Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

Дрезина медленно катилась по путям, девчонка рядом сопела в две дырки, а Паша снова принялся спорить с Ульманом, стараясь не разбудить Рин. И не мешать другим пассажирам ганзейского поезда. Впрочем, у Рин была привычка спать в любом положении и при любом уровне шума, так что они явно зря старались потише. Да и спор этот был сам по себе бесполезен, ведь если Ульман вбил себе в голову какую-то идею, то выбить ее оттуда нереально ничем. Даже если очень тщательно пытаться.

Вот эта его «идея фикс» лезть на пару с Рин в аномальные места… Идея эта мелькала и раньше, еще после памятного происшествия в Д-6, когда неизвестная аномальная тварь (по крайней мере, людям их мира неизвестная, девчонка-то слишком быстро для незнающей разобралась, что делать надо) заставила Ульмана, Степана, Бориса и Владимира нападать друг на друга. Не вмешайся тогда Рин и Артем, на которых не действовало внушение — все кончилось бы очень, очень плохо… И вот Ульмана после того происшествия, а также после передряги, в которую они со Степаном на пару с той же Рин встряли на Севастопольской, приклеило к иномирянке, как жидкими гвоздями. Острых ощущений ему, мать его, захотелось! Про Храм и толпу демонов, которые несколько часов на него пырились, он уже Павлу все мозги прожужжал. И вот сейчас он добровольно, между прочим, вызвался подопытным кроликом. «Включать» аномалию, которая, по словам того же Артема, убила не один десяток человек в проклятом переходе между Рижской и Проспектом Мира.

И Рин обещала, что все будет хорошо, и что она Ульмана, да и всех остальных, в обиду не даст. И по прошлым происшествиям можно было утверждать что ее слова на сто процентов правдивы. Но страх перед будущими событиями не уходил, поскольку самому Павлу не доставила радости та аномалия, с которой они столкнулись в перегоне между Черной и Полисом. Зато Ульман, стоило только из лазарета выйти, пошел делиться со всеми желающими своими впечатлениями и восторженными воплями по поводу пережитого. Полковник когда-то назвал в шутку бойца адреналиновым наркоманом. Сейчас Паша понимал, что именно значит это словосочетание.

— Данила, контрольный смотр, — фыркает Ульман, когда дрезина подходит к Проспекту.

— Все чисто, сетки нет — сообщает парнишка. Павел ненадолго успокаивается. Ровно до того момента, как они, разбудив аномалию, спрыгивают с дрезины на перрон.

Сразу на голову обрушиваются новости о том, что после прохождения Бурбона с Артемом по проклятому тоннелю туда зачастили люди. Верней — попытались пройти тем путем целых три каравана, вот только ни один из них до Рижской не дошел. И на Проспект Мира тоже никто не вернулся.

— Как обнадеживающе звучит, — процедил Павел, глядя на девчонку. В этот раз дамочки выпинали отдуваться за всех Кэтрин, поэтому девчонка молчала. А может это из-за того, что уши кругом. В полном молчании группа из четырех рейнджеров прошла через всю станцию а затем, дождавшись, пока ганзейцы проверят их документы и откроют «проклятый туннель», вышла на рельсы. Уже там Кэт принялась пояснять.

— Судя по тому, что описывал Артем, мы имеем дело с разновидностью психического воздействия. Ваши, местные, считают его инфразвуковым, но это не так.

— Да мать, про то, что это не так, нам еще полковник рассказывал, когда физику объяснял, — махнул рукой Ульман. — Во-первых инфразвук неслышен, во-вторых — глюки были бы у всех разные, в-третьих — от инфразвука бы мутанты сбегали нахер, а на Темку с тем бандюком упыри напали сразу, едва до ворот Проспекта мужики добежать успели… Ну а «психическое» воздействие — это как? Вот что людей убивало в итоге?

— Сердечный приступ, Ульман. Банальный сердечный приступ от сильного страха. Тебе бояться нечего, а вот Даниле и Паше лучше границу аномального поля не переходить.

— Мне бояться нечего, потому что я паранормал, что ли?

Кэтрин засмеялась.

— Нет, ну а что? Сами смотрите, сколько у нас уже народа с потусторонними навыками нарисовалось. Хантер — раз. Рин — два. Данила — три. Артем — четыре. При таком раскладе уже стыдно быть обычным человеком без всяких там наворотов.

— Ну, без противогаза на поверхность я тебе соваться не рекомендую. И в большинство аномалий тоже. И пытаться оружие призвать или телекинезом мутантов мочить. А вот испугать тебя до смерти — это вообще анриал, я лучше сразу удавлюсь, чем за такой квест браться.

— Это почему это? — встревает в обсуждение Данила.

