На десять лет назад (джен)

Наши палочки были разборными. То есть, корпус раскрывается, внутрь вставляется «сердцевина», корпус закрывается. Судя по тому что спустя двадцать дерганий из палочки в палочку перья-сердцевины были в полном порядке — Салазар был прав, когда сказал, что такие палочки существовали в прошлом. Правда, рядовыми магами не использовались. Но я же не рядовой маг. Я же, мать вашу, будущий спаситель мира с великой миссией!

Об этом регулярно напоминали все. Соученики, у которых еще не развеялся образ «девочки, которая опять умудрилась выжить». Преподаватели, которые хоть и не выделяли меня среди других когтевранцев, но постоянно подчеркивали лично для меня, что мне «в будущем это пригодится». Даже в статьях «Ежедневного Пророка», посвященных инциденту, меня упоминали не вместе с остальными пострадавшими, а как отдельную единицу, «которая выжила». И все словно ждали от меня, что вот я вырасту (а может, и не вырасту, а может, уже и через годик-другой займусь решением проблем) и начну решать проблему под названием «Волан-де-Морт».

— Седрик, вот серьезно, ну ты мне объясни, как самый старший в нашей компашке и знакомый со всей этой магической кухней намного лучше меня. Это что, все всерьез? Почему у магглов в таких случаях разворачивают антитеррористические операции, запускают программы защиты свидетелей, повышают подготовку гражданского населения хотя бы в вопросах «когда надо надевать противогаз и прятаться в подвал», а у магов… Все ровно сидят на попе и ждут, когда ситуацию разрулит маленькая девочка! Это вообще что за бред?

— Ты избранная. По-моему, это работает по типу супергероев в маггловских фильмах. То есть, ты спасаешь мир, а все остальные дают тебе свободу действий и чувство исключительности. Как максимум — в финальной серии создают массовку для эпической битвы добра со злом. По крайней мере, тебе остается радоваться, что противоположная сторона настолько же инертная, — заметив удивление на моем лице, мальчик отвлекся на секунду от своего занятия и пояснил. — Ну, я вот тут вспоминаю ситуацию с Квиррелом… У него ведь в течение прошлого года была масса возможностей тебя убить. Подсказать тебе неправильное заклинание, чтобы обставить все как несчастный случай и твою личную ошибку. Или вообще подсунуть тебе какой-нибудь яд, который симптомы отравления показывает только в последние секунды перед смертью, когда сделать ничего нельзя. Не знаю… Уронить тебя с метлы… А, хотя да, прости. Он это пробовал на матче. Это ведь так логично — пытаться угробить игрока над полем, когда на него смотрят тысячи глаз и сразу становится понятно, что происходит что-то плохое. Не дергайся, — последнее было адресовано Гермионе.

— Не дергаюсь, — она послушно продолжила держать голову ровно. Вместо этого принялась болтать ногами, которые свисали с парты. Не прекращая своего занятия, спросила у меня. — Кстати, ты давно видела Чжоу?

Я что-то вдруг поняла, что в больничном крыле ее не было, когда я там после встречи с бладжером валялась.

— Эм… Я ее вообще не видела. Может, она решила свалить из школы?

— На одном факультете учитесь, — укорила меня Гринграсс.

— И что? В разных классах же. Да и вообще я в нашу башню только спать заявляюсь в последнее время, где мне с Чанг пересекаться?

— Ты что, ни капли о ней не беспокоишься? — снова оседлала привычного конька Гермиона. Ах да, эмоции. Где-то у меня было в словаре такое слово, ага…

— Нет. Скорей, думаю, какую подлянку она и ее подпевалы могут в отношении меня провернуть. Ну и каким дерьмом она может меня облить за решение не впускать ее в библиотеку.

— Если она это сделает, то либо у нее характер совсем скотский, либо мозг есть только спинной, — подала голос Дафна. Девочка сидела на соседней парте и старательно приглаживала прическу. Чуть поодаль также на парте разместились Николь и Джинни. Мы все уже были готовы отправляться и ждали только Седрика и Гермиону. Верней, ждали, пока Седрик приведет в порядок гнездо на голове Грейнджер.

