Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

25 августа, воскресенье

Я ложилась спать, чуть ли не напевая от счастья: ссора с М-21 наконец-то позади, и он совсем не считает, что наша любовь — ошибка, просто как обычно слишком сильно за меня переживает; и недоразумение с Реем немножко разрешилось: если не в школе, то хотя бы перед Франкенштейном; и завтра воскресенье, значит, я наконец-то смогу выспаться, и в школу идти не надо.

Может быть, дело было в том, что я слишком расслабилась, и мой слишком активный мозг подключился к космосу в поиске, что бы ещё скачать «из мирового доступа». Мы же ещё не у всех мысли-то прочитали, правильно? А может, это всё моя воспрянувшая любовь, которая во сне переросла в настоящую страсть… Вот только совсем неправильную.

Мне опять снились высотки, и взрывы, и разрушения. Я могла бы привыкнуть ко всему этому, но во сне не понимаешь ведь, что видишь уже пройденный этап. Наверное, это всё из-за того, что эти восприятия в тот момент были жизненно важны для тех, из чьей памяти я их почерпнула. А может, у снов просто нет «неактуального» времени? Поэтому я каждый сон смотрю с замиранием сердца, ужасом или отчаянием…

А тут почему-то был адреналин и дерзкая, дикая, звериная страсть. Я аж даже удивилась, что это со мной. Когда проснулась, первым делом к зеркалу подскочила: не выросли ли у меня за ночь клыки и шерсть? А то во сне так и было. Я помню, густой серый мех покрывал моё голое тело, а зубы — какие острые! — уступали только когтям. Ох, какие это были когти… Таких ни у одной кошки не увидишь, похожи скорее на тонкие, но очень прочные лезвия.

Что меня радует, так это искромётная быстротечность этого сна: раз, и он промелькнул, оставив меня с очень странным послевкусием. Я не знаю, кем я была во сне, но вообще трансформация очень похожа на М-21, только в женской форме и в тысячу раз безумнее. То есть, я была… вервольфом? Так вот они какие, настоящие оборотни? Ну, тогда М-21 точно человек с модификацией, а не 100%-ый вервольф, потому что вот это дикое и серое нечто… и рядом с человеком не стояло.

Хотя я и не знаю имени этой женщины-оборотня, но точно в курсе, с кем она дралась. Нет, не потому, что я его ясно видела. Просто во сне я постоянно твердила: «Франкенштейн, Франкенштейн», с этим же именем и проснулась. Да и потом, я всё-таки подсмотрела в воспоминании наяву его оружие — тёмно-сиреневое ужасающее нечто, которое он усмирял на острове — ну и, собственно, во сне такая же штука была. Плюс ещё я знала его соперника… потому что я была во сне и Франкенштейном тоже, хотя ассоциировала себя с той женщиной. Ну, просто я её видела, а «себя» — нет, поэтому проще было думать, что я — вервольф, а воспоминание-то по большей части, наверное, было директора. Ой, как всё запутано.

Началось как-то очень внезапно, и эта женщина атаковала, заставив его выхватить Тёмное Копьё — так устрашающая чёрно-сиреневая масса называется. У меня во сне дух перехватило: уж не знаю, это женщина-оборотень испугалась или я сама. Или вообще Франкенштейн — в свою очередь, этой безумной тётеньки. Или нет? Наверное, всё-таки протроллил, а не напугался. Жуткой дамочкой её назвал. Та словно бы обиделась немного. «Я бы предпочла прозвище типа горячей штучки, — глубоким проникновенным голосом произнесла она, — звучит получше». — «Желание дамы, как говорится…» — галантно отреагировал Франкенштейн, и она томно отозвалась: «Спасибо». У меня возникло ощущение, как будто я щёлкала каналы и случайно застряла на каком-то сериале для взрослых. Мне хоть и есть «шестнадцать плюс» уже, а я всего-то, может, мультики смотреть собиралась?

Изначально он её вроде провоцировать не пытался. Его просто терзала мысль о том, что разрушения могут оказаться непомерными. Хотелось устранить эту пышущую желанием подраться дамочку как можно быстрее. Но… «побыстрее» не вышло из-за её огромной силы. А когда в мозгу привычно зашипело Копьё, присасываясь к рукам соперницы (ага, теперь пусть пишет пропало!), произошло нечто непредсказуемое. Она… заинтересованно лизнула чёрные, за неимением нормального слова, «энергощупальца». Реакция была ошеломительной, но для всех нас разной. Меня тут же замутило даже во сне, но куда деваться — моего мнения чужие сознания вообще не спрашивают. У Франкенштейна по шее, рукам и спине побежали мурашки от чувства, слегка похожего на моё, но и… с примесью чего-то иного. (Мне опять стало очень стыдно, и я постаралась не анализировать его ощущение, но напрасно, потому что всё и так было понятно). Женщина же буквально взревела от восторга (рык вервольфа — приятного мало), трансформируясь. До этого она сдерживала свою силу, но при виде такого неординарного соперника приняла свою истинную форму. С немалым таким наслаждением. Мне, пожалуй, не понять. Ведь если кто-то заставляет тебя выложить все карты на стол — значит, ты в огромной опасности. А для неё это было что-то вроде… сладостной возможности наконец-то помериться силами с равным…

У Франкенштейна это вызвало смешанные чувства. Где-то глубоко в душе, уверена, что-то в нём откликнулось на призыв к этой безумной битве. Но краем сознания он ещё помнил о своей ответственности: за разрушения в городе, за угрозу «Союза», за неисчислимых пострадавших, если бой затянется. Впрочем, с каждым новым ударом это беспокойство блекло и частично исчезало, как карандаш, если его долго тереть ластиком. Следы от сильного нажатия остаются, но смысл написанного… уже с трудом различим.