— Потому что ты его напугать пытаешься, а он только ржет, как невменяемый. Со смеха еще может сдохнуть, а вот со страху — уже нет. Говоря грубо — просто не нарушается работа эндокринной, нервной, сердечно-сосудистой систем настолько, чтобы организм окочурился. У разных людей ведь, если биологию с анатомией хоть как-то изучали, разные психические реакции и разная же… амплитуда передвижения по эмоциональной шкале. То есть, от тех же событий одного в истерику выкинет, а второй только посмотрит и дальше пойдет.

— Ну, психика-то у нас у всех устойчивая, — с сомнением в голосе произносит Ульман. — Но у челноков тех вроде бы как тоже должна быть посильней, чем у обычных людей, разве нет?

— Ты не путай выработанную ожесточенность с природной непрошибаемостью. Психические реакции можно скорректировать, но только до определенного предела. И неизвестно, когда корректировка даст сбой. Ту же армейку взять вон. После пяти-десяти лет работы часть народа сам знаешь, как заканчивает — кто пулю в башку себе пустит, кто сопьется к херам. Потому что эмоции забиваются внутрь, но работать с ними никто не учит. По крайней мере, в армиях двадцать первого века в тех мирах, что мне известны.

— И много тебе миров с армией двадцать первого века известно? — со смешком спрашивает спартанец.

— Лично мне — почти не один. Но мне довелось общаться в разное время с выходцами из таких реальностей. Мрак. Особенно если у такого вот армейского персонажа телепатия прорезывается.

— А что такого особенного в телепатии-то вашей? Ты вон и Артему напророчила веселую жизнь, не пожалела приятеля, — Павел задает вопросы больше ради того, чтобы не молчать. Ульман явно думает о чем-то своем, Данила с интересом осматривается вокруг, словно видит что-то, неизвестное другим. Хотя… Черт знает, может и видит.

— Телепатия — это та сила, от которой носителю больше опасности, чем окружающим. С телекинезом ты себе что сделаешь? Ну, кости поломать можешь, но как правило где такая сила, там и «защита от идиотов» стоит. Можешь перегрузить нервную систему и загнать себя в обморок, ну да это ты и сам в депо видел. Ну, продолжительным нервным истощением себя можешь угробить. Вот только для этого надо очень сильно постараться. С техникой если работаешь — тоже опасность есть. Ну, где током ебнет, где собранный тобой же робот на тебя накинется… Вот только это все физическое воздействие. И физические меры защиты там работают, главное — мозг вовремя подключить и тогда все относительно безопасно. Телепатия же, особенно истинная, когда ты ничем не ограничен и на начальных этапах развития не можешь себя проконтролировать… Только представь — ты чувствуешь боль всех людей вокруг тебя. Душевную боль, которую не показывают посторонним. И ты не можешь понять, чужое это, или твое, собственное, но забитое на подсознательный уровень. Во снах ты видишь сплошные кошмары и по пробуждении уже не можешь понять, твои сны это — или чьи-то еще. При доле психокинеза ты неосознанно можешь раскачивать этот маятник, наделяя своими страхами, кошмарами и своей болью окружающих тебя людей. Ты чувствуешь чужие намерения в свой адрес и уже не можешь разобрать, ненавидят ли тебя другие, или же — ты сам. Положительные эмоции действуют подобным же образом, вот только загвоздка в том, что их всегда меньше, чем подавляемого в душе негатива. И вот теперь смотри. У нас есть взрослый человек со сформированной линией поведения, которая включает стандартные для вашего времени алгоритмы. Цитирую: «мужики не плачут», «чё ты, как баба, блять, разнылся тут», «жалуются только долбоебы», «говоришь, что тебе плохо — ты слабак». И вокруг у нас, блять, три сотни людей с такими же алгоритмами. В итоге надо сейчас очень быстро переучить пацана основам самоанализа, чтобы он хотя бы мог отфильтровать где его, а где чужое дерьмо, и уже от чужого хоть как-то защититься. И при этом тщательно следить, чтобы его не унесло в аутоагрессию на почве собственной якобы несостоятельности по сравнению с тем же Хантером, на которого он так старается равняться.

— А что плохого в Хантере-то? — с интересом произнес Ульман.

— В Хантере ничего плохого нет. Вот только Хантер у нас — сениорский дознаватель, которого изначально создали с телепатией десятого ранга и с десятиранговым же ментокинезом. И которого очень тщательно обучили примерять на себя чужие личностные матрицы, но не задействовать их в качестве своих собственных, так что с фильтрацией там тоже порядок изначально. Про его практический опыт использования телепатии я вообще молчу и не возникаю. И вот с ЭТИМ пытаться сравнять случайную мутацию с нулевыми знаниями теории и практики, а также не с самой легкой судьбой, которая не могла не сказаться на психике — полная дурь. А учитывая, что в вашем времени принято сравнивать, причем по весьма однобоким показателям, из Артема еще и это надо выбивать. Короче, взять человека из двадцать первого века и социализовать в среду техномагических вселенных.