Сложность была в том, что здесь у меня не было ни фена, ни плойки, ни утюжка. Уж с этим бы набором инструментов причесать и уложить волосы на голове Гермионы можно было в два счета. Без них же… Подходящих заклинаний, что удивительно, не знали даже Гермиона и Николь. Почему-то они оказались в арсенале у Седрика.

— Классно получается, — отвесила комплимент парню я. — Где научился?

— Тебя бы заставляли каждое лето сидеть с кучей младших кузин, — засовывая шпильки в пучок на голове Грейнджер, произнес Диггори. — Что у Эшли, что у Эммы косищи, как твоя. Месяц их с утра позаплетаешь — и можешь в парикмахерскую работать идти.

— Как вообще с такой гривой управляться? — Джинни тряхнула своей копной, которая выглядела ухоженней, чем у Гермионы, только за счет прямой текстуры волос.

— Легко, — поделилась неожиданно я лайфхаком. — Расчесываешь перед помывкой, во время помывки не путаешь. После нее подсушиваешь волосы полотенцем и заплетаешь их в косу. Ну а косу можно высушить либо заклинанием, либо феном.

Делиться с девочкой воспоминаниями о том, как сушила в детстве косу, обматывая ее вокруг батареи, которая была как раз рядом с изголовьем моей койки, я не стала.

Если честно — я в принципе старалась не разговаривать на тему своих волос с другими девчонками. До меня только классе в третьем дошло, что канат за спиной стал причиной завистливых взглядов и перешептываний. И половина вопросов, адресованных мне, содержали лишь три фразы: как отрастить такую длину, как добиться такой же густоты, где покрасить в такой же цвет. Набор ответов у меня был стандартным: не стричься несколько лет, иметь явно какие-то восточные корни (в пользу которых говорит не только густота и структура волос, но и миндалевидная форма глаз, которая характерна для турков и арабов, а не для славян), родиться с рыжими волосами. Ну серьезно, почему-то если у тебя от природы длинные и густые волосы, или идеальная кожа, или большая грудь, или быстрый метаболизм, или модельная комплекция, то все вокруг готовы удавиться за волшебный лайфхак, который даст им то, что тебе от природы дала генетика. И фразы вроде «у меня всегда так было, отстаньте, я не знаю, как вам добиться того же» почему-то в качестве средства прекращения диалога не работают. Конечно, ты же знаешь волшебный и великий лайфхак, а другим его зажопила просто из вредности. Делать мне больше нехер…

— Готово, — Седрик подал руку Гермионе, помогая ей спрыгнуть с парты. Девочка покрутилась на одном месте, демонстрируя нам всем итог трудов Диггори. Получилось отлично. — Мы наконец-то можем идти или вам еще накраситься надо?

— Нам еще рано. Но через годик-другой тебе придется нас ждать чуть подольше, — рассмеялась Дафна. Седрик лишь закатил глаза. Так получилось, что из нашей компании к Слизнорту были приглашены Седрик, Дафна, я, Гермиона, Николь и Джинни. Причем первые двое за происхождение и связи (плюс Седрик еще и в квиддиче отметился, и в учебе не последним будет), я по большей части за сопровождающую меня славу, а девочки и вовсе отбивали свои приглашения стараниями в учебе (ну хоть кто-то в компании должен стараться, верно?). И Седрик, будучи единственным парнем в нашей стайке, явно чувствовал себя не особо комфортно. Но гражданская ответственность, совесть и высокий моральный уровень не позволяли Диггори оставить пятерых малолеток на произвол судьбы во время их первого… чуть ли не выхода в свет. Конечно, Слизнорт сказал, что нам можно прийти в школьных мантиях. И что это «всего лишь посиделки в компании друзей». Но мне было не особо спокойно.