Не думаю, что причиной тому был только азарт от сражения, хотя от череды их прыжков и ударов вот лично мне становилось уже совсем невмоготу. Мысли Франкенштейна просто подёрнулись каким-то чёрным туманом, сквозь который весьма смутно доносились и чужие комментарии, и крики соперницы, которые он как-то парировал своими репликами, и грохот разлетающихся в пыль камней. Женщина одну за другой наносила ему множество некритичных резаных ран, которые грозили вместе обернуться большой проблемой, если он потеряет слишком много крови. Но боли он в пылу битвы не чувствовал, почти жалея об этом… Если бы хоть она возвращала его в реальность… Ведь стоит ему потерять контроль…

«Не ж-жалей, ж-живи этой секундой…» — «Какая волч-чья грац-ция…» — «Даж-же ж-жаль убивать, но тяж-жело долго её сдерж-живать…» — «Она с-сильнее, и только мы с-сможем помоч-чь… довер-рься, р-растворис-сь в ощ-щущ-щениях…»

Она провернула какую-то запредельно быструю атаку, и Франкенштейна отбросило далеко в сторону, где он врезался в каменную груду, и обжигающая боль перед глазами всё-таки вернула ему такое желанное ощущение реальности происходящего.

— У-тю-тю, а ты мне нравишься всё больше и больше… — проворковала женщина, скользящей походкой хищницы неторопливо направившись к нему. Ясно было, что она наслаждается своим превосходством. Не таким, когда разбиваешь соперника наголову, а когда исход решает минимальное различие в ловкости и силе. Это заслуженная собственными усилиями победа плюс толика удачи. — Даже не помню, когда в последний раз у меня была такая увлекательная схватка.

— Можно подумать, это комплимент? — язвительно откликнулся он, вонзая Копьё в бетонное покрытие, чтобы от него оттолкнуться. Невероятное усилие — и Франкенштейн вскакивает на ноги.

— Ну-ну, не стоит обижаться, — нежным волнующим голосом урезонила она. — Я лишь сказала, что думаю…

Таких подкатов я ещё не видела. Поэтому неудивительно, что проснулась в диком смущении. Но разбудило меня всё-таки не бесстыдство этой женщины, а то, что было дальше. Они бы так и продолжили драться, но к женщине прибыло подкрепление, и Франкенштейн решил рискнуть. Не знаю, что он сделал, но те голоса, которые шипели, шуршали, скрипели и рычали у него в мозгу, вдруг заголосили во всю мощь, и убийственная мрачная аура поглотила Франкенштейна с головой. Женщина-вервольф, не ожидавшая этого, отлетела в сторону и возопила со смесью ужаса и сладострастного ликования… А я… Моё сознание не вынесло этой чудовищной неправильности, когда человеческая суть словно заменяется на что-то потустороннее. Вот я и проснулась, наконец.

* * *

— Что с тобой такое? — спросил М-21 напряжённо, когда мы с ним минут пятнадцать побродили по набережной, но я витала мыслями в этом кошмаре и отвечала невпопад.

Я совсем не хотела признаваться, какой сон видела. Но испугалась, что М-21 моё пришибленное состояние запишет на свой счёт и опять начнёт себя в чём-нибудь корить, поэтому в двух словах пояснила.

— А ты когда-нибудь видел Франкенштейна, охваченного этой тёмной аурой? — полюбопытствовала я.

М-21 нервно усмехнулся и поправил сползающую на лицо чёлку, которая мгновенно взмокла.

— Ты даже не представляешь, — сказал он трагическим тоном. — Я живу рядом с этой тёмной аурой постоянно. Чуть что вразрез с его желаниями — Франкенштейн как включит Копьё, и… — он красноречиво махнул рукой.

Я рассмеялась.

— Не верю, — сказала я. — Ты всегда можешь повернуть ситуацию так, чтобы по-твоему было. И никакой тёмной ауры не испугаешься.

Он польщённо улыбнулся, и я осторожно покосилась на его зубы — непохожи ведь на клыки той женщины-вервольфа из сна? Вроде бы нет. Обычные белые и ровные зубы обычного человека… Ладно, согласна, с таким описанием не обычного, а модели или звезды рекламы…

— Ты что меня как разглядываешь? — осведомился М-21, и его удовольствие стало ещё более ощутимым. Он решил, что я просто им любуюсь.

— Не видела давно, — тут же потупив глазки, скромно сказала я. — Соскучилась!

Он чуть присел, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и ущипнул меня за щёки. У меня возникло ощущение, что сейчас ещё нос мне пальцем пощекочет, как будто играя с кошечкой. Но у М-21 кошек никогда не было, поэтому он не догадался.

— Тогда рассматривай смело! — заявил он. — А я на тебя любоваться буду!

— Ну не посреди же улицы, тут же могут быть камеры, — смутилась я, и мы снова зашагали по пешеходной дорожке бок о бок.

— А тебе часто разные люди снятся? — спросил М-21, и мне послышалось в его тоне что-то ревнивое. Но я кивнула. — Что, и Франкенштейн тоже?

— Нет, — призадумалась я. — Вот его я вообще редко… ощущаю. Что во сне, что на самом деле. Мне кажется, у него хорошая защита стоит, как и у тебя, между прочим.

— То есть, я тебе редко снюсь? — слегка расстроился мой волчок. — Ну тут я не виноват, просто ментальная защита натренированная… — Он вспомнил об М-24, который и помогал ему улучшить эту защиту, и тоскливо замолк. Я уж и пожалела, что про это заикнулась. — Знаешь, похоже, — спустя несколько долгих мгновений тишины продолжил он, — тот М-24 вообще другой человек, просто копия. Ты была права, когда сравнила его с той второй Мери.

— Но разве возможно так быстро вырастить клона? — не поверила я.

— Вырастить — нет, а заставить человека изменить внешность — да, — сказал М-21. Он явно много дней всё это обдумывал, но не имел возможности ни с кем обсудить. Либо… не возможности, а желания. Уверена, что Тао и Такео его бы выслушали, но им он не захотел довериться в тот момент, когда настолько явно ощущал свою вину. — Скорее всего, этот мужчина был из класса ассасинов, поэтому оказался таким сильным…

— Ты с ним дрался? — спросила я тревожно. Хотя вижу же, что М-21 не ранен, но беспокойство тут же всколыхнулось и подступило к горлу. В конце концов, регенерация у Аджосси хорошая, и за несколько дней он мог восстановиться даже из ужасного состояния. И пусть способность отличная, я вовсе не хочу, чтобы ему часто приходилось к ней прибегать!

