Хрупкие дети Земли (гет)

Уильям посадил Аву на пассажирское сидение, пристегнул ремнем безопасности, обошел автомобиль, сел за руль и приготовился ехать, когда заметил, как сильно она дрожит. Дрожь была мелкая, шла по всему телу и Блейк, высказавшись о своей сообразительности не самым приятным образом, быстро вышел из машины и открыл багажник. Там, разбросав от нетерпения до того идеально уложенные вещи, он отыскал тонкий тканевый чехол, расстегнул на нем молнию и вернулся к Аве. Ни ее положение, ни выражение лица за все это время не изменились. Взгляд был, как прежде, — пустым, обращенным по ту сторону от реальности, что окружала ее. И сама она вряд ли отдавала себе отчет в том, что все ее тело вздрагивает от холода. Зацепив левую, перевязанную руку за край платья, Ава с такой силой тянула ткань вниз, словно хотела сделать ее длиннее. Уильям открыл дверь автомобиля, отметил, как дрожат губы девушки, и еще больше заторопился. Отстегнув ремень, он снял с плеч Авы черную, большую, тяжелую куртку.

— Эви, надень мою рубашку, — тихо сказал он. — Твое платье насквозь промокло.

Ава ничего не ответила. Только крепче сцепила пальцы и потянула красную ткань вниз.

— Эв... Эви... — так же негромко позвал Уильям, чтобы не испугать. — Я помогу. Давай...

Уильям наклонился к ней. Обняв Аву за плечо одной рукой, другой он начал расстегивать молнию на платье, на спине девушки. Но то ли от волнения, что прыгало в его собственной крови, то ли просто от воды, попавшей внутрь, но замок застрял у самой вершины, и никак не хотел двигаться с места. После нескольких неудачных попыток Блейк шумно вздохнул. Убрав руку с плеча Авы, он острожно наклонил ее вперед, и прикоснулся к молнии двумя руками. Но и это мало помогло: замок, проехав немного вниз, и освободив только несколько золотых зубчиков, снова застрял на месте. Блейк оглянулся по сторонам, словно помощь могла прийти извне. Осмотрев молнию, расстегнутую у шеи Авы совсем немного, он взялся за разъехавшиеся половинки двумя руками, и разорвал платье. От треска рвущейся ткани девушка страшно дернулась и попыталась выбежать из машины, оттолкнув Уильяма.

— Все-все... Эви... все, прости! Это я, я... посмотри на меня! — торопиво зашептал Блейк, удерживая Аву на месте. — Я порвал твое платье, потому что не смог расстегнуть молнию. Оно насквозь мокрое, а тебе очень холодно. Прости! Все хорошо! Я только тебя переодену!

Ава, застыв на месте и, кажется, очень внимательно выслушав Уильяма, подняла на него блестящие, черные глаза.

— Все хорошо, — повторила она медленно, и остановила на остром, горячем от тревоги лице Блейка свой взгляд.

В голосе ее не было эмоций. Только глушь и пустота. Уильям кивнул, неотрывно наблюдая за ней.

— Все хорошо. Не бойся. Я не хотел тебя напугать.

Выдержка изменила ему. Закрыв на несколько секунд глаза, Уильям сделал глубокий, нервный вдох. А затем, вернувшись к Аве, все так же тихо спросил:

— Я переодену тебя в свою рубашку? Она сухая, в ней будет лучше.

Девушка резко повернулась к Блейку, смерила его вдруг жестоким, насмешливым взглядом, и прошептала:

— Делай со мной, что хочешь. Я знаю, мне не убежать. Только быстрее. Очень больно.

От этих слов андроид вздрогнул. Застыл на месте. Снова сделал глубокий вдох, стараясь в настоящую секунду не думать, не размышлять над прозвучавшими словами. И, конечно, не строить предположений и, — тем более, — не спрашивать Аву о том, что за ними стоит.

Что ты имеешь ввиду, Эви?

Ты уверен, что хочешь услышать ответ?..

После сказанного Ава словно отключилась. Тело ее, до того напряженное и сжатое, теперь расслабилось, стало податливым и безвольным. И мысли, — одна страшнее другой, — атаковали Уильяма. Но у него не было времени для их обдумывания. Громко сглотнув, он резко втянул воздух в легкие, снова, — как можно аккуратнее, — наклонил Аву вперед, и быстро освободил ее от мокрого, рваного платья. Кожа под ним была влажной и холодной, покрытой мелкими мурашками. Присев перед девушкой, Уильям растер свои ладони до вполне ощутимого тепла, и осторожно прикоснулся ими к руке Авы, пытаясь растереть ее. Но девушка, отклонившись, попыталась увести плечо в сторону, и Блейк понял: то, что он делает сейчас — лишнее.

«Лучше просто надень на Аву рубашку, скорее», — тихо посигналила ему ОС.

Уильям кивнул, соглашаясь. Полностью освободив Аву от платья, он швырнул красную ткань на заднее сидение внедорожника, достал из тканевого чехла свою чистую, отглаженную рубашку, и, расправив ее, накинул на спину девушки. По очереди, мягко, но быстро, продел руки Авы в рукава, застегнул (правда, оставил ее у ворота открытой и свободной) на мелкие, светло-голубые, — чуть темнее тона ткани, — пуговицы, поправил воротник и, взяв девушку за плечи, отклонил ее назад, удобно устраивая на спинке пассажирского сидения.