В основном потому, что уже на месте оказалось: среди приглашенных полно слизеринцев. Радовало только, что с нашего «потока» единственным слизеринцем была Гринграсс, а все остальные на порядок старше. Проблема была даже не в «змейках», а в наличии вдобавок к шестерым «зеленым» еще троих «красных». И вот это уже была проблема. Мы всей компанией инстинктивно постарались сесть как можно дальше и от тех, и от других, затесавшись между ребятами с нашего и Седрика факультетов. Наверное, сейчас я даже рада, что Рон и Невилл остались в стороне от этого праздника. Потому что кто-то обязательно начал бы задирать неуклюжесть Невилла, Рон бы не выдержал и вступился за приятеля, а в итоге все завершилось полномасштабной дракой. Но не факт, что не завершится сейчас.

У Северуса бы не дрались. Но только такой же непрошибаемый авторитет Слизнорту завоевать будет тяжеловато. Молчу уже о том, что он последний раз преподавал лет… Ну да, больше десяти лет назад. Как раз когда сам Северус и Лили выпустились из школы. С учетом того, что с каждым годом детки все более… кхм… изощренные в своих шалостях… Вряд ли он с нами справится, в случае чего.

Впрочем, пока что все шло довольно мирно. Сидящие за столом дети уплетали десерт, рассказывали о своих семьях. В основном беседа не клеилась, поскольку дети стеснялись и Слизнорту приходилось каждому задавать вопросы. Джинни двумя фразами ответила, что мама домохозяйка, а папа следит, чтобы магглам не попалась случайно техника, которая усовершенствована магами для своих нужд.

— Да кому может понадобится маггловская техника? — подал голос какой-то слизеринец.

— Полагаю, живя в магическом мире, вы так и не удосужились поинтересоваться таким транспортным средством, как «Ночной Рыцарь», — внезапно подала голос Николь. — Кроме того, если бы вы читали историю Хогвартса, то знали бы: поезд, который привозит нас сюда, был списан в маггловском депо более сорока лет назад сразу после завершения второй мировой войны. Тогда конструкция претерпела значительные изменения, и подобные поезда вышли из обихода… Впрочем, кажется, вы меня перестали понимать еще на первой моей фразе.

В этом была вся Николь. Она могла целенаправленно задавить любого собеседника одним лишь интеллектом. Заставить его почувствовать себя полным идиотом, днищем и дегенератом. И ей даже не нужно было для этого как-то специально готовиться — так уж вышло, что девочка о каждой области маггловского, а теперь и магического мира знала больше, чем среднестатистический обыватель. Кроме того, у нее были знания из двух миров, а не только из магического, как у большинства собравшихся.

— Кхм… Гермиона, а чем занимаются твои родители? — поспешил разрядить обстановку Слизнорт.

— Они дантисты, — откликнулась девочка. Первое время она явно боялась лишний раз пошевелить головой, чтобы не разрушить дело рук Седрика. Сейчас же наше радио вполне освоилась и даже, кажется, перестала чувствовать себя неловко.

— Кто? — Слизнорт, кажется, вообще не знает ничего о существовании маггловского мира.

— Кхм… Пожалуй, мне стоит кое-что пояснить. У магглов нет возможности заново отрастить зуб или с помощью какого-нибудь зелья вылечить воспаление челюстной кости. Поэтому вся работа по лечению зубов, удалению или созданию новых из искусственных материалов лежит на обученных врачах.

— Это опасная работа?

— Только с юридической стороны, — пожала плечами девочка. — Если врач напутает дозировку анестезии во время процедуры или заденет что-то не то при хирургическом вмешательстве, пациент может получить тяжелые осложнения, остаться инвалидом или умереть. Наверное, именно поэтому в медицинские учебные заведения проводится такой жесткий отбор, а обучение занимает больше времени, чем получение других видов образования.