— И ты, конечно, с этим легко справишься.

— Можно подумать, у меня есть выбор. По крайней мере, в этот раз у меня под боком примерчик такой среды имеется.

— Это ты про свою научную группу?

— Ага. Правда она не моя, а Мишкина.

— Э, стоп-стоп-стоп. Мать, я что-то вообще в вашей хреновой иерархии запутался, — снова встрял в обсуждение Ульман. — Кто у вас кому подчиняется?

— Эм… Тебе в подробностях, или кратко?

— Мне как-нибудь понятно. Если можно, конечно. А то по вам вообще, блять, нихера не поймешь. У военных раньше хоть погоны были, а это… — Ульман махнул рукой на куртку Кэтрин. Только сейчас Павел заметил, что она была точно такой же, как носила Юна. И понял возмущения Ульмана, потому что это была просто пятнистая куртка. Ни эмблем, ни погон, ни знаков отличий — вообще ничего.

— Ну, если понятно… Значит, смотри. По одной системе я — глава Пятого отряда. Ну, сейчас уже его не возглавляю, так как после смерти Айрин рулить всем Грег стал, ну да не суть важно. При этом я одновременно с этим являюсь членом четвертого отряда, боевой единицей военного корпуса, младшим альтернатором и сталкером.

— Вообще-то тебя попросили объяснить понятно. Но я что-то не понял нихрена. И судя по всему, остальные тоже, а значит — кое-кто так объясняет.

— Ладно. Поясняю проще. Отряды по старшинству — первый, второй, третий, пятый, сейчас идет формирование шестого. Первый потрепан сильней всех, пятый — сформирован во времена появления на Базе Айрин. То есть, это условная группа людей, в которую тебя запихивают по времени твоего прибытия. При этом не факт, что запихнут тебя именно туда — после обучения тобой могут заткнуть дыру и в отряде «постарше», но это если твоих навыков хватит и уровень подготовки будет соответствующий. Ну, например, ты рейнкарнат, вернувшийся на Базу в новой жизни с полностью восстановленными навыками. Пока что все понятно?

— Угу, — кивнул Данила.

— В четвертый отряд выделили отдельно Творцов, когда стало понятно, что их слишком много и надо их мало того, что избирательно на задания посылать, так еще и обучать дополнительно. Но включение в число Творцов не исключает тебя из «родного» отряда. Ах, да, при формировании отряда народу устраивают небольшой тест, чтобы выяснить, кого те выберут лидером. На основании этого выбора можно судить о приемлемой идеологии большинства членов отряда, а соответственно — определить, на какие задания вообще стоит этот отряд посылать. Потому что если ты признаешь авторитетом человека, который за косой взгляд прирежет — это одно дело, а…

— А когда мисс «всех спасу, никого не обижу», то лучше тебя в группу зачистки не выпускать — свихнешься там к херам. Правильно я все сказал, да, мать?

— Правильно, Ульман, тебе пятерка. Поясняю дальше. База — это не армия. Это отдельный мир со своими ресурсами, подобием экономики, производствами и так далее. Соответственно, не все люди, работающие в этой организации, являются военными, как я. Ученые, врачи, разведчики…

— Так разведчики тоже военные, разве нет?

— Нет. У нас разведчики — это скорей поисковики, чем военные. Ищут подходящие для заселения Темные Миры, ресурсы, новые дружественные расы и так далее. Ну и соответственно разбивается все это дело на корпуса — военный, научно-исследовательский, разведкорпус, медицинский. Собственно, принадлежность к определенному корпусу определяет, в чем ты будешь принимать участие. Если ты в военном корпусе — добро пожаловать на передовую и в патруль по темным мирам. Если в научно-исследовательском — пиздуй в группу изобретателей и так далее.

— Ладно, мать, давай дальше, совсем необязательно так все разжевывать… Опа… Народ, а мы, кажется, пришли, — Ульман первым подошел к решетке, и, предусмотрительно не открывая ее, всмотрелся в гору трупов, заполонивших зал. — Мда… Действительно похоже на кладбище. Так что, мать, нам с тобой — туда?

— Это действительно врата. Только сейчас они закрыты, — комментирует Данила без приказа. — Выглядит, как коридор, наполненный водой примерно по колено. Вода черная, но одновременно с этим прозрачная. Стены из камня, но сказать, из какого именно — не могу. Потолка не видно, такое ощущение, что врата, вокруг стены глухие, а наверху — небо. Верх Врат арочный, над ним — красноватое марево. Приблизительная видимость наверх — три-четыре этажа. На этом уровне тоже трупы, но их меньше, расстояние между телами — около десяти шагов. Они не имеют ничего общего с трупами, лежащими на реальном плане. Все тела лежат перпендикулярно стенам коридора, на боку, как будто люди просто упали вот так и умерли.

