На десять лет назад (джен)

— Лиля! — едва я подошла к месту стажировки и, надеюсь, работы, как меня нагнал Димитров. Подхватив меня за локоть и оттянув подальше от толпы, Васька достал откуда-то из-за спины коробку с конфетами. — Вот. Это… тебе.

— Спасибо, — я улыбнулась, принимая презент и убирая его в сумку — благо, что ее размер позволял. Никогда не любила типичные дамские ридикюльчики, да и работа требовала порой носить с собой сменную одежду, обувь, запас еды на пару дней… Мужчины, конечно, могут и без этого обойтись, а я вот не могу, переночевав в отделении, с утра после душа надеть грязное белье и грязную же одежду, после чего как ни в чем не бывало сесть работать, распространяя вокруг себя амбре нестиранных носков. Равно как и не могу неделями питаться одними только бутербродами. Так что, считаясь со своими желаниями и привычками, сумку я с собой всегда носила вместительную. — А могу спросить, по какому поводу…

Я постаралась как можно более мило улыбнуться. Из всех кавалеров, которые проявляли ко мне внимание в последнее время, Димитров нравился мне больше всех. Верней сказать — он просто мне нравился. Всегда на оптимизме, всегда готов выслушать, помочь, никогда не забывает о мелочах вроде дня рождения. Вдобавок — при выборе подарков, пусть даже это и коробка конфет в качестве презента, учтет привычки и предпочтения одаряемого… В общем-то, что еще надо от мужика? Внимательный, заботливый, более-менее аккуратный, внешне далеко не урод… И, вдобавок — очень красиво ухаживает за мной вот уже полгода.

— Ни по какому. Просто решил сделать тебе приятное, ну и заодно — пригласить в кино после работы. Что предпочитаешь — комедии, ужастики?

— Ужастиков нам и на службе хватает, не находишь?

— Комедий тоже. Достаточно вспомнить, как Владислав Сергеич с чайником договориться пытается…

Я против воли прыснула. Замначальника, хоть и был человеком хорошим, добрым и замечательным во всех отношениях, обладал одним большим недостатком: полной технической безграмотностью. Именно поэтому на компьютере все за него печатала я (будучи стажером, не особо отвертишься от различной работы, которую стремятся повесить на самого крайнего), на звонки и сообщения отвечала жена, ну а чайник помогали включить сослуживцы, находящиеся в данный момент в непосредственной близости от данного электроприбора.

— Тогда, может, ну его, это кино? — внесла рацпредложение я. — Приходи к нам после работы? Баба Варя фирменных пирожков напечет, а кино можно и по DVD посмотреть.

— Желание прекрасной дамы для меня закон, Лиль. Увидимся после работы, я побежал, — поцеловав меня в щеку, Васька поспешил к проходной. Я, достав зеркало и убедившись, что с лицом и прической все в порядке, отправилась следом за ним, на ходу доставая из внутреннего кармана пиджака удостоверение.

Васька — одна из многих причин, по которым я надеялась после стажировки остаться именно в этом отделении. С учетом того, что других желающих на «престижное» место оперативника в единственном отделении МВД города Мутные Васюки на горизонте не наблюдалось — у меня были все шансы на получение желаемого.

Бывшие товарищи по учебе, конечно же, отговаривали, как могли. По их словам выходило, что уж я-то со своими где надо располагающимися мозгами и прочими достоинствами просто обязана была попытать счастья либо в Москве, либо в другом более-менее крупном городе. Но никак не оставаться там, куда меня отправили по распределению сразу после школы милиции для прохождения стажировки.

Вот только ребята забывали о множестве важных вещей, среди которых смутная перспектива карьерного роста «когда-то там» находилась для меня далеко не на первом месте.

Во-первых — несмотря ни на какие заморочки зама, на показушную строгость полковника Сан Саныча и на раздолбайство будущих сослуживцев, коллектив подобрался хороший. Дружный, веселый, подлянок тут никто друг другу не делал, не подсиживал, не стучал на коллег… В общем-то, мечта, а не жизнь. Во-вторых — в этой, как говорили ребята, «деревне», парни по отношению к девушкам проявляли намного больше уважения, чем в той же столице, где мне довелось учиться. Ни разу с первого моего дня пребывания здесь никто не попытался навязчиво склонять меня к знакомству и его последующему продолжению. А когда ты девушка и тебе только двадцать один год — этому обстоятельству уделяешь намного больше внимания, чем могут представить себе посторонние.

В-третьих, здесь сами обстоятельства складывались так, что грех было не остаться. Общежития не было, так что меня поселили в коммуналку, где в соседки досталась одинокая баба Варя, которая на меня — детдомовскую сироту, принялась активно выплескивать всю свою нерастраченную материнскую заботу и любовь. Со старушкой мы полгода живем душа в душу. С меня — уборка и походы в магазин, а также различное выполнение мелких поручений. А с нее — обалденная стряпня, выслушивание новостей по теме «что сегодня было на работе». Семьи у меня никогда не было, так что представление о том, какой она должна быть, довольно зыбкое. Но почему-то мне кажется, что именно баба Варя и есть моя семья, если можно так сказать. А еще — Васька Димитров, старший лейтенант из убойного отдела. Внешне понравился он мне сразу, ну а уж после общения в течение полугода хотелось дальнейшего развития отношений, которое, надо полагать, последует сегодня после чая с лимоном и порции баб Вариных пирожков. Надолго ли эти отношения — время покажет, но Васька, похоже, настроен серьезно, да и я очень даже не против, поскольку, как уже говорилось, парень хорош собой, обходителен, воспитан… Почему не женат до сих пор — это тоже понятно: большинство современных девочек не согласится на отношения с так называемым «ментом», поскольку у того нет особо ни времени, ни денег. А мне вот Васька нравится. А денег и у меня у самой нет, и что с того?

— Привет, Рыжик, — поздоровался со мной дежурный. Михал Степаныч у нас мастак придумывать прозвища, конечно. Интересно, как бы он выкручивался, если бы в отделении кроме меня была еще одна рыжая девушка, ну или парень?

Путь до общего кабинета занял лишь пару минут. Родной убойный отдел встретил меня привычным запахом растворимого кофе, кипой бумаг на рабочих столах и, конечно же, видом заспанных коллег по цеху, которые лихорадочно пытались заполнить все необходимые документы прежде, чем придет Сан Саныч и всыплет всем по первое число.

Я поздоровалась со всеми, включила компьютер и села за стол. На рабочем столе сразу же высветилась статистическая таблица, которую надо было доделать к обеду. И да — это тоже не входило в мои обязанности, но что поделать… Честно говоря — окончания испытательного срока и официального заступления на службу я ждала уже с нетерпением. Настолько уже надоело мотаться хвостом за ребятами, разгребать чужие косяки и делать прочие вещи хоть и необходимые, но не вызывающие никакого энтузиазма. Ладно, хорош ныть! Стажерские полгода заканчиваются сегодня, двадцать девятого октября, субботним днем две тысячи шестнадцатого года. А значит — уже с понедельника я, скорей всего, начну работать уже на полную катушку, разгребая… Да ни черта не разгребая! Городок Мутные Васюки — местечко тихое, и все, что достается убойному отделу — пьяные поножовщины и семейные разборки. Ну да этим тоже кто-то должен заниматься, так почему не я?

— Гладкова! — с порога проорал мне Махрышкин, он же Петька, он же наш следователь. — Тебя к шефу вызывают!

Ну вот, кажется, и настал момент «икс». Куча таблиц, которую мне нужно было доделать, была в мгновение ока переброшена на диск, в компании с которым я и подошла к заветной двери.

Единственное отличие начальника отдела от нас, простых смертных — это то, что он сидит в отдельном кабинете, в то время как мы довольствуемся общим помещением, разделенным стеклянными перегородками. А в остальном — все то же самое: чистенький простенький ремонт, посреди помещения — Т-образный стол, составленный из двух обычных. Ну а позади спины нашего великого и могучего — флаг, портрет президента и прочая атрибутика, которая сообщает каждому вошедшему, куда он, собственно, попал. Я в этом кабинете была уже не первый раз.

— Стажер Гладкова по вашему приказанию прибыла! — четко отрапортовала я, отдавая честь и крепче прижимая к себе диск свободной рукой. Выронить его в самый неподходящий момент было бы верхом глупости.

— Проходи, Гладкова. Присаживайся.

Раз присаживайся — разговор будет долгим. Примерное его течение я представляла. Либо меня сейчас похвалят и пригласят работать официально, либо же начнут промывать мозги в стиле «ты такая молодая красивая девочка, ну за каким таким чертом тебя на такую работу потянуло». Последним представители старшего поколения, воспитанные еще на советских идеалах, грешили очень, очень часто. Объяснить им, что времена сейчас абсолютно другие, возможным в большинстве случаев не представлялось: оставалось только молча выслушать, а после этого — твердо продолжать гнуть свою линию, поскольку вода она и камень точит. Даже лежачий камень.

Вопреки моим опасениям, начальник начал разговор абсолютно неформальным тоном, но при этом задавал вопросы, которых я вовсе не ожидала. Понравилось ли мне у них в отделе? Само собой, понравилось. Хотела бы я работать оперативником в местной «убойке»? Да само собой. Имею ли планы получать высшее образование по юридическому профилю? Естественно, имею, я уже на второй курс поступила и, между прочим, на бюджет, хоть и на заочное, кстати, в соседнем городе.

В общем, меня приняли. По этому поводу после работы собрался небольшой сабантуйчик, меня поздравляли с новой работой, а Махрышкина — с укомплектовкой группы, которую он ждал вот уже четыре года, но дождался только сейчас.

Ах да, вот еще одна причина, по которой мне нравится местная «глухомань» — где-нибудь в райцентре меня бы даже до стажировки не допустили, прикрывшись стандартным «бабье в оперативниках нам не нужно», а то и более грубо сформулировали бы. А вот в Мутных Васюках, где постоянно проблемы с кадрами и годами нет возможности найти человека на свободное место, все как-то сразу стали спрашивать исключительно по существу, отбросив в сторону шовинистические замашки. Медкомиссию прошла? С нормативами справляешься? Компьютером пользоваться умеешь? Образование есть? На все вопросы ответы были положительные, и поэтому процедура трудоустройства для меня была завершена. Так что с завтрашнего дня буду официально числиться опером. Правда, кажется, бумажной работы будет все равно намного больше, чем реальной, поскольку кто новичку что важное доверит? Будут еще года три, небось, таскать за собой на поводке, обучая всем премудростям… Ну и пусть. Я девочка терпеливая, мне три годика подождать не проблема… Тем более, что ждать, кажется, придется в нескучной компании.

Вечером в гости ко мне пожаловал Василий, как и обещал. Тактичная не по возрасту баба Варя демонстративно несколько раз сообщила нам, что отправляется на всю ночь в гости к соседке, после чего осуществила задуманное. Не сказать, чтобы она нам сильно мешала до этого — достаточно было мне запереть дверь в свою комнату, чтобы ощутить себя абсолютно одной, да и живущему в такой же коммуналке Василию не привыкать к проблемам хорошей слышимости… А где она плохая? В новостройках, что ли, где ты слышишь, как ночью твой сосед сверху чихает, а сосед снизу желает ему «будь здоров» или «шоб ты сдох», в зависимости от отношения друг к другу данных соседей?

В общем, день у меня удался. Да и ночь вышла бурной. Итогами этой ночи стал окончательный переезд Васи на мою территорию. Поначалу он настаивал на обратном, но я призвала на помощь все убедительные логические доводы, которых нашлось целых два. Первое — соседями Васи были люди куда менее приятные, чем баба Варя. Конечно же, с двумя «мусорами погаными» связываться побоятся, но лично мне не по нраву жить в условиях постоянной враждебности по отношению друг к другу. Ну и второе — если Вася жил на другом конце городка, то мне досталось жилье за углом от нашего постоянного места работы. Вот так за один день я обзавелась и любимой работой, и любимым человеком… Стоит ли удивляться тому, что в конечном итоге как я все это получила легко, так точно так же легко и потеряла? Ну, верней, меня потеряли… И дело было всего лишь два дня спустя…

Разбудил меня Вася. Основное преимущество совместной жизни заключалось в том, что все «рутинные обязанности» по дому мы теперь выполняли по очереди. Например — готовили завтрак, давая «напарнику» поспать лишние двадцать минут. Сегодня отсыпающимся была я, поэтому с чистой совестью открыла глаза только после пятого поцелуя и получила под нос порцию гренок. Гренки, яичница, омлет, каша с молоком — вот и все разнообразие блюд на завтрак. Как по мне — неплохо. А с учетом того, что Васька оказался детдомовским, как и я… Не стоит удивляться тому факту, что никаких особых капризов и потребностей у нас не было. Через пятнадцать минут после довольно быстрого завтрака мы стояли у дверей родного отделения. Работали мы в одном и том же месте, в одной и той же группе, так что всегда на виду друг у друга и, вдобавок — всегда готовы помочь ближнему своему. На всякую муть типа «служебных романов» здесь смотрели примерно так же, как и на мою принадлежность к особам женского пола. Ну, даже если узнают, потреплют языками месяцок-другой, а потом угомонятся, поскольку появится куда более важная тема для обсуждения.

Вася сидит через стол от меня и периодически бросает на меня подбадривающие взгляды из-за кипы собственных неразобранных дел. «Глухарей» куча, начальство за них песочит, ну да больше для порядка, чем из реального желания раскрыть все эти дела. Да и возможно ли это? Данные статистики говорят нам совершенно об обратном.

Вызов к следователю прервал разбор документов, доставшихся мне от несуществующего предшественника. Поскольку раньше Махрышкин и Васька со всем справлялись вдвоем, сейчас они просто предпочли всю кипу неразобранных дел поделить на три части. И, признаться, уже на пятой папке у меня зверски рябило в глазах. Поэтому «выезд на труп» был воспринят скорей как подарок судьбы и даже не вызывал сочувствие к чужому горю.

К тому моменту, как мы втроем прибыли на место происшествия, все вокруг было оцеплено ОМОНом, а нашу дружную команду встретили какие-то шишки, да еще и из самой Москвы. Пока я растерянно переводила взгляд с одного лица на другое, пользуясь правом самого младшего молчать и щелкать клювом, ребята принялись прояснять ситуацию. Если можно считать прояснением примерно такой набор фраз:

«Это опасный преступник. В заложницах — семилетняя девочка и пятилетний мальчик. Убил их мать у них же на глазах. В прошлом — серия из пятнадцати трупов. Сейчас будут вести переговоры».

И вот тут начался самый трэш, по моему представлению. Это когда ты вроде бы как что-то должен делать, но при этом делать не можешь и в силу должностных инструкций, и в силу обстоятельств. Пока шишки из Москвы что-то решали, а ребята из ОМОНа стояли в оцеплении вокруг жилого дома, не подпуская никого ближе, чем на десять шагов. Пока непонятно чей «клиент» созванивался с шишкой из Москвы, ведя переговоры и грозя убить детей в случае, если его требования не будут выполнены… Чего именно он хотел — об этом я могла только догадываться. Обычно требуют транспорт и деньги…

Черт, вот на первом же серьезном деле я реально чувствовала себя беспомощным неоперившимся птенцом. Судя по напряженным лицам людей вокруг — примерно такие же чувства были у них, хотя многие из них обладали опытом, в том числе и в ведении переговоров с криминалитетом. По крайней мере, «шишки» из Москвы или еще откуда-нибудь обязательно должны были этим опытом обладать. Иначе зачем бы они сюда приехали?

Два часа спустя переговоры все еще продолжались. Москвичи отчаянно тянули время, ОМОНовцы готовились к штурму. Все логично и правильно — преступника надо схватить, а заложники… Если идти у врага на поводу, то скорей всего получится, как в плохом кино: и серийник смоется, и заложники погибнут. Сейчас его уговаривали отпустить одного ребенка или же взять в обмен на имеющихся заложников кого-нибудь из присутствующих взрослых.

В конце концов, преступник согласился и сообщил по телефону, кого именно он хотел бы видеть в роли заложника. Когда москвич услышал по телефону требования врага, он жестом подозвал меня ближе.

— Гладкова. Он согласен отпустить детей. Но только если вместо них у него окажется, как он выразился, «рыжая краля».

Я усмехнулась уголком губ. Логично и естественно. Кто же захочет в заложники в обмен на двух мелких и беззащитных детей здорового мужика? Вот девчонка с птичьим весом — это самое то: такую и удержать проще, и запугать, если что, да и в остальных, теоретически, должен мужской инстинкт защитника проснуться и удержать от необдуманных действий.

— Лилька, ты что, сдурела? Нет, — Вася одернул меня за руку прежде, чем я успела хоть слово сказать. — Пусть берет меня. А что — у меня тоже броника нет и…

— Если он отпустит детей, то я пойду, — спокойно произнесла я. Все эмоции словно отсекло. Уж не знаю, сказывались ли тренировки или же все дело было в особенностях моей собственной психики, но ни страха, ни, тем более, желания убежать я не испытывала. В школе милиции нам часто говорили, что в случае взятия в заложники гражданских лиц, в особенности — детей, любой нормальный сотрудник полиции предложит на место заложников себя. Потому что у обученного «мента» с крепкой психикой меньше шансов случайно разозлить террориста. Потому что хоть как-то обученный сотрудник полиции сможет уцелеть в случае штурма. Мало шансов, конечно, но однозначно больше, чем у двух зареванных детей.

В массовые установки детоцентризма я не верила, да и детей, признаться, не сильно любила. Но, видимо, было какое-то понятие долга, чести, а может — чего-то еще, потому что я на зеленом глазу согласилась на обмен и уже минутой спустя делала первые шаги вперед по направлению к двери подъезда. Успела заметить бледное лицо Васьки, который шевелил губами, то ли мысленно проклиная мою глупость, то ли молясь кому-то… Успела заметить, как вытянулись в нитку губы следователя Махрышкина, который стоял позади оцепления. Вот прямо на меня побежали двое напуганных детей. Стоп! Он их отпустил, но почему?! Тут было что-то не так…

Я упала на землю, увлекая за собой прижавшихся ко мне ребят, кажется, даже до того, как кто-то позади предупреждающе крикнул:

— Ложись!

Автоматная очередь выбила пыль из асфальта, но в нас не попала ни одна пуля. Именно в этот момент я как никогда раньше полюбила палисадники. И прилагающиеся к ним высокие бордюры, о которые до этого не раз обивала ноги, но один из которых сейчас послужил мне и двум мальцам укрытием.

— Огонь! — раздалось с «нашей» стороны. Командир ОМОНа вполне логично решил, что если мы мертвы, то терять нечего, а если живы — то следующая же очередь из оружия преступника может запросто попасть по нам. Тем более, что я хоть и не являла собой образец сотрудника полиции, но знала, что в таких ситуациях лучше не то что головы — волоса от земли не поднимать, чтобы под перекрестным огнем не оказаться. А дети… Дети тихо всхлипывали, обняв друг друга и укрывшись, насколько это было возможно, под моим телом. Примерно в этот самый момент я единственный раз за свою жизнь пожалела, что являюсь довольно тощей девицей двадцати одного года от роду, а не стокилограммовым мужиком в кевларе.

— Пошел, пошел, пошел! — раздавалось за нашими спинами. Слышались звуки выстрелов, кажется, даже сквозь этот грохот я чувствовала, как сыплется со стен сбиваемая пулями штукатурка. Ну твою мать, ну вот это переплет! Будет что на старости друзьям рассказать…

Моей самой большой ошибкой было решить, что раз выстрелы стихли, то значит — все кончилось. Именно поэтому я рискнула сначала поднять голову, а потом и вовсе встать. Ребята за периметром махали нам рукой, мол, выбирайтесь за ленту и прячьтесь за омоновцами в броне. Именно так я и планировала поступить, вот только моим планам не суждено было сбыться.

Откуда в нас прилетело ЭТО — я так и не успела понять. Просто не было времени. Вот только что рядом со мной было пусто — и вот упала граната. Бросить? А успею? В кого-то же прилетит… Нет, так нельзя…

Резко толкнув детей в сторону, успеваю крикнуть им «бегите», после чего падаю телом прямо на «лимонку». Кто-то говорит, что жизнь перед глазами успевает промелькнуть… А кто-то считает, что за секунду до смерти человек успевает помолиться… Не верьте, если вам так говорят. На самом деле — не успеваешь даже осмыслить свою смерть. Боль в животе и груди была мимолетной, исчезнув сразу же, как только появилась. А потом… Потом не было ничего. Я… умерла?

Примечания:

Собственно, как и обычно в большинстве таких фиков, все начинается со смерти главного героя, ну или переноса "туда". Ничего нового, ничего сверхъестественного...

Сверху раздался грохот, и мне на лицо начала сыпаться какая-то дрянь.

— Эй, Поттер, а ну давай, кончай спать! Мама сказала, что ты симулянтка! Симулянтка! Симулянтка! Кончай спать, симулянтка!

С хрипом приподнявшись на локтях, я попыталась восстановить в памяти хоть какие-то события, предшествующие моему пробуждению. Это было на удивление легко, поскольку я отчетливо помнила и оцепление ОМОНа, и мою попытку стать «заложником по обмену», и серийника, который, видимо, решил завалить не только детей, но и меня, и именно по этой причине затеял якобы обмен. Про то, как мы чудом спаслись от пуль, а я далеко не чудом не спаслась от лимонки, на которую и кинулась… Руки лихорадочно ощупывали живот и грудь в попытках найти след от ранения, но его не было. Что было — так это странное ощущение, что моя хоть и маленькая, но все-таки грудь вдруг исчезла без следа. Приподняв подол кофты — незнакомой и, вдобавок, до жути грязной, которая болталась на мне, как на вешалке, я обнаружила под кофтой свое тело. Верней, как сказать — свое… Такое же тело у меня было лет в десять, разве что никогда не было таким грязным… Грязной была и простыня, на которой я лежала, по углам комками висела пыль, а под потолком паутина, ну и не стоит забывать о том, что с потолка на меня сыпалась побелка.

— Лили Поттер, немедленно просыпайся и иди на кухню! — раздался командирский голос женщины. Судя по всему, это обращались ко мне, поскольку имя Лили было максимально приближено к привычной мне «Лильке». Вот только есть маленькая, верней сказать — большая неувязочка. Я по-прежнему не понимаю, где именно я нахожусь и, вдобавок — почему все вдруг так сильно изменилось.

Боль в горле и подступивший следом за ней кашель дали мне возможность хоть немного отсрочить момент выхода из помещения, где я находилась. Кажется, я простыла… Значит, что все это — и граната, и боль — мне привиделось? Хотя нет. Нет, все-таки нет. Хотя, по поводу «привиделось»… Под морфием, говорят, и не такое почудится. Одернув грязную кофту, я поспешила выполнить приказ неизвестной женщины и вышла из комнаты, где находилась, в небольшой коридор. Комнатой был, скорей, чулан под лестницей, хотя и довольно просторный. В коридоре, в отличие от чулана, было чисто и светло, на полке рядом с трюмо лежали милые вывязанные салфеточки. Одно время я сама такие же делала. Салфеточки, как и стерильную чистоту вокруг, я заметила вскользь — больше меня заинтересовало отражение в зеркале. Мое, надо полагать, отражение. Ну, девочка как девочка. Если бы не рыжие волосы и зеленющие глаза — вообще бы из толпы не выделялась, как и другие дети, а так… Ну чисто я лет в десять. Забавно как-то… Что это такое?

— Поттер, что ты собираешься увидеть в зеркале? Свои грязные патлы? — мимо меня пробежал полненький мальчик, который, в отличие от меня, был довольно опрятно одет и причесан. Я попыталась заплести из волос какое-то подобие косы, но вскоре оставила это занятие: для того, чтобы можно было волосы расчесать, их надо было расчесывать регулярно, а также мыть хотя бы раз в три-четыре дня. Нынешний же колтун воздействию пятерни вряд ли поддастся.

— Поттер, негодная девчонка! Сколько можно тебя ждать? Вот родила сестра выродка на мою голову…

Оп! Важная информация. Какая-то Поттер, за которую меня все принимают — дочурка сестрички сухощавой блондинки лет эдак тридцати пяти, которая сейчас стоит в чистом переднике посреди такой же кристально чистой кухни и при виде меня брезгливо кривит губы. Как же я ее понимаю… Самой уже хочется удавиться на собственных портках от вида, продемонстрированного мне зеркалом. Но, поскольку самоубийство — это путь слабаков, я сделала последние несколько шагов, разделяющих нас, и остановилась, внимательно разглядывая женщину и все окружение. Которого, впрочем, было не так уж и много.

Все в доме сияло. Такое ощущение, что тут круглосуточно драят все с хлоркой и по всем правилам сложной уборочной науки.

— Что встала? Мой руки и жри садись.

Ну что же, вполне вежливое приглашение. У нас в детдоме повара всегда рявкали «жри, несчастье», так что прямо ностальгия какая-то появилась. Пройдя к раковине и вымыв до скрипа ладони с ароматным душистым мылом, я с непонятной тоской огляделась вокруг.

— Тетя, а можно сначала в ванную? А то как-то… Не тем чем-то пахнет.

Тетя, накладывающая яичницу в чистую тарелку, промахнулась, и еда полетела вниз.

— Я уберу, — вежливо улыбнувшись, я взяла из-под раковины веник и совок, после чего смела безобразие в мусорное ведро. Лицо женщины надо было видеть… Делаем вывод: кем бы ни была эта Поттер, но от нее мне досталась крайне неприятная репутация. Которую во что бы то ни стало следовало исправлять, потому что, кажется, я влипла. В смысле, если все, что вокруг сейчас происходит — настоящая реальность, то… Ой, все. Начинаю материться. А, нет, не начинаю. Мне же типа десять лет…

До конца дня я почему-то с тетей не пересекалась. Честно говоря — я не особо-то и следила за ее перемещениями. Куда больше меня занимал гардероб неизвестной девочки, если его можно было так назвать, ну и, конечно же, уборка в чулане под лестницей, где эта самая девочка, а теперь и я, жила. В какой-то момент у меня возникли сомнения в стиле «а была ли девочка», но отдраивая годами не мытый пол я случайно сдвинула одну из половиц, обнаружив спрятанный там дневник, на котором было написано:

«Собственность Лилиан Поттер».

Логично рассудив, что читать это дело лучше всего после завершения всей остальной работы и желательно в тот самый момент, когда все домашние улягутся спать, я продолжила выдраивать чулан. К тому моменту, как я закончила мыть пол, прибила к стулу шатающуюся ножку, замазала йодом царапины на древесине стола и смела паутину со стен, мои… вещи, если это можно было так назвать, закончили сохнуть во дворе после стирки.

Не сказать, чтобы они были вот прямо совсем плохими. Скорей уж все дело в том, что были они не только пацанскими (уж это бы я пережила), но и слишком не по размеру мне (чего я пережить уже не могла). Примерно в тот самый момент, когда я уже собралась вручную ушивать три футболки, свитер и двое мешковатых штанов, мой взгляд зацепился за швейную машинку, стоящую в коридоре. Она оказалась нерабочей, впрочем — в неисправности разобраться труда не составило, поскольку нас в детдоме учили обращаться с чем-то очень похожим.

Обработка всего барахла заняла у меня не больше полутора часов. Рука была набита со времен собственного… ну, где-то десятилетия. Все более-менее приличные вещи воспитанники детдома получали от различных благотворительных фондов. Иногда, бывало, подворовывали и сами представители фондов, и волонтеры, которые должны были помогать… Тут уж человеческий фактор никуда не девался — все слишком часто зависело от людей, которые передавали нам «гуманитарную помощь». Но как бы то ни было — еще ни разу мне не попадалось барахло, которое сидело бы на мне идеально. А Лилия Павловна, одна из самых моих первых воспитательниц, всегда говорила мне, что первая черта, по которой узнают детдомовцев — это одежда не по размеру. Поскольку я ходила в городскую секцию самбо и регулярно ездила на всевозможные конкурсы и олимпиады по различным предметам… Можно было закрыть глаза и уши, можно было начать вопить, что тебя унижают… А я предпочла просто самой подгонять свои вещи «под себя», чтобы со стороны было не особо понятно, что они достались мне с чужого плеча, а не были куплены персонально для меня. Когда исполнилось тринадцать и начала расти грудь, я не раз благодарила вовремя отработанные навыки кройки и шитья, благодаря которым умудрялась даже в детдомовских вещах выглядеть более чем прилично.

— Поттер! — раздался за спиной голос, когда я, уже вымывшись, переодевшись в только что «полученную» одежду и постирав до этого надетые на мне жуткие шмотки, стояла у зеркала в прихожей и тщательно расчесывала мокрые волосы найденной в чулане старой щеткой. Судя по всему, та раньше принадлежала девочке или же ее тете. На всякий случай я ее помыла, перед этим тщательно прокипятив. Нового мне в этом доме, судя по всему, не перепадет ничего, так что будем довольствоваться тем, что есть.

— Да, тетя? — я обернулась, откидывая назад мокрые рыжие пряди. Волосы доходили мне до попы, поэтому с расчесыванием пришлось повозиться. Впрочем, это было лучше, чем жизнь в грязнющем чулане, сон на грязнющих простынях и хождение в грязной, мешком висящей одежде, которая совершенно мне не подходила.

— Что… Что ты сделала с одеждой, девчонка?! — тетушка сорвалась на визг. Эх, узнать бы ее имя хотя бы, а то как-то неудобно получается. Впрочем, пока что возможности это сделать не представляется.

— Постирала и перешила, тетя, — как можно более будничным тоном отозвалась я. Как вести диалог — я не понимала. Слишком мало было информации… Хотя, стоп. Девочка — племянница, которая воспитывается ею после смерти нелюбимой сестры. Она не любит девочку, но побоев я на своем теле не заметила, да и еду мне предлагали вполне нормальную, хоть и сдабривали это моральным давлением. Значит, тетя у нас как приличная собака: лает, но не кусает. Интересно, почему именно? Хотя, это понятно. Как сотрудник полиции, я должна была прежде всего вспомнить о том, что в нашей стране ребенка попробуй ударь — при первом же зове ребенка на помощь сбежится куча работников соответствующих структур. Почему она не сдала «меня» в детдом, если так уж не любит? Это вопрос интересный, но ответа пока что на него нет и искать его времени я не имею. Подытожим. Тетушка у нас племянницу не любит, не заботится о ней ни черта, кроме необходимой выдачи еды, предпочитает не тратить деньги на ее одежду, но при этом не стремится вызвать… Правильно, нарекания посторонних. И почему-то ее испугали перемены в моем облике, понять бы еще, почему?

— Этого еще не хватало… — тихо пробормотала женщина, делая шаг назад.

— Простите, что без спроса использовала вашу швейную машинку, но…

— Она уже год как сломана, Поттер.

— Вовсе нет, — с вежливой улыбкой уточнила я. — Просто в механизм забились спутанные нитки, и почистить это все — дело пары минут. Я нашла инструкцию и положила рядом с машинкой — уверена, прочитав ее, вы обязательно поймете, какие именно манипуляции и в каком порядке были мною произведены, а также в следующий раз постараетесь хотя бы иногда читать руководство эксплуатации ко всему, что сложней сковородки.

Подначку мою тетка то ли не заметила, то ли выпала в осадок со столь пространной тирады. Блин, надо иногда напоминать себе, что мне только десять и что я не могу выражаться, как будто у меня за спиной два высших образования. И тем более нельзя будет выражаться лексиконом сотрудника полиции, но это само собой разумеется.

— Я не понимаю, что именно тебя не устраивало в твоих вещах.

Ишь ты! Не понимает она! Ладно, я тебе сейчас так не пойму.

— Тетя, я все прекрасно понимаю… У вас нет денег для того, чтобы купить мне новые вещи, об этом все соседи говорят… Можно я буду перешивать сама вещи кузена перед тем, как их носить?

— У кого это нет денег? — взбеленилась тетя. Я почувствовала, что иду в нужном направлении, вдобавок, уже успела заметить среди вещей возле трюмо мужской зонт, который явно не подходил «кузену», и… И оседлала любимого конька.

— Ну, я слышала, как такая полненькая тетя в очень яркой одежде и с накрашенными вот так, — я показала руками «глаза панды», — глазами сказала, что у дяди совсем нет работы. А еще — такая худенькая темненькая тетя с длинными серьгами в ушах сказала, что у меня уже второй год старая куртка Дадли, потому что у вас денег на меня не хватает. А еще третья — такая светленькая, с очень кудрявыми волосами, сказала, что скоро к вам придут эти из… из о-пе-ки, вот, потому что у вас нет денег и времени обо мне заботиться, и потому что я всегда грязная хожу. А еще — в школе я слышала, как мама одного мальчика сказала ему, чтобы он со мной не дружил, потому что я из семьи ни-ще-бро-дов и…

— Хватит! — а голос-то у тетушки ого-го. Впрочем, мне не привыкать к командирскому ору, поэтому я рефлекторно вытянулась по струнке и наглухо замолчала. Практика показывает: все, что надо, уже сделано. Остальное тетушка сделает сама за меня и для меня.

— Дорогая, я дома! Петунья! — раздался со стороны входа мужской голос. В следующий момент в коридор протиснулся его обладатель. Мда… Ну что я могу сказать… Дадли-то в папу пошел… Невольно начинаю радоваться, что девочка не имеет с ним общей крови.

— Вернон! — тихим и полным достоинства голосом произнесла тетя Петунья. О, я наконец-то узнала, как зовут моих… кхм... родственников. — Вернон, мы немедленно едем в магазин за новыми вещами для этого… этого отродья.

— Но, Петунья…

— Вернон, заводи машину.

— Почему?! Почему ей новая одежда?! Я тоже хочу-у-у-у! — раздался за спиной рев раненного в жопу бизона, то бишь любимого кузена. Чувствую, что с ним у меня тоже проблем не возникнет. Верней, возникнут, но и решу я их на раз-два-три.

— Дадличек, дорогой, не плачь, пожалуйста… — засуетилась тетя Петунья вокруг здоровенного лба, который упал посреди прихожей и принялся бить об пол руками и ногами. Класс! Главное — не заржать, а там все само наладится. Мне просто образцовая семейка попалась, одно удовольствие с ними общаться, особенно зная некоторые азы психологии, которые в нас в школе милиции вдалбливали так, что выть хотелось не хуже, чем Дадли сейчас. А мы-то, помнится, верещали… Как же, непрофильный предмет, а зубрить больше, чем по двум профильным… Ну вот он, непрофильный предмет, сейчас надо бы применить его в личной жизни на пользу себе…

В магазин поехали вместе с Дадли. Увы и ах. Впрочем, в конечном итоге все это обернулось мне на пользу. Ох, надо было это просто видеть!

Первым делом, естественно, было белье. Глядя на понравившиеся комплекты, я с трудом сдерживала дрожь и плакала, что майки будут натирать, трусики узковаты, что эти колготки обязательно в дождь покроются некрасивыми разводами… Короче, извращалась я на полную, придумываю двадцать причин для истерик перед каждой понравившейся мне вещью. Стоит ли говорить, что после краткого выступления нужная мне шмотка тут же оказывалась в корзине покупок? Я думала, что тетя ограничится тремя комплектами белья, но она честно купила полагающиеся семь — так называемая «неделька». Потом, конечно же, в обязательном порядке было куплено три десятка различных трусов для Дадли, и мне, естественно, было очень грустно, что у брата одежды больше… Нет, нельзя было показать, что мне посрать на это, потому что тогда он бы выдумал что-то еще, а это могло бы обернуться куда большими неприятностями для меня, чем «а-за-за, меня родители больше любят, а ты подкидыш, тебя нет».

С рубашками дело пошло еще веселей — заметив мою кислую мину при виде очередного миленького клетчатого чуда, которое сидело на мне как влитое, и обладало чуть удлиненными рукавами, которые можно было слегка подшить, а потом, по мере вырастания, распустить, Дадли начал вовсю обзывать меня. Тетя Петунья и дядя Вернон гордились сыном, вышколенные продавцы не демонстрировали никаких эмоций, но втайне наверняка жалели меня, а я… Я ловила кайф от представления и обновляла гардероб. Кроссовки, джинсы, «пацанячьи» рубашки в различные варианты клетки, а также легкие джинсовые куртенки в качестве завершения имиджа. Проходя мимо отдела с различными прибамбасами для девчонок, я демонстративно скривилась и потрясла распущенными специально для такого случая волосами. Итогом этого жеста стало то, что мы зашли в этот отдел, а мой арсенал пополнился симпатичным крабиком и набором из шести разноцветных резинок, которые послужат отличной заменой аптечным невидимым тонким фиговинам, которыми до этого я собиралась воспользоваться для закрепления косы.

Единственный недостаток этой прогулки — я снова стала кашлять. Своим здоровьем я решила заняться в последующие три дня, а до этого… Ах да, в промежутке между делом я выяснила массу важных вещей. Я нахожусь в городке Литл-Уингинг, в Великобритании. Мы с «семьей» живем на Тисовой улице, вдобавок — сейчас на дворе зима тысяча девятьсот девяностого года, верней сказать — уже через неделю должен наступить девяносто первый.

Короче, до моего рождения где-то там, в далекой России, целых четыре года. Вдобавок — я вообще не уверена, мой ли это мир. Учитывая, что я непонятно как оказалась, судя по всему, в чужом теле, на чужом месте, то было впору поверить и в кучу передач о паранормальщине, крутящихся в свое время по небезызвестному каналу государственного масштаба.

Уже ночью, предварительно приняв ванну, я, не мудрствуя лукаво, прополоскала горло пищевой содой, насыпала в носки немного сухой горчицы, после чего навернула стакан горячего чая и, замотавшись в одеяло, приготовилась хорошенько пропотеть. Ну и, конечно же, все-таки прочитать найденный дневник некоей Лилиан Поттер.

Уже на третьей странице я испытывала острое желание сгонять на кухню и поискать мятные леденцы. Настолько тошнотворными были записи, которые были накорябаны одинаково уродливым и безобразным почерком. И обижают ее, бедную несчастную, и одноклассники дразнят, и кузен травит, и тетя с дядей не любят, и живет она в грязи, солнца не видя… В общем-то, несмотря на полное сходство со мной, девочка от меня сильно отличалась, причем не в лучшую сторону. То-то Петунья малость прихуела, когда увидела, что я в чулане прибралась, вещи в порядок привела и белье постельное выстирала.

Я вот этого не понимаю конкретно… Ну кто ей мешал? Ладно, допустим, для того, чтобы на тетку воздействовать — возможно, для этого надо быть не бесхитростной десятилеткой, а особо умной двадцатилеткой в теле десятилетки. Ну а вещи перешить или хотя бы постирать? Мне вон тетка слова не сказала, когда я извела ни много ни мало, а почти килограмм моющих средств для приведения в порядок места обитания, собственного внешнего вида, ну и барахла. И, кстати, тетушка нифига не заметила, что я позаимствовала немного ее бальзама для волос. Не сказать, чтобы это было вежливо с моей стороны, и больше я так делать не буду, но изначально без всяких вспомогательных средств мне косу с руку толщиной было бы просто не расчесать.

Короче, к утру я чуть ли не возненавидела неизвестную мне Лилиан Поттер, от которой у меня на память осталось только имя, ну и шрам на лбу в виде значка молнии. Опель ей в морду приехал, что ли? Это бы многое объясняло…

Одно меня насторожило в дневнике — упоминание о некоторых странных вещах, которые происходили с девочкой и которые вызывали у тети Петуньи самую разнообразную реакцию: от злости до ужаса. Однажды милашку Лилиан обкорнали под корень с помощью машинки для стрижки. Да, согласна, жестокая мера, но я понимаю тетку: вид чучела не только ненавидимого, но еще и грязного, а вдобавок — и с ужасной прической, выведет из себя даже святого. Так вот, когда к Лилиан была применена такая санкция, волосы отросли за ночь. В другой раз она умудрилась запрыгнуть на крышу школьной столовой, убегая от Дадли и его компании. Иногда летали предметы, выключался свет, когда она злилась или расстраивалась… В общем… неладно что-то было с этой девчонкой, если описанные странности — не плод ее воображения. Репутацию сумасшедшей, надо полагать, очень непросто исправить.

Последующие дни я занималась тем, что потихоньку долечивала простуду, никуда не выходя из дома и практически исподтишка наблюдая за родственниками. И отметила очень странную вещь: тетя не терпела слов «волшебство, магия, волшебники» и прочие подобные ему. Один раз Дадли включил канал, по которому как раз шло какое-то аниме, в котором девчонка фигачила фаерболами каких-то инопланетных монстров, и… И тетя впервые не пошла на поводу у любимого ребенка, отобрав пульт и решительно переключив программу. Полуторачасовая истерика Дадли не заставила ее сменить гнев на милость.

Через три дня началась учеба. К тому моменту я все-таки вылечилась, успела освежить в памяти учебную программу, а также позаимствовать у дяди в гараже испорченную краску. Ну как испорченную… Засохшую. Добавила просроченной жидкости для снятия лака, накрошила старых газет, налила клея, размешала все это… В итоге у меня получилось что-то типа жидких обоев, которыми и были покрыты стены, а также потолок чулана. Тетя Петунья, заметив произошедшие перемены, губы поджала, но слова единого мне не сказала. Даже посмотрела как-то… менее враждебно, что ли.

Зато Дадли утром в понедельник очень, очень долго прыгал по лестнице, но долгожданной побелки мне на лицо так и не посыпалось. Решение этой проблемы заняло у меня в свое время меньше пары минут. Домашние перемены были на этом завершены — впереди меня ожидали перемены школьные. Восемь A-баллов за неделю помогли мне существенно исправить репутацию перед учителями, которая до этого была практически полностью загублена забитой, зажатой и полностью потерянной для мира Лилиан. Ну, в процессе получения хороших оценок я успела вычислить, что основным моим противником в школе являлся Дадли. Можно было просто отточить на жиртресте-брате приемчики самбо. Но у меня мелькнула в голове мысль о том, как можно выгодней использовать этого тупого болвана для своих целей и, признаться, небольшой наживы.

— Мистер Дурсль, — начала я, когда он вместе со своими друзьями возвращался в сторону дома. — Мистер Дурсль, можно вас на минутку?

Мелкий пиздюк надулся от важности и, кивнув мне, помахал свите рукой.

— Что хотела, мелкая? Опять по шее получить? Или жвачки тебе в волосы напихать?

— Ну вот… Я-то хотела поговорить с умным, взрослым, состоятельным человеком, которым ты мне казался, а ты так все испортил… — капризно поджав губы, я забросила за спину новый ранец и медленно побрела прочь, всем своим видом выражая расстройство от несостоявшегося разговора. Как и ожидалось — тот поспешил за мной, требуя рассказать вот прямо здесь и сейчас, что именно я хотела узнать.

— Дадли, вот скажи мне… тебе не надоело четверки получать?

— Неа.

— И что, пятерку не хочешь? — с деланным удивлением спросила я.

— Мне не ставят.

— Если я дам тебе списать, то поставят, — уточнила я.

— Давай, — мальчуган достал из кармана огромное яблоко и принялся его демонстративно жевать.

— Ну уж нет — за просто так не дам. Помнишь, как твой папа говорит? Без денег дела не делаются.

— Это я тебе что… Платить, что ли, должен? — в голове мальчишки шла тяжелая мыслительная деятельность, которая явно была ему непривычна.

— Именно. Попросишь денег у родителей якобы для себя, а отдавать будешь мне. Зато представь. Ты — отличник. Как тебя будут хвалить, гордиться…

— Но ты тогда будешь второй, а я — первым, — вполне ожидаемо произнес взрыв на жировой фабрике.

— Заметано, — произнесла я. — Ну и ты прекрасно понимаешь, что твои друзья не должны ко мне приставать, чтобы я могла спокойно выполнять свою часть сделки.

— Не пойдет. Они решат, что я двинутый, раз тебя лупить не хочу.

— А ты скажи, что я теперь твоя служанка, — милостиво подсказала жиробасу выход из ситуации я.

Стоит ли говорить, что результат соответствовал моим ожиданиям? Дадли получал возможность подчистую списывать у меня домашку, а мне досталось долгожданное спокойствие в школе, и вдобавок — кое-какие карманные деньги. Дадли радовался, что у него их все равно больше остается, ну а мне как-то было фиолетово. Главное, что я теперь могла себе позволить купить какую-нибудь жрачку в буфете, приобрести абонемент в городскую библиотеку, а также тратить деньги на кое-какие мелочи вроде кино по выходным.

В семье тоже все более-менее нормализовалось. Поскольку всплесков «странностей» вокруг меня не происходило, тетя Петунья стала ко мне относиться чуть лучше. По крайней мере, пока дяди Вернона не было рядом. Иногда мы сидели рядышком на диване и под вопли зомбоящика вместе вязали очередную партию кружевных салфеточек. Иногда она даже чему-то улыбалась, глядя на меня отстраненным взглядом. Словно я ей… напоминала кого-то? Кого-то очень важного…

Как бы там ни было, но всех врагов я нейтрализовала. Теперь оставалось дело за друзьями. Ну, в смысле, неплохо было бы найти себе друзей, хотя бы одного на первое время. А лучше побольше, поскольку друзей много не бывает. В классе мне, конечно же, счастья можно было не пытать, а вот в параллелях или в тех, кто был на год старше/младше… Почему бы и не подружиться с кем-нибудь, если случай подходящий подвернется? Случай вскоре подвернулся, и в моей жизни появилась Николь.

Примечания:

Вот преподам в Хогвартсе будет приз-сюрприз в виде этого милого создания...

После того, как немного утряслась вся эта ситуация с родственниками и школой, я принялась изучать место, где оказалась. В свободное время, которого у меня было дофига и больше и, обладая деньгами, которых хватало на мелкие жизненные радости, я очень быстро делала домашку, давала ее списывать Дадли, после чего до самой темноты уходила шляться по окрестностям.

В одну из таких прогулок я забрела в череду старых проулков, которые было принято называть «неблагополучным районом». Учитывая, что днем ко мне тут разве что такие же дети прицепиться могли, а боевые навыки я уже успела в этой тушке освежить, да и хилое тело Лилиан за прошедшие пару месяцев хоть немного, но прокачать, встречи с потенциальным противником я не боялась. Ну и встретились, естественно, два одиночества.

— Ботанка! Очкастая! Суслик прыщавый… — группа подростков старше меня года на два-три обступили девчонку одного со мной возраста. Что странно — в руках у нее был учебник за восьмой класс. Она из нашего района, но вот в школе я ее до сих пор не встречала и это было как минимум… противоестественно. Странности меня привлекали, поэтому я сразу же кинулась незнакомке на выручку.

— Эй, с тобой все в порядке? Эти не обижают? — уточнила я, становясь плечом к плечу с девочкой в очках. Та выглядела такой же хрупкой, как и я, но в отличие от меня, явно не утруждалась тем, чтобы за себя хоть как-то постоять. Работник интеллектуального труда, кажись.

— Мелочь, тебе больше всех надо? Вали отсюда, пока цела…

— Это вы бы валили отсюда, пока скорлупа не треснула, — вежливо предложила я, уже мысленно прикидывая последующую драку.

В следующие три минуты была демонстрация навыков, в ходе которой ребята убедились, что обладатель третьего разряда по самбо — это далеко не маленькая и запуганная девочка: у меня была и другая реакция, и правильно поставленные удары, ну а у них… У них только количество да гонор, которые им ничем в конечном счете не помогли. Поэтому они скрылись восвояси, получив от меня на память парочку фингалов и кучу угроз, а я принялась налаживать отношения с девочкой. Уже после двух часов разговора, которые пролетели как-то абсолютно незаметно за время наших совместных посиделок на детской площадке, девочка по имени Николь была признана мною идеальной подругой. Во-первых — будучи так называемым «книжным червем», она обладала большим кругозором и знаниями, которые моим нынешним сверстникам недоступны. А для меня это многое значило — не хотелось бы деградировать в компании Дадли и ему подобных. Во-вторых, Николь обучалась экстерном и в школе не появлялась, так что жертвой Дадли стать не могла. Ну и в-третьих… Да просто классная она!

Вот и появилась у меня первая компания. Родители Николь очень хорошо восприняли меня. После нехитрых манипуляций с тетей и дядей я, о ужас, получила разрешение провести вместе с их семьей первый месяц летних каникул в городке под названием Коукворт. Этих каникул я по вполне понятной причине ждала с нетерпением, потому что…

Потому что даже несмотря на всю странность происходящего, я сейчас словно проживала вторую жизнь, пользуясь шансами, которые ранее, в прошлом, раз и навсегда упустила. Я никогда не знала своих родителей, правда — все же хотела бы посмотреть в глаза людям, которые оставили грудничка в мусорном бачке у автобусной остановки на верную смерть, которая непременно наступила бы, если бы не добрая бабушка, опоздавшая на автобус и услышавшая детский плач из мусорки. И отсутствие какой-либо поддержки привело меня ко вполне очевидной мысли: всего в жизни придется добиваться самой.

Выбор, куда идти после школы, был для меня один единственно верный и неизменный с самого начала. Насмотрелась фильмов вроде «Возвращение Мухтара», «Глухарь», «Улицы разбитых фонарей», грезила о милицейской романтике… Ради того, чтобы получить преимущество при поступлении, участвовала во всех возможных конкурсах и олимпиадах, собрав к моменту окончания одиннадцатого класса гигантскую пачку грамот. Вдобавок — для физического развития, а также ради все тех же грамот, ну и в целях повышения навыков самообороны я еще в первом классе пошла заниматься самбо. А потом… Потом было поступление, и, смею заверить, даже среди «привилегированных» сирот в заведение, выбранное мною, был очень большой конкурс. Среди таких, как я, даже больше, чем среди «нормальных». Потому что работа в системе МВД, пусть и в дальних краях от столицы нашей Родины, обеспечивала любого стабильной зарплатой, жильем и, конечно же, какими-никакими, а перспективами развития или, хотя бы, «не увольнения просто потому, что левой пятке начальника захотелось».

Та граната, признаться, уже сейчас заставила меня задумываться над тем, как именно жить новую жизнь, пользоваться вторым шансом, который непонятно каким образом, но все-таки выпал мне… И я решила, что буду стараться наверстать все упущенное за тренировками и бесконечной зубрежкой. Заведу друзей, буду тусоваться… Ну, в пределах разумного, конечно же — думаю, тетя Петунья мне не скажет «спасибо» за приводы в полицию, так что на рожон лучше не лезть. В общем, буду брать от жизни все, ничего не отдавая взамен. Аттестат зрелости я здесь получу, вообще не шевеля левой пяткой. Что же насчет работы… То ли граната меня не оттолкнула от мечты, то ли все дело в том, что с полицейским делом я знакома лучше, чем с какой-нибудь другой профессией, но планы мои в отношении дальнейшей службы не изменились ни на йоту.

Время до лета прошло «на расслабоне». Я сумела более-менее наладить отношения с тетей Петуньей. Она быстро сообразила, что как-то девочка слишком поменялась после той болезни, по достоинству оценила мою готовность помогать ей по хозяйству и все чаще позволяла сдачу оставлять себе на карманные расходы… А мне что, трудно туда-сюда метнуться пару раз и притаранить пяток килограмм продуктов, которые Вернон забыл купить? Или что, трудно сходить в банк за коммуналку рассчитаться? Квитанции я заполняла аккуратно, в расчетах никогда не ошибалась… В общем, можно сказать, что тетя меня даже начала немного любить. По крайней мере, пару мотков новых ниток она мне отдала с большой охотой. Нитки были тут же пущены на новый свитер с красивым узором из кос, который был оценен тетей Петуньей, как… «Ну что же… хм… Миленько».

Вернон продолжал меня в упор не замечать, изредка для порядка обзывая уродом. С учетом того факта, что появлялся он дома только для ночевки — мне было проще избегать попадаться ему на глаза, чем пытаться понравиться этому озверевшему и ожиревшему дяденьке. А с Дадли у нас все было тихо и мирно: он у меня сдирал домашку, подкидывал деньжат, дружки его меня не трогали… нет, конечно, когда-то потом у него будут проблемы из-за того, что он вместо самостоятельной учебы выезжал за чужой счет, но меня это не волнует ни капельки. Мне главное, чтобы мне хорошо было, а на всяких жиртрестов пофиг.

Дневник Лилиан я не выкинула просто из любви к искусству. Человек ведь старался, бумагу марал вместо того, чтобы сделать хоть что-то, чтобы его полюбили. Меня вот всегда поражала эта романтика и сопли из ушей в стиле «меня ДОЛЖНЫ любить родители (учителя, одноклассники, коллеги по работе — нужное подчеркнуть)». А на вопрос — а что именно ты сделал, чтобы тебя любили, человек как-то сразу неловко замолкает и сливается ныть кому-нибудь более восприимчивому.

Нет, серьезно! Я не пропагандирую сейчас позволять кому-то садиться себе на шею в прямом и переносном смысле этого слова. И отлично знаю, по какому именно маршруту отправится желающий проехаться за мой счет. Но в социуме волей-неволей приходится подстраиваться, проявлять гибкость, где-то врать, где-то юлить… В общем, действовать по обстоятельствам. Приспосабливаться, обучаться чему-то, понимать, что жизнь не стоит на месте… Но для некоторых это было невероятно сложно даже в достаточно взрослом десятилетнем возрасте. Половина дневника Лили была испещрена надписями в стиле «я спросила у тети Петуньи о папе и маме, но она начала на меня орать». «Я не верю, что мои родители были алкоголиками». «Сегодня опять погас свет, когда я разозлилась, и дядя Вернон начал кричать». «Волосы опять отросли — тетя ругалась». И у меня при прочтении дневника возник один-единственный вопрос: как можно было быть такой дурой?

