Ветер с Севера (гет)

— Ригердта, нет!

Рассерженный голос старшего брата Джермальда резанул по ушам, и золотокосая девушка, одетая в шаровары и короткую облегающую кофту оборотниц, приземлилась на ноги и хмуро поглядела на говорившего.

Тренировка проходила на поляне в лесу, недалеко от Асгволда. С ясного неба щедро лился яркий солнечный свет, золотя густую траву и верхушки деревьев. Пели птицы, славя наступивший день, и ноздри Ригердты время от времени чутко вздрагивали, словно девушка прислушивалась к далеким запахам. У самой кромки густого, почти непроходимого подлеска стоял молодой воин, очевидно, принадлежавший к княжеской гвардии: молодой широкоплечий мужчина лет двадцати трех-двадцати пяти на вид с тонкими светлыми, почти пепельными волосами. Он с плохо скрываемым волнением следил за упражнениями дочери князя Аудмунда и заметно вздрагивал, когда она делала очередной опасный с его точки зрения выпад.

Джермальд нахмурился и покачал головой.

— Ты отталкиваешься слишком сильно, сестренка, — укоризненным тоном заговорил он. — Поэтому прыжок получается таким длинным. Это опасно. В бою тебя легко могут успеть ранить. Движение должно быть неожиданным и стремительным, как удар хлыста. Не следует давать противнику время предугадать твое намерение и уж тем более суметь перегруппироваться.

Ригердта, до сей поры внимательно слушавшая, оскалилась нарочито по-звериному, и брат весело рассмеялся:

— Быть воином не так легко, как это может показаться со стороны.

— Я все равно своего добьюсь! — решительным тоном заявила она.

Джермальд примирительно поднял руку:

— Нисколько не сомневаюсь. Так значит, ты всерьез решила?

Он смерил сестру с ног до головы внимательным взглядом и одним движением убрал свои мечи в ножны. Ригердта проделала то же самое и, помолчав секунду, ответила:

— Да. Я еду в Аст-Ино.

Она подошла к кусту лещины, на ветках которого лежало ее красное с золотой ниткой платье, и надела его прямо поверх штанов. Гвардеец вздохнул с облегчением.

Джермальд задумчиво кивнул, словно соглашаясь с какими-то ведомыми ему одному мыслями, и Ригердта продолжила:

— Бабушка Кимеда давно зовет меня. А здесь, в Вотростене, я все равно не встретила своей истинной половинки.

— Всего лишь пока, — не преминул заметить брат. — Ты еще молода и для оборотня, и для человека.

Девушка улыбнулась светло и приветливо и зажмурилась, подставив лицо солнцу.

— Не спорю, — через некоторое время ответила она. — И при других обстоятельствах не стала бы торопиться. Но мне так хочется попробовать самой построить собственную жизнь! Так, как я сама желаю! В конце концов, у Вотростена есть Арндольв и ты. Именно вы его щит. А я свободна, словно ветер в степи.

— Понимаю, — откликнулся Джермальд.

Тут разговор прервался — их охранник привел лошадей, и Ригердта, подойдя к вороному, ласково погладила его по шелковистому носу. Тем временем гвардеец встал на колени и подставил руки. Дочь князя с легким сомнением посмотрела на предложенную опору, но все же воспользовалась приглашением, легко взлетев в седло.

— Спасибо вам, Льёрдвар, — поблагодарила она.

— Не за что, госпожа, — отозвался тот.

Мужчины вскочили на лошадей, и вся компания покинула наконец поляну, где Ригердта с Джермальдом провели за тренировкой добрую часть ночи и половину утра.

Утоптанная тропа широкой лентой вилась меж высоких сосен, убегая в сторону города. Брат с сестрой теперь ехали бок о бок, а их провожатый на полкорпуса позади.

— И как, ты уже сообщила родителям? — продолжил он прервавшийся было разговор.

— Только отцу. Он принял мое решение и поддержал. А вот маме я пока не решилась.

— И когда собираешься?

Ригердта вздохнула и, посмотрев Джермальду прямо в глаза, ответила:

— Сегодня. Прямо с утра.

Она понимала, что матушка не станет ее отговаривать, да и расстанутся они в любом случае не навсегда — дочь будет регулярно навещать родной дом. И все же мысль о предстоящей разлуке с родителями тяготила. Они, а еще этот замок на холме и раскинувшиеся за пределами города священные поля — то, что сопровождало ее всю жизнь с самого рождения. Она любила Асгволд и Вотростен всем сердцем и все же не видела здесь для себя будущего. Она рысь!

Верхняя губа девушки едва заметно вздрогнула, и Льёрдвар, пристально следивший за ней, нахмурился, словно сомневался, не почудилось ли ему. А та оглянулась на него и поспешила спрятать следы волнения.

Тем временем всадники покинули лес, и перед взором распахнулась величественная панорама — пригороды столицы, окруженные, точно изысканной рамой, священными вересковыми полями. Ригердта остановилась и несколько долгих минут любовалась, впитывая окружавшую их красоту. Мужчины терпеливо ждали, должно быть, догадываясь о ее состоянии. Наконец она вздохнула и вновь пустила коня неспешным аллюром.

— Кем же ты хочешь стать? — вновь заговорил брат.

Сестра встрепенулась, словно пробудилась ото сна, и живо откликнулась:

— Воином. Командиром.

— Эйири? Достойная цель. И ради ее осуществления тебе в самом деле стоит поехать в Исталу.

— Меня растили люди, — заметила Ригердта задумчиво. — И все же…

Желанная цель стояла перед глазами, сияя, словно маяк в ночи. Память многих поколений кошачьих предков бурлила в крови, призывая самой взяться за оружие. В ушах стоял звон мечей и боевые выкрики. Все то, что столь бережно хранила ее память, переданная отцом!

Маленькая кавалькада миновала поля и поехала по одной из улочек, ведущих в сторону замка. Копыта коней бодро цокали. Они мотали головами, то и дело пофыркивая, и явно выражали намерение ускорить шаг.

— Куда ты? — спросила Ригердта брата.

Тот тронул поводья, очевидно, намереваясь развернуть свою лошадь в сторону рыночной площади, недалеко от которой располагался его собственный дом с лабораторией. Джермальд неожиданно смущенно улыбнулся, словно застигнутый на месте шалости мальчишка, и ответил:

— Хочу немного поработать.

Сестра удивленно подняла брови. Если Арндольв, их старший брат и наследник отца, был воином и политиком, то Джермальд, хотя и держал меч в руках умело и ловко, очень многое взял от человеческого предка Асгволда.

— Что ты задумал? — с нескрываемым любопытством поинтересовалась она.

Брат загадочно улыбнулся и, чуть поколебавшись, признался:

— Есть мечта. Хочу попробовать разработать средство, которое сделает наших солдат в бою неуязвимыми для магии. Быть может, пропитать одежду или выпить его внутрь. Не знаю, что получится. Да и выйдет ли. Но я должен попытаться!

Льёрдвар с интересом прислушивался, а Ригердта озадаченно, однако с видимым восхищением покачала головой.

— Достойная цель, — наконец ответила она. — Хочешь изучить собственное тело?

— Именно так, — оживился Джермальд. — Понять, что именно дает нам неуязвимость, и создать искусственный состав. Но я лишь в самом начале пути.

— Но если не ты, то кто же? — в голосе ее зазвучали задор и вызов. — У тебя есть плоть оборотня, способности нашего предка Асгволда и поистине звериное упрямство, чтоб воплотить замысел в жизнь!

Джермальд довольно рассмеялся:

— Спасибо, сестра! Что ж, я прощаюсь до вечера. К ужину постараюсь вернуться. Пока!

— До встречи!

Брат ускакал, а Льёрдвар, подъехав ближе, посмотрел госпоже в лицо, а после перевел взгляд на уже показавшиеся над крышами домов шпили крепости.

— Ты прав, — наконец ответила на невысказанный вопрос Ригердта. — Поспешим.

И они ускорили шаг, направившись прямо к цели и на этот раз не сворачивая.

Во дворе она спешилась, не дожидаясь, пока спутник подоспеет на помощь, и протянула ему поводья.

— Пожалуйста, отведите его на конюшню, — попросила она, погладив вороного по теплому бархатистому носу.

— Конечно, принцесса, — ответил Льёрдвар.

