У Шэнь Юаня новый план (джен)

* Вдовствующая императрица *

Императрица была вынуждена признать: миссия провалилась, и пусть несколько дней отдыха восстановили её силы, ближе к цели она не стала. Очередной приятный день в окружении роскоши бессмертного дворца прошёл зря.

Дворец Хуаньхуа больше всего напоминал многоярусный торт. Каждый этаж, а всего их было пять, окружала каменная галерея, стены дворца были высокими и толстыми. Обычно гостей располагали на первом этаже, но в знак особого расположения императрицу размещали на четвёртом, на самом высоком — пятом — жил сам глава. Залы дворца радовали своим убранством, роскошный сад благоухал редкими цветами, в библиотеке были собраны уникальные книги, ей даже предоставили возможность свободно посещать зал редкостей. Она же чувствовала, как время утекает сквозь пальцы.

В знак уважения глава дворца Хуаньхуа присоединялся к императрице за трапезой, в этот раз было так же. Деликатесы, лакомства и изысканно украшенные блюда. Беседа не клеилась, каждый думал о своём. Высокая дверь приоткрылась, в залу прошмыгнул слуга и что-то прошептал на ухо главе дворца. Императрица превратилась в слух, ей показалось, что прозвучало название ордена Цанцюн.

Глава дворца был столь же любезен, как и обычно, а вот амулет, что висел на груди, потеплел, он, изготовленный в неведомые времена, переходил из поколения в поколение и защищал правящую семью от воздействия ци.

За высокими дверями было ничего не слышно, но императрицу снедало беспокойство, и не её одну. Лао Гунчжу продолжал улыбаться и был любезным, но намётанный глаз императрицы видел, мужчина думал о чём-то другом.

Цанцюн.

Что же произошло? Что так срочно нужно было доложить, что их трапезу посмели прервать?

Ответ ждал в галерее, что шла вдоль всего яруса дворца, с высокой стены было прекрасно видно Шэнь Цинцю и его небольшое войско.

Что происходит?

Императрица была умна и хитра, много лет она посвятила интригам и сейчас разом вспомнила все слухи, недомолвки и намёки, они разом вспыхнули в памяти, как и отстранённое благодушие императора, без вопросов отпустившего её в дальнюю поездку. Он даже не пытался её отговорить ехать инкогнито и без приличествующей охраны. Теперь его действия выглядели однозначно — сын решил использовать её втёмную. Она не могла злиться на него, он плоть от плоти её, она сама действовала бы так же.

В этой поездке и у неё самой были скрытые мотивы, о которых она не говорила: сын отдалялся, а с ним и уважение придворных, она больше не была молода и прекрасна, и ей было всё сложнее удержать власть и сохранить влияние. Удачно проведённые переговоры с Цанцюн могли вернуть расположение сына и упрочить её положение.

Сейчас она недовольно морщилась, вспоминая о письмах, что отправила сыну. Зря она была столь легкомысленна в речах, у императора могло сложиться превратное впечатление о ситуации. Он мог решить, что бессмертные выступают против его власти и Цанцюн жаждет встать во главе мира смертных.

Императрица внимательно смотрела, как Лао Гунчжу кивает, выслушивая доклады старейшин. Мужчина выглядел спокойным и расслабленным, он одобрительно посматривал на молодёжь внизу. Складывалось впечатление, что глава дворца всем доволен.

«Небось мечтает изловить Шэнь Цинцю, и даже войска не боится, не воспринял он мои слова всерьёз», — недовольно думала императрица.

Тут кто-то ахнул, и все замолчали, внимательно глядя вперёд.

Императрица медленно повернулась.

Так мог бы выглядеть небесный император, так рисовали богов. Шэнь Цинцю больше не был похож на доброго заклинателя, что повелевает ци для помощи смертным, теперь он выглядел страшным, как мстительный и непреклонный, готовый убивать воин. И пусть меча у него не было в руках, жёсткий взгляд зелёных глаз не сулил ничего хорошего. Он подошёл ближе и взял второго Шэнь Цинцю за руку, и тот тоже преобразился на глазах. И вот их двое, пришедших ко дворцу Хуаньхуа небожителей. Давление ци на артефакт, висящий на груди императрицы, словно усилилось.

— Близнецы, — выдохнул кто-то.

Вспомнились полузабытые легенды.

Лао Гунчжу побелел и, не обращая ни на кого внимания, подошёл ближе, вплотную к самой стене, защищающей галерею.

«Так это не выступление против императора, это захват власти!» — Поняла императрица.