За свою недолгую жизнь я успела сменить множество коллективов. Сначала дом малютки, но оттуда я ничего не помню. Потом — детский дом и городская секция самбо. А следом — общежитие школы милиции на окраине Москвы, где народ попадался самый разный, но хочешь — не хочешь, а приходилось искать со всеми общий язык, чтобы более-менее сосуществовать на одной территории.

Да, конечно же, как это унизительно — втянуть язык в жопу, когда надо, и просто промолчать, вот только перепалка, как правило, приводит к продолжению конфликта и куда более неприятным последствиям. Но отлично зная, что на вопрос о родителях последует ор, все равно его задавать — это надо дурой быть. Непонятные происшествия, если они не плод фантазии… Вот почему со мной этого не происходит? Если прошлая «я» делала это все на эмоциях, то что — получается, что доля самоконтроля — и все в норме? И десятилетняя девочка не смогла вывести этой закономерности, чтобы не случалось казусов, а в моменты особого психического расстройства — повторять, к примеру, таблицу умножения в уме. Да, согласна — тетка тут не подарок, дядя тот еще козел, а двоюродный брат на редкость омерзителен, но справедливо ли было ждать, что они будут подстраивать свой быт под левого «подкидыша»? Справедливо ли было ожидать, что к чужому ребенку отношение будет такое же, как к своему? У моей первой воспитательницы и, кстати, тезки была дочь на полгода меня старше. Меня женщина любила. Но вот незадача — с зарплаты всякие вкусности покупала СВОЕМУ ребенку, а не детдомовской девчонке. И мне иногда перепадали вещи, из которых девочка выросла, но чтобы хоть раз было куплено что-то дороже шоколадки «ко дню рождения» — такого никогда не было. Уместно ли обвинять человека в такой «нелюбви»? Нет, говорите? А тетка почему должна Лилиан любить, особенно если учесть, что у появления ребенка в этом доме какая-то дохрена мутная история. Подкидышем меня, кажется, зовут не просто так.

С учетом того, что я не нашла ни одной фотографии своей матери даже в семейном альбоме тети Петуньи, куда заглянула украдкой в свободное время, возникали мысли о том, что с сестрой тетушка как-то не особо ладила. Вопрос — надо ли удивляться, что особой радости при виде ее ребенка, которого теперь надо кормить, одевать и обеспечивать, а также нести за него ответственность, женщина не испытала?

А недалекая Лилиан вместо того, чтобы сгладить шероховатости, усвоить уроки и вести себя как паинька, предпочитала раз за разом биться головой о бетонные стены, изливая душу дневнику и жалуясь, что ее так никто и не любит. Жесть, короче говоря, просто жесть. Наверное, мысленно сейчас тетя Петунья благодарит ту простуду, итогом которой стало появление «новой Лилиан».

В голову мне уже неоднократно приходила вполне простая мысль: а что, если Лилиан тоже умерла? Судя по всему, девочке не вызывали врача на дом, не заботились регулярным измерением температуры и вообще не интересовались особо, как там она себя чувствует. Могло ли от высокой температуры сердце девочки на долю секунды остановиться? Как раз на ту долю, чтобы между нашими телами произошел… обмен душами, или как-то так? В любом случае, ничего хорошего с Лилиан в моем теле не произошло. Я очень сильно сомневаюсь, что девушка весом пятьдесят пять кило смогла выжить после того, как все триста осколков, на которые разлетается стандартная «лимонка», перемололи в фарш ее, то бишь мои, внутренние органы. А если и выжила, то… ненадолго. В реанимации, говорят, подыхать можно в течение нескольких часов, а то и дней, а понятие «добить из сострадания» как-то не особо актуально в мире высокого гуманизма и показательного сочувствия к себе подобным.

Я в свое время, более подробно изучив медицинскую сторону вопроса «реанимационных случаев», даже собиралась себе набить татуировку в стиле «не откачивать». Как-то не особо охота после всех потраченных усилий оказаться ничего не соображающим овощем или потерять возможность владеть хотя бы одной конечностью. А, как известно, чем дольше длится реанимация, тем меньше шансов вернуть «пациента» полноценным членом общества. Так что ну ее нафиг, эту реанимацию. Умерла, так умерла. Хотя, похоже, я-то как раз не умерла.

В попытках понять, что же я теперь такое, прошло все время до летних каникул. В принципе, жизнь в теле десятилетней девочки оказалась куда меньшим кошмаром, чем я предполагала. Наверное, все дело в том, что я еще помнила свое собственное детство и спокойно мирилась с различными неувязочками, вызванными отсутствием во мне более-менее эталонного роста. А вот преимущества… Так скажем, репутация ОЧЕНЬ ЭРУДИРОВАННОЙ девочки помогала мне чаще, чем вредила.

Долгожданное первое июня я встретила на заднем сиденье машины мистера Ричардса — отца Николь. Подруга сидела рядом со мной, непривычно много болтая, сжимая мою руку и рассказывая, рассказывая, рассказывая… Про речку, которая находится недалеко от дома. Про красивую рощу деревьев. Про старую детскую площадку, которую она давно нашла, но на которую почему-то никто не ходит. Про иву над обрывом…

Иногда у меня даже возникало ощущение, что я узнаю места, описанные Николь, даже если они будут находиться неизвестно где, и я случайно их увижу. Пожалуй, подруге надо стать в будущем писателем, а не инженером, как она планирует. Впрочем, не мне ей указывать на то, какой жизненный путь выбрать. Со своим-то я разобралась уже давно, но имею ли право указывать другим? В том-то и дело, что нет.

Мистер и миссис Ричардс не спешили вступать с нами в разговор, а мы со своей стороны старались болтать тише, чтобы не мешать взрослым следить за дорогой. Путь до Коукворта прошел в полной гармонии и атмосфере грядущих веселых каникул.

Дачный массив на окраине рощи встретил нас запахом цветущих луговых растений и полным отсутствием привычного шума автомобильных двигателей. Ну, за исключением нашего, который, впрочем, вскоре был заглушен. Разбор вещей отнял у меня не больше получаса — долгое ли дело расставить на выделенной полочке мыльно-рыльные принадлежности, после чего быстро навести марафет в нашей с Николь комнате и с чистой совестью отпроситься гулять на речку. Да, я поняла, что купаться нельзя, потому что течение неспокойное. До меня дошло с первого раза, до Николь — тоже, но взрослые нам «на всякий случай» повторили все еще раз двадцать прежде, чем отпустили за порог.

Не купаться в речке, не разговаривать с незнакомыми людьми и тем более — не соглашаться куда-то с ними пойти. Не подходить к машинам, из которых нас подзывают, а также отказываться от всех видов угощения из чужих рук. Все это мне каждый день повторяли в детдоме перед тем, как выпустить за ворота для поездки на тренировку. Все то же самое уже здесь нам с Дадли повторяла тетя Петунья. Родители Николь отличались похожей пунктуальностью и долей занудности, которая, впрочем, была вполне объяснима, когда речь шла о детях, за которых они отвечали и перед своей совестью, и перед другими людьми.

Пока мы шли к месту встречи, потягивая приобретенную в ларьке газировку и периодически таская из одной упаковки лакричные леденцы, Николь немного успела рассказать мне о Коукворте. Оказывается, ее мама была из этого городка. Именно поэтому Николь так много знала об окрестностях и примечательных для нас местах. Одно из них она и стремилась показать мне вот прямо сегодня — заброшенная детская площадка практически у самого обрыва. Едва оказавшись там, я поняла, что нашла самое любимое свое место для проведения досуга. Сама площадка — это двое качелей, пара «лазилок», шведская стенка, ну и несколько зарытых в землю покрышек от автомобилей. Что радовало — так это то, что сюда редко кто приходил, а значит — на качели никогда не было очереди, как на детских площадках Литтл-Уингинга.

Именно поэтому все последующие дни мы проводили свободное время здесь. Иногда, правда, я оказывалась одна, поскольку Николь периодически возили на машине к репетитору в центр города. Я к отлучкам подруги относилась с пониманием, навязываться не спешила и, несмотря на вежливые предложения миссис Ричардс составить им компанию в поездке, отлично понимала: никакого дополнительного комфорта от моей тушки в машине не будет, равно как и не нужно обременять своим присутствием женщину, которая во время ожидания дочери могла спокойно заниматься своими делами или ходить по магазинам, а не присматривать за чужим ребенком. Ричардсы были хорошими людьми. Добрыми, вежливыми, понимающими, практически безотказными. Но на шею им садиться я не хотела. Хватит и того, что меня на целый месяц пригласили в этот замечательный городок. В моменты, когда Николь мне составить компанию не могла, я привычно удалялась в полюбившееся место и часами торчала на качелях.

Их, как и многие другие аттракционы, я всегда любила. В последний раз, поорав от ужаса при виде американских горок, я смогла даже покататься на них. Ну да, Дадли, увидев, как мне страшно, не мог удержаться и не приказать родителям оплатить билет и для меня. Вот это был настоящий кайф… Вверх-вниз, вверх-вниз.

Качели чем-то на них похожи, но высота и скорость совсем не те. Разве что попытаться раскрутиться на «солнышко», но с этим вышел облом — наверху были привинчены специальные ограничители, которые мешали раскачаться больше определенной высоты. Что же, до этой отметки мне еще качаться и качаться. Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! Смех разлетается над пустой площадкой и, подхваченный эхом, несется вглубь рощи. Вверх! Вниз! Вверх!

Неожиданно порыв ветра то ли сшиб меня с доски, то ли аккуратно подхватил, но почему-то в этот раз «вверх» получилось особенно высоко. Под ногами медленно уменьшались и детская площадка, и двое качелей посреди нее.

Страха не было. Недоумение, пожалуй. Прежде, чем я успела как-то среагировать, неизвестная сила принялась так же плавно опускать меня на землю. Я в растерянности посмотрела на свои руки, полминуты попялилась на кроссовки и решила попробовать повторить только что сделанное. Даже если спрыгну с доски во время нахождения в верхней точке, то успею сгруппироваться перед приземлением и ничего себе не сломать. Ну а если опять будет эта… странность, то получу подтверждение тому факту, что Лилиан была отшибленной на голову, но все-таки какую-то паранормальную муть вытворять могла. Что тогда? Например, можно будет попробовать научиться это как-то контролировать и использовать для своих целей в дальнейшем. Главное — не палить «ненормальность» перед другими людьми, в особенности — перед тетей Петуньей. А то она мне устроит «сладкую жизнь» на пару с дядей Верноном. Только-только все более менее наладилось.

Качели начали раскачиваться. Вниз! Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! Вверх! На очередном «вираже» я соскакиваю с доски, после чего привычно взлетаю к небу. Ох, только бы меня не увидели… Хотя, кто тут может увидеть? Хохоча, уже привычно планирую вверх, а потом — вниз.

Уже приземлившись, чувствую на своей спине чужой взгляд. Обернувшись, вижу у самого края площадки, рядом с зарослями кустарника, высокого темноволосого человека в белой рубашке и черных штанах. Неестественно худой и настолько же неестественно бледный, он смотрел на меня широко раскрытыми черными глазами, прижав правую руку к груди и хватая ртом воздух. Растерянность? Страх? Сложно было точно понять, какие эмоции он испытывал. Кажется, я попала. Впрочем, это еще надо посмотреть… Других свидетелей тут, надо полагать, нет, а если даже незнакомец решит кому-то рассказать об увиденном — его сочтут сумасшедшим или выдумщиком. В любом случае, впредь мне надо будет быть крайне осторожной и чаще смотреть по сторонам. А то я, кажется, потеряла бдительность на этой площадке.

Под аккомпанемент собственных мыслей я и принялась медленно пятиться спиной вперед к краю площадки, противоположному тому, где стоял незнакомец. В любой момент я была готова развернуться и убежать, и если бы он не сделал эту… вещь, то я бы сто процентов выполнила задуманное. Но за долю секунды до того, как я развернулась, незнакомец сорвал с одного из кустов засохший цветок и, вытянув руку вперед, заставил его прилететь прямо ко мне в руки. Я была уверена, что это именно так, поскольку ветер дул в совершенно другую сторону, да и был не настолько сильным, чтобы засохшее растение было поднято в воздух и отправлено на добрых пять метров вперед.

Ну и что мне делать с засохшим цветком? В смысле, что можно сделать с ним странного? Перекрасить в другой цвет? На это способен человек и без паранормальных способностей — достаточно приложить к срезу растения промокашку, пропитанную чернилами. А что, если…

Я не знаю, как именно у меня это получилось. То есть, я просто подумала, что хочу, чтобы этот цветок снова стал живым, и он… Он расцвел. Выпустив его из руки, я отправила его обратно по направлению к мужчине. Тот переменился в лице. Я думала, что побледнеть еще больше просто невозможно, но ему это удалось. В следующий момент он отвернулся от меня и быстрым шагом покинул площадку, скрывшись с глаз через каких-то две или три секунды.

Будь я любопытным ребенком — непременно кинулась бы в заросли следом за ним, чтобы расспросить. Но правило «никуда не ходить с незнакомцами» было мною усвоено очень давно — еще во времена собственного детства. Мне и другим детям повторяли их каждый раз, когда выпускали за пределы детского дома. Поэтому я развернулась и побежала в сторону прямо противоположную той, где скрылся мужчина. И, естественно, решила рассказать обо всем Николь, потому что желания повторно идти на заброшенную площадку, вокруг которой ошивается этот странный мужик, у меня теперь не было ни на грош.

Конечно же, он мог просто заинтересоваться тем, что я такая же, как он, в плане всяких паранормальных вещей. В этом случае он наверняка попытается снова понаблюдать за мной. Но могу ли я гарантировать, что у него нет никаких дурных намерений в отношении меня? В том-то и дело, что не могу: мысли человека на его лице не написаны, иначе бы дети и взрослые не попадались бы год за годом в лапы насильников, сутенеров, торговцев органами и обычных убийц.

Сейчас я разрывалась между двумя чувствами: любопытством и желанием быть в безопасности. Компромисс нашелся сам собой: я решила, что в будущем, если снова выпадет встреча с этим незнакомцем, постараюсь поговорить с ним и узнать, что я такое. При этом не буду приближаться на расстояние ближе двух метров и, конечно же, никуда не соглашусь с ним идти. Ну и, само собой, разговор будет происходить не на заброшенной детской площадке, а где-нибудь в местах, возле которых всегда полно людей. Уж среди бела дня да на глазах у свидетелей никто не рискнет напасть.

Все эти доводы я выложила Николь сразу же после того, как девочку привезли от репетитора. Для разговора был выбран задний двор дачи, куда практически никогда не заглядывали родители подруги. Я рассказала все: про качели, про то, что я вытворяла до того, как обнаружила, что за мной наблюдает крючконосый, про то, как он отреагировал на меня и отправил мне засохший цветок, а я вернула ему уже живой. Ну и, конечно же, про то, что теперь на ту заброшенную площадку и сама не пойду, и подругу не пущу.

Вопреки моим опасениям, девочка даже не засмеялась, когда я ей начала рассказывать про странные вещи, которые произошли со мной. Вместо этого она взяла с ветки куста засохший цветок и протянула мне. Я прикоснулась к нему, и он тут же зацвел. Николь, пожав плечами, прикоснулась рукой к моей клетчатой рубашке, заставляя цвета на одежде поменяться местами и тут же возвращая одежде первоначальный вид.

— Кажется, теперь я понимаю, почему мама разрешила мне дружить с тобой. Пойдем к ней — есть один очень важный разговор.

Миссис Ричардс мы нашли в гостиной. Она сидела у телевизора, наблюдая за очередным ток-шоу.

— Мама, расскажи Лили то, что рассказала мне. Она тоже волшебница, — с порога заявила Николь. Женщина, нимало не удивившись этому заявлению, повернулась к нам лицом.

— Николь, прежде всего, не надо так об этом кричать. Это во-первых. Во-вторых, я отлично знаю, что Лилиан волшебница. Как знает любой в магическом мире. Прости, девочка. Я не сразу поняла, что ты от своих родственников так и не узнала всей правды, а первой начинать разговор на эту тему не хотела, поскольку успела заметить, что ты не любишь, когда тебе лезут в душу.

— Я готова выслушать вас, миссис Ричардс, — вежливо произнесла я, выставив ушки на макушке. Что бы мне ни сказала эта женщина — я не буду безоговорочно верить всему, что услышу. Но принять во внимание полученную от нее информацию определенно стоило.

Налив нам с Николь по чашке чаю, миссис Ричардс села за стол напротив нас и принялась рассказывать. Как по накатанной. Было видно, что этот монолог она продумала задолго до того, как пришла пора его произнести.

— Магический мир скрыт от глаз обычных людей. Когда-то давно волшебники спокойно жили среди остальных, но долго так продолжаться не могло, и по ряду причин магическое сообщество изолировалось от остального мира. Некоторые волшебники живут среди обычных людей, другие предпочитают существовать вместе с себе подобными в специальных районах, на «волшебных» улицах и в отдельных деревнях с городами. Но иногда бывает так, что в семье обычных людей рождается волшебник. Точно так было с моим братом Яцеком, это же произошло с твоей мамой — Лили Эванс.

Они жили здесь, в Коукворте. Две сестры, одна из которых поступила в Хогвартс через два года после того, как это сделал мой брат. С тех самых пор девочка, как и Яцек, приезжала только на каникулы. Ее родители гордились необычностью своей дочери, а вот с сестрой отношения были, насколько мне известно, довольно напряженными. Я не хочу показаться сплетницей, но похоже, что именно поэтому твоя тетя предпочла тебе ничего не рассказывать. И именно поэтому она плохо относится к странностям, которые ты периодически демонстрируешь.

Твою маму я часто встречала летом, когда приезжала вместе с родителями на эту самую дачу. Яцек немного общался с ней, поскольку был волшебником, как и она, но подругами мы не были: разница в возрасте и полное отсутствие интереса с моей стороны к магическому миру не делали нас врагами, но полностью исключали возможность общения. Потом… После школы Яцек уехал, и моя связь с магическим миром была практически потеряна. Но кое о чем я все-таки узнала от брата, — женщина вышла из комнаты и вернулась со странной газетой в руках. Картинки на этой газете двигались, подобно гифкам в моем мире. А на главной странице «Ежедневного Пророка», как называлась это издание, была довольно подробная заметка, кричаще озаглавленная:

«Тот-Кого-Нельзя-Называть повержен! Девочка, которая выжила, убила самого злого волшебника современности».

Поудобней перехватив газету, я несколько раз вчиталась в содержимое прежде, чем сквозь кучу кричащих фраз до меня дошел смысл статьи. Если опустить всю воду, то вкратце это можно было описать так:

«Тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года Тот-Кого-Нельзя-Называть нагрянул в дом, в котором жили Джеймс и Лили Поттер. Он убил сначала мужчину, потом женщину и собирался убить их годовалую дочь, но по непонятным причинам заклятие отскочило от ребенка и срикошетило в того, кто его наложил. У девочки остался шрам в виде молнии на правой половине лба».

— Насколько я могу судить, ты довольно известная личность в магическом мире. Я не поддерживаю общения с Яцеком — мы никогда не были с ним близки и не горим желанием обмениваться друг с другом новостями, поэтому не могу узнать больше о произошедшем в прошлом. Но когда Николь стала демонстрировать те же вещи, которые в свое время вытворял брат, я сразу поняла, о чем именно идет речь. Из-за этих способностей я постаралась ограничить ее общение с другими детьми, поскольку ничем хорошим демонстрация таких навыков посторонним закончиться не может по определению, а дети-волшебники не всегда могут контролировать свою силу. Но когда она подружилась с тобой, я была рада этому, поскольку отлично понимаю: ребенку без друзей все-таки достаточно тяжело жить, а учеба в Хогвартсе начинается аж в одиннадцать лет. Кроме того, я надеюсь, что во время вашей учебы в этой магической школе, отказаться от которой не получится, вы также продолжите присматривать друг за другом, поскольку… Брат мне рассказывал о том, что некоторые волшебники недолюбливают тех, кто родился и жил в семьях обычных людей.

— Мама говорит, что меня будут обзывать грязнокровкой, — произнесла Николь. В ее глазах я заметила было слезы и поспешила успокоить девочку, прижав ее к себе.

— Представляешь, как смешно будет звучать это слово, если говорящий будет произносить его со сломанным носом?

Обзывать подругу я никому не позволю. Конечно же, кулаки — это самый крайний вариант, особенно если учесть, что за драку можно и проблем огрести. А вот мелкие пакости или еще какой-то способ мы вдвоем с Николь обязательно сможем придумать. Уж с нашими-то мозгами!

Николь улыбнулась, в свою очередь крепко обнимая меня. А я поспешила уточнить у миссис Ричардс.

— Скажите… Я вот понимаю, с магическими семьями все просто: у них родители знают, что это за школа, что туда надо… Ну там, учебники, какие, может, еще принадлежности… А как это бывает с обычными людьми?

— Перед началом учебного года всем — и магам, и немагам приходят письма из Хогвартса. О том, что ребенок зачислен в эту школу, и о том, какие принадлежности надо взять с собой.

— Подождите… Письма? — я похолодела, представив, что будет, если тетя Петунья найдет среди почтовых отправлений на свой адрес письмо, адресованное мне, да еще из столь нелюбимого ею магического мира! Она ведь надеется, что «вытравила» из меня «магическую дрянь», и что выйдет, когда она поймет, что это не так? Уж точно ничего хорошего для меня — налаженные отношения с единственной родственницей сразу же дадут трещину. С другой стороны… От магии мне, надо полагать, все равно не отвертеться, а нахождение большую часть года на территории школы-интерната сведет к минимуму наше с теткой общение. Оставался еще один вопрос финансового характера — кто именно будет оплачивать мое обучение? Дурсли уж точно не согласятся… Что же, в этом случае я, к большой радости тети Петуньи, навсегда окажусь вдали от мира магии и буду жить нормальной жизнью. Время покажет, как говорится, что именно там будет. Но письмо по-любому надо перехватить.

— Каким-то образом волшебники всегда знают, где ты находишься, — поспешила «успокоить» меня миссис Ричардс. — Если письмо придет до того, как мы вернемся в Литтл-Уингинг, то придет оно сюда. К тебе. К Яцеку однажды сова аж на Лазурный Берег прилетела.

С одной стороны — это было хорошо. С другой… При мысли о том, что меня всегда могут найти, становилось малость дурно. Надо будет потом заняться поисками способа не быть обнаруженной. Но это будет потом. А пока что слишком много новостей на мою голову свалилось, надо бы их все хорошенько обдумать.

Именно обдумыванием я и занялась на прогулке. Перед этим не забыв тщательно проверить макияж. Нет, я не красилась, как подростки, любящие положить на лицо слой грима. Но шрам этот надо было скрывать, что я и делала с помощью небольшого количества тонального крема и пудры. Получалось неплохо — за прошлые пару месяцев я наловчилась маскировать дефект так, что с расстояния полуметра наличие шрама в глаза никому не бросалось. Можно было бы сделать челку, но я прически с ней никогда не любила. А с одной длиной все проще простого: в косу до попы заплела, резинкой перевязала — и гуляй, Лиля.

Вполголоса обсуждая все произошедшее, мы с Николь отправились бродить по улочкам Коукворта. К берегу реки дорога вывела сама собой. Это было тоже одно из любимых мест Николь, а теперь и мое. И все благодаря раскидистому дереву, ветви которого нависали над рекой, во время легкого ветра словно издавая едва слышимую музыку.

— Надо будет устроить здесь пикник, — улыбнулась я, мешая Николь сесть на траву. Зеленый сок с ее белого платья было бы не так просто отстирать. Я и в джинсах-то не рискну на траву сесть. Поэтому мы просто некоторое время побродили вокруг, оценивая красоту места, и уже собирались идти назад, когда произошло одно очень неприятное событие. Хотя… В итоге у меня, кажется, появился друг. К взрослым друзьям я относилась всегда довольно настороженно и доверять им на все сто процентов не планировала, особенно если этот самый взрослый друг еще и волшебником оказывался… Но что получилось, то получилось. В конце концов, сбегать в этот раз с моей стороны было бы просто невежливо.

Девочка, как две капли воды похожая на Лили. И если бы дело было только во внешности, он смог бы отнестись к этому более-менее спокойно, но это… Сорвавшись на бег, то и дело оглядываясь, словно боясь, что призрак прошлой вины кинется вдогонку за ним, мужчина добрался до оживленных улиц Коукворта и только там перевел дух.

Что это было? Кто такая эта девочка, которая словно является полной копией Лили Эванс абсолютно во всем, кроме, разве что, предпочтений в одежде? Те же способности, та же улыбка, походка, взгляд… Все АБСОЛЮТНО идентично. И надо же было встретить ее именно на том самом месте…

Северус приложил руку к груди, чувствуя, как постепенно успокаивается сердце, переставая бешено колотиться. Полностью успокоиться никак не получалось. Насколько ему было известно, в Коукворте не было детей-учеников Хогвартса. Разве что эта девочка должна была поступить в следующем году… Да, возможно. Возраст ребенка Снегг определить точно не смог, а возвращаться, чтобы спросить, уже не было смысла. Слишком много времени прошло, и девочка наверняка успела убежать.

Безуспешно пытаясь выкинуть мысли о незнакомке, мужчина отправился гулять по городу. Ноги сами принесли его на берег речки — место, которое, подобно старой детской площадке, когда-то было любимой «берлогой» для их с Лили посиделок. Практически на самом подходе к берегу Северуса едва не сбила с ног девочка лет десяти на вид. Прежде, чем он успел заметить юной мисс, что негоже бегать с такой скоростью, а уж если бегаешь, так будь добра извиниться, девчушка схватила его за рукав рубашки и прокричала:

— Сэр, пожалуйста, помогите! Там, на берегу, Лили и трое злых взрослых! Они ее бьют, помогите!

Выпалив все это, девочка кинулась со всех ног в сторону улицы, с которой пришел Северус. Машинально мужчина отметил, что она бежала слишком быстро для обычного человека. Имя «Лили» резануло по ушам, заставило кинуться вперед, крепко сжимая палочку, находящуюся в рукаве рубашки. Детский крик настиг его на подходе к берегу. Стоило завернуть за поворот тропинки, как он оказался на берегу. У самого края обрыва стоял молодой человек лет семнадцати на вид. На скуле у него красовался здоровый синяк, а одной рукой буквально на весу он удерживал за шиворот знакомую Северусу рыжеволосую девочку в клетчатой рубашке и ярко-синих джинсах.

— В чем дело, сэр? — лениво уточнил он у Снегга, когда тот вышел на поляну.

— Отпусти ребенка, или…

— Или что, сэр? Не волнуйтесь, это моя младшая сестренка. Наказываю за непослушание. Знаете, как правильно говорят: надо чаще пороть детей, чтобы из них не вышли плохие взрослые.

— Не верьте! Он мне не брат!!! — закричала изо всех сил девочка, пытаясь вывернуться. В какой-то момент она повернулась к нему. Умоляющий взгляд зеленых глаз заставил мужчину принять единственное верное решение в данной ситуации.

Лили внезапно извернулась и со всей силы укусила хулигана за руку, заставляя разжать пальцы. Стоило девочке оказаться на земле, как она кинулась в сторону от обидчика. В тот же самый момент на Северуса напали с двух сторон озверевшие малолетки. Они очень удивились, когда неизвестная сила подняла их в воздух и хорошенько швырнула на землю. Настолько удивились, что кинулись бежать. Дело было за третьим, который в тот же самый момент, как Северус сделал шаг по направлению к нему, дернул за косу девочку, намереваясь притянуть к себе. Но Лили попыталась вырваться, ее нога соскользнула и секундой спустя девчонка полетела с обрыва в реку.

Внутри словно оборвалось что-то. Несмотря на то, что разум подсказывал: это абсолютно другой ребенок, сердце по-прежнему отождествляло рыжую Лили с той, другой девочкой, которая была ему все так же дорога. Для которой он не сможет сделать ничего, в отличие от этого ребенка.

Магию он применять не боялся. Во-первых, еще во времена бурной молодости смог разобраться, как именно избежать внимания Министерства, а во-вторых — маглу его сородичи все равно не поверят. Привычно мужчина использовал невербальное заклинание и вот — над обрывом вверх ногами зависла мокрая, как мышь, и почему-то невероятно злая рыжая девочка. Уже в следующий момент она сидела на траве рядом с Северусом, пытаясь откашляться и что-то сказать. Но прежде, чем ей удалось это сделать, поляну наводнили люди в полицейской форме. Рядом с одним из полисменов виднелась зареванная старая знакомая — та самая девочка, которая до этого на бегу бросила Северусу просьбу о помощи.

Двое полицейских схватили подонка, который по каким-то причинам не успел убежать (Северус-то знал, что Петрификус Тоталус хорошо помогает от побега, но уведомлять об этом полицейских не спешил). Сидящая рядом на траве девочка снова опалила урода ненавидящим взглядом ярко-зеленых глаз и подняла голову на полисмена. Возможно, мужчина хотел первым начать разговор, но малышка его опередила.

— Здравствуйте. Большое спасибо, что пришли. И вам отдельное спасибо за то, что пришли на помощь. Я хотела бы написать заявление на вот этого гражданина и его дружков. К сожалению, у меня нет данных сбежавших, но уверена, что по составленному мною фотороботу вы без труда их найдете — обладаю хорошей памятью на лица и столь же хорошим зрением.

— Юная леди, для начала вас должен осмотреть врач, а после этого мы с вашим отцом…

— Этот сэр не мой отец. Он просто прохожий, который пришел мне на помощь. Мои тетя и дядя живут в другом городе и вряд ли смогут прибыть сюда для всех необходимых формальностей…

— Возможно, в роли взрослых, сопровождающих ребенка, подойдут мои родители? — деловито уточнила вторая девочка. — Я Николь Ричардс, а моя подруга приехала к нам погостить из Литтл-Уингинга. Сбегать за мамой и папой?

— Пожалуй, не стоит. Наши коллеги сами зайдут к вашим родителям за оформлением официального заявления. К сожалению, мы не имеем права допрашивать вас обеих при отсутствии родных. Но если вы можете не для протокола рассказать о том, что здесь произошло, мисс…

— Поттер. Лилиан Поттер, — тихо произнесла девочка. Мужчина почувствовал, что сердце ухнуло куда-то в пятки и возвращаться упорно отказывалось. Вот оно что… Приглядевшись, он заметил над правой бровью девочки узнаваемый шрам в виде молнии. Видимо, Лилиан каким-то образом маскировала его, вот и не понял он сразу, с кем именно имеет дело. По крайней мере, теперь стало понятно и странное сходство девочки с его Лили, и практически идентичные способности, а также все остальное. — Мы с Николь пришли сюда вдвоем. Осмотрели место, договорились завтра устроить тут пикник, а потом уже собирались уходить, когда появились эти трое. Они сначала обозвали нас. Если надо будет, то я повторю эти плохие слова, но мне их говорить запрещают, — девочка опустила вниз глаза. Затем продолжила говорить. — Потом они забрали у нас деньги и начали нас бить, а вон тот вот разбил Николь очки. Подкараулив момент, я ударила его и крикнула Николь, чтобы бежала. Я знала, что она приведет полицию, ну или кого-нибудь из взрослых, если встретит, но пока я ждала, он угрожал мне ножом, порезал рубашку, отрезал прядь волос, вот, — девочка спокойно продемонстрировала полицейским ту самую прядь, которая сейчас была короче других. — А потом он взял меня за воротник и сказал, что если я не буду слушаться, то он сбросит меня с обрыва, потому что я плохой ребенок. Я пыталась убежать, но потом появился этот человек.

Северус попытался хоть как-то предупредить девочку, но в этот самый момент она подняла на него голову и слегка качнула глазами сначала влево, а потом вправо. Словно бы говоря «нет». Выражение лица у нее было извиняющимся, и уже мгновением спустя Северус понял, почему именно.

— Когда он пришел, двое других кинулись бежать, а этот схватил меня за косу. Я пыталась вырваться, поскользнулась и упала в реку, а дальше какое-то время не видела, что здесь происходило. Я выбралась из воды вон там, — показала девочка на место пятью шагами ниже. — Вот этот мужчина помог мне выбраться, а дальше… Дальше вы пришли, так что все.

Для дочери двух гриффиндорцев эта девочка была на удивление благоразумна и спокойна. А еще — в ней была доля той самой хитрости, которой в свое время недоставало ее матери. И сейчас Северус не мог сказать точно, был ли он рад или огорчался из-за того, что девочка оказалась не полной копией своей матери. Как бы то ни было, но бросить ее и уйти он теперь не мог. Вместе с полисменами проводил девочек домой, а после — в гостиной уютного дачного домика, принадлежащего Ричардсам, давал показания. Маленькая Лили ушла наверх, чтобы сменить мокрую одежду. Но вернулась девочка только через пятнадцать минут, сжимая в руке два листа бумаги, исписанные мелким аккуратным почерком. При виде этого почерка он снова ощутил щемящую сердце тоску. Он был идентичен почерку Лили.

— Вот, сэр. Возьмите, пожалуйста, — тихо произнесла рыжая, вкладывая в руки полисмену, который в данный момент опрашивал маленькую Николь, принесенные бумаги.

— Что это, юная леди?

— Мое заявление.

— Я, Лилиан Поттер… — принялся зачитывать мужчина. По мере того, как он вслух читал письмо, его выражение лица менялось и к концу, когда в самом низу были перечислены статьи закона, в соответствии с которыми маленькая Лили требовала наказать обидчика, стало крайне удивленным.

Признаться, удивился и Северус. Для него было в новинку, чтобы девочка неполных одиннадцати лет так связно излагала свои мысли на бумаге. Вдобавок ко всему прочему, его удивила поразительная юридическая грамотность. Сам он, к стыду своему, был не в состоянии перечислить и десятой части законов мира, в котором жил, что уж говорить о маггловских, а малышка… В этом она была похожа на свою мать — та тоже отличалась недетским умом даже в ранние годы жизни.

Миссис Ричардс долго смотрела на него, словно силясь то ли вспомнить, то ли узнать. Потом наклонилась к девочке и что-то быстро произнесла ей на ухо. Лилиан улыбнулась, потом кивнула и последующие два часа не отрывала взгляда от него. После ухода полицейских хозяева дома уговаривали его остаться на ужин, но ему удалось отказаться. Тем не менее, девочка увязалась следом за ним, якобы для того, чтобы проводить. Едва они вышли за порог, маленькая Лилиан улыбнулась ему и тихо произнесла:

— Извините меня, пожалуйста, за то, что соврала. Просто миссис Ричардс мне уже сказала про Статут Секретности, а еще — про то, что…

— Не стоит. Я даже рад, что ты сообразила переиначить историю. Порой стирание памяти магглам может ужасно утомлять.

Он сам не понял, почему пошутил. И почему был рад услышать звонкий детский смех. Раньше его юмор понимала только Лили. Сейчас, кажется, стала понимать эта маленькая девочка — непохоже было, чтобы она смеялась из вежливости.

— И за то, что в прошлый раз вас напугала, извините. Я тогда еще не знала про волшебников, про… Про все, в общем. Мне сегодня миссис Ричардс рассказала, после того, как я с той прогулки вернулась. Верней, сначала я рассказала про вас Николь, потом она мне показала, что она тоже волшебница…

— А зачем ты рассказывала про меня Николь?

— Чтобы пояснить ей, почему мы не будем ходить на ту заброшенную площадку. Слушайте, вам может показаться обидным то, что я сейчас скажу, но я должна это сделать. Не знаю, как в магическом мире, но в обычном мире если абсолютно посторонний взрослый вдруг проявляет интерес к ребенку, то он либо какой-нибудь маньяк, либо торговец органами, либо что похуже.

Серьезное выражение лица Лилиан заставило его улыбнуться.

— Неужели я настолько страшно выгляжу?

— Два года назад в графстве Суррей орудовал серийный убийца. Его жертвами становились маленькие мальчики от семи до десяти лет. Полицейские по всем городам графства находили тела детей, расчлененные на десятисантиметровые куски. Экспертами было установлено, что перед смертью дети были подвергнуты сексуальному насилию.

Его настолько выбила из колеи тирада Лилиан, что он даже слова не смог вставить. О чем эти Дурсли только думают! Чему они учат маленькую девочку! Тем временем Лилиан, не по годам образованная и не по-детски серьезная, продолжала говорить.

— Разыскиваемым маньяком оказался Уолл Дрэнфилс — образцовый сотрудник заштатной бухгалтерской конторы, верный муж и примерный отец троих детей. До самого суда, где были предъявлены неоспоримые доказательства его вины, его друзья и знакомые не верили в то, что именно он совершил все эти преступления. Если бы на лбу у каждого подонка было написано, что он подонок — жилось бы не в пример лучше, но пока что, увы, это не так. И разумная паранойя никому еще не вредила. Сейчас я знаю, что вы так смотрели на меня потому, что знали мою маму. Потому что я, по словам миссис Ричардс, очень на нее похожа. Я знаю, что вы мне не желаете зла и что вы спасли мне жизнь сегодня. Поэтому мне хотелось бы, чтобы мы с вами были друзьями. Хорошо, сэр? — Лилиан протянула ему руку. Внутри словно сжалось что-то. Одновременно хотелось и убежать, и стиснуть эту девчонку в объятиях. В следующий момент обе этих идеи показались ему одинаково плохими, и он просто пожал детскую ладонь, чуть улыбнувшись. Машинально отметил, что рукопожатие у Лилиан слишком уж крепкое для такой маленькой девочки.

— Кстати, раз уж такая тема… Давайте вы будете называть меня Юлой? Это школьная кличка. Во-первых, не будете путать Лили и Лилиан, а во-вторых — в будущем, если пересечемся в магическом мире, не будем «палить контору». А то мне тут сказали, что на меня таращиться будут все, кому не лень.

— Мисс Поттер, зато вам не нужно прилагать никаких усилий для того, чтобы получить славу и известность.

— Да? Ну надо же… А вы бы сами хотели такой известности? Славы, полученной после того, как вашу маму убили на ваших же глазах? — девочка ехидно улыбнулась.

— Юла, я… Прости. Знаю, иногда я бываю слишком грубым и могу сказать то, чего ни при каких обстоятельствах не должен говорить.

— В целом, сэр, мне наплевать, что именно вы будете мне говорить. Можете обзывать меня подкидышем, ублюдком, выродком, грязнокровкой, но не смейте апеллировать к теме о моих родителях, их смерти и свалившейся на меня якобы славы. Потому что если вы еще раз сделаете подобное — я перестану с вами не то, что дружить, но даже разговаривать. Мне бы этого очень не хотелось, но это единственная тема, поднимать которую в разговоре со мной недопустимо. Надеюсь, вы отнесетесь с пониманием и… Что… Что с вами? Сэр… Мистер Снегг…

— Все… Все хорошо, — он стоял посреди улицы, крепко зажмурив глаза, чтобы не дай бог не прорвались во внешний мир слезы, которые сами собой навернулись при упоминании девочкой того самого слова, которое однажды навсегда изменило его жизнь в худшую сторону. Которое раз и навсегда лишило его Лили. — Уже темнеет, Юла. Тебе пора домой, а то миссис Ричардс будет за тебя волноваться.

— Поняла, исчезла, — коротко произнесла она и, повернувшись спиной к Северусу, пошла по переулку обратно к своему временному дому. Он же буквально считал секунды до того момента, как произойдет то, что всегда делала Лили. Три… Два… Один…

Девочка обернулась. Сначала голова, потом корпус. Следом левая нога стала поперек хода, на ней она обернулась вокруг и правой сделала шаг назад, сама при этом помахав Северусу левой рукой. Как хорошо, что сейчас уже темно. Как хорошо, что она ушла достаточно далеко для того, чтобы не видеть его лица.

— Добрый вечер, Северус, — раздался у него за спиной чей-то голос. — Я вижу, ты все-таки с ней познакомился, верно? Вылитая Лили…

Обернувшись, мужчина увидел за своей спиной высокого седого старика с крючковатым носом и длинной белой бородой, в которой покачивались серебряные колокольчики.

— Альбус… — процедил он сквозь зубы.

— И я рад тебя видеть, мальчик мой. Я слышал, что сегодня с юной Лилиан произошел довольно неприятный инцидент, и очень рад, что ты оказался рядом, дабы вовремя прийти ей на помощь. Учитывая все обстоятельства и тот факт, что ты единственный человек из нашего мира, которому она теперь хоть как-то, но доверяет, думаю, будет уместно, если ты на остаток лета заберешь девочку к себе. В конце концов, кому-то придется вести ее в Косой Переулок, провожать в школу, и я сомневаюсь, что Петунья согласится провести подобные процедуры.

— Но я…

— Да, знаешь… Пожалуй, именно так будет лучше всего. Будет лучше, если ты заберешь девочку сразу же после того, как ей придет письмо из школы. Как бы не хватило ума у ее родственников сделать попытку увезти ребенка и спрятать от нас на каком-нибудь необитаемом острове. А уж ты, мальчик мой, наверняка сумеешь присмотреть за этой крайне интересной девочкой. Уверен, она предподнесет тебе немало сюрпризов, и я надеюсь, что они будут скорей приятными, чем плохими.

— Альбус, я не намерен вешать себе на шею маленькую девочку, которой неизвестно что придет в голову в следующий момент. Я вообще не люблю детей, особенно — не желаю терпеть их в своем доме. Если вы помните, то у меня там обустроена лаборатория, которая по определению несовместима с маленькими детьми.

— Значит, мы договорились? — за идиотскую улыбку Дамблдора Северусу периодически хотелось почесать кулаки о лицо порой крайне ненавидимого начальника. Что он о себе возомнил?! С какой радости он, Северус Снегг, должен заботиться о девчонке, которую всего лишь несколько часов как знает?

Нет, нет, нет и еще раз нет! Все это он повторял и в этот день, и в двадцать три последующих. С Лилиан он больше не встречался — даже в полицию по тому делу их вызывали в разное время для уточнения показаний. Он раз за разом повторял себе, что не будет брать к себе Лилиан Поттер. И тогда, когда обустраивал на втором этаже детскую комнату. И тогда, когда, поняв, что содержимым его холодильника детей кормить просто противопоказано, набивал его под завязку свежемороженным мясом, рыбой, овощами и фруктами. И даже стоя на пороге дома номер четыре по Тисовой улице, когда его палец коснулся дверного звонка.

— Кто? — раздался за дверью голос Юлы. Про себя он решил воспользоваться советом девочки и начать называть ее тем именем, которое она предложила. Хватит с него и того, что она вылитая Лили и по виду, и по повадкам.

— Северус Снегг, — ответил он. Но открывать ему никто не спешил. Минутой спустя за дверью зазвучал знакомый детский голос.

— В прошлую нашу встречу я привела один пример плохого человека для того, чтобы объяснить, почему не доверяю чужим взрослым. Что это был за человек, где происходили события и чем он занимался?

— Уолл Дренфилс. Работал в бухгалтерской конторе. Растлевал мальчиков от семи до десяти лет, впоследствии убивал и расчленял. Его деятельность распространялась на все города графства Суррей, — произнес он, внутренне содрогаясь. Он не понимал, как Юла могла так спокойно говорить об этом. Но отлично понимал, почему девочка решила проверить его прежде, чем впустить.

— Рада вас видеть, мистер Снегг. Входите, пожалуйста, — дверь распахнулась, давая возможность зельевару зайти в уютное по маггловским меркам жилище.

— Ты знаешь про оборотное зелье? — удивленно спросил он девочку, едва оказавшись внутри.

— Неа, — Юла тряхнула головой. Коса хлестнула свою хозяйку по спине. — Но я вот тут подумала. Раз маги всякие вещи вытворяют, то наверняка могут и вид другого человека принять. Да и вообще — приходил тут до вас один… Очень подозрительный. Я его в глазок видела. Роста — вот такенного! — девочка подпрыгнула, словно стремясь достать рукой до потолка. — Двух слов толком связать не мог, все мычал что-то про «с днем рождения» и «я тут тебе это… тортик принес».

— А ты… — мысленно Северус покатывался со смеху. Непонятно, что забыл в этом доме Хагрид, но кажется, добродушный гигант еще долго будет осознавать глубину своего провала. Он попробовал зайти в этот дом с тортиком! Это к маленькой-то девочке, которая любого незнакомого человека, пытающегося с ней заговорить, готова записать в маньяки, причем вполне разумно это обосновав.

— Ну сказала я ему вежливо: «Иди, дорогой, откуда пришел, а то полицию вызову». Про полицию я, конечно, наврала — телефон тетя Петунья перед тем, как уехать, отключила, да и двери почти все заперла, но припугнуть стоило. Ну, вежливость на него не подействовала, пришлось накричать. Пустил он слезки крокодиловые, мол «я к тебе со всей душой, а ты»... Но ушел. Как раз часа за три до вас.

Юла провела его на кухню и предложила в качестве угощения довольно неплохое печенье и чай. Отказываться было невежливым, да и девочке нужно было все объяснить, так что последующие пятнадцать минут Северус поглощал восхитительную выпечку — видимо, авторства Петуньи, — и заодно объяснял девочке ситуацию.

О том, что директор заставляет его взять ее к себе. О том, что надо будет сводить ее в Косой переулок за школьными принадлежностями. Заодно он рассказал о том, какую должность в Хогвартсе занимает, чтобы хотя бы немного объяснить девочке, почему директор заинтересовался ее судьбой и почему именно ему предстояло позаботиться о ней. Раз уж ребенок не пошел на контакт даже с Хагридом… Это о многом говорило.

— Спасибо, но не надо, — тихо произнесла Юла. — Я понимаю, что вам во время летнего отпуска ни за каким чертом не нужен подкидыш. За Косой переулок спасибо — сама я его вряд ли найду, а вот все остальное… Тетя Петунья, дядя Вернон и Дадли не такие уж и плохие. Я с ними уже научилась уживаться. Тетя меня даже, кажется, любит немного.

— Письмо из Хогвартса у тебя не забрали? — уточнил Северус.

— Нет. Принести?

— Да, пожалуйста, — к стыду своему, он уже забыл о том, какие именно вещи нужны были первокурсникам. Вдобавок — список каждый год обновлялся и дополнялся, так что лучше точно знать, что именно надо приобретать, чтобы не заглядывать в перечень на ходу и не искать по два часа нужный магазин, который прошли «вот только пять минут назад».

Девочка скрылась из виду. Непонятно, почему в зельеваре вдруг проснулось любопытство, но он осторожно отправился следом за ней. К его удивлению, Юла не пошла наверх. Вместо этого девочка открыла чулан под лестницей, запирающийся на массивный амбарный замок. Как будто в этом чулане хранили что-то очень опасное. Верней сказать — кого-то опасного, — мысленно поправил себя Северус, когда обнаружил внутри убогую обстановку из старой продавленной кровати, обшарпанного письменного стола, царапины на котором Юла явно пыталась декорировать самостоятельно с помощью подручных средств, и деревянного стула, отломанная ножка которого была довольно крепко прибита гвоздями на свое первоначальное место. Стены и потолок помещения были покрыты какой-то странной краской, состав которой зельевар представлял лишь приблизительно. Было ясно, что она не имеет ничего общего с шедевром лакокрасочной промышленности, которым был отдекорирован забор здания и дверные косяки. Неслышно, пока Юла копалась в каком-то тайнике, он прошел наверх, изучая таблички на дверях комнат. На двух из них были золоченые таблички с именем «Дадли», еще одна комната была просто запертой — здесь явно жили супруги Дурсль. И что-то подсказывало Северусу: обстановка в этих помещениях была сродни той, что встретила его на кухне и в коридоре. От злости на долю мгновения потемнело в глазах. Тихо вернувшись вниз, он встал за спиной девчонки, которая на фоне этой убогой комнаты и унылой серости казалась сказочным созданием, эдаким солнечным светом, который хоть немного освещал окружающий мрак. Ей здесь не место.

— Знаешь что, Юла? Собирай-ка ты вещи. В чулане я обычно храню всякий хлам, так что будем надеяться, что тебя устроит та комната, что я тебе приготовил.

Зеленые глаза приняли абсолютно круглую форму. Девчонка на долю мгновения задумалась, словно бы играя в свою любимую игру «маньяк или не маньяк», но в конце концов радостно улыбнулась и принялась скидывать в чемодан свои немногочисленные пожитки. Никогда в жизни Северус не видел, чтобы девочка так быстро собиралась. Само собой разумеется, в Косой переулок сегодня они уже не попадут. Но ничего страшного — визит за школьными принадлежностями можно нанести и в следующую субботу, а сейчас было время делать вещи намного более важные, чем покупка каких-то там чернил. Надо было спасать его Юлу от этой жуткой семейки. Чем вообще думал Дамблдор, когда отдавал девочку этим уродам?!

Как только они оказались на улице, Северус протянул девочке руку и сказал держаться как можно крепче. Было понятно, что маггловским транспортом добираться долго, а с тяжелым чемоданом — еще и сложно. Что же насчет альтернативных магических способов передвижения… Камины были ничем не лучше, да и где находится ближайший портал сети летучего пороха, Северус представлял лишь приблизительно. Можно было проехаться на «Ночном Рыцаре», но это бы значило — продемонстрировать кому-то из магического мира рыжую девочку со шрамом на лбу. Учитывая, как болезненно Юла реагировала на упоминание о ее известности… Сегодня был далеко не тот день, когда хотелось портить настроение хоть кому-то, пусть даже и дочери Джеймса Поттера.

Мерлиновы подштанники! Чертов Поттер умудрился достать его даже после своей смерти. Надо же было такому случиться, чтобы у него и Лили родилась дочь, как две капли воды напоминающая всем вокруг о своей матери. Дочь самого любимого человека и злейшего врага… Благо, что хоть на отца непохожа, хотя… Хотя так даже хуже. И теперь ему придется как минимум месяц жить с ней под одной крышей. Представить себе совместное сосуществование он просто не мог. Ну ничего — в конце концов, он всегда может допоздна задерживаться вне дома по рабочей необходимости. Девочка вроде бы как привыкла оставаться на долгое время одна. В конце концов, он может дать ей доступ к части своей библиотеки — предварительное изучение школьной программы никому еще не вредило. На улицу… Ну, пусть гуляет во дворе. Все равно в Коукворте у нее кроме Николь, которая вернулась в Литтл Уингинг, друзей нет, так что невелика потеря. Да! Да, пожалуй, именно так он все и сделает.

К трансгрессии Юла отнеслась на удивление спокойно. Только глаза зеленые заблестели, как будто ей даже понравились мгновенные перемещения и ощущение сжимающегося желудка. Северус попытался забрать у ребенка чемодан, но та демонстративно стиснула ручку покрепче.

— Спасибо, но я справлюсь сама.

Ишь ты, какая самостоятельная выискалась! Сразу же вспомнилось, как Лили, пыхтя от напряжения, бежала впереди него с тяжелым рюкзаком за спиной, но категорически отказывалась отдать свою сумку ему. Ну, или хотя бы поменяться, на что Северус с готовностью бы пошел, потому что его рюкзак всегда весил как минимум в три раза меньше.

Помня, как обижалась Лили на попытки пресечь ее самостоятельность, Северус не стал отбирать чемодан у Юлы. Нравится ей — пусть таскает! Тем более, что осталось совсем недалеко.

Дом в Паучьем Тупике в худшую сторону отличался по сравнению с жилищем Дурслей. Но Юла по этому поводу ничего не сказала, смирно пройдя в коридор следом за профессором.

— Ванная и уборная — на первом этаже. Кухня, гостиная, библиотека… — по мере прохождения дверей Северус показывал рукой, что за ними находилось. — В подвале лаборатория. Тебе нельзя туда, сюда и сюда — указал он на двери своей спальни и кабинета, куда предусмотрительно перенес часть книг из библиотеки, которые не предназначались для одиннадцатилетних девочек.

Он успел показать Юле ее комнату, которая была удостоена восхищенного возгласа, но вот все остальное уже пришлось отложить на потом, поскольку в открытое окно первого этажа, махая крыльями, влетела большая серая сова, к лапке которой было привязано письмо. Прочитав его, мужчина настороженно посмотрел сначала на Юлу, потом на сову, мысленно прикидывая, что хуже: отказаться выполнять просьбу Дамблдора или прямо сейчас отправляться на встречу с величайшим волшебником современности, оставив в своем доме ребенка. На редкость благоразумного, аккуратного и послушного, но все-таки ребенка. С другой стороны… Кое-какая еда есть в холодильнике — те же яблоки спокойно можно есть без предварительного приготовления, да и бутерброд с маслом даже ребенок в состоянии сделать. За пару часов девочка точно не умрет от голода или жажды, а занять себя может… пусть вон, книги читает.

— Мне нужно уйти. Думаю, что через два часа приду обратно и уже тогда приготовлю поесть что-нибудь существенное. Пока что ты можешь почитать книгу или поиграть во дворе. Не ходи в места, в которые я тебе запретил, и…

— Не открывай дверь незнакомцам. Я все поняла, мистер Снегг, — рыжеволосая кивнула несколько раз. Зельевар мысленно вздохнул. Он-то отлично знал, что означал этот жест. Лили так делала, когда собеседник начинал казаться ей жутким занудой. Возможно, она действительно больше дочь Лили, чем Поттера, и у нее хватит ума не лезть, куда не следует? На всякий случай Северус перед уходом покрепче запер двери обычным замком и магией, а также наложил пару охранных заклинаний. И к своему удивлению, в течение последующих пяти часов ни разу не почувствовал, чтобы кто-то пытался их разрушить.

