Потерянная — незнакомая себе (гет)

Дни шли. Казалось, тревожное ожидание заполнило весь замок — воздух дрожал от напряжения. Учащиеся больше не гуляли в одиночку. В коридорах, даже днём, царила гнетущая тишина. Шёпоты, взгляды через плечо, вздрагивания от каждого шороха стали нормой. Ева старалась держаться рядом с Невиллом, и хоть её медальон всё ещё защищал её, она чувствовала, как эта защита становится тоньше, хрупче.

А потом пришли новости.

Это случилось прямо перед обедом. В Большой зал профессор Локонс вбежал почти вприпрыжку, сияя, как обычно. Его мантия развевалась за спиной, а на лице сияла самодовольная улыбка.

— Отличные новости! — провозгласил он, не дожидаясь, пока все замолчат. — Преступник пойман!

Молчание в зале стало гробовым.

— Да-да, вы не ослышались! — продолжал Локонс, наслаждаясь вниманием. — Нападения прекратятся. Всё благодаря быстрой и решительной работе нашей доблестной администрации. И угадайте, кто был виновен? — Он сделал театральную паузу. — Рубеус Хагрид!

Шок пробежал по залу, как удар молнии.

— Что?! — вскрикнул кто-то с другого конца стола.

У Евы сердце сжалось. Она буквально замерла, не веря услышанному. Рядом Невилл застыл, а Рон, сидящий чуть дальше, сжал кулаки. Гарри смотрел прямо перед собой, словно не слышал ни слова, но пальцы его судорожно сжимали вилку.

— Мы уже отправили его в Азкабан, — радостно добавил Локонс, будто это было величайшее достижение. — Всё под контролем!

Ева уставилась на него с отвращением. У неё внутри всё перевернулось. Как можно было так улыбаться, так радоваться, когда невинного человека забирают в кошмарное место, откуда почти никто не возвращается? Она знала, чувствовала: Хагрид невиновен. И Рон, и Гарри — они знали это тоже.

— Он... ничего не сделал, — прошептала Ева, больше себе, чем кому-то другому.

Невилл повернулся к ней, обеспокоенно взглянув.

— Ты думаешь, это не он?

— Я знаю, что не он, — сжала она губы.

— Ты что то знаешь? — тихо спросил Невилл, но Ева уже молчала, не поднимая взгляда.

Она чувствовала, как в ней закипает ярость и бессилие. Всё шло по кругу.

* * *

Профессора объявили, что через неделю начнутся экзамены. Все заговорили об учебе, кто-то схватился за учебники, кто-то — за голову. Но Еву это почти не волновало. Её мысли были далеко от школьных заданий.

Она всё больше беспокоилась за Джинни.

Она бледнела, у неё под глазами появились тени, а взгляд стал потерянным и тревожным. Но сегодня за завтраком всё выглядело особенно тревожно. Джинни сидела, уставившись в пустую тарелку, и, казалось, даже не замечала, что вокруг неё что-то происходит.

Ева почувствовала неприятный холод в груди. По спине пробежала дрожь. Что-то не так. Совсем не так.

И в этот момент Джинни встала. Неуверенно подошла к Гарри, что-то тихо сказала. Ева, сидя недалеко, услышала лишь обрывки:

— Я… я хотела бы… кое в чём признаться…

Но прежде чем Гарри успел что-то ответить, Джинни вздрогнула, словно кто-то оборвал её мысли, и резко покраснела.

— Прости… Нет, ничего… — пробормотала она и почти побежала прочь из зала.

Ева тут же встала, схватила палочку и пробормотала заклинание.

Тонкая вуаль невидимости накрыла её с головой. Это было особое заклинание, усиленное чарами от Выручай-комнаты — она не просто делала невидимой, но и скрывала магическую ауру. Ева понимала, что у неё мало времени. Она уже чувствовала, как медальон на шее нагревается, словно предупреждая: опять опасность.

Джинни двигалась быстро и решительно. Ева шла за ней, почти не дыша. Девочка повернула в сторону туалета, где обычно пряталась Плакса Миртл.

Ева остановилась у двери. Джинни вошла внутрь и, оглянувшись, достала что-то из-под мантии — тетрадь с обложкой, потемневшей от времени. Дневник. Ева сжала зубы. Она узнала его. Узнала тот предмет.

Лицо Джинни изменилось. Оно стало застывшим, глаза потемнели, а губы беззвучно шевелились, словно повторяли чьи-то слова. Казалось, что кто-то другой говорит её устами.

Ева осторожно шагнула за ней, не снимая чары.

— Откройся… — прошептала Джинни вдруг.

И это было не просто слово. Это был парселтанг.

Словно в ответ умывальник задрожал, заскрежетал и плавно ушёл вниз, открыв зев огромной трубы, уходящей в темноту. Джинни, даже не колеблясь, встала на край и спрыгнула внутрь.

Ева сделала глубокий вдох. Медальон на её груди задрожал сильнее, окутывая тело серебристым полупрозрачным щитом. Это была магическая защита

— Я иду за ней, — прошептала Ева и шагнула в темноту.

Она скользила по трубе, ощущая влажность стен и лёгкий запах плесени. Приземлившись, она быстро встала на ноги. Джинни шла впереди. Её движения были неровными, но целеустремлёнными. Она шептала что-то себе под нос. И вдруг — остановилась. Они стояли на пороге просторной, тускло освещённой комнаты. Уходящие вверх колонны были обвиты каменными змеями, они поднимались до теряющегося во мраке потолка и отбрасывали длинные чёрные тени сквозь странный зеленоватый сумрак. Сердце её неистово стучало. Ева поняла: это — Тайная комната.

