На чердаке (джен)

В кабинете было холодно. Единственная батарея не справлялась с отоплением немаленького помещения, а белый цвет повсюду только усугублял положение. По коже противно бегали мурашки, отчего казалось, что тело чешется, как после ожогов крапивы. Время едва приблизилось к четырём вечера, но за окном уже стемнело, и Дима периодически бросал на него тревожные взгляды, словно темнота могла разбить стекло и броситься на него. Ледяной свет отражался от обитых плиткой стен, раздражая глаза. Создавалось ощущение, что он замурован в ледяной пещере. Влад, метавшийся из коридора в кабинет и обратно, неимоверно бесил, как и рука, которую разрывала боль. Но об этом Дима не собирался говорить даже под страхом пыток, которые и так его ожидали.

Он с ногами забрался на кушетку, забившись в самый дальний её угол, примыкавший к стене, и, свернувшись калачиком, исподлобья следил за отцом. Тот успел переодеться: сменил повседневную одежду на светло-голубой костюм с лупоглазыми крокодилами на рубашке. Даньке бы понравилось. Медицинская шапочка тоже пестрила забавными рисунками, но Дима уже не всматривался, постоянно цепляясь взглядом за полы белого халата. Тот вызывал наибольшее отвращение, несмотря на то, что определенно шёл Владу.

Папа и так всегда выглядел статно, но халат неуловимо делал его представительнее. Движения сразу казались ещё увереннее, а фигура значительнее. Влад выглядел так, словно знал, что и как делать. Это должно было успокаивать, но Дима, наоборот, только напрягался. Он не привык к отцу в таком образе. Влад был серьёзен и сосредоточен, и Дима не знал, чем было вызвано такое состояние: беспокойством за Даньку или недовольством их поведением.

Брат бы понял, но Диме его аналитические навыки были недоступны, поэтому оставалось полагаться только на собственные ощущения и интуицию. Или осторожно прощупать почву.

— Как Даня?

Дима решил убить одним ударом двух зайцев: и о состоянии брата узнает, и исключит одну из возможных причин хмурости Влада.

— Он в порядке, — отвлекся от копошения в шкафчике Влад. — Ушиб сильный, но не критичный. На ночь здесь останется, а утром уже дома будет.

— Тогда почему ты так напряжен? — застал его врасплох Дима.

— Что? Я? Нет, просто…

Влад запнулся. Не мог же он сказать, что не знает, как к нему подступиться, чтобы хотя бы обработать раны. Про рентген и травматолога даже думать было рано. Влад трусливо тянул время. Лично сходил в регистратуру за картой, хотя мог попросить медсестру принести её. Сбегал за перекисью, которая и так была в наличии. Задержался в палате Дани, когда в этом не было необходимости: сын спал. Если бы не Юля, напомнившая о том, кто здесь взрослый и ответственный, он бы нашёл ещё какое-нибудь «срочное» дело. Мелькнула шальная мысль, чтобы спихнуть Димку кому-нибудь из коллег и оставить себе только роль родителя, но он вынуждено её отбросил. Нельзя было подрывать с трудом завоёванное доверие.

— Ты злишься?

Влад посмотрел на сына, и у него болезненно сжалось сердце. На рассечённой брови запеклась кровь, опухла разбитая губа и краснела половина лица. Он выглядел непривычно беззащитным. А учитывая позу кренделька, в которую сын свернулся, Дима чувствовал себя уязвимо и даже не пытался этого скрыть.

Оставив приготовления, Влад присел на край кушетки и приглашающе развел руки. В этот раз Дима медлил, подозрительно осматривая его. Но, не обнаружив каких-либо средств для пытки, нырнул в объятия. Влад трепетно прижал его к своей груди, стараясь не задевать зафиксированную давящей повязкой руку.

— Злюсь, — горячее дыхание обожгло макушку. — Но не на вас, а на ситуацию в целом. Признаться честно, я в растерянности. Будь вы просто детьми на приёме, но вы (мои) дети. Это всё усложняет.

— Уверен, что мне стоит это знать?

— А почему нет? Димочка… То есть… — Влад прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — Дима, пойми, я тоже человек. Мне не чужды страхи и переживания.

— И чего ты боишься?

— В данный момент тебя.

— Шутишь? — Опешил Дима, окинув отца оценивающим взглядом. Вдруг он где-то спирт понюхал.

— Вовсе нет. Я не могу предугадать твое поведение, и это меня по-настоящему пугает.