В кабинет Дамблдора он явился в кратчайший срок: трансгрессировав в Хогсмид, он без труда добрался до Хогвартса и вскоре предстал пред ясные очи Альбуса. В кресле у директорского стола сидел Хагрид, размазывающий по лицу слезы и то и дело сморкающийся в большой носовой платок.

— А, вот и вы, Северус! Полагаю, юная Лилиан Поттер все-таки согласилась отправиться с вами. Я предполагал, что вы не согласитесь взять девочку к себе на остаток летних каникул, и хотел, чтобы Хагрид сводил ее сегодня в Косой переулок. Но, кажется, между ними произошло небольшое недоразумение.

— Она… Она… — великан снова заплакал. — Тортик я испек. Сам. Слова сделал: «С днем рождения, Лилиан». Пришел к дому, постучал. Сначала никто не открыл, а я тогда постучал сильней.

Северус мысленно расхохотался. Зная, как Хагрид стучит… если бы двери дома на Тисовой улице не были защищены с помощью специальной магии, то наверняка Хагрид выбил бы их вместе с косяком и частью стены.

— Потом она со мной поговорила. Сказала сначала, что никуда со мной не пойдет, никакого Дамблдора не знает и чтобы я уходил, а то она полицию вызовет и меня посадят в тюрьму. В тюрьму я не хотел, но попробовал… Сказать ей… Объяснить…

Мысленно Северус уже немного сочувствовал… Девочке. Каково было ребенку, сидящему в доме, в который ломился настоящий гигант, настойчиво пытающийся ее из этого дома куда-то забрать.

— А она мне кричит: «Пошел нахуй»! — гигант зашелся настоящим воем. Северус мысленно поперхнулся. Судя по тому, как приоткрылся слегка рот Альбуса Дамблдора — он явно не догадывался, к чему может привести длительное нахождение девочки среди магглов.

— А вы? — ядовито уточнил Северус. С Юлой, кажется, надо будет провести воспитательную беседу, хотя… Нет, скорей уж гиганту просто послышалось. Чтобы девочка, которая так похожа на Лили, такая чистенькая, аккуратная, красивая, вежливая и рассудительная, ругалась такими нехорошими словами… В это Северус поверить не мог. Знать их — да, могла, учитывая, с какой семейкой ей довелось жить, а вот употреблять…

— Хагрид, вероятно, тебе просто послышалось, — директор мягко погладил великана по плечу. — Может быть, она что-то другое сказала, но не думаю, что это была такая грубость. Скорей всего, девочка испугалась тебя.

— Испугалась… меня?! — Хагрид завыл по новой.

Северус наслаждался представлением. Выражения лиц Хагрида и Дамблдора определенно стоили того, чтобы сюда прийти. Они сами, своими руками, отдали ребенка в маггловскую семью, при этом пустив на самотек ее дальнейшее воспитание. Да им радоваться надо, что она хотя бы не курит в свои одиннадцать, подобно другим маггловским подросткам! Учитывая, что Вернон и Петунья не занимались племянницей, поселив ее в жалком чулане, что девочка росла, как сорняк в поле… Просто удивительно, что она при таком воспитании и присмотре выросла довольно милой, хоть и малость недоверчивой.

Последние несколько дней он потратил на изучение маггловского мира. Он, подумать только, даже телевизор купил, о чем уже двадцать раз успел пожалеть… Если предположить, что хотя бы десятая часть того, что показывают в новостях, правда, то по всему выходило, что маггловский мир был для Юлы намного более опасным местом, чем волшебный. И девочка это отлично понимала, вполне разумно предпочитая шарахаться от каждого столба. И если в немилость попадали даже внешне нормальные, прилично одетые и образованные люди, к коим Северус относил и себя, то что уж говорить о полувеликане, который был наряжен в какую-то несусветную и очень грязную одежду, никогда не расчесывался и, вдобавок — порой не мог связать и двух слов?! На месте Юлы он бы тоже Хагриду дверь не открыл…

Зря Северус надеялся, что Альбус вызвал его только для того, чтобы рассказать, как настойчиво Юла отгоняла от себя Хагрида. Директор отправил его с поручением, выполнение которого затянулось до глубокого вечера. О Юле он вспоминал неоднократно, но поскольку не было ни единого намека на то, что девочка пытается пробраться в лабораторию, кабинет или его спальню, относился к ее временному пребыванию в своем доме намного благосклонней, чем мог себе представить еще вчера.

О том, что надо будет готовить ужин, он напоминал себе на подходе к дому едва ли не с чувством глубокого сожаления. Бюрократическая возня и пара очередей в Министерстве так утомили его, что хотелось на скорую руку перекусить, после чего отправиться спать. Но он же теперь не может так сделать! Ему же еще, Мерлинова борода, надо ребенка накормить! Зачем он только ее взял…

Мысленно костеря просыпающуюся каждый раз при виде девочки слабость и мягкость, он открыл дверь. Сначала магия, потом обычный замок… Переступив порог, он почувствовал, что от усталости появились какие-то странные галлюцинации. Обонятельные причем.

— Добрый вечер, мистер Снегг, — видимо, на шум в коридоре, вышла Юла. На этот раз волосы девочки были распущены и, судя по виду — еще не до конца просохли после ванной. Сходство с Лили теперь было стопроцентным.

— Чем это так вкусно пахнет? — уточнил он у девочки больше для того, чтобы поддержать беседу. Потому что не знал, о чем говорить. Забавно… Когда-то, далеких двадцать лет назад, он так же терялся перед Лили, а сейчас с трудом находит тему для разговора с ее дочерью.

— А, это я ужин приготовила, — махнула рукой девочка.

— Ты… Что сделала? — Северус в растерянности прошел в кухню, ожидая увидеть закопченный потолок, обуглившуюся плиту, гору пригоревших кастрюль в раковине и обязательно, в качестве финального аккорда, килограмм муки, рассыпанной по полу. Примерно так же заканчивались его первые опыты на ниве приготовления еды.

Вопреки опасениям, на кухне все было цело. И даже чисто. На плите стояла кастрюля с супом, в сковороде были котлеты и что-то наподобие рагу, а в качестве закуски к чаю предлагались трубочки с салатом. Последний вид еды Северусу был ранее незнаком, но сейчас он сумел оценить его по достоинству. Как и манеры девочки. Ему показалось удивительным, что она умела пользоваться ножом и вилкой, не чавкала за столом и не болтала ногами, которые не доставали до пола.

— Уж не думал, что ты умеешь готовить.

Фырканье было ему ответом.

— Конечно же, я умею готовить. И много чего еще. Возможно, в мире, где все решается с помощью магии, это покажется странным, но я росла среди обычных людей, которые… — девочка осеклась, словно понимая, что сболтнула лишнего.

— Которые… — мягко произнес Северус, чувствуя, что понемногу начинает звереть. Мало того, что эти Дурсли поселили ребенка Лили в чулане, они еще ни капли не заботились об этой девочке. Подумать только — в роли единственного воспитателя выступал телевизор!

— Неважно, сэр, — с нажимом произнесла Лилиан, положив себе на тарелку котлету. Рука девочки потянулась к перечнице и в следующий момент насыпала больше чайной ложки специй поверх блюда. Северус содрогнулся, когда девочка откусила первый кусок и довольно зажмурила глаза.

Однажды к ним с Лили попала в руки приправа под названием «васаби». То ли китайская, то ли японская, но невероятно острая. Когда он по примеру подруги намазал на хлеб чуть ли не сантиметровый слой, то думал, что умрет от одного лишь куска получившегося адского блюда. А Лили эта приправа понравилась настолько, что она каждый год выпрашивала у матери несколько упаковок с собой в Хогвартс, где исключительно по доброте душевной первое время предлагала заинтересовавшимся угоститься адской смесью. После трех желающих поток любителей экзотики угас, но зеленую дрянь Лили таскала за собой в Хогвартс и использовала в качестве приправы абсолютно ко всем блюдам. А до этого, не зная о васаби…

Глядя, как девочка спокойно посыпает молотым черным перцем бутерброд с шоколадным маслом, профессор зельеварения нервно сглотнул. Впрочем, тут же скрыв свое замешательство покашливанием.

Не добавляет в чай сахар, так же, как и Лили. Вместо того, чтобы ждать, пока напиток остынет, спокойно бухает в неполную чашку немного кипяченой холодной воды из графина так же, как это всегда делала Эванс.

— О чем хочешь спросить? — спрашивает Северус, когда замечает, что девочка накручивает на палец прядь волос, мечтательно глядя куда-то сквозь него.

— Да так… Есть один вопрос, как к волшебнику. Мне в одной книжке, не помню уже точно, в какой именно — дело давно было, попалась история. Двое людей как бы… поменялись телами. Ну, то есть сознание одного запихнули в тело другого и наоборот… Как-то так. Сложно объяснить, в общем. Вот и думаю сижу… Если возможно изменить внешность, то можно в тело вместо одной души впихнуть другую?

— А почему тебя это интересует? — чуть улыбнулся зельевар.

— Ну… Так, просто, интересно. Допустим, реально есть магия. И что-то в книгах обычных людей соответствует реально существующей магии. Но есть же и то, что нафантазировано. Вот и хочется знать — такая история нафантазирована или она возможна?

— Конечно же, нафантазирована, — с уверенностью произнес Северус. Уж о чем — о чем, а о магии он мог говорить часами. — Существует возможность контролировать другого человека. Без всякого вселения, без наблюдения ситуации глазами подконтрольного человека. Вселяться можно разве что в животных, но для этого надо быть очень сильным магом. Темным магом.

— Темным — это как? Ну, в смысле, есть же магия, и все тут?

— Не все так просто. Некоторые заклинания — те, которые могут нанести серьезный вред жизни и здоровью других людей, — запрещены к использованию. Три из них — непростительные, за их применение волшебнику выносят приговор: пожизненное заключение в Азкабане.

— А что такое Азкабан? — девочка уже допила свой чай и собиралась было помыть посуду, но Северус остановил ее. Одно простое заклинание — и тарелки сами полетели в мойку, где тут же были намылены губкой и тщательно промыты под струей воды из-под крана. Глаза Юлы заблестели от восхищения.

— Азкабан — это тюрьма для волшебников, — Северус передернулся. — Не будем об этом, хорошо? Только не об Азкабане.

— Ладно, — покладисто произнесла Юла. — А почему это вся магия, которая мало-мальски способна защитить, считается темной? Нет, я понимаю, что у обычных людей довольно сложно достать, к примеру, огнестрельное оружие — на это требуется специальное разрешение, прохождение комиссии, в частности — психиатра там, нарколога… Но все равно — оружие можно получить и применить для самозащиты. Если, к примеру, кто-то лезет в дом, ну, на территорию человека. Или если есть угроза жизни самому человеку и близким ему людям… А у магов что — совсем с этим никак? То есть нельзя убивать и точка, и пусть хоть на куски режут?

— Даже в качестве самообороны непростительные заклятия и другая Темная Магия запрещены.

— Бред какой-то, — тихо пробомотала девочка. — Зато, по крайней мере, теперь все становится понятно.

— Что именно?

— Почему их убили, — зло произнесла Лилиан. — Маму и папу. Дурацкая вещь эта магия. Какой в ней вообще смысл, если с ее помощью нельзя спасти ни себя, ни тех, кто дорог? Что, только вон… Посуду мыть да цветочки заставлять летать? А ведь не все так делают. И как отбиваться от тех, кто плохой, если для убийства магию использовать нельзя? У обычных людей все проще: если на человека нападают и есть угроза жизни… ну, то есть не просто там цепочку с шеи сорвали или кошелек с деньгами вырвали, а нож к горлу приставили и говорят, что зарежут сейчас, то можно вырвать нож, перерезать противнику горло, а потом… Потом просто доказать факт самообороны. Иногда вообще оправдывают таких, иногда дают условный срок, или там, минимальный в тюрьме общего режима, но ведь лучше такое, чем смерть, а… Я вообще теперь ничего не понимаю. А вот если, к примеру, мага без магии убить?

— Это как?

— Ну, ножом горло перерезать или шнурком придушить… За это по вашим законам как накажут?

Пей он чай — сто процентов подавился бы. Милая маленькая девочка исподволь выясняла у него способы убить другого человека и отделаться легким испугом. Внутренний голос саркастично пошутил, что Лилиан обратилась-таки по адресу, но необходимость удержать девочку от неприемлемых поступков одержала верх.

— Лилиан Поттер, я не знаю, зачем вам понадобилось узнавать у меня такие детали… Кстати, зачем тебе это понадобилось?

— Ну… Только вы смеяться не будете? — девочка умоляюще посмотрела на него.

— Не буду.

— До того, как я узнала об этой всякой магии, хотела стать полицейским. Ну, понятно, что в оцеплении с автоматом стоять меня вряд ли бы кто-то взял, а вот поступить в полицейскую академию, закончить ее, ну и работать в той же прокуратуре, или там секретарем, или судмедэкспертом, или кинологом… Вот мне и интересно — какие законы у магов? Ну, чем они отличаются от обычных людей. И… И раз законы есть, то ведь и полиция должна быть? Или что-то подобное ей.

— Министерство магии, — с готовностью принялся пояснять Северус. С души упал огромный камень. На долю секунды ему действительно показалось, что Юла расспрашивает его с целью применить на практике все полученные сведения. А на деле… Просто девочка, желающая работать в полиции и предпринимающая для этого определенные шаги уже в столь юном возрасте (достаточно вспомнить, что она сразу же указала статьи, по которым следовало привлечь памятных хулиганов), узнавала, сможет ли она добиться исполнения своей мечты в мире, в котором ей предстоит жить. — У обычных людей отдельно суд, отдельно полиция, отдельно министры и всякие другие законодатели, а у магов все это соединяется в одном. Конечно же, разными делами занимаются разные люди. К примеру, есть те, кто обеспечивает сохранение Статута Секретности. Если обычные люди видят, как волшебник колдует, то им нужно стереть воспоминания об этом и вдобавок — привлечь волшебника к ответственности за нарушение.

— Стойте-стойте… но ведь я тоже колдовала. Один раз тетя Петунья обрезала мне волосы почти налысо, а они за ночь выросли. Дадли и его дружки хотели меня побить, но я подпрыгнула и оказалась на крыше столовой. А Николь мне все время с того дня, как я узнала, что она тоже волшебница, цвета на рубашках местами меняла… Нас что, накажут за это? Но мы ведь ничего не знали.

— Дети, которые не получили свои первые волшебные палочки и не поступили в Хогвартс, не могут контролировать свою силу. Признаться, это и у взрослых не всегда выходит, но те, по крайней мере, осознают, что именно происходит и как с этим бороться. Поэтому колдовство таких, как ты, по законам магического мира не преследуется.

— А как Министерство доказывает, что именно этот волшебник применил данное заклинание? Допустим, у обычных людей есть способ один, хоть и ненадежный, потому что преступники тоже о нем знают… У двух людей не может быть одинаковых отпечатков пальцев. То есть, найдя орудие убийства с отпечатками пальцев на нем, правоохранители берут отпечатки у подозреваемых и сличают. С чьими совпадут — тот и убийца. Ну это, если, конечно, не подстава какая-нибудь. А у магов, наверное, есть какие-то способы понадежней? Ну, может, они могут в голову там заглянуть к убитому, и если он видел, кто его убил, то это и будет доказательством? Или, к примеру…

Пока девчонка не начала высказывать еще более нелепые и глупые догадки, Северус оборвал ее монолог на полуслове.

— Отследить применяемые заклинания можно только по волшебным палочкам. Каждая палочка, принадлежащая волшебнику, подлежит регистрации. И, соответственно, при использовании запрещенной магии включается что-то вроде… Как бы тебе объяснить-то…

— Сигнала тревоги? Маячка?

— Да, именно.

— А если волшебник взял чужую палочку. Ну, украл или отобрал. И убил ею кого-то. Как тогда Министерство может найти виновника?

— Ну, во-первых, не каждый волшебник сможет колдовать чужой палочкой. Но если это удастся, то доказать невиновность владельца палочки можно, если подтвердить, что на момент совершения преступления он был в другом месте. Учитывая, что практически каждый маг умеет трансгрессировать — это достаточно сложно. Но если есть свидетели на каждую минуту нахождения обвиняемого вдали от места преступления, то обвинения будут сняты.

— А если нет — то в этот ваш Азкабан отправится невиновный человек? Лихо…

— Не совсем. Есть вещество под названием Веритасерум. Сыворотка правды, если говорить проще.

— А, я знаю! У обычных людей она тоже есть. Препарат специальный, который вкалывают, и человек все разбалтывает, как есть. А еще есть полиграф — ну, детектор лжи. Он следит за пульсом, и когда тот меняется на протяжении разговора… Ну, когда человек волнуется и врет, то если у него недостаточно выдержки, а ее у большинства недостаточно, то сердечный ритм скачет, и полиграф это показывает.

— У нас это зелье. Но суть идентична. Единственное обстоятельство: допрос под Веритасерумом должен проводиться с полного согласия допрашиваемого.

— Если отказывается — значит, виновен, а если не отказывается и под воздействием говорит, что не убивал — значит, оправдают. Уже лучше. А как волшебники ищут всякие плохие вещи? Ну, наркотики, взрывчатку, оружие… У людей вот для этого специальные собаки есть. Овчарки, спаниэли — для каждого дела своя собака. Умные, выдрессированные… Ими специальные люди занимаются — кинологи.

— У нас это с помощью заклинаний выявляется. Что же насчет кинологов… Есть люди, которые занимаются дрессировкой почтовых сов.

Чай в его стакане давно остыл. Подогрев немного заклинанием, он, спохватившись, достал из холодильника вазочку с конфетами, которые утром специально убрал в холод, чтобы не растаяли. Странно, что Лилиан не взяла ни одной, хотя по идее должна была любить сладкое. Специально для нее ведь купил и конфеты, и шоколадное масло — сам из сладкого всю жизнь признавал только сахар в чае. Кстати, к маслу она тоже не притрагивалась до тех пор, пока Северус из холодильника не достал и на стол не поставил. А ведь до того, как уйти, прямым текстом сказал ей, что можно есть ВСЕ, что окажется съедобным в холодильнике.

— Угощайся. Могла бы и раньше взять, — неодобрительно сказал он, когда заметил, с каким огнем в глазах девочка накинулась на сладости.

— Ну… Там, где я раньше жила, были другие порядки. Сладости всегда для Дадли, и если я к ним притрагивалась — истерика и вопли на весь вечер были гарантированны. Так что я уже привыкла ничего сладкого в доме не трогать.

— Я уже понял, что твои тетя и дядя далеки от образцовых опекунов, — мрачно произнес Северус, мысленно проклиная себя.

— Да нет, на самом деле Дурсли даже клевые. Манипулировать — одно удовольствие. Жалко, что я поздно сообразила, как это делать, иначе бы могла еще раньше как сыр в масле кататься, — фыркнула девочка. — Тетя Петунья без конца боится, что люди про нее что-то не то подумают. Ну, я и сказала как бы между прочим, мол, из-за того, что на мне обноски Дадли, все говорят, что ваша семья — нищеброды, а еще что у вашего мужа денег совсем нет… Короче, не успела я договорить, как она уже дядю Вернона заставила машину заводить и ехать в город. Там все еще проще было — глядеть на понравившуюся одежду и хныкать «тетя, что угодно, но не это». А с Дадли я перемирие заключила. Он теперь отличник, лучший в классе и так далее, а у меня регулярно появляются мелкие суммы на карманные расходы. С Николь я дружу и сначала думала, что мне с ней водиться не позволят, но Никки сама мне посоветовала действовать по стандартной схеме. Стоило тете только услышать про то, как ко мне прицепилась «какая-то очкастая зануда», как меня заставили ходить с Николь кругом за руку и даже поехать с ней сюда.

— С магией бы это не сработало — как бы ты ни притворялась, тетя бы не согласилась тебя отпустить в Хогвартс.

— Да вот с тетей вообще все мутно, если честно. Она как только узнала в нашем отделении полиции про то дело с хулиганами, начала меня про вас спрашивать. Ну, я про магию, конечно же, ни слова ей, хотя она, кажется, и сама о чем-то догадалась. Ну, расспрашивала все, расспрашивала, а потом взяла Дадли в охапку, крикнула Вернону, чтобы машину заводил, и сказала, что они отдыхать уезжают и чтобы я, когда буду уходить «к этим уродам», дверь за собой захлопнула.

О, Северус отлично понимал, почему именно Петунья так поступила. Потому что знала: стоит только ему, Северусу Снеггу, узнать о том, в каких условиях жила все эти годы дочь Лили… Какого черта вообще он спохватился только сейчас?! Девочку отправили к магглам десять лет назад! И Северус все еще помнил, как относилась Петунья Эванс к своей сестре и какие подлости той устраивала. Было бы крайне глупо ожидать, что девочку, как две капли воды похожую на мать, примут в семье Дурслей как родную.

— Прости, — тихо произнес он. Было понятно, что если и думала девочка что-то о нем, то точно не самое хорошее. — Я с самого начала знал, где ты, и… За все десять лет так и ни разу не пришел. Надо было проверить, как с тобой обращаются и…

Смех прервал его тираду самобичевания. Снова кольнуло сердце — точно так же смеялась Лили каждый раз, когда Северус напрасно извинялся за вещи, в которых, как считала сама Лили, он был не виноват. Он не слышал этого смеха с тех самых пор, как они перешли на четвертый курс…

— Мистер Снегг, я даже не знаю, что вам на это сказать… Как бы подразумевается, что одно дело — это друг, а совсем другое — его, то есть ее, ребенок. Совершенно другой человек, иная личность и все такое. И тот факт, что вы дружили с моей матерью, вовсе не обязывает вас становиться для меня учителем, папой и защитником в одном флаконе. То, что вы выручили меня тогда и забрали от Дурслей сейчас… Для меня это важно, и я вам за это очень благодарна, но не считаю, что вы хоть чем-то обязаны мне и должны это делать постоянно только на том основании, что когда-то вы общались с моей мамой. По закону — даже кровным родственникам нельзя просто взять и навязать опеку над ребенком.

— Юла…

— Вы мне ничего не должны. А за то, что делали и продолжаете делать, вы даже не представляете, насколько я вам благодарна. Если я действительно не мешаю вам, и вы действительно не против того, чтобы я тут пожила до школы…

— Мерлин, ну конечно же, я не против. Иначе зачем бы я, по-твоему, сюда тебя привел? Только с готовкой давай завязывай. А то разбалуешь меня за лето, я потом в Хогвартсе буду от домовиков требовать трубочки с салатом.

— Мне несложно, — Юла пожала плечами. — Да и какой смысл вам, приходя поздно вечером домой, у плиты горбатиться, когда я целыми днями тут, и все равно толком заняться нечем? В телек ведь не будешь пялиться целый день, да и книжки надоедают.

— Как ты телевизор смотрела, если единственная розетка в моем доме сломалась три дня назад? — уточнил Северус.

— Да я починила ее! Там дел-то было на пару минут.

Кажется, знакомство с основным списком талантов Лилиан Поттер ему только предстоит.

— Сэр, а можно я пойду фильм один посмотрю? Я тихо, — Юла умоляюще сложила ладошки на груди и не мигая уставилась на него взглядом зеленых глаз.

— Да, конечно, иди, — улыбнувшись, он вспомнил о том, что по расписанию сейчас должна идти какая-то детская передача. Девочка убежала в гостиную. Парой минут спустя до него донесся неясный шум.

Он ему не мешал. Странно, но после сытного ужина и разговора с Лилиан он будто отдохнул… Спать больше не хотелось. Решив спуститься в лабораторию и проверить состояние зелья, которое там варилось, зельевар прошел в гостиную. В двух метрах от телевизора прямо на полу сидела Юла, подвернув под себя ноги точно так же, как это делала Лили. В одной руке у девочки был фантик от конфеты, а сама конфета как раз-таки тщательно прожевывалась под просмотр…

«Докладываю, преступник скрылся. Повторяю, преступник скрылся. Отправляюсь в лес, как слышно, прием».

«О, черт, тут у нас еще один труп», — на экране высветилась типовая «расчлененка», от вида которой даже видавший виды Северус почувствовал легкое головокружение и желание присесть. Юла невозмутимо прожевала конфету и полезла в карман за второй.

— Ну давайте, блин, и так понятно, что Видлоу это, тут бы уже дурак догадался. А я вам с самого начала говорила, что Видлоу это, а вы то на Спенсера кидались, то за Хлоей следили… — недовольно пробормотала девочка. Еще несколько «расчлененок» крупным планом, сцена перестрелки, автомобильная авария… Собственно, на моменте аварии Северус не выдержал и выдернул шнур из розетки.

— Мистер Снегг… — растеряно пробормотала Юла. Выражение ее лица было настолько расстроенным, что руки сами потянулись включить телевизор, но Северус вовремя перехватил контроль над своим телом.

— Никаких «мистеров Снеггов». Тебе одиннадцать лет, и я уверен, что вид трупов не окажет никакого положительного влияния на твою психику, равно как и все эти перестрелки, погони и прочая… муть, — вовремя он подобрал нужное слово.

— Это не муть, а фильм по мотивам реальных событий. Кстати, довольно правдоподобный — я смотрю уже сто пятьдесят девятую серию и до сих пор не нашла ни одного ляпа, — размеренно возразила Юла. — Сэр, ну дайте досмотреть, ну пожалуйста! Я просто хочу знать — действительно он преступник или не он… И потом больше никогда смотреть не буду, честно-честно.

— Хорошо. А о чем хоть речь?

— Ну, если вкратце — то парень один ухаживал за девушкой, она его продинамила, ну, отказала ему, то есть, и вышла замуж за другого парня. Он в отместку заложил их мафиозной группировке, с которой у них был конфликт и от которой они скрывались. Ну, значит, по его наводке крутой мафиозо убил этих людей, а дочка их пятнадцатилетняя сбежать успела. И вот десять лет спустя этот чувак за девчонкой охотится, чтобы и ее мафиози слить. Ее от того чувака еле-еле полицейский спас и сейчас они пытаются выйти на след того, кто тогда сдал ее родителей, — принялась увлеченно трещать Юла, даже не представляя, что рассказывает сейчас свою собственную историю. Верней сказать, историю гибели своих родителей. Девочка, которая легко нашла преступника в фильме, даже не догадывается, в чьем доме находится. Даже не подозревает, КТО ИМЕННО лишил ее родителей десять лет назад.

— Ладно, досматривай и спать, — как можно более спокойным тоном произнес он и отправился прочь из гостиной. Уже на подходе к своей спальне не выдержал — пошатнулся, привалившись боком к стене коридора и пытаясь хоть как-то дышать. Сквозь чертовы слезы, льющиеся из глаз, сквозь черную сетку, накрывающую лицо. Кое-как открыв двери собственной комнаты, он заперся и сразу же повалился на кровать, чтобы не дай бог живущая в его доме девочка ничего не услышала. Ничего не поняла. Ведь если она поймет… Если только узнает правду… Дыхание прерывалось. Как ни силился он успокоиться, взять над собой контроль — в этот раз эмоции обуздать не удалось. И мало было этой истерики — всю ночь ему снились кошмары. Почему-то окровавленная Лили со страшными ранами на животе и груди. Маленькая Юла, лежащая неподвижно на старой кровати в чулане под лестницей, уставившаяся на потолок невидящим взглядом изумрудных глаз, из которых до сих пор медленно катились слезы… Темный Лорд, который медленно душил Юлу черной веревкой, что-то говоря при этом девочке… Эти кошмары измотали его настолько, что нормальный сон в течение двух часов перед самым рассветом не принес ему никакого отдыха.

Если бы он знал, как это будет тяжело…

— Доброе утро, мистер Снегг, — вежливо поздоровалась девочка, привычно сидящая на полу в гостиной.

— Юла, для сиденья в этом доме есть мебель. Стоит позади тебя.

— Да, мистер Снегг, — не прекословя, девочка забралась на диван и, привычно подвернув под себя ноги, снова уткнулась в книжку.

— Руки мой и иди завтракать.

— Хорошо, мистер Снегг.

Никаких «еще одну главу», «ну я вот дочитаю и сразу приду», «я пока что не голодная». Видимо, в большинстве вопросов девочка предпочитает уступать и просить о чем-то только в том случае, если ей реально важно выполнение просьбы.

— Досмотрела?

— Да.

— И чем все кончилось? — как можно более безразличным тоном уточнил Северус.

— Девчонку ее парень спас, ну тот, который полицейский. Мафиози перебили — целых сорок минут перестрелки погони шли. Ну а того чувака, который до этого родителей девчонки слил, эти же мафиозо и прибили. Дурак он.

— Почему это?

— Жадный. До славы, до денег, до… Девчонка и парень ее нормально ему предложили: давай, мол, меняй сторону, помоги нам, и мы позаботимся, чтобы ты и в тюрьму по минималке влетел «за помощь следствию», и чтобы эти не достали. А он, дурак, отказался. Жалко даже немного.

— А чего его жалеть? — невесело усмехнулся Северус. — Убийца ведь, как ни крути, хотя и не своими руками, но отправил ее родителей на тот свет.

— А, типа, если его в труп превратить, что, родители — оживут, что ли? Да и сложно там все, в кино этом. Вроде как и не таким плохим мог быть, если бы вовремя по шее один раз хорошенько надавали, чтобы мозги встали, куда надо. Да и вообще… Не думаю, что убив человека, который был когда-то небезразличен, без видимой на то причины, можно спокойно спать ночами. Как по мне — достаточно, что ему с этим жить. Ну и в тюрягу, естественно. Но девчонке он реально мог бы помочь.

Завтрак прошел в молчании. Северус никогда не верил в различные предзнаменования, знаки и тому подобную чушь, предпочитая даже к магическим вещам подходить с научной точки зрения. Но фильм, который практически полностью соответствовал тому, что произошло десять лет назад…

До самого вечера он не выходил из лаборатории, а все последующие дни старался сводить общение с Юлой к минимуму. Девочка словно понимала его настроение, поскольку взяла за правило не попадаться ему на глаза, выходя из своей комнаты только на завтрак, обед и ужин, а свободное время проводя либо у себя, либо во дворе, где из старой веревки и доски соорудила себе качели, подвешивающиеся к старой железке для выбивания ковров.

Можно было даже сказать, что за такое поведение Северус ей был благодарен. Тяжело, больно, просто невыносимо каждый раз сталкиваться с ней, каждый раз словно встречаться с Лили и тут же вспоминать, что она давно мертва. И что вежливая, милая девочка, ни капли не похожая на Джеймса Поттера, на самом деле является его дочерью. Будь она мальчишкой, похожим на злейшего врага — и у Северуса хотя бы ненавидеть ее получилось бы, а так… Все, на что он способен — «присматривать» за ребенком, который, впрочем, замечательно способен справиться с большей частью своих проблем и без его помощи.

Девочка сама стирала свои вещи, хотя могла бы попросить Северуса, чтобы он сделал это с помощью магии. Наводила порядок в своей комнате, никогда не спрашивала его советов о том, какую именно книгу почитать. К телевизору по-прежнему не подходила, сдерживая данное в прошлый раз слово, а также не пыталась начать разговор о магическом мире за ужином, как это было в тот день. Профессор не знал, как именно реагировать на это, поскольку сближение с Лилиан было ничуть не менее болезненным, чем отдаление от нее.

Все изменил визит в Косой Переулок. Профессор зельеварения закономерно решил отвести Лилиан за покупками в субботу потому, что в этот день работали абсолютно все нужные магазины — второй раз возвращаться за перьями или ингредиентами в это место ему не хотелось. Со второго класса Хогвартса он предпочитал заказывать учебники, ингредиенты и мантии по почте, а не ходить по магазинам самостоятельно. К сожалению, для покупки волшебной палочки требовалось обязательное присутствие первокурсника, а значит — отвертеться от прогулки на аллею волшебных магазинов ему не удастся.

После завтрака Юла отправилась собираться. Под «сборами» подразумевалась экипировка в привычную клетчатую рубашку и джинсы, а также кепку с козырьком, которая отлично маскировала шрам. На нос девочка надела детские солнцезащитные очки, на правой дужке которых была большая царапина. Судя по тому, что расцветка была скорей мужской, чем женской — данная вещь досталась ей от кузена. Одним движением палочки Северус устранил неисправность и, взяв подопечную за руку, достал из тайника рядом с камином мешочек с летучим порохом.

— Юла, теперь крепко держи меня за руку и, что бы ни произошло — не отпускай, поняла?

— Да, сэр, — девочка кивнула и стиснула его ладонь.

— Косой переулок, — произнес Северус, бросая в огонь горсть порошка и проваливаясь ногами вперед в образовавшийся магический тоннель.

— Йухууууууу!!! — заверещала рядом Юла, по-прежнему не отпуская его руки. Кажется, у него будет синяк — девочка действительно физически не по годам развитая. Как справедливо было замечено ранее самой Юлой — Сильная, но Легкая. — Это было потрясающе! Это круче, чем на американских горках! Это… Это просто уууууууииии! Ой, простите, сэр… А где мы?

Вопросы сыпались из Юлы один за другим, реакции сменяли одна другую. Сейчас она как никогда ранее была похожа на того, кем была на самом деле — маленькую девочку, которая хоть и была достаточно серьезной, но все же иногда вела себя, как и полагается ребенку одиннадцати лет от роду.

— Мы в Косом переулке — про это место я тебе уже рассказывал. Сейчас зайдем в банк, и ты сможешь взять деньги на все необходимые к школе вещи.

— А откуда мне эти деньги… — непонимающе начала Юла.

— Про то, что твой отец был богатым человеком, ты не знала, верно?

— Понятия не имела, — Юла нахмурилась. Неожиданно зло почему-то.

— Все в порядке? — уточнил у нее Северус.

— Нет, не в порядке. Но думаю, что вам бессмысленно задавать вопрос, какого черта я, являясь обладательницей немалого, по вашим словам, состояния, десять лет своей жизни ходила в обносках, живя на иждивении у тетки, которая меня чуть ли не каждым куском хлеба попрекала.

— Да, ты права. Бессмысленно, — согласился Северус. Его самого в последнее время крайне интересовал этот вопрос. — Я не знаю всех тонкостей — возможно, все дело в твоем возрасте и…

— Ну так я и сейчас вроде несовершеннолетняя и по меркам волшебников, и по меркам обычных людей. Знаете, чем больше я узнаю о вашем мире, тем больше нелогичным все кажется. У нас бы, случись что-нибудь эдакое с богатой наследницей, назначили бы опекуна, который должен был бы заботиться о ребенке, выдавали бы ему на руки ежемесячно фиксированную сумму на расходы… Возможно, заставляли бы отчитываться, что он потратил деньги именно на пропитание, одежду и развлечения для ребенка, а не на свои капризы. Почему не сделали то же самое с Дурслями? Почему никто не удосужился за десять лет проверить, как я там живу? Если в вашем волшебном мире человека можно просто так взять и выкинуть, как мусор какой-то, то я, пожалуй, лучше обратно. К обычным людям, у которых предусмотрены приюты и интернаты, которых защищают полицейские от произвола других граждан и родителей-опекунов. У которых существуют пенсионные фонды и программы по поддержке молодых специалистов, которые живут в двадцатом веке, а не застыли в каком-то средневековье.

Под гневный монолог Лилиан они дошли до Гринготтса. Непонятно почему, но нападки Юлы в адрес Альбуса Дамблдора заставили Снегга почувствовать моральное удовлетворение. Возможно, потому, что он представлял, как будет разочарован директор тем, что вместо доброй, ласковой, забитой и послушной девочки в Хогвартс приедет Юла с ее подозрительностью и недоверчивостью. Ох и хлебнет с ней лиха Альбус Дамблдор, ох и хлебнет! А он, Северус Снегг, завоевавший доверие девочки, в кои-то веки будет стоять в стороне и наслаждаться представлением, а не находиться на месте обвиняемого во всех смертных грехах.

— И вообще — что это за бред? Годовалого ребенка завернули в одеяло и положили на крыльцо! На крыльцо! И это в ноябре-то месяце! Что, типа шоу «Последний герой»? Если выживешь — молодец, а если нет — что же, и такое бывает? А то, что кругом полно бродячих животных, то, что не лето на дворе, и то, что для ребенка такого возраста все могло закончиться пневмонией и последующей смертью, никого, что ли, не волновало? Кто там меня притащил к Дурслям — Хагрид, Дамблдор и МакГонагалл?

— Хагрид, профессор Дамблдор и профессор МакГонагалл, — с нажимом произнес Северус. Неуважение к должностям этих людей задевало его, поскольку могло значить, что и к его званию профессора девочка будет относиться далеко не положительно.

— Ну, Хагрида я видела. Там все понятно — он не осилит задачку с интегралами, да и учебник биологии за девятый класс вряд ли открывал. Но чтобы два профессора да не знали об опасностях пребывания ребенка на улице… Уж на что меня Дурсли ненавидели, но даже им никогда не могло в голову прийти меня оставить на ночь вне дома. Да ночью нормальные взрослые — и те по домам сидят, а эти двое… О, кстати, насчет Дурслей… Почему-то никому не пришло в голову, что они запросто могли меня сдать в приют, а то и вовсе не возиться: швырнуть ребенка в мусорный бачок — и пускай сдыхает.

— Ну это ты хватила… Родная кровь все-таки, не поступили бы они так.

— Да что вы говорите? По статистике, даже в нашей чрезвычайно прогрессивной и развитой стране ежегодно на улицах находят трупы десятков младенцев, убитых или оставленных умирать на холоде и в голоде родными матерями. Не у всех, знаете ли, материнский инстинкт в наличии имеется. И мне кажется, что директор по определению не может быть эдаким наивным простачком, который ничего не знал.

— Возможно, он приставил к твоему дому кого-то проследить, чтобы тебя все-таки приняли в семью. Уверен, если бы этого не произошло — Дамблдор бы нашел другой выход. Я понимаю, почему ты злишься, и также считаю, что ты имеешь право на эту злость, но… Мне бы не хотелось, чтобы ты делала поспешные выводы о ком бы то ни было, в особенности о людях, с которыми тебе предстоит провести бок о бок последующие семь лет.

— Я вас поняла, сэр, — Лили серьезно кивнула. — Не волнуйтесь, обычно я никому не рассказываю о своих догадках и подозрениях. Только вам.

От этих слов стало тепло на душе. Девочка никому больше не доверяет, только ему. Даже ее подруга Николь на самом деле многого не знала о Юле. Дружба между этими двумя казалась Северусу очень странной. Она ни капли не напоминала ту дружбу, которую он встречал в своем детстве между разными детьми. Пожалуй, отношения между двумя девочками были сродни дружбе двух взрослых. Впрочем, учитывая тот факт, что и Николь, и Лилиан были не по годам развиты — подобное положение вещей было объяснимо. И, кажется, их такая дружба абсолютно устраивала.

Гринготтс встретил их ослепительно ярким светом, видом высоченных потолков, роскошной отделки на стенах и, конечно же, специфическим, характерным для каждого подобного учреждения, гулом от приглушенных разговоров. Лилиан осмотрелась по сторонам и, заметив гоблинов, рефлекторно схватила Северуса за руку. Судя по всему, ей не терпелось узнать, что это за существа-то такие, но спрашивать о них в их присутствии явно было не в характере довольно тактичной и хорошо воспитанной девочки.

Именно поэтому Северус не сказал больше ей ни единого слова, а подвел к знакомой стойке, где находился гоблин по имени Крюкохват.

— Мы пришли, чтобы навестить хранилище мисс Поттер, — тихо произнес он. Крюкохват постучал пальцами по конторке и, перегнувшись, посмотрел вниз на девочку.

— Во-первых, мне хотелось бы, чтобы мисс сняла очки и головной убор, поскольку нахождение в них здесь как минимум невежливо и вдобавок — мешает рассмотреть лицо.

— Простите, сэр, — девочка чуть склонилась в поклоне и стянула с головы бейсболку и темные очки. Кажется, от теплого взгляда зеленых глаз, по которому Северус за прошедшие полчаса даже соскучиться успел, даже гоблин стал добрей.

— Я так полагаю, ключа у юной мисс нет, — тихо произнес Крюкохват. — Мисс не боится крови? Придется пройти небольшую проверку личности.

— Что я, крови не видала, что ли? — тихо пробормотала девочка, с готовностью протягивая руку вперед и даже не вздрагивая, когда гоблин сделал укол в ее палец и довольно быстро набрал в колбочку нужное количество красной субстанции. Порывшись в картотеке, гоблин достал небольшой пергаментный свиток и капнул кровь на большую печать, отливающую металлическим блеском. Не прошло и секунды, как свиток открылся и на ладонь Крюкохвата выпал маленький яркий ключ.

— Теперь он ваш, мисс. Рекомендую не терять — изготовление нового обойдется вам в два галеона. Кстати, именно данная сумма будет изъята нами в качестве платы из вашего хранилища.

Лилиан бросила вопросительный взгляд на Северуса. Видимо, заметив его, Крюкохват принялся пояснять девочке основные особенности магической денежной системы. Любопытная Лилиан сразу же начала задавать гоблину дополнительные вопросы, а также объяснять Крюкохвату, в чем отличие магических и маггловских систем. Словосочетания «эмитирование валюты», «обеспечение денег», «акции, облигации и другие ценные бумаги», «золотовалютный резерв», «баррель нефти» и другие, отдельно вырываемые разумом из общего, еще более непонятного текста, навевали на него тоску и повергали в сонное состояние. Весь путь в тележке по рельсам на нижние ярусы Гринготтса он благополучно дремал, изредка вслушиваясь в термины «экспансия нефтяных месторождений», «расчетные электронные системы» и прочие, еще менее понятные вещи, которые произносила Лилиан. Но судя по тому, с каким восхищением на девочку смотрел Крюкохват, когда тележка приехала к месту назначения — она явно говорила что-то интересное для этого создания. Осмотревшись и увидев номер хранилища, где хранились деньги Поттера, Северус пришел к выводу, что гоблин специально повел тележку какой-то окольной дорогой, чтобы иметь возможность завершить беседу, а не оборвать ее на полуслове.

Следуя указаниям гоблина, Юла открыла сейф ключом и, первой сделав шаг в небольшое помещение, тут же выскочила обратно спиной вперед. Судя по идеально круглым глазам девочки, она столько денег отродясь не видела и не представляла, наследницей какого состояния является.

— И… Сколько я могу отсюда взять? — хрипло уточнила она у гоблина.

— Сколько угодно, мисс. Гринготтс является лишь местом хранения денег, и, в отличие от маггловских банков, мы никоим образом не ограничиваем держателей средств в тратах, если иное не прописано в завещании. Но указания вашего отца на этот счет были абсолютно иными — согласно им, по первому вашему требованию вам должен быть предоставлен доступ ко всем вашим средствам.

— О-бал-деть, — тихо произнесла девочка. Судя по всему, сейчас в ее голове работал с невероятной скоростью калькулятор, который пытался хотя бы приблизительно оценить размер привалившего состояния. Впрочем, ступор у девчонки продлился недолго — в следующую минуту она принялась набивать свой рюкзак золотыми монетами, совершенно справедливо рассудив, что самых «дорогих» денег можно взять намного больше.

К его удивлению, девочка остановилась примерно на трехстах галеонах. По его мнению, это была на редкость маленькая сумма для ребенка, который впервые в жизни дорвался до неограниченных трат.

— Ну все, теперь я сюда приду только в следующем году, — произнесла довольная девочка, после чего обратилась к Крюкохвату. — Скажите, а где именно я могу обменять галеоны на фунты?

— Я вам все покажу, мисс. Кстати, еще хотелось бы с вами обсудить…

Снова поездка в тележке — на этот раз путь наверх растянулся на добрый час, в течение которого Северус все так же дремал, слушая монотонную речь гоблина и девочки. Уже у самого выхода из банка Лилиан обменяла галеоны на фунты. А Крюкохват перед тем, как попрощаться с ней, неожиданно щелкнул пальцами — и ключ, который Лилиан до этого сжимала в руке, внезапно растворился в воздухе.

— Мисс, теперь просто каждый раз, входя в эти двери, вытяните правую руку вот так, — заговорщицки улыбнувшись, гоблин разжал ладонь Лилиан и повернул ее таким образом, чтобы свет от неизвестного источника упал на ее центр. В тот же момент из потока света материализовался знакомый яркий ключик.

— Большое спасибо, сэр, — Лилиан присела в реверансе, а Крюкохват, поклонившись на прощание, посеменил к своей стойке.

— Да, Юла… Ты даже гоблина очаровать смогла. И почему я не удивлен? — меланхолично спросил Северус. Сонливость еще не исчезла до конца, поэтому реакции были немного заторможенными. Впрочем, едва они оказались на улице, к зельевару вернулось прежнее довольно бодрое состояние. — Могу узнать, зачем тебе маггловские деньги?

— Здрасте-приехали! А на одежду и всякие мелочи мне что, у вас попрошайничать? Нет уж, не надо.

— И в чем причина таких глупостей?

— Это — не глупости. Одно дело, когда реально нет денег, ну, как у меня раньше. Тогда понятно — меня обеспечивала тетя Петунья, ну а потом вы забрали…

— Получив взамен превосходную кухарку, — ввернул Северус. Интуиция подсказала ему, что именно сказать для того, чтобы смягчить угрызения совести девочки. Было понятно, что ежедневные попрекания куском не пошли ей на пользу, и с тех пор тема финансовой независимости от других для Юлы — больное место. Приближалась осень, а за ней по всем правилам должна была наступить зима, но Лилиан по-прежнему предпочитала игнорировать тот факт, что у нее нет зимних сапог и подходящей для зимней поры верхней одежды. Вот для чего ей понадобились маггловские деньги!

Что же, раз ей так хочется… Изначально Северуса покоробило нежелание девочки принимать его помощь, как до этого коробило то, что за различными мелочами вроде «вытереть пролитый чай» и «постирать рубашку» она не кидалась к нему и его магии. Не сказать, чтобы ему этого хотелось, просто он совсем иначе понимал термин «опека». Ему казалось, что взяв девочку к себе, он обязан о ней заботиться и если уж не выполнять все капризы, то хотя бы обеспечить приемлемый для ребенка уровень жизни, а также образование и воспитание. Вот только вышла небольшая неувязочка: с воспитанием у Лилиан не было никаких проблем. Образование тоже не подкачало — достаточно вспомнить, о чем она говорила с Крюкохватом. А излишняя самостоятельность привела к тому, что с Северуса требовалось только вовремя забрасывать продукты в холодильник, обеспечить ребенку подходящую жилплощадь и дать доступ к библиотеке, а все остальное Лилиан делала сама.

— Куда теперь? — уточнила у него девочка, привычно пряча лицо за солнцезащитными очками, а на приметную рыжую макушку натягивая бейсболку. Темно-рыжая коса была привычно убрана под рубашку, практически полностью лишая возможности опознать в девочке Лилиан Поттер.

— Сначала купим волшебную палочку у Олливандера. Потом… Знаешь, я уже заметил, что ты не особо любишь ходить по магазинам, поэтому предлагаю вариант: я оставлю тебя в магазине Мадам Малкин, где тебе понадобится провести какое-то время, чтобы смогли подогнать школьные мантии, а сам пройдусь за остальными принадлежностями. А потом… Сходим вместе во «Флориш и Блоттс», договорились?

Девочка радостно закивала. При упоминании книжного магазина на ее губах засияла такая знакомая улыбка. При виде такой тяги к знаниям Северус почувствовал умиление. Как все-таки она похожа на мать… Он уже понял, что книг на Лилиан просто не напасется — за прошедшую неделю она осилила около двух десятков книг в его библиотеке и по всему выходило, что скоро ей будет абсолютно нечего читать. Хотя… Зная Юлу… Она просто перейдет к книгам для второго курса, потом примется за третий, четвертый… В основном у Северуса были книги по Травологии и Зельеварению — всю литературу, связанную с заклинаниями и темными искусствами, он заблаговременно спрятал, так что как минимум по двум предметам Лилиан должна была стать если не образцовой, то хотя бы на приличном уровне успевающей за программой ученицей.

Лавка Олливандера встретила их привычной тишиной, запахом плесени и мраком. Судя по тому, как передернулась Лилиан — ей здесь явно не понравилось. Северус уже заметил, что девочка не любит темные помещения с маленькой площадью, которые, вдобавок, основательно захламлены. Скорей всего, это обстоятельство объяснялось тем, что большую часть своей жизни она провела в мрачном чулане под лестницей — от такой обстановки у любого клаустрофобия появится!

— Так-так-так, кого я вижу, — едва двое волшебников подошли к прилавку, как откуда-то из глубины помещения, заваленного коробками с волшебными палочками, выкатился на передвижной стремянке Гаррик Оливандер собственной персоной. Этот наполовину лысый волшебник близоруко прищурился, а Северус привычным движением стянул с Лилиан очки: поскольку девочка носила данный аксессуар едва ли не впервые в жизни, было вполне естественно, что она забывала о его существовании. Бейсболку девочка стянула сама, с улыбкой уставившись на незнакомого волшебника, но не спеша первой начинать разговор. При этом Лилиан держалась чуть за спиной Северуса — видимо, почтенный изготовитель волшебных палочек попал в разряд маньяков уже за то, что первым начал разговор с девочкой.

Северус уже заметил, что Лилиан предпочитала, чтобы взрослые, занятые работой, выполняли только свою работу и ничего кроме работы. Единственное за последнее время исключение было сделано для Крюкохвата, да и то, возможно, только потому, что первым с гоблином заговорил Северус, да и находился он все время рядом с Лилиан и во время поездки к хранилищу, и после оной.

— Здравствуйте, — вежливо произнесла Юла.

— Здравствуй-здравствуй, Лилиан Поттер. Эх, а ведь прошло, кажется, не так уж много времени с тех самых пор, как твои родители пришли сюда за своими первыми волшебными палочками. Ну-ка, постой смирно.

Волшебник щелкнул пальцами, и вокруг девочки завертелись рулетки, сантиметры и прочие приспособления, которые должны были замерить пропорции тела ребенка, а также выявить характер магической энергии, чтобы хотя бы примерно определить тип дерева и сердцевины. При этом Гаррик болтал без умолку — видимо, неловкая тишина была для него непривычна, вот он и старался разговорить эту улыбающуюся рыжеволосую девочку, которая, в отличие от других детей, выросших не с волшебниками, до сих пор не задала ему ни единого вопроса. Она вообще ни слова не произнесла с момента приветствия.

— Палочка твоей матери… Ивовое дерево, десять дюймов и одна четверть… Гибкая, хлесткая, превосходно подходящая для заклинаний. Сердцевина, подумать только, волос единорога… Полагаю, именно на этой сердцевине мы и остановимся. Жаль, жаль что ее палочка была сожжена вместе с ее телом — именно она является твоим родным оружием, — сокрушенно покачал головой Олливандер. А Северус ощутимо вздрогнул.

Волшебная палочка НИКОГДА, НИКОГДА в жизни не выбирает себе другого владельца. Можно получить возможность управлять ею, если отобрать у предыдущего хозяина, но чтобы второму владельцу палочка стала настолько же родной, как и первому… Это невероятно! Это… Это невозможно!!!

— Этого не может быть, — тихо прошептал он, чувствуя, как снова сводит горло.

Палочка Лили принадлежит ее дочери. Помня, что за девочкой в любой момент может начаться охота, Северус, будучи достаточно сведущ в магии, отлично понимал, что может произойти, если у девочки не будет ЕЕ СОБСТВЕННОЙ палочки. А ведь ее не будет — об этом буквально во всеуслышание заявил Гаррик Олливандер несколькими секундами ранее. Юла молчала. Она просто не понимала, насколько это плохо. А он ей не скажет. Он не станет ее пугать. Просто будет следить. Постоянно следить, чтобы волоса с этой рыжей головы не упало.

И сейчас… Сейчас уже было дело вовсе не в обещании, данном Дамблдору в порыве эмоций сразу же после Хэллоуина. Северус чувствовал, что еще немного — и он поддастся собственному желанию принять иллюзию за реальность. Начать чуть ли не всерьез считать, что каким-то невероятным образом его маленькая, добрая и милая Лили не погибла в ту ночь, чудом выжила и снова пришла к нему, на этот раз в облике маленькой беззащитной девочки, чтобы он хоть как-то загладил свою вину перед ней. Хоть на сколько-нибудь… Чтобы больше не просыпаться от кошмаров. Чтобы перестала каждую ночь в видениях приходить она — раньше просто мертвая, а сейчас — вымазанная в крови, с глубокими ранами на животе и груди.

— Джеймс, отец ваш, конечно, тот еще был хулиган. Палочкой из красного дерева с сердечной жилой дракона вытворял вещи, очень сильно далекие от трансфигурации. Однажды втроем со своими друзьями подвесил этого молодого человека вверх ногами и пытался стянуть подштанники, а все ради прекрасных глаз вашей матери… — беспечно продолжил трещать Олливандер.

— Я подожду тебя на улице, — от гнева и злости потемнело в глазах, а грудь сдавило знакомое ощущение беспомощной ярости. Точно такое же было тогда, во время того неприятного инцидента. Прежде, чем он успел сказать хоть слово… Прежде, чем Олливандер рассказал еще какую-нибудь пикантную подробность из жизни родителя Лилиан, Северус внезапно почувствовал прямо-таки потусторонний холод, который исходил от девочки. Теплый и лучистый взгляд зеленых глаз вдруг стал холодным и жестоким, а в следующий миг неизвестная сила перевернула мистера Олливандера вверх тормашками. И подвесила в воздухе так, чтобы его голова находилась на одном уровне с лицом Юлы.