Словно отвечая на её слова, сверху на мечах появились юноши в одеждах Цинцзин и, синхронно спустившись на своих мечах на землю, встали колоннами за спиной Шэнь Цинцю, оттеснив взрослых заклинателей.

«Цинцзин слышал слухи и ответил так, как должен был», — такое императрица понимала — слабый должен подчиняться.

Люди Хуаньхуа, облечённые властью, и сам глава больше не обращали на неё внимания, они быстро раздавали указания подбегающим лидерам групп.

Дворец прекрасно понял, что их ждёт, они не нищие монахи с кельями, вырубленными в скале, они богатейший орден мира, и раз уж Цанцюн пошёл войной, от богатств дворца не останется ничего. Но самое ценное — это люди, уникальное учение дворца Хуаньхуа, их тайные методы совершенствования, вот это надо спасти во что бы то ни стало.

Женщина внимательно следила за тем, что происходит, ничего не могло ускользнуть от её взгляда.

Глава дворца Хуаньхуа, старейшины, наставники и взрослые заклинатели, наёмники и даже стражники считали, что они обречены, Цанцюн не пощадит их, и только молодые ученики внизу не видели, что происходит, и продолжали веселиться, предвкушая бой и победу.

Лао Гунчжу спустился на первый ярус дворца, всё ещё бледный, он действовал спокойно и решительно. Императрица следовала за ним позади всех.

Разговор с Сяо Гунчжу был коротким, где-то треть молодёжи ушла с ней, не считая охраны и старейшины. Остальные ученики разом присмирели, даже улыбчивый Гунъи Сяо как-то вытянулся и побледнел.

Над дворцом разошлась высокая нота, от неё закладывало уши и ныли зубы, мелодия стихла, чтобы зазвучать вновь, уже глубже и сильнее. Она пробирала до костей, заставляя скрежетать зубами, как скрип металла по стеклу.

Нота звучала и звучала, чтобы с громким хлопком исчезнуть. Императрица вскрикнула — амулет на груди разогрелся так, что прикоснуться больно.

— Защита дворца пала, — незнакомым голосом произнёс Лао Гунчжу. Императрица не решилась смотреть в глаза человека, который терял всё: репутацию, власть, могущество, дочь и саму жизнь.

Выждав мгновение, мужчина собрался, теперь он выглядел как обычно. Он кивнул, и все разбежались по своим местам. А глава дворца вместе с небольшой свитой направился вперёд к воротам Хуаньхуа, он решил во что бы то ни стало выиграть время для дочери и всех тех, кто сейчас пытался убежать подальше, унося знания и реликвии дворца.

Императрица, воспользовавшись тем, что никому не была интересна смертная женщина, шла следом.

Этот путь она запомнит на всю жизнь. Медленно, как в похоронном шествии, шли люди дворца Хуаньхуа, так тихо, что даже песок не шуршал под их шагами, лишь стражи в золотых доспехах громко печатали шаг, словно молоток, забивающий гвозди в крышку гроба.

Императрица шагала след в след, чувствуя, как шаг за шагом приближается к своей гибели. Но лучше быть здесь, чем ожидать кровавой расправы в роскошных залах. Цанцюн не простит открытую поддержку дворца Хуаньхуа императорской семьёй. Она бы не простила!

Процессия достигла двух небожителей, оба Шэнь Цинцю стояли молча, не опуская тяжёлых взглядов, под весом которых рухнули на колени все, лишь Лао Гунчжу устоял и она держалась на шатких коленях из последних сил — она императрица и погибнет достойно.

Последние мысли были горьки:

«Мы всё пропустили! На Цанцюн произошла смена власти, все признали силу близнецов Шэнь Цинцю, даже бывший глава Юэ Цинъюань, что сейчас стоит позади. Жаль, что сын не узнает об этом.»

Лю Цингэ здесь не было, как и Ци Цинци, что же, это понятно — с предателями разговор короток, значит, они уже мертвы. О, как жесток оказался стратег Цинцзин, он собрал сплетников и злопыхателей воедино и нанёс удар, когда никто не ждал, а расправившись с врагами внутри ордена, он пришёл за головами осмелившихся усомниться в его праве.

Все ждали жестокого приговора, произнесённого громко и чётко, и смертельного удара ци такой силы, что ничто не спасёт.

Минуты капали медленно и веско, так что каждую можно было прочувствовать.

Воздух как никогда был сладким, если бы не пересохшее горло…

Хотелось, чтобы всё уже закончилось — и не заканчивалось никогда. Как бы ни была стара императрица, умирать она не хотела.