Дима вопросительно заглянул ему в глаза. И Влад пояснил:

— Ты же не позволишь мне спокойно провести все необходимые медицинские манипуляции. И не корчись. Я знаю, что страх у тебя затмевает здравый смысл.

— Что ты собрался делать, раз так беспокоишься о моей реакции? — Димка, в полной мере осознав суть их диалога, инстинктивно отодвинулся, и Влад не стал настаивать, вернувшись к столику с приборами. — Это из-за руки? Да? Что с ней? Пап, ну не молчи.

Дима почувствовал, как усилилась тревога. Он бросил взгляд на дверь, но вспомнил, что Влад закрыл её на ключ. Пришлось вновь посильнее забиться в спасительный угол, пытаясь разглядеть из-за спины отца заготовленные орудия пыток. Но Влад ничего не скрывал, придвинув к кушетке столик на колёсиках, заставленный металлическими лоточками. Он не спешил, позволив Диме тщательно рассмотреть неинтересное содержимое: бинты, вату, дезинфицирующие средства.

— Что у тебя с рукой, покажет рентген, — Влад ловко ушёл от ответа, ненадолго отсрочив неизбежное. — Мы же оба понимаем, что не бояться ты не можешь, поэтому бойся на здоровье. Не препятствую. Просто параллельно делай то, что я прошу.

Дима оторвал взгляд от тюбика с перекисью и перевел на него, вскинув брови:

— Ты меня дураком считаешь? Это даже звучит абсурдно!

— Если страх нельзя побороть, то нужно научиться с ним жить, — флегматично отозвался Влад и, ухватив Диму за подбородок, без предупреждения прижал ватку к рассечённой брови.

Недовольный вопль отразился от стен, тут же сменившись размеренными увещеваниями Влада, только взбесившими Димку. Он с пеной у рта принялся доказывать, что уже взрослый и подобные сюсюканья задевают его гордость. Трижды заметил, что страх не является поводом для унижения, отчего Влад, уже успевший обклеить его лицо пластырями, отвлекся от монотонного нанесения на поврежденную скулу заживляющий мази и настойчиво поинтересовался, чем это он унижает сына. Подросток принялся возбуждённо объяснять ему, отчаянно размахивая рукой, совершенно не обращая внимания на действия Влада. Его нехитрый план удался. Увлеченный Димка не замечал лёгкого дискомфорта при обработке, который дети считали нестерпимой болью, поэтому шарахались от перекиси, как от огня. Димка низким болевым порогом, очевидно, не страдал, что ещё раз доказывало: всё у него в голове.

— Закончил? — пряча улыбку, спросил Влад, прервав сына на полуслове. — Я вот почти.

Дима испуганно замер со вскинутой вверх здоровой рукой. Не сводя с него глаз, он нерешительно дотронулся до пластыря на поврежденной брови, и удивление ярко отразилось на его лице. При попытке ткнуть пальцем в обработанную губу, на которой уже появилась защитная корочка, Димка незамедлительно получил по рукам. Замешательство сменил жгучий стыд, из-за которого едва заметно зарумянились щеки. Ему пора было перестать бояться таких мелочей. Влад уже не раз доказывал, что он всё преувеличивает.

Говорить что-либо вслух Дима не стал. Слишком сильно было желание провалиться под землю. А обвинить Влада в наглом издевательстве над ним он не мог. Совесть не позволяла.

— Ляг, пожалуйста, — попросил тем временем Влад, попутно убирая мусор.

Дима вновь напрягся, готовый прятаться в спасительный угол, и волком посмотрел на отца. Тот не сразу заметил, что его указания не спешат исполнять. Но удержался от того, чтобы закатить глаза.

— Я просто пропальпирую живот, — терпеливо объяснил он. — У меня даже стетоскопа при себе нет. Чего ты сейчас испугался?

— Инстинкт самосохранения, — недовольно буркнул Дима, чувствуя, что его виртуозно пристыдили, как маленького.

Стоило оказаться в горизонтальном положении, как Влад бесцеремонно задрал его рубаху, оголив живот. Холодный воздух облизал кожу, вынудив недовольно поморщиться. На лице у врача не отразилось ни одной эмоции, но Дима услышал шумный вздох. Пальцы в белых перчатках, невесомо коснувшиеся одного из самых ярких синяков, оказались тёплыми. Но Димка всё равно невольно вздрогнул.

— Больно? — Влад отреагировал мгновенно, посмотрев на него, и Дима смог только отрицательно качнуть головой.