— Продолжай, Вангуй, — с интересом произносит Ульман, глядя через решетку на груду трупов. Словно силился представить все описанное Данилой.

— Я тебе могу даже показать, что он видит, — пообещала бойцу Кэтрин.

— Давай, — Паша с оторопью смотрел, как друг с готовностью протягивает руку Рин, а та в свою очередь берет за голую кисть Данилу. — Хрена ж себе… Слышь, паря, ты грибочками бы поделился. Это же такие глюки, зашибись просто. Эй, Паш, глянь что тут на самом деле…

— Спасибо, мне с моей фантазией хватит вербального описания, — сухо и подчеркнуто вежливо отвечает спартанец.

— Так, ладно. Стойте здесь, для начала я сама попробую сработать, вдруг на меня они тоже активируются, — одной рукой и без всяких усилий Рин приподняла решетку и проскользнула в зал с трупами. — Блять, ну и вонища…

— Стой! Ты за них уже зашла. Верней, сквозь них прошла. В реале тебя видно, на втором плане уже нет, — тут же прокомментировал Данила, наблюдающий за потугами девчонки активировать аномалию, чтобы разобраться с ней.

— Блять! Сезам, откройся! Сова, открывай, медведь пришел! — проорала Рин. — Ну кто бы сомневался, что это не сработает… Так, ладно, народ, слушай инструктаж.

Девушка снова подошла к решетке и, повернувшись спиной к возможной аномалии, принялась разговаривать с ними. Все еще не подняв решетку и не запустив никого в зал.

— Ульман, сейчас заходишь сюда. Решетку я закрываю, и ты стоишь лицом к ней. И к ним. Вы двое держите его, чтоб не побежал смотреть, что же там за этими вратами. Руки не разжимать. Решетку, блять, не открывать, а то вы двое либо сдохнете на месте, либо что похуже. Все понятно? На меня вообще не реагировать — хоть меня режут у вас на глазах, хоть вам видится, что я от боли ору и умоляю вас эту решетку поднять. Вопросы?

Сглотнув вязкий ком, Павел помотал головой. Судя по белому лицу Данилы, то явно чувствовал себя сейчас не лучше. Сторонние наблюдатели. За чем-то очень опасным. Смертельно опасным. Тем, с чем нет сил и возможностей бороться.

Одному только Ульману все нипочем — ухмыляясь до ушей, мужчина пролезает под приподнятой Рин решеткой и сразу же становится к ней лицом, просовывая между прутьями руку. Сейчас Павел как никогда раньше рад тому, что он в перчатках, потому что собственные ладони мокрые от пота, а липкий страх сковывает душу, стоит только Даниле сообщить о том, что реакция пошла. Рин бредет вперед, оставив за спиной троих рейнджеров.

— Они открываются. Стоп, там что-то есть, за этими отсветами.

— Вижу, — коротко отвечает Рин, но оружие не достает. Вместо этого она глубоко вздыхает. — Пусть это будет не то, о чем я думаю. Пожалуйста…

Она поднимает руку вверх и Павел готов поклясться, что видит голубое пламя, окутавшее ее ладонь. А следом — и саму фигуру.

— Оно реагирует! — кричит Данила. — Рин, бе…

Фраза обрывается, когда там, за спиной Ульмана, все заливает ослепительно белый свет. Павел машинально зажмуривается, крепче стискивая ладонь Эда обеими руками. Только чтобы не убежал. Только чтобы не вырвался и не побежал туда, откуда веет таким родным, домашним теплом.

— Нельзя! — кричит Ульман, пытаясь вырваться из Пашиных рук.

— Пусти, там же… — возня заставляет открыть глаза и, отпустив одну руку, схватить за шиворот Данилу. Пацан полез открывать решетку. И Павел с трудом удержался, чтобы не кинуться следом, потому что тепло впереди манило, призывало, обещало что-то хорошее, светлое, недоступное настолько, что хоть волком вой…

Выражение лица Ульмана на мгновение изменилось — значит, он тоже почувствовал странный… фон? Выходит, что это не воздействие аномалии? Только сейчас спартанец вспомнил, где именно он чувствовал нечто подобное. Депо. Место, где они с Рин застряли из-за его ранения больше чем на сутки. Она тогда просто села с ним рядом и начала говорить, а он взял — и вот так просто заснул рядом с незнакомым человеком, который, вдобавок, демонстрировал по отношению к нему свою агрессию.