— Эви?..

Ава взглянула на него все тем же потусторонним взглядом. Подняла правую руку вверх, посмотрела с какой-то задумчивой, плавной и далекой улыбкой на длинный рукав и расстегнутую, широкую манжету мягко-голубого, небесного цвета, закрывшую ее руку полностью, вместе с кончиками пальцев, и рассмеялась.

— Как ты? — волнуясь, спросил Блейк.

— Мне тепло. Спасибо. Какой ты хороший.

Ава чуть-чуть, с дрожью, улыбнулась. Раскрыв руки, она очень осторожно обняла Уильяма. Положила голову ему на плечо и заплакала. О ее слезах Блейк, — такой тихой была в ту минуту девушка, — догадался только тогда, когда холодные, мелкие капли покатились по его груди, иногда попадая на шрамы.

— Мы едем домой, Эви. Все хорошо.

— Я люблю тебя, — просто, шепотом проговорила Ава.

— А я тебя.

Снова настала тишина. Очень долгая.

После нее Ава, открыв глаза, и немного успокоившись безмолвием да звуком их дыханий, поцеловала Уильяма в обнаженное плечо, и, опять чуть улыбнувшись, села прямо.

— Поедем? — тихо спросил Блейк.

Девушка кивнула, и Уильям, снова пристегнув ее ремнем безопасности, сел за руль.

К дому они приехали поздней ночью. Сенсорные датчики, установленные во дворе, уловили близкое движение и зажглись яркими огнями, ориентируясь по которым можно было без опасений перед темнотой подойти к входной, высокой двери.

Но первую пару минут Уильям, и Ава, оставаясь без движения в машине, молчали. Затем Блейк, следуя своим прежним обязанностям, — исполнять которые ему очень нравилось, и которые, к слову, обязанностями он не считал, — открыл перед Авой дверь Land Rover, и удивленно (потому что сам только что об этом вспомнил) сказал:

— Я забыл твои туфли в доме родителей Риз.

Ава никак на это не отреагировала. Только развернулась на сидении, чтобы выйти из машины. Но стоило ей ступить босыми ногами на землю, как она снова оказалась в воздухе, — Блейк решил нести ее на руках. Ава хмыкнула, хотела возразить, но передумала. Положив голову на грудь Уильяма, она затихла в его руках. И все же, следуя давней привычке, назидательно, — но не слишком убедительно, — выдохнула:

— Тепло... я могу дойти сама.

— Вполне вероятно... — проговорил Блейк, немного улыбаясь в темноте и поворачивая ключ в замке входной двери, — ...Вот только мы уже пришли.

Свет в гостиной при их появлении засветился бесшумно, по таким же сенсорным датчикам. Ава, ступив на пол, выпрямилась, расправила плечи и тут же опустила голову вниз. Отбросив назад спутанные волосы, она, не глядя на Блейка, прошептала:

— Уильям...

— Я принесу тебе чай. Крепкий и черный, горячий чай. С сахаром. После потери сознания...

Блестящий взгляд темных, беспокойных глаз обратился к лицу Блейка. Ава сжала его руку, быстро и больно вздохнула, а затем сказала на одном дыхании:

— Ты же понимаешь, ты знаешь... я хотела убить себя.

— Но ты этого не сделала, — пожимая ее руку в ответ и целуя девушку в волосы, прошептал Уильям. — И не сделаешь, Эви. Теперь уже нет.

— Почему ты так решил? Ты уверен? А если... — заволновалась Ава.

Голос ее звучал резко, отрывисто.

— Потому что ты не совершила этого сегодня. И я безумно этому рад. Этому и тому, что успел. А со всей остальной твоей болью мы справимся. Вместе.

Девушка покачала головой, словно отводя от себя эти слова, — боясь и не смея в них верить, на них надеяться.

— А если не выйдет! Ты видишь, я — скверная! Не зря Келс так на меня смотрел! В кабинете и потом, когда...

— Мне абсолютно наплевать на Виттера, Ава Полгар, — с нотой металла, скользнувшей в его голосе при упоминании адвоката, четко и горячо проговорил Блейк. — Но ты... Эви, ты — чудо. Ты просто сама об этом не знаешь. Даже не подозреваешь. Нет в тебе никакой скверны. Только чистый и яркий свет. Пока закрытый темнотой. Но это временно, поверь мне.

Уильям крепко обнял Аву. Глухо, неожиданно сорвавшись в голосе, еще сильнее ее обнимая, он попросил:

— Позволь мне показать тебе, какая ты. Светлая и чудесная. Только не уходи от меня, Эви. Не бросай меня. Пожалуйста. Я без тебя не смогу.

Боль перехватила дыхание. Ава сумела только едва заметно кивнуть. А потом горько-горько заплакала.

