Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Делая эти заметки, я стараюсь быть объективным к себе, друзьям и недругам. Разумеется, я понимаю, что субъективность свойственна человеческой натуре, а я — просто человек. Поэтому я не могу избежать в некоторых моментах приукрашиваний,

смягчений или, наоборот, резкости в оценке. Мои симпатии и антипатии, конечно, влияют на весь рассказ, и друзьям зачастую я прощаю куда больше, чем людям, которые мне неприятны. Однако я делаю всё возможное, чтобы говорить честно о самом себе. Несмотря на это, я с тяжёлым сердцем перехожу к описанию дальнейших событий, поскольку они не делают чести никому из тех, кто был в них замешан. И я дорого дал бы за возможность опустить их, вычеркнуть из памяти. Однако это невозможно, а потому они должны занять своё место на страницах рукописи.

Но сначала скажу, что, вернувшись от мистера Крауча, я задумался о том, как рассказать Гарри о драконах, не выдавая источник информации. И решил, что стоит отложить это признание на несколько дней — чтобы не было связи между тем, что я узнал, и моим визитом к Краучу.

Между тем, учиться стало сложнее. Оправившись от событий на озере, студенты снова вернулись к теме Турнира, и Гарри начали по-настоящему травить. Пожалуй, даже хуже, чем на втором курсе, когда многие считали его Наследником Слизерина. Как могли, мы с друзьями прикрывали его, а один раз я сам слышал, как Седрик отчитывает хаффлпафцев за оскорбления и дразнилки. Но в общем и целом мнение школьников было единым: Поттер — обманщик и мошенник. Ему доставалось и от наших, и от своих — в основном, за то, что не хочет рассказать, как обманул Кубок. Профессор Снейп потратил десять минут занятия в понедельник на то, чтобы объяснить Гарри, что он напрасно гонится за славой. По словам Рона, даже добрейшая профессор Спраут принялась делать вид, будто Гарри вовсе не существует. По школе распространились значки с надписями в духе «Гарри Поттер — ты смердяк, завадака и дурак» или «Поддержим Седрика!» А редакция газеты едва не разругалась в пух и прах, потому что Седрик как главный редактор не желал пропускать статью о мошенничестве Гарри.

— Плевать, — как-то сказал Гарри, когда Гермиона и Рон в очередной раз принялись ругаться на несправедливость окружающих. — Просто плевать. Вы мне верите, Сириус верит, Хагрид верит. И даже, кажется, Дамблдор верит — этого хватит. И не то, чтобы нам нужны были доказательства, что Снейп — козёл.

Я тут же на всякий случай огляделся по сторонам — была у декана привычка появляться из ниоткуда в самый неподходящий момент. Но, к счастью, обошлось.

— Они успокоятся, — без тени сомнения подбодрила друга Гермиона, — всё забудется.

— А вот не факт… — как-то мрачно проговорил Гарри, но быстро сменил тему. В то же время возникла ещё одна проблема. Проблему эту звали Флёр Делакур. Как и остальные иностранные студенты, она не сидела безвылазно в своих комнатах, а активно посещала семинары наших преподавателей и с увлечением исследовала замок. Вот только она была на четверть вейлой, и в её присутствии многие теряли голову.

Первым на моей памяти отличился Симус Финнеган с Гриффиндора. Столкнувшись с ней в коридоре, он бухнулся на колени и объявил так громко, как мог, что она — самое прекрасное существо на планете и он готов вечно служить ей. Потом досталось нашему Грегори. На речи он способен не был, так что просто преследовал девушку полчаса, а когда она достала палочку и пригрозила проклясть, покивал и согласился с дурацкой улыбкой.

После этого происшествия декан собрал всю мужскую часть факультета, запечатал двери каким-то хитрым заклятием, пояснив:

— Девочкам нет нужны это слушать, — и заговорил, мрачно хмуря брови, кривясь и цедя по слову, будто тема разговора сама по себе была ему глубоко неприятна, а нас он и вовсе предпочёл бы никогда в жизни не видеть. — Вероятно, вам стоит знать, что вейлы — это магические существа, обладающие, по классификации Министерства Магии, «разумом, близким к человеческому». На этом основании в некоторых странах Европы им разрешено владение палочками и вступление в брак с волшебниками. Дети, рождённые от такого союза, считаются людьми и никак не ограничиваются в правах. Говорить о том, что в детях детей течёт нечеловеческая кровь, считается неприличным. Однако, — губы декана на мгновение сжались в тонкую линию, — они по-прежнему обладают некоторыми нечеловеческими способностями. Как вам, вероятно, уже известно, участница Турнира Трёх Волшебников от Шармбатона, мисс Флёр Делакур — на четверть вейла, и это создаёт для всех нас немало проблем. Также, полагаю, за прошедшее время вы заметили, что реакция на её чары не одинакова. Исследователи считают, что на устойчивость к чарам вейл или, наоборот, на податливость им влияет уровень гормонов, стадия полового созревания, индивидуальные особенности, наличие или отсутствие постоянного партнёра, естественная предрасположенность к защите разума и только в последнюю очередь — самоконтроль.

Не знаю, как другие, а я видел, что произносить это декану неприятно. Вероятно, в его картине мира самоконтроля должно было хватать в любой ситуации.

— Следовательно, — продолжил Снейп, заложив руки за спину, — никто из вас не находится в безопасности. Я настоятельно рекомендую на время отказаться от прогулок в одиночестве. Если вы видите, что студент Слизерина ведёт себя неадекватно, у вас есть, — он едва заметно хмыкнул, — моё разрешение применить к нему физическую силу.

— Ударить, сэр? — спросил Терранс Хиггс со смешком.

— Именно так, мистер Хиггс. Я предпочитаю иметь дело с синяками, а не с последствиями проклятия, которым мисс Делакур вполне может наградить навязчивого поклонника. Повторюсь: следите друг за другом. И, мистер Флинч, если я услышу ещё хоть слово, хоть шёпот про защитные амулеты, которые вы продаёте… — голос декана опустился чуть ли не до шёпота, а Флинч, шестикурсник, которого он назвал, слегка пригнулся. — Я рад, что мы достигли взаимопонимания. Все свободны.

И, взмахнув палочкой, снял заклятия с дверей.

— Ладно, присмотрю я за вами, деточки, — зевнув, сообщил Блейз мне и Драко. Мы обменялись обиженными взглядами и оба надулись. Вообще, это нечестно, что мы страдаем, а некоторые вовсе этих чар не замечают!

* * *

Не знаю, проводили другие деканы похожие разговоры со своими подопечными или нет, но, по наблюдениям, уровень рукоприкладства в Хогвартсе значительно возрос. Тычки и подзатыльники раздавались только так. Гермиона и вовсе повадилась бить Рона, когда он пускал слюни на Флёр Делакур. Била учебником по спине, а нам как-то пояснила:

— По голове нельзя, там и так мозгов маловато!

Из нас пятерых лучше всего держался, конечно, Блейз — он был слишком увлечён своей «валькирией», которая не желала иметь дела с малолеткой, и вейла его не интересовала. На втором месте оказался, как ни странно, Гарри. Он как-то признался, что, конечно, Делакур очень красивая, но есть девчонки и посимпатичней. Дальше шёл Драко. Он мог засмотреться на вейлу, но потом, несколько раз моргнув, приходил в себя и начинал ворчать, что в приличном обществе таким вот полукровкам и палочку бы в руки не дали.

Ну, а мы с Роном делили в этом рейтинге позорное последнее место. Я пытался бороться с собой, правда! Стискивал руки в кулаки, сжимал зубы, прикусывал щёку, больно, до крови — и всё равно не раз и не два мне прилетал от Блейза отрезвляющий тычок под рёбра.

— Я не виноват, что у неё такая походка! — жаловался Рон, и я согласно кивал. Тем не менее, мы как-то справлялись с этой проблемой довольно долго — да и других забот хватало. Чёрное озеро так и оставалось окружено барьером, и в «Ежедневном пророке» не появилось ни слова о гибели русалок. Зато там вышла статья о Турнире за авторством Риты Скитер. И получилась она… так себе. Не знаю, какими силами Паркер умудрялся сдерживать журналистку в узде, но без его контроля она писала вязко, желтушно и откровенно грубо. Выставив Гарри основным и главным участником от Хогвартса, она умудрилась занизить ему возраст на два года, да и всем остальным участникам досталось по парочке неприятных эпитетов. Флёр Делакур вышла из-под её пера пустоголовой хорошенькой девицей, Крам — тупицей, который способен разве что бладжеры головами ловить, а Седрик — неприметным пареньком, скорее симпатичным, нежели умным.