Сидящие за столом детки магических семей пооткрывали рты. Я лишь мысленно фыркнула. Да уж, как я и подозревала, все зависит от подачи. Ведь и вариант «мои родители лечат зубы» и «от моих родителей зависит здоровье и жизнь других людей» одинаково правдивы. Но первый звучит не столь впечатляюще.

Поддерживая беседу, Слизнорт задает тот же вопрос Николь. О занятиях отца Седрика все и так знали. Девочка в очках в ответ на вопрос наморщила лоб и произнесла.

— А я не знаю.

— То есть как это?

— Знаю, что мой папа ученый. Но при устройстве на работу он дал подписку о неразглашении. Такое бывает, когда люди работают на военно-промышленный комплекс или на какие-то правительственные структуры. Мы с мамой дома не задаем ему таких вопросов. Главное — что ему нравится его работа, а чем именно он занимается — не мое дело. Но, наверное, я когда вырасту, тоже стану ученым. Или врачом. Я пока что не решила, — призналась девочка.

Слизнорт тут же воспользовался новой темой для разговора. И, на свою беду, задал мне вопрос о будущей деятельности первой.

— Лили, есть ли какая-то вещь, которая тебя привлекает?

— Есть. Криминалистика. Впрочем, не только она. Немного психология, социология, химия — все то, что необходимо для противостояния преступнику. Вот как принято считать? Что поймать злодея — это схватиться за пистолет или палочку, догнать его, повалить на землю, скрутить руки и передать под суд, а там уже все будет нормально, так? Но на самом деле поимка преступника — это лишь малая часть работы. Сначала необходимо его вычислить и доказать вину. А это иногда бывает достаточно затруднительно. Чем опытней злоумышленник, тем тяжелей привлечь его к ответственности. Потому что взломщик-новичок, допустим, постоянно перед «делом» крутится вокруг облюбованного места, а потом идет на дело без перчаток, то есть как минимум оставляет соседям в памяти свой подозрительный образ, а криминалистам — отпечатки пальцев. Более опытный преступник может провернуть кражу так, что пропажу даже не сразу заметят. И в этом случае поймать его будет сложней, так как детективы будут вынуждены обрабатывать куда больше людей.

— Это все ерунда. В магическом мире достаточно использовать «Приори Инкантатем». Ты ведь сама знаешь это заклинание, — возразила мне какая-то слизеринка на пару курсов старше.

— Для того, чтобы использовать «Приори Инкантатем», тебе нужно сначала найти нужную палочку. Если, допустим, преступник убьет кого-то, возьмет палочку своей жертвы и с ее помощью совершит преступление, то его палочка останется чистой. Не забывай о таком гнусном явлении, как разорение могил. Многих волшебников хоронят с их палочками. Ночка на кладбище — и на руках у преступника оружие, которое можно использовать без какого-либо страха. Плюс лично я подозреваю, что существуют и нелегальные производства магических палочек. Серьезно — если у людей целые подпольные синдикаты занимаются производством нелегального оружия, то почему бы у магов не быть контрабандным палочкам. Спрос на это дело в преступной среде наверняка есть, а любой спрос рождает предложение.

— Есть «Веритасерум»! — выкрикнул мальчик курса с третьего Пуффендуя.

— Несовершенный метод. Существуют волшебники, сопротивляющиеся сыворотке правды. Или, как в случае с моим крестным, иногда нет возможности допросить человека из-за аллергической реакции на компоненты зелья. Если бы десять лет назад делу моих родителей было уделено чуть больше внимания, вместо крестного на скамье подсудимых оказались бы виновники их гибели.

— Можно просмотреть воспоминания человека! Я не видел такого, но знаю о подобном методе, — это уже включился в спор гриффиндорец.

— Воспоминания можно подделать, — при моих словах Слизнорт ощутимо передернулся. — Можно стереть. А можно просто отказаться отдавать. Пока авроры не докажут причастность волшебника к делу, его память нельзя изучать силой. К тому же, число людей, которые могут делать подобное, ограничено. Их привлекают для громких, резонансных и очень опасных дел. Если же случай можно отнести к рядовым — то об изучении воспоминаний можно забыть. Кстати, и об использовании веритасерума — это достаточно дорогой препарат, как я слышала, поэтому для его использования нужно сначала найти основания.