Он ещё не видел отца настолько взволнованным. Влад, очевидно, очень переживал. Его маска спокойствия и невозмутимости давала трещины, но Диме почему-то не хотелось, чтобы она ломалась. Это как панцирь для черепахи. Влад не должен был лишиться своей защиты. И Дима чувствовал себя виноватым. Мама, наверное, тоже не находила себе места от беспокойства… Он тряхнул головой, отгоняя мысли. Не время.

Влад осторожно, но тщательно ощупал его живот, реагируя, кажется, даже на изменение дыхания. Поэтому Димка старался лишний раз не напрягаться и не морщиться. Но это не помешало Владу выявить наиболее сильные ушибы, на которые он просто нанёс мазь. А потом его взгляд задержался на брюках, что не укрылось от пристального наблюдения Димы.

— Ниже пояса никто не бил, — с нажимом предупредил он. — Снять с себя штаны я точно не разрешу.

Влад отстранился и обезоруживающе поднял руки. Выбросив перчатки, он сел за стол. Димка позволил себе расслабиться и прикрыть глаза. Папа скрежетал колёсиками стула и успокаивающе скрипел ручкой по бумаге, невольно создав ощущение, что всё закончилось. На фоне общего стресса боль в руке просто игнорировалась.

— А можно к Дане?

— Пока нет, — огорчил Влад. — Ему дали обезболивающее, и он заснул. Если хочешь, чтобы Данька скорее вернулся домой, то не стоит лишний раз его тревожить.

— Ну хоть в щёлку двери посмотреть, — взмолился Дима, не сообразив, что сам себя закопал.

Влад, до этого вновь бессовестно тянувший время за хвост, оторвал взгляд от каракуль на бумаге. Он удержался от того, чтобы хлопнуть в ладоши: такой гениальной виделась ему пришедшая идея. Совесть шептала, что это подло, но здравый смысл всегда был громче и убедительнее. Влад дотянулся до клавиатуры компьютера. Обернулся на сына, словно давая себе возможность передумать, чтобы успокоить совесть. Но в итоге написал травматологу с просьбой выдать направление на рентген. Влад напомнил себе, что пока находится в больнице, он — врач. Родителем он будет дома.

— Дим, давай уговор? — Влад заговорщики улыбнулся, крутанушись на стуле в его сторону.

— Какой? — Дима доверчиво клюнул на удочку, и врач сделал вид, что не заметил укола совести.

— Я отведу тебя к Дане…

— Но, — поторопил его сын, выражая свою готовность выполнить что угодно, лишь бы увидеть брата.

— Но по дороге мы зайдём на рентген и к травматологу, — закончил Влад, с замиранием сердца ожидая реакции.

Дима всерьез задумался. Он понимал, что выбора у него в любом случае не было. Влад лишь создал иллюзию, которая выглядела вполне рабочей. Так у него будет хоть какая-то компенсация за принесённый моральный ущерб. Страх сдавил внутренности, но это чувство оказалось таким привычным, что даже не вызвало особо дискомфорта. Что там Влад говорил: Не думать о страхе? Научиться жить с ним? Учитывая, что закатывать истерику было уже несолидно и откровенно стыдно, он вынужденно согласился. Но одна навязчивая идея осталась сидеть на задворках сознания, и Дима готовился воплотить её в любой момент.

— Только если будешь со мной, — выдвинул он свое условие, и Влад с готовностью кивнул, подозрительно прищурив глаза.

Димка знал, что отец не поверил ему, а значит, будет наготове. Впрочем, он и не от таких сбегал. Зря воспитатели читали им «Колобка». Сказка научила его тому, что нужно не только быстро бегать, но и не вестись на увещевания хитрых лис. Таких, как папа. Для истерик Дима считал себя уже слишком взрослым, а для побегов — в самый раз.

Пока они шли по коридору, он старался максимально запомнить маршрут. Тщательно подмечал лестницы и указатели к запасным выходам. Обратил внимание на планы пожарной эвакуации, которые можно было использовать как карты для перемещения. Куда именно бежать, Дима не думал. Он осознавал, что скрыться насовсем не получится, но отсрочить неизбежное и дать себе время на моральную подготовку — вполне.

Пытаясь сбить Влада с толку и не дать ему раньше времени раскрыть свой замысел, Дима специально вцепился в рукав его халата и держался как можно ближе, делая вид, что смотрит на всё с опасением. И особых актёрских способностей ему не потребовалось, потому что окружающая обстановка пугала по-настоящему. Пробегали мимо люди в белых халатах, оставляя за собой шлейф стиральности. Подозревал ли папа что-то, Димка, конечно, понять не мог, но Влад, тем не менее, не убирал руки с его плеча, ненавязчиво прижимая к себе. Диме оставалось только тихо радоваться.