Эта статья ещё сильнее обострила неприязнь большей части школы к Гарри — некоторые повадились выкрикивать ему вслед отдельные цитаты из статьи. А ведь там, среди прочего, были фразы в духе: «Если бы мама с папой увидели меня сейчас, они бы очень мною гордились. Да, по ночам я все еще плачу, вспоминая о них, и не стыжусь в этом признаться». А ещё по неведомой причине Скитер умудрилась приплести Гермиону: «В Хогвартсе Гарри встретил свою любовь. По секрету корреспонденту „Пророка“ рассказали, что Гарри всюду появляется в обществе Гермионы Грейнджер, сногсшибательной красавицы-магглы». И Гарри, краснея, минут десять объяснял нам всем, включая Гермиону, что никакую любовь он не встретил. Это прекратилось только после того, как Гермиона в четвёртый раз с ухмылкой повторила, что, так и быть, верит, а Драко вежливо попросил заткнуться.

Не знаю, как долго ещё обмусоливали бы мерзкую статью, если бы редакция «Моего прекрасного Хогвартса» не ответила более объективным материалом о Турнире. Из него, во всяком случае, мы узнали, что Седрик уже два года занимается чарами дополнительно под руководством профессора Флитвика, мисс Делакур невероятно хороша в гипнозе и разрушении проклятий, Крам увлекается трансфигурацией и тёмными искусствами, а Гарри, на минуточку, сражался с василиском и на третьем курсе вызвал Патронуса такой силы, что сумел сдержать добрую сотню дементоров. Как по мне, вышло значительно лучше и живее, чем у Скитер. А главное — по делу.

Я долго соображал, как бы рассказать ребятам про драконов в первом туре. К счастью, мне помог Рон, который однажды на перемене с удивлением заметил:

— Мне писал Чарли, сказал, что скоро увидимся… Странно, да?

— Не так уж и странно, — проговорил я, изображая задумчивость, — что, если он будет участвовать в первом задании? Я имею в виду, как организатор.

— Шутишь! — воскликнул Рон. — Чарли же занимается… стой. Подожди. Они спятили!

— О чём вы? — не понял Драко, который, предсказуемо, о работе брата Рона ничего не знал.

— О том, что Чарли — драконолог, вот о чём!

Гермиона прижала ладонь ко рту, глаза её широко распахнулись. Блейз выругался, а Гарри пробормотал:

— Может… они не будут убивать нас хотя бы в первом туре? И, слушайте, разве это честно, что я теперь, кажется, знаю, в чём будет состоять испытание?

— Только догадываешься, — напомнил я, — и, думаю, вполне честно. Ты на три года младше, представь, что тебе сейчас надо было бы соревноваться с первокурсником. И подумай, нужна ли ему фора.

— Всё равно нечестно, — упёрся Гарри, но всё же согласился, что, возможно, про драконов это ещё и неточно. На всякий случай он написал крёстному, и тот, крайне забеспокоившись, посоветовал заклинание «Конъюнктивитус», которое поражало глаза дракона. Я пересказал этот план мистеру Краучу, но тот его категорически отверг:

— Во-первых, опасно, во-вторых, недостаточно красиво. Кроме того, мистер Поттер не славится знанием тёмной магии, откуда бы ему выучить это заклятие?

И мы пошли думать дальше. Именно о драконах я и думал, сидя в тот день на прорицаниях. О драконах — и, признаюсь, немного об улыбке Лаванды Браун. В моей голове постепенно формировался какой-то смутный, пока ещё мне самому до конца неясный план. Возможно, если не уходить с урока слишком быстро и сказать Гарри, чтобы он меня не ждал, потому что мне надо задать вопрос профессору Трелони… На этом план пока заканчивался, и что делать дальше, я понятия не имел. Но решил приступить к первой части немедленно и прошептал Гарри на ухо, чтобы он отправлялся обедать без меня.

— Что это? — удивился друг.

— Хочу поговорить с профессором Трелони, — отозвался я, Гарри наморщил лоб и вдруг быстро покивал:

— Про видения, да? Ты видел что-то ещё?

Я-то видел и имя Гарри в Кубке огня, и кровь на руке Блейза, но едва ли готов был с кем-то это обсуждать, поэтому просто пожал плечами и притворился, что занят разбором гороскопа за прошлую неделю. «Гороскоп!» — осенило меня. У Лаванды с астрологией всё было отлично, и я вполне могу спросить её, как это ей удаётся. Или даже попросить о помощи!