* * *

С того дня в доме родителей Риз прошло почти две недели. Сама Риз приезжала к Аве на следующий день после всех, уже прошедших, событий. И на время ее визита (но договорившись с Авой, что она позвонит ему, если будет необходимо), не особенно желая встречаться с миссис Виттер, — причиной тому было его личное, очень глубокое, еще не осевшее волнение, и некоторая злость на Риз за то, что она, пусть и из лучших побуждений, но, переоценив свои немногие силы, с помощью Аве Полгар в самый необходимый момент не справилась, — Уильям уехал из дома.

По своим, тоже вполне реальным делам: он, наконец, встретился с тем самым редактором журнала, однажды предложившим ему работу внештатного корреспондента, и довольно легко, без всяких особых хлопот, уладил все возникшие в том деле нюансы.

Так, ответив чистосердечно (то есть не скрывая своего истинного мнения или взгляда) на все вопросы потенциального работодателя, Уильям Блейк в тот же день получил должность журналиста, первый денежный аванс и первое же задание от своего нового начальника, Роджера Бейли: написать серию небольших, но интересных очерков о лучших ресторанах Пало-Альто и Сан-Франциско.

По подсчету самого Рождера таких ресторанов было около десяти, но его новый сотрудник, блестя яркими, лукавыми глазами, — и крайне вежливо перед тем извинившись, — остановил его и попросил предоставить составление этого списка ему, Блейку.

— Раз уж таково мое задание.

Бейли возражать не стал. Блейк понравился ему с первого взгляда. Своим запалом и непокоем. Кроме того, задор и даже некоторая ирония, которая, по первому впечатлению главного редактора, блестела во взгляде Уильяма и буквально раздирала его изнутри, — подчас, в зависимости от событий, и вовсе, наверное, нестерпимо, — могла оказать немалую и очень неплохую услугу их, теперь уже общему, журналистскому делу.

Блейку Рождер, — по первому впечатлению, — понравился тоже. Но еще больше ему понравилось то, что стеснять жестким графиком, фиксированным рабочим днем (которого у внештатного борца пера и правды быть, по правде, и не могло) да бесконечным отчитыванием в своем местонахождении или в степени текущей занятости, новый руководитель его не стал. Как раз наоборот: посмотрев внимательно на высокого, заточенного, и только внешне очень спокойного блондина, Роджер без всяких долгих вступлений предложил ему свободный от редакционного дня график, вполне сносную зарплату и... — тут настала пора самого большого удивления Уильяма, — ...участие в рекламных фотосессиях ведущих фотографов глянца.

— Иногда. Когда будет возникать такая необходимость.

— «Необходимость»? — с веселым подозрением повторил Блейк.

— Или возможность, — предположил, расхаживая по кабинету Рождер.

— Значит, все-таки «возможность»?..

Пауза после этого уточнения, произнесенная андроидом с иронией самой высокой степени, заставила Рождера Бейли, — несколько полноватого, высокого мужчину лет пятидесяти в представительном костюме и с сигарой в руке, — остановиться и пояснить:

— Да... вы, Уильям, наверняка заметили...

— Чрезвычайную схожесть, существующую между вашей фамилией и фамилией Моники, очень недовольной мной.

Рождер кивнул.

— Моника — моя жена. Почти. То есть... мы разводимся. И мы, по славной традиции многих пар, прошедших этот путь до нас, сейчас стараемся насолить друг другу как можно больше и лучше.

Блейк рассмеялся.

— Именно поэтому вы предложили работу мне?

— Да. Когда узнал, как Моника злится на вас. Это, не скрою, первая и основная причина для того, чтобы взять вас журналистом в мою редакцию. Но я внимательно прочитал ваши заметки... И, хотя причина ваших разногласий с моей же... бывшей женой мне не известна, я нанимаю вас не только поэтому. Но и потому, что в моей редакции мне на самом деле нужны хорошие, дерзкие журналисты. И острые, очень острые темы!

— Даже если эти темы будут, скажем... слишком серьезными? С широким общественным резонансом?

Голос Блейка, несмотря на — может такое быть? — намеренно обостренную его вопросами беседу, звучал теперь так нехотя, расслабленно и лениво, что для полноты производимого эффекта ему оставалось, разве что, неспешно подышать на свои ухоженные ногти.

— У вас есть такие? Чем больше резонанс, тем лучше!

Уильям неспешно растянул тонкие губы в ухмылке и ничего не ответил. Пока. Пока он не поймет Рождера больше.

— В общем, не скрываю: вы мне нужны, чтобы хорошо и основательно бесить Монику. А еще я хочу сделать из своего, пока «бульварного» журнала, такой, с мнением и словом которого будут считаться! Слова которого станут бояться!

— Благородные порывы, мистер Бейли. Однако... простите мне мою иронию, но ваша супруга обвинила меня в наличии почти таких же. С тем мы и безвременно, горько расстались. Кроме того, ее до последней степени возмутила моя, — как она выразилась, — «ужасная несговорчивость» по части оказания некоторых услуг интимного характера, обычно принятых в модельной сфере.

— О чем вы? — лоб Рождера пошел поперечными складками.

Уильям хмыкнул и пояснил без купюр:

— Я отказался быть шлюхой по вызову. Даже с очень высокой оплатой. Миссис Бейли это не устроило.