Ригердта улыбнулась. С тех, как брат Арндольв появился на свет, прошло достаточно времени. Рассказы оборотней об утраченной прародине и жизни в Далире, что называется «из первых рук», успели стать достоянием народа. Их передавали из уст в уста, и если для старшего поколения не изменилось ничего, то молодежь постепенно начала называть детей князя принцами. Теми, кем они и были на самом деле. Отец не поощрял подобного начинания, но и не мешал. Лишь в кругу семьи позволял себе иногда добродушно улыбаться в усы.

— Спасибо вам, Льёрди, — поблагодарила Ригердта и заметила, как подобрался и даже чуть порозовел от смущения довольный похвалой стражник.

Она прошла через двор и, привычно поприветствовав караульных, вошла в донжон. В гостиной было светло и тихо. Солнечные зайчики скользили по узору стен, расшитой лично матушкой обивке диванов и невысокой, изящной статуе княгини Джериты из белого с розовыми прожилками мрамора. Тонкий слух оборотницы позволял различить стрекот кузнечиков в саду, и она, прикрыв глаза и тихонько рыкнув от удовольствия, подумала, что этого всего ей будет не хватать в Аст-Ино. Ведь, как ни крути, она родилась в Вотростене, и именно этой стране принадлежит ее сердце. Но решение принято, и дочь князя ни секунды не сомневалась в его правильности!

Она решительно выдохнула и, рывком распахнув дверь, прошла по длинному коридору и взбежала по лестнице. Заглянув в ближайшую комнату, никого там не обнаружила и направилась в поисках матери дальше, в Золотую гостиную. Та в это время суток, если не навещала строящуюся неподалеку школу для девушек из малоимущих семей, обычно вышивала или читала именно там.

Толкнув дубовую дверь, Ригердта увидела леди Орнильд и поняла, что не ошиблась в предположениях.

— Доброе утро, матушка, — поприветствовала она, и княгиня, увидев дочь, широко улыбнулась ей.

— Здравствуй, родная.

Жена Бёрдбрандта присела в легком поклоне. Дочь князя вернула ей приветствие и, подойдя к креслу, присела на полированный подлокотник и принялась рассматривать гобелен. Именно его ткала в последнее время Алеретт. Отец в детстве на руках у дедушки Эргарда. Не узнать его было невозможно, даже не обладая памятью предков. Светлые волосы, похожие черты лица. На заднем плане угадывалась крепостная стена и те дубочки, что Аудмунд посадил немного позднее. Но для замысла матушки подобные мелочи, похоже, не имели значения. И дочь была с ней вполне солидарна.

— Какая красота, — прошептала она и, наклонившись, обняла родительницу и положила подбородок ей на плечо.

Та в ответ улыбнулась и ласково потрепала ее по руке.

— Ты ведь по делу? — уточнила княгиня.

Ригердта тихонько фыркнула:

— Почему ты так думаешь?

— Потому что обычно для задушевных бесед ты приходишь ближе к вечеру. Так что случилось?

Та помолчала. Конечно, иного она и не ждала — мать знала своих детей чересчур хорошо, чтобы можно было надеяться ее провести. Поэтому принцесса, заправив выбившуюся прядь за ухо, призналась:

— Я уезжаю в Аст-Ино.

Алеретт вздохнула и воткнула иголку в холст.

— Пожалуйста, Орнильд, оставьте нас ненадолго — мы с дочкой поговорим.

— Хорошо, госпожа, — ответила фрейлина и, снова слегка поклонившись, покинула комнату.

Ригердта ждала, любуясь лицом матери. Сколь мало изменилось оно по сравнению с тем временем, когда отец впервые увидел и влюбился в нее! Черты лица еще не успели оплыть, глаза все так же сияли задором, а седины в золотых косах, если та и имелась, было не разглядеть.

— Я правильно понимаю, что это не обычный твой визит к бабушке и тете Наэре? — в конце концов уточнила она.

Ригердта подтвердила:

— Верно. Я хочу переселиться в Исталу насовсем. Во всяком случае, попытаться.

И она принялась рассказывать. Конечно, тот факт, что дочь любила военное ремесло, для матери не был новостью. Та прекрасно знала, что отец и братья почти каждый день тренируют ее, если у них есть такая возможность. Еще совсем малышкой она перерыла библиотеку замка в поисках книг по человеческой военной тактике и внимательно их изучила.

— И все же мне тяжело сознавать, что я расстанусь с тобой навсегда, Ри, — сказала Ретта, когда та закончила.

— Я буду вас навещать, — пообещала Ригердта пылко. — Правда! Я и сама заранее скучаю. Но ты ведь понимаешь, что тут, в Вотростене, для меня нет будущего?

— Разумеется, — вздохнула княгиня.

— Если бы тут однажды отыскался мой истинный, то я бы осталась ради него. Но его нет. Так почему бы мне не попытаться воплотить мечту в жизнь?

Княгиня встала и, тяжело вздохнув, принялась неспешно ходить по комнате. Остановившись у окна, она некоторое время смотрела на далекие поля и линию моря у горизонта и наконец ответила:

— Да, ты права. Мне нелегко будет расстаться с тобой, и все же я тебя понимаю. Признаюсь, я ждала чего-то подобного. Задумчивые взгляды, устремленные в пустоту, давно сказали, что ты обдумываешь нечто. И раз твой отец согласен, то и я не стану сопротивляться. Он ведь уже в курсе, я полагаю?

— Так и есть, — призналась Ригердта и, сложив руки на груди, воскликнула: — Благодарю тебя!

Алеретт грустно посмотрела и уже совсем было собиралась что-то сказать, но очевидно передумала. Подойдя ближе, она просто наклонилась и поцеловала дочь в лоб:

— Пусть Тата присматривает за тобой.

— Спасибо, матушка!

Она крепко обняла Ретту и вдруг услышала в коридоре знакомые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появился отец. Обе женщины встрепенулись, и он, в несколько шагов пересеча комнату, привычным жестом потрепал Ригердту по голове и обнял супругу.

— Ну что, вы уже поговорили, как я понимаю? — уточнил он.

— Да, — ответила мать и все так же грустно улыбнулась.

Отец, не удержавшись, поцеловал ее, и дочь деликатно отвела взгляд. Ей ли не знать, что к присутствию рядом своей истинной половинки невозможно привыкнуть? Память оборотня подсказывала ей, что с каждым прожитым годом чувства столь же остры, как и в первый день. Она услышала, как отец с шумом втянул носом воздух, и поняла, что можно поворачиваться:

— Мама разрешила мне отправиться в Аст-Ино, — сообщила она.

— Когда убегаешь?

— Завтра утром.

— Так скоро? — огорчилась княгиня.

Плечи Ригердты поникли:

— Зачем тянуть? Расставаться в любой день будет трудно.

Ретта вздохнула:

— Да, согласна.

— Что ж, раз так, — сказал отец, — то я сегодня же напишу несколько писем. Для твоей бабушки, для Иласару и для дяди Тэньяти.

— Хорошо, пап, я передам.

Больше на эту тему они не говорили. Ригердта заявила, что побежит в звериной шкуре сушей, и пошла собираться. А родители еще долго гуляли в саду, взявшись за руки, и дочь, приникнув к окну, время от времени замечала их фигуры. И старалась запомнить, хотя, конечно, память предков и без того достаточно четко хранила их образы.

Перед мысленным взором юной дочери князя Аудмуна вставала Истала.

* * *

— Арндольв приехал?

Ригердта торопливо вошла в столовую и, не заметив того, кого так ждала, удрученно вздохнула.

— Нет пока, — подтвердил ее догадку отец.

Еще утром им доложили, что корабль наследника вошел в порт. Однако дотошный и обстоятельный, словно следователь на допросе, старший брат предпочитал все сотню раз перепроверить, прежде чем распустить по домам команду и самому предаться блаженному отдыху. Поэтому так скоро она его, собственно говоря, и не ждала. Однако огорчилась от этого не меньше.

Плечи Ригердты поникли, она снова незаметно вздохнула и прошла в зал.

— Добрый вечер, лорд Бёрдбрандт, — слегка поклонилась она, приветствуя старшего советника.

Тот широко улыбнулся в ответ:

— Здравствуй, девочка.

В окно ударили первые крупные капли, и дочь князя, садясь на свое место, подумала, предстоит ли ей путь под дождем или до утра еще успеет распогодиться. Впрочем, откладывать путешествие она в любом случае не собиралась, тем более из-за таких пустяков.

Отец занял свое место во главе стола, и начался ужин. Беседа текла размеренно и неторопливо, словно речка в предгорьях летом. Пламя свечей слегка подрагивало, отражаясь в зеркалах и золоте отделки яркими бликами.

