлось обратиться в Министерство не напрямую, а через одного из служащих Отдела магических браков, который подтвердил, что помолвка Виолетты Розье и Таддеуса Трэверса была заключена в 1903 году и разорвана в одностороннем порядке её семьёй в 1909 году. Это случилось всего за несколько месяцев до её одиннадцатилетия.

Причины официально не указаны, однако подобные случаи всегда оставляют след. За разрыв помолвки без согласия другой стороны род Розье был вынужден выплатить значительную виру, и мы говорим отнюдь не про деньги, что само по себе является редкостью среди чистокровных семей. Более того, вскоре после этого Виолетта исчезла из всех магических реестров, а в Хогвартс в том году так и не поступила.

Неожиданно оказалось, что один из портретов в поместье Малфоев знает о тех событиях: он подтвердил, что помолвка была заключена рано, ещё до проявления дара у Виолетты. Никто не ожидал, что у ребёнка может быть нечто подобное — дар рода Розье давно спал. Однако незадолго до её одиннадцатилетия случилось нечто, что заставило Розье срочно разорвать союз. Что именно — сказать трудно, но сам факт того, что они пошли на столь унизительный шаг, говорит о серьёзности ситуации. Даже среди их ближайших союзников причины разрыва стали предметом догадок, а сама Виолетта исчезла из магического мира. Благодаря вам мы знаем, что её жизнь продолжилась в маггловском мире.

Я по-прежнему советую вам не связываться с Себастьяном Розье. Вся эта история слишком запутана, а секреты чистокровных семей никогда не бывают безобидными.

С уважением, ваш друг,

Люциус Малфой»

Петуния перечитала письмо ещё раз, но в этот раз медленнее, а затем отложила его, позволив глазам скользнуть по пожелтевшему документу, что также был вложен в конверт. Это была копия записи о помолвке, очевидно скопированная из архивов Министерства. Чернила поблекли, но имена всё ещё можно было разобрать: Виолетта Розье и Таддеус Трэверс. Дата заключения помолвки, затем дата её разрыва, причина не указана, хотя в соседних записях она всегда указывалась. Петуния внимательно провела пальцем по строкам, пытаясь осмыслить, что именно за этим стоит.

Что имел в виду Розье, когда говорил, что Виолетта «потеряла магию из-за проклятья»? Возможно, речь шла не о случайном проклятье или о какой-то досадной трагедии. Также не стоит исключать, что Себастьян Розье и сам не всё знает о том, что случилось с его тётей — старшие родственники с таким же успехом могли скрыть всё и от своих, раз так оберегали эту тайну. Петунии казалось, что было нечто более серьёзное, что заставило семью не только отказаться от союза, но и заплатить за это виру. Что случилось с Виолеттой, если Розье были готовы пойти на такие жертвы?

Если чистокровные семьи походили в своих традициях на аристократов из обычного мира, то Петуния была согласна с Люциусом: вряд ли они разрывали помолвки без очень серьёзной причины, особенно если за это нужно было платить чем-то более значимым, чем деньги. Возможно, страх перед тем, что открылось в Виолетте, перевесил их гордость.

Петуния с грустью поджала губы. Как бы она хотела вызвать дух бабушки Виолетты! Но для этого ей нужна была личная вещь, которая была бы эмоционально связана с ней при жизни. Однако она не знала, где найти что-то подобное: бабушка и дедушка с маминой стороны умерли задолго до их с сестрой появления на свет, а мама редко рассказывала им о них.

Покачав головой, Петуния снова перечитала письмо Люциуса и взгляд зацепился за слова: «дар рода Розье давно спал».

Эта фраза не давала ей покоя. Себастьян Розье утверждал, что его тётя Виолетта потеряла магию из-за проклятия, но теперь ей казалось, что это была лишь часть правды, а то и вовсе ложь. Как бы узнать, о каком даре идёт речь, если, следуя словам Люциуса, Розье тщательно скрывали его? Возможно ли, что дар Виолетты был слишком опасным или вышел из-под контроля? А может, Розье не хотели, чтобы она использовала его?