— В итоге все упирается в поиск преступника и его мотивов. Знаешь, Лили, а мне нравится твой настрой. С учетом того, что я слышал о том происшествии на первом курсе в особняке Фламеля… Кхм… — поняв, что разговор сейчас невольно перейдет на Волан-де-Морта, Слизнорт поспешил сменить тему, задав вопрос о том, кто чем хочет заниматься в будущем. Другие дети не давали таких развернутых ответов, как я. Оно и понятно — дети есть дети. Но атмосфера за столом стала более теплой и оживленной. Под конец вечера Слизнорт, счастливый и довольный, пригласил всех нас приходить на следующие посиделки через неделю.

Собравшись встать со стула, я поняла, что заколка зацепилась за щель между резными спинкой и сиденьем. Мысленно чертыхнувшись, принялась аккуратно отцеплять ее сначала от волос, чтобы лучше было видно «поле действия», а потом — от самого стула. Девчонки и Седрик поняли, что я задержусь, поэтому вышли первыми. Им уже было известно, что если я не прошу помощи — лезть не стоит. Да и глупо бы смотрелось, если бы мы в двенадцать рук одну-единственную заколку выковыривали.

— Лили, милая, что-то случилось? — Слизнорт, проводив гостей до выхода из своего кабинета, вернулся ко мне.

— Извините. У меня тут вот, заколка…

Увидев, в чем была проблема, волшебник лишь улыбнулся и легким движением палочки трансфигурировал стул так, чтобы щель между сиденьем и спинкой увеличилась в несколько раз. Заколка упала в мою подставленную руку.

— Спасибо, сэр, — отвлекшись на закрепление косы, я не заметила, что выражение лица волшебника изменилось. — Что-то не так?

— Мне казалось, что тебе хорошо дается трансфигурация.

— Ничего особенного. Почему-то всем кажется, что я похожа на маму, — я пожала плечами. — Наверное, все дело в том, что я концентрирую внимание на других предметах. Когда тебя постоянно пытаются убить, поневоле заинтересуешься ЗОТИ и зельеварением, а не трансфигурацией.

— Опытным волшебникам трансфигурация часто спасала жизнь.

— Вот только такому уровню трансфигурации необходимо учиться чуть ли не десятилетиями. Гораздо проще швырнуть в противника пузырек с чем-нибудь едким или взрывчатым. Ну и обезоружить или обездвижить заклинанием. Прошу прощения, заболталась.

— Тебе не за что извиняться, Лили, — протестующе замахал руками Гораций Слизнорт. — Твой интерес к зельям я заметил еще на первых наших занятиях. Как и твои успехи. Мне кажется, что у тебя природный дар к зельеварению.

— Спасибо, — я деланно смутилась. — Что же, мне, пожалуй, пора идти. Спасибо за вечер, профессор. Это было замечательно.

Слизнорт от моих комплиментов расплылся в довольной улыбке. Да уж, как правильно сказал Северус, лести много не бывает.

— О, пожалуйста, подожди. Я хотел бы тебе кое-что показать. Просматривал тут на днях старые фотографии и обнаружил кое-что интересное.

Слизнорт двинулся к стоящему в углу шкафу. Я сделала несколько шагов следом за ним и оказалась в метре от профессора как раз в тот момент, когда он открыл дверцу и на нас выскочил Волан-де-Морт.

* * *

Вечер прошел просто отлично. Собрались все интересные ему ребята. Само собой, пришла и Лилиан со своей компанией. Интересная девочка. Внешне она была полной копией своей матери, вот только чем ближе Слизнорт с ней знакомился, тем сильней подозревал подвох. Жесты, походка, улыбка — все было идентично. Но вот манера говорить и вести себя… Впрочем, не стоило ожидать полного сходства. Все-таки это дочь Лили, а не сама бывшая ученица.