— Довожу до вашего сведения, что издевательства над другим человеком, унижение его личности и достоинства являют сами по себе не только мерзкое по своей сути, но еще и уголовно наказуемое деяние. Я знаю, каково это — когда тебя публично унижают перед толпой народа. И я не считаю это смешным. Если вы гордитесь тем, что подарили недалекому хулигану инструмент для его действий, то мне искренне жаль вашу ущербную личность. Всего хорошего, мистер Олливандер, — едко произнесла Лилиан, после чего оттолкнулась от прилавка ладонями, резко развернулась и пролетела к выходу. Практически достигнув его, девочка неожиданно мягко улыбнулась зельевару и, взяв за руку, повела за собой, на улицу. — Думаю, палочку мы купим у другого изготовителя, который будет лучше помнить свои обязанности продавца и не окажется сплетником, как этот гнусный старикан.

— Лилиан, мне не нужна помощь…

— Паршивой грязнокровки? — девочка лукаво прищурилась и с усмешкой глянула на него исподлобья. Это стало последней каплей. Он кинулся прочь. Сбежать. От самых страшных воспоминаний, от этого… От этого жуткого ощущения, что перед ним стоит Лили. От… Скрыться, исчезнуть, получить небольшую передышку, хоть немного прийти в себя. Получить возможность сделать хотя бы пару нормальных вдохов.

Лили бы обиделась. Ребенком она вечно обижалась на всякие пустяки. Когда он нечаянно от большой злости ударил ее сестру сучком. Когда Петунья разозлилась на Лили из-за того, что они увидели письмо от Дамблдора, в котором тот отказывал девочке принять ее в школу. Когда Северус начал проявлять интерес к Темным Искусствам. При виде Лили он всегда терялся, не мог сказать нужного и важного, а еще — мог ляпнуть что-нибудь эдакое, из-за чего получить как минимум ссору на несколько дней, а как максимум… Максимум был в конце пятого курса, во время экзаменов СОВ.

И сейчас история едва не повторилась с Юлой. С ее дочерью. Она на удивление похожа на мать внешностью, движениями и предпочтениями в еде. Разница в одежде и прическе объяснялась скорей переменчивой детской модой, которая резко отличалась от того, что было двадцать лет назад.

Забежав за угол в пустой переулок, мужчина буквально повалился на деревянную скамейку, содрогаясь всем телом и судорожно пытаясь дышать ровней. Не выходило. Не получалось. Но и слез не было. Просто плохо. Просто нечем дышать. Просто все внутри сейчас разорвется от горя, от той боли, которая не дает спокойно жить последние десять лет. Юла обезоружила его одним лишь взглядом, буквально парой слов сняла всю психологическую защиту, что он выстраивал вокруг себя все эти годы. Она раз за разом пробивается сквозь барьер, разделяющий его и весь остальной мир, заставляя снова чувствовать, снова вспоминать… И от этого было больно. Эта боль заставляла опять чувствовать себя беззащитным пятнадцатилетним мальчишкой перед жестокими ровесниками, перед всем остальным злобным и равнодушным миром.

— Северус, — рядом на скамейку села Юла. Он хотел сказать ей, чтобы ушла, чтобы подождала его возле входа. Он сейчас… Он вернется, только пусть на пару минут… Побыть одному, успокоиться, снова глубже спрятать эмоции. Хватит и того, что с ней он ведет себя так, как порой не вел с самыми любимыми студентами. Но прежде, чем из его горла вырвался хоть один звук, неожиданно крепкие руки притянули его к себе, обнимая и прижимая головой к плечу.

— Все хорошо... Сейчас будет лучше... Тебе больше некого бояться… Здесь только я, а я никому не скажу. И смеяться тоже не буду, потому что это не смешно, совершенно не смешно… Он давно мертв — тот, кто тебя обижал, а больше тебя никто не обидит, ты ведь теперь очень сильный… И я не дам тебя обидеть… Мы ведь теперь друзья... И бояться меня не надо. Я никогда тебя не обижу. Все будет хорошо, — долетали до него обрывки фраз сквозь нарастающий шум в ушах, сквозь тиски в груди. Неожиданно очередной вдох дался намного легче и проще. Сильно трясло, тело по-прежнему практически не слушалось, но было легче, чем пару минут назад. Было легче оттого, что Юла, притянув его к себе, мягко гладит по голове и плечам. Странно было осознавать это, но в девочке чувствовалась какая-то странная сила. Сила, которая давала возможность сейчас прийти в себя, отбросить дурные воспоминания и даже избавиться от привычных уже страхов. Юла не обманула — стало лучше. Намного. Через пару минут вернулось осознание окружающей действительности. Он почувствовал, что взмок от предшествующего напряжения и практически полностью обессилел.

— Мистер Снегг? — тихо спросила Юла, когда он отстранился.

— А чего это вдруг «мистер Снегг»? Я думал, что уже «Северус» и на ты, — непонятно, откуда в нем появилось это веселье.

— Ну… Старше же.

— Ничего страшного. Но в Хогвартсе чтобы без фамильярностей обходилась, поняла? И на людях тоже.

— Хорошо, — Юла снова покладисто кивнула. Она уже знала, что Северус — школьный учитель, и поэтому, будучи девочкой достаточно умной, понимала, почему в Хогвартсе нельзя будет обращаться к нему не по правилам. — Может, пойдем домой?

— Нет, — чувствовал он себя немного паршиво, но прогулка поможет развеяться куда лучше, чем посиделки в лаборатории или чтение очередной книги в четырех стенах. — Пойдем, отведу тебя в магазин Мадам Малкин, а сам вернусь за тобой минут через сорок. Если с тобой закончат раньше — никуда не выходи из магазина, жди меня.

— Хорошо, — очередной кивок. Делать этого ей необязательно, но Юла предпочитает показывать собеседнику, что услышала его слова и будет следовать указаниям.

Оставив девочку на попечение весело щебечущих ассистенток Мадам Малкин, которые тут же втянули Лилиан в разговор на куда более приятную тему, чем прошлые обиды ее школьного учителя, Северус отправился в другие магазины Косого Переулка, крепко сжимая в руке список нужных вещей как для себя, так и для девочки с говорящей кличкой Юла. Вот уж действительно, Юла. Вроде бы и тихая, и спокойная, и вежливая, но чем-то слишком уж сильно отличается от большинства других детей. Она что-то изменила в нем сегодня, одним лишь десятком слов. Но что именно — понять Северус пока что не смог.

Северус Снегг. Он появился в моей жизни абсолютно неожиданно и как-то сразу же эту самую жизнь изменил к лучшему. С ним было лучше, чем с Дурслями. Он производил впечатление мудрого старшего товарища, который наверняка бы отнесся со строгостью ко всяким хулиганствам, но для вежливого и неконфликтного ребенка представлял собой образец идеального доброго наставника. Я уже заметила, что сам он не в состоянии наладить контакт то ли от недостатка опыта, то ли в силу природной замкнутости. Можно сказать, что до сегодняшнего дня самый важный диалог между нами произошел в первый день знакомства, когда он мне отправил по воздуху увядший цветок, а я вернула его уже цветущим. После этого… Я не раз задумывалась над тем, как угрюмость, нелюдимость и показательная колючесть уживались с довольно добрым сердцем.

Что, недобрым, типа, раз он со мной почти не разговаривал? Ну да, конечно, сейчас все добрые и сюсюкающие прямо-таки побежали в детские дома усыновлять и удочерять сироток! Да вот ни черта подобного! Доброта не имеет ничего общего с коммуникабельностью и показательным сочувствием, и о том, что человек добрый на самом деле, можно понять по его поступкам.

И нет — между «добрыми» и «добренькими» существует очень большая разница. «Добренький» делает какие-то телодвижения, направленные на пользу ближним, ради того, чтобы при этом получить какую-то выгоду для себя. Признание, славу… А вот Северус… По-моему, он поступил со мной так просто потому, что иначе не мог. Не мог оставить меня в том чулане. Какая именно причина толкнула его на этот поступок, я не понимала, хотя… Кажется, немного догадывалась. Возможно, Лили Эванс — это не друг, а нечто большее. По крайней мере, для него. Для нее? Вот для нее, пожалуй, нет. Большинство девушек и в этом, и в моем мире отличается одной интересной особенностью — они в упор не замечают, что кто-то проявляет к ним интерес, а если и замечают, то не стремятся каким-то образом разрубить этот узел, откровенно наплевав при этом на чувства другого человека.

Как нас телевидение в моем мире учило? У настоящей девушки должно быть много поклонников! Много! И точка. Если за тобой не бегает табун пускающих слюни мужиков — то ты неполноценная, ущербная и так далее по списку. А зачем он нужен, этот табун? Зачем вызывать у других людей чувства, на которые не можешь ответить равноценно, не можешь дать им ничего взамен? Разве не проще сразу прояснить ситуацию, чтобы не давать человеку какую-то несбыточную надежду и не провоцировать на себя ревность и ненависть в дальнейшем?

Я вспомнила свою собственную жизнь, верней сказать — школу милиции на окраине Москвы. Учитывая, что у нас там с девчонками даже в наш век эмансипации был напряг, а также принимая во внимание тот факт, что я вполне соответствовала современным идеалам красоты и обладала броской внешностью… Так скажем, вниманием меня не обделяли. Но у меня всегда было четкое правило: никаких «запасных аэродромов», никаких невыполненных обещаний, никакого обмана.

Симпатичная внешность, общительность и наличие мозгов вместо трухи в голове давали мне только одно преимущество: больший, по сравнению с некоторыми другим женщинами, выбор. Я не чувствовала себя виноватой, когда выбирала из обративших на меня внимание одного человека, а всем остальным вежливо объясняла, что ничего не получится. К нытью «ну дай мне шанс» или попыткам убедить меня в неверности собственного выбора «на кулаках» я всегда относилась довольно спокойно, считая их естественными недостатками и нашего общества, и своих особенностей.

По приезде в Мутные Васюки в одном только нашем отделении нашлось сразу три человека, которые заинтересовались стажеркой, как девушкой. Один из них был типичным кобелем, чего не скрывал ни от меня, ни от кого-либо другого. Рассчитывал на непродолжительный роман с симпатичной девушкой, на новые впечатления и… И, собственно, все. Обаятельный, вежливый, с пониманием отнесшийся к отказу и больше никогда меня не побеспокоивший.

Второй… Второй был таким же, как и Вася — интересовался поиском «той самой единственной». Сразу запал на необычную внешность и подтянутую фигуру, пару раз пообщавшись со мной по рабочей необходимости, обнаружил еще и неконфликтность, чувство юмора, а также наличие разума, после чего пригласил в кино. Само собой, никуда я с ним не пошла, вежливо, но категорично дав понять мужчине, что он меня не интересует. А примерно через две недели ко мне подошел Вася, и, что называется, заискрило в сердце. С самого начала я понимала, чего именно он добивается красивыми ухаживаниями. И отлично знала, что дам ему, что называется, «завоевать свое сердце», а еще — место в постели и статус если не мужа, то постоянного любовника. Так все и сложилось в итоге, и если бы не та чертова граната…

Мысли увели не туда. Непонятно почему, но размышляя об отношениях между Северусом и Лили Эванс, я не могла не возвращаться к своим собственным. Василий мне был небезразличен, и я отлично понимала, что там, в каком-то параллельном мире, ему очень тяжело пережить смерть любимой девушки. Но помочь ему я никак не могла.

Лили Эванс, судя по всему, либо придерживалась принципов прямо противоположных моим собственным, либо же просто не понимала, что парень, навсегда оставленный ею во «френдзоне», на самом деле испытывает к ней какие-то чувства. Полагаю, тот факт, что замуж девушка вышла в итоге за человека, который над Северусом в школе издевался, тоже не очень-то понравился мистеру Снеггу. Может быть, поэтому они с Лили и перестали дружить. Полагаю, что он так и не смог сказать Лили, что именно та значит для него. А потом… Потом ему навязали дочь этой женщины и того самого злейшего врага. Потом Олливандер демонстративно дал понять девочке, что ее «хороший папа» считал Северуса Снегга «плохим». Девять из десяти детей на моем месте рассмеялись бы и попросили рассказать подробности. По мнению большинства людей — родители для детей это нечто святое, правильное и безукоризненное…

Увы, но в отношении девочки, которую «святые», «правильные» и «безукоризненные» выбросили в мусорный контейнер, никакие понятия родственных связей не являются оправдывающим неблаговидные поступки фактором. Для нее есть только хорошие люди и плохие. Верней даже не люди, а поступки.

Лили и Джеймс погибли. Вполне вероятно, что они любили свою единственную дочь, пытались ее защитить, мечтали о том, какой она станет в будущем… Вот только это никоим образом не оправдывает поступков Джеймса по отношению к Северусу в прошлом. Именно это я пыталась донести до Олливандера, и, кажется, у меня это получилось. Верней сказать… Я просто не смогла промолчать. Можно сколько угодно орать на меня, я способна стерпеть любые пассажи в свой адрес, поскольку за свою недолгую жизнь мне довелось, как и каждому детдомовскому ребенку, выслушать о себе немало «лестного». Но причинять моим друзьям боль… Этого я никому не позволю. Никогда.

Судя по всему, от отца Лилиан Северусу сильно доставалось в свое время. И не стоит удивляться тому, что к девочке, то бишь ко мне, чувства у него двоякие. Правда, в последнее время вроде бы больше хорошие, чем плохие. И то, что произошло сегодня, то, что он в итоге доверился мне, когда понял, что я так же, как и Лили, не буду издеваться над ним и осмеивать его слабости… Это много значило. Для нас обоих.

Не стоит удивляться тому, что Северус хоть и принял мою помощь, но все же поспешил от меня отделаться. Пусть пройдется, развеется. А мне надо какое-то время постоять навытяжку на невысокой скамеечке, пока ассистент проводит необходимые замеры.

Видимо, решив развлечь маленькую посетительницу и предотвратить ее перемещения, девушка завела ничего не значащий разговор о школе. В основном, конечно же, все крутилось вокруг одежды. Она рассказала мне о застежках на плащ, которые можно было выбрать самой из довольно большого ассортимента, потом немного поболтала об аксессуарах для волос и рассказала о ленточках, которые могут сами собирать волосы в прическу, интересующую владельца. Короче, и поговорить, и товар свой пропиарить, как и полагается продавцу.

Вот такие мне нравятся. А всякие, кто в душу лезут — уже не очень.

На плечи набросили мантию, которая мне напоминала плащ. Разве что из легкой ткани и, на мой вкус — слишком длинный. К сожалению, вольная интерпретация дизайна здесь была невозможна. Этим мне Хогвартс напомнил школу милиции и столь ненавидимые мною юбки, для ношения которых приходилось тратить прорву денег на без конца рвущиеся колготки. Под конец это меня настолько задолбало, что с весны по осень я ходила с голыми ногами, лишь на зимний сезон покупая колготки с начесом. То ли никто ничего не заметил, то ли все делали вид, что не замечают, но пня мне никто не дал. Но юбки я с тех пор не люблю. Хотя, кажется, больше я не люблю накидки.

Мимо меня прошел невысокий светловолосый мальчик в странной одежде. Видимо, этот из семьи волшебников. Прилизанные светлые волосы и аккуратная одежда производили приятное впечатление. Это лучше, чем вечно неопрятный Дадли с жирной задницей, кучей пакостей и поганых слов наготове.

Вокруг мальчика тут же засуетилась другая ассистентка. Тем временем девушка примерилась обрезать ножницами рукав.

— Простите, а вы не могли бы взять на пару сантиметров побольше? — вежливо попросила ее я. — И аккуратно подшить, чтобы не было заметно?

— Хорошо, мисс, — девушка логично рассудила, что «желание клиента — закон» и какая бы ни была у меня блажь, но если она не противоречит школьным правилам — ее нужно выполнить.

— А это зачем? — мальчишке, видимо, надоело стоять без дела, и он начал разговор.

— Так мы же растем, — фыркнула я. — Даже через полгода эта мантия будет болтаться, как будто я у коротышки какой-то ее украла, а на следующий год — так вообще несусветное что-то будет.

— Ты собираешься носить эти же мантии на следующий год? Новые покупать не будешь? — с непониманием в глазах уставился на меня мальчик.

— Зачем? Если эти будут по росту и нормально выглядеть, то зачем зря тратить деньги, на которые можно какую-нибудь другую важную мелочь купить?

— А если порвутся?

— А зашить? — препираловка начинала мне нравится. — Хотя да, прости.

— За что?

— Ну, я забыла, что ты мальчик. Вряд ли ты шить умеешь.

— Не умею. Ну и что? Зато я на метле летать могу. Вот бы папа мне купил гоночную. Жаль, что первокурсникам метлы свои иметь нельзя, но я бы придумал, как ее протащить в школу.

— А зачем?

— Что — зачем?

— Гоночная — она ведь сложней обычной, верно? А как взрослые мы все равно летать не сможем.

— Ничего подобного! Я — могу.

— Как? Слушай, я не летун, конечно, но даже элементарные принципы вычисления базовой скорости полета и примерной силы встречного потока ветра как бы намекают, что если мы разгонимся хотя бы на минимальную скорость гоночной метлы — то нас просто сдует. И это проблема не умения и мастерства, а веса. Хотя… Если ты возьмешь на спину рюкзак с кирпичами, то дело, возможно, выгорит. Если решишься — удачи, — усмехнулась я.

В это время со стороны входа в магазин раздался стук. За окном маячил знакомый мне великан. В магазин зайти он не решался, но заметив, что я на него смотрю, приветливо помахал мне рукой. Я передернулась.

— Кто это? — внезапно осипшим голосом спросил у меня мальчик.

— Мужик. Говорил мне, что Хагридом его звать. Представляешь, он меня неделю назад хотел из дома забрать! Стучал, стучал, орал, орал… Хорошо хоть дверь, видимо, все-таки зачарованная, — я передернулась, вспоминая «минуты икс», проведенные в безуспешных поисках хоть чего-то, подходящего в качестве самообороны на случай, если сей индивид прорвется в дом.

— Сочувствую, — произнес мальчик, глядя на великана.

— Спасибо, — тихо пробормотала я.

— Если хочешь — можешь пойти со мной и моими родителями. С нами не тронут, — предложил мне светловолосый, когда великан скрылся восвояси. Надолго ли? Неизвестно.

— Нет. Мне надо тут ждать. Меня забрать должны.

Попрощавшись с мальчиком, я принялась ждать Северуса. Тот пришел минут через десять и, уточнив у меня, все ли готово, попросил ассистента доставить коробки с моими покупками домой. К нему… Или уже к нам. Признаться, к дому в Паучьем Тупике я привыкла намного быстрей, чем к жилищу Дурслей. Попрощавшись с мадам Малкин, мы уже вдвоем отправились к книжному магазину. Северус не торопился разговаривать со мной.

— Вот это дааааа… — протянула я, когда мы переступили порог «Флориш и Блоттс». По своим масштабам магазин превосходил нашу городскую библиотеку, причем вместе с хранилищами. Всюду, куда ни кинь взгляд, стояли высоченные книжные шкафы, уставленные самыми разными книгами. Тут были и волшебные раскраски для самых маленьких, и здоровенные томищи в дорогих кожаных переплетах, явно предназначающиеся не столько для чтения, сколько для коллекции. В общем, это был магазин моей мечты, и не стоит удивляться тому, что в нем я провела как минимум часа три, скупая как то, что гарантированно могло пригодиться, так и то, что представляло хоть какой-нибудь интерес. А интересы у меня были… специфическими, как помнится.

Вышли из «Флориш и Блоттс» мы лишь после обеда. Уточнив, не голодная ли я, и получив «нет» в качестве ответа, Северус, видимо, счел, что обед действительно подождет, а вот палочкой мне все-таки надо обзавестись. Именно поэтому вместо того, чтобы возвращаться домой или искать закусочную, мы отправились к каминной сети. Долгий полет по трубе — на этот раз намного дольше, чем в прошлый раз, после которого мы оказались… Заметив таблички на незнакомом языке, который я, впрочем, понимала, я уточнила у Северуса, в Великобритании ли мы находимся. Чуть улыбнувшись, он принялся рассказывать мне про Летучий Порох и, конечно же, не обошел вниманием тот факт, что мы в данный момент находимся в Мюнхене. Путь лежал в лавку Грегоровича — по словам Снегга, это был восточноевропейский аналог Гаррика Олливандера.

Что же — к Грегоровичу, так к Грегоровичу. Тот оказался чем-то похожим на Олливандера: таким же старым и седым, обитал в таком же захламленном магазине… Разве что сплетни не распускал, предпочитая просто выполнять свою работу.

Обмерив меня чуть ли не вдоль и поперек, мужчина принялся метать на стол волшебные палочки, заставляя меня делать ими пробные взмахи. Не сказать, чтобы это положительно сказывалось на обстановке его магазина: то и дело что-то билось, ломалось, сыпалось с полок, но судя по всему, изготовителя волшебных палочек это ни капли не волновало. Только хмурился он все чаще, поглядывая то на меня, то на Северуса.

— Знаете что… Попробуйте-ка вот эту, — мужчина отправился к одному из пыльных дальних углов, доставая привычный фирменный футляр. Буквы на нем давным-давно стерлись, а коробка выглядела, словно ее корова жевала. Впрочем, палочка внутри казалась абсолютно новой.

Едва я приподняла ее вверх, по лавке пронесся несильный поток теплого воздуха, который не принес никаких разрушений.

— Да, думаю, что осина десять с четвертью дюймов и сердцевиной из волоса единорога вам отлично подойдет, юная леди.

Расплатившись, я получила футляр с палочкой. И прежде, чем мы с Северусом успели покинуть лавку, Грегорович произнес мне вслед:

— Но вашу палочку вам все-таки надо будет найти, юная леди. Какая жалость, что волшебники в вашем регионе уничтожают палочки после смерти владельца. Что за безумная идея — считать, что если человек умер, то его собственная палочка ему больше не понадобится…

Вот за что не люблю я старых людей — так это за то, что от них редко услышишь информацию, поданную в удобоваримом и готовом к восприятию виде. Все намеки, намеки… А ты сидишь такая и догадываешься потом, что же имели в виду под той или иной фразой. Путь до Великобритании по каминной трубе прошел в полном молчании. Футляр с палочкой Северус у меня забрал, едва мы оказались дома. Я привычно уже не стала пререкаться и требовать вернуть мою вещь. К школе отдаст, никуда не денется — учиться мне без нее никак. А сейчас она мне все равно без надобности, потому что я не то что заклинаний — даже с какого конца браться за это оружие, не знаю. Так что отлично понимала, почему именно Северус вместо того, чтобы вернуть мне осиновую палку, предложил почитать учебники, а также попрактиковаться в правописании с помощью пера и чернильницы.

Опыт выдался… Тот еще. Четыре часа пыхтений и потений привели к тому, что я с ног до головы измазалась этими гребаными чернилами, один раз даже случайно опрокинула чернильницу на себя, сломала три пера… Но все-таки писать научилась! Ну, пока что, конечно, все равно с кляксами получается, но уже лучше, чем было в начале. Решив, что изнасилование перьев, бумаги и собственного мозга на этом можно остановить, я убрала бардак на столе и пошла отмываться. Кажется, со стиркой мне понадобится помощь Северуса… Решив к ней прибегнуть только в том случае, если пятна от чернил не отстираются с помощью стандартных средств, я относительно быстро отмылась, переоделась, выстирала вещи и повесила их сушиться на бельевую веревку во дворе, после чего привычно уселась читать в гостиной. Северуса я до сих пор не видела. Впрочем, меня это обстоятельство ни капли не волновало — я уже привыкла, что он все время торчит или в лаборатории, или в кабинете.

Книга попалась интересная. «История Хогвартса» рассказывала о моей школе все: начиная от создания замка, в котором четверо волшебников обучали магическим искусствам тех, кого считали достойным, и заканчивая нашими днями. Северус оказался не просто преподавателем, но еще и деканом одного из факультетов. Кстати, самих факультетов было четыре, и отличались они отнюдь не нагрузками и наличием профильных предметов, как это было в наших школах, а характеристикам, по которым подбирались их ученики. Гриффиндор — подходящее место для смельчаков. Причем под смельчаками понимались как те, кто в нужный момент может смотреть без страха в глаза самой смерти и отдать жизнь за своих близких, так и те, кто просто без царя в голове нарывался на неприятности. Слизерин привечал хитрых и честолюбивых, причем хитрость запросто могла граничить, а то и вовсе являть собой одно целое с подлостью. Пуффендуйцы славились своим упорством… Одним словом, это были либо трудоголики, либо люди, бьющиеся головой о каменные стены и раз за разом наступающие на одни и те же грабли. Когтевранцы славились своим незаурядным умом, причем в роли ума могла выступать как житейская смекалка, позволяющая находить выход из самых неприятных ситуаций, так и пресловутое «зубрильство». Мда… Что называется, было из чего выбирать. Но выбор был сделан практически сразу же.

Все предлагаемые характеристики имелись у меня если не в полном объеме, то в достаточном количестве. Да и иначе нельзя было… Ну невозможно в современном мире жить, не имея наглости, рук из плеч, мозгов и не обладая определенной психологической гибкостью и способностью врать, не краснея. Так что система разделения «по признакам личности» в Хогвартсе морально устарела на тысячу лет. Уж лучше бы сделали факультеты с разделением на профильные предметы. На Гриффиндор, допустим — спортсменов. Из Когтеврана вышел бы отличный физмат, для слизеринцев наверняка бы сделали профильным изготовление всякой отравы и изучение способов прибить противника одним движением палочки, а уж Пуффендуйцы сто процентов стали бы какими-нибудь натуралистами, биологами, травологами, или как их там… Гербологами.

Рядом на диван опустился Северус и впервые с интересом принялся смотреть на книгу у меня в руках.

— Надо полагать, ты выбираешь заранее факультет, на котором будешь учиться.

— Да, — я аккуратно вложила в книгу закладку и поместила ее на стоящий рядом столик.

— Надо полагать, выбор за Гриффиндором, — с долей плохо скрытого ехидства в голосе произнес мужчина.

— Нет, — я пожала плечами.

— Но твои родители учились именно на этом факультете.

— И что с того? Кажется, у нас давно не пятнадцатый век, когда дети были обязаны идти по стопам своих родителей и выбирать идентичную профессию, ну или то же самое место учебы.

— Значит, на Гриффиндор не пойдешь? Тогда иди на Слизерин, — в голосе Северуса прозвучала плохо скрытая радость.

— Ни за что, — я вздохнула. — Ты уж извини, но я знаю, что из себя представляют дети богатых да знатных. Большая их часть, как правило — эдакие избалованные мажорчики, считающие себя лучше всех уже за сам факт своего рождения в «особой» семье. К тому же я полукровка и не хочу большую часть своего свободного времени тратить на лишение однокурсников гипотетического потомства. И, вдобавок — ни на Слизерине, ни на Гриффиндоре нечего делать Николь, а я ее бросать не намерена. Да и блат в твоем лице мне уж точно не нужен. Давай еще сюда добавим, что гриффиндорцы и слизеринцы друг с другом на ножах, а среди и тех, и тех могут оказаться нормальные ребята, с которыми можно и нужно поддерживать если не дружбу, то хотя бы нейтралитет.

— Ну и куда ты тогда пойдешь?

— На Когтевран, естественно, — спокойно ответила я. — Извини, если разочаровала.

— Да нет, не то что бы… — было видно, что Северус пребывал в замешательстве, но не выглядел расстроенным. — А что, если Шляпа выберет для тебя другой факультет?

— Ну вот когда выберет, тогда и будем говорить. А пока что я сделала предварительный выбор и определилась с собственными предпочтениями.

Это был наш последний более-менее серьезный разговор перед школой. Оставшееся время до первого сентября было проведено в теплой семейной обстановке. На территорию магического мира мы больше не отправлялись, предпочитая проводить время либо дома, либо на природе вокруг Коукворта. По вечерам профессор зельеварения учил меня играть в волшебные шахматы и даже один раз пустил к себе в лабораторию посмотреть, как именно варят зелья.

Отчасти я даже жалела о том, что скоро начинается учебный год и привычный распорядок дня и ставшие обыденным делом занятия сменятся чем-то новым. Радовало лишь то, что среди грядущих новых впечатлений наверняка будет масса приятных.

И вот наступил он — день, снова изменивший мою привычную жизнь. Первое сентября — день, когда я прямо с утра отправилась в Хогвартс из довольно необычного места и вдобавок — на немного необычном поезде. Стоит ли удивляться тому, что в этом поезде я познакомилась с несколькими не совсем обычными (и, возможно — не совсем нормальными) людьми?

Тяжелая коса хлестала по спине, ладони вспотели, но остановиться и вытереть их я не могла уже просто потому, что моя тележка при этом отправилась бы в свободный полет. Северус шел рядом с еще большим количеством вещей на тележке и на ходу раздавал последние инструкции.

— Если боишься — проходи барьер с разбега. Поезд будет один, так что не спутаешь. Билеты не привязаны к месту, поэтому занимай любое свободное, которое придется по нраву. Багаж бери с собой, в коридоре не оставляй. Украсть не украдут, но какое-нибудь заклинание наложить, чтобы волосы дыбом встали или кожа цвет поменяла — это они запросто.

Должно быть, Северус имел в виду старшекурсников, которые наверняка знали максимум заклинаний и не стеснялись с их помощью подкалывать младших.

— Я с тобой пойти не могу — у преподавателей свой вагон. К сожалению, взять с собой ребенка тоже будет нарушением правил. Впрочем, если не будешь рассказывать всем о том, кто ты такая — доедешь до Хогвартса без приключений и лишнего внимания. Так, билет взяла?

— Да, Северус.

— Багаж проверила? Ничего не забыла?

Иногда у меня возникал вопрос — а кто именно из нас двоих должен волноваться? Вроде бы как я, впервые поступающая в Хогвартс. Но почему-то именно Северус с самого утра суетился, раз за разом повторял мне очевидные вещи и вообще — был сам на себя не похож.

Мы остановили тележки в стороне от людского потока. Северус в который раз принялся осматривать свертки и коробки, не поместившиеся в мой чемодан с вещами. Смешок прорвался во внешний мир против воли.

— Северус, все в порядке. Мы ведь уже двадцать раз проверили, что взяли и что нет.

— Я это отлично знаю, но просто…

Договорить мужчине я не дала — сделав шаг вперед, обхватила его руками за пояс — выше просто не дотянулась.

— Все нормально. Не надо за меня так переживать — мне же не три года. Я отлично запомнила, куда идти и что делать, а тем более — куда не ходить и чего не делать.

— Я знаю, что ты у меня умница, Юла, — мне показалось или его голос подозрительно дрогнул?

Первым разжав объятия, мужчина пожелал мне удачи и, неожиданно резко толкнув свою тележку, ввинтился в людской поток. Его вагон находился, насколько я поняла, ближе к хвосту поезда, поэтому на платформу девять и три четверти он собирался зайти намного дальше, чем это надо было сделать мне. Глаза подозрительно щипало — за прошедшие недели я начала воспринимать Северуса как члена семьи. И не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться — пусть и временное, но расставание с ним вызывало у меня далеко не самые приятные ощущения.

Мой же путь лежал к ближайшей колонне. И я уже было собиралась разогнаться и проскочить через барьер, как путь мне неожиданно преградил мужчина в полицейской униформе. Еще несколько его коллег лавировали вокруг в толпе. Явно была либо какая-то облава, либо серьезная проверка, поскольку обычно не обращающие на меня внимания представители закона вдруг заинтересовались прилично одетой и чистой рыжей девочкой, которая даже отдаленно не напоминала бездомных побродяжек, которые чаще всего являлись их «постоянными клиентами».

— Юная леди, где ваши родители? Они должны знать, что ребенку ваших лет не место на вокзале в полном одиночестве.

Я растерянно обвела взглядом перрон, понимая, что, кажется, влипла. Северус давно ушел, а никто из взрослых людей не согласится подыграть мне. Впрочем, невелика беда — я наверняка найду способ дать знать о себе Северусу из отделения, а уж он что-нибудь придумает. Правда, мне не светит покататься на Хогвартс-экспрессе, но это, по сути, мелочи.

Словно впервые обратив внимание на то, что вокруг меня нет взрослых, я принялась озираться вокруг. Надо было выдать максимально подходящую реакцию для полисмена. Будет хреново, если в отделении вскроют мой чемодан и все эти свертки, а затем обнаружат внутри книги, которые, мягко говоря, были далеки от привычных человеческих изданий… Впрочем, я всегда могу соврать, что это что-то вроде театрального реквизита для розыгрыша или представления. Главное — врать убедительно.

— Сэр, я понятия не имею… — растерянно пролепетала я. — Они вот только что были здесь, а потом…

В толпе неожиданно выделились на фоне остальных несколько рыжих людей. Низенькая полная женщина руководила компанией парнишек, двое из которых были близнецами на пару лет меня старше, один — моим ровесником и еще один — старше года на четыре, а то и на все пять. За руку женщина крепко держала девочку на год меня младше, которая показывала на меня пальцем и что-то быстро говорила на ухо матери. При этом у всех мальчиков были тележки точь-в-точь такие же, как и у меня, а в клетке на руках у самого старшего находилась серая старая сова. Волшебники, как пить дать, волшебники… Словно невзначай, на мгновение отвернувшись от полисмена, я повернулась к женщине и умоляюще сложила руки на груди. Полная нахмурилась, а потом неожиданно кивнула и поспешила к нам.

— Луиза, дорогая, ну где ты ходишь! Сколько раз я говорила тебе — никогда не зевай, не смотри по сторонам, не лезь к незнакомцам и слушайся братьев. Перси, я ведь сказала тебе присматривать за сестрой, так почему ты даже элементарное поручение выполнить не в состоянии?

— Прости, мам, я отвлекся и… — виновато забормотал старший мальчик, принимая участие в игре. — Лу, ну что ты встала, как вкопанная, давай пошли — поезд ждать не будет, и если мы в этот раз из-за тебя опоздаем, то…

— То мы опять завяжем твою косичку узлом вокруг ножки кровати, несносная ты наша сестренка, — елейным голосом подхватил один из близнецов.

— Мама! Перси! — я кинулась сначала к женщине, а потом к «старшему брату», перед этим не забыв показать язык близнецам. — Я же на секунду только отошла, а потом… Люди-люди кругом, а все незнакомо и вас не видно, и…

— Не теряйтесь больше, юная леди, — полицейский тут же потерял к нам интерес. А ведь мог бы и документы потребовать, но даже к лучшему, что на этом он свой долг посчитал выполненным. Какое-то время я молча шла рядом с остальными, а когда ревнитель закона скрылся из глаз, повернулась к женщине и произнесла:

— Спасибо вам. И вам спасибо, Перси и…

— Это Фред, а это Джордж. А ты, надо полагать, первый раз в школу, как и Рон, мой младший?

Стоящий рядом с ней долговязый верзила, который был едва ли не одного роста с матерью, страдальчески закатил глаза. Да, заботливые мамы — они такие… Для них ты всегда остаешься маленьким ребенком, даже когда обзаводишься седой бородой.

— Мам, вообще-то я Джордж.

— А я Фред, — ехидно заявили по очереди близнецы.

— Ох, простите, пожалуйста…

— Я пошутил — я вообще-то Фред, — фыркнул первый и, толкнув тележку вперед, быстрым шагом направился к барьеру.

— Женщина, и ты смеешь называть себя нашей матерью? — фыркнул второй, после чего составил компанию первому. Забавные ребята. Веселые. Так… Значит, сейчас мне надо…

— Просто разбегись посильней, если боишься, — дала мне совет добрая женщина. Упустив из виду тот факт, что если я с этой долбаной тележкой сейчас разбегусь, то рискую добраться до Хогвартса исключительно на силе инерции.

Поэтому я кивнула в знак того, что приняла к сведению ее слова, после чего спокойным шагом прошла сквозь магический барьер и принялась рассматривать место, где оказалась.

Платформа как платформа, если не считать того, что на ней были одни волшебники, да и ярко раскрашенный поезд под названием «Хогвартс-экспресс» все-таки отличался от тех, что остались на вокзале Кингс-Кросс.

— Круто, да? — рядом со мной оказался долговязый Рон. — Уже седьмой год хожу братьев в школу провожать — дождаться не мог, пока сам поеду.

— У тебя грязь на носу, — тихо произнесла я, после чего достала пачку влажных салфеток, зеркало и протянула все это добро Рону. — Давай быстрей стирай, а то мама увидит, и уж тогда…

Учитывая, что большинство мам предпочитают стирать грязь с лица детей своей же собственной слюной… Так скажем, я понимаю, почему Рон на меня посмотрел с такой благодарностью. Все-таки полная женщина хоть и является сама по себе хорошей мамой, но в чем-то душит детей заботой. И как только умудряется за всеми успевать, если их аж пятеро?

— А, Рон, вот ты где. Давай-ка пробирайся в вагон и… Фред, Джордж — девочке помогите, она ведь не поднимет такую тяжесть.

Прежде, чем я успела пикнуть, один из близнецов поднял в вагон мой чемодан, а второй так же непринужденно подхватил под мышки меня и поставил в тамбур.

— Мы все сделали, мама! — фыркнул один из них.

— Спасибо, Джордж, — я присела в шуточном реверансе, после чего перехватила ручку чемодана поудобней, повесила на плечо сумку со свертками, которые в чемодан не влезли, и направилась на поиски свободного купе.

— Откуда она догадалась, что ты… — конец тирады обескураженного Фреда потонул в грохоте колес тележки по полу вагона.

Все купе были открыты, но в каждом из них уже сидели четверки, а то и пятерки мальчиков и девочек разных возрастов. Поэтому я проходила мимо до тех пор, пока из одного купе меня не окрикнули по имени. Голос Николь я узнала сразу, поэтому без раздумий зашла в купе, втолкнув перед собой тяжелый чемодан, и закрыла дверь за собой. Почему? Да просто потому, что со мной в комнате получалось ровно четыре человека, и нужен ли нам пятый — очень большой вопрос.

— Привет, Лили, — Николь помахала мне рукой. Она сидела у окна рядом с пухленьким мальчиком, который держал на коленях огромную зеленую жабу. И с подозрением косился на Николь — видимо, подруга уже рассказала ему, что по учебной программе маггловской школы земноводных полагается препарировать.

— Боже мой! Ну конечно же! Ты — Лилиан Поттер, — произнесла девочка с волосами, уложенными в креативную и модную во все времена прическу «я упала с самосвала, тормозила чем попало». При разговоре обнаружилось, вдобавок, что у девчонки передние зубы чуть крупней остальных, что производило довольно милое впечатление. Да, знаю, у меня свои, специфические понятия о красоте — мне всегда нравились люди, которые не вписываются в так называемые «идеальные пропорции». Маленькие губки и круглые очки Николь в роговой оправе, волосы этой девочки и непропорциональные зубы — все это произвело в свое время на меня исключительно положительное впечатление. Я уж молчу про крючковатый нос Северуса и его странную для англичанина прическу…

— Я о тебе прочитала все, что нашла в книгах. Ты ведь знаешь, что…

— Что моих родителей убил у меня на глазах жуткий темный маг с претензией на мировое господство? Отлично знаю. Надеюсь, что и ты знаешь о том, что напоминать о таких вещах человеку в довольно приятный день как минимум омерзительно с твоей стороны. Прояви, будь добра, долю тактичности и уважения, выбрав иную тему для разговора. Как, говоришь, тебя зовут?

— Но… Я… Гермиона Грейнджер, — на какое-то время я, кажется, выбила девчонку из колеи столь жестким ответом, но по-другому с ними нельзя. Заебут ведь вопросами. Сколько там их в Хогвартсе? Северус говорил, что каждый год поступает около пятидесяти человек, а курсов аж семь, итого — три с лишним сотни любопытных детей, и все на мою голову. Лучше уж сразу дать им всем либо поодиночке, либо всем вместе понять, что со мной не нужно говорить на тему прошлого. Интересно, если даже мне самой неприятно об этом говорить, то что бы на моем месте чувствовала настоящая Лилиан? — Куда вы собираетесь поступать?

— Я не знаю, — неуверенно промямлил мальчик. — Бабушка говорит, что на Гриффиндор мне в жизни не попасть, но и на Слизерин я не хочу. А Когтевран не для меня и… Получается, что если и попаду, то в Пуффендуй. Если меня не выгонят…

У-у-у-у… Мда. Тяжелый случай, крайне тяжелый. Бабушкины внуки — они такие, еще хуже маменькиных сыночков.

— Я вот не знаю. Я прочитала все о Хогвартсе, но так и не решила, куда мне идти. Можно отправиться в Гриффиндор — этот факультет заканчивал в свое время сам Альбус Дамблдор, но мне кажется, что и Когтевран будет очень неплохо. Вот только возьмут ли меня? Я прочитала все наши учебники и дома попробовала выполнить несколько простых заклинаний из…

— Справочника тысячи элементарных заклинаний авторства… — вставила я.

— Ты его тоже читала!

— Увы, только читала. Практиковаться мне не позволили. А…

— У меня тоже палочку родители сразу забрали и вернули только перед тем, как на поезд посадить, — пожаловалась мне Николь.

Гермиона снова открыла рот и затарахтела, давая нам пояснение о том, почему именно знающие о магии люди стремятся отбирать у своих отпрысков палочки. Привела некоторые примеры неудачных попыток колдовать, описала последствия применения некоторых заклинаний.

— Я, пожалуй, пойду, — неуверенно промямлил мальчик и, прихватив свою тележку, отправился восвояси. Мы с Николь только переглянулись, а Гермиона растерянно замолчала на полуслове. В глазах девочки я заметила намек на слезы. Да, вот такие вот они, дети. Нет, Грейнджер, конечно, грузит похлеще нашего препода по философии, но… Бросив мимолетный взгляд на Николь, я заметила ее улыбку и легкий кивок.

— Сладости, кому сладости? — прервал наш молчаливый диалог и стрекот Гермионы голос разносчицы, которая предлагала всем едущим в купе детям приобрести разную сладкую всячину. При слове «сладости» все другие мысли, кроме «опа, простые углеводы» из моей головы сразу выветрились. Одновременно с Николь я вскочила с полки и двинулась к выходу из купе.

— А… Вы что, тоже уходите? — было видно, что девочка расстроилась из-за того, что новые друзья собираются сбегать. Видимо, далеко не у всех детей одиннадцатилетнего возраста пропускная способность слухового канала совпадает со скоростью передачи данных Гермионой Грейнджер, вот и тусовалась бедная девочка в одиночестве. Как, впрочем, и Николь до знакомства со мной.

— Сейчас мы придем, — бросила я на ходу, звеня мелочью в карманах.

«Сейчас» растянулось на добрых двадцать минут, поскольку у тележки собралась очередь, да и женщине приходилось пояснять людям, с миром волшебных сладостей незнакомым, что представляет собой конкретный товар и с чем его едят. Меня больше всего заинтересовали шоколадные лягушки и, конечно же, непосредственно шоколадки. Николь, как истинный любитель экспериментов, купила себе коробку всевкусных конфет Берти Боттс, проигнорировав тот факт, что некоторые из них обладают совсем несъедобными вкусами вроде ушной серы или, там, мазута. А я прихватила три шоколадки и десяток шоколадных лягушек. За один присест все это было съесть немыслимо, но знакомство с кухней родного детдома позволяло мне предположить, что в Хогвартсе меню не будет блистать разнообразием и первое время мне не повредит «дозаправка» в виде различных сладостей.

Когда мы вернулись в наше купе, то обнаружили, что оставленная в одиночестве девочка с плохо прочесаными каштановыми волосами смотрит в окно, глотая слезы. Ну вот, довели ребенка. Нет, ну мы же сказали, что сейчас вернемся и даже багаж свой здесь оставили, а она…

— Гермиона… Ну ты чего? — я снова примостилась на полку рядом с девочкой, а Николь заняла свое место напротив нее и тут же тактично сделала вид, что кроме коробки с разноцветными и разновкусовыми драже ее ничего в этом мире не интересует. Девочка всхлипнула последний раз, достала из кармана платок и принялась было стирать с лица слезы, но я ее остановила.

Мордашку вытереть действительно надо, а вот глаза лучше не трогать — красные, как у кролика, моргалки не придадут девочке никакой привлекательности, по своему опыту знаю. Когда Гермиону более-менее привели в порядок, я протянула ей шоколадную лягушку и спросила:

— Кстати, как тебе идея отправиться с нами на Когтевран? Будем вместе тусоваться...

— Вы… Вы серьезно? — глаза девочки стали похожи на блюдца. Хм, похоже, мы первые в ее жизни, кто предложил ей дружбу, хоть и столь экстравагантным методом. Ну а что поделать, если из шаблонного «давай дружить» мы с Николь выросли морально задолго до знакомства друг с другом?

— Серьезно.

— Обычно со мной не хотят дружить. Потому что я много говорю и много учу. А еще обзывают.

— Обзовут — я им носы сломаю.

— Это будет нарушением школьных правил! Тебя за это накажут, — возмутилась Гермиона.

— Но носы уже будут сломаны, — заметила я, открывая вторую лягушку и успевая сцапать эту падлу прежде, чем она выскочит из коробки. Кто вообще придумал, что бегающие от своих владельцев конфеты — это клево? Нет, с точки зрения фитнеса — так кому-то это даже полезно будет, а вот с позиции гигиены… Ведь по каким только поверхностям эта лягушка не пробежится, пока ее догонят…

— А ты? Ты тоже не против того, что я… — начала Гермиона, обратившись к Николь.

— А почему нет? Ты прикольная. Будешь у нас вместо радио, — фыркнула подруга, доставая из сумки книгу и тут же погружаясь в чтение.

— Все, теперь не дозовемся в реал до самого прибытия в школу, — сообщила Гермионе я, распаковывая уже третью лягушку и только сейчас обращая внимание на карточки-вкладыши. Северус мне про волшебные карточки как-то рассказал. Мда… Что я могу сказать… не хотелось бы мне, чтобы у меня были портреты, которые бы за мной следили. Как-то это слишком… Может, кому-нибудь отдать, кто увлекается коллекционированием?

Дверь купе распахнулась, и внутрь заглянул знакомый рыжеволосый мальчик.

— Вот ты где! Привет, — заметив, что я не одна, Рон поздоровался с остальными и подошел ко мне, протягивая упаковку с салфетками и зеркало, которые я ему давала на перроне и которые, возможно, в первый раз в жизни, забыла забрать обратно. Хотя обычно я за вещами слежу. — Ты быстро убежала, и я не успел сразу отдать. Извини.

— Ничего страшного, — заверила мальчика я. Заметила, каким голодным взглядом он прошелся по лежащим на столам шоколадным лягушкам, и предложила. — Угощайся.

— Нет, спасибо, я…

Так, ну все понятно. Мальчик из довольно бедной семьи — явно на нем одежда, доставшаяся от старших братьев (не по фигуре сидит — сразу видно, у меня на такие вещи глаз наметанный), надо полагать — от них же достается все остальное мало-мальски ценное имущество, а сладкое в доме только по праздникам и на всех по конфетке. Сама в детдоме жила, отлично понимаю, о чем речь ведется. С одной стороны — сладкое в жизни не главное, по пацану вон заметно, что он в семье, что его любят… Черт подери, да сраных десять лет назад я бы все на свете отдала, чтобы попасть в любящую семью, и пофиг было бы мне на те сладости и на присутствие или отсутствие телевизора… Я бы с удовольствием согласилась на десяток-другой братьев (неважно — старших или младших), если бы они меня любили… Но да — ему не понять, что такое «вне семьи», а вот по поводу шмоток он явно комплексует. Кстати, он, как и Гермиона, уже переоделся в школьную мантию. Вот только на Гермионе новая мантия от мадам Малкин, подогнанная, где надо, а на Роне… Хм, ну что же, иголки с нитками у меня есть, надо будет облагородить, пока едем. Мальчик-то хороший, жалко, если травить его начнут. А так, глядишь, появится в нашей исключительно женской компании представитель мужского пола. Надо будет еще парочку найти, чтобы поровну всех было.

Рон был усажен рядом с Николь, накормлен шоколадными лягушками и одарен всеми имеющимися на тот момент карточками. Глядя на блестящие от счастья глаза мальчишки, я не могла нарадоваться. Не прошло и часа, как мы знали о Рональде практически все. Да, он действительно из многодетной семьи, причем старших братьев у него не три, а целых пять. Вдобавок — есть младшая сестра. Как с этим выводком управляется миссис Уизли — для меня загадка века, но надо полагать, что и без строгого отцовского ремня дело не обходится. Вот кто бы из его однокурсников вернул девочке забытые копеечные вещи?

Проблем у Рона было много. Верней сказать, их было три. Первое — неуверенность из-за собственного внешнего вида. Когда всю жизнь донашиваешь чужую одежду — такое иногда проявляется. И не надо мне напоминать про мой детдом: между моей ситуацией и той, что была у Рональда, есть большая разница — в моем детдоме все были друг другу равны. Все ходили в обносках, все жрали подгоревшую кашу комками, все стояли в очереди для того, чтобы воспользоваться получасом интернета на старых задрипанных компах, а также все при случае получали от воспитателей и учителей хороший втык за дерьмовое поведение или незастеленную кровать. Нет, бить нас всерьез никогда не били — тут уж чего не было, того не было, врать не буду. Но наорать и запереть в кладовке на часок-другой могли только так. Причем не всегда наказание было справедливым.

А вот Рону не повезло, да… Оказаться единственным мальчишкой в старой мантии — это просто шизец как невесело. Да ладно бы старой — мантия-то качественная и смотрится красиво, а вот тот факт, что она Рону длинновата — это да, это проблема. Он же наступит на полы двадцать раз прежде, чем куда-то дойдет.

Вторая проблема Рона, исходящая из первой — отсутствие самостоятельности, невозможность принимать решение. Тут сказывается рука и голос заботливой мамы. У нас в детдоме мам не было, а персонал — от воспитателей до поваров — придерживался довольно распространенной методики воспитания под названием «трудотерапия». Основным правилом этого воспитания было «не жди, пока все сделают для тебя — сделай сам». Мы сами мыли за собой посуду, сами убирали в комнатах, сами стирали и ремонтировали вещи. С тяжелым барахлом и, допустим, проклейкой и прошивкой обуви младшим помогали старшие. Как правило, выпускники нашего детдома все поголовно умели провести мелкий ремонт, поклеить обои, «задраить люки», то есть заклеить окна на зиму, забить гвоздь, приготовить около двух десятков самых распространенных блюд и так далее. А вот Рональду наличие мамы все эти способности развить не позволило.

Ну и третья — вечный «комплекс младшего». Двое старших братьев полностью реализовали себя: один из них работал с драконами в Румынии, а второй находился где-то в Египте по заданию «Гринготтса». Перси стал старостой, а близнецы просто были всеми любимы и вдобавок — играли в квиддич. Стоит ли удивляться тому факту, что Рон в итоге боялся так и не стать равным своим братьям? Ладно, эта проблема так просто не решится, над этим как-то потом надо будет работать. А вот кое-что можно разрулить сейчас.

Нитки подходящего цвета нашлись в компании с иголкой в боковом кармашке чемодана.

— Снимай мантию, — обратилась к Рону я.

— Чего?

— Давай снимай. Сейчас увидишь, чего, — добродушно произнесла я. Привыкший слушаться женщин мальчик все-таки стянул с себя тканевый плащик, оставшись в рубашке, жилете, брюках и криво повязанном галстуке. Так, галстук перевязать, рукава рубашки и штанины брюк тоже надо будет подшить прямо на нем, и получится не мальчик, а заглядение.

Когда я перешла ко второму рукаву мантии Рона, дверь в купе открылась и на пороге возник старый знакомый из магазина Мадам Малкин. Его появление в сопровождении двоих мальчишек помассивней было настолько неожиданным, что даже Николь в кои-то веки положила на стол книгу и уставилась на вошедших из-под очков в роговой оправе.

— Значит, это ты Лилиан Поттер? — спросил у меня прилизанный.

Я пожала плечами. Мол, догадайся сам. С учетом того, что этот тип явно искал меня целенаправленно, а рыжеволосая и зеленоглазая девочка — явление крайне редкое, а на первом курсе я, скорей всего, одна такая — найти меня было как раз плюнуть.

— Я Малфой. Драко Малфой, — вычурное представление мальчика заставило меня улыбнуться. На самом деле, таким тоном может позволить себе представляться разве что крупный деятель в области науки, политики или других сфер. Кто-то влиятельный, сильный, облеченный властью и завоевавший уважение многих людей… Слышать такое из уст одиннадцатилетнего ребенка было малость смешно. Прыснул и Рон. Гермиона и Николь удержали свои эмоции при себе, хотя кинув на них мимолетный взгляд, я поняла, что они тоже с удовольствием бы рассмеялись, подобно нашему новому знакомому.

— Тебе кажется смешным мое имя? — мальчишка выпятил колесом цыплячью грудку и обратился к Нашему Мужчине. И прежде, чем Рон успел хоть слово вставить, сказал. — Не трудись представляться — твое имя я и так знаю. Мне отец так и сказал — если видишь рыжего мальчишку в одежде не по его мерке, то значит — это Уизли. Только в этой семье детей больше, чем могут позволить себе их родители.