— Он… Он ждёт меня… — прошептала Джинни и пошатнулась. Дневник выскользнул из её рук и упал на каменные плиты с глухим шлепком.

Ева застывшим взглядом смотрела на происходящее.

Вот он, момент.

Сейчас…

* * *

Ева резко рванулась вперёд.

Когда она потянулась к дневнику, руку пронзила жгучая боль. Медальон на её шее завибрировал, активируя серебристый щит — он не давал ей приблизиться. Медальон защищал Еву. Не давал ей нарушить запреты. Не позволял вмешиваться.

Но она знала: времени нет.

Стиснув зубы, она сорвала медальон с шеи и со всей силы швырнула его в сторону. Щит исчез в ту же секунду, и в груди стало холодно, будто кто-то вырвал из неё часть тепла.

Но она была свободна.

Она бросилась к дневнику, вырвала его из под рук Джинни — та мгновенно упала на пол, как кукла с обрезанными нитями.

Ева дрожащими руками натянула кольцо с руной, которое носила с собой всё это время — подарок от Флоренса. Надела его на Джинни, не колеблясь, вновь схватила медальон накинула на шею Джинни.

— Активируйся... — прошептала она, вложив в слово всё, что у неё было: страх, решимость, любовь к друзьям.

И в ту же секунду серебристый щит вспыхнул… вокруг Джинни.

Он защитил её. Теперь она была вне опасности.

А Ева осталась без защиты.

Но она была счастлива.

Она смогла. Смогла обмануть контракт. Смогла вырваться хоть на миг. Пусть её накажут. Пусть боль, пусть цена — она не позволила никому управлять собой.

Она сделала свой выбор.

И тут перед ней появился он.

Высокий подросток, лет шестнадцати. Чёрные волосы, чёткие черты лица. И глаза. Тёмно-синие, пронзающие насквозь.

Том Марволо Реддл.

Он смотрел на неё с удивлением.

— Кто ты? Почему ты не Джинни Уизли? — спросил он. Голос был мягким, вкрадчивым… опасным.

Ева молчала. Внутри неё будто всё гасло, но она держалась.

Он приблизился на шаг, всматриваясь в неё.

— Ты мне кого-то напоминаешь… Как тебя зовут?

— …Ева… Браун, — прошептала она.

Его взгляд вспыхнул на миг.

— Браун?.. Чистокровная?

Она криво усмехнулась про себя. Да, конечно… фанатик чистокровности. Он бы не стал разговаривать с маглорожденной, если бы знал...

— Маглорожденная, — спокойно сказала она.

Том Реддл нахмурился.

— Понятно… Как ты здесь оказалась?

Голос его стал холоднее. Властный, приказной.

Ева не ответила. Она больше никому не подчинится. Хватит.

— Но твоя энергия… — прошептал он, словно сам себе. — Она не от этой жалкой Уизли. Ты… ты странно сильная.

Он бросил взгляд на Джинни, лежащую на полу. Потянулся к ней — и резко отпрянул, словно обжёгся.

— Что ты сделала?! — вскрикнул он. — Что ты на неё наложила, грязнокровка?! Как такая, как ты, смеет использовать древнюю магию?!

Ева с трудом подняла глаза. Она смотрела на него прямо.

И нагло усмехнулась.

В этот миг он впервые по-настоящему разозлился.

Гнев и магия вокруг него вспыхнули, будто воздух начал трещать. Но Ева уже не слышала, не чувствовала.

Мир потемнел.

Силы покидали её. Тело обмякло, и она провалилась в бессознательное, как в омут, полный боли и расплаты.

Контракт ослаблен . И расплата началась.

* * *

Бездна.

Пустошь встретила её не тишиной. Не покоем. Не обещаниями.

Резкой болью.

— Дрянная девчонка! — проревел один из голосов, врываясь в сознание, как клинок в плоть. — Как ты посмела?! Как ты посмела встать против нас?!

— У нас был уговор, — шипел другой, глухо, гнило. — Ты — наш. Ты — сосуд. А ты посмела сломать границы. Мы вложили в тебя силу, чтобы использовать её. Ты должна была подчиняться.

Ева стояла среди тьмы — одна, но не сломленная.

И в её сердце — радость.

Глухая, дикая, но такая настоящая.

— Не надо было меня мучить, — прошептала она, стиснув зубы, — не надо было выбрасывать, как ненужного щенка. Не надо было думать, что я — просто вещь.

— Ты не имеешь права говорить с нами так!

— А вы не имели права распоряжаться моей жизнью.

Голоса вспыхнули гневом, как хлысты.

Боль.

Жгучая, ломящая, кромсающая. Она чувствовала, как ломаются кости, как кожа будто сдирается с неё — за непослушание.

— Ты кукла. Ты должна была быть паинькой. Благодарной.

— У меня нет воли. Нет права выбирать. Нет даже настоящего имени! Я — просто пустота… белое пятно на карте вашего мира!

Она закричала.

Не от боли — от злости. От отчаяния. От желания быть собой.

— Ты ответишь, девочка. Это не конец.

— Может, и не конец. Но сегодня — не вы победили.

И всё оборвалось.

Она очнулась.

Свет был мягким. Где-то рядом — тихие голоса.

Перед ней — лицо Гарри. Бледное, испуганное, тёплое.

— Ты в порядке? — прошептал он, как будто боялся спугнуть её.

Рядом — Джинни. Заплаканная, смятая.

— Прости… пожалуйста, прости… — прошептала она.

Ева не могла сразу говорить. Тело словно не слушалось, но внутри она чувствовала пустоту, ту, в которой был Тёмный лорд. Он исчез. Повержен.

И пусть контракт всё ещё дышал на её спине — она впервые почувствовала, что сделала выбор сама.