— Как твой сын? — спросил Аудмунд друга, и Бёрдбрадт принялся оживленно рассказывать об успехах своего младшего, недавно поступившего в мореходную школу.

Ригердта время от времени прислушивалась к шорохам, доносящимся сквозь балконную дверь, открытую по случаю теплой погоды. Переговаривались стражи на стене, иногда доносились легкие женские шаги, должно быть, прислуги или фрейлин. Солнце постепенно опускалось за горизонт, небо из пронзительно-синего становилось фиолетовым, и вот, когда уже загорелись первые яркие звезды, а ужин был окончен и вся семья перешла из столовой в расположенную рядом гостиную, до дочери князя донеслись звуки, которых все так ждали.

— Арндольв приехал! — воскликнула она радостно.

Отец, рассказывавший как раз что-то матери, замолчал и прислушался.

— Верно, — наконец подтвердил он.

Не прошло и четверти часа, как на лестнице послышались торопливые тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и старший брат, войдя, заполнил вдруг собою каким-то невероятным образом всю комнату, весьма немалую по размеру. Глаза его сверкнули весельем, ноздри едва заметно вздрогнули. Не прекращая улыбаться, он ощерил показавшиеся рысиные клыки и утробно проворчал:

— Запах дома… Как же я скучал по нему!

Он обвел присутствующих взглядом и, задержав его на отце, слегка кивнул.

— Хорошие вести, — прокомментировал Аудмунд.

А брат тем временем подошел к сидевшей на диване княгине и, встав на одно колено, поцеловал ее руку:

— Здравствуй, матушка.

Из чего Ригердта сделала вывод, что новости, привезенные им, в самом деле добрые, иначе в первую очередь бы наследник подошел к князю, чтобы отчитаться о поездке. Теперь же он мог позволить себе никуда не спешить и поздороваться с каждым обстоятельно. Когда мама поцеловала первенца в лоб, тот поднялся и, приблизившись к отцу, крепко обнял его.

— Рад видеть тебя, мой мальчик, — ответил тот и расцеловал Арндольва в обе щеки.

Означенный мальчик, детина на полголовы выше отца, довольно осклабился и продолжил, обернувшись к советнику:

— Лорд Бёрдбрандт, рад видеть вас.

— Взаимно, — ответил тот все с той же привычной добродушной улыбкой.

Старший принц перевел внимательный взгляд с отца на его помощника и с торжествующим видом достал из-за пазухи свернутый в трубочку пергамент.

— Молодой император Гроима подписал с Вотростеном договор о сотрудничестве! — объявил он, и одобрительные возгласы присутствующих были ему ответом.

Арндольв провел в Виале два последних месяца. Официальные отчеты гласили, что переговоры уверенно продвигаются вперед, и все же насыщенная войнами история двух государств давала серьезные поводы для волнений. И вот — победа!

Аудмунд подошел и, прижав сына к груди, от всей души поздравил его. Щеки наследника довольно порозовели, и он, пряча смущение, ответил что-то отцу и подошел к сестре, которую до сих пор не успел поприветствовать.

— Ну, здравствуй, Ри, — улыбнулся он, глядя на нее. — Куда это ты собралась?

— А ты уже, конечно, обо всем знаешь? — довольно фыркнула она.

— Естественно. Я ведь провел дома почти полдня.

Постепенно эмоции, связанные с приездом Арндольва, улеглись, и Ригердта, сев в кресло около низенького круглого стола из орехового дерева, принялась рассказывать.

Старший брат хмурился, отец стоял у камина, и в его непроницаемом взгляде дочь не могла прочесть решительно ничего. Бёрдбранд неторопливо шагал из угла в угол, однако дочь князя знала, что ему всегда лучше думалось на ногах. Мать в волнении покусывала губу. Наконец, рассказ Ригердты о собственных намерениях и планах был закончен.

— Я так понимаю, что сопровождающих с тобой можно не посылать? — на всякий случай уточнил советник.

— Разумеется, — подтвердила та. — Я оборотница, и быстрее добегу одна.

— Почему мне кажется, что это еще не конец истории? — спросил Арндольв, глядя куда-то в пустоту.

— Согласен, мне тоже, — отозвался Бёрди.

Вошел Джермальд и, кивнув в знак приветствия брату, встал у стены. Наследник ответил ему взмахом руки.

Клепсидра на каминной полке отсчитывала минуты, и было отчетливо слышно, как с тихим всплеском падают капли. Дождь за окошком успел прекратиться, и Ригердта с удовольствием вдохнула густой аромат умытых трав.

На лицах присутствующих она читала, как тяжело им теперь ее отпускать, но никто, включая матушку, не пытался отговаривать или протестовать, и за это Ригердта была им благодарна.

Ретта пошевелилась, и Аудмунд, вздрогнув, подошел к ней ближе и, встав за спиной, положил руку ей на плечо. Та с силой сжала пальцы мужа.

— Все будет хорошо, родная, — прошептал он, и дочь, почувствовав, что сама сейчас разрыдается, порывисто вскочила.

— Пожалуй, мне стоит пойти отдыхать, — сказала она.

— Хорошо, дочка, — кивнул отец.

Мать встала и, приблизившись, поцеловала ее. Ригердта украдкой вдохнула аромат ее кожи, знакомый с младенчества, а та вернулась к супругу и положила голову ему на плечо.

— Пожалуйста, не провожайте завтра меня, — попросила дочь.

Отец с Бёрдбрандтом переглянулись.

— Если ты хочешь, — наконец произнес князь.

Арндольв кивнул, в свою очередь выражая согласие, и она, помахав всем на прощание, стремительно вышла из гостиной.

Последний вечер в кругу семьи вышел немного скомканным, но она была этому даже рада. Долгие обстоятельные проводы были бы невыносимы, да к тому же она и не собиралась расставаться с семьей навсегда — ведь она еще будет их навещать.

Пройдя мимо молчаливых стражей, дочь князя поднялась в свои покои и, раздевшись с помощью служанок, легла спать.

Проснулась она уже на рассвете. Поднимающееся из-за горизонта светило успело позолотить восточный край небосвода, хотя последние звезды еще упрямо сияли в вышине. Порывисто вскочив, Ригердта наскоро привела себя в порядок, а затем, не одеваясь, надела на плечи дорожную сумку и сменила ипостась. Позавтракать она решила чуть позже, прямо в лесу.

Оборотница в последний раз оглядела комнату и, тихонько рыкнув, приоткрыла дверь и спустилась по задней лестнице в сад.

Роса на траве еще не успела просохнуть, мгновенно намочив лапы. Дочь князя с удовольствием лизнула травинку и, сделав первый крупный прыжок, помчалась галопом через сад. Уже у самой стены, почувствовав чей-то пристальный взгляд, остановилась и увидела наблюдавшего за ней Льёрдвара. На лице гвардейца застыло страдание, которое он даже не пытался скрыть. Ригердта предупреждающе рыкнула и, поправив сумку на плечах, продолжила путь.

Караульные выпустили дочь князя, и та помчалась, огибая город, прямо через поля в сторону укрытого густой рассветной тенью леса. Туда, где далеко на юге маячила конечная цель ее путешествия — Истала, столица оборотней.

Ригердта бежала, и теплый ветер бил ей прямо в лицо, ласкал густую рыжеватую шерсть. Роса холодила живот и лапы. Рысь восторженно, в упоении предвкушения рыкнула и одним махом перекувыркнулась через голову. Впереди показался подлесок и та тропа, по которой они с братом накануне ехали на тренировку.

Дочь князя вдохнула полной грудью тяжелый хвойный дух, смешанный с ароматом меда, и побежала тише. Свернув к ручью, она, не меняя ипостаси, с удовольствием напилась и уже шагом, с благоговейным трепетом в сердце, вошла под зеленые своды.

Солнце играло в резной вышине яркими золотыми бликами. Пели птахи, кроны нежно шелестели, будто шептались о чем-то, и Ригердте вдруг остро, до боли в сердце захотелось прилечь на мягкий, теплый от солнечных лучей холм и подремать, свернувшись калачиком. Но она не могла себе позволить терять время.

Приметив на рыхлой земле следы фазана, дочь князя принюхалась и, взяв след, уверенно отправилась на поиски своего завтрака.

Путь ее теперь лежал на юг, через леса и поля. По дороге ей встречались города, поселения крестьян, хутора, но она огибала их, предпочитая мягкую траву и колкую хвою мощеным каменным дорогам.