А вот это ты, Малфой, определенно зря! Николь, видимо, заметила перемену моего выражения лица и поспешила подвинуться к Рону поближе, беря его за руку. То ли мальчик понял ее без слов, то ли опешил от близкого физического контакта, но слова он не сказал. В это время в игру вступила я.

— Малфой, Малфой… Мне знакома эта фамилия. Кажется, недавно ее видела в какой-то книге…

— Конечно же, видела. Это одна из самых влиятельных семей чистокровных волшебников.

— Что, правда? Неужели и лишняя хромосома есть? — я постаралась сделать максимально восхищенное выражение лица. Примерно так же вылупилась и Николь. Грейнджер, глянув по сторонам, решила составить нам компанию, хотя и явно не понимала, о чем именно речь.

Малфой с важным видом кивнул. Так, что бы еще такое придумать…

— Что, и лоботомию будете делать? Или уже сделали?

Малфой снова кивнул и прямо надулся от важности. Так, теперь главное не заржать. Мы замолчали, снова пялясь во все том же немом восхищении на Малфоя. А парень переводил взгляд с нас на Уизли и откровенно не понимал, что именно дальше делать. Впрочем, в какой-то момент мальчик спохватился и принялся придерживаться выбранной ранее тактики.

— Поттер, я должен тебе кое-что сказать. Наверное, ты не заметила, но некоторые семьи в магическом мире отличаются друг от друга. И я мог бы быть тем, кто может рассказать тебе, что к чему.

— О, извини, пожалуйста, но у меня уже есть человек, к которому я могу обратиться за советом. Большое спасибо за предложение — уверена, если бы ты обратился ко мне раньше, я бы ответила согласием и в обязательном порядке бы…

Короче, они трое слились из купе, даже не дослушав. А жаль — я еще и десятой части предложения не произнесла. Едва за дверью стихли их шаги, как мы с Николь заржали, в промежутке между смехом вповалку объяснив, что к чему, Рону и Гермионе. Пока то да се, я успела подшить рукава и подол мантии мальчика и взяться за рубашку и брюки. Не прошло и часа, как Рон стал выглядеть куда более прилично. Правда, кажется, галстук придется первое время ему завязывать. Ну ничего — научится, вдали от родительского гнезда оно проще будет.

— Девчонки, я ни на что не хочу намекать, но если я сейчас расскажу обо всем, что здесь происходило, Фреду и Джорджу, то с Малфоя будет ржать месяц как минимум весь Гриффиндор, — отсмеявшись, Рон внес рацпредложение. Я пожала плечами, переглянулась с Николь.

— Ну и чего ты ждешь?

До самого приезда в Хогвартс мы Рона так и не увидели. Надо полагать, близнецы и другие гриффиндорцы потребовали подробного рассказа. Прости, Малфой, но никто не вправе оскорблять другого человека только за происхождение из бедной семьи. Прицепись бы ты к манерам Рона или, скажем, к тому, что он ботинки себе так и не почистил — и я бы слова не сказала. И даже синяки бы тебе после драки обработала. А так… Интересно, научится чему-нибудь или стычки продолжатся? Хорошо бы научился. Мальчик вроде неплохой. Ну, только в том случае, если родители ему окончательно мозги не засрали «мы аристократы и мы круче всех, а вот остальные говно».

Примечания:

А вот и Малфой под раздачу попал. А вот и Рон не понял, как именно и куда он попал... И Гермиону быстренько к себе перетащили — ей в этой компании, как по мне, самое место.

В семь часов вечера поезд прибыл на станцию в деревне Хогсмид. Если верить книге, то это была единственная деревня во всем мире, где жили исключительно волшебники. Кроме того — именно в эту деревню отправлялись на выходных «прогуляться» ученики Хогвартса, но увы — только достигшие третьего курса. Мне с моим первым прогулка в эту деревню не светила. Ну и ладно — без этого можно прожить.

На платформе было достаточно светло — горели фонари в отдалении и вдобавок присутствовало большое количество лунного и звездного света. Поскольку нормального освещения не было ни в Мутных Васюках, ни в Коукворте — для меня текущий его уровень был достаточным для того, чтобы видеть все, как днем. Николь я взяла за руку, чтобы не потерялась, а то с нее станется, а вот Гермиона, похоже, была все-таки девочкой более самостоятельной, поскольку шла рядом со мной, на ходу поправляя мантию.

Путь наш лежал к знакомому мне великану. Тому самому, который приходил за три часа до Северуса затем, чтобы отвести меня в Косой Переулок. Северус уже сказал мне о том, что этого великана действительно зовут Хагрид и что он выполняет поручения директора. Но, расспросив в поезде Николь и Гермиону, я узнала, что к их родителям приходил не Хагрид и вообще не человек Дамблдора, а люди из специального отдела Министерства Магии. Надо полагать, что Альбуса Дамблдора вдруг ни с того ни с сего заинтересовала судьба девочки, оставленной им на крыльце дома родственников в ноябре месяце. Поздновато, однако, старикан спохватился. Нет, я помню, что он ничего мне не должен по определению, но хотя бы не строил из себя заботливого директора, беспокоящегося о будущей ученице. Вот зачем он ко мне Хагрида подослал, м?

Увидев среди толпы первогодок, которых он подзывал к себе, меня, Хагрид разулыбался и помахал мне рукой. Я нервно сглотнула. Есть такие люди — липучие, как банный лист. Их можно покрыть отборным матом, пнуть напоследок — и они все равно через какое-то время как ни в чем не бывало придут к тебе с широкой улыбкой и продолжат липнуть. С такими сталкивалась я в свое время в школе милиции и… Ну что могу сказать — проблем с ними порой не меньше, чем с врагами. Правда — мне попадались раньше только девочки, желающие «дружить». А вот как отмотаться от такого верзилы, хотя… Словно только заметив Хагрида, я помахала ему рукой. Улыбаться не стала — все равно он не разглядит с такого расстояния.

В голове мелькнула шальная мысль из разряда «а зачем отматываться». Вроде бы верзила безвреден. Насколько вообще может быть безвреден мужик, рост которого превышает стандартную высоту потолка. Ума у него не палата, манер никаких, выглядит как бомж, но! Но он действительно работает в Хогвартсе, и, кажется, что пересекаться мы с ним будем достаточно часто. А зачем портить отношения?

При виде моего жеста гигант засиял, как начищенный пятак. Но о своих обязанностях не забыл. Оказывается — именно он организовывал нам переправу через так называемое Черное Озеро. Перспектива кататься на лодках не всех вдохновляла — некоторые из первокурсников банально боялись воды. Но мы с Николь и Гермионой отнеслись к грядущему путешествию достаточно спокойно. Даже зная, что в этом озере кого только не водится. Даже зная, что лодками никто не управляет. Даже помня, что мы все трое не особо-то и умеем плавать. Видимо, часть своих мозгов я все-таки оставила в той реальности, где успела стать оперативником в полиции, иначе бы сто процентов постаралась напроситься со старшекурсниками в карету, запряженую странными существами, напоминающими очень худых лошадей без шерсти и с какими-то ободранными шкурами. Хотя… может быть, и не получилось бы, ведь переправа через озеро в лодке — это что-то вроде традиции для первокурсников.

Традиции были соблюдены, и даже, вопреки моим опасениям, обошлось все без эксцессов. Хогвартс соответствовал своему изображению — внушительный гигантский замок со старинной архитектурой. То есть даже при условии регулярного ремонта и поддержания в порядке всех необходимых коммуникаций, на отопление нам рассчитывать не придется. Ладно, я в детдоме привыкла, да и общага у нас была раздолбанная, так что переживу.

Добрались до замка меньше чем за час. И, конечно же, нас провели каким-то боковым переходом мимо главного зала в комнату, находящуюся сбоку от него. Встретила нас профессор МакГонагалл — высокая стройная женщина лет эдак… От пятидесяти до ста пятидесяти — точней сказать не могу. Именно от нее мы получили краткий инструктаж: пройти испытание (читай — надеть на голову Волшебную Шляпу), потом пойти за стол того факультета, который она для нас выберет.

Не прошло и пятнадцати минут, как нас всех завели в парадный зал и начали распределение. Гермиона пролетела на Когтевран без сучка и без задоринки: девочка только тихо сказала пару слов Шляпе, и та тут же распределила ее на данный факультет. Малфоя изделие шляпной промышленности определило на Слизерин, едва коснувшись его прилизанной белобрысой головы. Мальчика с жабой определили на Гриффиндор, к его большому удовольствию. Он-то боялся, что на Пуффендуй… Каждый раз, когда тот или иной ребенок присоединялся к определенному факультету, из-за нужного стола раздавались апплодисменты. Пока суд да дело, зазвучала моя фамилия. Весь зал замер в ожидании — даже за столом педагогов воцарилась мертвая тишина.

Едва я надела на голову Шляпу, как она привычно заговорила со мной. Ну, как водится — «тихо» и «шепотом», так, чтобы слышал весь зал.

— И куда же тебя определить? Я вижу и упорство, и хитрость, и отвагу, и незаурядный ум.

— Когтевран, будьте так любезны, — вежливо и тихо произнесла я. В отличие от шляпы, меня никто не слышал.

— Значит, Когтевран? — да, ну естественно. Ну не могло быть иначе! По секрету всему свету, но чертова шляпа позволила всем понять, что же именно я сказала. — Ладно, будь по-твоему. Когтевран!

«Синий стол» взорвался апплодисментами. Прежде, чем я заняла свое место рядом с Гермионой, меня двадцать раз успели обнять, ущипнуть, подергать за волосы… Короче, проявили ко мне максимум внимания. Не прошло и трех минут, как к нам с Грейджер присоединилась Николь. Что же, банда в сборе. Рон, правда, все-таки улетел на Гриффиндор, но это было ожидаемо.

Следом была речь Дамблдора. Школа, может, и магическая, а всяких там линеек и церемоний никто не отменял — их хватало с избытком как в магическом, так и в обычном мире. В речи директора мне попалась и полезная информация. Первое — никому нельзя ходить в коридор на третьем этаже, а второе — запрещено ходить в Запретный Лес, поскольку там водится куча опасных зверей. Приняв к сведению эту информацию, я дождалась объявления пира и в оцепенении уставилась на еду, которая возникла словно из ниоткуда и от которой начали ломиться столы. Это было… Это просто обалдеть! Я-то думала, что тут у них типовой интернат, а тут… А это… Сказать, что я столько жратвы вижу в первый раз в жизни — это сказать самую настоящую правду. Само собой разумеется, говорить этого я не стала — просто налила себе в тарелку немного супа, а доев его — по образцу пяти стоящих рядом закусок. Вроде как и по ложке всего съела, и наелась, и не переела. В общем — меню Хогвартса меня приятно удивило. Интересно, это разнообразие навсегда или только в честь приезда?

Сытный ужин и богатый на события день сделали свое дело — в общагу я шла уже на автопилоте, иногда кратко отвечая на вопросы однокурсников. Старостой у нас была довольно милая девочка — Пенелопа Кристалл. Был еще мальчик, но его я не запомнила, так как с нами говорила девочка. Речь ее, увы, выветрилась из головы вместе с содержимым последующих слов, но вот общую суть я уяснила. Мы жили в башне Когтеврана. Дверь в общагу открывалась только после ответа на заданный вопрос. Вопрос каждый раз новый — так что если не будешь повышать эрудицию, то будешь каждый раз ждать кого постарше и поумней, чтобы двери открыли. Мотивация, не так ли? По крайней мере, понятно, почему на Когтевране одни умники и умницы: померзнув ночь в коридоре, будешь зубрить все, что увидишь. Но если тебе посчастливилось ответить на вопрос и дверь открылась, то ты оказывался в довольно милой, уютной гостиной, оформленной в сине-бронзовых тонах. Это была общая территория, ну что-то типа кухни в моей родной общаге: можно было собраться и поболтать, поиграть в шахматы, да просто посидеть почитать в компании. Из гостиной можно было подняться в комнаты, в каждой из которых было по четыре кровати. Меня поселили вместе с Гермионой и Николь, четвертая кровать пока что была пустой — ну да ладно, еще кого-нибудь поселят или попозже, или в следующем году. Пока что вместительная комната была абсолютно в нашем распоряжении.

Плюсов масса — уютно, тепло, светло, всегда в компании, ну и так далее. Минусов, увы, я тоже заметила немало. Во-первых, нет возможности элементарно сварганить себе чаю, засидевшись допоздна. Хоть бери и тащи после ужина в термосе заблаговременно. Когда сидишь над книгами и хочется чего-нибудь горяченького… нет, даже не пожрать, а именно горяченького чаю… Это проблема. Но еще это дело привычки. Походу, меня общага школы милиции разбаловала.

Еще один нюанс — практически полное отсутствие столов. Их было всего два, и те в гостиной. За каждым столом помещалось четыре человека… Ну хорошо, если учесть, что мы все еще дети и места много не занимаем, то шесть. Итого двенадцать мест для выполнения уроков. А ведь живет нас в этой общаге больше пятидесяти, но меньше сотни. Вывод — уроки предполагается делать либо в классах после уроков (а то и на некоторых уроках), либо же в библиотеке. Собственно, с этой проблемой я сталкивалась еще в детдоме и решать ее научилась уже давно.

Что же насчет остальных проблем… Вроде бы как их не было. Но это пока что, на ночь глядя и на сытый желудок. А там, глядишь, и появятся…

В этом вся моя суть — я умею радоваться жизни, но подсознательно всегда ожидаю худшего решения по ситуации. Впервые эта черта характера проявилась в раннем детстве, когда милую, умную, прилежную девочку, да еще и спортсменку, периодически хотели удочерить те или иные супружеские пары. После первых трех отказов я, видя очередных «потенциальных усыновителей», уже знала о том, что отказ последует и в этот раз. В возрасте десяти лет вообще попросила у директора детдома убрать меня из списков сирот, нуждающихся в семье. Все почему? Да потому, что медно-рыжая девочка с ярко-зелеными глазами девяноста девяти процентам людей, приходящих за «ребенком всей своей жизни», оказывалась «не в масть». Разбирали светлых и сероглазых, темных и кареглазых — в общем, более-менее стандартных. А вот я так и осталась одна и по достижении десяти лет, когда осознанно пожелала оставаться одна дальше, поняла: мне плевать. Мне не нужны люди, которые оценивают прежде всего мою внешность, успеваемость, успехи в самбо… Которым нужна дочь не для того, чтобы заботиться о ней, а чтобы «ею гордиться», читай — чтобы радоваться ее успехам, как своим собственным. Чтобы выслушивать похвалы в стиле «какую хорошую вы воспитали». И если бы не специфическая внешность — рано или поздно, но чье-то желание «облагодетельствовать» меня стало бы реальностью. Но я осталась в детдоме.

Уже в школе милиции от людей, которые жили в семьях, я такого наслушалась про детдома… По их мнению, детский дом — это место, где по десять человек в комнате живут ободранные, голодные и грязные дети, которым устроили тюремные условия злые педагоги. Истинная правда, скажете вы? Поверьте человеку, который вырос в самом обычном детском доме: все сказанное выше полная чушь.

В моем детском доме всегда была еда. И еда не служила способом манипулирования детьми — максимум, что могли без сладкого оставить. Но сытыми были все и всегда. Приходя с тренировки самбо позже общего ужина, я никогда не отправлялась спать голодной — на кухне у поваров находились и первое, и второе, и чай, и даже какая-нибудь булочка, яблоко или печенье. То же самое можно было сказать и про одежду: львиную ее долю в детский дом отдавали люди из города, еще часть привозилась спонсорами и закупалась на бюджетные средства. «Бюджетку», впрочем, носили только дома и на уроках, а для выхода в город всегда предпочитали «левую» одежду за ее лучшее качество.

Развею еще один миф — никто и никогда не запирает детей из детского дома за забором с семью замками. Мы так же, как и обычные дети, посещали различные секции и кружки, располагающиеся в нескольких остановках автобуса от нашего учреждения. Склонные к побегу дети просто не задерживались у нас — их отправляли как раз таки в «жуть строгого режима», которая описывалась выше. Но это были ИСКЛЮЧЕНИЯ, а не ПРАВИЛА. А по правилам каждый из нас посещал какую-нибудь секцию или кружок, виделся со своими родственниками, если таковые имелись. Мы регулярно ездили на экскурсии и ходили в походы. Во многом это заслуга наших воспитателей — они сами организовывали в меру сил наш досуг, привлекая спонсоров из числа неравнодушных, а где-то изворачиваясь своими силами. Например, для того, чтобы сводить детей в ближайший лес посмотреть на белок, совершенно не нужно было ни нанимать автобус, ни покупать билеты, ни приобретать какое-то спецснаряжение.

Бить нас не били никогда. Ну, могли линейкой пару раз по рукам врезать — была у меня такая училка в начальной школе, но это не считается за избиение. Наказывали по-всякому, но чаще всего — работой. Помыть посуду или пол, вскопать пару грядок… При всем при этом ни у кого из нас не было отвращения к работе — нас приучили к тому, что жизнь вокруг себя и для себя надо организовывать самим. Мы сами сажали клумбы вокруг зданий. Мы сами растили цветы в горшках. Даже часть ремонтных работ за два года до моего выпуска мы проводили самостоятельно: отдирали старые обои, снимали выцветший линолеум и аккуратно выносили из помещений мебель. Кстати, с тех пор я очень хорошо могу клеить обои и белить потолки. Ну а что было делать, если на материалы деньги нашли, а на рабочих — нет? Собрала нас тогда директор и предложила два варианта на выбор: либо ждать следующей дотации или спонсорского вложения, либо напрячься и сделать самим. Ждать нам, как можно понять, не хотелось.

И чтобы из такого вот окружения, из круга друзей и ставших мне близкими за годы совместной жизни людей меня забрала какая-то «семья», которая сначала интересуется тем, что я спортсменка и отличница, потом обращает внимание на внешность, а на меня, как на человека, им в принципе плевать, потому что я и так должна быть благодарна за то, что меня из детдома забирают? Да щас! Еще не факт, что мне в их семье лучше было бы… Конечно, первое время обида была, но потом я поняла, что поговорка «все, что ни делается — все к лучшему» актуальна и по сей день.

Вот взять то происшествие с гранатой, после которого я оказалась здесь. В этом мире, в этом теле. Плохо, что ли? Ну да, иногда какие-то неудобства. Иногда даже совесть проснуться пытается и внушить мне, что выдавать себя за того, кем я не являюсь, нехорошо. Ну а что я могу сделать? Лечь и сдохнуть? А это вернет на мое место Лилиан? А вы в этом уверены? Вот и не читайте мне тут лекции… Живу, никого не трогаю, пусть и меня никто не трогает. Кому-то вон вообще радость и счастье приношу, тех же Николь и Гермиону вспомнить, которые без меня так и остались бы одинокими и непонятыми жестокими сверстниками… Все, что ни делается — все к лучшему. На данный момент — к моему лучшему…

Проснулась я ни свет ни заря. Завтрак в Хогвартсе начинался в семь тридцать — как раз за полчаса до занятий, но я была на ногах уже в половине шестого. Заправив кровать, я подняла с пола одеяло Гермионы и заново укрыла девочку, после чего задернула полог на ее кровати, поставила рядом предусмотрительно заведенный с вечера волшебный будильник и установила время побудки на десять минут восьмого. Двадцати минут ей должно хватить для того, чтобы одеться, умыться и прибежать на завтрак. Николь предусмотрительно завела будильник заранее, так что ей и помогать не понадобилось…

Спустившись в гостиную, я увидела Пенелопу Кристалл. Оказывается, не одна я встаю в такую рань. Впрочем, у девочки пятнадцати лет была более тривиальная причина раннего подъема, чем мое «черт за ногу дернул»: она наводила марафет. Надо ли говорить о том, что как и все пятнадцатилетки (как и я в свое время), она ни черта не разбиралась в макияже и в данный момент безуспешно пыталась стереть с лица очередную попытку стать первой красавицей Хогвартса?

— Кхм… — я знаю, что у меня тихие шаги, учитывая, что для передвижения по спальне и гостиной я специально приобрела себе пару тапочек с задником и мягкой подошвой, чтобы ничего не скользило и не шумело. Но не дать знать о своем присутствии — просто немыслимо.

— И не надо на меня так смотреть, Поттер, — обиженно протянула Кристалл, в очередной раз протирая лицо ватным диском. То, что кожа лица от этого уже стала красной, как задница вареного рака, а глаза от бесконечного «смыть-наложить макияж» стали напоминать моргалки заплаканного кролика, девицу, судя по всему, не смущало.

— Если прекратишь себя уродовать и дашь коже прийти в норму после твоих экспериментов, то после завтрака я тебя накрашу так, что и красивой будешь, и за макияж никто не отчитает, — тихо произнесла я, проходя мимо Пенелопы и подходя к доске объявлений. Надо было узнать, что у меня за расписание и куда мне вообще идти. Карту! Карту мне!!! Так, ну что тут у нас… Уроки начинаются в девять, а не в восемь, как я думала. Первым — история магии, вторым — трансфигурация, третьим — заклинания, четвертым… Четвертого нет. А, хотя пардон — нет пятого, а история магии не первым, а первым и вторым. Неплохо, определенно неплохо. После обеда у старшекурсников — еще уроки, а у нас, малышни — свободное время. Правда, странно, что мы все уроки посещаем в компании с пуффендуйцами или гриффиндорцами, а то и со всеми другими факультетами сразу. Ну, видимо, обучать по десять учеников в классе никому не нравится и предпочитают собирать «нормальный» объем путем объединения. Нахрена вообще тогда это разделение по факультетам?!

— Что-то не верится мне, что ты сможешь так сделать, — пробормотала Пенелопа, но косметичку убрала. Что меня прямо-таки обрадовало. Не то что бы я была шибко против того, что кто-то гробит свою морду, ну или пытается это сделать… Просто она староста. Если я ей сейчас помогу и подскажу то, в чем разбираюсь на пять с плюсом со времен собственного шестнадцатилетия, то и она мне может в будущем как-нибудь удружить. И под «удружить» я понимаю даже не «пропустить нарушение правил», а банально потратить чуть больше времени для того, чтобы объяснить первокурснице дорогу. Ну или еще что-то в этом роде. Я же тут не знаю ничего, так что без помощников может быть туговато. Не к Северусу же бегать, право слово. Вместо того, чтобы спорить, я включила волшебную лампу на столе и, направив ее себе в лицо, предложила Пенелопе разглядеть шрам на моем лбу с расстояния двух шагов. Кажется, девочку мои умения впечатлили, поскольку она сказала, что будет ждать меня на выходе из большого зала после завтрака.

Завтрак некоторые предпочитали пропустить. Некоторые — это Николь. Впрочем, об этой ее особенности я знала, но, каюсь, успела подзабыть. Гермиона приземлилась на скамейку рядом со мной за две минуты до того, как к завтраку прибыли наши учителя.

— Спасибо. Представляешь, я так вчера переволновалась, что забыла завести будильник, хотя в Косом Переулке мама мне специально купила такой же, как тот, что у тебя, потому что не хотела, чтобы я опаздывала. Обычно меня будили в школу либо папа, либо мама как раз перед тем, как уйти на работу…

В общем, радио работало в штатном режиме, и переключать волну я пока что не планировала. Гермиону надо было получше узнать, да и практика показывала, что иногда лучше слушать или делать вид, что слушаешь, чем перебивать собеседника. В случае с Гермионой это было не только чревато обидой, но и проблематично само по себе. Ох, ну и трещотка же! Она мне мою соседку по комнате напоминает, Аньку Златкову. От той тоже в свое время шарахались все, кроме меня, ну а я как-то сдружилась… До самого выпуска вместе были, всегда выручали друг друга. Второй такой подружки у меня не было. Честная, никогда не предаст, всегда готова выручить из любой беды… А из недостатков — всего лишь громкий голос и любовь поболтать, подумаешь. Некоторые вон вообще курят…

На столах появилась еда. Поэтому Гермиона на время замолчала, увлекшись поглощением овсянки с вареньем. Я же выбрала себе пару тостов с мясом и стакан чая, в который не стала добавлять ни ложки сахару. Был у меня такой бзик, причем с самого детства. Просто сахару пожру с радостью, а вот в чай… Напиток только портить. Пару тостов положила в предусмотрительно взятый с собой пакет и засунула в карман мантии.

— Обед же будет, — уточнила у меня Гермиона.

— А Николь чем после первого урока накормить? — спросила я. Вопросов больше не было. Только смотрела на меня девочка как-то странно, почему-то обхватив себя руками за плечи.

— А одеяло на меня… Это ты, да? — спросила она, когда завтрак был окончен, а я уже готовилась подойти к Пенелопе, чтобы найти укромный угол и выполнить данное обещание.

— Ну да, а…

— Спасибо, — Гермиона на мгновение повисла у меня на шее, а потом, словно спохватившись, кинулась прочь к классам. Мда уж… Все страньше и страньше, как говорится.

Пенелопа предложила расположиться в одном из пустых коридоров в стороне от основного потока учеников. Учитывая, что коридор был светлым, а на широком подоконнике запросто могла уместиться лаборатория, а не только содержимое косметички нашей старосты. Пять минут спустя закипела работа. Что я могу сказать? Типовой ботаник, вдруг решивший облагородить свой внешний вид — это похуже тайфуна. Верней сказать — это и есть тайфун. Тайфун, который за каким-то фигом смел в свою косметичку половину ассортимента косметического магазина, даже не удосужившись узнать, подходят ли ей средства по тону кожи, по цвету глаз, в конце концов — просто по возрасту. К счастью, среди этого многообразия выискалось все необходимое для того, чтобы за десять минут добиться нужного эффекта. Делать-то всего-ничего: чуть-чуть выделить глаза, обозначить пухлые красивые губы и подкрасить светлые ресницы.

— Смотри, — я отдала девочке зеркало.

— Это… Ух ты! Здорово! Как ты это сделала?

Как, как… Да вот так! Я просто старше тебя на шесть лет и, в отличие от представителей вашего волшебного мира, в свое время прочитала кучу познавательных статей о том, как надо и как не надо делать макияж. Этой информации мне хватало для того, чтобы делать макияж себе самой и при необходимости — подкрасить подружек. Всего лишь надо было систематизировать разрозненную информацию из разных косметических журналов, а также уяснить общие рекомендации относительно формы лица, тех или иных пропорций, ну и так далее. С Пенелопой работы было на пять минут, поскольку девочка сама по себе очень красивая. Дефектов кожи — ноль: ни шрамов, ни прыщей, ни всяких там расширенных пор. Если ей повезет, то такой всегда будет и обойдется без типичных подростковых проблем «как избавиться от черных точек». Глаза большие светлые, губы пухлые, скулы высокие, щечки румяные… И, судя по блеску в глазах, явно весь этот марафет наводится ради того, чтобы поразить в самое сердце какого-то однокурсника. Ладно уж, дело молодое… Черт, иногда себя прямо старой ворчуньей начинаю чувствовать.

Еще две минуты ушло на то, чтобы объяснить Пенелопе, что и в каком порядке я делала, подкинуть пару общих рекомендаций, рассказать, что большая половина ее косметички — хлам, который если и придется ей впору, то лет эдак через десять, а косметика столько просто не живет… Как-то я упустила тот момент, что вокруг нас собрались две когтевранки-пятикурсницы и одна гриффиндорка помладше. Задали вроде бы как пару вопросов, а следом… Попросили их накрасить. Ну, чего-то подобного я ожидала — судя по тому, какими круглыми глазами на меня смотрела Пенелопа… А чего еще ожидать-то было? В наше время любую информацию можно найти в интернете, причем под «информацией» понимается не только посредственные монологи с женских форумов, но и мастер-классы косметологов мирового уровня, статьи от известных визажистов и прочие видео- и текстовые файлы, а здесь… Интернет еще не получил широкого распространения, а всевозможные журналы были не только маггловскими, что само по себе сложно, ведь подписку на них с помощью сов не оформить, так еще и достаточно дорогими — я в двадцать один год, зарабатывая самостоятельно, никогда их не покупала, что уж говорить о девочках пятнадцати лет.

Времени разбираться со всеми желающими у меня не было, поэтому я договорилась встретиться с девочками после уроков. И побежала на занятия, оставив остальных восхищаться макияжем Пенелопы. Да ладно, трудно мне, что ли, потратить десять минут, чтобы накрасить девочку и показать, что к чему? Зато теперь ко мне тепло относятся.

Два урока истории магии привели к тому, что заснули все. Ну, почти все — мы с Гермионой и Николь упорно «держали оборону» и даже аккуратно записывали все услышанное. И проблема была в том, что преподавателем был профессор Бинс, имеющий вид призрака, верней сказать, являющийся таковым. Единственное развлечение на его уроке — появление профессора прямо из доски, а дальше… Бубнеж, нудеж и снова бубнеж. Но господи боже мой, вы ведь не надеялись напугать двумя уроками бубнежа человека, у которого по понедельникам была сначала пара по философии, потом пара по религиеведению, потом пара по психологии. И все преподы точно так же бубнили, а возможно — делали это еще хуже, чем Бинс. Но вдобавок они еще зорко смотрели, кто нихрена не пишет на их парах, и во время сессии живые завидовали мертвым. Ну, верней, те живые, у которых не было красивого и толстого подробного конспекта всех лекций. Так что Бинса я переживу как-нибудь.

Зевая и заплетаясь ногами спросонья, ученики побрели к классу трансфигурации. Долго мы его искали бы, долго… Да я остановила какого-то мальчика в форме Пуффендуя и попросила показать нам, куда идти. Отвел маленьких, джентльмен настоящий растет. Ну, мы ему спасибо сказали, в кабинет зашли, а там…

— Кися, хорошая кися, полосатая пушистая кися…

Кошек я люблю. Да. Очень сильно. А тут у препода прямо на столе сидит такой красавец! Ну, или красавица… переворачивать и смотреть я не стала — большинство котов за такое запросто обдерет, но на руки кошку взяла и, уместившись с ней за первой партой, принялась начесывать шею, наглаживать спинку и проявлять другие признаки внимания. В компании с Гермионой и Николь мы даже успели этого кота заласкать до одури, завязать ему на шею красивый бантик, аккуратно почистить уши мокрой салфеткой и вычесать все колтуны старой расческой Гермионы прежде, чем прозвенел звонок на урок. А уж когда он прозвенел…

Как у нее дела? Не заблудилась в коридорах? Не обижают ли старшекурсники? Может, надо было все-таки дать понять своим змейкам, что рыжую когтевранку-первокурсницу трогать нельзя под страхом долгой и мучительной смерти? Вот почему она так уперлась и не пошла к нему на факультет? По крайней мере, так он смог бы позаботиться о ней, подсказать, если что-то не так и… О, Мерлин! Он забыл ей рассказать о том, что одна из ступенек на парадной лестнице проваливается… А если она ногу подвернет или, того хуже, сломает?

Что-то задымилось, над котлами и головами учеников поплыл характерный запах паленого.

— Минус пять баллов Гриффиндору, — сообщил профессор Снегг. Над рядами учеников пронесся возмущенный ропот. Подняв голову, он обнаружил, что зелье испортил слизеринец. Ну и снял еще пять баллов. С Гриффиндора. За пререкание с учителем. А вот нечего тут разговаривать, шевелиться и зелья портить! Только думать мешают, бестолочи.

Отпустив с миром слизеринцев и задав гору домашнего задания гриффиндорцам, Северус принялся мерить большими шагами пространство между доской и первой партой. Что там происходит? Какой третий урок, трансфигурация? Ну, первые два были историей магии, а вот что будет на… Мерлиновы подштанники! Трансфигурация! МакГонагалл ведь по своей привычке примет анимагическую форму и сядет на парту, а что сделает дочь Лили, увидев на столе, пусть и преподавательском, обделенную вниманием кошку?! Да она ее как минимум будет таскать на руках до звонка, а если уж вздумается ей привести «милую кису» в порядок… В отдалении зазвенел звонок. Со вздохом зельевар понял, что предупредить уже не успеет. В класс зашла следующая партия мучеников, на этот раз — от Когтеврана и Пуффендуя, третий курс. Мерлин и Моргана, дайте ему терпения никого не убить до конца урока или хотя бы не накормить особо ушлых третьекурсников зельями их авторства…

К кабинету трансфигурации он не просто шел, а летел. Полы черной мантии развевались за спиной, насмерть перепуганные ученики шарахались от одного вида мужчины, а уж завидев выражение его лица, и вовсе стремились слиться со стенами если не по цвету, то хотя бы по рельефу. Дорога до класса трансфигурации пролетела за несколько минут. На подоконнике рядом с уже закрытым кабинетом сидела рыжая девочка. Обхватив себя руками за плечи, она уткнулась лбом в колени и мелко-мелко тряслась.

Уже наплевав на то, что кто-то может его увидеть в тот момент, когда он будет разговаривать с этой когтевранкой, он осторожно подошел к ней и, встав рядом, тихо произнес:

— Юла.

Тряска не прекратилась, но девочка подняла голову и стерла с лица слезы… смеха? Последующие две минуты она в лицах ему пересказывала, что произошло около часа назад на уроке трансфигурации.

— А потом… Ты представляешь, она мне и заявляет: мисс Поттер, надеюсь, что ваша аккуратность позволит вам быстрей остальных овладеть заклинанием трансформации спички в иголку.

— Я надеюсь, что тебе это удалось хотя бы со второй попытки.

— Ну… Ушко точно появилось, — девочка виновато пожала плечами. — Извини, но кажется, маг из меня никудышный. Кстати, а ты тут…

— Я по делу к профессору МакГонагалл, — тут же соврал Северус. — Рад был встретиться, Юла. Беги на следующий урок, пока не опоздала, — с этими словами он быстро преодолел расстояние до кабинета трансфигурации и, обнаружив, что он уже заперт, отправился искать профессора МакГонагалл в учительской. Тема для разговора, благо, всегда была — поведение столь любимых ею гриффиндорцев.

В следующий раз он увидел Лилиан на своем уроке в среду. Его маленькой девочке не нашлось пары среди сокурсников и пуффендуйцев. Две ее подружки — Грейнджер и Ричардс, сели рядом, а сама Лилиан расположилась, в отличие от остальных своих сокурсников, за самой первой партой. Остальные его боялись. А она — внимательно слушала теоретическую часть, а сразу после наступления практической принялась химичить.

Палочку он предусмотрительно перепрятал в рукав мантии — так он успеет быстро ею воспользоваться. Быстрей, чем какая-нибудь особо едкая гадость полетит в рыжую девочку. Та, впрочем, что-то увлеченно мешала в котле, абсолютно не обращая внимания на окружающую обстановку. Надо определиться, кто из ее однокурсников и пуффендуйцев наименее опасен, и именно наименее опасных сажать ближе к первой парте. Так меньше риска. И ему будет спокойней. За нее.

— Время вышло, — ядовито произнес он и пошел по рядам проверять, что умудрились нахимичить юные пиротехники за урок. Как и ожидалось — более-менее справилась с заданием только треть присутствующих. Мерлиновы подштанники, ну неужели это так сложно — просто придерживаться рецепта зелья и добавлять по мере необходимости те или иные ингредиенты в указанном количестве!

Грейнджер и Ричардс… Ну, тут все более-менее в порядке. Зелье имеет цвет максимально приближенный к необходимому, пахнет так, как и должно пахнуть… Кроме того, девочки успели вытереть за собой стол… Благосклонно окинув взглядом содержимое их котла, Северус продолжил идти по рядам. В котел Лилиан он заглянул последним и обомлел — зелье из него можно было смело наливать в колбу с надписью «эталонный образец» и уже по ней равнять работу остальных учеников.

— Пять баллов Когтеврану, — тихо произнес он. По классу пронесся изумленный шепоток. Северус тем временем изучал аккуратно сложенные в стороне кожурки. Судя по всему, вместо сока семи бобов девочка добавила сок девяти. Почему? Ответ он знал, но хотел уточнить у Лилиан. Лучше это сделать после урока.

Пока он выставлял оценки и задавал домашнее задание, прозвенел звонок.

— Все могут идти. Поттер, задержитесь.

Каждый выходящий за дверь когтевранец окидывал девочку сочувствующим взглядом. Репутация профессора зельеварения позволяла однокурсникам Лилиан думать, что живой она в башню факультета уже не вернется… И пусть. Им же лучше: меньше знают — крепче спать будут. А девочка и так не особо болтливая, так что…

— Могу у тебя узнать, почему именно так, а не по учебнику? — уточнил он.

— Да все просто, мистер Снегг. В одном бобе содержится от десяти до пятнадцати миллилитров сока. То есть в среднем на зелье нужно от семидесяти до ста пяти миллилитров. Берем усредненное значение восемьдесят семь с половиной, ну, для простоты счета — девяносто, набираем бобы и давим в колбу, пока не появится указанное количество сока. Я вообще не понимаю этих рецептов в учебнике! Неужели было так сложно написать количество вещества в привычных адекватных принятых обозначениях, а не обеспечивать каждый раз увлекательное отвлечение на математику?

Лилиан замолчала, а Северус почувствовал, как заныло сердце. Слово в слово. Та же самая тирада. С теми же самыми интонациями, выражением лица, жестами… Тот же взгляд снизу вверх. Только галстук на шее синий, а не красный.

— Ты молодец, Лилиан. Беги на следующий урок, пока не опоздала, — проводив взглядом рыжеволосую умничку, Северус принялся собираться. Его путь лежал на Тисовую Улицу в городе Литтл Уингинг. Пора было прояснить некоторые моменты…

Дорогу к дому Дурслей он запомнил превосходно. Как и помнил о том, что войти в этот дом без приглашения или хотя бы разрешения хозяев будет невозможно. Иллюзий по поводу реакции Петуньи на его визит он не питал, поэтому предпочел дожидаться возле дома, предварительно наложив на себя чары невидимости. От Лилиан он успел узнать распорядок дня в доме, где раньше до этого ей довелось жить. Поэтому ждать оставалось недолго.

Желание нанести визит родственникам девочки для того, чтобы понять, что именно происходит, возникло в нем уже давно и с каждым днем крепло. От изначальной причины — банальной мести за плохое обращение с ребенком Лили, его отговорили отчасти сама Лилиан, а отчасти — осознание, что сделанного все равно не исправить. Надо было раньше забрать ребенка, всеми правдами и неправдами отбить девочку из цепких лап тетки. Но если бы он только знал…

В назначенный час Петунья покинула дом и отправилась в ближайший магазин за продуктами. Именно этого Северус и ожидал. Оказавшись прямо напротив нее, он достал из рукава волшебную палочку и произнес:

— Легиллименс!

Вихрь чужих воспоминаний закружился перед глазами.

* * *

— Несносная девчонка! Да сколько раз тебе было повторять — сиди тихо и никуда, никуда не лезь! — Вернон кричит на Лилиан, а Петунья стоит рядом, поджав губы. Напротив них — напуганная пятилетняя девочка, руки которой перемазаны чем-то белым. Не выдержав крика, она начинает плакать, за что ее запирают в чулане. Плач продолжается еще два часа.

— Вы меня не любите! Вы меня ненавидите! — та же самая девочка, но уже года на два старше. Грязные волосы сбились в колтуны, одежда явно с чужого плеча висит на ней мешком… Сейчас Лилиан напоминает эльфа-домовика. Писклявого и истеричного эльфа-домовика. Петунья чувствует раздражение. Ишь ты, подкидыш захотела любви. Ей всего-то было сказано вымыть пол в кухне и привести себя в порядок — для восьмилетнего ребенка, особенно девочки, это не должно быть проблемой. В кухне гаснет свет, Вернон в очередной раз звереет, и Лилиан отправляется в чулан.

Таких ситуаций — сотни и тысячи вплоть до десятилетия девочки. Вернон приходит с работы злой, а у этой идиотки не хватает ума не попадаться ему на глаза! Ей нельзя поручить никакую работу, она так и не приучилась следить за собой и вообще напоминает не девочку, а черт-те что! Лили хоть и была уродкой, но никогда не позволяла себе подобного даже в столь ранние годы. А вот ее дочь, видимо, вся удалась в урода-отца… Надо же им было так невовремя умереть и оставить на Петунью своего проблемного отпрыска…

Северус чуть тряхнул головой, стараясь сосредоточиться и найти… То, другое, важное. Тот момент, когда девочка абсолютно изменилась. Было понятно, что самостоятельная, вежливая и опрятная крошка Юла, которую он забрал в свой дом, не имеет ничего общего с этим вечно орущим, вечно «обделенным» и вечно чем-то недовольным ребенком. Северус по себе знал, каким бывает плохое отношение родных к ребенку, но на долю Лилиан не выпало и десятой части того, через что пришлось пройти ему. Как говорила сама Юла — «не били, не морили голодом… Ну, не любили, как родную, конечно, но ведь не родная я им, как ни крути».

Он снова сосредоточился на воспоминаниях Петуньи. Там, в «реальном времени», пройдет от силы десяток-другой секунд, а он сможет перелопатить целый ворох чужих фрагментов памяти и, вернувшись обратно, стереть воспоминания об этой встрече.

Вот… Вот оно! Конец декабря. Заболевшая девочка, которую привычно отправляют в чулан. Отоспится и придет в себя, ничего ей не будет — именно так рассуждает Петунья. Сама, конечно, при этом держа наготове телефон врача. Если к утру девчонке не станет лучше, придется обратиться к медикам. Опять траты на подкидыша и опять не будет никакой благодарности.

Выдраеный до блеска чулан, починенная швейная машинка и перешитые по фигуре вещи производят на нее эффект холодного душа. Та болезнь абсолютно изменила Лилиан. Сделала ее… другой. Вместо взбалмошного, социально неадаптированного нытика, жуткой лентяйки и грязной неумехи… Как будто снова вернулась Лили. Сходств с покойной сестрой Петунья каждый раз замечает все больше и больше. Девочка стала необычайно умной, хитрой и изворотливой, при этом отлично маскируясь под милую улыбчивую тихоню. Только глаза зеленые периодически вспыхивали ледяным огнем. Совсем как у Лили, когда с той происходило что-то опасное. Изменилось… все. Внешность, привычки, даже магия стала какой-то другой. Поначалу она как будто исчезла. Только потом Петунья узнала — нет, она просто стала такой же, какую в свое время демонстрировала мать девочки.

Она теперь называла ее не по фамилии Поттер, а Лили. Девочка не возражала против такого обращения — ей, судя по всему, вообще было все равно, как именно ее называют. Она полностью перестала реагировать на различные провокации Дадли, прекратились расспросы о родителях… Глядя в очередной раз на то, как девочка с аккуратно заплетенной медно-рыжей косой наливает себе чай без сахара и аккуратно моет за собой чашку, тут же убирая ее в шкаф, Петунья не может сама понять, чего в ней сейчас больше — страха или облегчения.

Перемен становится все больше, но не сразу она их замечает. Ни с того ни с сего Поттер оказывается отличницей в школе. Ее хвалят педагоги за прилежание и «на лету» схватываемый материал. Один раз ради любопытства заглянув в тетрадку племянницы, Петунья полночи пила успокоительное, с содроганием вспоминая почерк сестры и не находя никаких отличий от почерка племянницы, который не так давно был корявым и абсолютно нечитаемым.

Девчонка просит у нее крючок и нитки. Убедившись, что у отродья достаточно чистые руки, Петунья милостиво отдает ей обрезки пряжи, из которых вывязывается чехол на сиденье стула… Такой же, как в свое время связала Лили. Те же жесты, тот же взгляд, та же походка и тот же характер… нет, вот характер все-таки другой…

Женщина спускается в подвал, заслышав подозрительный шум. Можно было бы подождать Вернона, но там, наверху, Дадли, а в чулане… точно, можно взять с собой девчонку.

— Лили. Пойдем проверим подвал — мне кажется, что там что-то есть.

— Хорошо, тетя, — всегда вежливый, не прекословящий голос, и вот — уже через минуту рядом с ней стоит девочка, в руках которой крепко сжата бейсбольная бита Вернона. Появляется желание отобрать «оружие», но поразмыслив, Петунья сама вооружается скалкой. Полутемный подвал встречает странными шорохами, но именно Лили первая говорит:

— Это не человек. Животное какое-то забралось.

Что-то серое мелькает впереди, Лили умудряется резко оттолкнуть тетку в сторону и встретить летящий в нее предмет резким ударом бейсбольной биты.

— Просто крыса, — спокойно произносит она, глядя на то, что осталось от пресловутой крысы на полу чулана. — Тетя Петунья, вы бы вызвали санитарную службу, а то странно как-то, что она на вас кинулась.

— Не смей… — начала было Петунья, стремясь снова и снова сообщить Лили, что никакого волшебства нет, что ничего необычного и неестественного в этом доме просто не может происходить. Но увидев противоестественный холод в глазах десятилетней девочки, она замолкает на полуслове, давая той договорить.

— Крысиная стая способна растерзать человека на мелкие кусочки, в считанные минуты обглодав его тело до костей. Заживо, разумеется. Но ни одна крыса никогда не кинется в одиночку против такого сильного противника. Исключение составляют случаи, когда эта крыса, например, больна или же отравлена. В любом случае лучше пусть с этим разберутся обученные люди.

— Да, ты права. А пока что пойдем, закроем подвал, и… вымой руки. Биту тоже оставь здесь. Господи, мерзость-то какая, — Петунья, чувствуя подступающую к горлу тошноту, выбирается из подвала, опираясь на руку племянницы. И впервые чувствует капитальное отличие той Лили от «этой». У девчонки под одеждой — литые мышцы, которые довольно хорошо прощупываются. Позже, глядя, как Лили подтягивается на заднем дворе и колотит боксерскую грушу, которую ей милостиво отдал Дадли, Петунья снова понимает: с этой девочкой что-то не так.

Она производит впечатление взрослого человека, который демонстрирует как повадки и способности Лили, так и что-то третье. Что-то… абсолютно чужое. Пересматривая в компании Дадли сериал про полицейских (на которые ее сына, кстати, подсадила все та же Лили), Петунья с удивлением обнаруживает непонятное сходство девочки с героями таких сериалов. И расслабленно вздыхает — вот где она этого нахваталась… Еще одна странность оказывается разгаданной. Одна из немногих…

— Обливиэйт, — тихо произнес Северус, когда понял, что с него достаточно. Хватит. Увиденного хватило, чтобы все понять. А если не все, то очень многое.

Вот только что теперь делать с полученной информацией и собственными догадками? К кому обратиться? К Дамблдору? Нет уж, ни за какие богатства мира он не расскажет о тайнах Юлы этому старику. Она практически в первый же день спрашивала его о возможности замены души, верней, сознания человека на иное. Спрашивала как бы между прочим, но он не уделил этому внимания, поверив, что это просто ради интереса… А что, если подобное действительно произошло? Вдруг сейчас вместо Лилиан за школьной партой сидит Лили? Возможно ли это? Еще несколько месяцев назад он бы сказал, что нет. Но если на долю секунды предположить, что причиной странных перемен послужила замена души… Почему тогда Лили ему не открылась? Она не доверяет? Или не помнит? Нет, если бы не помнила, то вряд ли спрашивала. Может, взять и самому проверить с помощью легиллименции? Нет, это слишком рискованно. Что, если все его догадки и домыслы окажутся пустым звуком? Тогда он просто потеряет доверие этой девочки, а вернуть его не сможет… Наверное, никогда. Все. Хватит. Он больше не будет думать об этом. Он будет просто наблюдать. Возможно, все само станет понятно через какое-то время. Раньше или позже, но правда вылезет наружу.

На следующий день у первокурсников должны были пройти первые уроки полета на метлах. Постаравшись найти весомую причину крутиться поблизости от стадиона, профессор Снегг принялся наблюдать за тем, как мадам Трюк вывела на середину стадиона стайку первокурсников со школьными метлами в руках и, расставив их на расстоянии пары метров друг от друга, принялась проводить инструктаж.

— Вверх, — ему, возможно, показалось, но тихий голос Лилиан он услышал даже сквозь шум и крики других детей, которые безуспешно пытались наладить контакт с метлой. Поднять метлу с первого раза в воздух получилось только у тех, кто не впервые летал на метле и вдобавок — у Лилиан. Это профессора удивило, но, признаться, не обрадовало. Уж он-то помнил, кто отлично летал на метле и играл в квиддич. Неужели она похожа не только на Лили, но и на Джеймса? Это было бы досадно.

Снова порция инструкций от мадам Трюк о том, как именно держаться на метле, как подниматься в воздух… недолго длился инструктаж — вот от теории дети перешли к практике.

«На счет три поднимитесь в воздух» — это было сказано для всех, кроме идиота-Долгопупса. Этот олух царя небесного за время своей непродолжительной учебы здесь уже успел достать всех учителей непониманием и непроходимой глупостью, а также встреванием в неприятные ситуации. Вот и сейчас прежде, чем кто-то успел сообразить что-либо, он начал медленно подниматься в воздух. И поднялся бы, но… Но Лили успела первой. С невиданной для ребенка реакцией она кинулась вперед и в мгновение ока стянула Невилла с метлы за ногу, повалившись с мальчиком в обнимку на траву. Среди однокурсников раздались смешки, но девочка не обратила на них внимания, что-то говоря Невиллу.

— Долгопупс, я же сказала — на счет «три».

— И… Извините, профессор, — тихо пролепетал этот бестолковый мальчишка, становясь рядом с Лили. Та что-то шепнула ему на ухо, и мальчик секундой спустя засиял, как новенький галеон.

Во второй раз поднялись все одновременно. Верней сказать — большая часть. Рыжая когтевранка уверенно держалась на метле, маневрируя одновременно с Долгопупсом. Судя по всему, она пообещала его подстраховать — вполне в духе Лили… Это у нее была тяга общаться со всякими сирыми да убогими, поднимая им самооценку, вытирая сопли и терпеливо выслушивая чужое нытье. Собственно, никто другой с десятилетним Северусом дружить бы просто не смог.

Как ни странно, но происшествий с Долгопупсом не было до конца тренировки. Уже когда все дети спустились на землю, мадам Трюк принялась записывать желающих на дополнительные уроки полетов. Одной из первых руку подняла Лилиан. Ну почему… Ну вот взбрело ей в голову… Это же опасно. В конце концов — это абсолютно неподходящее занятие для девочки. Кажется, ему придется больше времени проводить на свежем воздухе, присматривая за ней. Не оставляло Северуса какое-то смутное чувство тревоги…

На следующий день, то есть в воскресенье, занятия первокурсников проходили как раз во время тренировки квиддичной команды Когтеврана. Территория была огорожена дополнительным магическим барьером, так что если Юла не решит ни с того ни с сего лететь на территорию игроков, то и угрожать ей ничего не будет. Девочка парила в воздухе, крепко обхватив ногами и руками древко метлы, но вот команде стало скучно тренироваться…

Северус заметил, как переглянулись между собой двое загонщиков, как ехидно усмехнулся вратарь. По губам ловца прочел «сейчас повеселимся», и вот — маленький золотой мячик залетел на территорию первогодок.

— Девочка, девочка! — закричал вратарь, привлекая внимание Лилиан. Та обернулась. — Поймай нам мячик, пожалуйста — долго обходить, чтобы за ваш заслон попасть!

Ну да — снитч легко проник через барьер, защита-то ставилась от квофла, бладжеров и самих игроков, а более мелкую «магическую сетку» создавать было бы затратно. Лилиан улыбнулась вратарю — мол, не беспокойся, — после чего кивнула. Северус был готов поклясться, что детям из квиддичной команды на долю мгновения стало стыдно. А потом… Потом Юла кинулась за снитчем.

Поттер хорошо летал — недаром его взяли ловцом в команду Гриффиндора еще на втором курсе. Но то, что вытворяла в воздухе Юла… Она словно стала единым целым со своей метлой, с окружающим воздушным потоком и даже с мелким мячом, за которым гналась на всех парах, идеально вписываясь в повороты, кидаясь в пике и выделывая мертвые петли. Что-то кричала внизу мадам Трюк, восхищенно переглядывались между собой игроки команды… Не прошло и пяти минут, как снитч оказался в руках рыжей девочки с задорно блестящими зелеными глазами.

Что было потом, Северус точно не знал. Но на следующий урок полета Лилиан не пришла, вместо этого появившись на квиддичном поле во время тренировки. Подходить и говорить с ней Северус не стал, поскольку рядом было полно учеников — пришлось караулить, когда девочка окажется одна. В больничном крыле. С кучей синяков и ссадин на руках и ногах, которые ей обрабатывала мадам Помфри. Целительница свято блюла правило «неразглашения медицинской информации», при этом к такой информации относились и все разговоры, происходящие в больничном крыле. Северус зашел отдать заготовленные для больничного крыла зелья как раз в тот «удачный» момент, когда девочке обрабатывали синяки на левой ноге.

— Юла, что это такое? — без предисловий начал он.

— А, это? Не обращайте внимания, мистер Снегг. Меня просто ребята из команды позвали к себе, вот я теперь с ними летаю и тренируюсь. Сказали, что из меня превосходный ловец… Да вы и сами все видели.

Северус с трудом подавил дрожь. Вообще-то ему не хотелось, чтобы его хоть кто-то видел рядом с квиддичным полем. Особенно Юла. Помня о самостоятельности девочки, мужчина боялся, что она сочтет его беспокойство назойливой опекой. Но, мерлинова борода, он пообещал директору присматривать за этой девочкой и…

— Первокурсникам запрещено играть в квиддич, — процедил он сквозь зубы. Не хватало только, чтобы директор дал «избранной девочке» возможность играть за сборную родного факультета с первого же курса. Сделать «маленькое исключение из больших правил». Правил, которые, кстати, не просто так были созданы и записаны!