— Я вам этого не предлагаю! — вскипел Рождер. — И в мыслях не было! О порядках модельного бизнеса мне известно, но... За кого вы меня принимаете?!

Светлая бровь на лице Блейка приподнялась полумесяцем, прося извинить озвученную вслух откровенность.

— Я... да, я хочу позлить Монику! Хочу вывести ее из себя! Хочу, чтобы она спать от злости не могла, чтобы...

— И есть, очевидно, тоже?

Бейли остановился в своем негодовании и внимательно (и отчего-то серьезно, словно эта интересная мысль до вопроса Блейка не приходила к нему, и Роджеру стало сейчас того жаль) посмотрел на развеселившегося блондина.

— Было бы неплохо, — тихо и вдруг устало проговорил он. — Хотя... эта женщина все еще очень красива. Но гнев ей не повредит. Собьет спесь. Тем более, когда она узнает, что вы работаете на меня, а я перебиваю ее договоренности с фотографами своими, более выгодными предложениями.

Уильям мелодично, азартно присвистнул.

— Значит, война?

— Война! — хрипло отрезал Бейли и хлопнул ладонью по столу.

Помолчав и прочистив горло, Рождер жадно отпил из бокала воды, и заключил:

— Сам факт вашего присутствия в моей редакции выведет Монику. Но от вас мне нужна и хорошая, острая журналистика. Я думаю, вы индивидуалист, и вряд ли способны хорошо подчиняться приказу. Этого мне и нужно. И мне, строго говоря, плевать когда и как вы работаете. Главное — хороший материал! В срок. Потому я даю вам свободу в графике и относительную — в выборе тем. Но только после выполнения моего задания. И что-то говорит мне, что у вас есть свои, готовые темы, о которых вы хотели бы писать... Если они отвечают моим требованиям и если они актуальны, — я даю вам почти полный carte blanche. Что до съемок у фотографов... Никаких других услуг, кроме самой съемки. Я с таким дерьмом, в отличие от Мо, работать не буду. Но если вы согласитесь на фотосессии у тех, кто обычно работает с Мо, это...

— ...Будет очень славно, потому что точно вызовет гнев у вашей жены.

Рождер сглотнул и кивнул.

— Вы согласны отчасти принять огонь на себя? В обмен на такие условия работы?

Уильям помолчал, с удовольствием пробуя тишину на вкус. Вкус, кстати, был в эту минуту изумительный.

— Что ж... — расплываясь в улыбке, подвел итог Блейк, — ...Я согласен. Спасибо за новую работу на выгодных условиях и за предложение фотосессий, мистер Бейли. Буду рад открыто позлить Монику Бейли. Статью о первом ресторане я отправлю вам на электронный адрес редакции?

— Идет.

А вот встреча Авы и Риз прошла совсем не так легко и весело, как то вышло у Блейка с его новым начальством. Разговор не заладился с первой минуты. И даже приветствие вышло скомканным и сбитым. Риз тихо и смущенно сказала: «Привет, Эв!», и протянула Аве пакет. В нем были туфли, забытые и самой Авой, и Уильямом.

— Спасибо, — ответила девушка и, как могла, улыбнулась.

От Риз не укрылось, как сильно Ава вздрогнула, взглянув на туфли. И бросила пакет у двери.

— Проходи... чай, кофе?

— Эв... как ты? — прошептала Риз, останавливая ее.

— Нормально, — глухо и торопливо сказала Ава, хотя Риз еще не закончила свой вопрос. — Нормально.

— Ты уверена? Если нужна... Я смогу, я помогу!

— Нет, правда!.. Уильям очень... заботится обо мне.

По лицу Риз побежали слезы.

— Если бы не Уильям, Ава! Если бы не он! Я не поняла! Прости меня!

— За что? — чувствуя приближение собственных слез, тихо спросила девушка. — Это я должна просить прощения, Риз. Я...

Она правда может сказать Риз правду?

Ава резко подняла голову и взглянула на подругу точно так же, как прежде, — на Блейка, — открыто и в упор, не желая больше ничего скрывать. — ...Уильям оказался прав: в тот день я действительно хотела убить себя. Но в последний момент испугалась. Прости за все это.

Риз вздрогнула. Со страхом, будто не веря тому, что слышит, она посмотрела на подругу.

«Ну вот, — с облегчением и пустотой подумала Ава, — я сказала...». Она произнесла «в тот день», хотя то, о чем они пытались теперь говорить, было только вчера, и вдруг резко, в одну секунду ощутила, как сильно, как же сильно она устала!..

— Извини, Риз, я... хочу побыть одна.

— Но ты не...

Ава молчала. Как отвечать на незаданный вопрос о том, не собирается ли она снова наложить на себя руки, прямо сейчас? «Нет, ну что ты! Все хорошо!» или «все уже хорошо, все в полном порядке!». Но это же ложь. И обе они это знают. Ава не в порядке. А говорить иное, даже чтобы успокоить Риз, теперь не хотелось. Аве Полгар чертовски надоело безуспешно пытаться сшить края своей громадной и черной раны. Она правда, очень сильно ранена. А еще у нее кончились силы. Довольно того, что теперь о ней знают. И стыд... и все сейчас больно. Хочется только одного: уйти в спальню и спрятаться в комнате. За плотными, темными шторами.