— А ты не видела? — на лице М-21, как луч солнца в ненастный день, промелькнуло облегчение. — Ну и хорошо. Я тебе лучше так расскажу. Они-то вас и похитили. Этот лже-М-24, Юрий… не знаю, видела ты его раньше или нет… — Я кивнула. — И ещё какой-то мелкий пацан был, он-то вас и отравил. Короче, ассасин — М-21 словно нарочно избегал называть его М-24 — позвонил мне, желая поторговаться за данные исследований Франкенштейна.

Я испуганно заморгала. Так вот, выходит, какие тут были ставки. Несмотря на то, что моя жизнь мне очень дорога, как и жизни моих друзей… Тут сразу стало ясно, что в руках злодеев научные разработки Франкенштейна могли бы принести горе куда большему количеству людей, чем только нашим семьям, если бы пришлось нами пожертвовать.

— И… и что ты сделал? — тоном напуганной девочки, которой рассказывали страшную сказку, но остановились посередине, спросила я.

— Помчался драться за вас, конечно же, — сразу откликнулся М-21. — А ты думала, я мог бы вас там бросить?

— А если бы… они оказались слишком сильны… — несмело продолжила я. — Что бы ты сделал: отдал бы им исследования, чтобы получить противоядие? Или нет?

Лицо М-21 ощутимо побледнело, и я поняла, что таких сложных вопросов ему задавать ни в коем случае нельзя. Так что расспросы прекратила. Уж не знаю, боялся ли М-21 признать, что пожертвовал бы нами ради всеобщего блага, или наоборот — что всеобщее благо по сравнению со мной для него ничто, но плохо получается как-то и так, и так.

Перед моим взглядом промелькнула картинка: ночь, школьный двор. Сильно потрёпанные Регис, Такео и сам М-21 стоят напротив похитителя. Торгуются. И как-то сразу стало понятно, что выдавать важную информацию они всерьёз не собирались, но и нами пожертвовать не могли. Да и как мне такое могло прийти в голову? Даже когда мы для Аджосси были ещё совсем чужие, он не смог воспользоваться шансом втереться в доверие к DA-5, чтобы выяснить имена своих товарищей; не мог смотреть, как стали бы убивать нас. А ведь мне что-то подсказывает, что выяснить своё прошлое для М-21 вопрос ещё более принципиальный, чем конфиденциальность каких-то там исследований. Даже если они очень опасные.

— Всем стоять! — воскликнул похититель, мерзопакостного вида парнишка в полосатой водолазке. И обратился к Регису, которого считал, видимо, предводителем спасательного отряда — ну, он же всё-таки благородный, всех сильнее. — У меня противоядие. Съешь конфетку — получишь пробирку, а не съешь — и я её уничтожу. И вы двое тоже…

«Регис, стой, ты ведь даже не знаешь, что это! Да не отдаст он вам никакое противоядие!» — послышался до того отчаянный крик, что его было слышно даже из чьего-то наушника. Наверное, это был Тао, потому что остальные собрались здесь.

Такео, Регис и М-21 одновременно поймали по крохотной таблетке и сжали их пальцами… буквально на мгновение. А потом, как один, дружно проглотили! Я так и окаменела, считав это воспоминание. Вот, должно быть, почему М-21 так не хотел, чтобы я его видела. Уж не знаю, о чём думали остальные, когда послушались злодея — может быть, Регис слишком доверчив и решил, что тот выполнит обещание, а Такео запаниковал. Но М-21 в этот момент был полностью во власти ощущения вины: впустил опасность в дом, предал тех, кто спас его никчёмную жизнь, теперь я и мои друзья отравлены, а он дрался так, что сейчас на грани и едва ли сможет шевельнуться, но не смог почти никакого ущерба нанести противнику. Остаётся только…

Вот лично мне «остаётся только» надеяться, что он решил поплыть по течению и использовать последний шанс, уповая на то, что так они всё-таки получат для нас противоядие. Злодеи ведь любят играть в азартные игры — ставку жизнями могли бы всё-таки и оценить. Лишь бы только это не было просто решение Аджосси жизнью искупить перед нами свою вину…

Ладно, я уверена, М-21 более вменяем сейчас. В ту ночь он был просто сильно потрясён. И я бы рада с ним поговорить и немного вправить ему мозги, но… я боюсь, как бы не получилось хуже. Сделаю пока вид, что ничего не видела и не слышала.

К счастью, М-21 настолько погрузился в раздумья, что выражение чистейшего шока и неприятия на моём лице пропустил. Иначе я бы не смогла скрыть, что всё поняла. И это был бы очень тяжёлый разговор, где мне оставалось бы только ругать его за то, что он готов отдать свою жизнь вот так просто. А каково бы мне было продолжать жить, зная, что его больше нет? А если бы я узнала, что именно я и была тому причиной?

Нет, я точно решила: ни за что и никогда. Нельзя дать М-21 пожертвовать собой — ни за меня, ни за кого-то другого. И если он сам не понимает, я должна быть рядом и напоминать ему, что не для того он прошёл все круги ада, выживая в «Союзе» наперекор всему.

— Они и оказались сильнее, — нехотя сознался М-21, когда я уж было подумала, что он решил совсем промолчать, и даже почти забыла, на какой вопрос он отвечает. — К счастью, нам помогли… Не представляешь, кто нам помог.

Ну да, судя по тому, что я увидела, ребята не смогли бы спасти нас самостоятельно. Трое отравлены, а Тао — цел и в адеквате, но где-то далеко… Франкенштейн, Сейра и Рей, как я догадываюсь, в тот момент «вели переговоры» со старейшинами в совсем другой части города.

— Представляю, — кисло улыбнувшись, огорошила его я. — Раэль.

М-21 на меня так и вытаращился, и я картинно пожала плечами.

— Просто я ненадолго очнулась и видела, как он меня тащил, наверное, в лабораторию, где вы нас спасали. Так что об остальном догадалась.

М-21 сжал пальцами узорчатый поручень, на который слегка опирался, глядя на реку, и он тут же бесповоротно погнулся у него руке. Я тут же суетливо подскочила к ограждению, как будто хотела его расправить. И заозиралась по сторонам: не видел ли кто?

— Ну почему как кто другой, ты его видишь? — обиженно пробурчал М-21. — Я, между прочим, тоже там был…

А сам же не хотел, чтобы я его воспоминание о том вечере видела! Постоянство — ничто перед ревностью.