Ночевать она устраивалась прямо в лесу на деревьях. Так, как это делали сотни поколений ее кошачьих предков, отправляясь в дальнее путешествие или по делам в соседний город. Питалась же Ригердта тем, что ей могла предоставить зеленая кладовая.

С утра она собирала ягоды или орехи, а к обеду отправлялась на охоту. Конечно, на случай неудачи у нее в сумке лежали деньги, и зайти в одну из многочисленных харчевен, чтобы купить себе сытный горячий ужин, не составило бы труда. Но ей не хотелось.

Дни сменялись днями, и граница с Аст-Ино становилась все ближе. Леса вскоре начали перемежаться высокими холмами, скалистыми утесами и холодными даже в летний зной фьордами. Иногда Ригердта делала себе из подручных материалов удочку и садилась на берегу порыбачить. А после, нажарив и навялив пикши, камбалы или окуня на несколько дней вперед, вновь продолжала путь. Наконец, настал день, когда чуткий слух донес до оборотницы тяжелый металлический стук — удары молотов по наковальням. Послышалось шипение раскаленного металла. Это подавали голос оружейные мастерские, в изобилии разбросанные в южных предгорьях.

Ригердта села и, прищурившись, оскалила в звериной ухмылке зубы. В памяти всплыла картина, как брат бабушки Вэратин кует меч. Разумеется, в кузницах Вотростена ей бывать ни разу не доводилось, но память оборотней выручала.

Решив не доставлять мастерам и стражам лишнего беспокойства, Ригердта встала и вновь незаметной тенью скользнула в лес.

Еще через три дня она пришла на первую из застав, человеческую. Пограничники задали ей уже ставшие привычными вопросы об имени, цели путешествия, и пропустили. Дочь князя Аудмунда тут достаточно хорошо знали в лицо.

— Легкой дороги вам, госпожа! — пожелал ей седой капитан, и рысь, обернувшись, помахала лапой в ответ.

Вотростен остался позади, и вскоре южный ветер донес до Ригердты совсем другие запахи. Она потянула носом, и на звериной морде отразилось выражение неподдельной радости. Издав низкий утробный рык, оборотница помчалась со всех лап в сторону зарослей лещины.

На первый взгляд в окружающей обстановке как будто ничего не изменилось. Все так же пели птицы, светило солнце, мягко шелестели травы. Дубы и сосны раскинули над головой широкие, пышные зеленые кроны. И только кошка могла уловить ту невидимую границу, которую только что пересекла.

Она остановилась, присела на тропинке в ожидании, и в этот самый момент подлесок зашелестел. Из зарослей жимолости вышел высокий, широкоплечий оборотень лет тридцати — тридцати пяти на вид. Конечно, этот возраст ему можно было бы дать, окажись он человеком, однако вертикальные зрачки выдавали его принадлежность к кесау. К тому же, Ригердта точно знала, кто именно стоит сейчас перед ней, и, переменив горло на человеческое, радостно воскликнула:

— Дядя Тэр!

Брат бабушки широко улыбнулся и, присев на корточки, распахнул объятия:

— Ну, здравствуй, малышка!

Огромная кошка подбежала и, порывисто лизнув родича в лицо, положила голову ему на плечо. Тот обнял ее и потрепал по загривку.

Дядя Тэратин был нечастым гостем в Истале, и все же Ригердте не единожды приходилось встречаться с ним. Порою она вместе с бабушкой, а иногда и за компанию с Тэньяти, мужем тети Наэры, отправлялась путешествовать по Аст-Ино. Молодой кошечке, выросшей в Вотростене, конечно же хотелось воочию увидеть все то, о чем ей успела рассказать память предков. Тогда-то она и познакомилась с братьями Кимеды.

— Надолго к нам? — спросил Тэратин, поднимаясь на ноги.

— Навсегда, — лаконично сообщила оборотница.

Родич удивленно приподнял брови, однако спустя мгновение кивнул:

— Понимаю. Что ж, очень рад твоему решению. Отдохнешь с дороги?

— С удовольствием, — ответила Ригердта и побежала вслед за дядей на заставу.

Там она провела два дня, охотясь и тренируясь вместе с бойцами, а после вновь продолжила путь. Сердце ее взволнованно билось в предвкушении. Что-то будет?

Конечно, теперь придется идти во дворец знакомиться с сениту. Так получилось, что до сих пор ей ни разу не доводилось видеть повелителя оборотней лично. Все возникавшие вопросы бабушка Кимеда решала сама, и в присутствии Ригердты не было никакой необходимости.

Она бежала по тропинке, петляющей меж кустов, а сама все гадала, что представляет собой Иласару. Конечно, память предков хранила его образ, однако с тех пор прошло почти двадцать лет. Не самый большой срок для долгоживущих оборотней, да и бабушка о сениту частенько рассказывала. И все же перемены возможны. Во времена отца и дедушки Эргарда он был молод, теперь же находился в расцвете сил. Разумеется, юной кошечке очень хотелось произвести на повелителя благоприятное впечатление, поэтому она, чтобы не скучать в дороге, обдумывала, что именно наденет и как причешется, когда отправится во дворец.

Вскоре горы закончились, и некоторое время путь Ригердты пролегал вдоль моря. Она бежала и с удовольствием слушала, как волны с шипением наползают на берег, оставляя на песке хлопья белой пены. Кричали чайки, и соленый ветер волновал воображение, заставляя мечтать о том, о чем дочери князя думать не полагалось — о любви. Но ведь она рысь? Разве не так? Да и отец, если на то пошло, никогда не требовал от детей исполнения государственного долга. Да этого, в общем-то, и не требовалось. Кошаки с их родовой памятью сами осознавали все достаточно хорошо. Но разве теперь, когда она окончательно стала свободна, перед нею не открыты все пути? Ей нужно будет всего лишь немножечко подождать. И тогда в один прекрасный день она, возможно, встретит того, кто станет единственным возлюбленным в ее жизни.

Мысль мелькнула, прозрачным белым облаком накрыв сердце, и Ригердта украдкой вздохнула. Разумеется, даже оборотням зачастую не дано преодолеть судьбу. Ее отцу повезло встретить маму в двадцать лет, посчастливилось дяде Вэру и тете Наэре. А вот Тэратин до сих пор не нашел своей настоящей половинки. Кто знает, что уготовано Татой для нее самой? Даже жрецам Великая Мать никогда не открывала своих намерений, что уж говорить о простых смертных.

Снова потянулись поросшие маками, купальницей и багульником поля, и Ригердта, предчувствуя скорый конец пути, ускорила бег. Истала показалась однажды на горизонте в лучах заката. Окруженная розовым сиянием, она была похожа на сказочный мираж или праздничный пряник, один из тех, что продавали на осенней ярмарке или подавали на стол ко дню рождения.

«Мой новый дом», — мелькнула мысль, и оборотница пустилась еще быстрее.

В город она вбежала, уже слегка запыхавшись. Встречавшиеся по пути прохожие здоровались, увидев внучку Кимеды, и дочь князя приветственно рыкала им в ответ. Добежав до знакомой усадьбы, она легко перемахнула через палисадник и, миновав сад, заскочила в широко распахнутое окно.

— Рада видеть тебя, милая, — услышала она нежный, певучий голос Кимеды и, встав на задние лапы, с удовольствием обняла бабушку.

* * *

Ригердта одевалась.

— Отправимся к сениту завтра утром, — объявила бабушка накануне. — Он будет свободен.

Едва в окошко покоев на втором этаже заглянуло солнце, молодая оборотница зевнула, потянулась, открыла глаза и, выскользнув из постели, начала собираться.

Застелив кровать, она прошла в купальню и, налив в воду немного розового масла, некоторое время просто наслаждалась утренней тишиной и негой. Затем вернулась в спальню и принялась выбирать наряд.

Тут, в Истале, одежды у нее хранилось не так уж и много. Оборотни в этом смысле всегда отличались практичностью и не копили лишнего. Ей же самой гардероб еще только предстояло пополнить в ближайшем будущем. Однако прибегать к помощи Кимеды в данном случае не было необходимости. Немного подумав, Ригердта решительно извлекла из недр шкафа самый красивый наряд из имеющихся — небесно-голубые шелковые шаровары, отделанные золотой нитью, и такую же кофточку, короткую и обтягивающую, как у всех оборотниц. Одевшись, она оглядела себя в зеркала и в конце концов осталась довольна собственным внешним видом.

Волосы дочь князя заплела в две толстых длинных косы, перевитые золотыми лентами. Перебросив их на грудь, она пришла к выводу, что готова к походу во дворец, и спустилась вниз, в гостиную.