Воспользовавшись неожиданной задержкой девочки, профессор решил показать ей старые фотографии. Возможно, позже он пожалел бы о том, что так редко проверяет свои шкафы. Но сначала он, подобно другим волшебникам, на несколько секунд оцепенел от ужаса при виде Сами Знаете Кого.

А потом раздались громкие звуки. Похожие звучат, когда кто-то открывает шампанское. Боггарт упал, будто что-то попало ему в голову и сбило с ног. А потом — развеялся призрачно-серой дымкой.

— Что за… — Лилиан, сжимающая в руках странный предмет, обернулась к нему. — Это что еще за фокусы, профессор?

Ее тон, обычно на удивление вежливый и спокойный, сейчас был каким-то… ледяным. Похожим голосом говорят авроры на допросах. Только сейчас Слизнорт понял, что в дверце шкафа что-то застряло. Небольшие кусочки… Будто бы железа. Возможно, он поймет, что это такое, когда выковыряет их из древесины.

— Это боггарт, Лилиан. Тебе разве не рассказывали? Впрочем, да, по учебной программе вы должны были проходить их только на третьем курсе.

— Боггарт?

— Существо, которое принимает облик того, кого больше всего боишься. В общем-то, это не самое опасное создание в волшебном мире.

— То есть, это пугало сидит в шкафу, а потом в виде Волан-де-Морта прыгает на тех, кто шкаф откроет, так?

— Именно. Должен признать, что я… Могу я узнать, что это такое? — он с опаской покосился на предмет, который девочка сейчас убирала в карман.

— Пистолет. Маггловское изобретение.

— А, это такая палочка, которой магглы убивают друг друга.

— Это не палочка, а огнестрельное оружие. Вставляем в магазин пулю, потом нажимаем на спусковой крючок, внутри срабатывает спусковой механизм, и пуля летит со скоростью несколько сотен километров в час. И при попадании в живого человека, ну или не совсем человека, выбивает ему мозги. Или превращает в фарш какой-нибудь внутренний орган. Степень тяжести повреждений зависит от того, в какую именно часть тела попасть. Если в руку — противник выронит палочку. Если в ногу — можно спокойно убежать, пока он на полу корчится. А если в сердце или мозг — то он больше никому, кроме червей на кладбище, не помешает. Ах да, я буду признательна, если об этом никто не узнает. Я уже оказывалась пару раз один на один с Волан-де-Мортом и его прихлебателями. И мне это не понравилось. Совсем.

— Лилиан, я не думаю, что против Сама Знаешь Кого сработает маггловское оружие.

— Вот тут вы не правы. С одной стороны, когда я всадила в него три арбалетных болта, его это лишь на время замедлило, но не убило. С другой — когда в особняке Фламеля мне удалось устроить ему незапланированное отравление золотом, он подох. И не двигался. И не возражал, когда я полила его труп бензином и сожгла. Полагаю, что его способности наделяют его чем-то вроде… ускоренной регенерации. Но его можно убить.

— Не окончательно. Десять лет назад он просто исчез. Многие верили, что он умер, но…

— Но наличие крестража не делает смерть окончательной. Я в курсе.

— Что?

Откуда она знает? Все происходящее сейчас профессору казалось слишком неестественным. Слишком… неправильным.

— Вот только не надо делать такое удивленное лицо, ладно? — Лили тряхнула головой. — Я знаю, что он наклепал все-таки крестражей. И я знаю, что о том, что это такое, он узнал от вас. Может быть даже, от вас узнал и о том, как их создать. Можете не волноваться — обвинение нельзя построить на словах одного-единственного ребенка, так что вам ничего не грозит. Да и если можно было бы… Вы же просто разговарили тогда, верно? Вы ни в чем не виноваты. На ваших руках нет крови жертв Волан-де-Морта. И крови столь любимой вами Лили Эванс тоже, верно?