— Что ты, не заводись! — тут же затеребила его за рукав я. Заодно и его руку подальше от перил подвинула, а то как бы он ещё чего не сломал. Это же ущерб городу, а вдруг нас на этом поймают? — Я-то знаю, что ты вооот такой огромный вклад в наше спасение внёс, да-да! Так что не обижайся. Мне не надо видеть это, чтобы знать. Если уж кому и обидно, это Раэлю, наверное… что пришлось «этих людишек» спасать! — передразнила я благородного голосом, который, по-моему, был очень похож на высокий и чуть визгливый голос Раэля.

— Не то слово! — с широкой улыбкой подхватил М-21, и ядовитое нахальство смешалось в ней с простым озорным весельем. — Ты не представляешь, какое у него было лицо, когда брат его похвалил за помощь людям! Насколько я понимаю, для него Раджек — единственный авторитет, но похвалить за такое… В его-то собственном понимании он пал ниже некуда, вот уж сомнительная похвала получилась…

Для М-21 это была не менее сомнительная радость — быть обязанным жизнями друзей и возлюбленной тому, кто чуть не убил его когда-то, и кого сам М-21 с радостью бы распорол когтями по швам, если бы только был для этого достаточно силён. Но эта взаимная ненависть с Раэлем теперь предстала перед ним в новом свете: раньше М-21 приходилось лишь избегать более сильных врагов или терпеть их измывательства. Немудрено, что он мог мечтать только о том, чтобы стать сильнее и их уничтожить. А теперь оказалось, что на многих негодяев есть своя управа. И если её найти, то даже они могут помочь защитить то, что дорого самому М-21… И его самолюбие — разумная и даже очень небольшая цена за это. Почему бы не изображать сотрудничество?

К чему-то подобному и я уже приходила в своих размышлениях. Ну, как бы ни был мне Раэль неприятен, но в правильном окружении мы ещё сможем если и не изменить его, то хотя бы заставить его бороться против наших общих врагов.

— Ладно, ну его совсем, — махнул рукой М-21, который даже на Раэля-союзника не хотел тратить своё время. И правильно, зачем мы вообще взялись обсуждать всё это на свидании?

Наверное, потому что мы не обыкновенная парочка, а Ромео и Джульетта из шпионской саги. И только что пережили серьёзный кризис. Что вообще уцелели — большое счастье, а также и то, что наши отношения до сих пор живы. Не обсуждать бы всё это и жить настоящим моментом… но мне почему-то кажется, что замалчивать все острые углы — не вариант. Мало ли, к чему это ещё приведёт?

— Хорошо, что ты рассказал, — похвалила я, хотя озвучил-то он малую часть. — Теперь хоть знаю, что произошло. — И уже не так серьёзно добавила: — Что хочешь поделать? Давай немножко развлечёмся, по-моему, мы заслужили!

М-21 радостно кивнул — наверное, тоже мечтал побыстрее пробраться через морально тяжёлый этап разбора полётов и наконец оставить это всё в прошлом.

— Не знаю, — сказал он. — Главное, чтобы ты была рядом, а что делать — мне всё равно.

— Как это мило! — воскликнула я и тут же решила прикопаться: — Неужели даже косметику бы пошёл со мной выбирать, а?

— Ну если ты так хочешь, — пожал плечами он.

Нет, я тут же почувствовала, что никакую косметику он выбирать не хочет: как и многие другие, не видит разницы между всевозможными бутылёчками, тюбиками и флакончиками разных брендов, которые его избранница могла бы рассматривать минут пятьдесят. И он вовсе не такой покладистый, чтобы безмолвно последовать за мной, куда бы я ни велела. Он просто упёртый! Не хочет, чтобы я его на слове подловила!

— Да я просто пример привела, — торопливо пояснила я. — Мне на самом деле ничего не недо!

— Ну уж нет, я же сказал, что пойдём, куда решишь! Раз говоришь — идём туда! — заупрямился он.

Ну и что мне было делать? Зашли мы с ним в первый попавшийся магазин и купили мне крем для рук — больше-то и правда ничего было не нужно! «Ого, как быстро мы управились!» — возликовал М-21. Кажется, он уж приготовился сравнивать цены и составы у всех товаров до единого. И кто его такому вообще научил?

Если честно, мы так устали за последнее время, что идти куда-то развлекаться не хотелось даже несмотря на то, что сегодня у нас была для этого замечательная возможность и вагон свободного времени. Но так часто бывает, что после огромного напряжения лучше всего — просто ничего не делать. Так что мы с М-21 «всего лишь» погуляли по набережной и посидели на скамейке, глядя на весело брызгающихся детей, упитанных птиц и солнечные блики на воде. Мы мало о чём говорили, в основном — просто заново привыкали к тому, что мы есть друг у друга. И это очень символично. Ведь тут и начиналась если не наша любовь — не знаю, как он меня, а я его люблю уже очень давно, — то смелость встречаться почти в открытую.

— Как тебе ремонт в школе? — когда пришла пора прощаться, чтобы мне успеть сделать на завтра все уроки, поинтересовался М-21 с нескрываемой надеждой на похвалу. Стоило мне восторженно отозваться и о школьном дворе, и тренажёрах, и новых окнах, и партах, М-21 расцвёл и добавил: — Ну, пусть моя забота о тебе постоянно попадается тебе на глаза! Может, и учиться станет не так скучно!

— Определённо! — воскликнула я и даже удивилась: я ведь об этом не подумала совершенно. А М-21 прав! Теперь буду с особенной любовью смотреть и на новую мебель, и на новенький асфальт около стадиона. — Да и тебе самому, наверное, приятнее будет охранять не просто какую-то школу, а ту, где всё твоими руками сделано!

— Ну… не только моими, — с серьёзным лицом признал М-21. — Тао и Такео тоже помогали… совсем чуть-чуть.

— Эх, Тао могу поблагодарить, а Такео — нет, — вздохнула я. — Неудобно, что один знает про мои способности, а другой — нет.

— Тогда ты меня поблагодари, а я мысленно твою благодарность на троих поделю, — предложил мой находчивый вервольф. Ну, я так и сделала.