— Доброе утро, бабушка, — улыбнулась она, завидев Кимеду, и поцеловала ее в щеку.

— Здравствуй, милая.

На низеньком круглом столике уже стоял завтрак: каша с фруктами, горячие вафли, ароматный травяной чай. С аппетитом поев, Ригердта помогла убрать посуду и, накинув на плечи легкую прозрачную шаль, направилась вместе с олетэка во дворец.

Солнце щедро светило, расплескавшись по многочисленным улочкам, отражаясь бликами в разноцветных стеклах домов и искрящихся брызгах фонтанов. Сердце взволнованно колотилось, норовя выскочить из груди, дышать отчего-то стало трудно.

— Все будет хорошо, — философским тоном проговорила Кимеда и, сощурившись, задумчиво посмотрела вверх, на кроны деревьев. — Ты, несомненно, должна помнить, что Иласару никогда не отличался резкостью суждений или вспыльчивостью.

— Да, конечно, — поспешила ответить Ригердта, однако голос ее оказался тихим и немного хриплым. — И все же волнуюсь.

Бабушка обернулась и смерила внучку изучающим, пристальным взглядом. Та и сама вряд ли смогла бы объяснить, что происходит. Однако факт оставался неоспорим — одна лишь мысль о повелителе оборотней вызывала смятение.

Ригердта нахмурилась и решительно тряхнула головой. Она дочь князя Аудмунда и привыкла быть хозяйкой собственных чувств! Вздохнув глубоко, оборотница ощутила, как туман в голове постепенно рассеивается. Кимеда кивнула и, остановившись, выразительно обвела площадь рукой:

— Ну, вот мы и пришли.

Все было точно так же, как год, как двадцать лет назад. Две оборотницы пересекли обрамленное деревьями пространство и приблизились к главному крыльцу. Стражи прищелкнули хвостами в знак приветствия и впустили Кимеду со спутницей внутрь.

Ригердта принюхалась. Внутри все было так же, как хранила память. Ну, почти. Подушки только сменили цвет, кое-где оказались переставлены диваны и кресла.

Бабушка уверенно прошла через анфиладу комнат и толкнула двери библиотеки.

— Повелитель, — проговорила она, скрестив руки на груди в знак приветствия и склонив голову.

Ригердта пригляделась и заметила у столика между стеллажами того, к кому они и пришли. Иласару.

Сердце ее сразу ухнуло в пятки. Она облизнула пересохшие губы и поспешила повторить жест олетэка. А повелитель встал, сделал несколько шагов и оказался в самом центре светового квадрата, падавшего из окна.

Наверное, потом Ригердта не смогла бы описать словами охватившие ее в тот момент чувства. Она потянула носом и принюхалась к восхитительному аромату, донесшемуся до нее. Иласару. В ушах ее гулко заколотилась, запульсировала кровь. Высок, худощав, с утонченными чертами лица, неуловимо напоминающими одну из тех восточных гравюр, которые она любила рассматривать в библиотеке Асгволда еще в детстве. В темных добрых глазах его, похожих на два глубоких лесных озера, отражалась мудрость. Она еще раз потянула носом и улыбнулась, уловив в запахе повелителя нотки корицы и гвоздики.

Лицо Иласару переменилось, глаза его неуловимо потемнели, и Кимеда, поняв, должно быть, что происходит, отступила на шаг.

— Моя внучка, — представила она. — Ригердта, дочь Аудмунда.

— Рад познакомиться, — проговорил повелитель, и голос его напомнил дочери князя тихую песню теплого, ласкового летнего ветра.

Она подалась вперед, губы чуть приоткрылись, и тут Иласару в два шага пересек разделяющее их пространство. Его запах с новой силой ударил в ноздри, и голова девушки слегка закружилась. Повелитель чуть наклонился и с шумом втянул воздух. Захотелось уцепиться за его плечи, прижаться, и только неимоверным усилием воли Ригердта сдержалась. Память предков не готовила ее к тому, что чувства при встрече с истинным окажутся столь остры!

Иласару быстро провел языком по ее обнаженной ключице и прошептал на ухо:

— Вкусная…

Она порозовела и в смущении опустила взгляд. Ноги ее ослабели, а внизу живота вдруг стало очень тепло, как никогда не бывало прежде.

Повелитель слегка приобнял ее и, проводив к подушкам, помог сесть, сам же опустился напротив. Кимеда устроилась рядом с ней.

— Ригердта хочет остаться жить в Аст-Ино, — сообщила олетэка.

Иласару кивнул, и взгляд его на долю секунды вспыхнул неприкрытой радостью, однако он быстро смог взять себя в руки.

— Это хорошо, когда оборотни возвращаются на свою прародину, — прокомментировал повелитель. — Я разрешил в свое время забрать твоего отца, Ригердта, и все же не скажу, что то решение далось мне легко.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Там, скрытое от всех завесой самообладания, плескалось то, чему она пока не могла подобрать названия. Должно быть, ответственность за всех котов до единого, живущих в Аст-Ино и его окрестностях, за их благополучие и судьбы.

Она призвала на помощь память и поняла, что это, скорее всего, правда. А еще во взоре Иласару светилось одиночество. До сих пор правитель даже не заключал вийнеку.

Ригердта принялась было рассматривать лежащие на подушках поблизости свитки, однако, не выдержав, вновь поймала взгляд Иласару и прочла в нем понимание.

— Я рад приветствовать тебя на земле Аст-Ино, — сказал он и протянул через стол руку.

Молодая оборотница задержала дыхание и, положив ладонь на резную столешницу, накрыла пальцы мужчины. Тот сжал их, и на мгновение губа его дрогнула, обнажив клыки. Дочь князя обдало жаркой волной осознания, сколь велико должно быть теперь его собственное желание. Дыхание перехватило, и ей вдруг невыносимо захотелось ощутить его объятия, прямо сейчас.

Но разум велел сначала все хорошенько обдумать, и Ригердта кивнула, вздохнув украдкой.

— Я был бы счастлив, — вдруг сказал Иласару, — если бы ты составила мне завтра компанию. Я смогу перенести с утра кое-какие встречи, и мы прогуляемся.

— Конечно! — воскликнула она прежде, чем успела задуматься над вопросом.

Тут в дверь библиотеки заглянули, и стало понятно, что теперь его зовут дела.

— Я зайду за тобой, — пообещал Иласару, и Кимеда первая встала, чтобы попрощаться.

Дворец Ригердта покинула, все еще немного ошеломленная. Она остановилась на крыльце, в недоумении глядя на небо, словно не понимая, где она и что с ней происходит, и бабушка, с улыбкой посмотрев на нее, кивнула:

— Да, именно так оно и бывает. Запах твоей половины настигает тебя, и ты понимаешь, что больше не хочешь ему сопротивляться.

Ригердта тоже не стала.

Теперь Иласару приходил в их дом всегда, как только появлялась свободная минута. Она встречала его, и они шли гулять. Чаще за город, но иногда просто бродили по улочкам. Дочь князя наслаждалась присутствием рядом того, к кому влечет с такой непреодолимой силой. Хотелось сделать тот самый первый шаг, объявить этого оборотня своим, но робость перед его положением и почтение сковывали язык. Человеческая часть натуры протестовала, и рысиная боролась с ней, напоминая, что это естественно, что только так и бывает.

Иласару не торопил. Он обнимал ее, когда они оставались на какой-нибудь лесной поляне одни, и тогда Ригердта клала голову любимому на плечо. Его аромат по-прежнему сводил с ума, и память предков уверяла, что так теперь будет всегда. Зачастую она, устроившись поудобнее, принималась рассматривать точеные черты, любуясь ими, словно полотном талантливого живописца. А он рассказывал ей о себе, расспрашивал о ее жизни, о мыслях и чувствах. И желание слиться с ним, стать одним существом заглушало любой другой голос. Она была счастлива.

Оборотни, заметив происходящее, начали поговаривать, не появится ли, наконец, в скором времени в Аст-Ино наследник. Все строили планы, а будущее уже приближалось к рубежам страны.

В один из дней во дворец прибежал взмыленный пограничник и доложил, что человек по имени Льёрдвар просит разрешения на въезд, уверяя, что у него есть личное дело к принцессе Ригердте. Иласару разрешил.

Ригердта ждала, и в душе ее с каждым днем все сильнее нарастал страх. Нет, дома все по-прежнему хорошо, в этом она была уверена. Но что нужно от нее гвардейцу?

Дочь князя мерила комнаты бабушкиной усадьбы из угла в угол и бросала за окно нетерпеливые взгляды, смешанные пополам с раздражением.