— Запрещено участвовать в соревнованиях, — мягко поправила его Лилиан. — На игру меня никто выставлять не будет — правила ребята из квиддичной команды знают не хуже вас. Но им на следующий год нужен новый ловец — Фрэнк Саммэрс переходит на седьмой курс, и ему будет не до игр. Они увидели, как я поймала снитч, им понравилось, и они предложили мне вступить в команду на следующий год уже официально, а пока что — тренироваться вместе с ними «на подхвате», ну и заодно научиться мало-мальски разбираться и в игре, и приемы там всякие, технику понять…

— Квиддич — это суровая и грубая игра, — нахмурился Северус.

— Об этом вы ей можете не напоминать, — неожиданно сварливо отозвалась мадам Помфри. — От нее синяков у ребят больше, чем от всех остальных, вместе взятых…

— Они сами иногда говорят мне играть в полную силу. Ну я и…

— Ты что?

— Вывожу из строя второго ловца и спокойно несусь за снитчем в одиночку, — пожала плечами Юла. — Ну, это когда реально меня тренируют, а не подхват из меня делают. Подумаешь, синяки… На самбо и посложней бывало.

— Самбо?

— Маггловский спорт, — кратко пояснила Лилиан. Голос ее выдал. Северус понял, что девочка оговорилась, допустила какую-то ошибку. И поэтому насчет «самбо» при первой же возможности уточнил информацию в маггловской библиотеке.

«Самбо — разновидность спортивного единоборства, созданная в 30-х годах на территории СССР и до сих пор активно развивающаяся на территории Советского Союза. Расшифровка — самооборона без оружия. Включает в себя приемы, заимствованные из различных видов национальной борьбы. Применяется в качестве комплексной системы самозащиты. На территории других стран распространения данный вид спорта не получил».

Узнанное добавило еще больше вопросов. Но, само собой разумеется, требовать на них ответы у Лилиан он не стал. И, признаться, уже сам не мог понять, почему. Может быть, он просто готов был принять как Лилиан Поттер именно эту девочку, а не ту, что увидел в воспоминаниях Петуньи? А может быть, где-то в глубине души считал, что Юла — действительно Лили, каким-то образом выжившая в тот злополучный Хэллоуин. Было легче так считать. Легче жить. Впервые действительно жить, а не существовать, как предыдущие десять лет.

— Привет, Лили, — едва я вышла на улицу в компании Николь и Гермионы, как перед нами словно из ниоткуда возник этот детина. Рубеус Хагрид. Местный лесник и друг родителей Лилиан Поттер. «Сила есть — ума не надо» — сказано как раз про этого персонажа. К счастью, к недалекому уму и большой силе прилагался мягкий нрав и незлобивый характер. Мне от этого, увы, было не легче.

— Привет, Хагрид, — вздохнула я, после чего представила великану подруг. Хагрид непонятно по какой причине пригласил меня, ну и девочек заодно, на чай. Кончилось все тем, что мы вчетвером до отбоя занимались генеральной уборкой, причем больше всех неистовствовал сам Хагрид. Ну да — совместная наша с Николь лекция о микробах и куче опасных болезней, которую они переносят, произвела на великана впечатление. Чаю мы так и не попили. В этот раз. Через неделю он пригласил нас снова, на этот раз даже вняв моей просьбе не готовить самостоятельно никакой еды, поскольку кулинария — явно не его стезя. С принципами работы Хагридовской печки я разобралась достаточно быстро и принялась сама заниматься сервировкой стола.

Не знаю, почему Хагрид так стремился со мной общаться, но надеюсь это выяснить. С одной стороны, дружелюбие великана вполне понятно — когда живешь один на окраине леса и обладаешь такой внешностью, что к тебе не каждый взрослый осмелится подойти, поневоле заскучаешь и будешь рад даже компании детей. С другой… Почему именно я и мое окружение? Не давала мне покоя эта мысль, но озвучивать ее пока что я не спешила, вместо этого следя за тем, чтобы печенье не пригорело.

После уборки в хижине Хагрида стало малость уютней. Собака у него, кстати, хорошая. По крайней мере, когда не норовит тебя обслюнявить с ног до головы. В связи с наличием Клыка мы предусмотрительно надели старую домашнюю одежду, которую в случае чего и выкинуть не жалко будет. Сейчас огромная собаченция пыталась разжалобить меня и выпросить еще кусок сырого сладкого теста. Три ха-ха. Чтобы меня разжалобить, надо практиковаться и практиковаться. Ай, ладно, на тебе кусок, все равно у меня все на противень не помещается…

— Я слышал, ты в квиддич играешь, — начал Хагрид. — Отец твой тоже…

Последовал рассказ о том, какими были родители Лилиан во времена своей учебы в Хогвартсе. Великан даже всплакнул под конец. Мне было слушать это, само собой, неинтересно. Но приходилось. Николь тоже не испытывала особого энтузиазма, но ввиду своей воспитанности не пыталась перевести разговор на другую тему, предпочитая спокойно читать книжку. Единственный человек в нашей компании, кого хоть как-то интересовала жизнь Джеймса и Лили Поттеров — Гермиона. Именно она засыпала великана вопросами и периодически выдавала сакраментальную фразу «я об этом читала». Слава богу, что долго этот разговор не продолжился и по прошествии полутора часов Хагрид начал рассказывать нам о разных магических тварях, которые обитают в Запретном Лесу. Вот тут уж я оживилась… Вот тут уж я поназадавала вопросов. Не сказать, чтобы в мои планы входила прогулка в волшебный лес, но надо же было знать, с какими вообще тварями можно столкнуться во время жизни в магической реальности.

Сделанные выводы меня не обрадовали: чем восторженней говорит о зверушке Хагрид, тем опасней и смертоносней эта тварь в реальной жизни. Ох уж этот Хагрид…

Повисла на нем на прощание, обняла… А куда денешься? Послать? Ну и зачем обижать мужика? Вроде хороший, добрый, к детям хорошо относится, не обижает, в зверюгах всяких там разбирается… Ну, тащится от жутких монстров, но думаю, что человек, который каких-то пару лет назад ради интереса и повышения уровня образования изучал фотографии трупов и торчал в милицейском морге на вскрытиях, должен заткнуться и не отсвечивать.

Как-то так получилось, что каждые выходные у нас был поход к Хагриду. Причем довольно большой компанией: я, Николь, Гермиона, Рон и Невилл. Как-то так само получилось, что эти два мальчика оказались в нашем женском обществе, и даже учителя признали — компания трех когтевранок Уизли и Долгопупсу пошла на пользу. Рон научился (о, чудо!) штопать себе носки и оценивать качество своей одежды ПЕРЕД тем, как ее надеть. Никто его больше не видел в мантиях не по размеру или, скажем, в драных брюках. В отсутствии мамочки пацану пришлось стать самому себе мамочкой, поскольку ни я, ни, тем более, Грейнджер и Ричардс не ставили себе целью заботиться об этом здоровом рыжем лбе. А вот выносить мозг по поводу и без оного — это мы запросто, это мы на три голоса. Но судя по тому, что парень от нас не убегал — чем-то нравилась ему наша компания настолько, что он был готов терпеть вполне объективные замечания к внешности.

Невилл — это вообще нечто, признаться. Воспитанный авторитарной бабушкой и боящийся даже дыхнуть без спросу… Ну что в итоге? С нами тусуется уже месяц и вроде бы как даже пришел к какой-то адекватной норме. Я его научила давать обидчикам в глаз, что делало из парня довольно грозную силу, учитывая, что он крупней большинства своих однокурсников и выше меня на голову. Заодно начала развивать в нем пресловутое внимание к деталям, и теперь парень натыкался на предметы не двадцать раз за день, а максимум пять, что само по себе было гигантским прогрессом.

Воспитывала приятелей, воспитывалась сама… С заклинаниями понемногу разбиралась. Трансфигурация шла у меня со скрипом, но все-таки я держалась на своих законных «превосходно» благодаря практике после занятий. С квиддичем дела тоже налаживались — научилась взаимодействовать с командой, да и ребята ко мне привыкли. Относились как к младшей сестренке. В их компании сразу вспоминалась наша секция самбо и куча юниоров, в свободное время возившихся с малышней вроде меня. Хороший был коллектив, дружный.

С Северусом особо возможности не было общаться, ну да это и понятно: у него работа, у меня учеба. Да и вдобавок… Репутация у него была в школе эдакого змея горыныча. Ужас Подземелий — ничего себе прозвище, да? И его это, судя по всему, устраивало. Вообще, я заметила одну неприятную тенденцию среди наших профессоров: ни у одного из них не было педагогического образования. Кого-то выручала любовь к детям и годы работы, позволившие выработать навыки взаимодействия. А кого-то, Северуса то есть… не выручала. Потому что детей он… недолюбливал. А с учетом того, насколько сильно покоцали ему психику мой «папаша» с компанией, а также разные жизненные обстоятельства, о которых я не знаю… Я бы его преподом не взяла, если честно. Да, он в состоянии определить, где именно ученик отклонился от рецептуры. Он по запаху может сказать, сколько именно веток того или иного растения было добавлено и сколько минут надо зелье «доваривать»… С такими умениями его бы с руками и ногами оторвали в том же Министерстве эти… как их… авроры. Ну, или те же целители, учитывая, что именно он варганит весь запас зелий для больничного крыла. Но вот с детьми ему работать… И ему не шибко хорошо, и ребятишек особо впечатлительных после урока зельеварения откачивать приходится.

— Рассечь воздух и взмахнуть, — в который раз повторил нам профессор Флитвик. Кстати, наш декан. Забавный мужичок-с-ноготок. Говорят, что полугоблин. Ростом едва достает мне до середины бедра, но заклинаний всяких знает… уйму. Уже по моей большой просьбе научил меня кое-какой бытовой шняге. Ну а что? Раз привалила мне эта магия, надо ей пользоваться для решения собственных проблем. Тем более что заклинания мне удавались.

— Вингардиум Левиоса, — раз за разом повторял Рон. Не выдержав того, что упрямое перо так и не хотело взлетать, он принялся махать на него палочкой, словно желая разрезать на тысячи кусков в отместку за собственную неудачу.

— Так! Стоп, стоп, стоп! Во-первых, надо говорить «Левиоса», а не «Левиосса», — вклинилось наше радио. Это она зря — под горячую руку парню лезть все же не стоило.

— Я не говорю «левиосса».

— У тебя проблемы с дикцией, Рон, — вздохнула я. Самой пришлось два месяца работать над произношением, но мне удалось добиться определенных успехов и теперь никаких «проглатывающихся» букв у меня не было. — В разговоре мы часто проглатываем буквы, а то и слоги, при этом даже не замечая подобного. Из нас пятерых только Гермиона и выговаривает все четко от буквы до буквы. Никак, к логопеду таскали в свое время, а, Грейнджер?

— Не то слово, — вздохнула девочка. Я уже знала, что ее родители были стоматологами и, как и большинство нормальных врачей, наибольшее внимание уделяли здоровью собственного ребенка. Ну и развитию, естественно… Правда, с развитием таки переборщили.

Худо-бедно, но перья начали взлетать даже у Невилла. Флитвик не мог на нас нарадоваться, понакидывал всем кучу баллов… В общем-то, урок заклинаний был для нас не особо сложным. А проблема Рона была не только в дикции, но еще и в волшебной палочке, которая досталась ему от Чарли — старшего брата и которая в любой момент могла стать непригодной для дальнейшего использования из-за вылезающей наружу шерсти единорога.

Самый простой вариант — подарить Рону новую. Но увы — мальчишка был воспитан примерно так же, как и я в свое время: никаких дорогих подарков от кого бы то ни было не брать. А палочка стоила порядка десяти галлеонов — сотня фунтов по местным меркам. Так скажем, это не та сумма, которую можно преподнести в качестве «скинулись тебе на подарок всей компанией». Ладно, пока своей пусть колдует, а если та сдохнет раньше конца учебного года — одалживать ему свою. В конце концов, я тоже, как Олливандер и Грегорович говорили, не своей палочкой пользуюсь.

Урок подошел к концу, и присутствующие в кабинете когтевранцы с гриффиндорцами потянулись к выходу, давая место своим же однокурсникам, но со Слизерина и Пуффендуя. Кто-то в толпе задел Гермиону, и учебники, которые девочка держала в руках, едва не полетели на пол. Рон среагировал первым, успев их словить и вернув подруге.

— Уизли не нашел себе никого лучше грязнокровки, — поддела мальчика какая-то девочка со Слизерина.

— Ну так порадоваться надо, что в семье Уизли как минимум пять-шесть поколений теперь будут рождаться здоровые дети. И никаких родственников по отделениям для душевнобольных, никаких там уродов недоделанных… — многозначительно произнесла я, а Рон, вовремя прочитав мой знак, неожиданно притянул Грейнджер к себе за плечи.

— А, пожалуй, действительно, школу закончу и женюсь. Гермиона, ты за меня замуж выйдешь? Я теперь носки чинить умею, Лили вон даже готовить обещала научить, — парень подмигнул девчонке, и они вдвоем захохотали. А слизеринка неожиданно кинулась прочь, громко всхлипывая.

— Поттер, ты бы хоть когда-нибудь следила за языком? — тихо зашипел на меня какой-то пацан, но звонок на урок прозвенел прежде, чем я успела уточнить, в чем именно дело.

Для нас уроки закончились. В честь Хэллоуина, кстати, они были короче на целых пять минут. Поспешив выместись из класса Флитвика и вообще с этажа, наша компания направилась в один из пустых классов. Надо было сделать домашку, по крайней мере — ее часть.

— Все в порядке? — уточнила я у Гермионы.

— Все как обычно, — пожала плечами девочка. — Спасибо, что вступаешься за меня. Обидно, что они меня так называют, но… Все-таки ты в какой-то мере права, и мне просто нужно научиться не обращать внимание на то, как… — последняя фраза была адресована Николь. Именно она первая из наших маглорожденных девчонок положила большой болт на ту самую кличку от слизеринцев. Ну, я все равно старалась вступаться за своих, спуску не давая никому. Поскольку только дай этот самый «спуск» — и слизеринцы сядут на шею, свесят ножки и дадут шпоры. Уж такие они, змеи подколодные.

Драка оставалась только в качестве ответки. Верней сказать — драки я грамотно провоцировала таким образом, чтобы выглядеть в глазах преподавателей и однокурсников защищающейся стороной, а не нападающей. А уж в ответ на «грязнокровку» до белого каления девочку одиннадцати-тринадцати лет довести — раз плюнуть. Дальше сценарий отработан: она меня руками за косу, а я ей — ботинком по голени или ущемление какой-нибудь мышцы… Вроде бы как даже синяков не остается и вроде бы как больно зверски, а начинают выяснять, что да как — а у меня полкласса свидетелей, что первой именно с кулаками накинулась она, а не я. Итог — ей еще и выговор, а я в белом, то бишь в синем. В итоге со мной просто стали бояться связываться, а связаться можно было только одним способом — обозвать одну из моих подруг. Про меня-то можно было что угодно за глаза и в глаза рычать — с меня как с гуся вода, я просто не слушаю, а собеседница там изгаляется сама перед собой. А вот девчонок приходилось защищать, поскольку своих давать в обиду — последнее дело. Так уж нас воспитывали и в детдоме, и в секции. Один за всех, все за одного и все такое.

Кстати, не одну меня. В компании как-то само по себе сложилось, что мы все друг о друге заботились. Мальчики брали девочек за руки, когда предстояло спускаться или подниматься по крутой лестнице. Девочки прихватывали в Большом Зале завтрак для проспавших до последнего. Мальчики таскали за девочками тяжелые стопки с библиотечными книгами, а девочки аккуратно исправляли кляксы в сочинениях ребят, поскольку сами ребята могли протереть пергамент до дыр, таким образом испортив готовую работу… На нашу компанию смотрели, правда, малость искоса — здесь не было принято дружить со студентами других факультетов, но поскольку между Когтевраном и Гриффиндором не было войны, как между Гриффиндором и Слизерином, все относились к этому как к безобидному чудачеству.

Хэллоуин я не понимала по двум причинам. Первое — на моей родине вообще не было этого праздника. Второе — я не представляла, как можно праздновать в день, когда… Я не знаю, почему я сегодня вспомнила о смерти двоих людей, которые были мне абсолютно чужими. Я не понимаю, в чем было дело… Возможно, в Северусе. Он мне не чужой теперь, и видеть его подавленное состояние было для меня, мягко говоря, не особо приятно. И вдвойне неприятно понимать, что помочь я ничем не могу. Разговор об этом будет равносилен ковырянию палкой в открытой ране, а что еще можно было сделать в такой ситуации — я просто не знала.

Праздник устроили просто шикарный. Ну а что, собственно, нужно для шикарного праздника? Побольше вкусной жратвы, декорации соответствующие, ну и ощущение веселья внутри. Ощущения, которого у меня не было, признаться, ни на йоту. А может быть, дело вовсе не в смерти какой-то там Лили Эванс и какого-то Джеймса Поттера, а…

— С тобой все нормально? — с тревогой уточнила у меня Николь, когда заметила, что я в ступоре уставилась перед собой.

— Да, все в норме, — отозвалась я, хотя ни черта не в норме. Как я могла забыть… Тридцать первого октября две тысячи шестнадцатого года. Злополучная гребаная дата, та самая… Именно тогда, в самый обычный и ничем не примечательный понедельник, в мой первый рабочий день меня убило чертовой гранатой Ф-1. Причем убило как-то глупо, нелепо, по-идиотски…

Тогда все казалось правильным. Верным. Да и сейчас, в принципе, алгоритм никаких вопросов не вызывал. Была я. Было рядом два ребенка. Была граната, осколки которой разлетаются на добрых сорок метров. Была куча людей вокруг, которых также надо было от этих осколков защитить. Бронежилеты бронежилетами, а если такой осколок попадет в глаз или, скажем, в бензобак стоящей неподалеку машины, может быть большой капут. Так что я все сделала правильно. Ну правда — не одного из ребят же было на ту гранату швырять? Так что подохла я в лучших традициях типичного фильма про героев: всех спасла, никого не обидела, ну а сама сюда загремела.

Но сама смерть… Ну черт подери! Меня не подстрелил тот трижды проклятый серийник, когда пытался прикончить нас троих. Я не попала под перекрестный огонь во время штурма и даже не была убита рикошетом… Все закончилось. Все, мать вашу! Стрельба стихла, люди за оцеплением расслабились, мы начали продвигаться к выходу за это самое оцепление и тут…

Бывают разные случаи. Граната с выдернутой чекой могла банально закатиться куда-то, не сдетонировать вовремя, а потом уже полететь вниз. Мы находились под балконом, так что это вполне вероятно. Понять, кому она принадлежала, было невозможно, да и зачем мне это знать? Может быть, заранее тот урод ее как-то закрепил или ловушку какую-то придумал, чтобы она упала вниз после того, как его схватят. А может быть, ребята во время штурма кинули, она куда-то закатилась и… Не бывает такого, скажете? А вот ни черта подобного — бывает и не такое. Сколько этих случаев нам рассказывали в школе милиции, сколько про подобное я читала в различных реальных примерах… Штурм — это маленькая война, и никогда не знаешь, что и как повернется, кого заденет рикошетом, кому прилетит долбаная граната, швырнутая в дверной или оконный проем… Порой подстреливают своих же… Да, и такое бывает! А попробуй останови рефлексы, когда ты весь на нервах, кругом стрельба, дым, запах крови и тут впереди тебя что-то в этом дыму шевелится… Новички, конечно, больше всех на таком горят, но иногда даже бывалые лажают. Не то чтобы часто, конечно, но мой случай запросто мог быть тем редким исключением из правил…

Черт. Аж жрать перехотелось от этих гребаных мыслей. Отодвинув в сторону пустую и чистую тарелку, я налила себе в стакан тыквенного сока и, щедро поперчив его, залпом выдула содержимое стакана. Внимание внезапно привлек тихий голос Гермионы.

— Слизеринцы говорят, что Дафна Гринграсс весь день плачет в женском туалете и наружу выходить отказывается. Лили, неужели ты сказала что-то такое, что могло ее так сильно расстроить?

— Радио ты наше, ну ты же сама присутствовала при этом диалоге. И прекрасно помнишь, что я не называла ее уродкой, сукой, шлюхой, — щечки Гермионы покраснели от смущения, а я ехидно усмехнулась. Настроения не было никакого, того и гляди сорвусь, лучше уж так отделываться. — Я, наоборот, перевела все в шутку, Рон подыграл, и на этом все. Я не знаю, что у нее в голове творилось, и мне, честно говоря, начхать, что там в моей тираде ее обидело. И так настроение ни к черту, так что давай, не взывай к моей совести, мне ее удалили вместе с гландами.

— Я отлично знаю, что тебе не удаляли гланды, — Гермиона тряхнула головой. — Я об этом…

— Ты об этом читала, я знаю, — фыркнула я. Иногда препираловка с Грейнджер доставляла мне удовольствие. Возможно, я мазохист.

— Иногда ты просто невыносима, — вздохнула Гермиона.

— Я об этом знаю.

— А…

— А ты об этом читала, — я снова фыркнула и все-таки налила себе второй стакан сока, щедро добавив в него больше столовой ложки перца. Черный закончился, поэтому взяла красный. Его и не видно в соке, так что слабонервных не напугаю…

Как бы между прочим я обвела глазами зал. Северус был на своем привычном месте за преподавательским столом. Угрюмо-мрачный, к еде так и не прикоснулся… Ну ясен пень, дата-то та самая, эх… Что-то мы с ним на пару как два угрюмых чучела сидим, настроение всем портим. Хотя, кажется, настроение празднующим испортить невозможно ничем.

— Т-т-т-троооооль! — раздался с порога голос Квирелла. Этого заику не спутать ни с кем. Довольно молодой препод, но заморочек уже хватает. Во-первых, класс насквозь провонял чесноком. Однокурссники, конечно, морщатся и кривятся, ну а мне даже нравится, я запах чеснока просто обожаю. Я с него тащусь, как с любой другой острой специи. Поговаривают, что Квиррел с помощью чеснока пытается защититься от напугавшего его вампира, после встречи с которым, кстати, и стал заикаться. И для защиты от которого на голове постоянно носит огромный фиолетовый тюрбан. Ребята постарше периодически швыряют ему в затылок всякую дрянь, ну а я препода стараюсь не трогать. Нормальный вроде, не обижает никого и на том спасибо — от того же Северуса однокурсникам достается куда больше.

— В подземельях… Тролль… Вы не знаете? — последнюю фразу Квиррел произнес совсем тихо и, закатив глаза, рухнул в обморок прямо рядом с нами.

В мгновение ока толпа учеников заорала от ужаса и кинулась к выходу из зала. Я едва успела подхватить подмышки Квирелла и затащить его к нам под стол. К нам — это ко мне, Гермионе, Николь и присоединившимся к нам Рону с Невиллом. Было понятно, что в давке не уцелеть — народу поляжет больше, чем от того же тролля. Да и в подземельях он. А вот быть затоптанными какими-нибудь старшекурсниками нам не хотелось, вот мы и сиганули под столешницу…

— Профессор? Профессор Квиррел, — я осторожно приложила ладонь к шее мужчины. Пульс был. Что-то меня смутило, но сказать, что именно, я не смогла. Хлопнув бедолагу несколько раз по щекам, я дождалась, пока он откроет глаза, помогла ему ровно сесть и осмотреться по сторонам, после чего спросила:

— Все в порядке?

— Воды, — тихо пробормотал он, явно собираясь повторно откинуться в бессознанку. Пуганый какой-то.

Николь пошарила рукой по столу над нами и протянула профессору бокал с тыквенным соком. К сожалению, до меня не сразу дошло, что я была единственной, кто пил сок в пределах ближайших пяти метров и стакан это мой… Признаться, до меня вообще это дошло только когда Квирелл залпом выдул содержимое стакана, а потом замер, хватая ртом воздух и таращась так, что глаза вот-вот из орбит выпадут. Но, надо признать, что какой-то бодрящий эффект на преподавателя мой перцовый коктейль оказал: он быстро выскочил из-под стола и кинулся к Дамблдору, который, кстати, как раз проорал на весь зал:

— Тихо! Никакой паники!

Самое время, да.

— Старосты. Отведите учеников в гостиные факультетов и никому не позволяйте покидать территорию. Преподаватели отправляются со мной ловить тролля.

— Гринграсс! — громко прокричал мне на ухо Рон, стремясь переорать шум толпы вокруг. — Она ведь не знает про тролля!

— Я тебя поняла. Народ — вы идете по своим гостиным. Я сейчас сообщу ее декану, что да как…

— Снеггу? Ты с ума сошла… Он же тебя… — тираду Рона я не дослушала. Просто не успела, поскольку кинулась к Северусу, а Рона потащил за Перси Уизли Невилл.

— Профессор Снегг!

— Поттер, не до тебя! Иди в гостиную! — крикнул мне мужчина, открывая неприметную дверь за преподавательским столом.

— Но это важно…

— Заткнись и делай, что тебе говорят! Мало мне без тебя неприятностей… — дверь захлопнулась перед моим лицом. Меня, что называется, оставили обтекать. Что-то я совсем ничего не понимаю. Юла для него — неприятность? Ну, как бы, «без тебя и так хватает неприятностей, а с тобой их будет еще больше». Так зачем тогда был весь этот спектакль с изображением чуть ли не доброго папочки в предыдущие месяцы?

Впервые в жизни внутри поселилось чувство, похожее на боль. И на обиду. Но обижаться было не время — поняв, что от Северуса помощи в этот раз я не дождусь, я кинулась к слизеринским старостам. Но меня от них оттеснили и никто даже слушать не стал, когда я попыталась проорать про Дафну Гринграсс… Черт!

Оставить все как есть? А если ей за каким-то хреном взбредет пойти в подвал… Так, к черту. Где туалет — я знаю. Дело пяти минут добраться до санузла, вытащить из кабинки Дафну, объяснить ей, что к чему, и, отправив вдогонку за колонной слизеринцев, самой присоединиться к отряду когтевранцев. Меня даже не успеют хватиться.

Полторы минуты спустя я стояла у дверей туалета. От такой пробежки у меня даже дыхание не сбивалось, так что внутрь зашла без промедлений. Гринграсс как раз вышла из кабинки, вытирая на ходу опухшие глаза. Ну точно весь день плакала. Белобрысый красноглазый кролик — вот кого она сейчас напоминает.

— Ты… Зачем ты пришла? Опять начинать говорить, что…

— Заткнись и слушай. В подземелья пробрался тролль. Дамблдор сказал, чтобы все отправились по гостиным. Если сейчас быстро побежишь за своими, то даже втык не получишь. Усвоила?

Девочка кивнула. Развернувшись, я кинулась к выходу из туалета, но неожиданно сзади кто-то крепко вцепился мне в руку повыше локтя.

— Проводи меня, — голос Дафны был донельзя испуганным, но в нем чувствовались жалобные нотки. Мне, впрочем, было наплевать. Я такой же ребенок, как она. Я, блять, тоже троллей боюсь. А если я пойду провожать это величество, то сто процентов не догоню вовремя своих, меня хватятся, и тогда я получу нагоняй. Спасибо, не надо.

— Сама дойдешь, — грубо вывернувшись, я первой распахнула дверь туалета и выскочила наружу. Дафна кинулась следом за мной, всхлипывая на ходу и снова пытаясь схватить меня за руку. Меня так и подмывало бросить ей что-нибудь обидное вроде «не забудь после того, как лапала грязнокровку вроде меня, руки вымыть». Хотя, я по местным меркам полукровка и вроде бы как не совсем уже отброс, но все равно было… нет, не обидно. Было стыдно, причем не за себя, а за Дафну. За то, что она сначала обзывает моих друзей и вот — каких-то несколько часов спустя опускается до того, что просит у меня помощи.

Какое-то время нам по пути, так что пришлось терпеть бегущую рядом девочку, ее раздражающие всхлипы и слишком громкие, как по мне, шаги. Впереди раздался топот. Слишком нечеловеческий. Что это значит, я сообразила первой. На то, чтобы нагнуться, стянуть туфли с Дафны и кроссовки со своих ног, у меня ушло меньше двух секунд. Девочка к тому моменту успела услышать топот метрах в тридцати впереди нас и собралась… правильно, громко заорать от страха. Хорошая оплеуха остудила ее пыл, после чего я крепко прижала девочку спиной к стене и тихо прошипела:

— Если хочешь жить — затыкайся, бери в руки свои туфли и тихо иди за мной.

Перепуганная девочка лишь кивнула, размазывая слезы по щекам и потирая место удара. Вон как живительный втык подействовал — даже на человека похожа стала, а не на «леди» истеричную, которая при виде мышки визжит. Я взяла в одну руку свои кроссовки — в другую тут же вцепилась Дафна, — и осторожно пошла в сторону прямо противоположную той, откуда слышался шум. Кажется, тролль играет в свою любимую игру «рушь все». Со слухом у этих гигантов не особо-то хорошо по меркам животных, но блять… Если он нас услышит — а он запросто может это сделать, то нам двоим хана. Заклинаний, способных справиться с троллем, мы не знаем. А драться врукопашную с громадиной такой дураков нет.

Обратный путь к туалету занял немного больше времени, чем прошлая пробежка. А тролль постепенно продвигался в нашу сторону. Что тут у нас за дверка рядом с туалетом? Открыв ее, я увидела типовой заброшенный чулан, разве что окно было. Сзади все ближе раздавались тяжелые шаги, вот до нас донесся запах немытой десятилетиями туши. Мда, кажется, прогулка скоро закончится. Дафна закрыла рот руками, чтобы не заорать в голос, и тихо сползла по стенке вниз, давясь слезами и судорожно всхлипывая.

— Зато кровь чистая, верно, Гринграсс? — издевательски пропела я, затаскивая девочку в чулан и на время подпирая дверь какой-то шваброй. — Чистокровной-то оно хорошо быть — можно спокойно носик свой кривить, мол, какие обычные людишки дерьмовые, — я принялась перебирать хлам, находящийся в чулане, стремясь найти хоть что-то похожее на веревку. Достаточно длинную веревку. Не было. Черт, не спустимся! А прыгать с четвертого этажа… нет, на крайняк и прыгнуть можно. Сломанные ноги — они лечатся, особенно в магическом мире, а вот если тролль убьет… Хотя… Есть один вариант, чтобы не прыгать. Подбежав к окну, я распахнула его и, осторожно выглянув, обнаружила то, что искала — водосточную трубу. Коммуникации — они и в Хогвартсе коммуникации. Будем надеяться, что она хорошо закреплена. — Ну что, чистокровка ты наша элитная — давай, пошли, буду тебя учить типовому маггловскому альпинизму. Оно, конечно, неэлитно и по статусу тебе не подходит, ну да это ведь лучше, чем сдохнуть, но с чистой кровью и незапятнанной репутацией.

Вот бесила меня эта тема чистокровности, сил нет. Тот же фашизм-нацизм. Дети в одиннадцать лет должны думать о чем угодно: об уроках, играх, о первой любви, на худой конец, но вместо этого они строят из себя невесть что, уподобляясь своим родителям. Обзывают таких же девочек и мальчиков, с которыми на самом деле запросто могли бы стать лучшими друзьями… А все потому, что взрослые стравливают… Но и дети тоже идиоты — некоторых как ни стравливай, а не стравишь, попадались мне и такие…

Дафна подошла ко мне и, заметив, что именно я ей предлагаю, снова залилась слезами.

— Я… Я не смогу! Я…

— Ты ноготь сломаешь — да, я в курсе.

Надо придерживаться выбранного тона. Потому что если я ей сейчас дам понять, что хоть немного жалею ее и сочувствую — то все пропало. Она разноется окончательно, и тогда ей хана. Мне? Мне-то нет, я-то по трубе уйду, как и планировала. Я тут не собираюсь со всякими идиотками за компанию подыхать, мне своя жизнь дороже, как ни крути. И нет — тогда, на ТОТ Хэллоуин, ситуация была совсем другая. Там либо я, либо не только я. А здесь либо она одна, либо она одна и я в придачу, то есть я ничего не смогу исправить или изменить своей смертью. Вот уж будет глупо и бездарно…

Вскочив на подоконник, я наклонилась в сторону и повисла секундой спустя на водосточной трубе.

— Ладно, белая кость, голубая кровь — бывай. Помни — ты чистокровная, ты особенная, кровь у тебя не красная, смерть тебе не страшна. Жизнь твоя ценней, чем у любого другого обитателя Хогвартса, а значит — оборваться по определению не может… — все это я произнесла, потихоньку перебирая руками и ногами, чтобы спуститься ниже.

— Пожалуйста, не уходи! Пожалуйста-а-а-а-а!!! — Гринграсс вскочила босыми ногами на подоконник и медленно наклонилась в сторону. В мгновение ока я оказалась рядом с ней и, перехватив ее руку, помогла зацепиться за трубу. Я же не зверь, право слово. Хотя сейчас ей может показаться, что действительно зверь.

Переместив девочку таким образом, чтобы она оказалась прижата к трубе моим телом, я принялась перебирать руками и ногами, стремясь оказаться внизу как можно быстрей. Задачка была та еще. Из Дафны Гринграсс альпинист никудышный, мягко говоря, так что было сложновато. Абзац наступил, когда труба внезапно закончилась и нога вместо железа почувствовала каменную стену.

— Наверх, — скомандовала я. Это было сложней вдвойне. Поскольку мышцы у нее были только в названии, и в итоге она едва не соскальзывала, а мне приходилось выделывать немыслимые пируэты ногами, чтобы удержать это тело, благо что хоть легкая…

Минут семь мы добирались до окна этажом выше того чулана. Семь минут на расстояние меньше трех метров. Дафна плакала, всхлипывала, периодически цеплялась одной рукой за мою мантию, но все-таки карабкалась наверх.

— Виси, — скомандовала я. Окно надо было открыть, читай — разбить. Палочка осталась в школьной сумке, да и толку мне с нее не было бы, потому что заклинания нужного я все равно не знаю.

— Не оставляй меня!

— Виси и держись крепче. Я сейчас.

Нога ступила на карниз. Здесь было сложней, чем внизу. Там труба была прямо рядом с окном, а здесь приходилось пройти около метра, прижимаясь к каменной стене. Окно поддалось ударам с третьей попытки, в ходе которых я нехило порезала себе правую руку сквозь мантию. Уцепившись за оконный проем, я протянула руку висящей на водосточной трубе Дафне.

— Сейчас крепко прижимаешься к стене и идешь по направлению ко мне. Хватаешься за руку и залезаешь в окно. Поняла, тряпка?

Тряпка послушно кивнула. Тряпка, судя по всему, в шоке и с такого обращения, и с этой ситуации. Тем лучше для тряпки — в шоке она явно куда лучше работает, чем в состоянии «леди обыкновенная». Карниз был не узким — сантиметров сорок шириной. Этого было достаточно для того, чтобы даже новичок смог преодолеть расстояние в метр, но… Но Гринграсс в какой-то момент посмотрела вниз и, неожиданно потеряв точку опоры, полетела в пропасть. В последний момент я успела ухватить ее за руку и потянуть на себя. Раздался хруст то ли вывихнутых, то ли сломанных пальцев, и в следующий момент мы обе повалились на пол комнаты, окно которой я бесцеремонно выбила минуту назад.

Оказавшись, наконец, в безопасности, Дафна дала волю слезам. Вместо того, чтобы плакать тихонько в уголочке, она крепко обхватила меня руками за шею и, спрятав лицо у меня на плече, принялась поливать слезами мою мантию. Обняв девочку, я осторожно погладила ее рукой по спине, что только усилило слезоразлив. Пусть поревет. Имеет право, в конце концов.

Под нами раздавались звуки боя. Видимо, в том чертовом чулане для тролля нашлось много интересного. Каждый раз, когда рушилось что-то особо… звучное, Дафна вздрагивала и прижималась ко мне еще крепче — видимо, до нее только сейчас в полной мере дошло, что это могла быть ее шея.

Сейчас я получила возможность рассмотреть девочку более пристально. Ну, что могу сказать… Девочка как девочка. Немного ниже меня, светленькая, аккуратная, немного манерная… В общем, типовой отпрыск аристократической семьи, но это я и раньше поняла.

— Спа… Спасибо, — внезапно тихо донеслось с ее стороны.

— Всегда пожалуйста, — фыркнула я, впервые за все время нахождения здесь оглядываясь по сторонам. В темноте это было довольно затруднительно, но я четко различила на расстоянии меньше двух шагов от нас какой-то диванчик, на который и поспешила перебраться, поскольку босиком, да на холодном полу… бр… Судя по всему, Дафна была со мной солидарна, поскольку тут же составила компанию, снова прижавшись ко мне. Мда…

— Пальцы гнутся? — уточнила у нее я.

— Нет, — девочка снова тихо всхлипнула.

— Давай их сюда.

Достав из кармана большой и чистый носовой платок, который использовался обычно только с целью стул протереть перед тем, как на него садиться, я зафиксировала ладонь девочки таким образом, чтобы она случайным движением не сместила дальше вывихнутые или сломанные кости. Ну а как мне надо было действовать? Ловить-то приходилось быстро, и там уж как поймала, так поймала…

Внизу все стихло. То ли тролль ушел, то ли уснул, но никаких звуков снизу я не услышала. Ну и ладно. Нам же лучше.

— Где мы? Надо уходить отсюда, — пробормотала Дафна, пытаясь осмотреться. Безуспешно, впрочем — нам были видны только какие-то полки с книгами да непонятный темный предмет в углу, который мог быть каким-то комодом, или там кроватью… Сложно разобраться, что есть что, когда вокруг так темно.

— Я предпочту до наступления утра не двигаться с места, — честно заявила я.

— Почему?

— Гринграсс, я вот не понимаю… Кто из нас гребаный чистокровный аристократ, который должен знать все о мире магии?

— Ну…

— Ладно, идем другим путем. Что находится этажом выше над женским туалетом?

— Э… Запретный коридор?

— Мимо. Он на третьем, а у нас пятый, если помнишь.

— Ну… Э…

— Ладно, я вылечу твой топографический кретинизм. Находится коридор, по обеим сторонам которого сплошные запертые двери. Мы проверяли, когда перепутали этаж и искали кабинет заклинаний. Леди Елена сказала, что здесь комнаты преподавателей. Спальни, хранилища и все такое прочее. Теперь давай начистоту: какова вероятность, что мы сможем открыть дверь, учитывая, что я свою палочку оставила в школьной сумке?

— Моя при мне, но…

— Но ничего сложней заклинания превращения спички в иголку ты не знаешь, я помню. Вопрос прежний. И еще один на закуску: учитывая, что ты также не сможешь зажечь магический свет, какова вероятность, что мы в темноте заденем какую-то опасную вещь, уроним с полки какое-нибудь жуткое зелье или вляпаемся еще в какую-нибудь неприятность?

Дафна кивнула и, не задавая больше вопросов, плотней прижалась ко мне и принялась вытирать с лица слезы. Нормальная девчонка, когда не строит из себя аристократку и не работает на публику истериками. В разведку бы я с такой не пошла, конечно…

Остаток ночи мы провели в обнимку на все том же диване, закутавшись в мантии и крепко прижавшись друг к другу. Из окна поддувало, а мы босиком и без зимней одежды… Как пить дать кто-то простынет.

Ничего так посидели. Даже поговорили немного. В процессе разговора как-то само собой выяснилось, что у Дафны дядя с тетей проживают в спецотделении больницы святого Мунго как раз из-за каких-то наследственных проблем, проявившихся из-за близкородственных браков, так что мне стало понятно, почему ее довела до слез моя реплика. Поскольку я не ставила себе целью намеренно довести до слез девочку и понятия не имела об этом факте, то и извиняться не стала. Вместо этого прочитала Дафне небольшую лекцию о том, что такое маглы, с чем их едят и какие на самом деле преимущества у них есть по сравнению с волшебниками.

— Я вот вообще не понимаю вас, магов, если честно, — заявила я под конец.

— Почему?

— Да потому что как раз-таки вы в силу физиологических особенностей и специфики Статута Секретности имеете доступ к обоим мирам со всеми их достоинствами и недостатками. Вы можете заимствовать все лучшее как из магической, так и из обычной жизни: вспомни идею с автобусом «Ночной Рыцарь» — это же как раз один из самых удачных примеров совмещения магических и маггловских технологий. Ремни безопасности сделать, как в обычных маггловских машинах — и вообще все станет превосходно. А «Хогвартс-экспресс»? Тоже ведь изобретение обычных людей, но доработанное магами. Ты просто… Ты даже не представляешь, сколько там, в другом мире, вещей, которым найдется место и в этой жизни. Шариковые ручки, которые дешевле перьев и которыми намного удобней писать. Система парового отопления, которая намного удобней стандартных каминов, потому что не требует регулярного подброса дров. Ветряные генераторы, солнечные батареи, да мало ли полезных вещей, которые могут облегчать жизнь не только магглам, но и магам. Допустим, стиральные и посудомоечные машины вам нафиг не нужны — у вас для этого магия есть. Автомобили, в принципе, тоже — все либо трансгрессируют, либо по сети летучего пороха катаются, а для экстренных ситуаций «Ночной Рыцарь» есть. Но сколько всего можно было бы исправить и облегчить, если бы какие-то высокопоставленные идиоты вместо того, чтобы внушать детям идею ненависти к магглорожденным, лучше изучили мир, который не понимают, и заимствовали из него уже готовые достижения и открытия вместо того, чтобы изобретать велосипед… А вы… Эх, — я разочарованно махнула рукой.

Признаться, до последнего момента я ожидала, что Хогвартс, да и вообще волшебный мир, будет похож на дом Северуса, где алхимическая лаборатория и куча магических талмудов гармонично сочеталась с электрическим освещением и современной сантехникой. Где уборка осуществлялась с помощью магии в то время, как мы вдвоем спокойно смотрели телевизор. Где вместо ночника над моей кроватью горел магический свет, который вспыхивал, стоило мне встать с кровати или щелкнуть пальцами. Где продукты хранились в холодильнике, а загружал их туда Северус с помощью банальной левитации, одним глазом умудряясь при этом смотреть в книгу, которую держал в руках. Ожидала чего-то такого, но признаться… Увидев, что из себя представляет мир магов на самом деле, я испытала долю разочарования. Почему-то в большинстве случаев маги заимствовали у магглов только общеизвестные пороки и страсти. Тот же фашизм и нацизм искоренили практически под корень почти полстолетия назад, а у магов он до сих пор является чем-то обыденным и привычным. Привычным настолько, что ребенок одиннадцати лет выбирает себе друзей не по навыкам, способностям и характеру, а лишь по принадлежности к той или иной семье.

— У меня нет друзей, — тихо пробормотала Дафна, когда я изложила ей свои мысли, разумеется, опустив ту их часть, в которой упоминался ее декан и его дом как пример разумного использования как магических, так и обычных человеческих технологий.

— А чего так? — ехидно уточнила я. — «Сливочности» для высшего общества не хватает или все дело в том, что твои родители хоть и чистокровные, но «Слава Волан-де-Морту» в свое время не орали, предпочитая ограничиваться простым презрением к магглорожденным и магглам, приучая к этому презрению и тебя?

— Не произноси его имя! — испуганно вскрикнула Гринграсс и тут же принялась оглядываться по сторонам.

— Что, боишься, что из-за занавески сейчас выскочит? Зря боишься — говорят, что после той ночи он подох.

— А если нет? Если он вернется и придет мстить тебе?

— Кхм… — об этом я не задумывалась, если честно. О том, что темный волшебник, то ли сдохший, то ли исчезнувший десять лет назад, может явиться по мою душу. — Ну, если придет, придется его убить.

— А если он тебя…

— Ну, значит, он меня, — равнодушно пожала плечами я. Однажды умерев, я каким-то образом избавилась от пресловутого страха смерти. Мысль о том, что меня могут прийти убивать, вызывала у меня только желание затариться заранее чем-нибудь посерьезней палочки, с которой я пока все равно особо не умею обращаться…

На этой не особо веселой ноте разговор прекратился сам собой. Дафна тихо сопела мне в ухо, и под это тихое сопение я заснула. Странно, но даже не замерзла, пока спала. А проснулась я в больничном крыле с головной болью и ощущением, что мое горло раздирают изнутри колючей проволокой. Рядом кто-то суетился, судя по слабо доносящемуся до меня голосу — женщина. Мадам Помфри, что ли? К губам прижали стакан, заставляя сделать хотя бы глоток зелья. Учуяв запах любимой специи, я залпом выпила все и попросила добавки. О чудо! После этого зелья ко мне вернулась способность разговаривать! Хрипло, с перерывами, но все же разговаривать!

Заметив на соседней койке Дафну, я помахала ей рукой. Башка по-прежнему болела, звуки доносились сквозь вату, а зрение было нечетким, но ответное махание я разглядела. Потом меня напоили каким-то зельем, тело прошиб холодный пот, и я, кажется, мгновенно заснула. Проснулась словно в ту же минуту, причем абсолютно здоровая, но судя по тому, что за окном был вечер — прошло как минимум несколько часов.

— Доброе утро, — тихо произнесла Дафна, лежащая на соседней койке. Девочка мечтательно улыбалась чему-то, и, естественно, я поинтересовалась причиной такого хорошего настроения.

— Если говорить привычным тебе языком, то моя мама приехала в школу дать всем втык. За то, что запустили тролля. За то, что никому не пришло в голову дать объявление по громкоговорителям на тот случай, если кто-то из учеников находится вне Большого Зала.

— И много кто находился?

— Три парочки на Астрономической Башне, — принялась сплетничать Гринграсс. — Но они про тролля узнали, только когда преподаватели с ним разобрались и принялись искать нас, подключив к этому делу призраков. Ну и нашли, собственно, в спальне профессора Синистры.

— Какая прелесть, — я передернулась, вспомнив, сколько хрупкого магического оборудования разной степени опасности присутствовало в кабинете Астрономии и сколько его могло находиться в спальне преподавателя.

— Мама тоже так сказала, — хихикнула Дафна. — И сказала, что никого благоразумней тебя в жизни не встречала, потому что только очень благоразумному человеку пришла бы в голову мысль ничего не трогать и никуда не двигаться, чтобы ничего не разбить.

— Ну, не то что бы ничего — окно-то я все равно разбила до этого, — вздохнула я.

— Ну, думаю, по сравнению с тем, что сделал тролль, твои разрушения — капля в море.

— И то верно, — добродушно отозвалась я.

Разговор пришлось прекратить, поскольку к Дафне пришли. Ну и ко мне тоже. В общем, в лазарет местный заявилась Сесилия Гринграсс собственной персоной. Ничего так дамочка. Фигуристая, ухоженная, все при ней. Светловолосая, как и Дафна, с аккуратно уложенными в высокий пучок волосами. В ушах — небольшие золотые серьги, на шее — кулончик из того же набора, на безымянном пальце — обручальное кольцо. Косметики минимум… В общем, типовая выдержанная аристократичная особа.

О чем там они говорили, я не слышала, поскольку не прислушивалась. А случайно услышать что-нибудь было невозможно — будучи достаточно воспитанной, женщина не орала на всю палату. А я… Что я? Я уткнулась в журнал, который за полчаса до этого выпросила у мадам Помфри, крайне жалея, что не застала тот момент, когда сия интеллигентная и тихая особа давала «втык» директору и профессорам за халатность и безалаберность. В тихом омуте черти водятся — это наверняка про Сесилию.

— Мисс Поттер? Можно с вами поговорить?

— А разве вам можно с грязнокровками общаться? — я отложила в сторону журнал и пристально уставилась на Сесилию.

— Насколько мне известно, мисс, вы полукровка — это во-первых.

— А во-вторых, я росла среди обычных людей и до сих пор скорей отношу себя к ним, чем к магам. И, в-третьих, мне тут птички разные напели, что десять лет назад я пообщалась с особо ярым расистом, и с тех пор его никто не видел. В-четвертых — я ненавижу дискриминацию по внешнему, расовому, половому признаку, происхождению, а также другим характеристикам, которые человек не в состоянии определить для себя сам и изменить с течением времени. Я считаю абсурдным оценивать людей в соответствии с этими характеристиками, упуская при этом такие важные черты, как внутренний мир человека, его душу, характер, его моральные качества. Поскольку в этом вопросе мы с вами поразительно отличаемся, то вряд ли между нами получится конструктивный диалог. Всего хорошего, миссис Гринграсс, — я взяла со столика журнал и закрылась от женщины. Я в домике. И нечего тут.

— Интересная точка зрения, — женщина неожиданно рассмеялась чистым серебристым смехом. — Кажется, теперь я понимаю, кто за одну ночь избавил Дафну от тех убеждений, что тщательно вкладывал в голову ей мой муж, прими господь его душу, на протяжении последних пяти лет.

Я опустила журнал и пристально уставилась на женщину. Врет или нет? Хм, а оказывается, моя слизеринская знакомая наполовину сирота, причем отец, судя по всему, недавно умер. Сесилия Гринграсс улыбнулась, глядя на меня серыми теплыми глазами.

— Дафна рассказала мне, что произошло в тот день. Я так же, как и вы, считаю, что с ее стороны было полной глупостью пытаться присоединиться к компании этого мальчишки Малфоя путем копирования его поведения. И надеюсь, что ваше отсутствие предрассудков по поводу так называемой чистоты крови распространяется и на мою дочь. Честно говоря — я предпочту видеть у нее в друзьях трех образцовых студенток Когтеврана, а не сомнительную компанию детей бывших приспешников Сами-Знаете-Кого.

Трех… Ишь как оно все вывернулось. Очень, очень интересно девки пляшут.

— Дафну-то можно в компанию взять без проблем, — пожала плечами я. — Девчонка она вроде нормальная, когда не пытается грязнокровками Николь и Гермиону обзывать, с ними вроде даже уже помирилась… Вот только у нас в компашке кроме трех когтевранок еще два гриффиндорца, как бы ее травить не начали на родном-то факультете.

— Пусть попробуют, — Гринграсс чуть улыбнулась. Невинно и безмятежно. Я прямо-таки почувствовала родственную душу в ней, вот ей-богу почувствовала… Все с ней ясно. Омут очень тихий, а значит — черти в нем ого-го.

— Дафна, как насчет провести кучу времени в обществе людей, которым в приличном обществе не место? — фыркнула я. Лежащая на соседней кровати девочка разулыбалась и радостно закивала. Что же… почему бы и нет?

— Что же, мисс Поттер, позвольте с вами попрощаться, — женщина снова тепло улыбнулась и, наклонившись ко мне, чтобы пожать протянутую мною руку, тихо произнесла. — За мной должок — вспомните об этом, когда придет время.

Интересно девки пляшут, что я могу сказать. Сесилия явно знает, что мне может понадобиться ее помощь. Впрочем, учитывая, что у нее связи в Визенгамоте, в Министерстве Магии, и причем не только в Британском, а также в куче других официальных структур… Хм, кажется, от знакомства с одной слизеринской блондиночкой все-таки был толк.

Уже два дня спустя мы все вместе сидели под деревом на берегу озера и, щуря глаза на бегающую по воде рябь, непринужденно болтали о квиддичном матче Гриффиндор-Когтевран. Поначалу из-за Рона дело едва не дошло до ссоры, но я вовремя успела купировать это дело, задав ему простой вопрос:

— Зачем команды соревнуются между собой за этот чертов кубок? Неужели все дело только в том, чтобы получить очередную чашку на полку в гостиной?

Рон задумался, а Дафна и Невилл заговорщицки переглянулись между собой. Николь и Гермиона в разговоре участия не принимали — о чем-то шушукались, делая «на коленках» эссе по ЗОТИ. Так уж получилось, что при составлении расписания у нас было небольшое «окно», которым мы сейчас и пользовались перед тем, как нашей синей троице предстояла прогулка на зельеварение.

— Ну… Не знаю. Чтобы выиграть. Чтобы было ощущение победы, радости там… Ты сложные какие-то вопросы задаешь.

— И ничего не сложные. Квиддич — это спорт. И, как любой спорт, ставит перед своими последователями одну лишь цель — постоянное самосовершествование и рост над собой. Но при этом, как и в любом другом спорте, нельзя забывать о том, что соперники тоже постоянно становятся сильней. В каком-то роде спорт — это постоянное движение вперед, невзирая на поражения и неудачи. Спорт учит спокойно воспринимать и принимать тот факт, что не всегда ты будешь на первом месте, что кто-то может быть лучше, что ты где-то допустишь ошибку… Спорт учит не жалеть себя, не плакать другу в жилетку в случае неудачи, а анализировать свои ошибки, учиться на них, исправляться, становиться лучше и снова пробовать достичь поставленной цели. В каком-то роде спорт — это та же жизнь, только чуть более в игровом формате. Кто-то сдается, а кто-то работает над собой, чтобы попасть на вершину Олимпа.

— Но слизеринцы грубо играют! Скидывают игроков с метел, толкают, бьют специально бладжерами.

— Я тоже грубо играю, — я пожала плечами. — В квиддиче не запрещено скинуть оппонента с метлы, если сил и сноровки хватит. Не запрещено выводить из строя других игроков бладжерами, не запрещено даже кости друг другу поломать в процессе. Игроки знают, на что идут. Если кто-то из них щепетилен в вопросах порядка, то это не значит, что другие не будут использовать все возможные средства.