Петуния задумчиво откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. Вопросов было намного больше, чем ответов.

— Возможно, они чего-то испугались, — пробормотала она вслух.

— Маги странные, они часто боятся того, чего не понимают, — раздался голос Ауридана, заставив её мелко вздрогнуть от неожиданности. За своими размышлениями, она забыла, что находится на кухне не одна: брауни доставал что-то вкусно-пахнущее из духовки, а в раковине, повинуясь его магии, посуда мылась сама по себе. Брауни поставил противень на столешницу и внимательно посмотрел на Петунию: — Особенно если это касается магии, которую они не могут контролировать или использовать.

Петуния кивнула, соглашаясь с его словами. Люди всегда боялись всего неизвестного и непонятного. Сейчас не было смысла гадать — у неё не хватало информации, чтобы делать выводы о тайне Виолетты Розье. Но одно было понятно уже сейчас: ей следует отказаться от предложения Розье. На первый взгляд кажется, что ей, как ведьме, только начинающей свой путь в магическом мире, это предложение могло бы быть выгодно, однако при размышлении быстро становится понятно, что у него больше минусов, чем плюсов.

Розье явно не просто так предложил ей вступить в род. Она нужна Розье, но вот они ей — не так уж и сильно. Знания и поддержка сильного рода звучат очень заманчиво, но она вполне может обойтись без них, а вот могут ли Розье обойтись без неё?

Петуния снова обратила внимание на запись о помолвке. Если Виолетта исчезла из магических реестров, это могло означать только одно — её намеренно пытались стереть из магического мира. Но для чего? Разрыв помолвки — это одно, но полное исчезновение? В этой истории что-то было не так.

— Почему её не оставили среди магов, просто объявив сквибом? — задумалась она.

Если бы Виолетта просто потеряла магию, то не было причины вычёркивать её из семьи и магического мира, верно? Розье могли бы устроить её жизнь по-другому. Они не обязаны были отдавать её в семью обычных людей, но они сделали это. Более того, всё выглядело так, что после её исчезновения никто не пытался её разыскать или узнать, что с ней случилось.

Петуния не понимала как можно отказаться от собственного ребёнка, пусть тот и потерял магию. Она покачала головой и отложила письмо Люциуса в сторону. Внезапно её осенило: в доме родителей могли сохраниться какие-то вещи Виолетты: письма, записи, старые фотографии — что угодно! Если её действительно вычеркнули из магического мира, то единственное, что осталось, — следы в приёмной семье.

— Значит, мне стоит поискать, что Виолетта оставила после себя, — тихо сказала Петуния, кивнув.

— Где хозяйка будет искать? — поинтересовался Ауридан.

— В доме родителей, — ответила она. — Нужно съездить туда, но сначала нужно дать ответ Розье.

Она разгладила чистый лист пергамента, принесённый расторопным Ауриданом. Иногда ей казалось, что брауни способен предугадывать её желания.

«Мистер Розье,

Благодарю вас за проявленный интерес к моей родословной. Однако я не вижу необходимости в официальном признании моей связи с вашим родом. Поэтому, к моему сожалению, я не могу принять ваше предложение о вступлении в род Розье.

С уважением,

Петуния Эванс»

Она перечитала письмо несколько раз, проверяя, нет ли в нём ни единого намёка на двусмысленность или грубость, но всё было хорошо. Затем она аккуратно свернула его, положила в конверт, капнула сургуч и впечатала печать.

— Отправишь? — спросила она, протягивая письмо Ауридану.

Брауни взял его, скривившись (ему не нравилось подрабатывать почтовой совой), но не отказал. Петуния подумала, что ей пора купить сову, чтобы не гонять брауни до почтового отделения каждый раз — переписки становилось всё больше.

— Себастьян Розье? — уточнил он, склонив голову набок.

Она подтвердила, и брауни бесшумно исчез вместе с конвертом.