Но вот в один из дней, когда пронзительно-золотой диск солнца как раз висел в зените, ветер донес до нее запах гостей — того самого вестового, который уже прибегал, и человека.

Кимеда, как хозяйка дома, вышла встречать сама. Дождавшись, пока они с прибывшими обменяются приветствиями и усядутся к столу, Ригердта вздохнула поглубже и, собравшись с духом, отодвинула занавеску.

Льёрдвар вскочил, буквально впившись в нее жадным взглядом, она же сделала вид, что ничего не замечает, и села к столу. Потекла обычная, ничего не значащая беседа. Одна из тех, в которых была такая мастерица ее матушка и, как утверждала память, бабушка тоже. Часто в Вотростене, наблюдая за Алеретт, с восхищением отмечала, как та умудряется, ведя беседу о погоде, ценах на зерно или породах лошадей, незаметно выведать у собеседника даже те тайные мысли, о которых он сам не подозревал. Увы, сама она в подобном искусстве ленилась практиковаться. Так не пора ли поучиться у бабушки?

Время бежало, утекая подобно мелкому речному песку сквозь пальцы, и вот настал момент, когда Льёрдвар попросил разрешения поговорить с принцессой с глазу на глаз.

Вестовой сразу встал, и Кимеда предложила показать ему покои. Двое вотростенцев остались наедине.

Гвардеец немного смущенно откашлялся и, сжав от волнения пальцы в кулаки, заговорил:

— Быть может, вы знаете, зачем я прибыл.

— Даже не догадываюсь, — призналась Ригердта и для убедительности покачала головой.

Льёрдвар вскочил и прошелся по комнате.

— Я люблю вас, — наконец уверенно выпалил он, остановившись напротив. — Так сильно, что без вас мне жизни нет. Я приехал, чтобы просить вас стать моей женой.

Дочь князя покачнулась, и ей показалось, что будущее, подобно корабельному колоколу, ударило прямо в уши, чтобы огласить свою волю.

Ригердта подняла взгляд и, не мигая, посмотрела на собеседника.

— Я не люблю вас, — откровенно, без всякой жалости сказала она. — И никогда не смогу, даже если бы захотела. Я рысь, и вы должны понимать, что это означает. Ваш запах не привлекает меня.

Льёрдвар вздрогнул, а затем кивнул:

— Конечно. Принц Джермальд мне все объяснил.

— И все же вы настаиваете? — удивленно приподняла брови она.

— Да. Я не смогу без вас.

Дочь князя нахмурилась. Этот гвардеец проделал длинный путь, понимая, что ответить взаимностью она не сможет. Ведь в противном случае она бы просто никуда не уехала из Асгволда. Что ж, достойно уважения. Но ей-то что делать?! Она любит повелителя. Но долг…

Ригердта поднялась и, подойдя к окну, посмотрела в сад. Цветы на деревьях уже успели облететь, и острый взгляд рыси отчетливо различал пока еще маленькие завязи вишен и яблочек.

Долг перед родиной. Он ей настойчиво твердил, что новый аристократический род, в жилах которого течет кровь оборотней, сделает ее гораздо сильнее. Командиры, военачальники, не чувствительные к магии Фатраина — щит Вотростена. Пока их всего двое. Конечно, со временем братья женятся и заведут котят. Это неизбежно, как рассвет и закат. Правда, случится столь радостное событие отнюдь не завтра. Но она любит повелителя!

— Я должна подумать обо всем хорошенько, — наконец проговорила ровным голосом Ригердта и, предоставив бабушке заботиться о незваном госте, вышла в сад.

В памяти всплывали сцены, как Кимеда с дедушкой Эргардом проводили долгие дни и месяцы вместе. Ее саму влекло к сениту с неудержимой силой. И что же, отказаться от всего этого? Ради того, чтобы сделать родную страну еще могущественнее?

Мысль о долге настойчиво билась в уши, смущала разум и сердце. Душу рвало пополам по живому. Решив, что больше не выдержит этой муки, Ригердта сорвалась с места и помчалась во дворец. Запах сам уверенно вел ее.

Она миновала улицы и центральную площадь. На бегу поприветствовав стражей, оборотница рывком распахнула дверь в одну из гостиных и принюхалась.

Нюх зверя утверждал, что Иласару стоит искать в саду. Там, среди магнолий и апельсинов, она и обнаружила его.

— Повелитель, — прошептала она, подходя ближе и всматриваясь в черты возлюбленного.

Тот стоял, закрыв глаза и обратив лицо к небу. Ветер чуть заметно шевелил темные пряди. Выражение спокойствия и умиротворения отчего-то придавало сил и вселяло уверенность в будущем. Ригердта положила руки Иласару на плечо, прижавшись всем телом, и он крепко обнял ее. И тогда она все рассказала.

— Повелитель, — в конце концов обратилась она, и в голосе молодой оборотницы можно было услышать отчаянную надежду. — Кесау не дано знать будущего, но сениту держит в руках нити жизней своего народа и видит дальше любого из них. Что можешь ты посоветовать? Как мне поступить?

Любовь и долг. Тяжкий выбор. Иласару вздохнул, и лучи солнца, показавшись из-за крон, осветили его лицо, так что оно оказалось окруженным сверкающим ореолом.

«Прекрасен!» — с восторгом подумала Ригердта и полной грудью вдохнула дурманящий запах любимого.

— Я вижу радость, — наконец сказал он. — Ожидание не будет напрасным.

— Ты так думаешь? — с надеждой спросила она.

— Убежден. Раз ступив на дорогу, свернуть уже не удастся, и она рано или поздно приведет тебя к желанной цели. А пока…

Иласару открыл глаза и посмотрел на Ригердту с лаской и нежностью.

— Я люблю тебя, — признался он. — И буду ждать, сколько понадобится. Но для тебя будет лучше, если ты пока вернешься в Вотростен.

Ригердта качнулась, и вдруг решение подобно яркому пламени вспыхнуло в голове. Что ж, раз так, она тоже не сдастся судьбе без боя! Ни один кесау не сможет отказать, если позовет его истинная половинка.

Она посмотрела Иласару в глаза, осторожно провела пальцем по его щеке и прошептала:

— Пойдем со мной, повелитель. Я желаю, чтобы первым мужчиной в моей жизни был тот, кого я люблю. Я хочу тебя!

Иласару рыкнул, и на дне его глаз в один момент разгорелось пламя. Черты исказило звериной страстью, он выпустил клыки, и Ригердта снова с упоением в сердце подумала: «Прекрасен. Прекрасен! Лучший из всех!»

Не в силах больше сдерживать собственных чувств, она утробно, по-звериному зарычала и с силой укусила его за плечо. Он изогнулся и, выпустив ее из объятий, перекинулся в зверя. Ригердта последовала его примеру, и оба они опрометью бросились из дворца.

Она бежала за ним, доверившись целиком и полностью, а он вел ее по улицам и площадям к окраине города. Покинув Исталу, Иласару с Ригердтой отправились в лес. Тот принял их, укрыв резным темным пологом, через который почти не проникал тусклый вечерний свет.

Скоро повелитель остановился, и тогда его спутница увидела поросшую яркими разноцветными цветами поляну, а посреди нее большой мягкий холм.

Ригердта выпрямилась и, посмотрев на возлюбленного, одним движением скинула мешающую одежду, на ходу вновь обращаясь в человека.

Иласару рывком сорвал собственные штаны и, перекинувшись, приблизился. Она еще успела краем сознания отметить его красоту, полюбоваться стройными, поджарыми бедрами прежде, чем страсть накрыла их обоих с головой.

Ригердта вдохнула аромат тела любимого и, не в силах больше сдерживаться, укусила его за плечо, утробно зарычав. Иласару ответил тем же, сжав ее в объятиях с такой силой, что ни одна человеческая женщина не смогла бы выдержать. Только оборотница!

Она обхватила его бедра ногами, и оба упали в принявшую их траву. Они катались, кусались, потом, переведя дыхание, начинали вылизывать друг друга, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым движением и ощущением силы любимого. Наконец, они замерли, и мужчина посмотрел женщине в глаза. Та откинулась на спину, выгнулась, тихонько мурлыкнув, и Иласару, предупреждающе рыкнув, вошел.

Память предков не готовила ее к тому, что ощущения могут быть настолько яркими и сводящими с ума, незабываемыми. Наслаждение волнами разливалось по телу, усиливаясь с каждым новым толчком любимого. Вскоре и сама она, поймав ритм, начала ему помогать. Иласару зарычал, еще сильнее прижав к себе, и Ригердта плотно обхватила его торс ногами.