— Ты настолько боишься? Или тебе холодно? — негромко поинтересовался врач, когда, застряв в очереди возле кабинета, он почувствовал, что сына бьёт крупная дрожь.

— И то, и другое, — выдавил сквозь зубы Дима, крепче стиснув его одежду и затравлено покосившись на прошедшую мимо медсестру.

Он явно переоценил свои силы. Рентген не был чем-то страшным, но Дима всё равно испытывал внутреннее напряжение. Было не понятно: пугает его сам процесс или возможный вердикт. Рука не переставала болеть, и Дима всерьез начал беспокоиться. А что, если перелом? Колька рассказывал, что для соединения костей могут поставить металлические штифты. Воображение, словно в насмешку, нарисовало жуткую картинку из какого-то фильма ужасов, и у Димки подкосились ноги.

— Спокойно, — повелительно прозвучало над самым ухом, и руки придержали за локоть, не дав осесть на пол. — С тобой не будут делать ничего страшного. Обещаю.

Что-то в поведении Влада неуловимо изменилось. Вернулась уверенность и непоколебимость, которые Дима не столько увидел, сколько почувствовал. Ему было далеко до наблюдательности Даньки, но глаза, в которых ещё несколько минут назад отчётливо плескалось беспокойство, выражали только участие, какое обычно проявляют даже к незнакомым особо сентиментальные люди. Никаких уменьшительно-ласкательных прозвищ, объятий и мимолётных поцелуев в лоб или макушку. Дима, вспомнив обычное поведение Влада, не мог понять: порадоваться ему этому факту или обеспокоиться. Несмотря на то, что беспокоиться сильнее он не мог уже физически.

Теплые пальцы обвили его запястье, прощупывая пульс, и Димка попытался расслабленно облокотиться на Влада, почти устроив голову у него на плече. Такое положение казалось ему устойчивым. Ему нужна была поддержка. Во всех смыслах. И Влад, собравшись, был всецело готов её предоставить.

У него самого внутри всё сворачивалось в противный жирный ком, напоминавший прокисшие сливки, но он мог это перетерпеть. Дима же был его личной ответственностью, к которой Влад, казалось, был готов. Немного неуклюже, как младенец, делавший первые шаги, и неумело, он старался обеспечить сыновей всем необходимым. И не только в материальном, но и духовном плане. Влад мечтал о семье, с завистью смотрел на соседей с детьми, и ещё свежо было в памяти это чувство. А с девушками у него не клеилось. Видимо, он вправду искал ту, что больше походила на его маму. Сейчас, когда желаемое было у него прямо в руках, он пытался приложить все усилия, чтобы удержать долгожданное счастье.

Если Дима боялся врачей, значит, Влад станет для него опорой. Не осудит, не посмеётся. Он примет, потому что больше этого не сделает никто. Если Дане нужно больше родительской любви, Влад ее предоставит. Не оттолкнёт, не оставит одного. На его плечах теперь лежала огромная ответственность, не оставившая места для страха и сомнений. Эта простая истина, наконец, дошла до него, и Влад почувствовал, как спокойствие разлилось внутри. Он справится. У него нет выбора.

Змеистая очередь из калек с костылями и гипсами, словно издеваясь, внезапно закончилась, и Влад, ободряюще улыбнувшись Диме, завел его в кабинет. Сын больше не изображал бесстрашие. Стыд за поведение не терзал его душу, потому что та насквозь пропиталась страхом. Тот капал, подобно воде с половой тряпки, и Диме казалось, что он слышит плеск капель, оказавшийся стуком ледяного снега по окну.

Немолодая женщина, в таком же как у Влада, костюме была на удивление доброй. Улыбка, озарявшая её лицо, когда та опускала маску, скрадывала у нее несколько лет и не вызывала внутреннего отвращения. От неё тоже веяло теплом и уверенностью. Она напомнила Диме пчёлку, потому что суетилась вокруг него, словно вокруг цветка. А ещё что-то безостановочно говорила, и голос ее был мягким, а речь плавной и мелодичной. Женщина о чём-то разговаривала с Владом и несколько раз добродушно рассмеялась. Димка плохо воспринимал окружающую обстановку, поэтому не разобрал ни единого слова. Только фоновый шум, к счастью, довольно приятный. Не удариться в панику ему помогала только теплая рука отца, которую он не выпускал из своей хватки, стараясь не думать о том, как жалко выглядел.