Стоп. Рядом с ней. Вот теперь все сходилось. За всем этим телекинезом, светящимися куполами и молниями из рук они как-то слишком быстро забыли о телепатии. Которой девочка была наделена пусть и в меньшей степени, чем тот же Хантер, но…

Но Хантер — проверенный боец Ордена. Павел знал его с детства, как и Мельника. Спартанцы забрали на свою «Смоленскую» их с Ульманом. Так же, как и других детей после них — как того же Данилу, например… Но Рин-то появилась недавно и… Черт. Черт-черт-черт. Ну да, Хантер сказал, что ей можно доверять. А еще — что по меркам их Базы она даже посильней и поопытней его будет в боевых вопросах. Но можно ли ей доверять… в других аспектах? Хантер оказался телепатом, но к тому моменту, как это выяснилось, Павел уже успел понять, что он не будет использовать свой «дар» для каких-то личных целей. А Рин? Как далеко способна зайти она? В смысле, может ли она «ради прикола» поиграться с чужим разумом? То, что она жизнь не отнимет, да и не бросит одного в опасности, Павел уже знал. Но вот как дела обстоят в плане личных границ? Они с ней, все-таки, в одной комнате живут.

И что странно — сам он поначалу ее боялся. Но после той дороги из Депо к дрезине, где она сорвалась и от души высказалась по теме отношения к ней военных в прошлом, он чувствовал нечто вроде… жалости. И странного желания опекать этого ребенка. Заботиться о ней. Защищать, что ли… Это точно его желания? Или она внушила ему эти эмоции, чтобы ликвидировать потенциального пусть и не противника, но неблагожелательно настроенного к ней персонажа?

А Данила… Он ведь ненавидит женщин. Даже Аню он «ну так уж и быть, терпел» из уважения к полковнику и из-за того, что толком с девушкой не пересекался. А тут рядом с ним на соседней койке живет аномальная девчонка и эти двое еще ни разу даже не подрались. Что она сделала с Романовым?

Да и полковник тоже ведет себя как-то… Слишком непохоже на себя. В чем именно было дело, Павел понять не мог, но чем дальше, тем сильней появлялись подозрения о том, что аномалии Мельник позволяет намного больше, чем спартанцам. Да, она вроде даже не борзеет (мелкие нарушения не в счет), и не пререкается с ним. Но отеческое отношение, такое же, как к юным спартанцам, и это лишь после нескольких дней знакомства…

А может, накручивает он себя? И нет никакого воздействия, а мечница просто слишком похожа на ребенка, и даже со всеми косяками в поведении этого достаточно для того, чтобы ей эти самые косяки прощались…

Свечение за спиной Ульмана прекратилось. Посреди заполненного трупами коридора стояла девушка, вокруг которой все еще мелькали всполохи.

— Данила, что видишь? — приблизившись к решетке спиной вперед, она обратилась к парню. Похоже, что сама она не видела аномалию, с которой боролась. Или же видела ее часть.

— Все чисто. Сейчас там вообще нет ни врат, ни того, что было за ними.

— Так кто там был-то? — начал задавать вопросы Ульман, стоило Рин снова поднять решетку и дать ему пройти обратно к своим. Сама девушка пролезла второй и, бросив решетку, с явным удовольствием выслушала жалобное металлическое звяканье.

— Не «кто», а «что», — привычно начала пояснять она. — В данном случае речь шла о намеренно оставленном артефакте, поглощающем энергию человеческого страха. Что интересно — по каким-то причинам эта дрянь не действовала на животных, из чего можно сделать вывод о сборе энергии определенного типа.

— Мать, а ведь на Чертановской та тварь тоже, как ты сама говорила, энергию собирала.

— И тоже не действовала на животных, все верно, — Кэтрин пнула носком ботинка какой-то камешек и, сложив руки на груди, пошла между Ульманом и Павлом. Спартанца обдало теплом. На мгновение утратив контроль над собой он протянул в сторону руку, хватая источник странной энергии за плечо. — Ай! Ты чего? — девчонка шарахнулась за спину Ульмана с такой скоростью, будто Павел как минимум руки под майку ей потянул.

— Мать, ты чего? — не словил мышей Эд, явно не понимая, что именно ребенка то ли напугало, то ли удивило до такой вот реакции.

— Ничего, — ребенок закусила губу, а потом хлопнула себя ладонью по лбу. — Черт! Я об этом ведь совсем забыла…

— О чем? — переспросил Данила.

— Градация типов энергии, разница энергополей, энергетический вампиризм между носителями энергии одного типа. Ладно, проехали, это тебе в учебке на Базе объяснят подробней, — Рин тряхнула головой. — Если говорить проще, то вокруг меня сейчас слишком много того типа энергии, который в этом мире из-за произошедшего считается дефицитным. Вот и тянет вас всех поближе подобраться да ручонки протянуть. Ладно, грейтесь, мне не жалко. Только руками не трогайте, а то мне из башки потом еще и ваше дерьмо эмоциональное вычищать нафиг не уперлось.