Петуния откинулась на спинку стула и провела рукой по лицу. Её решение было окончательным, но от этого не становилось легче. Себастьян Розье не выглядел человеком, который просто так оставит свои планы, особенно если она действительно ему нужна.

Она с решительным видом поднялась с места и, подойдя к буфету, достала кружку. Сейчас ей нужно было собраться с мыслями. Завтра утром она отправится в дом родителей.

— Вы ведь пойдёте со мной? — бросила она через плечо, пока наливала себе чай.

— Конечно, — раздался голос Ауридана, появившегося в комнате так же неожиданно, как и исчез минуту назад. Он уселся на край стола, скрестив руки. — Я же не оставлю хозяйку одну.

Морион лишь согласно муркнул, потираясь о ноги. Петуния кивнула, закутываясь в тёплый шерстяной кардиган.

Завтра её ждёт дом, полный теней прошлого, от которых она до сих пор не могла избавиться. Потеря родителей даже спустя время причиняла боль — она лишь немного приглушилась, но никуда не ушла. Петуния задержалась у окна, глядя на низкие серые облака. Теперь, когда решение было принято, ей оставалось только ждать. Однако предчувствие подсказывало ей, что Себастьян Розье так просто не отступит.

Утро на следующий день выдалось серым и туманным. Петуния поднялась раньше обычного, но не спешила вставать с кровати. Она лежала, наблюдая, как тонкие полоски рассветного света пробиваются сквозь шторы, и размышляла.

Петуния понимала, что откладывать поездку в дом родителей не имеет смысла. Ей нужно было узнать, остались ли там какие-то следы Виолетты Розье. Однако её беспокоило, что предпримет Себастьян в связи с её отказом. Он казался человеком, который не любит, когда его планы рушатся.

Вдохнув и выдохнув, она наконец выбралась из постели. В доме было тихо, только слышалось тихое позвякивание посуды — Ауридан уже проснулся и возился на кухне.

— Вам собрать вещи, хозяйка? — спросил он, когда Петуния зашла на кухню.

Она покачала головой:

— Не нужно. Я не собираюсь задерживаться там надолго: поищу в гараже и на чердаке, уберу пыль и сразу вернусь.

— Хозяйка же знает, что может вызвать меня, чтобы я убрался там? — проворчал Ауридан, не любивший, когда забирают его, как он считал, обязанности.

Петуния кивнула. Она быстро позавтракала, собралась и уже через час была на пороге дома родителей, воспользовавшись портключом. Это было крайне удобно, раз — и ты уже в другом месте, за много километров.

Дом встретил её не расчищенной от снега подъездной дорожкой. Входная дверь тихо скрипнула, словно приветствуя, после долгого отсутствия, и впуская Петунию в полутёмный коридор. Воздух был застоявшимся, пахло пылью, старым деревом и чем-то ещё — призрачным ароматом прошлого, который до сих пор хранил этот дом.

Петуния огляделась. Всё оставалось таким, каким она запомнила: мебель, покрытая тонким слоем пыли, аккуратно сложенные книги на полках, фотографии на стенах, старые часы на каминной полке, стрелки которых остановились в тот самый день, когда дом опустел.

Она глубоко вздохнула, сдерживая охватившее её чувство тоски. Сейчас не время для воспоминаний.

Сначала Петуния направилась в гараж. Там было холодно, почти так же, как на улице, и пахло сыростью. Тонкий слой инея покрыл бетонный пол у роллетной двери, а в воздухе висел запах машинного масла.

Гараж был таким же, как она его помнила, хотя теперь казался тёмным и заброшенным. Полки, уставленные инструментами отца, пожелтевшие коробки с ненужным хламом, который отец так и не перенёс на чердак, несколько стопок отсыревших газет, сложенных в углу. В центре стоял автомобиль — Остин 1800, покрытый слоем пыли, но неизменно внушительный. Его широкие фары поблёскивали в тусклом свете лампы. Когда-то эта машина была гордостью отца — он с особым трепетом протирал её по выходным, а потом катал всю семью по загородным дорогам (раньше они часто в выходные выбирались на природу, где устраивали пикники), напевая себе под нос что-то из старых радиопередач.