Несмотря на весьма ласковое отношение, он чувствовал себя неуютно. Тем не менее безропотно вынес все манипуляции, поэтому кабинет они покинули в рекордно короткие, по его мнению, сроки. Ничего страшного и вправду не оказалось. Его уложили на холодный стол рентгеновского аппарата, укрыли чем-то тяжелым и мягко, но настойчиво попросили не двигаться. И не один раз. Не прошло и часа, как они покинули кабинет.

Дима, пользуясь тем, что отец был увлечен полученным снимком, осматривался. Несмотря на поздний час, коридоры не пустели. Шнырял медицинский персонал, оставляя после себя резкие запахи спирта и стерильности. Димка поморщился, борясь с желанием чихнуть. Он инстинктивно продолжал держаться ближе к Владу, чувствуя себя рядом с ним в большей безопасности. Даже проскочила мысль о том, что и бежать не имеет особого смысла. Ничего такого с ним не делали, поэтому ставить себя в неловкое положение детской выходкой было очень глупо. Даня бы точно не оценил. Данька. Если Дима хочет его увидеть, то ему придётся выполнить условия сделки. Он решил, что больше не будет бегать, и гордость незамедлительно взыграла в нём.

Уверенный в себе и своих силах, Дима ухватил Влада за рукав, по-детски желая скорее поделиться своим достижением, и взгляд сам упал на поднятый к лампам снимок.

— Что это?

От громкого вскрика Влад невольно вздрогнул и запнулся о собственную ногу, чуть не познакомив свой лоб с больничной плиткой. Он поспешно убрал руку за спину.

— Рентгеновский снимок, — Влад прикинулся дурачком и незаметно ускорил шаг, поняв, какую ошибку совершил.

— Я про кости. Разве они должны так выглядеть?

— Да. — Безапелляционно ответил он, усадив сына на свободный стул у кабинета. — При вывихе кости выглядят именно так.

Дальнейшие вопросы Влад предотвратил, скрывшись со снимком за дверью, не догадавшись, что Димка его иронии не оценил. Вся смелость улетучилась, как по щелчку пальцев. Страх тут же взял ситуацию под свой контроль, и Дима, убедившись, что сидевшие в очереди не обращают на него внимания, дал дёру. Когда спустя долгую минуту Влад вернулся в коридор, сына там уже не было.

— Вот же… — Он сцепил зубы, удержавшись от резких слов. — Вы не видели подростка? Он вот здесь сидел.

Немногочисленные пациенты без особого энтузиазма оторвались от телефонов и отрицательно покачали головами. Влад прикусил язык, сдержав бранные слова. Он не заметил, как схватился за голову и сдавил виски, чтобы прийти в себя. Знал же, что Димку хлебом не корми, дай в догонялки поиграть. Как его теперь вылавливать? Больница большая. Сын в таком состоянии может забиться в любой укромный угол. А если потеряется, то испугается ещё больше. А коллеги, от которых Димка шарахался, как от огня… Паника в очередной раз за день накатила волной, грозясь сбить его с ног и утянуть в глубокую пучину отчаянья.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, беря эмоции под контроль, потому что из-за них муха превращалась в слона. Ведь ничего страшного, в сущности, не случилось. С каких пор он стал таким впечатлительным.

Чтобы поймать напуганного ребенка, надо думать, как он. Влад задумался. Димка, в отличие от брата, анализом ситуации никогда не занимался. И планов, даже приблизительных, не строил. Он действовал исключительно на эмоциях, поэтому каждый его шаг был случайностью. Влад попытался проследить маршрут, исходя из Димкиного состояния

Чтобы поймать напуганного ребенка, надо думать, как он. Влад задумался. Димка, в отличие от брата, анализом ситуации никогда не занимался. И планов, даже приблизительных, не строил. Он действовал исключительно на эмоциях, поэтому каждый его шаг был случайностью. Влад попытался проследить маршрут, исходя из Димкиного состояния. Возможных вариантов оказалось так много, что он бросил эту затею после того, как мысленно спустился на этаж ниже и представил, за каким из двух кофе-автоматов мог притаиться сын. Влад раздражённо тряхнул головой, словно вытряхнув все предыдущие мысли. Нужно действовать наверняка, потому что бестолково гоняться по больнице и спрашивать у каждого встречного, не видели ли они ребенка, было глупо.