Первая часть плана воплотилась в жизнь превосходно. Едва урок окончился, как Гарри помахал мне рукой и покинул класс. Я медленно убирал учебник в сумку, потом рассматривал гороскоп, даже сделал в нём несколько пометок. И именно из-за этих пометок отвлёкся — Лаванда и Парвати, попрощавшись с профессором Трелони, вместе пошли к выходу. Я дёрнулся было — если повезёт, то Парвати полезет вниз первой! Но нет, она пропустила Лаванду вперёд. А я так и остался стоять со своим гороскопом.

— Вы что-то хотите спросить, мой мальчик? — ласково поинтересовалась профессор Трелони, но я покачал головой. Конечно, к тому моменту, как я спустился, Лаванда и Парвати уже ушли далеко по коридору. А я поплёлся за ними, думая о том, что план был глупым — не надо было даже пытаться.

Я прошёл весь коридор, спустился по нескольким лестницам, машинально здороваясь со знакомыми портретами, вышел в холл и остолбенел. По ощущениям это было похоже и одновременно непохоже на Империус — сладкий туман в голове, полное безволие тела, потеря мыслей и самого себя. Я не помню, что делал и что говорил, со мной осталось только ощущение невыразимого восторга, который выплёскивался наружу.

А потом — болезненный тычок под рёбра, и я очнулся. Флёр Делакур уже уходила прочь, недовольно потряхивая роскошными волосами, собранными в высокий хвост. Рядом стоял Блейз.

— Ну, Мышонок… — протянул он. Кое-кто из свидетелей этой сцены посмеивался, но, впрочем, за последние недели мы все насмотрелись достаточно, чтобы не придавать этому большого значения. Хотя мне, конечно, было очень стыдно.

— Что я?..

— Кричал, что она — любовь всей твоей жизни, и пытался поцеловать руку, — фыркнул Блейз. — А вообще, болван ты, Мышонок. Чего один бродишь?

Рассказывать про Лаванду и дурацкий план я постеснялся, поэтому отговорился тем, что меня задержала профессор Трелони.

* * *

Гром грянул через четыре дня. Драко, который по утрам читал газеты, развернул свой «Ежедневный пророк» и выругался так, что Блейз мог бы позавидовать. А потом, не добавляя ни слова, положил газету передо мной. Вторую полосу украшала моя фотография — совершенно безумные глаза, странная поза, вытянутые вперёд руки. Заголовок гласил: «В Хогвартсе кипят недетские страсти». Сглотнув несколько раз, я начал читать статью: «Ах, школа — это прекрасное время! Как в котле в душах подростков кипят эмоции. И подвержены им, конечно, все — даже особы королевской крови». И дальше на страницу шли пустые, совершенно далёкие от журналистики рассуждения, приправленные цитатами студентов, наверняка вырванными из контекста, о том, как мы все тут теряем головы от любви. Происхождение Флёр Делакур упоминалось мельком в конце, и связать мою фотографию с присутствием в школе вейлы нельзя было никоим образом.

Краска мучительного стыда и злости залила моё лицо. А ещё я думал о том, что Паркер меня убьёт. И не ошибся! Не успел я закончить завтрак (во время которого весь зал шушукался и поглядывал на меня), как кто-то из младшекурсников принёс мне свёрнутую в рулончик записку от профессора Дамблдора с просьбой немедленно зайти в его кабинет.

— Я с тобой, — объявил Блейз и решительно отложил в сторону приборы.

— Не надо, — быстро отказался я. — Думаю…

Как сказать, что я ожидаю очень серьёзный разнос, и не хочу, чтобы у него были лишние свидетели? Я не нашёл нужных слов, но Блейз как-то понял меня, кивнул и пожелал удачи. Пароль от кабинета директора сегодня был — «Шоколадная лягушка», и, когда горгулья отпрыгнула в сторону, я поднялся по винтовой лесенке. Директор был не один: рядом стоял, одетый в строгую чёрную мантию, мой пресс-секретарь (и немного ангел-хранитель, но, видимо, не в этот раз).

— Мистер Маунтбеттен-Виндзор, — улыбнулся мне Дамблдор и добавил, обращаясь к Паркеру:

— Я ещё раз повторю, что мальчик, несомненно, не виноват в случившемся.