Но не спать.

А дождаться Уильяма.

Да, пожалуйста... пусть он приедет скорее!

Одернув без надобности рукав блузки, Риз тихо сказала:

— Я все знаю, Эв. Я читала. Не знаю, что это... какие-то данные или... В тот день, в твоей куртке... бумаги...

Риз тоже сказала «в тот день» и глубоко вздохнула. Так день вчерашний показался и ей, и Аве дальше и безопаснее. Как остывшая лава.

Но Риз не знала и не понимала, как говорить обо всем этом. Ей столько всего хотелось сказать Аве! Сказать, поддержать, обнять! Но сейчас, стоя рядом с ней, и узнав о том, что ее вчерашний страх едва не стал правдой, узнав обо всем!.. Риз больше не чувствовала себя способной на помощь. Она была в ужасе. И не могла осознать всего, что на нее свалилось. Она была совершенно растеряна. И от мыслей этих, от ощущения пустоты, собственного, глубинного страха и беспомощности, ей было до основания, до паники страшно. И слабая! Какая же она оказалась слабая! Все, что произошло с Авой так напугало ее! И с этим страхом, доходившим почти до паники, она ничего не могла сделать.

Ава в ответ только кивнула.

— Я должна была сказать тебе. Раньше. Сама. А, может, нет? Я не знаю как правильно. Но я не хотела, боялась обременить тебя этим. И тебя, и кого-то другого. Поэтому я никому не говорила.

— Мне очень, так жаль тебя!

Риз хотела еще повторить, что Ава могла ей все доверить, — и она бы помогла! Но, цепенея от своего внутреннего ужаса, не повторила. Потому что отчетливо поняла: на помощь в таком она не способна. Ей самой теперь хочется спрятаться от всего этого, убежать! Риз заплакала, закрыла лицо руками. Она даже не представляла, как помочь. Все это сильно пугало ее. И даже страшно было подробно думать о том, что теперь она знала об Аве. А Риз этого, признаться честно, и не делала. Цепенея от общего, громадного страха, она избегала вспоминать о прочитанном в отчете Халка.

Ава обняла Риз, болезненно улыбнулась.

— Спасибо, что приехала, — шепнула она и отстранилась.

— Этого мало, Эв! Так мало!.. И я не могу, не знаю...

В растерянности Риз развела руками.

— Что мне сделать? Я не знаю!..

Ава молчала и сама не знала, что сказать. Душа ее мучилась и болела. И слов для успокоения Риз у нее сейчас не находилось. Как бы эгоистично это ни было.

— Прости! Я... пойду, — совершенно расстроившись, прошептала Риз.

— Ты сможешь доехать до дома сама? Или я вызову тебе такси.

— Нет-нет! — Риз махнула рукой. — Келс ждет меня. В машине.

— А-а... ну да. Хорошо.

Ава снова кивнула, чувствуя себя как игрушка на приборной доске автомобиля, у которой вместо шеи — пружина: тронь ее пальцем, и она станет бесконечно и бестолково кивать всю дорогу. Без остановки. С одним и тем же, идиотским выражением лица.

— Хорошо, — зачем-то снова шепнула Ава, опуская вниз растерянный взгляд, и не зная, как закончить эту тяжелую встречу.

— Я позвоню тебе. Или встретимся, — криво улыбаясь сквозь слезы, сказала Риз.

Ава снова едва не кивнула, прибавив к этому свое вечное «хорошо». Закрыв за подругой дверь, она громко, тяжело вздохнула, коснулась ладонью своей горячей щеки. И почувствовала, как неровно и нервно, — на разные такты, сбиваясь, — стучит сердце в груди. Келс не зашел вместе с Риз. А еще... Аве было ясно, что она и Риз не встретятся. И не позвонят друг другу. По крайней мере, в ближайшее время.

— А, может, и никогда... — прошептала Ава, касаясь ручки на двери.

Внутри от этой мысли стало сначала холодно. А потом очень больно. И Ава подумала, что все это ясно и Риз. А ее слова, сказанные на прощание... просто, ради приличия.

* * *

Уильям вернулся скоро. Ава, которая так и не смогла ни отдохнуть, ни уснуть после разговора с подругой, увидев Блейка, бросилась к нему и крепко обняла. А он не стал ничего спрашивать. Только обнял в ответ и ждал. И Ава, успокоившись его возвращением, все рассказала сама. И про неудавшийся разговор с Риз, и про Келса, который не захотел видеть Аву...

Уильям видел, как остро она это переживает. Но, смущаясь, пытается скрыть. Он не знал, что следует сказать. Возмущение и злость, — даже с учетом скидки на человеческую растерянность в высоко-эмоциональных ситуациях, — уже не так сильно кипели в нем в отношении Келса и Риз. Место им постепенно уступало пренебрежение и, пока еще, — тлеющие остатки острого раздражения. Вспышки. С примесью отвращения.