Он присел на свободный стул и откинулся на спинку. Стена приятно холодила затылок, и начали закрываться глаза. Ноги гудели от долгой ходьбы, больно было наступать на пятки. Мышцы словно сводило судорогой от напряжения, но расслабиться у Влада никак не получалось. Узел, завязавшийся где-то внутри после звонка из школы, до сих пор не развязался. Влад не мог передать словами, как сильно испугался, услышав о драке. Ему на почту пришлют минимум три штрафа за нарушение скоростного режима и проезд на красный свет, потому что к школе он мчал как сумасшедший. Мысли в голове были одна страшнее другой, заставляя сильнее вдавливать педаль газа.

Увидев бледного Даньку на полу и сидевшего рядом в крови Димку, у него чуть не случился обморок. В глазах на мгновение помутнело, но здравый смысл, к счастью, оказался сильнее. В нём проснулся не иначе, как врачебный инстинкт, который отключил все чувства, диктуя остальные действия, используя только холодный расчёт. Иногда он давал слабину, и Влад, борясь с дрожью в руках, прижимал к себе Димку слово тот мог исчезнуть и пристально следил за Данькиным пульсом на приборах, боясь оторвать взгляд. Он понимал, что жизням сыновей ничего не угрожало, но у него внутри всё переворачивалось от одной мысли о том, что могла случиться непоправимая трагедия. Влад бы просто не пережил, не простил себе. Теперь он понимал родителей, которые разводили панику из-за насморка, боялись во время прививок больше, чем сами дети, клещами цеплялись за его халат и со слезами просили помочь их ребёнку, покрывшемуся сыпью от ветрянки. Влад осознал, что они просто боялись потерять самое ценное в их жизни. Боялись так же сильно, как он сам. Его дети, его сыновья, его семья, его смысл жизни.

— Владислав Владимирович, ты в порядке?

Его настойчиво потрясли за плечо, и Влад заставил себя открыть глаза и посмотреть на коллегу. Маска болталась на одном ухе, открыв взору заросшее щетиной лицо. Шапочка с розовым бегемотом, ставшая местным анекдотом, съехала набок, и пахло сигаретным дымом. Влад поморщился от боли в затёкших мышцах, но заставил себя сесть ровнее.

— Давай мне своего раненого перепела и шуруй домой. — Хлопнул его меж лопаток Петрович, и Влад покачнулся, чуть не клюнув носом собственные колени. — Трупы в морге краше выглядят.

Влад смерил друга снисходительным взглядом и не смог сдержать грустной усмешки, которую Петрович расценил по-своему.

— А вот мнительную мамашу мне изображать не надо, — пригрозил Петрович. — Я свою работу знаю. Лапу твоему зайцу быстро вылечу.

— Эх, Петрович! — воскликнул Влад, также хлопнув коллегу по плечу. — Не в тебе дело. Просто заяц у меня трусливый и шустрый. Ускакал, пока я тут со снимком носился.

Широкие брови травматолога удивлённо взметнулись вверх. Он окинул педиатра оценивающим взглядом и осторожно принюхался. Спиртом вроде не пахло. А потом осмотрел пустой коридор, заметив, наконец, отсутствие подростка.

— Серьезно что ли? — нахмурился Петрович. — А как он с вывихом то?

— Он же не на руках убежал.

Пришла очередь Влада удивляться. Они с травматологом некоторое время бестолково смотрели друг на друга, будто виделись впервые. Оба думали о том, что стоит нюхнуть нашатырного спирта. Влад наткнулся взглядом на выпученные глаза бегемота на шапочке травматолога, и на мгновение ему показалось, что тот подмигнул, поэтому он поспешил отвернуться. Это всё от усталости. Его взор остановился на датчике дыма, моргнувшего своим красным глазом, и переместился на камеру видеонаблюдения, мигавшую зелёным огоньком.

— Камеры! — воскликнул Влад, заставив Петровича вздрогнуть от неожиданности. — Никуда не уходи, мы скоро будем.

Влад обжёг его своим пристальным взглядом, способным усмирить, казалось, даже быка, и, не дожидаясь ответа, быстро удалился. Только полы халата развивались на манер плаща.

— Куда ж я уйду? — тяжело вздохнув, спросил в пустоту Петрович, провожая коллегу печальным взглядом. — До конца смены, как до луны.

Он вытащил из халата пачку сигарет, увидел знак, запрещавший курить в помещении, и вновь тяжело вздохнув, вернулся в кабинет. Дверь хлопнула от сквозняка неизвестного происхождения, по слухам насылаемого старушками, которые произрастают у кабинета терапевта, и мимо пробежал Димка. Остановившись, он перевел дух и бросил короткий взгляд на номер двери. Ужас мгновенно проступил у него на лице, и Дима снова бросился бежать.