Ощущения изменились. Тепло теперь накатывало волнами, а состояние стало таким расслабленным, спокойным… Дышать получалось ровно и глубоко, зрение странно обострилось, а усталость, копившаяся многие дни, понемногу отходила на второй план.

— Обалдеть, — Данила с интересом смотрел на свои руки, а потом принялся так же пристально рассматривать Павла и Ульмана. Эд явно чувствовал изменения в состоянии меньше, чем Павел, но почему-то улыбнулся довольно и пошел чуть позади отряда, давая Паше возможность идти рядом с мечницей. Но уже из-за спины затребовал у Рин дальнейших пояснений по базовской иерархии.

— Ладно, дальше идем… Про корпуса я рассказала, так? Теперь о рангах наших. Ну, тут все просто. Стажеры — твари бессловесные и беспомощные, их на задания строго под руководством инструктора. Альтернаторы могут быть младшими, обычными, старшими. Младшаки — вчерашние стажеры, за ними глаз да глаз нужен, обычные сами крутятся и все, что надо, разруливают, а старшие могут быть инструкторами. Тоже младшими, обычными, старшими. Младшие руководят чисто на заданиях, обычные обучают бойцов, а старшие помимо обучения еще и занимаются разработками учебных программ, оценкой качеств бойцов, ну и все в таком духе. И я по этой системе считаюсь альтернатором-младшаком. Ну, а «сталкеры», «агенты» и «демиурги» — это что-то вроде кодовых кличек, определяющих, какое решение ты предпочтешь использовать для решения задач. Например, если ты сталкер и видишь нехорошую зверюшку — ты берешь меч и режешь эту зверюшку к хуям. Если ты демиург — ты тихо сваливаешь в туман и ищешь способ разобраться со зверюшкой во всяких там тайных знаниях, которые потом передаешь сталкерам, чтобы им было проще зверюшек мочить. Если ты агент — то ты как бы случайно открываешь зверюшке разрыв на вражескую территорию и сам, сидя наверху с попкорном, наблюдаешь за тем, как зверюшка там всех мочит, а потом уничтожаешь улики и делаешь виноватой в произошедшем не зверюшку, а еще какую-нибудь вражину.

— Так а подчиняетесь вы по итогу кому? — Павел только сейчас понял, что Кэтрин там ничего и не сказала о руководстве Базы. Словно этого руководства и не было вовсе. При мысли о том, что запросто могло быть и такое, спартанца передернуло. Толпа мутантов (десятки тысяч? Сотни?) без какой-либо сдерживающей силы — это жутко даже если мутанты дружелюбные.

— Подчиняемся? А, ты о руководстве. Ну, есть Шеф. Начальник административного корпуса, он занимается вопросами «кого и куда послать». Еще есть Дэвид, ну, который начальник Творцов. По сути, он часто выступает от имени всей Базы, когда планируются какие-то совместные операции с теми же Кланами.

— Что, прямо вот так? Никакого законодательства, никакого надзора и…

— Ну, законодательство у нас есть — Конвенция, которой должны подчиняться все представители развитых миров. Чтоб ты понимал — к Развитым относятся только те, кто взаимодействует с другими мирами или хотя бы способен на такое взаимодействие. Есть еще Суд Сениора, он частично отдельная организация, частично наша. В смысле, большей частью времени мы на одной стороне баррикад, но иногда и кого-то из наших под Суд притаскивают, как Айрин раньше. Но в общем-то на Конвенцию большинство болт положили. Вон, нас с Хантером взять. Он должен был законсервироваться и мирно валяться в анабиозе, ожидая, пока снимут сетку с мира. Я должна была не делать кучу всего уже сделанного и не планировать такую же кучу. А, еще Хантер должен был попытаться меня арестовать, он же на Суд работает, а я тут конвенцию здорово понарушала. Если по полной придираться — то я не должна была вам помогать, свою личность вам открывать, планировать деятельность в этом мире без согласия с руководством, заниматься закрытием временно-пространственных разрывов и уничтожением разных артефактов без страховки, втягивать вас в помощь мне для борьбы с иномирными тварями… Кстати, обучать я вообще никого права тоже не имею и Конвенции насрать, что в моей башке есть информация, как это делать, а без обучения тот же Артем может намутить хер знает чего и до обучения на Базе просто не дожить. А, ну еще с янхарами запрет на провокацию враждебных рас можно вспомнить. В смысле, когда они людей вашего мира чуть не перехуярили — это одно, а я, типа, своей войнушкой с ними могла спровоцировать их агрессию на представителей других цивилизаций. Короче, конвенция — чаще всего то еще дерьмо и на практике если ей следовать — хуйня какая-то получается. В прошлый раз вон Айрин за «лояльность к низшим мирам» упекли за решетку, будто это преступление какое-то. Мне почему-то кажется, что если бы альтернаторам не нужна была помощь Дознавателей и сам Сениор из-за своих особенностей, то Суд Сениора давным давно бы расформировали. Но в отсутствии альтернатив работаем с тем, что есть.