Правда, все это временно. Скоро пройдет. Уильям был уверен. Разумом он все понимал: нестандартная, непредвиденная никем ситуация, сильный накал эмоций, вызванный не менее сильным уровнем страха...

Но.

В человеческом мире всегда есть это «но». Теперь оно было и в размышлениях андроида. Который, — если честно, он не сильно старался, — так и не смог простить Виттерам их отношения к Аве. Риз во внутреннем, незримом суде Уильяма был вынесен куда более мягкий, чем Виттеру, приговор. Оно и понятно: эмоциональность, шок, женская природа, мягкость и впечатлительность, которые никогда до того с подобным не сталкивались...

Но.

С другой стороны — слишком большая переоценка собственных сил, которая едва не стоила жизни Авы Полгар. И недопустимая, на его взгляд, беспечность Риз. В большой степени. И ее не ведающая настоящего масштаба происходящего, наивная вера в то, что она сумеет помочь. Просто потому, что так положено делать друзьям, а она тогда так и сказала: «Ава и моя подруга тоже!». Будь Блейк в тот момент в ясном сознании, сумей он больше настоять на своем... Он бы ответил, что, в данном случае, этого крайне мало. И здесь не подойдет беспечный разговор «по душам», незатейливые шутки или вопрос о том «как дела, Эв?». Здесь важно присутствие. Всемерное, полное, абсолютное.

И участие.

Безоговорочное.

Часто — даже упрямство. Едва ли не граничащее с бесконечным, упертым безумством. И со злостью самой Авы. Потому что задача, Риз, в том, чтобы... Отвоевать Аву Полгар у ее собственной тьмы и боли. Это, если хочешь, вопрос жизни и смерти. Считай все это, — вдруг возникнет желание? — пафосом или позерством.

Но.

Плевать.

Важно отбить. Отвоевать Аву у тьмы, которая почти забрала ее. Поглотила. И не только потому, что Блейк ее любит. А потому, что Ава Полгар — светлый, настоящий, хороший человек. Совершенно ошибочно считающий себя хуже всех в этом мире. Так вот, Риз, как обстоят дела. На самом деле. И очень, непростительно жаль, что сам Блейк тогда, в офисе, так скверно себя чувствовал! И допустил, что Аву Полгар увела Риз!..

...Конечно, — размышлял Уильям, — Риз не могла всего этого знать. Потому что прошлое Авы было скрыто от нее. И все же, при всех этих данных... Раздражение и неприятие Блейка в отношении Риз были. И с этим он ничего не собирался делать.

Как, впрочем, и с тем глухим гневом, что сначала сильно горел, а теперь уже почти тлел в нем, стоило вспомнить о Виттере. Вот уж кто... «А куда, — с горькой и желчной насмешкой спрашивал себя Блейк, — делась вся его выдержка? Рациональность? Человеческий опыт? Мудрость? Он же лучший адвокат. Должен понимать людей. Почти как господь бог».

Спрашивал.

И ответа не находил. Потому что, как и в случае с Риз, особенно его не искал.

Не хотел.

И выходило ровно то, о чем он кратко сказал Аве: ему,Уильяму Блейку, отныне наплевать на Виттера.

И, почти также, — на Риз.

И если они повели себя именно так... то и черт с ними. Особенно с Келсом. Гори злость Блейка на адвоката еще больше, он, быть может, дошел бы и до того, чтобы высказать ему все. Лично, в лицо. Но делать этого не стоит. И не потому, что гнев совершенно прошел. А потому, что в распределении и необходимом расходовании его времени и сил сейчас самой главной была и оставалась Ава. Только она одна.

«А у тебя было когда-то иначе? С тех пор, как ты ее любишь?» — спросила ОС.

И значит, всю свою энергию, которую он может отдать другому, вовне, он отдаст только ей. Но не Риз. И, конечно, не встрече с Виттером.

...Так острый гнев Блейка, поглощенный всемерной заботой об Аве, во многом стал тише. А позже Уильям и вовсе перестал обращать на него внимание. Но одно дело он, — не друг, и, тем более, не близкий. Ни Виттеру, ни его жене.

С Авой Полгар все иначе. Они для нее — друзья. Те самые, лучшие. И утрату общения с ними она переживает, как это чаще всего и происходит у людей, очень остро. Как Уильяму помочь ей в этой ситуации?

— Я буду честен с тобой, Эви. Я не знаю, что тебе на это сказать. Мне очень жаль, что тебе больно еще и от этого, от разлада с Виттером и с Риз. Может быть, пройдет время, и все, как вы, люди, часто говорите, «образуется». Может быть. А может, нет. Я не знаю. Но, прошу тебя, не считай себя виновной перед ними. Виттер, даже с учетом очень эмоциональной ситуации, был недопустимо неправ в твоем отношении. Настолько, что мне хотелось бы физически его вразумить. За все те слова, что он позволил себе высказать о тебе. Что касается Риз... Лично я думаю, что, в случае с ней, велика вероятность того, что вы станете общаться снова. В любом случае, — Уильям улыбнулся, — у нас с тобой есть дела куда важнее.

— Какие? — шепнула Ава.

— Восстановление твоих сил. И потому я приглашаю тебя в ресторан.

— Я не...