— Я посмотрю, как ты это повторишь, когда в следующем году мои братья собьют тебя с метлы бладжером.

— Или если я их собью, — мечтательно улыбнулась я. К этому моменту уже успела натренироваться отбивать эти злосчастные бладжеры рукоятью собственной метлы прямо в оппонента. Правда, капитан наш мне сказал, что для такого финта мне понадобится метла с крепкой рукоятью, а не современные гоночные варианты типа «Нимбуса», но за «Нимбусами» я и не гонялась. Во-первых — они были для меня длинноваты, во-вторых — довольно сложны в плане маневренности. Так что я, проштудировав весь каталог квиддичных метел, остановила свой выбор на малоизвестном голландском «Эоле». В апреле-мае должна была выйти новая модель, уже в июле ее можно будет заказать с доставкой по каталогу. Думаю, что по каминной сети можно и в Голландию добраться, а если нет… Что же, можно и подождать две-три недели, пока доставят.

Ребята к моему выбору отнеслись, мягко говоря, без особого энтузиазма. Гермиона и Николь в один голос заявили «тебе видней». Рон, не знавший никаких других разновидностей метел, кроме «Нимбуса» и «Чистомета», принялся мне доказывать, что нужны именно они. Ну а Невилл логично начал рассуждать, что раз я выбрала эту метлу, значит — именно она мне подходит.

В общем, пока мы рассуждали, пока девчонки дописали свое эссе, пока Рон налюбовался вдоволь еще двумя карточками в свою коллекцию, которые перепали с его и с моей шоколадной лягушек... Пришло время идти на урок.

Северуса я видела впервые после того злополучного происшествия с троллем. И почему-то при виде осунувшегося лица и темных кругов под глазами сердце сжалось от боли. Я не могу точно объяснить, почему меня так беспокоит его состояние… Может быть, потому, что я уже однажды видела, что с ним происходит, когда становится плохо, и не хотела снова становиться либо причиной, либо свидетелем очередного приступа… А может быть, дело в том, что я по природе своей кошка, которой приятны добрые слова и дела, а также люди, которые эти слова и дела по отношению ко мне совершают.

За урок я получила «превосходно». А кто бы сомневался? Северус говорит, что у меня к зельеварению талант, а я всегда возражаю, поскольку считаю, что талант — это создавать что-то новое, а просто действовать по рецепту любой в состоянии.

— Поттер, задержитесь, — поскольку это был всего лишь третий раз за два месяца, никаких подозрений поведение Северуса у однокурсников не вызывало. Когда за последним из них закрылась дверь, Северус сел за стол и, оперевшись на него локтями, тихо спросил меня. — Ну и что же ты творишь, а?

— Извини, — тихо произнесла я.

— За что?

— Не знаю, — все так же тихо произнесла я. — Просто мне проще извиниться непонятно за что, чем начать оправдываться и тем более — реально тебя обвинять. Тебе, надо думать, и так от миссис Гринграсс досталось, да и…

«Да и по виду твоему понятно, что за меня ты здорово перепугался», — эту фразу я не завершила. Но он, кажется, понял, поскольку откинулся на спинку стула и, прикрыв глаза, тихо произнес:

— Прости. На самом деле это я виноват. Надо было выслушать, отправить тебя в твою гостиную и самому пойти за Гринграсс. Просто… Знаешь…

— Знаю. Хогвартс действует тебе на нервы. Дети действуют тебе на нервы. Одну самостоятельную девочку, которая не выносит мозг и, по твоим же словам, даст фору многим взрослым, ты можешь выдерживать и даже с ней как-то контактировать, а когда вокруг без конца толпа детей похуже, то это уже черт-те что. Ты бы давно уволился, но что-то тебя здесь держит. Даже представить не могу, что, но ясно — перемен к лучшему в ближайшее время не предвидится. Что же насчет твоего отношения ко мне… Когда я отдельно от сверстников, то ты меня воспринимаешь как отдельную самостоятельную личность, а когда я в толпе, то ты по меркам этой толпы меня равняешь. А ребенок из толпы может побежать к педагогу, которого знает, только потому, что испугался, а не потому, что собирался сказать что-то важное. Предпосылки поведения понятны, вопросов нет, обвинений, в принципе, тоже. Разве что просьба одна.

— Говори, — Северус побледнел после моей прошлой тирады. То ли дело было в том, что я опять что-то сказала или сделала так же, как и Лили, то ли в том, что любому малость некомфортно, когда его «считывает» маленькая одиннадцатилетняя девочка.

— Выслушай меня сейчас. И очень внимательно. Потому что есть одно мутное дело, но выложить это кому-то другому я не могу: если узнает тот человек, которого это дело касается, и если все действительно серьезно, то я подставлюсь, а я этого не хочу, потому что с взрослым волшебником мне не тягаться.

— Выкладывай.

— Помнишь, как Квиррел влетел в Большой Зал с воплями о тролле в подвалах, а после этого навернулся в обморок? Как раз рядом с нашим столом было дело. Я практически сразу же кинулась к нему, потому что толпа как раз поперла к выходу, ну а мы всей шайкой-лейкой под стол, чтобы не затоптали, заодно и профессора с собой потащили. Я ему руку на шею положила, ну, пульс проверить, рефлекторно уже это приучилась делать со времен курсов первой помощи в школе… Так вот — пульс был ровным и отчетливым, а кожа теплой. Короче говоря — он симулировал свою бессознанку и перед тем, как влететь в Большой Зал, пробежкой не занимался. Вдобавок — тролль был каким-то образом проведен сразу на четвертый этаж над запретным коридором и уже там словно… Словно из-под контроля вышел. Я осматривала место происшествия — он начал крушить все от развилки в пятидесяти метрах от парадной лестницы, ну и вплоть до того злосчастного туалета. Что важно — мы с Гринграсс не слышали шума вплоть до того момента, как он не оказался метрах в тридцати от нас. А на слух я не жаловалась. И меня терзают смутные сомнения, что Квиррел со своим сообщником или сообщниками устроил все это светопреставление для того, чтобы под шумок пошариться в запретном коридоре, а тролль и его возня этажом выше должны были заглушить посторонний шум на случай, если ваш веселый педсовет раньше предполагаемого Квиреллом времени выберется из подвала. Северус?!

Только закончив говорить, я заметила, что мужчина снова дрожит. Как тогда. Господи, если ты есть, да научи ты меня уже, что при нем можно говорить, а что нельзя, а то я же с ума сойду такими темпами…

Прежде, чем кинуться к Северусу, я просунула в ручку двери кабинета ножку стула. Чтобы было заперто и никто не смог войти. Чтобы не увидели его в таком состоянии, а то уж этого он мне точно никогда не простит.

Когда он узнал, что девчонка так и не вернулась в башню, был полон желания найти и хорошенько выдрать ремнем. Он-то надеялся, что Лилиан Поттер не будет похожа на Джеймса Поттера. Напрасные надежды. Когда он узнал, что кроме Поттер отсутствует еще и Гринграсс, то количество отработок для обеих девчонок возросло до трех месяцев, а для Поттер была предусмотрена лекция. Но когда две девчонки были обнаружены в спальне профессора Синистры, куда они забрались через разбитое окно, и Северусом была восстановлена со слов Дафны примерная картина событий, то… Он не знал, чего в нем было больше — облегчения или панического ужаса от того, что могло бы случиться. Чертов Хэллоуин, чертов тролль, чертова жизнь… Почему он привязался к девчонке, которую должен был просто защищать? Ответ на этот вопрос он знал. Схожесть с Лили. И не только схожесть, но и лично ее отношение к Северусу. А еще — наличие чего-то третьего. Того самого, что пугало Петунью.

Она взяла и выложила ему о своих подозрениях по поводу Квиррела. Собрала из кусочков связную и целую картину. Но увы — этого по-прежнему не хватало для того, чтобы предъявить профессору ЗОТИ обвинения. Его испугало, что Лилиан влезла в это дело. Испугало настолько, что…

Надо отвлечься. Хотя бы на голос девочки, которая что-то говорит ему, уже как-то привычно обняв. Обычно, если накрывало несильно, можно было попробовать готовить какое-то простое зелье, или читать, или найти какое-то другое простое занятие, чтобы отвлечься от своих ощущений… Сейчас это было сделать невозможно, потому что он не то что двигаться — дышать практически не мог. Мог. Вранье. Иллюзия. Все нормально. Такое уже не в первый раз, надо просто перетерпеть… Несколько минут — и все закончится… Так долго… Мерлинова борода, как же жарко в этих подземельях. Квиррелл… Что она успела еще узнать? Как далеко зашла в своих поисках? Могли ли ее заподозрить?

— Лилиан, кому еще ты говорила про… про это? — он наконец-то смог нормально дышать.

— Никому. Девчонки и ребята не в курсе ничего вообще — я их в свои тайны, если помнишь, не посвящаю. Квиррелл тоже ничего не знает и не подозревает — я же не дура, чтобы приходить к нему и на понтах заявлять что-то в стиле: «я знаю, что вы делали прошлой ночью». Просто подумала, сделала выводы и рассказала тебе — вдруг пригодится.

— Ты сама пыталась зайти в запретный коридор? Только честно.

— Та-а-а-а-ак… — ядовито протянула девочка. Мягко отстранившись от него, но по-прежнему не убирая рук с его плеч, она произнесла: — Северус, ты вообще за кого меня принимаешь? Я что, по-твоему, тупой даун? Полудурок, который не понимает слов «нельзя под страхом смерти»?

Она разозлилась не на шутку. Впрочем, имела право злиться. В отличие от Лили, Юла тут же взяла себя в руки и еще тише, чем раньше, произнесла:

— Я хочу, чтобы ты уяснил раз и навсегда для дальнейшего общения со мной одну вещь. Я — такой же человек, как и ты. Размеры и вес у меня поменьше, в науках я по сравнению с тобой не разбираюсь, да и в магической дуэли против тебя и минуты не продержусь, но в повседневной жизни я ничуть не глупей. Я понимаю, что значат слова «нельзя», «никому не говорить», «не трогать», «не подходить», «не открывать», «не нюхать», «не пытаться пить» и так далее. Мне не придет в голову попробовать на вкус отбеливатель или ради интереса засунуть голову в печку, я не буду лезть в трансформаторную будку посмотреть, что там внутри, и даже, представляешь, не буду пробовать те зелья, которые мы варим у тебя на уроках.

— Ты даже не представляешь…

— Нет, Северус, это ты не представляешь, каково это — когда взрослый и вполне адекватно оценивающий тебя в обычное время человек вдруг начинает тебя держать за умственно неполноценного инвалида. Ты сам отлично помнишь, что я ни разу не пыталась влезть к тебе в лабораторию или в кабинет, что я не выходила за калитку без твоего разрешения и что до знакомства с тобой меня тоже, представляешь, натаскивали по теме «что можно и что нельзя». Ситуация с Дафной была исключением из правил, и причиной моих поступков в этом случае послужило как раз таки нежелание окружающих воспринять меня как полноценного человека и выслушать то, что я собиралась сказать, черт подери. Слов нет уже никаких, одни выражения…

— Знаешь, после того, как ты вступила в команду по квиддичу, я всерьез начал сомневаться в твоей адекватности и вменяемости, — огрызнулся профессор зельеварения.

— Что плохого в том, чтобы любить спорт? Прошу заметить, разрешенный спорт?

— Разрешенный — не значит безопасный.

— А жизнь вообще небезопасная штука. Но если не вести себя как идиот, то в девяноста девяти процентах ситуаций запросто можно выжить. Исключение составляет различный форс-мажор, но это уже чрезвычайные обстоятельства, в которых неприменимы стандартные алгоритмы действий.

— Значит, в квиддич ты играть будешь, но в запретный коридор или запретный лес не сунешься, — подытожил Северус.

— Именно. И вообще ничего запретного не сделаю, если не возникнет никаких ЧП и вполне решаемых с моей точки зрения моральных дилемм.

Прозвенел звонок на урок. Только сейчас Северус заметил, что Лилиан обеспечила конфиденциальность их разговора. Умная девочка, ничего не скажешь. Колопортус ей не выучить в начале-то первого курса, так она просто заблокировала вход с помощью обычного стула. Сейчас, впрочем, девочка убрала баррикаду и вылетела за дверь, давая возможность зайти очередной партии мучеников.

В субботу их обоих ошарашило заявление Дамблдора: в связи с тем, что Фрэнк Саммерс неудачно сломал ногу при падении с лестницы, играть за команду Когтеврана в этом матче будет Лилиан Поттер. Мнения девочки никто не спрашивал — Флитвик утвердил список игроков и уведомил ее о произошедших переменах по факту, то есть за три часа до соревнований. Сразу же после этого профессор предпочел удалиться, а квиддичная команда Когтеврана сразу же научила его Лилиан как минимум десятку новых идиоматических выражений. Северуса никто из них не видел, но у профессора был хороший слух. И хорошая память — уж он при случае снимет с игроков квиддичной команды пару десятков баллов, чтобы неповадно было в следующий раз при девочке выражаться.

Ему удалось переброситься с Лилиан парой слов как раз перед матчем. Верней, девочка сама пришла к нему в подземелья. То, что в этот раз именно она предприняла попытку начать разговор, было само по себе удивительно — обычно Юла никогда не приходила первой.

— Я тебя слушаю, — произнес он, закрыв за ней дверь своего кабинета. То, что девочка нашла его здесь, было чистой случайностью. Хотя… Вероятней всего, ее привел кто-то из привидений. С учетом того, что она наладила хорошие отношения и с Серой Дамой, которую называла леди Еленой, и с гриффиндорским сэром Николасом — найти кого-либо в этом замке для нее теперь не составляло никаких сложностей.

— Не нравится мне это. Меня выставляют на матч как раз сразу после того, как я рассказала тебе о своих подозрениях по поводу Квирелла. Неужели он увидел, как я шарилась по местам боевой славы? Или ему кто-то сказал о нашем разговоре?

— Я даже Дамблдору ничего не сообщал, — тихо произнес Северус. Глубоко в душе шевельнулась обида за подозрения в его адрес. — Может быть, ты себя чем-то выдала Квирреллу?

— Может быть и так, хотя я сомневаюсь в этом. Но все может быть.

— Будь осторожна. Как только почувствуешь что-то неладное — сразу же прыгай с метлы: защитный барьер квиддичного поля не даст тебе серьезно пострадать при падении, но никакой защиты, если, скажем, кто-то заколдует твою метлу, у тебя не будет.

— Та-а-ак… Дай мне минутку… Получается, что серьезного мне ничего сделать не смогут, но вот здорово запугать первокурсницу и четко так намекнуть, чтобы не лезла не в свое дело и сидела тихо, втянув язык в задницу — это запросто, верно?

— Именно. На случай чего-нибудь серьезного — я буду на трибунах и обязательно вмешаюсь…

— Стоп, — это Лилиан произнесла так тихо, но таким тоном, что он замолчал на полуслове. — Не вмешивайся. Что бы ни случилось, но ты должен мне пообещать, что не будешь вмешиваться ни сейчас, ни после. Исключение оставляем для совсем уж опасных ситуаций, где мне в одиночку не выпутаться.

— А давай ты не будешь строить из себя самую умную и вспомнишь свое место? Я старше тебя, что и когда делать — разберусь без твоих советов и рекомендаций.

— А если все это…

— Замолчи.

— Выслушай меня. Пожалуйста. Неужели я так часто об этом стала просить? — девочка отвернулась спиной к нему и уставилась в стену, на которой висел внушительный список формул и обозначений.

— Говори, — обрубил он.

— Тебя ведь не удивило то, что я рассказала про Квиррелла в прошлый раз, верно? Ты испугался за меня, за то, что я куда-то влезу, но вот то, что Квиррелл сотоварищи лезет в запретный коридор, для тебя не новость, верно?

Северус помедлил немного, но все же кивнул. Он уже успел заметить, что логическое мышление у Юлы было развито если не до совершенства, то уж точно намного лучше, чем у девяноста процентов взрослых людей.

— Возможно, он заметил твою слежку? Или ты в разговоре специально его спровоцировал? Сделал тонкий намек на толстое обстоятельство, чтобы заставить его занервничать, или же прямо заявил, мол, видел тебя неподалеку от Запретного коридора.

— А про это откуда ты… — прорицания не давались никогда ни Поттеру, ни Лили. Но их дочь порой поражала своими верными догадками. Впрочем, в ее случае все дело было, скорей, в логике.

— Ну, будь я взрослым волшебником, который в состоянии отбиться от Квиррелла, я бы так и сделала. Подозрения есть, даже улики вроде бы как есть, но все косвенные — с такими доказательствами даже адвокат-недоучка отмажет… Значит — нужно что-то более весомое. Значит — надо заставить нервничать и совершать ошибки. Если бы тебе совсем повезло и Квиррелл действительно был бы пугливым идиотом, то он бы попытался тебя устранить, нарвался бы на твой отпор, ну и отправился бы в Азкабан с фанфарами и почетным конвоем. Но тебе не повезло, и он не совсем идиот. Может быть, он откуда-то узнал о твоих чувствах к Лили Эванс, может быть — просто предположил, что ты хоть немного, да привязался к ребенку, который у тебя жил месяц. Вот и собирается проверить — можно ли тобой манипулировать, если мне к горлу нож приставить.

— И как давно ты догадалась? — глухо произнес он. Внутри все сжалось от одного только упоминания. Последние десять лет в душе была пустота. Пустота, которую хоть немного, но удалось заполнить этой не по годам серьезной девочке.

— Извини, само вырвалось. Да так, просто… Сложно объяснить. Сначала одно, потом другое, потом это все как-то в голове объединилось.

— А знаешь, что у меня в голове объединилось? — резко спросил он, делая шаг вперед и нависая над девочкой. — Что ты мне самую малость чего-то не договариваешь, Лилиан Поттер. Что ты уже давно все знаешь или помнишь, а мне просто дуришь голову. Что тебе на самом деле не одиннадцать лет, а как минимум на десяток больше, и ты не говоришь мне правды потому, что тебе нравится трепать мне нервы и заставлять оправдываться за ошибки прошлого.

— Эм… — девочка замялась. В ее глазах мелькнул страх, и Северус было подумал, что перегнул палку, но почему-то не мог заставить себя остановиться.

— Знаешь, я ведь могу просто взять и прочитать все твои воспоминания, а не ждать ответа на вопросы… — он постарался придать своему голосу толику прежней язвительности и холодности. Почти получилось. Почти, потому что язвительность и холодность вовсе не сочетались с радостью, полыхнувшей в зеленых глазах.

— А вот с момента чтения воспоминаний поподробней, пожалуйста… Хотя нет. Стоп. Давай так — прочитаешь после матча, а я потом отвечу на твои вопросы, потому что… Ну ты скажи, ты реально не шутил по теме того, что можешь все, что со мной было, считать?

— Нет, а…

— Блять, да что ж ты раньше мне этого не сказал?! Я тут парюсь, совестью мучаюсь…

— Давай вот без этих слов. В конце концов, у нас с тобой двадцать лет разницы.

— Десять, сэр, — девочка ехидно скопировала его тон. Взгляд ее упал на песочные часы, и, заметив, что до сбора осталось пятнадцать минут, она кинулась восвояси, прокричав из двери:

— После матча увидимся!

Сложно описать, какая буря чувств переполняла Северуса. Странно, непонятно, отчасти даже — страшно было. Но в итоге все должно было решиться после матча, а значит — пока что не имеет смысла.

Противником Когтеврана был Пуффендуй. Ловцом этой команды был Седрик Диггори — рослый третьекурсник, рядом с которым довольно хрупкая Лили смотрелась и вовсе ребенком, который непонятно как оказался во взрослой игре. В игре, в которой ей было не место. О чем думал Дамблдор, когда принимал это возмутительное решение? Впрочем, возможно, это будет к лучшему — один раз поучаствовав в игре, получив по полной от ловца противника и проведя ночку-другую в больничном крыле, она одумается и прекратит заниматься столь опасным спортом. А она сто процентов попадет в больничное крыло, потому что Диггори квиддичем увлекался серьезно и придерживался тех же принципов, про которые говорила сама Юла — все игроки в квиддич знали, на что шли, а значит, должны были быть готовы получить от противника по первое число.

Все игроки замерли на стартовых позициях. Выше всех — ловцы, которым предстояло вступить в игру только после появления на поле снитча. Вот звучит сигнал начинать игру. Сразу же начинается борьба за квоффл, активизируются загонщики, следящие за тем, чтобы никто из игроков не попал под удар бладжера.

Ловцы над всеми. Лилиан держится расслабленно и даже несколько отрешенно. Как будто она не наверху над кипящим сражением, а сидит под любимым деревом на берегу озера. Уже секунду спустя все меняется — метла под девчонкой вдруг ни с того ни с сего словно сходит с ума, взбрыкивая и пытаясь скинуть свою владелицу. Пока что никто на это не обращает внимания — всех интересуют охотники и квоффл, а не находящийся выше других ловец. Хотя нет, не все — приглядевшись, Северус заметил на одной из трибун разнофакультетную компанию. Николь махнула рукой наверх, показывая что-то остальным, Рон, Дафна и Невилл испуганно переглядывались друг с другом, а Грейнджер… Грейнджер нигде не было видно, и у Северуса на мгновение возникло какое-то нехорошее предчувствие.

Впрочем, в следующий момент оно исчезло — внимание все было сосредоточено на рыжей девочке, которая прильнула телом к метле и, обхватив руками и ногами рукоять летательного приспособления, пыталась всеми силами удержаться. Квиррелл… Чтоб его, это точно Квиррелл… Больше некому. Сам Квиррел за его спиной, а значит — не видит лица Северуса. Это хорошо. Губы беззвучно зашевелились, вспоминая различные контрзаклятия. Метод подбора мог помочь. Девчонка, конечно, держится крепко, вот только метла и не думает останавливаться, и это все может очень плохо кончиться в итоге. В конце концов — не факт, что Квиррелл не сможет снять защитный барьер на квиддичном поле — при падении кого-либо с метлы это может привести к фатальным последствиям, а там, на поле, кроме Лилиан еще тринадцать детей, за которых все профессора несут ответственность.

Внезапно действие заклятия словно бы прекратилось — метла Лилиан выровнялась, а самому Снеггу кто-то закричал на ухо:

— Сэр, вы горите!

Переведя взгляд вниз, он обнаружил, что пола его мантии едва заметно тлеет, распространяя вокруг удушливый запах горелой ткани. На то, чтобы исправить данную неприятность, у него ушло одно движение волшебной палочкой. Боковым зрением он успел заметить под трибуной нечесаную макушку подружки Поттер и, конечно же, упавшего Квиррелла, которого кто-то из запаниковавших зрителей толкнул. Что же… По крайней мере, заклятие с метлы Юлы было снято, чем та и воспользовалась — снова обратив внимание на поле, Северус понял, почему восторженно замерли зрители на трибунах.

Седрик Диггори и Лилиан Поттер заметили снитч. О, они мало того, что сразу же кинулись за золотым мячом одновременно, так еще и одновременно решили избавиться от соперника проверенным способом. И погоня за снитчем все больше стала напоминать какой-то безумный поединок желто-черной и золотисто-голубой стрел.

Эти соперники достойны друг друга. На стороне Седрика — опыт и наработанное годами упорного труда мастерство. На стороне Лилиан — невероятное проворство и птичий вес, который позволял ей без труда уворачиваться от противника, мешая столкнуть себя с метлы или даже прикоснуться. Нет, само собой, Седрик запросто мог дернуть за прутья метлы или же тряхнуть рукоять, но этот молодой человек придерживался тех же принципов, что и сама Лилиан: никаких нарушений правил, хотя игра может быть насколько угодно грубой.

Снитч петлял вокруг ловцов, стремясь привлечь к себе внимание. Когда он нырнул вниз, Лилиан кинулась в пике следом за ним. Седрик летел вровень с ней, но при приближении земли понял, что не сумеет вовремя развернуть метлу. Юла бы сто процентов коснулась травы ногами, если бы вовремя их не поджала, продолжив погоню за снитчем как ни в чем не бывало. Снова включился Седрик и, неожиданно — загонщики Пуффендуя. Похоже, что капитану пришла в голову простая мысль: если сейчас Седрик не сможет поймать золотистый мяч, то победа достанется когтевранцам, а этого представители желтого факультета допускать не хотели. Теперь у Лили было уже трое противников, но ее это, казалось, ни капли не пугало.

Удар бладжера по рыжей голове едва не снес девчонку с метлы, но она сумела удержаться и на метле, и в сознании, продолжая погоню за снитчем как ни в чем не бывало. Седрик поравнялся с ней, взмывая по вертикали, а загонщики временно прекратили охоту, чтобы не попасть случайно по своему ловцу.

На мгновение девчонка словно бы сдала позицию, давая ловцу Пуффендуя вырваться вперед. Трибуны замерли — и «синие», и «желтые» ожидали с нетерпением развязки. Рука Седрика схватила пустоту — золотой мячик стремительно кинулся вниз, и в тот же самый момент Лилиан оттолкнулась от собственной метлы ногами. Оказавшись в двух метрах от летательного аппарата, тут же начавшего падать, девочка словно зависла на мгновение в воздухе и, прогнувшись назад, полетела вниз. Завизжали девчонки вокруг, готовясь увидеть падение «выскочки», но неожиданно все еще летящая Лилиан протянула левую руку вверх. Метла отозвалась сразу же. Падения не произошло. Все заняло какие-то доли секунды, по прошествии которых публика на «синих» трибунах разразилась восхищенными криками и овациями. Лишь минутой спустя Северус понял, в чем было дело — левой рукой девочка по-прежнему крепко держалась за древко метлы, на которой сидела, а правую высоко подняла над головой, демонстрируя зажатый в ней снитч.

Остаток дня Хогвартс гудел. Передавались друг другу снимки, сделанные в самые удачные моменты матча. Само собой, особого внимания заслуживали те, что демонстрировали полет-падение нового ловца. Кто-то из старшекурсниц Когтеврана сказал, что это было настоящее искусство. Смотрелось все настолько грациозно и восхитительно, что… Дослушивать профессор Снегг не стал — его путь лежал в Подземелья. Он договорился встретиться с Лилиан после матча, а значит — она придет. Тем более что мадам Помфри уже сообщила всем заинтересованным, что ничего страшного, вопреки опасениям, с рыжеволосой когтевранкой не произошло: шлем смягчил удар бладжера, хотя шишка все-таки будет, но обошлось без сотрясения.

Северуса эта информация не порадовала. Она говорила лишь об одном: легиллименцию использовать в ближайшие пару недель нельзя. Именно об этом он и сообщил девочке, когда та ввалилась в его кабинет в шесть вечера, рассыпаясь в извинениях и оправдываясь тем, что раньше ее просто не отпускали. Услышав, что сказал Северус, девочка заметно напряглась. Заметив это, профессор зельеварения предложил ей просто рассказать, в чем было дело, а уж потом, пару недель спустя, подтвердить сказанную информацию с помощью собственных воспоминаний. Это предложение было встречено напряженным молчанием. Лилиан настороженно посмотрела на него, что-то прикидывая в уме, но потом произнесла:

— Слушай, я знаю, что это все кажется жесть как странным и… Я должна честно предупредить: я не состояла никогда на учете у психиатра, без проблем проходила комиссию у нарколога… У меня даже права были, честное слово! Клей не нюхала, не кололась, даже травкой не баловалась… На спиртное вообще не смотрела, поскольку спортсмен, а у нас с этим достаточно строго всегда, да и со школы милиции за такое запросто можно было вылететь… Фух… Можно мне чаю, а?

Он окинул девочку пристальным взглядом. На лбу — испарина, руки нервно сжаты в кулаки, да и то, что она впервые в жизни обратилась к нему с такой просьбой, о многом рассказало профессору зельеварения. Она боится. Что бы там ни произошло, но она боится… Чего? Того, что он будет злиться на нее? Да, возможно. Боится рассказывать правду, которая явно была невероятной. Он хорошо знал Лили. Слишком хорошо для того, чтобы не понять, какие именно эмоции сейчас испытывает стоящая перед ним девочка.

— Сядь, — постаравшись, чтобы голос звучал как можно мягче, он направил палочку на один из стульев у стены и переместил его к своему столу, на который тут же был поставлен чайник, пара чашек и одна из шоколадок, которые стали у него водиться в карманах после того, как он понял, что Лилиан до безумия обожает сладкое. Та шоколадку проигнорировала — и это был… нонсенс! Вместо этого, в три глотка опустошив кружку с горячим напитком, Лилиан сложила руки на столе, копируя позу примерной ученицы, и начала говорить.

— Меня зовут Лилия Гладкова. Я родилась в тысяча девятьсот девяносто пятом году на территории Российской Федерации — одного из бывших государств распавшегося на тот момент Союза Советских Социалистических Республик. Выросла в детском доме, с раннего детства мечтала стать милиционером, а соответственно — подбирала себе соответствующие увлечения, самым масштабным из которых стало самбо. Это такой вид единоборств, если что. Училась я всегда хорошо, участвовала во всевозможных олимпиадах и спортивных соревнованиях, а сразу же после школы подала документы на поступление в несколько учреждений соответствующего профиля. Поскольку мною были выбраны далеко не последние учебные заведения нашей страны, стоило догадаться, что поступить в университет у меня не получилось: в некоторые не хватило баллов, в некоторые — блата. А тот ВУЗ, который был согласен меня взять, общежития не предоставлял, а для меня квартиру снимать в чужом городе было… сам понимаешь, просто финансовая яма. В итоге я поступила не на вышку, как планировала, а на среднее специальное, то есть в школу милиции. В принципе, не особо-то и горевала, поскольку после этой школы можно было устроиться на работу по специальности и уже как служащему внутренних органов снова пытаться поступить в ВУЗ, но уже на второй курс и… Черт. Прости. Я съехала не туда. Хотела кратко рассказать, но не получилось… Короче, я закончила школу милиции, когда мне было примерно двадцать лет. После трех с половиной лет обучения нам всем предстояло распределение на практику — грубо говоря, выдавали направление на место работы, а там уж приживешься или нет — дело твое. Мне достался город с поэтичным названием Мутные Васюки. Полгода я проходила практику в убойке… Ну, то есть, в отделе уголовного розыска по раскрытию особо тяжких преступлений. Двадцать девятого октября две тысячи шестнадцатого года меня официально приняли в штат оперуполномоченным сотрудником данного отдела.

Девочка машинально принялась крутить между пальцами перо, которое лежало у Северуса на столе. Девочка… Девушка… Черт, как же теперь ее воспринимать-то? Внешность ребенка, а внутри — взрослый. Дилемма. А он ее спать в десять часов вечера загонял и запрещал смотреть особо кровавые фильмы. Смешно.

— Тридцать первого октября нашу группу вызвали на труп. Ну, то есть, сообщили о том, что в одной из квартир типового пятиэтажного дома находится труп, а нас, естественно, вызвали для начала расследования. Моя задача в таких случаях была бы простой: не путаться под ногами у судмедэксперта, ну и поболтать с соседями на случай, если кто-то что-то видел, ну или знал, что жертва с кем-то ссорилась… Короче, стандартное выяснение, кто из окружения жертвы мог желать ей смерти… Я такое до этого проводила несколько раз и совсем не могла предположить, чем все в итоге обернется… Черт, да мне даже оружие табельное не успели выдать! — девочка хлопнула кулаком по столу, но тут же спохватилась. — Извини. Видимо, уже нервы.

Он лишь кивнул, принимая извинения. Юла тем временем продолжила рассказ холодным, отстраненным голосом. Каким-то не своим.

— Там не было трупа. То есть труп тоже был, но еще был серийник — ну, то есть серийный убийца, который захватил в заложники двух детей. К моменту нашего прибытия на место событий с ним уже велись переговоры, и не абы кем, а шишками из Москвы, которые, собственно, и должны были заняться этим делом. Наше же дело было малым — просто обозначать присутствие и не путаться у маститых да знаменитых под ногами. Вокруг дома — оцепление из ОМОНа, вооруженное до зубов и с оружием похлеще наших табельных «Макаровых». В переговорщиках — спецы, которых на это дело натаскивали… Ну а мы просто стояли за оцеплением и обозначали присутствие, пока преступнику не предложили обменять заложников.

— В смысле? У вас был сообщник этого человека? — уточнил Северус, который в тонкостях различных правоохранительных маггловских разборок не разбирался в принципе. Много чести.

— Нет. Ему предложили отпустить детей, а взамен взять в заложники кого-то из присутствующих. Это стандартная практика, которая применяется повсеместно. Прежде всего потому, что в большинстве случаев переговоры с преступниками заканчиваются штурмом, и шансов уцелеть в случае оного у сотрудника полиции намного больше, чем у двух перепуганных детей. Кроме того — полицейский знает, как себя вести, чтобы не провоцировать, вдобавок — может использовать какое-нибудь стечение обстоятельств, чтобы вырваться, ну или выбить оружие. ОМОНовцы — так те вообще звери в этом плане — их натаскивают так, что не каждому военному в страшном сне приснится.

— Но этот серийник выбрал не ОМОНовца. Зачем ему это было делать? Наверняка согласился обменять детей на того из вас, кто казался ему самым беззащитным и неопасным на вид. На тебя, так?

— Да.

— Он тебя… убил? — в горле подозрительно пересохло. Не далее как вчера он все-таки нашел несколько книг по этой тематике, но ознакомился с их содержанием лишь поверхностно. О темной магии такого уровня не говорили даже в самых узких кругах: чтобы кому-то в итоге оказалось под силу захватить чужое тело под свой контроль, под контроль непосредственно своего сознания…

— Не он. На самом деле, в отношении моей смерти надо применять термин не «кто», а «что». До обмена дело не дошло — едва мы пошли на сближение друг с другом — я и дети, как преступник открыл стрельбу. Я успела вовремя схватить ребятню, завалиться с ними на клумбу, ну и последующий за этой стрельбой штурм мы все тихо валялись все на той же не к ночи помянутой клумбе, не поднимая головы до тех пор, пока нам не прокричали вставать и уходить за оцепление. Когда мы были на ногах, сверху прилетела «лимонка».

— Что еще за…

— Граната модели Ф-1. Противопехотная. Радиус ударной волны при взрыве — не больше двух метров, основную опасность представляет не сам взрыв, а осколки, которые разлетаются на тридцать метров вокруг. Поднять и швырнуть в другую сторону гранату у меня не было времени, да и места подходящего в округе тоже как-то не было, насколько я помню. Кругом люди, транспорт наш, а осколок в бензобаке может в некоторых случаях вообще к бабаху привести — маловероятно, конечно, но... В общем, я ребятню оттолкнула, а сама на гранату.

— Значит, ты все-таки умерла?

— А ты как думаешь?! — взвилась девочка. — Три сотни осколков — и все они у меня в жизненно важных внутренних органах. Считай — фарш вместо этих самых органов! Я либо сдохла, либо в коме, либо же меня каким-то чудом откачали и я представляю из себя человекоподобный овощ — выбирай сам, какая из этих позиций тебе нравится! А потом я открываю глаза уже в том сраном чулане, а у меня над головой прыгает этот толстый медведь Дадли, а его мамаша орет «Поттер, симулянтка, вставай немедленно». Я, значит, выхожу спокойно в коридор, смотрюсь в зеркало, а там — ну чисто я в десять лет. Тело, волосы, черты лица… Даже родинки на теле на своих, что называется, местах. Ну, я быстро сообразила, что к чему, влилась в коллектив, если можно так выразиться, и начала жить как обычно. Ну, до тех пор, пока вся эта муть с магией не прорезалась и я тут не оказалась.

— Ну и ты, естественно, предпочла жить дальше, никому ничего не рассказывая.

— А ты сам бы рассказал о таком?

— Мисс Поттер, вы меня принимаете за идиота? — с привычным сарказмом отозвался Северус. Он-то уж точно никому бы не сказал. И уж точно не стал бы доверять одному профессору зельеварения. Впрочем, а кому еще ей доверять, если она только его знает, верней, думает, что знает? Все подробности его биографии ей никто не сообщал, естественно, а так она видит перед собой относительно доброго, хоть и несколько нелюдимого человека, который хорошо относится к ней, готов помочь и выслушать, когда нужно… по крайней мере, Северус надеялся, что на Юлу производит именно такое впечатление.

— Если ты мне сейчас готовишься прочитать тираду по теме «так нехорошо», то и думать об этом забудь. Я и так расчудесно помню, что занимаю место, которое мне не принадлежит, что живу под чужим именем, на худой конец — пользуюсь деньгами, предназначенными для другого человека, но я правда не знаю, каким макаром вернуть все на свои места, ну то есть сознание Лилиан на место в ее тушку, а мое — куда мы там все после смерти попадаем… Черт, кстати, а куда мы после смерти-то попадаем? Я вот по жизни атеист, ну и всегда считала, что раз мы сдыхаем — то это все, абзац, гейм овер и перезагрузки не будет, а со мной какая-то ахинея произошла…

— Теперь ответь мне на несколько важных вопросов. Первое — ты действительно не маг?

— Ну, кажется, я сказала о том, что в своей реальности училась в детском доме, а потом — в Школе Милиции, а не в этом вашем, как его там в России-то…Колдовстворце. Значит, не маг.

— Почему ты так уверена, что оказалась в другой реальности? — быстро сориентировался профессор, заметив одну зацепку, которую дала ему девчонка.

— На каком языке говорят в России?

— На русском.

— А мы с тобой сейчас?

— Я тебя понял. Раньше ты английский, стало быть, не знала.

— Ну не то что бы прямо совсем не знала. Я на отлично писала сочинения, разбиралась в грамматике на уровне школьной программы, даже общалась с англичанами по интернету. Но, сам понимаешь — произношение меня бы сразу выдавало: понять-то меня друзьям еще можно было, но вот спутать с англичанкой невозможно было даже по пьяни.

— Хорошо, вопрос второй. Ты боялась смерти в тот момент, когда все произошло?

Лилиан пожала плечами.

— Я там и думать-то не успевала о том, что происходило, а ты меня спрашиваешь о таких вещах. Знаешь, это только в кино персонаж двадцать секунд лежит пузом на гранате и, сложив ладони, причитает «мамочка, я не хочу умирать». У меня… Да нет, вряд ли. Я там даже осознать ничего не успела — действовала чисто на автомате.

— Третий и последний вопрос. Дата твоего рождения.

— Эм…

— Что такое? У тебя вдруг отшибло память? — ядовито осведомился он. Это было уже защитной реакцией. Если она сейчас скажет «тридцатое января», то он сам себя сдаст в соответствующее отделение больницы Святого Мунго. Там будет тихо, спокойно, что немаловажно — не будет детей. А призрак прошлой вины, этот фантом, маячивший перед глазами последние несколько месяцев, и там сможет навестить его и составить компанию… Хотя, если колдомедики правильно подберут лекарства, то возможно, фантом приходить не будет.

— Ну, тут дело такое… Даты рождения я не знаю. Я ведь говорила, что в детдоме выросла…

— И что?! У всех людей есть день, когда они родились. День, когда они празднуют день рождения.

— У всех есть, а у меня нет, — огрызнулась Лилиан. — Потому что в этот самый милый и погожий денек кто-то из родных родителей, а то и оба сразу, закинули меня в мусорный бак рядом с автобусной остановкой. Это день, когда я около двадцати минут пролежала среди отбросов, орала при этом во всю глотку, и если бы не какая-то женщина, опоздавшая на автобус и услышавшая мои истошные вопли — то орать мне до самой скорой смерти.

— Не ори на меня сейчас, сделай одолжение.

— Извини, — девочка сникла. — Больная тема просто.

— Хорошо, извиняю, а теперь отвечай на вопрос.

— Тридцатого января тысяча девятьсот девяносто шестого года дело было. Врачи в больнице тогда определили, что мне год или около того, ну этот день и месяц в документах в итоге и оставили. Только год, понятное дело, поменяли на девяносто пятый.

Воцарилась тишина, прерываемая лишь едва слышным шумом какой-то мошкары в углу. Подвал, сырость, вот они и лезут все сюда, как будто медом им тут намазано.

— Ну скажи уже что-нибудь… — убитым голосом протянуло рыжеволосое счастье, ну или несчастье, не осмеливаясь поднять глаза на грозного слизеринского декана.

— Рождество будем здесь встречать или домой поедем? — самым будничным тоном уточнил он. Легиллименцию, конечно же, он применит, тем более что сама Лилия очень даже не против. Тьфу, черт… Как же ее теперь называть? Друзья по школе Лили зовут, а он… Ну пусть будет Юла — не зря же она ему именно это прозвище назвала в самом начале знакомства.

— Это точно был Снегг! — уверял всех Рон Уизли, когда наша веселая компания прогуливалась по берегу озера.

Николь перехватила поудобней книжку и крепче вцепилась в руку Невилла. Гермиона едва не налетела на девочку, но вовремя остановилась и теперь снова шла рядом с ней и чуть сзади, ожидая, когда Николь перевернет страницу. Ну а что поделать, если некоторые книги в библиотеке в ограниченном количестве и нам на всю компанию едва удалось выцарапать одну? Вот выкручиваемся теперь, как умеем.

— Да, точно! Я видел, он ведь смотрел на Лили, когда все происходило.

— Рональд, на Лили смотрела половина стадиона, даже больше, — возразила Дафна. В нашей компании Гринграсс малость оттаяла. Для нас стал сюрпризом тот факт, что она могла при желании переговорить Грейнджер, а также в силу происхождения знала множество вещей, о которых мы втроем, сиречь я, Николь и Гермиона, не имели ни малейшего понятия. Училась Гринграсс, правда, немного хуже, предпочитая не напрягаться особо и держаться на «выше ожидаемого» по всем предметам, но уж она-то могла себе это позволить. Как я могла понять, ее мать обладала обширными связями и при желании дочери пойти после школы куда-либо учиться или работать ей будет по первому требованию обеспечено практически любое рабочее место. Впрочем, фамильная гордость не позволяла Сесилии Гринграсс давать дочери возможность опускаться на уровень ниже плинтуса, поэтому свои четверки Дафне все же приходилось зарабатывать.

Ей меньше перепадало на уроках — это факт. Если бы за бисероплетением тот же Флитвик на своем уроке застукал меня, то отделаться легким испугом мне бы не светило — наснимали бы кучу баллов и вдобавок отобрали бы стороннее занятие. А с Дафной в таких случаях обходились куда мягче. Но и она не пыталась особо наглеть.

В целом, девочка органично вписалась в нашу компанию. Однокурсники на нее не наезжали, и явно дело было не в том, что они боялись моих кулаков или моего же раздвоенного языка. Сесилия Гринграсс. Скорей всего, это она постаралась.

В чем-то я ее понимаю. Нормальная мать, если она не совсем на голову отбитая, попытается найти своей дочери подходящих, по ее мнению, друзей. Компания Малфоя ей по каким-то причинам не нравилась, а слизеринцы в основном только в нее и входили. Чисто гриффиндорцы, понятное дело, не возьмут в компанию слизеринку. А тут подвернулись три когтевранки с двумя «грифами» в довесок. Ну и теперь уже с одним пуффендуйцем, да… Долго объяснять, как это получилось, но мы просто пожали друг другу руки после матча, и… И с тех пор Седрик часто приходил на берег вместе с нами.

Его можно понять. Компания у нас хорошая, вежливая. В душу не лезем, на конфликт не нарываемся, из-за квиддича отношения не выясняем, да и не таращимся на него, подобно фанатам. Рон — с ним все понятно, он за Гриффиндор болеет. Невиллу, Гермионе и Дафне вообще до фонаря этот квиддич — они и на матч-то ходят только потому, что это «традиция» (читай — все должны присутствовать). Мне… Ну, у меня присутствует исключительно спортивный интерес к этой игре, читай — нет намерений строить глазки вчерашнему противнику, вдобавок — отсутствует фанатизм доставать его на предмет совместных тренировок.

Почему-то в прошлом у меня тоже набралось больше полусотни друзей по всему региону как раз из-за спорта. С десяти лет меня брали на соревнования «просто посмотреть», как и остальных ребят с секции. С четырнадцати — начали саму ставить на поединки. И я уже заметила, что настоящие спортсмены, к которым я и себя относила… Ну нет у нас того фанатизма, с которым болельщики месят друг друга стенка на стенку. Наше дело простое: померяться силами, определить победителя, сделать выводы о собственных ошибках и, возможно, научиться чему-то новому в процессе боя. Как-то так получалось, что с большинством моих соперников — и выигравших, и проигравших — я раз за разом налаживала дружеские отношения, которые только крепли после очередного поединка. Может быть, все дело было в том, что Седрик мне одного из таких ребят чем-то напоминал.

Как бы то ни было, но теперь мы какие-то совсем разномастные стали. Ну и пофиг. Главное, что в компании нам хорошо и весело. Гермиону и Николь больше никто не дразнит ботанками, к молчуну Седрику никто не цепляется с разговорами, Рона научили завязывать галстук и следить за своим внешним видом, а Долгопупсу пошла на пользу компания Дафны на уроках зельеварения — теперь он, по крайней мере, не взрывает все подряд и даже получил один раз «выше ожидаемого» к удовольствию себя любимого и к неподдельному удивлению Северуса.

Я… Ну а что я? Мне нужна была компания — теперь у меня есть компания. Компания, которая понимает, когда нужно держать дистанцию, которая не лезет в пекло следом за мной. Компания с мозгами, руками откуда надо и хорошим чувством юмора в лице Рона Уизли. А что еще надо для счастья? Ах да, для счастья надо, чтобы рыжий прекратил развивать идею, что Северус пытался меня убить.

К сожалению, не прекратил. Обо всем наверняка догадавшаяся Гермиона страдальчески возводила глаза к небу наперегонки с Дафной, которая ни на йоту не верила в причастность своего декана к происходящему. Невилл предпочитал молчать в тряпочку, а Николь — делать вид, что книга занимает ее намного больше, чем монолог младшего сына славной семьи Уизли.

Все бы ничего, но мы встретили Хагрида, который занимался тем, что приводил в порядок заросли как раз рядом с нашим местом постоянной дислокации. Рон выдвинул свою теорию ему, после чего Хагрид, невзирая на все мои попытки безмолвно предупредить «молчи, гад», выдал самым будничным тоном.

— Да с чего бы это профессору Снеггу Лили пытаться убить? Она же у него до учебы жила и на рождественские каникулы, вон, небось, туда же отправится. С Дурслями-то ей несладко, а с профессором-то Снеггом они поладили…

— Хагрид, чтоб тебя… — прошипела я под нос. — Тебе же говорили — молчать об этом, а ты!

Великан, спохватившись, прикрыл рот рукой, но поздно — до Рона и до Невилла дошел смысл сказанного.

— Ты… у него… Жила?! — с ужасом посмотрел на меня Рональд Уизли.

— Слушайте, народ. Расскажу все вкратце, ладно, и давайте договоримся больше на эту тему не заговаривать? И никому ни слова. Рон — под «никому» имеется в виду и «твоим родным братьям». Если я узнаю, что ты проболтался — язык отрежу, потому что из-за твоей болтовни таких проблем могу огрести, что не приведи бог!

— Да ладно тебе… Без понятия я, что ли, совсем. Одно дело про Малфоя всем растрепать, а тебя-то мне подставлять зачем? — смущенно попытался оправдаться мальчик.

— В общем, летом мы с Николь были в Коукворте. Сначала мистер Снегг видел один раз, как я с качели слетела и вместо того, чтобы упасть, вверх полетела, а потом опустилась. Я тогда убежала, потому что как-то стремно было, что незнакомый взрослый все это увидел, ну и… Потом мы с Николь гуляли на берегу реки, и на нас напали маггловские отморозки. Лет по шестнадцать, может даже больше, все посильней меня будут, ну и трое их… Мистер Снегг меня вытащил, когда один из них меня в речку с обрыва кинул. А потом пришел уже в Литтл-Уингинг и сказал, что по приказу Дамблдора. Дурсли не стали бы заниматься поисками Косого переулка и уж точно не стали бы провожать меня на Кингс-Кросс, так что у меня особо выбора не было. Предупреждая ваши вопросы: нет. Он на меня не орал, он меня не бил, он меня не запирал в подземельях и не испытывал на мне новые зелья. Не морил голодом, не оставлял ночевать на улице и вообще — не делал мне ничего плохого. С ним бывает сложно общаться — в этом вы правы, но он не монстр, которого нарисовало ваше больное воображение. И на этом тему закроем.

— А кто тогда пытался сбросить тебя с метлы?

— Не знаю, — пожала плечами я, хотя отлично знала, кто это был. Знала и Гермиона — ей сказала Николь, когда поняла, что меня надо спасать, но при этом не привлекая внимания Квиррелла. Грейнджер и не привлекла, и легенду Рона не разрушила: якобы заподозрила Снегга, ну и подпалила ему мантию, за что ей профессор наверняка очень «благодарен».

Уже два дня спустя я поняла, что наше Радио вовсе не такая умная, как другие считают. Хотя, как знать… В общем, девочка рискнула подойти к профессору Снеггу после урока и признаться в том, что это она послужила причиной возгорания его гардероба на квиддичном матче. Ох, Гермиона, Гермиона… Северус, по-моему, и так все знал, но учитывая, как он не любит детей…

Короче, в среду она призналась, а в четверг мы все вместе пришли на отработку к Северусу. Все — это я, Гермиона, Дафна, Николь, Рон и Невилл. В общем, вся компания, которая так или иначе чувствовала себя причастной к произошедшему на матче.

— Это еще что такое? — Северус, завидев нашу веселую группу у себя на пороге, малость окосел. Или нет? Вроде как он неплохо навострился личину-то держать.

— А… Один за вс-сех и все з-за одного, с-с-сэр, — бедняжка Невилл до сих пор заикался при виде Северуса. Ох и грозен слизеринский декан. Для того, чтобы коленки не подогнулись, парнишка ухватился за Рона, который зябко поежился и тихо, но отчетливо пробормотал.

— Вот и я о том же. Раз уж Гермиону наказываете, то и нас остальных.

— Мы больше комментировать ничего не будем, что надо делать? — храбро завершила я. Дафна и Николь положили руки Гермионе на плечи, молчаливо подтверждая готовность заниматься всем чем угодно, поскольку косяк с мантией был всеобщим. То, что при этом они удачно отвлекли Квиррелла, знали только Николь и Гермиона, а все остальные чувствовали всепоглощающую вину.

На долю секунды мне показалось, что он сейчас улыбнется, простит нас всех и отпустит восвояси… Ага, как же… да мы до самых рождественских каникул каждый день приходили на часовые отработки! Сделал из нас домовых эльфов… Ну ничего — Дафне полезно оказалось научиться мыть посуду без помощи волшебства. В последний день мы охамели настолько, что пользуясь отсутствием Северуса, основательно забрызгали друг дружку водой. Еще один плюс — Невилл все-таки перестал заикаться, видя рядом с собой Снегга. А это тоже был прогресс, определенно прогресс.

Перед Рождеством мы с приятелями расставались с большой неохотой. С одной стороны — я могла остаться в замке. Тогда бы остался и Северус. Можно было бы спокойно общаться с Роном, остающимся на каникулы, и с Седриком, отец которого не имел возможности забрать сына домой на рождество из-за загрузов на работе. Но во-первых, не хотелось бы, чтобы какое-нибудь ушлое приведение донесло Дамблдору или кому-то еще о легиллименции Северуса — насколько я могла понять по его оговоркам, он не имеет права делать подобное с одиннадцатилетней ученицей. А во-вторых… Странно, но я скучаю по дому в Паучьем Тупике. По библиотеке Северуса, по самому домашнему Северусу, а не тому строгому школьному учителю, которого мне обычно приходится видеть едва ли не ежедневно. Да и вообще, говорят, что смена обстановки — явление полезное.

На Хогвартс-экспрессе я не поехала — Северус предложил трансгрессировать из Хогсмида, и у меня не было причины отказываться. Никаких неприятных ощущений у меня трансгрессия не вызывала: быстро, просто, удобно. Уже прямо-таки не могу дождаться того момента, когда смогу заниматься этим делом сама. А это, говорят, до семнадцати лет ждать придется…

Ставший родным дом в Паучьем тупике встретил нас неожиданным теплом. Я его словно почувствовала. Нет, на самом деле… Не было того запустения, которое появилось бы в любом другом доме, случись его владельцу уехать куда-то месячишка на три-четыре.

— Юла, пока не забыл, — в руке Северуса появился нож. Я невольно сделала шаг назад, как-то машинально сжимая в кулак левую руку. — Не бойся. Просто дай мне немного крови. Хочешь — на сама.

«А вы так пейте, мистер Снегг, привыкли же, чего уж там», — разумеется, вслух я этого не произнесла. Уже как-то привычно полоснув себя по ладони переданным ножом, я с изумлением обнаружила, что моя кровь словно испаряется с лезвия.

— Отдай сюда и иди в дом. Наружу в течение недели не выходить, все ясно?

Я кивнула. Вещи мы уже занесли, продуктов купили, внутри есть книги и телевизор, право смотреть который мне наверняка теперь будет возвращено без всяких споров… Не выходить так не выходить.

Северус появился только через три часа. Я за это время успела сообразить нам нормальный ужин, переодеться, принять ванну и разобрать вещи. За ужином зельевар был непривычно молчаливым даже для себя самого. Ну а я не встревала с разговорами, поскольку ни за каким хреном мне не надо его злить.