26 августа, понедельник

А сегодня М-21 мне попался в совершенно другом настроении: шутить не намерен, лицо хмурое и губы плотно сжаты. Я улучила момент, когда он на пятой перемене осматривал кабинеты для искусств — ну, изо и музыки, то есть. Там в это время никого не бывает. Так что мы сели с ним на скамеечку от пианино (в смысле, она с ним в комплекте идёт, судя по ножкам из такого же дерева), и я решилась немножко поговорить.

— Что такое? — поворачивая лицо Аджосси к себе, мягко спросила я.

Он рассказывать сначала не хотел, но скрыть от меня свои мысли тоже не особо надеялся: отчего-то М-21 считает, что я проникаю в чужое сознание с такой же лёгкостью, как листаю страницы дневника. Нет же, я так не умею, и к чему столько паранойи? Но конкретно здесь мне это помогло, потому что М-21 не стал от меня таиться и выложил, как есть.

— Мы сейчас совещались с Франкенштейном, — сказал он. — Решали, как быть с «Союзом». Там уже связались с KSA и объяснили, что всё недавнее было простым недоразумением! По сути, отделались денежной компенсацией.

— Хорошенькое недоразумение! — тут же вскрикнула я.

— Недоразумение! — в тон мне повторил М-21. — Они просто попытались замять дело, и в KSA согласились. А что им оставалось? Они ещё не забыли, как «Церберы» взорвали их штаб и больницу. В KSA сейчас раз в пять-шесть меньше сотрудников, чем было, так что сами не смогут разрулить и замолчать ситуацию перед горожанами, им нужна помощь «Союза» в этом. И потом, «Союз» ведь им банально угрожал.

— Норма-ально, — сказала я. — Пришли, потоптались — и сами свои же следы затёрли. Ну что за изверги…

Но я понимала, что М-21 не только реакция KSA раздражает.

— У нас ведь тоже соглашение с ними, — признал М-21, и тут-то я догадалась, что он подобрался к сути. — Не со всеми, а… а с Кромбеллом.

— С… кем? — уточнила я.

— Это тот… негодяй, который и экспериментировал с серией «М», — бесцветно выдавил М-21. — И теперь у нас, по сути, с ним договор о ненападении. Более того, хотя Кромбелл — часть «Союза», мы ему фактически помогаем. А он пытается, на минуточку, отжать там власть… со своими явно недобрыми намерениями. Он надеется, что Франкенштейн сможет ослабить «Союз», а сам Кромбелл под шумок продвинется.

— Как вы могли на такое пойти?! — я даже вскочила на ноги и уставилась на М-21 в возмущении. Хотя смысл-то? Он и сам едва сдерживал свою ярость по поводу таких новостей.

М-21 сидел, уронив руки между коленями и будто не смея посмотреть на меня. Я села рядом и опять потеребила его за рукав.

— Просто иначе они бы повторили свой налёт на школу, — признался-таки М-21. — Это ведь их рук дело. Похоже, нападение на вас не связано с появлением старейшин в Сеуле. Старейшины — это которые дрались с Рейзелом, думаю, ты в курсе. — Я кивнула. — А вас похитили парни, которые каким-то образом находятся в подчинении Кромбелла. Я… не понимаю, почему, ведь они с Юрием раньше были в разных подразделениях. Но они пригрозили напасть на Ё-Ран, если мы не будем сотрудничать, и Франкенштейн… согласился.

— Так это всё из-за нас! — ужаснулась я. Но что я могла сказать: «Нет-нет, не сотрудничайте, пускай нападают на школу» и «Уж мы отобьёмся»?

— Не именно из-за вас, но… да, ради всех учеников, — кивнул Аджосси.

Что мне оставалось? Ситуация меня совершенно не порадовала, и кидаться объяснять М-21 очевидные вещи — тоже не вариант. Он же и сам прекрасно понимает, что выбора у Франкенштейна не было. Даже если условия этого договора ужасны, ещё хуже было бы не заключить его…

— Франкенштейн ведь поговорил со мной об этом, — вдруг сказал М-21, стискивая кулак. — Окликнул и спросил, всё ли в порядке. Конечно, постфактум, но уточнил…

— Вот видишь, — сказала я примиряющим тоном, хотя едва ли М-21 действительно сердился на Франкенштейна — уж скорее на безысходность, в которой мы все застряли. — Он помнит, что у тебя с «Союзом» свои счёты и печётся о твоих чувствах…

— Это мне и правда в диковинку, — усмехнулся М-21. — Поэтому иногда я не знаю, как реагировать. Мне всё кажется, это ловушка или провокация. И только потом я вспоминаю, что Франкенштейн не такой. Ну, то есть, не со своими.

Я легонько похлопала его по плечу, и он приобнял меня в ответ. Так мы посидели несколько минут, и я почувствовала, что М-21 чуть-чуть успокоился.

— Он ведь мне ещё одну вещь предложил, только я отказался, — сказал он уже другим тоном, но тут его взгляд упал на наручные часы, и М-21 аж подскочил, перепугав меня. — Ты же на урок опаздываешь!

Я глубоко вздохнула. Вот урок меня сейчас в последнюю очередь волнует. Разумеется, я бы его и целиком прогуляла, если только это поможет М-21 отвлечься и успокоиться. Но М-21 меня буквально вытолкал за дверь, да ещё и пригрозил, что сейчас поднимется к Тао и посмотрит по камерам, пошла я на занятие или нет. Ох уж эти взрослые… М-21 просто не помнит лет своей учёбы, если он вообще в школу ходил, потому и не знает, как хорошо иногда пропускать занятия…

Как бы то ни было, мне посчастливилось ухватить его мысленный канал, уже когда я неслась по пустым коридорам в класс. Между прочим, задачка не из лёгких: считывать восприятие и бежать по лестницам! Скользкий пол — поворот! Ступеньки, поручни, поворот — и следующий лестничный пролёт!..

Когда Франкенштейн окликнул Аджосси, то сообщил ему, что собирается потребовать у Кромбелла данные о его, М-21, прошлом. Сердце М-21 пропустило удар, а тело погорячело, словно от трансформации.

— Разумеется, у нас будут и другие случаи получить от него эту информацию, — сказал Франкенштейн. — Но тогда нет гарантии получить её всю.