Он качал головой, делая несколько шагов назад и вжимаясь спиной в дверцу шкафа. Эта девочка была неестественно… взрослой. Какой-то… неестественной… Вообще неестественной.

— Я могу спросить… Как вы вообще живете? Как можно быть настолько конченым трусом? Знать, что Волан-де-Морт снова вернулся, снова начал убивать и… Ничего не рассказать аврорату? Ладно, вы не сделали этого тогда. До смерти Волан-де-Морта информация о крестражах в принципе мало что значила. Но потом… Вы хоть понимаете, что если бы вы тогда, десять лет назад, рассказали аврорату о крестражах… Вы знали Реддла… Если бы вы только подсказали хотя бы примерно, какие вещи он мог использовать в качестве крестражей… Тогда все бы кончилось намного раньше. Почему вы так трясетесь? — по щекам Лили текли слезы, но она словно не замечала этого. — Вы боитесь меня, да? Ваша рука тянется к палочке, но вы отлично понимаете, что если я захочу выстрелить — вы просто не успеете. Потому что моя реакция лучше вашей. Потому что я не буду колебаться, да? Вы это только сейчас поняли.

В горле пересохло. Он не может выдавить из себя ни единого звука.

— Боитесь меня. А ведь это вы сделали меня такой. Это из-за вас одиннадцатилетняя девочка стала машиной для убийства. Это вы понадеялись, что пронесет, обойдется и никому не придется разбираться с последствиями вашей трусости. И знаете… Может быть, на ваших руках и нет крови моих родителей. Но там точно есть кровь ребенка, которого убили год назад. Вы его знаете уже, верно? Это Малфой. Драко Малфой. Ему было одиннадцать. Он был вообще ни при чем. Попался случайно вместе со мной на ту проклятую отработку… Волан-де-Морт не стал разбираться. Хотя мальчик был чистокровный и вдобавок — сын его приспешника. На ваших руках кровь авроров, которые охраняли философский камень в особняке Николаса Фламеля. Тогда все закончилось хорошо только для меня. Из-за вашей трусости прямо сейчас где-то умирают люди. Живые люди. Чьи-то дети, братья, матери, любимые… Просто потому, что вам настолько дорога ваша жалкая, ничтожная жизнь, что вы в страхе за нее не пошли и ничего не рассказали десять лет назад.

Сердце билось где-то в горле. Собственное лицо было мокрым от слез. Перед ним стояла Лили. Милая, маленькая Лили, подарившая ему трансфигурированную рыбку. Милая Лили, которая своими широко распахнутыми глазами следила за его действиями на уроках зельеварения. Милая девочка, которая с таким восторгом слушала его речи на собраниях после уроков.

— Умоляю, остановись. Умоляю… Я виноват. Я знаю, знаю… Это… Это моя вина. Это моя ошибка… — сползая на пол, он закрывает лицо руками и плачет навзрыд. Девочка в своих обвинениях произнесла то, в чем он боялся признаться сам себе даже мысленно. — Если бы я только знал… Если бы я только мог представить…

— Если действительно чувствуете себя виноватым — помогите мне. Если же нет… Я не собираюсь марать о вас свои руки. Я просто оставлю вас с Волан-де-Мортом один на один, когда он придет за вами. А он придет, потому что вы слишком много о нем знаете. Думаю, вы сами это понимаете. Иначе бы вряд ли согласились на предложение профессора Грюма. Подумайте над моими словами. С ответом я вас не тороплю. Пока что. А за вечер спасибо — мне понравилось. Не буду возражать против дальнейших подобных посиделок. Правда, хотелось бы обойтись без боггартов. Патроны, знаете ли, трудно доставать. Предпочту приберечь их для Волан-де-Морта.

Дверь мягко закрылась за девочкой. Но ее голос теперь звучал у него в голове. В наступившей тишине этот тихий ядовитый почти шепот вызывал желание стукнуться пару раз головой об стену. Но он знал — это не поможет заглушить голос собственной совести.