— И как вы, фактически без законодательства, друг с другом договариваетесь о том же подчинении?

— А как в постели, блять, — Кэтрин заржала от собственной неприличной шутки — Словами. Словами, иначе никак. Ну, можно еще жестами и телепатией. Понимаешь ли, на Базе нет понятия карьеры, финансовой разницы в благополучии, наград как физических, так и моральных… Нет необходимости подсиживать друг друга, конкурировать друг с другом иначе, как во всяких спортивных поединках. Поэтому когда принимается решение о какой-нибудь деятельности, руководителя назначают, руководствуясь логикой и здравым смыслом. Смотри — когда сюда затянуло научную группу к нам в ловушку, ребята предложили мне свою помощь. Зная меня — уже можно было понять, что я не предложу дичь вроде «давайте повторим фокус с янхарами над населением этого мира и уйдем через открывшийся из-за массовой гибели людей разрыв». С учетом того, что для научки то на то и выйдет по трудозатратам, только с вариантом помощи еще можно плюсики в карму получить и чего поинтересней с экосистемой помудрить — ясно, что они с моим планом согласились. А вот его реализацией пусть Миха занимается, потому что я в этом — дуб. Соответственно, он мне говорит, что делать и на какую кнопку жать, что из ресурсов нужно и что еще мне надо делать, а я затыкаюсь и делаю. Если до заварушки доходит, то наоборот — он идет туда, куда скажу я и делает то, что мне нужно, потому что у меня опыта в боевке больше. Если есть разные варианты действия, выдвигаемые участниками с равным опытом и знаниями, то рассматриваются все возможные и выбирается менее рисковый для жизни нашей и союзников. Или менее сложный. Или, наоборот, более сложный, но при этом безопасный.

— А если массовая заварушка? Да, я помню: вы не армия, но должна быть какая-то стратегия…

— Выработка стратегии привела к тому, что в ходе войны с «Темным Демиургом» во времена молодости наших инструкторов База была практически уничтожена. В ходе второго нападения, случившегося много десятилетий спустя, была применена та система, что есть сейчас. То есть, никакого управления, никакого руководства, каждый делает то, на что способен и то, что в голову взбредет. И во втором случае наши потери составили всего несколько десятков человек, в то время как потери противника с армией, руководством и жесткой иерархией — более половины личного состава, брошенного на позиции наших. Так что кто как — а я за децентрализованность. По-моему, ваше руководство, в общем-то тоже, ведь не запрашиваете вы разрешение на каждый шаг влево-вправо, верняк?

— Верняк, верняк, — Павел усмехнулся и машинально протянул руку, чтобы потрепать Кэтрин по макушке. Что-то царапнуло воздух буквально в паре миллиметров от руки — едва успел одернуть…

— Сказала же — руками не трогать, — фыркнула Кэт, резким движением проводя по стене тоннеля звериными когтями, возникшими на руке. Противный скрежет резанул слух, а на бетоне появились свежие борозды. От этого скрипа внутри поселилось странное, неприятное ощущение. Судя по всему, только у одного Павла, потому что Ульман и Данила переглянулись между собой и усмехнулись.

— Не зли зверюшку, Пашка. А то на Проспекте не объясним свой отказ продавать крылатую рысь за кучу патронов. Верно, мелкая?

После этого Эд, как ни в чем не бывало, протянул руку вперед и взъерошил светлые вихры, растрепав и без того неаккуратную шевелюру. Только сейчас Павел заметил, что девчонка где-то посеяла резинки. Или хвостов не было еще в начале их пути? Волосы, вроде, короче, как будто ножом кто-то подрезал.

— Верно, — фыркнула Рин и пошевелила ушами. Кошачьими ушами на макушке.

— Ну твою мать! — выругался Данила.

— Да уж не говори… Рин, а раньше ты не могла сказать, что у тебя уши-когти вылезут от всей этой ахинеи?

— Я и сама не знала, — аномалия довольно зажмурилась, когда Эд почесал кошачьи уши. — Продолжай, жалкий смертный.

— Ладно, капюшон у тебя есть, руки из карманов не высовывай… Надеюсь, ты не перекинешься в этого своего арматиса прямо посреди перрона?

— Не должна. И в арматРиса, а не арматиса, — поправила Ульмана Рин.