— Нет, не виноват, — согласился Паркер вместо приветствия, — однако вам стоит знать, Ваше Высочество, что одна эта заметочка разрушила тот образ, который мы вам выстраивали полгода. Вся летняя работа насмарку!

Я вздрогнул от этих слов, а Паркер, обойдя директора, повернулся ко мне и смягчился, добавив:

— Я не виню вас, сэр. Просто теперь всё стало сложнее. Кое-кому невыгодно, чтобы вы набирали политический вес и приобретали положительную репутацию, и эта статейка отлично показывает, что вы несмышлёный юнец, с которым не обязательно считаться.

— Я замечу, — проговорил директор негромко, — что мистер Маунтбеттен-Виндзор — не единственный человек, которого вставляли в нелестном свете в «Пророке». Вам, Бернард, стоило бы почитать статью о Международной конфедерации магов, где я предстаю совершенно выжившим из ума болтуном, — он слегка улыбнулся в седые усы. — Не могу сказать, что это нанесло мне большой вред, разве что я получил несколько дополнительных писем.

— Писем, сэр?

— О, — директор улыбнулся шире, — волшебники обожают писать знаменитостям, что они думают о них, в надежде, что письмо будет прочтено. Советую вам не открывать эту почту, так спокойнее спится, особенно в вашем возрасте.

— Видите ли, профессор, — вздохнул Паркер, опираясь о край стола, — ваша репутация выдержит даже двадцать статей Риты, а вот Его Высочество пока не можете себе позволить нечто подобное.

— Это можно исправить? — спросил я тихо, совершенно жалким тоном.

— Мы постараемся, — пообещал Паркер. — Пока я согласен с советом профессора Дамблдора: не читайте писем, не давайте интервью и постарайтесь…

Он не успел договорить, потому что дверь мягко отворилась, и в кабинет, ставший разом куда более тесным, вошёл декан. Оглядел меня с ног до головы, будто проверяя, все ли конечности на месте, и процедил:

— Странно, что на беседу с моим студентом вы не позвали меня, директор.

— О, Северус, я тут ни при чём, только помог вашему студенту встретиться с мистером Паркером.

Снейп смерил Паркера неприязненным взглядом, внезапно положил руку мне на плечо и сказал недовольно:

— В таком случае, полагаю, встреча окончена. Мистер Маунтбеттен-Виндзор, пойдёмте, мой урок через пять минут, и я не приветствую опозданий даже по уважительным причинам.

И мы вышли из кабинета. Снейп убрал руку с моего плеча, но, действительно, направился вниз, в сторону подземелий, и мне не оставалось ничего иного, как следовать за ним.

— Спасибо, сэр, — произнёс я осторожно, когда мы оказались на лестнице. — Но как вы узнали?..

— Мистер Забини сообщил, что вас вызвали к директору. И прежде, чем вы продолжите благодарить или извиняться, — он поморщился с отвращением, — я скажу вам следующее. Школьникам не пристало мелькать в газетах и болтать с министрами. Ваш… Паркер это начал, а теперь ответственность ложится на вас. Но, в отличие от мистера Поттера, я не вижу, чтобы вы наслаждались славой.

— Гарри тоже ей не наслаждается, сэр, поверьте, — заметил я. — Он ненавидит эту славу, потому что она пришла к нему после гибели родителей. Простите, сэр.

Снейп очень долго молчал, и только когда мы дошли до подземелий, всё же произнёс:

— Не вскрывайте писем. И задумайтесь над вопросом о том, откуда взялась ваша фотография в этой газете. Рите Скитер запрещено появляться в Хогвартсе без приглашения.

* * *

Письмами меня завалило. И, хотя мне было любопытно узнать, что там пишут, я всё же послушался общего совета Дамблдора, Паркера и Снейпа: вся эта сомнительная корреспонденция осталась нераспакованной.

— И так можно? — протянул Гарри. — А я, дурак, читал. Но правы они все, ничего хорошего не увидишь.

В школе отношение ко мне неуловимо, но изменилось. Мне не читали отрывки из статьи вслед, как Гарри, но смотрели с любопытством, снисхождением и насмешкой. Привыкнув за три с небольшим года к относительному спокойствию, я чувствовал себя неуютно под этими взглядами и поспешно, но не очень удачно заново наращивал броню. Когда с детства привыкаешь, что на тебя показывают пальцем, выносить излишнее внимание становится проще. Мне бы хотелось извиниться перед мисс Делакур, но, конечно, я не рисковал даже смотреть в её сторону. А писать показалось как-то навязчиво и глупо.

