Жизнь в части по-прежнему шла своим чередом. Пока в один прекрасный день мне не надо было зайти по делам к отцу. Я уже была готова постучаться, но вдруг услышала, как мой отец приказал писарю подготовить приказ о присвоении Гуне звания старшего сержанта.
— Пап, это правда? — первым делом спросила я, войдя в кабинет без стука.
— Саш, ты совсем совесть потеряла? Выйди и зайди, как положено.
Я быстро вышла, постучалась и вошла.
— Товарищ майор, разрешите войти?
— Заходи. Что ты хотела?
— Пап, а правда, готовится приказ о присвоении Гуне старшего сержанта?
— Да. Сегодня утром он это заслужил, — ответил папа, а потом рассказал, как на марш-броске мой жених принес на себе заблудившегося Щура.
На радостях я быстро побежала во вторую роту. Гуня стоял вместе с Соколовым, Бабушкиным и Самсоновым у казармы.
— Привет, ребят. Привет, Гунь. Я, кстати, только, что от отца. Он мне рассказал о твоем сегодняшнем подвиге.
— Да какой это подвиг, — заскромничал Гуня.
— А ты что думал? Просто так старшего сержанта не дают. Отец уже приказал приказ приготовить о твоем новом звании.
— Вот видишь, а ты еще нам не верил, — заметил Бабула.
Вечером нашим друзьям пришла на ум идея обмыть новое звание Гуни, и это несмотря на то, что приказ еще не был подписан. А Самсонов хотел устроить из этого шоу. Узнав об этом, я попыталась возразить им. Все-таки, отмечать что-то заранее — плохая примета. Но меня так и не услышали.
На следующий вечер ребята собрались в ленинской комнате и принялись обмывать новое Гунино звание. Несмотря на все мои плохие предчувствия, я отмечала вместе со всеми и даже принесла немного еды к столу, где уже ждала своего часа запеченная Вакутагиным рыба. За увеселительную программу отвечал Лавров, который изображал стриптизершу с приклеенными к форме картинками женских прелестей. Ребята беззаботно веселились, а я по-прежнему продолжала переживать из-за нехороших предчувствий.
— Ребят, вы поосторожней. Смотрите не попадитесь. Сегодня Староконь дежурит. Он конечно хороший мужик, но вряд ли он будет рад, если увидит здесь водку.
— Слушай, Саш. Кончай каркать. Гунь, вот что ты в ней нашел. Ноет и ноет целыми днями, — поддел меня Самсонов.
— Вообще-то Саня права. Что мы обмываем? Приказ же еще не подписали, — встал на мою сторону Гуня.
— О, я смотрю, нытьё — это заразно, — не отставал от нас Самсонов.
— Сейчас кто-то договорится и испытает на себе всю мощь моего коронного удара, — предупредила я.
Тут со стола неожиданно упала вилка. Я, вспомнив примету, сразу насторожилась, а ребята не придали этому никакого значения.
— Опа. Вилочка упала, — наконец-то заметил Бабушкин.
— Вилка — это она, — сказал Соколов.
— Кто она: чепочница или медичка? — спросил Бабула.
— Вообще-то, они уже домой ушли. Да и офицеры тоже. В части только Староконь остался, — ответила я, продолжая переживать, что нас застукают.
Вскоре мои опасения подтвердились. К нам зашел Нестеров и предупредил нас о приближении Староконя. Я быстро спряталась в каптерке, оставляя ребят заметать следы застолья. Через несколько минут замполит действительно пришел и все-таки узнал про застолье по поводу нового звания Гуни. Сначала Староконь пообещал никому не говорить о сегодняшних посиделках, но вскоре я услышала звук падающей бутылки и поняла, что приказ о назначении Гуни старшим сержантом так и останется неподписанным.
На следующий день я первым делом побежала утешать грустного Гуню. Рядом с ним уже сидели два «утешителя»: Самсонов и Бабушкин, которых мне в этот момент хотелось убить.
— Как был ты, Гунь, сержантом. Сержантом и остался. Так что не переживай, — сказал Самсонов.
— Конечно, не переживай. Если бы не эти два идиота, ты бы сейчас был бы старшим сержантом, — передразнила я младшего сержанта.
— Вообще-то, это Папазогло бутылку уронил, — начал оправдываться Бабушкин.
— А какой, извините, мудрец дал ему эту бутылку. Вы бы еще Щуру додумались ее отдать. Ребят, идите отсюда, пока я вас не убила, и оставьте нас с Гуней наедине.
Бабушкин и Самсонов ушли, а я поцеловала Гуню и сказала:
— Я все равно тебя люблю, и мне не важно в каком ты звании: сержант или старший сержант.
— Я тоже тебя люблю. Извини, у нас скоро стрельбы. Надо готовиться. Как только освобожусь, я сразу к тебе приду.
— Хорошо, я буду ждать.