Упёршись в план эвакуации, подросток внимательнее изучил коридоры и стукнулся лбом о стену. Не больница, а лабиринт. Он не там свернул и сделал круг, вернувшись туда, откуда начал. Боль в руке усиливалась, и становилось сложнее игнорировать её. Мысль о том, чтобы сдаться, посещала всё чаще, но страх был сильнее. Периферийным зрением Дима уловил движение слева и, не став дожидаться, пока его заметят, рванул в противоположную сторону. Коридоры постепенно пустели, а встреч с медперсоналом он ловко избегал. Одежда до сих пор была в крови и привлекала ненужное внимание.

Димка чувствовал, что слишком устал. Ему нужно отдохнуть. Бегать вечно он не мог, поэтому необдуманная выходка должна была дать ему немного времени на моральную подготовку. Право на одиночество. Но в горшках, к сожалению, росли фикусы, а не смелость, поэтому Дима ощущал себя полным глупцом. Врожденное упорство в сложившейся ситуации играло против него, не позволяя добровольно сдаться, поэтому он был вынужден бессмысленно слоняться по холодным коридорам, варясь в собственном страхе.

Скользнув незаинтересованным взглядом по стендам на стенах, Дима понял, что вновь ходит кругами. Силы покинули его настолько резко, что он буквально упал на стул, неосознанно баюкая больную руку. Он заблудился. Чувство безысходности завладело остатками его воли, и Дима растекся безвольной лужицей, не желая двигаться. Он запутался. Запутался в чёртовых больничных коридорах, в отношениях с близкими, в самом себе. И планы эвакуации совершенно не помогали, пусть и указывали настоящее местонахождение. Дима свое найти никак не мог. В школе их учили, что, заблудившись или потерявшись, нужно стоять на месте, чтобы тебя быстрее нашли. В таком случае он будет здесь. Рано или поздно его найдут.

Отвратительная пустота внутри медленно убивала. Ненасытные чувства методично жрали душу, и Димка испытывал от этого физические мучения. А может, их приносила боль в руке? Он уже не отличал реальность от собственных ощущений. Пытаясь отвлечься, Дима посмотрел на телевизор, который висел так, чтобы его было видно из двух коридоров. Тот, несмотря на отсутствие пациентов, продолжал показывать мультики. Звук был тихий, но в царившем безмолвии Димка все хорошо слышал. Суть мультфильма он не улавливал, просто смотря сменяющие друг друга картинки. Однако игравшая песенка буквально врезалась в сознание.

«Пусть мама услышит, пусть мама придет,

Пусть мама меня непременно найдет!

Ведь так не бывает на свете,

Чтоб были потеряны дети.»

— Мама, — словно в бреду повторил он.

— Дима?

Димка дернулся от знакомого голоса, как от пощёчины, и резко выглянул за угол, вытаращившись на Юлю, как олень на свет фар. Она сиротливо ютилась на краю целого ряда свободных сидений, кутаясь в свой красный свитер. Её причёска, очевидно, растрепалась, поэтому Юля собрала волосы в хулиганистый хвост, пушившийся, словно шпиц после сушки. В белом свете ламп её светлая кожа казалась ещё бледнее, и краснота глаз выделялась слишком ярко. Она зря пыталась скрыть слезы. Так же как и свои истинные эмоции. Те рвались наружу бешеными псами, выгрызая себе путь изнутри. Смотря на неё, такую крошечную и одинокую на фоне огромного пустого коридора, Димка подумал о том, что Юля ведь тоже человек. Раз всегда собранный и уверенный Влад едва держал себя в руках, то каково приходилось ей.

Жалость к маме, папе, брату смешалась с детской обидой и страхом. Закружилась, завертелась вихрем внутри.

— Почему ты не с Владом? Убежал?

Димка моргнул, не заметив скатившейся по щеке слезы. Юля все ещё сидела перед ним. Миниатюрная, но грациозная и ласковая, словно кошка. Дима смотрел на нее и не узнавал. Что-то не так. Чего-то не хватало. Очень важного и значимого. Это точно мама? Мама? У него есть мама?

Юля всем корпусом подалась ему навстречу, заглядывая в глаза. Лицо ее приняло обеспокоенное выражение, отчего она стала напоминать брошенного котёнка. Но попыток подойти к нему Юля не предприняла.