Лаванда перестала со мной разговаривать. Мы и раньше не то чтобы часто общались, но всё же она могла попросить меня передать пособие для трансфигурации или поздороваться на кружке прорицаний, а теперь делала вид, что меня не существует, и я не знал, как это исправить. Но, пожалуй, я сумел оставить мерзкую заметку в прошлом. Мои друзья — нет. Они были возмущены до крайности. Гермиона заявила, что, как только мы разберёмся с драконами и первым туром, она непременно придумает, как бы прижать Скитер. Драко предложил покопаться в подшивках «Пророка» и старых школьных газет, может удастся найти на неё какой-нибудь компромат. Гарри и Рон то и дело гадали, кто мог меня сфотографировать и в какое место они бы засунули ему этот фотоаппарат. Даже Колина спросили, но он помотал головой и напомнил, что он честный фотограф. И вообще, он в это время снимал в гостиной у Хаффлпаффа, это кто угодно подтвердит. А вот Блейз молчал. Не ругался, не проклинал Скитер, просто ходил задумчивый и неразговорчивый. До того момента, как вечером, после уроков, не позвал меня с собой.

— Что случилось?

— Ничего, — слегка улыбнулся он, — просто кое-кто хочет перед тобой извиниться.

Мы дошли до кабинета заклинаний, Блейз открыл замок, и мы увидели возле доски Денниса Криви. Едва мы вошли, как он вздрогнул, но быстро успокоился, улыбнулся и воскликнул:

— Как хорошо, что вы пришли, ребята! Меня кто-то закрыл здесь, а заклятия я не знаю!

— Я закрыл, — отрезал Блейз, снова запирая дверь, а я нахмурился, пытаясь понять, что вообще происходит. — Назначил встречу от имени твоего тайного друга, а потом запер дверь. Конечно, учитывая, что ты не сидишь целыми днями над книгами, вскрыть моё заклинание ты не сумел.

— Блейз… — начал я, но друг меня не слышал, а Деннис попятился к доске и пробормотал:

— Не знаю, о чём ты. Я… можно я пойду?

— Нет. Фотоаппарат. Живо.

— Слушай, ты не можешь… Я скажу МакГонагалл!

У меня застучали зубы. В кабинете со мной были щуплый второкурсник и мой лучший друг, но испугался я так сильно, словно оказался заперт с разъярённым оборотнем.

— Это следующий пункт нашей программы, Денни, дорогой, — сладким тоном проговорил Блейз, — пока достань фотоаппарат по-хорошему и расскажи Его Высочеству, зачем ты сделал тот снимок.

— Ты сделал тот снимок? — повторил я шокированным тоном. — Но… Деннис, зачем?!

Блейз поигрывал палочкой, стоя между нами, Деннис сделал полшага в сторону, посмотрел мне в лицо и, покраснев, выпалил:

— Да что тебе с него! Подумаешь, сфотографировали в тысячный раз! А мне заплатили, между прочим. И сказали, что… Колин с этой дурацкой школьной газетой носится, а я сотрудничаю с «Пророком»! Что от тебя, убудет, что ли, принц? «Ах, какой прекрасный юноша растёт!» Так моя мать говорит. Она просто крышей поехала, когда узнала, что Колин с тобой знаком.

Злые, местами невнятные слова срывались с языка Денниса, а я чувствовал себя совершенно потерянным. Я как будто был виноват в том, что родился принцем! И в то же время — был. Я чувствовал свою вину, невыразимую, но такую острую, за то, какую злость и боль испытывал этот маленький мальчик.

— Хватит, — резко произнёс Блейз, — более чем достаточно. Фотоаппарат.

Трясущимися руками Деннис полез в сумку и вытащил оттуда фотоаппарат — небольшой, без вспышки.

— Сломай.

— Нет!

— Блейз…

— Помолчи, Мышонок! Денни очень хочет сломать свой фотоаппарат. Вот хорошая книжка в сумке, по трансфигурации, доставай и бей углом.

— Блейз, не надо!