Павел очень надеялся, что скрежет его зубов никто не услышал. Избирательность ребенка в вопросе физического контакта сейчас почему-то очень сильно бесила. Она была бы объяснима, имей Павел привычку подкатывать к девчонкам и лапать их исподтишка, но он вообще этого ребенка за женщину считать не мог. И вот — она его боится, будто он какой-то… Дерьмо! Вдвойне дерьмо, что его напрягает и злит та легкость, с которой она позволяет другим людям то, что запрещает ему.

До Проспекта они добрались без приключений. Ульман отправился сообщить начальнику станции о том, что перегон теперь безопасен (насколько вообще может быть безопасен туннель в постапокалиптическом метро, где на каждую сотню метров то мутант, то бандит). Данила отправился узнавать о ближайшем поезде в нужном им направлении. Павел остался в паре с мечницей и поспешил демонстративно даже смотреть в другую сторону. Общаться с ней после реакции в туннелях не хотелось.

— Ты извини, что я о тебя шарахаюсь, — удивительно, но Кэтрин первой начинает разговор. — Просто если мы слишком часто будем контактировать, я тебя могу на нервный срыв выбить. Случаи бывали. Ну, знаешь, настроят люди всякого вокруг себя, кажется, что к любому пиздецу готовы. А ты потом их просто обнимешь, или там скажешь что-то доброе — и из человека это все выносит. Иногда оно к лучшему, но в твоем прошлом по моим ощущениям такое зарыто, что лучше не ворошить.

— Не лезь к моему прошлому. Это тебя не касается. Никого не касается, — Павел достал сигареты и закурил просто чтобы погасить странный нервяк.

— Я и не лезу. Просто по моим ощущениям тебе не понравилось то, что было в тоннеле. И я предпочту действовать по методу Айрин, честно прояснив все до того, как все это перерастет в какую-то ссору внутри группы, или еще как-нибудь вылезет боком в самый неподходящий момент. Мир? — она улыбнулась.

— Мир, — кивнул Павел, демонстративно не делая никаких попыток протянуть ей руку в этот раз. Аномалия кивнула и отошла в сторону, чтобы дым не пер прямо на нее. Ульмана они дождались только через минут сорок и судя по встревоженному выражению лица друга — произошло что-то из ряда вон выходящее.

— Тут у местных, оказывается, не только в туннелях люди пропали. Наверху тоже какая-то дичь творится. Посмотреть бы, мутанты это, или еще какая-то херня завелась. Ну, чтобы два раза не бегать. Ты ведь не любишь бегать, а, Рыська?

— Как ты меня назвал? — фыркнула Кэтрин.

— Рыськой. Ну, я тут подумал, что раз арматрис — это что-то вроде рыси с крылышками, то почему бы тебя рыськой не назвать? Но если у тебя есть другие идеи, с удовольствием их выслушаю. Только, наверное, пока мы будем идти наверх, а не прямо сейчас. Паш, Данила, вы как?

— Я «за», — переглянувшись друг с другом, произнесли в один голос Павел с подошедшим незаметно Романовым.

— Ну и отлично. Тем более, места вроде как знакомые. Ну, сейчас наверх, потом к схрону Хантера, дальше по ситуации.

— С учетом того, что Хантер организовал схрон в центре аномалии — так себе идея, — с сомнением произнес Данила.

— Да ничего там опасного нет, в той аномалии. Двери с призраками он позакрывал, сам не дурак, ну а на стуки и голоса внимания можно просто не обращать, тем более, что мы не ночевать там собираемся, — заспорил Ульман.

— Меня больше беспокоит, что могла появиться какая-то новая хрень. Артем говорил, что пока он шел к Сухаревской, разделившись с Бурбоном, его успели подоставать глюками наши недавние «друзья». Как бы не оставили чего. Может, я одна схожу? — выдвинула рацпредложение девушка.

— Я тебе дам, блять, одна. Слушай, вот крутые вы ребята, альтернаторы, но что ж тупые такие, а?

Ульман зашипел, как от удара, а потом с подозрением посмотрел на ножик с зеленой рукояткой, который был прицеплен вместе с остальными к рукаву.

— Юна, ты либо сиди спокойно, либо сейчас пешком пойдешь.

Только сейчас Павел вспомнил, что в группе их на самом деле не четверо, а очень даже пятеро. Но выдвинуть идею о том, что к аномалии в гости пусть идут Рин, Данила и Юна, он не успел. Да и не осмелился бы. Ведь вроде как и аномальные дохрена эти дети, и вроде как дети все-таки. Даже Ринка со своими «аж девятнадцатью годами» воспринималась как некто младший и нуждающийся если не в защите, то хотя бы в надзоре. Правда, дальнейший ход вылазки показал, что он сам не очень-то и способен защититься от страшного прошлого родного когда-то города.