Сначала М-21 вообще был не в состоянии отрефлексировать, что Франкенштейн действительно заботится лично о нём, добывая эти сведения. Поэтому подумал по существу: «Он прав, такого шанса может больше и не представиться. Если Кромбелл сам отдаст нам эту информацию, то она наверняка будет достоверной». (Ага, если только он вам не соврёт, добавлю я в скобках, записывая всё это по зрелом размышлении. Согласится Кромбелл отдать вам данные, ну да, ну да! Точно так же, как ядовитый похититель обещал отдать нам противоядие!)

— Мастер на это согласен, — между тем, добавил Франкенштейн. И всё модифицированное трио аж подскочило. Ну да, раз Рей сказал — по сути, это дело уже решённое…

М-21 замер, как будто размышляя над тем, стоит ли делать последний шаг к твёрдой поверхности, находясь над пропастью на шатающемся мосту. Ведь очевидно, что это тот сказочный шанс, о котором мечтал в серии «М» каждый… Тот самый, о котором сам М-21 напоминал себе, глотая кровь и стоны во время экспериментов. И во время приступов, которые следовали за непринятым препаратом. И всякий раз, когда кто-то или что-то напоминало ему о погибших товарищах. Это была клятва, которая помогала ему жить, но грозила навсегда сделать его предателем. Ведь он дал слово и не имел ни малейшей возможности его сдержать… Самостоятельно он бы никогда не сумел провести такое расследование. Оно было возможно или с помощью могучих покровителей, или если бы М-21 успешно внедрился в организацию как шпион. Но этот-то шанс уже был бесповоротно упущен, а значит — только связи и взаимная выгода…

Но действительно ли выгодно это будет его покровителям? Франкенштейну ведь ничего не даст обладание списком в сотню имён уже павших бойцов. Эта информация даже не об элитном подразделении, которое могли бы использовать в бою против него. Это неудачный эксперимент, который давно свернули. И даже данные, вероятно, уже удалены просто за ненадобностью.

А Франкенштейн всё равно желает за это поторговаться… Поторговаться? Ну точно же…

— Погоди, — перебил М-21, ненавидя себя за то, что собирался сказать. — Кромбелл обязательно попросит что-то взамен.

Короче, М-21 отказался. В голове у него зашумело, но он осознавал все последствия в тот момент с такой чудовищной ясностью, что даже жалел об этом. Почему нельзя было пойти на поводу у эмоций, например? И почему этот миг как клеймо отпечатался в его памяти? Чтобы бесконечно теперь вспоминать и каяться перед товарищами?

— Сделка с Кромбеллом касается только детей, — несмотря на бурю в душе, отчеканил он. — Я не хочу иметь с ним никаких других дел. И мои товарищи тоже не хотели бы, чтобы их желание исполнилось из-за сделки с Кромбеллом. Я, пожалуй, пойду, — отрезал он и поспешил уйти — до того, как потеряет самообладание или, чего доброго, согласится на такое желанное, несмотря на позорные условия, предложение…

Франкенштейн только вздохнул, а Тао и Такео удивлённо поглядели вслед, а затем кинулись догонять. Утешали они его или восхищались, я не знаю. Его восприятие как отрезало. Может быть, я слишком отвлеклась на то, что пыталась анализировать состояние М-21.

И всё-таки не могу отделаться от мысли, что, не будь тут замешана школа и мы, М-21 бы согласился. Во времена работы на организацию он ведь не был таким уж принципиальным, верно? Наверняка готов победить Кромбелла (в нашем случае, «эквивалент» победы — это список имён модифицированных) любыми средствами. Против таких подлецов ведь правда любые хороши… А то, что М-21 сказал Франкенштейну, было только чтобы тот не вдавался в подробности его мотивов и не пытался уговорить переменить решение…

Я тут и какую-то свою вину ощущаю. Может быть, если бы М-21 не боялся раскрыть наши с ним отношения, они бы с Франкенштейном нормально всё обсудили и придумали план получше? А так М-21 просто гордо отмахнулся от такой возможности…

Утешаю себя только тем, что на самом деле, как я уже писала, мне не кажется, что эта возможность так уж хороша. Уж лучше бы благородные из Лукедонии, наконец, вмешались, навели в «Союзе» порядок, и тогда все неудалённые данные и так станут нашими! Ведь так?..

* * *

На урок я чуть-чуть опоздала, но об этом учитель «забыл», по счастью. Потому что Рей опоздал ещё серьёзнее, и было бы странно наказать меня за маленькое нарушение, но спустить Рейзелу с рук более серьёзное… Непедагогично было бы. Ну вот я и осталась ненаказанной.

Где был Рей, я сначала не поняла, так что повернулась прямо на глазах у всех к задней парте, чтобы рассмотреть его. И плевать я хотела на все перешёптывания и переглядывания! Подумаешь, сплетня о моей свадьбе. Вот состояние Рейзела — это важно. Вдруг ему плохо на перемене стало, и поэтому он так задержался?

Но нет, хотя по виду особенно было незаметно, но по его ауре я с удивлением осознала, что ему не хуже, а даже лучше, чем было на прошлой неделе. Его боль словно бы притупилась, а та бесконтрольно отлетавшая от него золотистыми крупицами энергия словно обрела равновесие. Неужели он нашёл способ как-то исцелиться? Или просто отпустил ситуацию с отступниками и клеветой на меня, так что ему стало спокойнее? Ведь когда человек грустит, у него сразу всё болеть начинает, а когда радуется — даже зараза всерьёз не пристаёт и все проблемы как-то сами решаются…

Рей ободряюще прикрыл глаза и снова посмотрел на меня. Да, действительно. Это его простое моргание столько смыслов может иметь — и мы все его понимаем, причём совершенно необязательно уметь читать мысли. Но я не усомнилась, что Рей догадался, зачем я к нему обернулась, так что дал понять: всё хорошо. Так что я повернулась обратно, готовясь встретить на себе взгляды одноклассников, горящие пламенной завистью.

И удивилась: всем было совсем по барабану, что «невеста Рейзела» с ним во время урока переглядывается. Кто-то беспалевно дрых на парте (и нет, не только Шинву), кто-то списывал с доски задание, кто-то глянул на нас с совершенным безразличием и продолжил считать минуты до конца урока… В общем, как будто и не было у нас скандала с той фоткой и моей последующей травли… Странно это всё.