Я кинулся вперёд, но Блейз, будучи выше и сильнее, легко перехватил меня за плечо и рявкнул:

— Не мешай! А ты, Денни, бей. Не разобьёшь сейчас сам — и попрощайся со своей дурацкой жабой. Вокруг столько опасностей для маленьких питомцев, знаешь ли.

— Не надо… — прошептал я, а Деннис, размахнувшись, ударил по фотоаппарату тяжёлым справочником. И ещё, и ещё, пока осколки пластика и стекла не брызнули в стороны. Покорёженный корпус от удара отлетел вперёд и упал на пол. Блейз улыбнулся и заметил:

— Можешь же, когда хочешь. А теперь скажи, пожалуйста, что тебе очень жаль.

— Мне очень…

— Не нужно! — я вырвался из хватки Блейза, потому что больше терпеть этого не мог. Будто меня мучили здесь и сейчас. — Блейз, пожалуйста, не надо! Достаточно! Деннис не будет меня фотографировать, правда.

Я едва узнавал своего лучшего друга. Его глаза были широко распахнуты, зрачки расширились, на висках выступил пот, а рот был слегка приоткрыт в отвратительной злобной гримасе.

— Прошу, Блейз…

Он опустил палочку, вздохнул и выдавил с кривоватой улыбкой:

— Как пожелаешь, Мышонок, — а затем бросил в сторону:

— Ты не захочешь во второй раз привлечь моё внимание, Денни. Скажи спасибо Его Высочеству, сегодня мы не узнаем, влияет ли на твоё паскудное поведение грязная кровь. Свободен. Только мусор забери!

Деннис быстро подобрал то, что осталось от фотоаппарата. Блейз бросил заклинание в дверь, и замок, щёлкнув, открылся. Мальчишка кинулся на волю, а вслед Блейз добавил негромко:

— И лучше бы тебе не жаловаться взрослым.

Деннис выскочил в коридор и захлопнул дверь. И тут я понял, что колотит не только меня, но и Блейза. И все те слова возмущения, которые я собирался произнести, застряли у меня в горле. Блейз опустил руки, выронил палочку, помотал головой и пробормотал невнятно:

— Прости, Мышонок. Я что-то… Зря я это, да? Не надо было…

— Блейз… — почему-то шёпотом позвал я его.

— Не надо, знаю. Но как выяснил, что эта… — он произнёс слово, которому не место на печатных страницах, — эта гнида общается со Скитер и продала её фотки, просто вышел из себя. Я хотел, чтобы он извинялся, а он…

Я никак не мог поймать взгляда Блейза, и мне всё ещё было страшно, но прямо сейчас этот страх не имел никакого значения. Важно было только то, что произошло на моих глазах, и ещё это невнятное бормотание Блейза. Кровь, текущая по смуглой руке, вот что я вспомнил. Но крови не было!

— Ты бы не причинил ему вреда, правда? — спросил я трясущимся голосом. — Эти угрозы… ты бы их никогда не осуществил.

— Нет, — со вздохом ответил Блейз, понемногу приходя в себя, — нет, Мышонок. Просто научился кое-чему у прошлого отчима. Морелли был занятным типом, и ему нравилось рассказывать мне… всякое. Я бы не тронул этого идиота Криви.

— То, что ты заставил его сделать…

— Было заслуженно. Он продал твои фотографии «Пророку», Берти! Да расскажи я об этом в Большом зале, он не отделался бы сломанным фотоаппаратом! Эй, хватит… хватит об этом, ладно?

— По твоим меркам, у меня тоже грязная кровь, — напомнил я, тоже слегка успокаиваясь.

— Это не то, — улыбнулся Блейз, стирая пот со лба и висков и пряча шёлковый платок в карман, — я не стану любителем грязнокровок, просто для тебя делаю исключение.

— Отвратительно звучит. Это потому, что я принц?

— Дурак.

— Потому что дурак? — несколько истерично и неестественно возмутился я, ощущая, как мешаются в душе страх и облегчение, возмущение и веселье.

— Лучший аргумент на свете. Пошли, Мышонок.

— Перестань меня так называть!

— Однажды.

Я ткнул его кулаком в плечо, Блейз в ответ пихнул меня в бок, и так, продолжая нелепую потасовку, мы вышли из класса заклинаний. Не знаю, как Блейз, а я старался всеми силами забыть об этом случае, притвориться, что ничего не было — и не встречаться взглядом с Деннисом Криви в Большом зале.