— Прежде отказа подумай о том, что мне без тебя не справиться. Я теперь журналист, и у меня задание: написать рецензии о ресторанах Пало-Альто. А если в тексте отзыва я назову, скажем, спаржу... «очень изысканным блюдом»? Кто мне поможет и скажет, что, «вообще-то, Уильям Блейк, это не так»?

Ава немного улыбнулась.

— Не знала, что ты так точно умеешь изображать мой голос. Я правда часто называю тебя «Уильям Блейк»?

— Иногда. Когда на меня злишься.

— А ты?

— Я просто зову тебя «Ава Полгар». И люблю.

* * *

Так потекли первые дни после происшествия в том доме, где выросла Риз. Выход в ресторан, по большому счету, не удался. Но если бы спросили об этом Блейка, он ответил бы, что это, конечно, неважно. Вечер того дня все равно вышел чудесным. Таким, какого и сам андроид не ожидал.

Уильяму и Хэму, двум джентльменам, ждать единственную даму, Аву Полгар, долго не пришлось. Она собралась к выходу очень быстро.

И хотя время с того момента уже прошло, и Блейк уже сделал девушке, при ее появлении, комплимент, он все равно, то и дело, смотрел на нее. Как всегда внимательно, пристально, замечая все до деталей: от волос, скрученных Авой в две темные башни, — и не забыть при этом тонкие пряди, оставленные ею у самого лица, слева и справа, — до широких, светло-синих джинсов, белой футболки с высоким воротом и кроссовок на платформе, что делали ее немного выше. Финальным дополнением стала темно-синяя кепка, в которой, — «специально для такой укладки, Ава Полгар?» — были сделаны круглые прорези.

— Ты замечательно и озорно выглядишь, Ава Полгар. Мне очень нравится.

— Такого комплимента мне еще не делали, — с улыбкой ответила девушка, надевая джинсовую куртку. — Спасибо. Так куда мы идем?

— В самый центральный ресторан в Пало-Альто.

...Но туда их не пустили. И никакие разговоры не помогли. Хостес сначала горячо настаивала на том, что «мисс выглядит неподобающе, не по дресс-коду». Потом она же упомянула, что пропустить гостей не может по причине того, что главный зал ресторана зарезервирован на сегодняшний вечер для важных переговоров, и подобный вид девушки... Но что это? Они пришли с хамелеоном?!.. Может быть, от этого все и случилось. И Хэм, атаковавший хостес своим длинным языком, просто разозлился или устал ждать... Отказ был решительным и серьезным: двух людей и — тем более! — одного хамелеона, «они», — столь фешенебельное заведение, — пропустить не могут.

И не хотят.

Ни Ава, ни Блейк спорить не стали. Уильям за время беседы успел изучить меню ресторана, и, когда им было отказано в столике, лишь улыбнулся, взял Аву за руку и пошел прочь от дверей ресторана.

— Но как ты напишешь статью? — волновалась она.

— Сделаю обзор меню, упомяну о нравах местного персонала и... — он усмехнулся, глядя на Хэма, занявшего свой обычный пост на его левом плече, — ...Обязательно напишу о дискриминации, которой здесь подвергаются ящерицы.

Ава снова улыбнулась. А Блейк, отметив это, повез ее кататься по вечернему городу. Ехали они, впрочем, не очень быстро. Большой скорости отчего-то не хотелось.

— У тебя не будет проблем с начальством из-за статьи? — снова уточнила Ава, серьезно глядя на Уильяма.

Съев мороженое, они сидели теперь на машине, и, обнявшись, смотрели на закат.

— Уверен, что нет. У меня очень любопытный, новый начальник.

— А фотосессии, о которых он говорил? Ты согласен?

Блейк пожал плечом.

— Не знаю, Эви. Посмотрим, какие будут предложения. Я никуда не тороплюсь. Не хочу.

Ава громко вздохнула и подобралась вплотную к той теме, что беспокоила ее почти больше всего.

— А ваше общее дело с Келсом?.. Как теперь?

— Со своей стороны скажу одно: расстроено окончательно. В отношении Виттера лично я теперь недоговороспособен.

— Ты так на него злишься? Из-за меня?

— Не из-за тебя, Эви. А из-за того, что Виттер позволил себе в твоем отношении. Тогда, в доме родителей Риз. То, что он сказал и то, как он, — твой друг! — себя вел, я считаю недопустимым. О какой дружбе идет речь, если он, наблюдая твое потерянное, пограничное состояние, требовал только одного: поскорее сдать тебя медикам и психологам? Это друг?

— Но, может быть, он просто испугался?

— Пусть пугается сколько хочет. Лично я больше не желаю с ним общаться.

— А я хотела бы с ним поговорить. Не сейчас, но... позже.

— Это твое право, Эви. Делай то, что считаешь нужным. Я не стану тебе препятствовать или тебя отговаривать.

Они говорили о подобном и на обратном пути, к дому. Каждый, не споря с другим, остался при своем мнении. И все же, — вздыхая, про себя, беспокойно думала Ава, — о самом главном она не спросила... пока не хватало смелости.