27 августа, вторник

Не зря я подозревала, что что-то изменилось. Просто вчера уже записать не успела. Когда мы после школы пошли в дом директора, я встала рядом с Рейзелом и попыталась мысленно пообщаться. Мне было интересно, заметил ли он, что нас все сегодня словно игнорируют… Но не смогла! Вокруг Рейзела было то самое золотое поле, которое я столько раз замечала раньше. И не смела — да и не могла обычно — сквозь него пробиться. Так оно восстановилось! Неужели ему и впрямь настолько лучше?

Поэтому пришлось использовать более привычное для всех, кроме, кажется, его и меня, средство общения. И я спросила вслух, пользуясь тем, что остальные болтали о своём и нас не слушали:

— Ты заметил, что от нас наконец-то отстали? Сегодня никто надо мной не смеялся и на тебя косо не смотрел! Всё-таки мы перетерпели этот скандал…

— Они не помнят о случившемся, — спокойно прервал мои восторги Рей. Моя радость тут же померкла. Неужели он всё-таки использовал контроль разума надо всеми?!

Рей посмотрел на меня пристально. И даже если не проникал в мои мысли, мои опасения понял и так.

— Не можешь прочитать моё воспоминание? — спросил он, и когда я помотала головой, кивнул. — Так и знал.

Не объясняя ничего, он взял меня за руку, и я почувствовала, как связь между нами достроилась с его стороны. Вероятно, Рею было проще и естественнее транслировать воспоминание мысленно, а не объяснять словами. Тем более, на ходу. Рейзел не привык перекрикивать шум улиц и грохот машин.

Я увидела, как Рейзел вышел из кабинета директора, где он по привычке пил чай на большой перемене. Франкенштейн ему компанию не составил, был слишком занят делами школы после возвращения в Сеул. Проходя мимо соседнего кабинета, Рей замедлил шаг и остановился перед дверью. Ему померещилось, что он уловил отголосок злобной ауры Франкенштейна, и это показалось странным. Это же школа, а не поле боя…

— … ведут себя непозволительно, пропуская все сроки, — услышал он конец тирады Франкенштейна.

Женщина-завуч, та самая, которая тогда кричала на меня, начала оправдываться.

— Я совершенно не понимаю, — подобострастно залепетала она, — как это вылетело у меня из головы. Я же точно знаю, что надо было заранее согласовать даты медосмотра. И эти графики проведения областных контрольных уже давно были известны, но на совещании это как-то совсем забылось…

Франкенштейн выпустил ещё немного грозной ауры, и Рейзел толкнул дверь, неохотно входя в кабинет.

— Она не виновата, — сказал он тихо, но Франкенштейн тут же повернулся на 180 градусов и изумлённо на него уставился. Завуч тоже смотрела на Рея — без всякого узнавания, но с радостью в глазах. Ещё бы, он ведь за неё вступился! Зато я наблюдала это воспоминание со смесью злости и негодования. Она такая вздорная тётка, зачем Рей её защищает?

«Это я стёр ей память, — мысленно пояснил Рей Франкенштейну, но прозвучало это, как и оправдание передо мной. — Это моя ответственность».

Франкенштейн отрывисто кивнул растерянной коллеге и вместе с Рейзелом покинул учительскую, снова сопроводив его в свой кабинет.

— Но почему вы стёрли ей память, Мастер? — с беспокойством переспросил он, уже готовясь узнать о невесть каких проступках своих подчинённых.

Ну, и тут Рей коротко пересказал историю с фотографией и наездами завуча на меня и мой моральный облик.

— Мне было грустно, — сказал Рей, — а Юна утешила, чем вызвала неудовольствие всех вокруг. Я решил… избавить её от несправедливости.

— И вы стёрли память «всем вокруг»?! — вскричал Франкенштейн в ужасе. Нет, он вовсе не за чужую память переживал, уж я-то знаю, ему дела нет до наших прав на личные воспоминания. Он перепугался, что Рей тратил свою силу вот на это и в таких количествах…

Рей печально помотал головой и со стыдом признал, что у него не хватило сил.

— Но эта женщина вообще всё забыла, — повторил он. — Наверное, я перестарался…

— Я всё понял, Мастер, — прервал его, чтобы не тратил сил на объяснение, и резво поднялся на ноги Франкенштейн, и глаза его слегка засветились. — Да как они посмели так насмехаться над вами! Я это так не оставлю…

Рей отставил чашку с чаем и сделал жест, будто хотел помешать Франкенштейну, но тот качнул головой и ядовито усмехнулся.

— Мне-то применение силы не принесёт никакого вреда… — весело заметил он, — зато все они теперь ничего не вспомнят об этой истории.

«Но в твоём состоянии ты рискуешь не меньше…» — подумал было Рей, но знал, что вмешиваться поздно, а потому оставил свои возражения при себе.

— Теперь ты знаешь, — сказал Рей почти довольным тоном.

Я было хотела спросить его, что не так с состоянием директора, если Рейзел за него так беспокоится, но не решилась. Всё-таки чувствовалось, что Рей ещё слаб, и пусть ментальный контроль восстановился, мне не хотелось, чтобы он опять тратил силы на объяснения — устные или мысленные.

Короче, Рейзел как-то ухитрился не спалить мою способность Франкенштейну и при этом его руками (вернее, контролем разума) решить нашу проблему. На душе у меня сразу полегчало, и даже муки совести быстро унялись сами собой. Ну подумаешь, целой школе память стёрли? Зато больше не будут говорить про нас с Реем гадости!

* * *

Когда мы пришли в гости, там было людно и шумно. Я уже давно отвыкла от такого оживления, но с удовольствием окунулась в наши обычные незамысловатые радости. Поиграть в настолку? Здорово! Поесть вкусняшек? Класс!