Теперь же автомобиль выглядел усталым: краска на крыльях местами облупилась, покрышки немного спустили, а от зеркала к капоту протянулась паутина.

Петуния шагнула ближе, провела пальцами по металлическому корпусу, оставляя чистую дорожку на запылённой поверхности. На миг ей показалось, что она слышит отголоски прошлого: смех, запах старого кожаного салона, тепло руки отца на её ладони, когда он учил её переключать передачи.

После смерти родителей она не продала автомобиль, совершенно забыв о нём в подготовке к похоронам. Однако это нужно было исправить. Возможно, она могла бы использовать заклинания, чтобы немного привести автомобиль в порядок, а потом можно попросить мистера Прайса помочь с его продажей — ни она, ни Лили не будут им пользоваться.

Слабо улыбнувшись, она отошла от автомобиля и начала осматривать полки. Вытянула несколько коробок, заглянула внутрь: бумаги, счета, какие-то мелкие детали от бытовых приборов — ничего полезного.

Затем она подняла крышку массивного сундука, стоящего в дальнем углу: старые рождественские украшения, гирлянды и надувной снеговик. Петуния порылась в глубине, перебирая вещи, но ничего, что могло бы быть связано с Виолеттой, здесь не было.

Она закрыла сундук, медленно выпрямилась и осмотрелась. Оставалось только одно место, где можно что-то найти, — это чердак. Помнится, в детстве чердак всегда казался ей самым загадочным местом в доме. Там хранились вещи, которые давно вышли из обихода, но которые почему-то было жаль выбросить: старые книги, чемоданы, коробки, старые альбомы с фотографиями, забытые детские игрушки и вещи. Так что, если что-то и осталось от Виолетты, то именно там.

Лестница под её шагами тихо скрипела, но в полной тишине дома этот звук показался слишком громким, словно нарушающим давнюю, осязаемую тишину чердака. Петуния осторожно потянула за ручку люка, и старая дверь неохотно поддалась, открывая проход в пыльное, полузабытое пространство. Запах древесины и старых книг ударил в нос, смешавшись с едва уловимым ароматом сырости, характерным для мест, куда редко ступает нога человека.

Чердак выглядел так же, каким она его помнила. Громоздкие сундуки, покрытые простынями кресла, стопки старых коробок — здесь хранилось всё, что когда-то оказалось ненужным, но выбросить было жаль. Лучи света, пробивающиеся сквозь маленькое слуховое окно, высвечивали завитки пыли, медленно кружащиеся в воздухе.

Она уже собиралась подойти к старому шкафу, когда боковым зрением уловила движение. Что-то мелькнуло среди теней, метнулось между сундуками, и её пальцы невольно сжали палочку. Сначала ей показалось, что это просто игра света, но затем что-то снова пошевелилось.

Петуния сделала шаг вперёд, её взгляд пробегал по запылённым полкам, когда вдруг… что-то пошевелилось.

Она замерла, затаив дыхание. Рука невольно потянулась к палочке.

В углу, среди старых ящиков, что-то мелькнуло. Едва уловимое движение, лёгкий шорох. Её пальцы крепче сжали палочку. Взгляд сосредоточился на тени, различая в ней… маленькую фигурку.

Это был домовик!

Петуния не успела как следует рассмотреть его — тот с испуганным выражением выглянул из-за ящика, встретился с ней глазами, и, осознав, что его заметили, на мгновение замер.

Она ещё успела уловить его тонкую, жилистую фигуру, большие широко раскрытые глаза, длинные пальцы, сжимающие край какого-то предмета. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела.

Воздух перед ней дрогнул, и с лёгким хлопком домовик исчез. А она осталась стоять в полной тишине, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

Что здесь делал чужой домовик?

Петуния осмотрела чердак, постепенно осознавая, что она была там не одна. Или, по крайней мере, она была не первой, кто искал здесь ответы на свои вопросы.