— Сильнее! — попросила она, чувствуя, что уже с трудом может дышать.

Сознание ускользало, унося ее куда-то ввысь, к облакам. Мир сузился до глаз, до лица мужчины, и кроме его объятий, кроме резких, выбивающих дух движений не существовало более ничего.

Жесткие травинки больно кололи кожу, волосы растрепались. На нежном теле начали проявляться первые следы их страсти. Ригердта и Иласару дышали все громче, перемежая стоны отрывистым рычанием.

Вдруг она изогнулась и, подавшись вперед, вновь в исступлении укусила его за плечо и затем за шею. Острые коготки оставили на спине длинные полосы. Он крепко сжал ее бедра, сделал несколько частых, сильных движений, и в этот момент Ригердта, с усилием протолкнув сквозь легкие непослушный воздух, закричала. Она стремилась выплеснуть наружу все наслаждение, накрывшее с головой, подобно осеннему шторму, и грозившее унести в открытый океан. А там были волны высотою в несколько этажей, и ее мотало, словно щепку.

Ригердта кричала, и Иласару вторил любимой, бессильно упав ей на грудь. Вскоре оба затихли, но так и не смогли разомкнуть объятий. Она его гладила по голове и плечам, перебирала волосы и все шептала, шептала что-то, сама не в силах разобрать слов.

И скоро плоть повелителя вновь начала наливаться силой. Она ощутила это и сделала движение, приглашая к продолжению.

Небо постепенно темнело, вечер сменялся ночью. Дневные птицы смолкли, уступив место ночным. Вновь немного отдохнув, Ригердта легконько толкнула Иласару на спину и принялась ласкать, извлекая из памяти все, что та могла ей подсказать. И скоро повелитель сдался. Дыхание его стало отрывистым, частым. Ригердта села сверху, принимая его, и в этот раз сама стала задавать темп.

Ощущение единения с возлюбленным сводило с ума, лишало воли. И раз уж им суждено расстаться на какой-то срок, она была намерена взять от ночи все, что та могла дать. Теплый ветер ласково обдувал обнаженную кожу. Не прекращая движений, она начинала гладить грудь Иласару, шепча с придыханием: «Повелитель», и тот, слегка притянув ее, принимался ласкать языком грудь. Ригердта вновь закричала.

После того, как их в третий раз унесла с собой волна удовольствия, оба отдыхали немного дольше. Они лежали в смятой траве, не размыкая объятий, и тихо беседовали, наслаждаясь каждым отведенным им мгновением, малейшим движением или словом. Оборотница вдыхала запах любимого, смешанный с потом, и теперь она была твердо убеждена, что ничего более замечательного в ее жизни не происходило. Она стремилась запомнить все до мельчайших подробностей, понимая, что воспоминания надолго станут ее единственным утешением.

Потом они вновь любили друг друга, уже более обстоятельно, то в человеческой ипостаси, то в звериной, иногда меняя облик по нескольку раз прямо в процессе. И каждый раз наступавшее наслаждение открывало новые горизонты и дали, прежде неведомые.

Наконец, обессиленные, они просто застыли, держа друг друга в объятиях. Из-за горизонта медленно, неотвратимо поднималось солнце. Тело сладко ныло.

— Я буду ждать тебя, — прошептал Иласару. — Что бы ни случилось. Столько, сколько понадобится.

— И я вернусь, — ответила уверенно Ригердта. — Теперь я сама не смогла бы оставить тебя навсегда.

Она приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.

— Повелитель, — прошептала она и вновь, в который раз, нежно обвела пальцем дорогие черты.

Иласару улыбнулся:

— Нет, этот отъезд тебе точно необходим.

— Раз ты так говоришь, — мурлыкнула она и положила подбородок ему на грудь, — то я повинуюсь.

Они еще некоторое время расслаблено лежали, лаская друг друга, а после встали, собрали вещи и, сменив ипостась, побежали в Исталу.

У стен дворца они расстались. Иласару в последний раз наклонился, целуя любимую, и та прижалась к нему всем телом, чувствуя, сколь невыносимо тяжело сейчас будет уйти. Но она должна — долг зовет.

Когда за правителем закрылась дверь, Ригердта вздохнула и медленно пошла к дому бабушки. Льёрдвар ее уже ждал, то и дело глядя в окно.

Дочь князя вошла, как была, растрепанная и заласканная, и несколько минут стояла, пытаясь понять, зачем ей вообще это нужно — уезжать с мужчиной, который ей безразличен.

«Ах да, Вотростен», — напомнила себе она.

А вслух спросила:

— Ваше предложение все еще в силе?

Гвардеец даже бровью не повел и лишь уверенно ответил:

— Да.

— В таком случае вы имеете право знать. Я уехала из Асгволда, чтобы жить как оборотень. Я стала им, и ответ теперь вам будет давать кесау. Вы не станете первым мужчиной в моей жизни.

Льёрдвар покачнулся, но быстро взял себя в руки и вновь прямо посмотрел на принцессу. А та продолжала:

— Детей у нас будет столько, сколько успеет родиться в первые три года. Я останусь с вами до тех пор, пока они не вырастут.

— А после покинете?

Ригердта, не колеблясь, ответила:

— Да. Мы разведемся, и я уеду. Согласны вы?

Льёрдвар глубоко вздохнул:

— Да. Без вас я в любом случае жить не смогу.

С минуту в комнате висела гулкая, звенящая тишина.

— Мне жаль вас, — в конце концов призналась она. — Однако могу обещать — пока мы будем вместе, я буду вам верна.

— Значит, у меня есть пятнадцать лет? — уточнил он.

Оборотница еще раз посчитала в уме и кивнула:

— Верно.

Льёрдвар одну долгую секунду молчал, а после протянул руку:

— Спасибо тебе за них, госпожа.

И юная рысь вложила в его ладонь пальцы.

* * *

А годы все летели и летели мимо, подобно стае быстрокрылых птиц, улетающих с наступлением холодов на юг. Лето сменялось осенью, за ней в свою очередь наступала зима, а после весна. И так год за годом, в соответствии с порядком, установленным Татой.

У Ригердты и Льёрдвара родилось двое крепких светловолосых сыновей-рысей. Мальчишки росли, радуя материнское сердце, и в замке у дедушки они были частыми и желанными гостями. Но их отец, глядя на сыновей, неизменно становился печален.

Дочь Аудмунда больше не навещала родных в Аст-Ино, ограничиваясь пространными письмами. Когда на побережье налетала буря, она обычно убегала в порт и долго стояла, глядя, как крутые пенные валы разбиваются о далекие волноломы. Тогда на сердце оборотницы становилось немного легче.

Мать и братья утешали ее, уверяя, что годы до назначенного срока пролетят быстро. Однако ночами, глядя в открытое окно на полную луну и вспоминая объятия того, кто единственный жил в мыслях и в сердце, была уверена она, что вряд ли сможет дождаться — просто постареет и исчахнет до срока.

Прошло четырнадцать лет с тех пор, как Ригердта вернулась в Вотростен и заключила брак с Льёрдваром. И вот Аудмунд объявил, что Вотростен вместе с Гроимом начинают совместную охоту на пиратов Внешнего моря. Были созваны экипажи кораблей, и Льёрдвар, попрощавшись с женой и детьми, отправился в поход.

Через три месяца брат Арндольф привез сестре тело мужа.

— Он погиб как герой, — сообщил наследник.

Сыновья опустили головы, а вдова лишь коротко кивнула и так ничего не сказала.

— Теперь ты покинешь нас? — спросил старший сын, когда они с матерью остались одни.

— Да, — не стала лукавить Ригердта.

Молодой оборотень печально вздохнул и склонил голову:

— Конечно. Ты и так сделала больше, чем в силах вынести живому существу: когда тебя зовет истинная половинка, жить с другим — настоящая мука.

— Спасибо, что понимаешь меня, — прошептала мать.

Сын пожал плечами:

— Ведь я же оборотень. Мне не нужно объяснять очевидных вещей. Но если бы ты не ответила в тот день согласием, отец бы умер на пятнадцать лет раньше, так что мне остается лишь поблагодарить тебя и благословить.

Он подошел и положил ладони Ригердте на лоб:

— Пусть Тата хранит тебя, матушка. Езжай в Аст-Ино и будь счастлива.

— Вы навестите там меня? — спросила она с надеждой.

Сын ласково проворчал:

— Разумеется.