Не все разделяют нашу радость, конечно же. Раджек, старший брат Раэля, похоже, спрашивает себя, что забыл в нашей компании. К концу вечера он явно устал от нашего щебета и уж не знал, чем бы себя занять, лишь бы не принимать участия в болтовне. Такео понимающе на него косился. После давнишних попыток говорить с нами на разные темы, пыл Такео явно поиссяк. Может, виной тому его неизбежные ошибки на корейском, может, он просто не может поддержать разговор предметно. А может, слишком стесняется или устаёт после работы. Не знаю. Но неразговорчивого Раджека сразу приметил и взглядом указал ему, куда можно сесть, чтобы оказаться подальше от эмоционально болтающего Шинву. Потом так же подал знак, когда можно было начинать убирать со стола. И Раджек понятливо начал собирать фантики и тарелки, не задавая лишних вопросов. В конце концов, всё в этом доме подчиняется воле его хозяина. (А сам хозяин — воле Ноблесс, и, уж конечно, не Раджеку этот установленный порядок оспаривать.) Так что он молча носил тарелки из гостиной на кухню и всё это — с совершенно нейтральным выражением лица. Вероятно, наше нашествие на дом директора кажется ему прекрасной возможностью потренировать концентрацию мыслей и душевный покой в особенно сложных условиях…

А его братец по-прежнему никаких плюсов в наших посиделках не видит. Он всё время напряжён, как струна, и мы с М-21 опять весь вечер на него опасливо косились, ожидая, когда Раэль всё-таки подскочит и сотворит что-нибудь эдакое. Но тот сдерживался. В присутствии брата он не смеет ничего сделать! Ха! Теперь-то понятно, как Франкенштейн осмелился его оставить под своей крышей. Видимо, настолько сильно доверяет Раджеку. Почему, интересно? Не может быть, что они до этого были так уж хорошо знакомы!

Сегодня, между прочим, я весь день чувствовала на себе чей-то недобрый взгляд. И чьим бы он мог быть, кроме Раэля? (Завистницам-то моим память потёрли, так что врагов у меня снова нет.) Правда, Раэль завидовал не мне, а Шинву. Но сидим мы рядом, так что перепадало и мне…

Оказавшись к Раэлю ближе, вечером я всё-таки считала его воспоминание. И верно! Он всё время околачивался неподалёку и завистливо сверлил Шинву взглядом. Самому-то Шинву что? Он дрых себе спокойно и ничьих лазерных взглядов затылком не ощущал! А Раэль весь извёлся, бедолажка. А всё опять же из ревности. Вообще страшная сила, как я посмотрю. До каких ужасных мыслей и поступков людей доводит!

Началось всё вообще позавчера, когда мы все пришли в гости к Рею, и там же решили вкусно поесть. Шинву как раз очень эмоционально рассказывал, как классно было играть на новом стадионе. Он так активно жестикулировал, что от него буквально искры капли соуса, который он держал в руке, так и разлетались. Мы ему намекали, что надо, как бы, поспокойнее себя вести и всё такое, но разошедшегося Шинву разве уймёшь? Так что мы сидели и краснели за друга, а благородные терпели-терпели, а потом терпение кончилось. И Сейра как наклонится и сотрёт ему соус прямо с щеки! Мы так и замерли — кто от шока, кто от умиления. Меня это не так и сильно удивило: в конце концов, она же постоянно о нём заботится, он же такой всё-таки шалопай. Кому, как не мне, это знать? Но меня прямо-таки покорило полное грации движение Сейры.

Увлечённая её действиями, за реакциями остальных я особо не следила, а вот теперь получается, что Раэль всю эту сцену тоже видел, но не разнёс дом только потому, что от избытка чувств словно и вовсе потерял способность мыслить и двигаться. Оттаяв, он куда-то смылся с наших посиделок, а теперь вот мрачнее тучи шлялся неподалёку от школы, вынашивая планы мести и мучаясь от ревности.

Я так понимаю, Раэль бы вообще приревновал любого, ведь в его глазах все люди — жалкие букашки, а благородные — хуже его кто по навыкам, кто по происхождению. А если и не хуже, то у них-то помолвки с Сейрой нет! А значит, и права притязать на неё — тоже. Но тут случай куда хуже, чем можно представить: из всех «людишек» Сейра выбрала самого неорганизованного, чумазого и разгильдяйского! Разумеется, этого его тонкая душевная организация вынести уже просто не могла…

Не знаю, о чём именно он думал, но, наверное, нелишним будет попросить М-21 получше охранять Шинву. С обычным хулиганьём он разберётся «на изи», но тут как-никак благородный… Или всё-таки не просить? Ведь М-21 и сам с ним не справится же? Эх… как бы мне друга-то обезопасить? Опять Рея просить не вариант… Ужас, а как быть-то? И почему я сразу об этом не подумала?

Короче, увы, но я не знаю, решил ли Раэль как-то отомстить Шинву. Но посередине его коварных замыслов и тяжких вздохов наедине с весёлыми облачками, которые как-то совсем по-весеннему плыли над нашей крышей, на этой самой крыше объявился Раджек. Раэль так и подскочил. Ух, какой у него брат всё-таки бесшумный. Не только не болтает попусту, но и подкрадывается, как тень! Вон, родной брат — и то никак не привыкнет.

— Я рад, что ты изменился, — сказал он, и я чуть ли не впервые услышала этот голос. Да, забавно, в воспоминании. — Ты ведь охранял это место на случай нападения, да?

Раэль так изумился самой возможности подобного предположения, что не нашёлся, что и сказать. И это позволило Раджеку продолжить свою мысль:

— Я слышал, что люди, а также Регис и Сейра изо всех сил стараются обеспечить безопасность этого места. Не ожидал, что ты поможешь им в этом деле.

— Эм… вообще-то… — сквозь зубы проскрипел Раэль, которого так и распирало от желания крикнуть на всю улицу об абсурдности этой мысли. И только полное превосходство брата удержало его от этого. И не зря.

— Если бы сейчас тебя видел наш отец… — задумчиво прибавил Раджек и всё-таки досказал: — Уверен, он бы гордился тобою. — И невозмутимо удалился, прибавив: — Я буду за тобой наблюдать, продолжай в том же духе.

Вот так Раэль и продежурил весь день, ругая себя последними словами за то, что так глупо попался на подсматривании, брата — что не видит дальше собственного носа и не понимает его, Раэля, реальных чувств, Сейру — что спуталась с неотёсанным человечком, а Шинву — что он такой нескладный и не похож на соперника, с которым хоть поединок можно устроить за прекрасную невесту…

Вот так тема невест меня и преследует, хотя сама я из этого списка выпала на время. Надо завтра как-то придумать, то ли чем отвлечь Раэля, то ли кого приспособить на защиту Шинву. А лучше бы всего — чтобы кто-нибудь уже объяснил Раэлю то, чего он сам ну никак не понимает: они с Сейрой явно не пара.