«Пусть мама услышит, пусть мама придет…»

Слова песенки, прозвучавшие не то из телевизора, не то у него в голове, противно заскребли внутренности. Мама. Она у него совершенно точно была. Даже в таком состоянии Димка это хорошо помнил. Мама услышала. Мама его нашла. Только какой же она была?

— Иди ко мне.

Непривычный ласковый шёпот прозвучал ударом гонга. Губы растянулись в слабой, но искренней улыбке, и вокруг, казалось, потеплело. Она чуть развела руки в стороны, ненавязчиво приглашая в объятия. Один шаг. Дима крепко прижался к родной груди. Тонкий аромат цветочных духов вперемешку с еловым разбавителя щекотал нос, а щека тёрлась о плюшевую ткань свитера.

— Я люблю тебя, — шёпот прозвучал над самым ухом. — До твоих биологических родителей мне нет дела. Тебе ведь Ириша рассказала?

Димка, не сдерживая потоки слёз, изумлённо посмотрел на неё, и тихий смешок сорвался с Юлиных губ.

— Как ты догадалась? — удивился он, тут же смутившись своей недогадливости.

— Издеваешься? — хмыкнула Юля.

— Тётя Ира сказала, что ты её ненавидишь.

— Верно.

— Значит, меня тоже? Ведь она меня родила.

Юля сокрушённо покачала головой, усадив его рядом и прижав к себе.

— Глупенький, — выдохнула она, зарывшись пальцами в кудри. — Какой же ты у меня глупенький. Откуда такие выводы?

— Это же очевидно, — нахмурился Димка, но в голосе звучало сомнение.

— Я тебя игнорировала? Может, постоянно придиралась, не давая прохода? Была тобой недовольна? Может, била?

— Нет, — проблеял Дима, чувствуя, что хочет провалиться от стыда.

— Тогда почему тебе вдруг пришло в голову, что я могу тебя ненавидеть? — повысила голос Юля. — Какое тебе вообще дело до Марьяны? Я понимаю, что она твоя биологическая мать, но ты бы о ней даже не узнал. Может, хочешь с ней увидеться?

— Мне всё равно на нее, — выплюнул Димка. — И никакая она мне не мать. Знать её не хочу.

— Тогда к чему был весь этот спектакль! — не выдержала Юля. — У тебя кризис подросткового возраста, что ли? Я чуть с ума не сошла, пытаясь понять, что сделала не так, а ты просто придумал проблему и начала от неё бегать.

Димка уткнулся ей лбом в плечо, прервав возмущения.

— Я дурак, — сокрушенно констатировал он, шмыгнув носом, а потом неожиданно повис у нее на шее, чуть не свалив их обоих на пол. — Мама, мамочка, мамуля, прости. Прости меня, пожалуйста.

Юля в ответ стиснула его в объятиях так сильно, что Дима начала опасаться за сохранность собственных костей. Неожиданно она уткнулась лицом его в плечо и тихо расплакалась, цепляясь за него, как за спасательный круг. Дима чувствовал себя самым счастливым и одновременно самым отвратительным человеком. Какой же он дурак: довёл всю семью, потому что придумал себе что-то и поверил в это. Надо научить Даньку лупить его всякий раз, как он будет творить глупости.

— Не плачь, пожалуйста, — Димка шмыгнул носом и неуклюже погладил маму по волосам, — а то я тоже плакать начну.

— Вы меня так напугали, — прошептала Юля, и голос её прозвучал настолько слабо, что Дима серьёзно собрался расплакаться вслед за ней.

Но на душе вновь было легко. С неё упал ещё один тяжёлый камень, и Димка ощутил это почти физически. У него была семья: Юля, Влад, Даня и Боб. Он их любил, а они любили его. Димка больше не позволит себе сомнений.

Влад, наблюдавший за этой сценой через камеры наблюдения, облегчённо улыбнулся. Разрешив выключить телевизор, он коротко поблагодарил охранника и поспешил к жене и сыну, пока Юля ещё удерживала внимание Димки. Влад надеялся, что Даня, узнав о примирении, не догадается о его небольшом вмешательстве. Это ведь можно считать чистой случайностью. Когда Влад пошёл искать Димку по камерам, тот уже сам оказался рядом с Юлей. А Влад всего лишь попросил включить на телевизоре детскую песенку. Ему просто послушать захотелось. Он вовсе не собирался морально надавить на Диму, чтобы он вспомнил, как привязался к Юле. С другой стороны, Данька ведь и так знал, на что он способен. И, казалось, даже был этим доволен.