Хэм давно уже спал под лампой, устроившись на ветке террариума (и неплохо наевшись после стресса от неудавшегося в ресторане ужина), а Блейк и Ава смотрели фильмы. Сначала — «Смерть негодяя» (но этот классический французский детектив, к тому же политический, показался девушке местами излишне мрачным). А вот Уильяма очень развеселил диалог главного героя и девушки у входа в зал ночного клуба:

— Кто здесь?

— Клоуны, шлюхи, какие-то политики... Настоящее французское качество.

Эта пара фраз вызвала у андроида всплеск долгого веселья и смеха. Но, удивившись и порадовавшись одновременно, «каким неприглаженным и неполиткорректным раньше было кино», он, замечая, напряжение Авы, предложил сделать перерыв: ему нужно было восполнить уровень питательных веществ, а девушка как раз собиралась в душ. Поцеловав Аву в щеку, Уильям предложил встретиться «на этом же месте через двадцать минут» и спустился из спальни вниз, на кухню.

...Ава как раз вышла из ванной комнаты, завернувшись в халат, когда Уильям включил другой фильм, — «Как выйти замуж за миллионера», с Мэрилин Монро.

Огромный экран телевизора засветился начальной заставкой. Зазвучал оркестр, такой привычный для американских фильмов эпохи «золотого Голливуда», и история о трех подругах и их поисках удачных партий, началась. Ава, расчесав мокрые волосы, выпила воды и свернулась на кровати рядом с Блейком.

— Твои волосы почти той же длины, что и прежде, — шепнул Уильям, обнимая и целуя ее в висок.

От волос и кожи Авы шел тонкий, цветочный аромат, и Блейк, уловив его, почувствовал возбуждение.

— А ты так ничего и не сказал, когда я их подстригла.

— Ты мне очень нравишься любой. Но я больше предпочитаю, когда у тебя длинные волосы.

Девушка вздохнула, положила голову на руку Уильяма и закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Впервые за очень долгое время, после всех волнений и событий, вокруг настала тишина. Какое-то огромное, уютное спокойствие. И это ей, таких моментов никогда не знавшей, сейчас очень нравилось. Обняв Блейка, Ава свернулась возле него поудобнее.

— Ну, и как он тебе? — прозвучало с экрана, когда одна подруга интересовалась у двух других внешним видом своего кавалера.

— Для одноглазого очень даже ничего.

— Разве он одноглазый?

— А ты думала, почему на нем эта повязка?

— Я не знаю... я не видела, что это повязка. Я думала, что это синяк под глазом.

— Господи, Пола, ну почему ты сняла очки!

Ава звонко рассмеялась.

— Мэрилин Монро совершенное чудо! Сколько в ней прелести!.. Кто еще с таким обаянием и с такой непринужденностью мог бы сыграть красавицу с испорченным зрением!

Девушка села на кровати. Глядя на экран, она повела плечом, сбросила халат и, оставшись в шелковой пижаме, стала внимательно следить за приключениями подруг. А Уильям, отвлекаясь от фильма, неотрывно смотрел на нее. На то, как медленно или внезапно и быстро на лице и на губах Авы, освещенная только светом экрана, появлялась то тихая, то широкая, — немного дрожащая в уголках от веселья, — улыбка. А после нее слышался смех. То легкий и радостный, и совсем беззаботный, то сниженный до веселой и краткой усмешки.

Неслышно придвинувшись ближе, Блейк еще долго и молча рассматривал Аву в отсветах старого фильма. А когда она вдруг к нему повернулась, желая узнать, нравится ли ему эта история и только что прозвучавшая, очередная шутка, он хрипло, серьезно сказал:

— Ты просто безумно красивая.

Ава смутилась. Не желая этого показать, она широко улыбнулась и приподняла бровь, чтобы все обернуть шуткой. А Уильям, который все равно, даже в темноте, успел заметить ее смущение, потянулся к ней. Нежно погладил по щеке. И шепотом, смотря на губы Авы, спросил:

— Как на твой взгляд, Мэрилин Монро — красивая?

Ава в удивлении широко раскрыла глаза.

— Ты серьезно?! Конечно! В ней столько мягкости, женственности, обаяния! Она...

— Очень красивая?.. — шепнул Блейк в приоткрытые губы девушки. — ...По твоему мнению?..

Ава не успела ответить. Долгий и медленный, очень нежный поцелуй унес ее из реальности.

— А по твоему... мнению... — тихо и много позже проговорила она, разглядывая Уильяма.

На лице его мелькнуло плутовство и ирония. Спустив с плеча девушки тонкую бретельку топа, он снова расцеловал ее плечо, шею, губы... И прошептал:

— По моему мнению она привлекательна. И тем удивительнее факт того, что Мэрилин Монро, будучи мечтой для огромного количества мужчин, всю жизнь оставалась уверена в том, что некрасива.

Ава резко вдохнула воздух и замерла. Вспомнив что-то, она осторожно прошептала, завороженно глядя на Уильяма и вглядываясь в блеск его глаз:

— «Позволь мне показать...»?..

Блейк кивнул, улыбаясь в темноте.

— ...Какая ты. Светлая, чудесная и безумно красивая. Ты, Ава Полгар.