Она крепко поцеловала его. Выдержав месяц траура, дочь князя попрощалась с детьми, а после с родителями и братьями, и стала собираться в путь.

Долго плыть на корабле не было никаких сил, поэтому Ригердта отправилась в звериной ипостаси.

Тропинки тонкими лентами стелились перед глазами, то петляя среди полей, то скрываясь под сенью леса. Рысь бежала, делая в пути лишь краткие остановки. Сердце взволнованно билось в груди, а душа трепетала. Как там Иласару? Ответ ей не был нужен. Скучает и ждет — это она и сама знала.

Ночами, греясь у костра после сытного ужина, Ригердта смотрела в темное небо, усеянное яркими звездами, и мечтала, как прибудет в Исталу. И вновь перед глазами вставало лицо любимого, его ласковая улыбка и мудрый взгляд. Теперь уж точно ничто на свете не заставит их расстаться!

Остались за плечами обе заставы, а также многие мили пути по территории оборотней. Ригердта увидела столицу Аст-Ино вечером, освещенную золотисто-розовыми закатными лучами, и снова, будто в первый раз, восхитилась ее красотой.

В дом Кимеды она вошла, когда та как раз возвращалась от дочери. У Наэры с Тэньяти недавно родился еще один, уже второй, сын.

— Здравствуй, бабушка, — приветствовала она.

И обе оборотницы крепко обнялись.

— Наконец-то, — ответила та. — Рада видеть тебя.

Хотелось побеседовать с ней, о многом рассказать, но мысли Ригердты сейчас были лишь об одном. Но и бежать во дворец прямо теперь оказалось решительно невозможно — сперва все же необходимо смыть дорожную грязь и пот.

Она поднялась в свои покои и набрала в купальню воды. Сердце колотилось где-то в районе горла, тело сотрясала крупная дрожь. Сейчас, еще немного. Вот только волосы высушит — и к любимому!

Когда она спустилась, внизу на столике уже дымился чайник, а на блюде рядом красовались пирожки.

— Поужинаешь? — уточнила бабушка.

«Чуть позже», — хотела было ответить внучка, но не успела.

Влетевший в распахнутое окошко ветер донес до нее запах того, кто единственный занимал теперь все ее мысли.

— Иласару! — воскликнула она, всплеснув руками, и выбежала в сад.

Это был именно он. По дорожке к дому шел повелитель оборотней.

Громко пели соловьи, и густой запах меда дразнил воображение.

— Родная! — воскликнул он, увидев ее, и рванулся навстречу.

Ригердта кинулась к любимому со всех ног, с размаху влетев с объятия, и светлые косы ее хлестнули его по спине.

— Иласару, — горячо прошептала она. — Жизнь моя.

Она обхватила ладонями его лицо и принялась жадно рассматривать. Глаза его сверкали, верхняя губа чуть подрагивала от сдерживаемой страсти. Он с шумом втянул носом воздух и, проведя языком сперва по ключице, потом по шее, вдруг неожиданно усмехнулся и прошептал:

— Ну, наконец я дождался. А то все «повелитель» да «повелитель».

Ригердта застыла на одно короткое мгновение, а после звонко расхохоталась. Он жадно принялся гладить ее по спине и бедрам, и женщина, выгнувшись, тихонько мурлыкнула и чуть прикусила его плечо.

— Ты будешь моей женой? — спросил он.

— Разумеется! — ни секунды не раздумывая, воскликнула она.

— Роди, пожалуйста, мне двух детей, — попросил он.

Возможно, для человека подобные слова в столь интимный момент прозвучали бы странно и нелепо, но не для оборотня. Кесау привыкли еще до заключения союза договариваться о числе желаемого потомства, и часто фраза о наследниках звучала до официального предложения.

Поэтому Ригердта лишь кивнула в ответ и уточнила:

— Почему именно двое?

Мужчина посмотрел любимой в глаза и охотно пояснил:

— У наследника обязательно должен быть старший.

Она улыбнулась и потянулась к его губам, прошептав:

— Сколько пожелаешь, мой дорогой, столько и рожу.

— Спасибо, — поблагодарил Иласару и, наклонившись, скрепил их грядущий союз поцелуем.

В конце концов они, правда, решили, что двух детей им мало и сошлись на трех.

Вийнеку был заключен на следующий день же поутру на главной площади в присутствии всех двадцати четырех олетэка. Был принц Рамору с женой и детьми и бабушка невесты Кимеда, а также тетя Наэра с Тэньяти и двое их сыновей. И толпы народа, пришедшие порадоваться за своего повелителя, которому повезло обрести свою истинную половинку.

Эпилог

— Ну что, пришла пора, кажется, объявить наследника? — спросил Иласару и, ласково улыбнувшись, посмотрел на жену.

В окошко заглядывала поздняя весна. Бурно цвели яблони, солнце щедро делилось радостью и теплом.

Ригердта кивнула и подошла ближе. На руках у мужа сидел их младший сын Ниммакиру, которому недавно исполнилось уже три месяца. Он живо вертел головою по сторонам, а двое старших, сын Леониру и дочь Милуэй, смотрели на него, и на их подвижных мордочках светилось выражение неприкрытого удовлетворения.

«Радуются, что бремя наследия легло не на их плечи», — подумала мать.

И она, конечно, видя перед глазами пример мужа, а до него отца и старшего брата, собственных детей осуждать не могла.

Она вновь обернулась к Иласару и положила ладони ему на плечо.

— Согласна с тобою, — мурлыкнула она и, тихонько рыкнув, прикусила его за мочку уха.

Муж оскалил клыки и, крепко обняв Ригердту за бедра, прижал к себе.

На площади начинал собираться народ. О намерении повелителя было объявлено еще накануне. Теперь же, дождавшись, когда стражи распахнут двери, советники торжественно вошли в тронный зал и выстроились в ряд.

Тут были и мужчины, и женщины, молодые и преклонных лет. Пришли также все наследники кланов, которых успели уже объявить.

Иласару отпустил супругу и, перехватив поудобнее сына, вышел вперед.

— Я представляю вам, — заговорил он, — нашего младшего сына. Ниммакиру, мой наследник и ваш будущий повелитель. Приветствуйте его.

Оборотни щелкнули хвостами и дружно опустились на одно колено. Малыш, словно в подтверждение слов отца, широко улыбнулся и выпустил коготки.

Стражи распахнули двери, и Леониру с Милуэй первыми вприпрыжку кинулись на площадь. Толпа замерла, задержав дыхание, и вышедший с женой и советниками повелитель вновь повторил уже для всех то, что было сказано только что для узкого круга.

— Объявите в кланах, — закончил он.

Народ закричал, и заигравшая музыка не смогла заглушить их радость. В Аст-Ино теперь есть наследник!

Милуэй начала притоптывать в такт песне, а после махнула на все рукой и пустилась в пляс. Центр площади был спешно освобожден, и вот уже к принцессе начали присоединяться пары танцующих.

— Отец! — позвал Леониру. — Давай сюда Нима!

Иласару отдал наследника старшему, и тот принялся осторожно кружиться на месте за компанию с братом.

А их отец обнял жену, крепко прижал к себе, и они забыли обо всем, отдавшись танцу и тому счастью, которое теперь бушевало в них. Одному на двоих.

— Что ж, не все мечты должны сбываться, — сказала вдруг Ригердта.

— О чем ты? — уточнил Иласару.

Она пояснила:

— Когда мы познакомились, я хотела стать командиром.

— Теперь передумала?

— Вовсе нет.

— Тогда не вижу, почему стоит отказываться от желания.

— Но... — растерялась оборотница.

Ее муж рассмеялся:

— Любовь моя, даже у людей твой возраст еще считается молодостью, а ведь ты рысь. Твоей жизни вполне хватит, чтоб дважды выйти замуж, родить пятерых детей и воплотить мечту.

— Хм, — только и смогла ответить она.

* * *

Летописи гласят, что Ригердта действительно стала одной из эйири, маршалов Аст-Ино. Она трижды водила войска в бой. Один раз вместе с отцом, второй с братом Арндольвом и в третий одна.

Ее брак с Иласару никогда не был расторгнут впоследствии. Они прожили вместе почти пятьдесят лет, и когда настал час, она сама закрыла ему глаза.

Ее сыновья от первого брака навещали мать, и младший из них в свое время переселился жить в Исталу. Старший же продолжил в Вотростене род отца.

Принц Ниммакиру стал повелителем оборотней после смерти Иласару.

Ригердта больше никогда не вступала в повторный союз, храня верность памяти второго супруга.