После ужина мужчина повторно спросил меня, действительно ли я готова дать ему доступ к своей памяти. На мой логичный вопрос, поверит ли он мне до конца, если не видел произошедшего со мной собственными, так сказать, глазами, а лишь знает о случившемся с моих слов, Северус отрицательно покачал головой. Ну а на что я надеялась? Какой дурак в наше время возьмет и поверит голословному утверждению без хоть сколько-нибудь материального доказательства? Вот и я о том, что даже дурак не поверит. Именно по этой причине мне пришлось сесть на диван напротив Северуса и дождаться, пока он произнесет короткое:

— Легиллименс!

Сознание словно выключилось, а перед глазами замельтешили картинки из моего собственного прошлого. Ну, что я могу сказать… На кино это точно непохоже. Верней сказать, похоже на кино, крутящееся с очень большой скоростью и при этом — в обратном порядке. Вот как один миг пролетел год моей жизни в этом мире и появилась передо мной картина с того дня, когда я здесь оказалась. Кино замедлилось и пошло в нормальном режиме — видимо, предыдущие воспоминания Северус просто пролистнул, не особо разглядывая, а на некоторых решил по понятным причинам остановиться более подробно.

Это уже было не кино. Это уже был эффект, что называется, присутствия. Мы вместе с прошлой мною и моими напарниками ехали на старом уазике по ухабистым улочкам Мутных Васюков. Я сидела тогда у окна, охотно отвечая на подколки Васи и Махрышкина, которые пробовали меня запугать тем, что мне придется регулярно по таким дорогам ездить. Я снова привычно поправляла косу за спиной перед тем, как выйти из машины. Снова, теперь уже стоя за своей собственной спиной, с долей растерянности наблюдала за открывшейся взгляду картиной. Видела со стороны, как меня подозвал «шишка» и сообщил, что в обмен на детей требуют «рыжую кралю». Одновременно с прошлой собой смотрела в расширившиеся от страха зрачки Васьки, который предпринимал последнюю попытку отговорить меня. Не отговорил. Вот я пошла ко входу в подъезд, а навстречу — дети. Вот мы упали на клумбу и вокруг началась стрельба. Со стороны картина происходящего казалась более четкой — это тогда я валялась, не поднимая головы и крепко прижав ребят к земле. Вот, собственно, и граната в студию, мда… И герой-самоучка, пузом на эту гранату шмякнувшийся. Все как полагается. Все как было. Черт подери, после первого семестра в Хогвартсе и адаптации к детскому телу у меня возникает ощущение, что все это происходило словно бы не со мной.

Я думала, что этим он и ограничится, но нет — по непонятной причине воспоминания продолжили мелькать в обратном порядке, изредка останавливаясь на особо ярких фрагментах. Запомнившихся лично мне или же по каким-то причинам интересных Северусу.

— Я поступила!!! Лидия Петровна, я — поступииилаа!!! Уиииии!!! — рыжая девчонка с толстой косой кружится по кабинету бывшей воспитательницы, а теперь — директора детского дома, крепко прижимая к груди письмо, в котором — копия приказа о зачислении на первый курс той самой школы милиции.

Ссора по поводу поступления с тогда еще парнем. Ну да, конечно… Ему не хочется ждать, когда я завершу обучение. Он считает, что место женщины — у семейного очага. В ответ на его ор я разворачиваюсь и ухожу. Обиды, злости — всего этого нет. Скорей уж мысли вроде «мда… А я-то в поговорку про козла не верила». Неудачная первая любовь тогда быстро забылась в компании симпатичного однокурсника, с которым были проведено три с лишним года вплоть до самого распределения.

Воспоминания из более ранних. Вот десятилетняя девочка сидит напротив пары взрослых людей, уже сейчас по глазам видя, что ничего не изменится. Та же девочка двумя часами спустя в кабинете директора учреждения:

— Ольга Федоровна, я хочу, чтобы мою кандидатуру вычеркнули из списка детей для усыновления.

— Девочка, да что же ты такое говоришь! Мы обязательно найдем тебе хороших маму и папу… — начинает женщина привычно произносить те же слова, которыми утешает и остальных ребят до этого. — Ты такая умная, спортивная, красивая…

Смех девочки ее ошарашивает.

— Ольга Федоровна, миленькая. Ну давайте хотя бы друг другу наедине врать не будем. В том-то и дело, что я красивая. Особенная. Я знаю это и отлично понимаю, почему люди со среднестатистической внешностью никогда не удочерят рыжую девочку с зелеными глазами. Им ведь нужен ребенок, про которого можно будет, переехав в другой район, сказать, что это их собственный, а глядя на меня, сразу становится понятно, что… Как там говорят… Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца, верно?

— Лилечка, солнышко, но разве тебе не хочется уйти из детского дома к новой семье?

— Ольга Федоровна, мне нормально в детдоме. Я не хочу тратить ваше и свое время на поиски семьи для меня. Вы понимаете, насколько для меня вообще звучит смутно понятие «семья»? Что вся моя семья здесь, где я живу уже пять лет? Что я не хочу уходить от друзей и любящих меня людей к тем, кто в первую очередь интересуется моими талантами и внешностью, при этом абсолютно не обращая внимания на мою личность? Понимаете, что меня достало вот так вот, — девочка провела рукой по горлу, — улыбаться и разговаривать с людьми, которые меня оценивают, как лошадь какую-то или собаку. А из питомника? А прививки сделаны? А фокусы она делать умеет? Понимаете, насколько мне противно каждый раз через это проходить? — на последних фразах голос девочки становится совсем тихим, а она сама приближается к столу, за которым сидит смуглая женщина с убранными в высокий пучок седыми волосами. — На-до-е-ло. Уберите меня из списков, прошу. Даже если вы этого не сделаете — приходить на встречи с потенциальными усыновителями я просто не буду. У меня соревнования на носу, к Олимпиаде готовиться надо, а меня непонятно зачем… Ольга Федоровна?

Женщина плачет, закрыв ладонью лицо. Выражение лица девочки смягчается, она подходит к директору и, мягко обняв ее, начинает гладить по плечу.

— Знаешь… Я сколько работаю… А никак не могу привыкнуть к этому. Каждый раз на вас, ребята, смотреть, говорить все это…

— А вы не говорите, — Гладкова едва заметно улыбается. — Мы же не дураки, понимаем все сами. Очередь на усыновление только за младенцами выстраивается. Они маленькие. Им врать можно. Лепить из них что захочется. А мы уже взрослые. Самостоятельные, — последнее девочка произносит с гордостью. — Я вон шарфик связала, видите? Здорово получилось, правда?

Рябь на экране. Все дрожит.

— Северус? — я оборачиваюсь на мужчину, который стоит за моей спиной и расширившимися глазами смотрит на обычный белый шарф с узором из снежинок.

— Можно я сейчас кое-что сделаю? — хрипло спрашивает он у меня.

— Что именно?

— Хочу прокрутить твои воспоминания до самого начала. До того момента, с которого началась твоя жизнь. Не беспокойся — это безопасно, хотя и может быть неприятно для тебя психологически.

— Ты про то, что я могу увидеть человека, который меня в мусорный бачок засунул? Давай, мне прямо интересно стало, — я пожала плечами. Северус посмотрел на меня с удивлением. Ну да, мужик, извини. Я не какая-то там нежная фиалка. Полюбовавшись трупами на фото и вживую, уже как-то нормально можно отнестись к тому, что тебя когда-то едва не сделали таким трупом. Ну и к тому, что… Прямо интересно на мамочку или папочку взглянуть.

Как и водится, в воспоминаниях нас откинуло не на основное событие, а за некоторое время до него. Их было двое. Мужчина и женщина. Он ее старше лет на двадцать, с характерным пивным брюшком и лысиной, зато — в малиновом пиджаке и с кучей гаек на пальцах. Она — с безупречной фигурой и без зачатков интеллекта на мордашке.

— О, как все запущено, — фыркнула я, наблюдая нешуточный скандал, разгорающийся между двумя представителями фауны лихих девяностых.

— Что именно? Что-то я совсем не понимаю, о чем они говорят и…

— Еще бы ты блатной базар понимал, — я снова фыркнула и, устроившись на диване прямо рядом с офигевшим от ора ребенком, замотанным в тугой кокон пеленок и одеял, принялась пояснять. — Смотри, тут имеет место классическая ситуация. Он — старый, но с деньгами, судя по речи — связан с криминалом. Она — молодая и красивая, которая ради его денег с ним и спит. Ну, знаешь, такие мужики по отношению к своим подружкам щедрыми были: ювелирку подарит, шубку справит, деньжат подкинет… В общем, девочки при них как проститутки, ну и показатель статуса: если рядом с тобой эдакая краля с ногами от ушей, значит — у Яши все хорошо. Да не передергивайся ты, я еще самый смак не рассказала, — пожала плечами я.

На бледных щеках Северуса проступил едва заметный румянец. Так… Мда… Это редкий зверь. Таких надо беречь и заносить в красную книгу.

— Короче, во время секса… — Северус покраснел так, что мне пришлось приложить максимум усилий для того, чтобы не заржать и как ни в чем не бывало продолжить пояснять, в чем дело. — Мужик использовал презервативы. Это такие изделия…

К концу моих пояснений о функциях изделия номер два мужчина сидел алый, как помидор, и старательно отворачивался от меня. Мда… Мда… Это просто… Ну, мда…

— Собственно, сейчас происходит ссора по вполне понятному поводу: мадам хотела женить на себе мужика, родив от него ребенка. Для этого она после секса, — экран дернулся, но контроль Северус удержал, — запихивала себе во влагалище содержимое презерватива. В конце концов ее фокусы увенчались успехом, и появилась я. Правда, сейчас папик популярно объясняет мадам, что в его доме повсюду установлено видеонаблюдение и все ее манипуляции ему замечательно известны. Он не собирается жениться на сией особе, а также ему ни за каким чертом не сдался выблядок. Выблядок — это я. Ага, вот… Кажется, пошел разворот действий… Пошли, что ли, глянем?

Ну, собственно, завершилось все у мусорных баков рядом с автобусной остановкой. Дама, заливаясь слезами из-за того, что ее «хитрый маневр» не удался и свадьбы не будет, опустила сверток с орущим грудничком в мусорный бачок и, не обернувшись ни разу, отправилась восвояси.

— Мда… Короче, я даже не понимаю теперь, я больше в мамочку или все-таки в папочку? — ехидно произнесла я, чувствуя, как привычно замелькали в обратном порядке какие-то картинки, смысл которых я теперь абсолютно не понимала. Ну а что там можно понять, если все та же девица, которую, кстати, Марина звали, называла меня Яночкой и без конца повторяла о своей любви ко мне. Да уж, видели мы эту любовь, видели…

— Северус, а почему все дергается сейчас и… И темно как-то?

— Ничего страшного. Чем младше ребенок, тем меньше он воспринимает информации и тем меньше способен запомнить.

— А, то есть к тому моменту, как мы дойдем до, собственно, моего рождения, не будет вообще ничего?

— Да.

— Но зачем тогда мы туда лезем?

— Я уже говорил тебе — хочу кое-что узнать. Верней, подтвердить свои собственные подозрения.

— В чем меня подозреваете, профессор? — скучающе уточнила я. Находиться среди качающихся туда-сюда стен, периодически мелькающего белого потолка, а то и вовсе в полной темноте было для меня занятием безынтересным. Но раз уж Северусу так это нужно — то пусть лезет, куда там ему надо.

Детский крик — отчаянный, захлебывающийся, первый. Он резанул по ушам, заставляя резко выдохнуть воздух и закрыть эти самые уши руками. Впрочем, крик тут же повторился, но он принадлежал уже не мне. Тоже ребенку, но другому.

Было темно, но из темноты начали появляться отдельные фрагменты. Как мозаика, которой недоставало кусочков, или же как комната, которая освещена только в пределах пространства метр на метр, а вокруг — чернота.

Посреди освещенного пространства стояла я. Темные туфли, скромное, но красивое синее платье и рыжие волосы, обрезанные до уровня ниже плеч. За моей спиной — детская кровать с кричащим в ней ребенком.

— Нет, пожалуйста! Только не Лилиан! — кричу… я? Ладно, допустим, не я, а девчонка, так похожая на меня.

— В сторону, девчонка. Мы не будем повторять это тебе еще раз.

— Вы же обещали… — девушка смотрит на участок пустоты впереди с растерянностью и отчаянием, но все прерывается криком:

— Авада Кедавра!

В грудь девушки ударяет луч зеленого света, а потом… Потом она обернулась, и я готова поклясться всем, чем угодно, что… что…

— Она меня видит… — тихо прошептала я. Суеверный ужас сковал сердце. Черт подери, да что это… Что это такое?! Лилиан — это имя той девочки, в чьем теле я сейчас нахожусь, так что же получается… — Получается, что я — это…

— Лили, — обессиленный голос Северуса — последнее, что я услышала перед тем, как вернуться в реальность.

В воспоминаниях она была совсем другой. Если Лили всегда была невинным ребенком, то Юла выросла в таких условиях и при таких обстоятельствах, что не видела ничего зазорного в разговорах даже на самую интимную тему. Он успел увидеть намного больше в ее воспоминаниях, чем восприняла она сама. Девушка была довольно бойкой и раскованной, не смущалась, слыша сальные шутки, и даже могла ответить на такого рода юмор так, чтобы раз и навсегда заткнуть оппонента. Это были ее особенности воспитания в этой жизни. Частично — была генетика родителей, которые явно были далеки от той образцовой английской семьи, которая досталась Лили Эванс.

Но все же это была она. Последние увиденные фрагменты доказали это без возможности опровержения. Сейчас рядом с ним на диване в гостиной сидела его Лили. И он… Он далеко не в первый раз абсолютно растерялся, не зная, что именно делать. Все усложнялось тем, что Юла была взрослым человеком в детском теле. И тем, что он был ее учителем, а теперь еще, с легкой руки Дамблдора — опекуном, пусть и неофициальным. Он выяснил правду, но что теперь с этой правдой делать? Пожалуй, то же, что собирался делать раньше. Просто будет защищать эту девочку. Помогать ей, если попадет в беду. Опекать и заботиться. А что ему еще остается?

— Ну и что это была, извиняюсь, за… Так, я промолчу. А то мне по возрастному ограничению материться не позволено, — Юла вздохнула. Сейчас она вернулась в так называемый «формат ребенка». Умного, развитого не по годам, способного, но все-таки ребенка. Ей ничего не оставалось делать, кроме как приспособиться к этому телу и смириться с тем, что на ближайшие шесть лет у нее нет никаких прав, а одни лишь обязанности по отношению ко взрослым.

— Я интересовался кое-какой литературой в течение последнего времени. Как раз по твоему вопросу. Думаю, лучше будет, если ты сама прочитаешь.

Он принес книгу и зажег свет. Пока они листали воспоминания Лилии Гладковой, прошло несколько часов и за окном успела опуститься непроглядная чернота.

— Читай то, что выделено карандашом, — тихо произнес он, отдавая девочке книгу. По мере того, как она изучала представленную информацию, лицо ее меняло выражение с задумчивого на озадаченное, а следом — на негодующее.

— Не может этого быть! — резко выдохнула она, захлопывая тяжелый том. И, видимо, в последний момент передумав кидать его в Северуса.

— Не может быть чего?

— Того, что я Лили Эванс, то бишь Поттер. Всей этой чертовщины, которая описывается в этой твоей книге. Ну ты представляешь, что вот это вот все… Души, перерождения… Ну… Я просто… Мне просто…

— Тебе это сложно воспринять, я понимаю. Но тем не менее — это правда.

— Ничего не правда, — уперлась рогом девочка. Северусу было непонятно, чего она испугалась, но ясно одно: надо приложить максимум усилий, чтобы убрать возникшее между ними напряжение. Голова болела, а свет резал глаза. Кажется, переусердствовал. Ну ничего, это уже не впервой. Надо радоваться, что вообще с очередным приступом не свалился, едва вышел из чужой памяти.

— Приведи доказательства, — тихо произнес он. — У меня — информация из книги и обрывки твоих же собственных последних воспоминаний, а что у тебя? Чем ты можешь доказать, что не являешься Лили?

— А я знаю, чем, — тихо произнесла девочка. — Если я сейчас докажу, что не имею к ней никакого отношения, то ты больше никогда не будешь об этом напоминать, идет?

— А если ты окажешься не права, то ты примешь это обстоятельство и больше никогда не будешь отпираться, Лили, — так же тихо произнес он, глядя в знакомые миндалевидные глаза.

— Хорошо. Тогда… У тебя есть вещь, которая принадлежала ей и которая не залапана тобой? Нужны ее сохранившиеся отпечатки пальцев, — произнесла девочка, вскакивая и кидаясь наверх, к своим вещам. Что она задумала, Северус не понимал, но с готовностью пошел за единственной фотографией, которую Лили сама ему подарила. На карточке была изображена кружащаяся под осенними листьями девочка четырнадцати лет в таком же шарфе как тот, который они видели в воспоминаниях Гладковой. Вернулась Юла с куском бумаги, чернильницей и банкой какого-то порошка.

Не говоря ни слова, она аккуратно насыпала на карточку горсть порошка, давая возможность проявиться отпечаткам пальцев. После чего щедро макнула собственные пальцы в чернильницу, поставила на бумаге «следы» и сообщила Северусу:

— Я ведь говорила, что у двух людей не может быть одинаковых отпечатков пальцев? Если я действительно Лили, то они должны совпасть, а этого не будет, потому что я в теле ее дочери и…

— Они совпадают, — пока девочка тараторила, он успел взять лупу и сравнить два следа: старый белый и новый синий. Они были идентичны, разве что размерами отличались.

— Вот и я о чем говорю, так что… Погоди… Что?!

Столь бурная реакция Северуса повеселила даже. Когда Юла дунула наверх, он прямо залюбовался. Никогда он не видел эту девочку такой заполошенной и в таком замешательстве. Определенно, ему нравилось, когда она демонстрировала нормальные для ребенка ее возраста реакции, а то во всех иных случаях контраст между сознанием и телом слишком бросался в глаза, подчас пугая. Вернулась Юла с дневником Лилиан Поттер. Северус про него уже знал из воспоминаний, а сейчас увидел воочию.

— Да ну нафиг… Да не может этого быть, — тихо пробормотала Лилиан, когда на дневнике ими были обнаружены два вида отпечатков пальцев. Одни принадлежали Лили, а другие — изначальной владелице тетради. — Да что же за хрень-то твориииитсяаааа?

И вот — она поступила как большинство нормальных детей ее возраста. Столкнувшись с проблемой, которую невозможно было решить самостоятельно и которая вызывала у нее нешуточный страх, Лили плюхнулась на диван рядом с Северусом и совершенно по-детски разревелась.

Успокаивать не стал. Пусть проревется. А то не девочка, а не пойми что: за полгода ни одной истерики. Не сказать, чтобы истерики чужие он любил, но показная безэмоциональность напрягала — он отлично знал, к чему может привести длительное сдерживание эмоций в моменты пиковой нагрузки на психику. Так что уж лучше пусть ревет.

Пока девчонка мочила слезами подлокотник дивана, он успел сходить на кухню, поставить чайник, налить чаю на двоих и, прихватив заодно шоколадку для Лили, вернуться в гостиную. Хлопнула дверь ванной — вполне логично, что девочка решила умыться после того, как устроила слезоразлив.

— Я тут… Это… — принялась было оправдываться она, вернувшись в гостиную и снова приземляясь на свой край дивана.

Вместо того, чтобы сказать что-либо, он протянул ей шоколадку и кивнул на поднос с чашками, стоящий на столике. Щелкнул пультом телевизора и, заметив заинтересованный взгляд девчонки, передал пульт ей. Поначалу он не смотрел советский сериал «Шерлок Холмс и Доктор Ватсон», но потом как-то втянулся. Странно было признавать, что некоторые моменты вызывали даже у него улыбку. Юла сказала, что это один из ее любимых фильмов. По крайней мере, в нем было не так уж много крови, да и расчлененка близко не демонстрировалась. А, да впрочем — сейчас это реально значения не имеет.

До Рождества они прожили душа в душу. Девочка спокойно отзывалась на Лили и не спешила по новой опровергнуть утверждение Северуса в том, что она и есть она. Рождество лично Северус никогда особо не любил и не праздновал, но все же уточнил насчет этого дня мнение Лили. Помнится, Эванс ждала этого дня больше, чем собственного дня рождения. Но учитывая, как относилась к своему «официальному» дню рождения Лили нынешняя…

— Не, насчет всей этой суеты с елкой и шариками — я пас. В злого-доброго дедушку на небесах я тоже не верю, так что мне от празднования Рождества, хоть того, что у нас было, хоть католического, как-то не холодно и не жарко. Хотя… Если забацать традиционную утку на ужин и посмотреть вместе вечером какое-нибудь интересное кинцо, то идея не кажется такой уж плохой…

Ну, собственно, чего он ожидал? Признаться, его предложение Лилиан устраивало куда больше, чем принятый по традициям праздник. Пока они шли вдвоем в магазин, девочка рассказывала, как было принято праздновать «у них»: наготовить за два дня до праздника уйму еды, которую потом со скрипом есть в течение недели. Найти в срочном порядке елку, чтобы потом она стояла до первого марта и медленно осыпалась иголками, которые следовало доставать потом из всей одежды и обуви. Ну и, конечно же, детдомовская девочка не могла не упомянуть так называемые «спонсорские подарки», которыми чуть ли не заваливали детей на новый год и рождество.

— Вот знаешь, что бесит? Открываешь коробку, там конфет — штук сорок. Все твои, сколько хочешь жуй, но ни одной, черт подери, шоколадной. У нас у многих ребят постарше эти конфеты по полгода в тумбочках валялись, а потом малышне втихую скармливались, а спонсорам, конечно же, посылались лучи добра и счастья… Вместо того, чтобы купить пусть поменьше, но нормальных конфет, они приобретали всю эту жуть в яркой упаковке и год за годом… А подарки! Подарки, черт подери! Попросила я себе, по нашей доброй традиции, еще на свое восьмилетие у «дедушки Мороза» спортивку нормальную. Ну, я тогда как раз в секцию самбо записалась, и хоть меня лично за отсутствие формы никто никогда не ругал — все понимали, что с детдома и взять эту форму неоткуда, но хотя бы приличный более-менее спортивный костюм… Но надо ли догадываться, что на праздник я в качестве подарка получила куклу? Шикарную, надо сказать, куклу, но черт подери… Вот бесило досюда аж, — девочка развернулась на ходу и провела рукой по горлу. — Если все равно дарите то, что сами там навыбирали, то дарите, как привыкли. Мы вежливо скажем спасибо и спокойно спихнем после праздника ненужные вещи мелюзге, но вот за каким чертом надо было спрашивать? Чтобы ждали и надеялись, что хоть какой-то праздник будет по-другому? Эх… — девочка махнула рукой, а Северус почувствовал в душе знакомое чувство щемящей тоски. Он-то отлично понимал, о чем говорила девочка. Будучи хоть и не детдомовский сиротой, но ребенком из неблагополучной семьи с отцом-пьяницей, он отлично понимал, почему ни он сам, ни Лили теперь никогда по-настоящему не будут любить наступающие праздники. Он уже давно не праздновал день рождения, а все празднование Рождества ограничивалось общепринятым ужином вместе с учениками и педагогами Хогвартса, оставшимися на каникулы в школе. Хэллоуин… Это было вообще без комментариев.

— Смотри, подснежник, — отвлек он внимание девочки на пробивающиеся из-под талого сугроба цветы. Странно было видеть такое чудо в канун Рождества, впрочем — у некоторых людей в палисадниках и не такие растения обнаруживались.

— Ну только этого нам не хватало. Так, вызывай полицию и ничего не трогай, а то эксперты тебе такое «спасибо» скажут… — Лили обернулась посмотреть, куда указывал Северус. Прежде, чем мужчина уточнил у девочки, что именно она имела в виду (поскольку она явно имела в виду что-то другое), взгляд ее остановился на цветах. Сразу же перестав быть серьезной, девочка расхохоталась во весь голос, стирая с лица невольно выступившие слезы.

— Северус… Ох, ну… Ты хоть знаешь, кого у нас в полиции ребята с особо черным юмором «подснежниками» звали?

— Нет. И что-то мне подсказывает, что я уже не хочу это знать.

— Трупы, которые обнаруживали, когда сходил снег. Вот уж мороки с ними каждую весну. Все больше алкашня всякая, а у них при себе, сам понимаешь, паспортов в зубах нет. Ну так при этом начальство же мозги имеет, мол, ищите-находите, кому принадлежит труп. Я так над двумя еще в начале практики месяц торчала — шерстила картотеки без вести пропавших… А ты мне… Подснежники… Ой, я не могу…

Черный юмор полиции он хорошо понял, поэтому даже улыбнулся. Потом поведал Лили о специфическом профессиональном жаргоне зельеваров и целителей, который она оценила по достоинству. За разговором как-то незаметно успели сходить в магазин, начать готовить «праздничный ужин», ну и конечно — разговаривать. Лили в основном была интересна тема применения зельеварения в области отлова опасных преступников. Можно ли приготовить зелье, которое будет выявлять отпечатки пальцев? А можно ли сделать так, чтобы это зелье вело выпившего его аврора к обладателю отпечатков? Поскольку вопросы девочки затрагивали темы, выходящие далеко за пределы школьной программы, многое Северусу приходилось пояснять. Ну а ей, в свою очередь, приходилось рассказывать о некоторых особенностях работы полиции в ее времени, то есть целых четверть века спустя.

Рождество стало поворотным моментом для них обоих. Если раньше они просто жили в одном доме, стараясь причинять друг другу минимум неудобств, то после праздника все больше времени стали проводить вместе, общаясь на самые разные темы. И чем дальше, тем больше стиралась для Северуса граница между двумя Лили.

Девочка регулярно переписывалась с Грейнджер, Ричардс, Долгопупсом и младшим Уизли. И если дружбу с девочками Северус еще мог понять, поскольку обе они были не по годам развиты и достаточно эрудированы (хотя Грейнджер — слишком болтливой, на его взгляд), то компанию двух мальчишек-гриффиндорцев он даже осуждал украдкой. Разумеется, ничего не говоря о своих мыслях Лили. Через неделю после Рождества, за несколько дней до отбытия в Хогвартс, от кого-то из друзей Лили пришло по почте два увесистых пакета. Первый она Северусу даже не показала: сразу же унесла к себе в комнату и, судя по тому, как долго отсутствовала, спрятала в надежном месте. Мужчину удивило такое поведение — он уже привык, что у Лили от него нет секретов, но выспрашивать и уточнять, что же именно в том увесистом конверте, он не стал. Тем более что саму Лили куда больше заинтересовала бандероль от неизвестного отправителя. Внутри оказалась серебристо-серая ткань размером с хорошее одеяло и письмо:

«Твой отец оставил эту вещь мне незадолго до своей смерти. Используй ее с умом».

Почерк Северусу был знаком. Альбус Дамблдор. Знакома была и мантия-невидимка, которая и была тем самым куском серебристо-серой ткани. Наблюдая за тем, как Лили крутится с этой мантией перед зеркалом, Северус с трудом сдерживал кривую ухмылку. Директор, видимо, расчитывает, что с помощью этой мантии может добиться доброго расположения девочки. Или же замышляет что-то еще? Как бы то ни было, но даже наличие мантии, он надеялся, не пошатнет благоразумие девочки, и она не будет пытаться отправиться в места, к посещению запрещенные. А ведь именно этого наверняка и добивался Дамблдор, говоря о том, чтобы Лили использовала ее «с умом». Как-то ожидалось, что ума у одиннадцатилетнего ребенка немного и…

— На, — мантия была каким-то небрежным жестом брошена ему на колени. Подняв голову, он заметил, как покраснела девочка ни с того, ни с сего.

— Как это понимать? — спокойно осведомился он.

— Ты же за Квирреллом следить будешь. А с этой штукой будет малость проще. Мне она все равно вряд ли понадобится, разве что шоколадки с кухни таскать, ну да с этим я и без мантии могу справиться, — Лили широко улыбнулась.

— Я не могу… — начал было он, но девочка неожиданно зло нахмурилась.

— Не сможешь ты спать на потолке — одеяло упадет. А вот эта штука тебе, как я уже говорила, может очень сильно пригодиться, если тебя вдруг потянет последить за Квирреллом.

— Спасибо, — тихо произнес он. Лили была права. Мантия-невидимка для него будет нелишней, тем более что преподаватель ЗОТИ в последнее время вел себя все подозрительней и подозрительней. Непонятно, какую игру затеял директор, но неожиданная, признаться, помощь Лили оказалась ему очень кстати.

Еще было приятно понимать, что узнай Джеймс Поттер, в чьих руках находится сейчас его мантия и кто именно ему ее передал, пусть и на время — лицо старого врага перекосилось бы так, что ни одним зельем было бы не поправить. Хм, странно, до этого дня Северус все-таки не считал себя злопамятным. По крайней мере, не до такой степени.

Ночью не спалось. Верней сказать, он засиделся допоздна и как раз собирался ложиться, но от приготовлений ко сну отвлек звук падения чего-то тяжелого в соседней комнате. В одной пижаме он выскочил в коридор и быстро постучал в комнату Лили.

— У тебя все в порядке? Я слышал, как что-то упало и… — произнес он, входя в комнату, и в следующий момент забыл о всей своей напускной вежливости.

Девочка лежала рядом с письменным столом на боку. Неподалеку валялся стул, с которого она, видимо, и упала. Кинувшись к ней, он прижал ладонь к ее шее, одновременно с этим доставая волшебную палочку. Неужели что-то напортачил с легиллименцией? Да быть этого не может! Даже той двойной нагрузки, что досталась на его долю, было бы недостаточно, чтобы оказать хоть какое-то влияние на абсолютно здоровую одиннадцатилетнюю девочку.

— Что за… Бррр, Северус, у тебя руки холодные, не суй мне их за шиворот, — сонно пробормотала девочка, вывернувшись из его рук и как ни в чем не бывало садясь на полу. — Что случилось? — произнесла она, заметив выражение его лица.

— Спать в кровати надо, а не за столом, — рявкнул он. Чувство облегчения тут же сменило невовремя проявившуюся злость, заставив сбавить тон. — Я услышал грохот из твоей комнаты. Постучался. Не ответили. Зашел, а ты тут лежишь… что я по-твоему должен был подумать?

Лили рассмеялась. А извинившись за свой смех, рассказала ему о том, как ее разочек случайно закрыли в милицейском морге, где она благополучно заснула на свободном столе для размещения трупов. Воспроизводить все, что ей сказала смена утренних санитаров, когда увидела встающий со стола «труп», потянувшийся и лениво уточнивший у них, который сейчас час, она не стала.

В другой ситуации он бы даже посмеялся, но сейчас он поймал себя на том, что вот уже три минуты рассказа девочки таращится на прямоугольную фотографию перед собой. Фотографию, на которой изображена до боли знакомая девушка. Мертвая. Заметив направление его взгляда, Лили кинулась к фотографии, поднимая ее с пола, но, видимо, уже поняла, что поздно спохватилась. Поднявшись на ноги, профессор зельеварения увидел на столе раскрытую папку, а на самом столе — в беспорядке раскиданные фотографии, какие-то документы, записи, пергаментные свитки…

— И что все это значит? — привычным ядовитым тоном спросил он.

— Прости, — тихо произнесла Лили, хватая его за руку и увлекая за собой в сторону двери. — Ты не обращай на это внимания, ладно? Давай на кухне посидим, чаю попьем. Там еще кекс с ужина остался. Я вот, кстати, вспомнила, что хотела у тебя спросить…

— Стоп, — он мягко отстранился и, присев на корточки, заглянул в знакомые зеленые глаза. — Не надо пытаться меня отвлечь.

— Но…

— Но я обычно при мало-мальски достойном поводе становлюсь минут на пять абсолютно недееспособным идиотом, который трясется от страха по непонятной причине, я помню, спасибо, снова напоминать мне не надо. Но сейчас я в полном порядке и хочу услышать от тебя объяснения. Во-первых — откуда ты взяла все это. Второе — зачем именно тебе это понадобилось.

— Ну а ты прикинь, какие гонорары издательства отвалят за мемуары человека, который расследовал свою собственную смерть? — отшутилась Лили, сгребая в папку бумаги со стола. После этого девочка обернулась к нему. — Северус, там фотографии и…

— Все в порядке. Причина того, что со мной происходит, не в тебе и даже не в фотографиях. Ты ведь уже поняла, что называется легиллименцией?

— Ну, вроде как считывание образов с мозга находящегося напротив тебя человека, — девочка вышла из комнаты и первой отправилась вниз по скрипучим ступеням. Машинально мужчина отметил, что она сама в пижаме так же, как и он, но сейчас не было никакого желания одеваться «более прилично» с точки зрения представителей аристократического общества. У Лили же, как ему было известно, приличным считался даже комплект нижнего белья, что уж говорить о теплой пижаме, которая внешне ничем, кроме расцветки, не отличалась от спортивного костюма, в котором девочка запросто выскакивала на улицу.

Лили потянулась к чайнику, но он поставил его на огонь уже отработанным движением волшебной палочки. После чего невербально задействовал еще парочку заклинаний и принялся отстраненно наблюдать за тем, как девочка садится за стол напротив него и, видимо, ожидает продолжения пояснений.

— Противоположность легиллименции называется окклюменцией. Грубо говоря — это возможность защитить свое сознание тем или иным способом. Можно просто закрыть доступ к своей памяти, а можно создать поверх истинных воспоминаний и чувств ложные. Десять лет назад мне приходилось заниматься именно этим. С учетом того, что я самоучка и тренировался сам методом проб и ошибок, следует догадываться, что о некоторых обстоятельствах я узнал слишком поздно. Что будет, если человека, скажем, с высокой температурой, завернуть в кокон из теплых одеял?

— Тепловой удар, — сразу же ответила Лили. — Это и школьник знает… Погоди, ты хочешь сказать, что если ты не даешь выход своим эмоциям, долго прячешь все это в себе, да еще и поверх сознания что-то ложное напихиваешь, то…

— Да, то получаем то, что случилось со мной в итоге. Стоит только прибавить градуса, то есть вызвать у меня большое количество негативных эмоций, как получаем пару минут приятного для меня времяпровождения. Все, пояснения на этом закончены, экскурсия завершена.

— А лечить это как-нибудь можно?

— Магглы пытаются, но безуспешно, а у нас в магическом мире и исследований-то на эту тему не проводилось никогда — хватает и более важных проблем.

— Слушай, если я так или иначе причина всего этого, то…

— То что? Уйдешь? Когда на тебя того и гляди приспешники Сама-Знаешь-Кого начнут охотиться?

— А много их было у Воланчика-то? Ну, в смысле, кого из них там не передавили после магической войны?

— Многих. Считай, родители большей части учеников с моего факультета, — мрачно произнес Северус.

— А, так ты меня поэтому на Слизерин так активно зазывал? — хихикнула Лили. — Погружение во враждебную среду и исследование вражеских позиций непосредственно из тыла… Жаль, возможность уже упущена. Хотя… Подожди, а Гринграсс? Сесилия Гринграсс? Она разве…

— Нет. Ее муж поддерживал Сама-Знаешь-Кого, но вот она предпочитала придерживаться нейтралитета.

— Северус, ну давай уже заканчивай с этим «Сама-Знаешь-Кто». Каждый раз догадываться, кого там имели в виду… Неужели так сложно… А хотя да, сложно. Предлагаю Волан-де-Морта сократить до Воланчика. Ну, или Волана, если у тебя аллергия на уменьшительно-ласкательные прозвища?

Чтобы не подавиться воздухом, он поспешно сделал глоток чая. Жертва, которая шутит над своим убийцей… Это просто не укладывалось ни в какие рамки. Если бы шла речь о каком-то отбитом на всю голову мракоборце вроде Аластора Грюма, то… Хотя, она, по сути, и есть мракоборец, хоть и маггловского разлива.

— Рассказывай. Откуда у тебя это и… И что удалось узнать в итоге. Если тебе удалось действительно что-то узнать, — чуть тише добавил он.

— По порядку по мере сложности. Первое — документы мне передала Сесилия Гринграсс по моей просьбе. Она так прямолинейно сообщала мне, что будет готова помочь, если мне понадобится какая-то помощь, что только тупой не понял бы этих намеков. А я не тупая. Судя по всему, эта папка лежит у нее очень давно. Как минимум несколько месяцев — видишь, как корешок примялся, да и пыльная она вся была, когда мне ее передали… Уж не знаю, что за зуб у Сесилии на Министерство, но пока что мне это на пользу. Что ни говори, а то происшествие на Хэллоуин сыграло мне на руку.

«И добавило мне седых волос», — мысленно добавил Северус, передергиваясь. От Лили этот жест не укрылся, но она продолжила говорить, хоть и с неприкрытой тревогой во взгляде.

— Узнала я, прежде всего, то, что в вашей магической криминалистике такой пробел, что просто… Так, материться я не буду, а цензурных слов мне просто не хватает. Все улики, хоть и косвенные, лежали у авроров перед носом, но они… Ай, блин, давай я по порядку тебе все расскажу. Черт, сейчас хоть трубку и клетчатое пальто бери.

— Могу организовать клетчатый плед и шоколадку, — миролюбиво вставил Северус, тут же пододвигая поближе к девочке лакомство. Интуиция говорила о том, что ее необходимо выслушать. А своей интуиции мужчина привык доверять.

— Ладно. Ладно, начинаю колоться. Вспомни воспоминание… Тьфу ты, тавтология, конечно, ну да ладно.

— Вспомнил, — прикрыв глаза, Северус постарался воспроизвести перед глазами все, что сумел увидеть тогда в памяти Лили.

— Ничего не настораживает?

Пожав плечами, он открыл глаза и посмотрел на девочку.

— Уй, блииин! Ну почему вся твоя наблюдательность касается только зельеварения! Снова вспомни основной момент! Говорит она с тем, кто стоит где?

— Спереди.

— А бьют этой вашей авада кедаврой откуда?

— Справа.

— О чем это может говорить?! — Лили повысила голос. Это раздражало, но сейчас вся концентрация тратилась на то, чтобы догадаться, понять что она имела в виду.

— Что их было двое. Один говорил, а убил — другой.

— Аллилуйя! — Лили всплеснула руками. — Что еще странного?

— Давай нормально рассказывай, ладно? Я не изучал эту твою криминалистику, и знаешь ли, терпение уже на исходе.

— А, то есть только тебе можно делать вид, что все вокруг тупые, а один ты крутой уже по факту того, что знаешь чуть больше окружающих? — девочка неожиданно мягко и безмятежно улыбнулась, искоса глядя на него. Он тут же понял, что она имела в виду. Понял и почувствовал что-то странное. Что-то вроде… Стыда? В детстве Лили часто ругала его. За грубость, проявляемую по отношению к ее сестре. За резкие, а порой — и вовсе нецензурные ругательства. И сейчас она занимается тем же самым. Ругает его за грубость, которую он проявляет по отношению к детям. Он хотел сказать что-то, оправдаться, но уже понимал, что ничего ему не поможет. После того, как он получил подтверждение своим подозрениям о ее личности, девочка с зелеными миндалевидными глазами может спокойно вить из него веревки.

Прежде, чем он хоть что-то успел сказать, Лили тихо, но отчетливо произнесла:

— Туфли.

— Что туфли?

Удар ее лба об столешницу вызвал эхо, наверняка разбудившее всех соседей в окрестностях. Тем не менее, девчонке вреда этот удар не нанес. Даже наоборот — успокоил, потому что она теперь уже ровным и даже немного ласковым голосом принялась выкладывать все свои сделанные выводы, подкрепляя их имеющимися у нее в руках физическими доказательствами.

Примечания:

Ну и, собственно, в следующей главе будет сплошная криминалистика.

— Смотри внимательно на фотографию. Что видишь? Именно из одежды на ней что?

— Платье, туфли, колготки, — произнес он спокойно. Обычно при одном только упоминании о том дне стискивало болью грудь, но сейчас, когда она сидела напротив него, живая, хоть и немного меньше размером, можно было наблюдать за всем происходящим более отстраненно.

— Вот именно — туфли. В отчете авроров упоминаются мозоли на ногах, натертые как раз этими туфлями. Зачем матери годовалого ребенка надевать неудобную обувь, когда наверняка есть тапки, а то и вовсе можно босиком по дому ходить? Вдобавок, колготки… Ты хоть знаешь, что такое капронки? Один раз зацепилась ногой обо что-нибудь вроде той же детской кроватки — и можно их выкидывать. Уместно надеть колготки, идя в гости или на праздник в ресторан, но никак не дома. Вот у меня и возникло закономерное подозрение, что она ждала кого-то в гости. Ну сам посуди — в воспоминаниях она разговаривала! Именно разговаривала с тем, кто сопровождал Волан-де-Морта!

— Она пыталась спасти свою дочь.

— Она не дурой была. Я изучила ее личное дело. Девочка с первого раза попала на обучение в аврорат и если бы не залетела — запросто могла бы далеко пойти в этой неженской профессии. Вот этот отчет, — перед Северусом хлопнулась на стол небольшая тетрадка из подшитых пергаментных листов, — просто липа. Хренова липа, которую все сожрали и даже водички не попросили запить.

— Я за тобой не успеваю. Давай по порядку.

— Хорошо. По порядку. Труп мужчины двадцати одного года. Одет в темно-синий костюм, на ногах — ботинки со следами грязи. Лежит головой к двери ногами к лестнице… Ладно, я тебе сейчас на примере объясню.

Девочка вышла из комнаты и постучала.

— Ну и что дальше?

— Открывай мне дверь.

— Ну, я открыл, — он встал напротив нее, собственно, производя данное действие. В грудь ему практически уперся палец Лили, видимо, олицетворяющий собой сейчас волшебную палочку.

— А теперь, Северус Снегг, два вопроса: что у тебя на ногах? В какую сторону головой ты полетишь и как примерно будешь лежать, если я тебя сейчас убью?

— Я тебя понял. Поттера убил…

— Поттера убил человек, который спускался с лестницы. Спускался после того, как дело было сделано. По каким-то причинам мужчина покинул дом на какое-то время. Что ему надо было — тут уж, извини, не скажу… Может быть, это было связано с тем, что Лили хотела увидеться с человеком, который привел к ней в итоге Волана, наедине? И у меня возникает вопрос — что это за человек? Возможно, семейная жизнь у Лили Поттер не так уж хорошо складывалась, и она завела любовника? Нет, это маловероятно — в описании ее вещей полно белья, более подходящего для такого рода встречи, а на ней под платьем надет не «комплект для раздевания». Так для кого она прихорашивалась? Перед кем ей надо было выглядеть если не красиво, то уж более-менее прилично? На встречу со старым другом такое платье… М… Да друзей можно хоть в фартуке поверх вытянутого свитера встретить, им пофиг реально, как ты выглядишь, значит — увидеться ей надо было не с друзьями, но с кем? Пока что ответа на этот вопрос нет. Верней, на данный момент. Смотри дальше.

На стол были шлепнуты несколько фотографий, которые демонстрировали уцелевшую обстановку дома в Годриковой Впадине.

— Смотри, вот кухня. Что на столе?

— Скатерть.

— Поверх клеенки, заметь. Почему? Мы с тобой пользуемся клеенкой, потому что это практично, потому что ее проще мыть, потому что, в конце концов, она дешевая и случайно испортив ее, мы за копейки купим новую. Но на столе скатерть, и я сомневаюсь, что сервировка подразумевала обычный ужин двух людей. Упс, а приборов-то три, улавливаешь, о чем я? Фотки сделаны часа через три после того, как все произошло, так что мы видим, что называется, горячие следы.

— Она должна была переговорить с тем, кто пришел к ней, а потом к ним должен был присоединиться Джеймс Поттер, верно? Ну, так думала она, когда накрывала на стол.

— На стол внимательней глянь. Там как раз сладости разбросаны. Ничего странного не видишь?

— Шоколадки, мармелад, яблоки… Вроде нет.

— Так, вспоминаем все, что знаем о Поттерах. Для Джеймса лучшая конфета — это котлета. Лили предпочитает шоколадки — на мармелад она даже не смотрит. Для кого мармеладки тогда?

— Не забывай, что у них ребенок еще есть.

— Да что ты говоришь? Чо, правда?! — Лили перешла на какой-то уголовно-милицейский жаргон. — Да она же классическая образцовая мамаша. Жрать по расписанию, режим дня, то да се… Вон, глянь — детские шмотки кругом валяются, каждая в пакете запечатанном, чтобы микробы на одежду деткину не сели. Да еще все отглажено, сложено. На книги глянь? Валяются все в той же комнате. Развивающая литература для ребенка, про ребенка… Да она же помешана на своем чикене! И годовалому ребенку даст мармелад или шоколад только через свой труп! Это же сильнейшие аллергены и вдобавок — не несут никакой пользы детскому организму. Вот яблочко пожевать или об морковку грызла поточить — это запросто. Максимум — на печеньку расщедрится, но мармелад… Нет, Северус, мармеладки — это для нашего гостя. Дорогого гостя, для которого наводится марафет, для разговора с которым из дома отсылается Джеймс… И пришел наш гость тихо. Спокойно. У него был допуск в этот дом. Вот тут пишется, что, значит, Волан завалился в дом, Джеймс его кинулся останавливать, а Лили, значит, дура такая, в детскую забежала и целых полминуты, как какая-то курица, сидела рядом с кроваткой, ожидая, пока до нее доберутся и до ребенка.

— Она могла хотеть спасти мужа…

— Э, нет, дорогой. Мужик у нас в этом доме не король. Он, конечно, любим и обожаем, но первым делом — чикен. И спасать первым делом будут ребенка, а муж сам вывернется, если сможет. Да и не дура она — уж отлично могла понимать, что с ним расправятся. Понимаешь, не сходится аврорская реконструкция, ну вот ни черта! Какого хрена она без палки?! Это она-то! Без пяти минут аврор! Ты вон со своей в душ и сортир ходишь, а она за каким-то фигом не взяла ее с собой… почему? Может, потому, что знала: в доме находится кто-то, кому она доверяет? Кто-то, кто сможет ее защитить в случае чего? Не догадываешься, кто? Еще не догадываешься, значит, ладно. Продолжу.

Моя версия такая. Лили ждет гостя, предварительно отослав Джеймса под вымышленным предлогом, или же он сам по каким-то причинам где-то задержался. Гость заходит, обувает серебристые тапочки, которые оставлены у них на полке специально для него…

— Так, а тапочки тут откуда взялись?

— Ты уже три минуты держишь в руках фото прихожей. Там, как и в кухне, все осталось нетронутым — разнесена только детская и часть спальни родителей, а нижний этаж абсолютно не пострадал. Что видишь? Поправка — что видишь конкретно на нижнем стеллаже, где стоят эти, мать их в бога душу, серебристые тапочки?

— Обычные тапочки, разве что слишком уж… Индивидуальные, что ли? Для обычных гостей такие ставить не будут, наверное: тут уж знают и размер ноги, и предпочтения гостя, стараются сделать так, чтобы в доме ему было комфортно… Вот рядом другие стоят. С оленями — это Поттера. С мышиными хвостами — это Петтигрю. Собаки — Блэка, — при упоминании этого имени Северус едва сдержал глухое рычание. Лили встала со своего места и, мгновенно оказавшись рядом, обхватила его руками за плечи, словно требуя рассказывать дальше.

— Серебристые тапки стоят носками внутрь, а пятками наружу, в то время как остальные, наоборот, «смотрят» на людей, которые их берут, — подумав, произнес Северус.

— Ты определенно делаешь успехи, мой юный падаван, — иронично произнесла девчонка. Сейчас она как никогда раньше представлялась Северусу именно той Лилькой Гладковой, которую он видел в воспоминаниях. — Теперь смотри, как дело разворачивается. В дом входят одновременно мистер Икс и Волан. Волан под мантией-невидимкой, заклинанием или зельем — не суть важно, но его Лили до поры до времени не видит. Она ждет, пока гость переобуется, провожает его в гостиную, усаживает на диванчик и… И в этот момент наверху начинает заливаться визгом личинка человека. Как и у любой более-менее ненормальной матери у нее перемыкает мозги, она уже не думает ни об оставленной в гостиной палочке, ни о чем другом, тем более — в доме гость, который сам по себе наверняка небеззащитен… Она несется наверх. К ребенку. Пока она возится с ним, Воланд и мистер Икс поднимаются наверх. Икс начинает ее убеждать что-то сделать с ребенком. Что? Отдать Воланду? Дать убить? Черт знает, что, но Лили ребенка не отдает. Воланда это в конечном счете выводит из себя, и прежде, чем Икс успевает вмешаться, он убивает женщину. После этого он какое-то время крушит детскую.

— Почему ты решила, что он крушил строение? В отчете написано, что это скорей уж…

— Эффект авады? Да брось. Смотри, вот этот шкаф раскурочен, а часть книжной полки уцелела. В другой стороне щепки от тумбочки, но стоящая рядом с ней ваза почти цела. Нет, если бы имел место действительно какой-нибудь взрыв, произошедший в момент, когда Воланчик ребенка пытался убить, то была бы эдакая воронка с эпицентром в месте расположения ребенка. Ну, или же направленный в одном направлении луч. А тут… Крушил хаотично, зло. Изначально он не планировал ее убивать, но… Что-то вывело. Разозлило в ее поведении. То, что она просила за ребенка? Да, возможно. Скорей всего, это напомнило ему о чем-то неприятном лично для него.

— О чем?

— Увы. Я его лично не видела, не беседовала, поэтому даже примерно сказать тебе не могу. Но у любого убийства есть основной мотив. Всего таких три: власть, деньги, похоть.

— Страх. Ревность. Зависть, — иронично принялся перечислять Северус.

— Ревность — та же похоть, только под другим вывертом. Зависть — деньги, либо слава, либо и то, и другое, страх, естественно — власть. Так что… Деньги Волдика вряд ли интересовали — я слышала, что он чувак идейный. Власть… Пожалуй, могло сыграть свою роль то, что Лили до этого отказалась к нему присоединиться вместе со своим муженьком. Кстати, у меня назрел вопрос: по какой причине вдруг Волди для Лили Поттер сделал исключение? По идее, он же магглорожденных на дух не переносил: не иначе, как досадили ему они чем-то в свое время. А тут вдруг такой царский подарок Лили… И почему он сразу не убил ее, а лишь после того, как она непонятно как его спровоцировала… Может… Хм…

— Что такое? — тихо произнес Северус.

— Да нет… Вряд ли она была так уж важна для него. А вот кто-то из его окружения… Слушай, ты же знал их всех друзей… Кого там милая симпатичная магглорожденная продинамила? Только нужен человек, который был как-то… близок, что ли, к Волди. Настолько, что тот, не желая терять ценного союзника, пообещал ему не трогать и пальцем Лили Поттер.

Он почувствовал, что стало трудно дышать. Это был не очередной приступ паники, нет. Это уже было простое осознание того, что вся та идиллия, что есть у них сейчас, рухнет в любой момент. Не сегодня, так через день, неделю, месяц, но Лили либо узнает, либо догадается обо всем. А если нет… Найдутся «добрые люди», которые наверняка расскажут «бедной девочке» правду.

— Ладно, к черту — эти догадки к делу не пришьешь. Но вот складывается у меня нехорошая такая картинка личности нашего мистера Икс… Дай-ка подумать… Он прется от всяких дешевых сладостей типа мармелада. Он любит серебристый цвет и классический для вас, магов, крой обуви, а значит, скорей всего — и одежды. И еще — Лили Эванс доверяла ему, что называется, как отцу родному. Видела в нем наставника, учителя. Сразу говорю — этот «мистер Икс» не может быть женщиной — туфли явно мужские, да и сорок третий размер… такие гориллы в природе встречаются чаще всего среди мужского племени.

— Я все понял. Дамблдор, — тихо произнес Северус. — Он провел Волан-де-Морта к ним. Это он… Мерлин…

«Как же глупо. Какой же я идиот. Великий шпион, да? Незаменимый профессор зельеварения? Все ответы были на поверхности, но ни ты, ни кто-либо другой так и не удосужились просто их прочитать».

— Можно я выложу теперь конечную версию? Ну, так сказать, то, на что уже можно опираться более-менее, но все же не принимать как истину в последней инстанции?

— Говори, — он чувствовал, что в горле встал ком. Только присутствие рядом Лили и вид медно-рыжей косы слева от него помогают ему сейчас сосредоточиться на том, что говорит девочка.

— Дамблдор проводит Волан-де-Морта под этой самой мантией-невидимкой в дом к Поттерам. Лили встречает их, но по важной причине бежит наверх. Воланчику же нужна не она сама, а ребенок. Думаю, что если я сейчас выдам что-то вроде «стопицот лет назад было сделано пророчество о том, что такого-то числа такого-то месяца на свет появится избранный, способный сокрушить великого и могучего темного волшебника», то я вряд ли ошибусь, потому что никаких иных причин мочить ребенка у Воланда не было. Деньги его не интересуют, как помним, значит — устранение возможного конкурента за наследство от каких-то, не приведи боже, общих родственников и знакомых исключается. Ну, значит, он поэтому и решил прикончить вероятного врага еще в колыбельке, ну, чтобы сопротивления поменьше. Теперь я остановлюсь детальней на мотивах Альбуса Дамблдора, ну и заодно — возможной роли Лили в этой истории.

— На чем тут останавливаться? Дамблдор такой же, как и Волан-де-Морт. Старый интриган, который вертит, как хочет, людьми, которые ему доверяют свои жизни. Который видит…

— Пешки во всех вокруг. Мы с тобой даже не именные фигуры, Северус — но это ты, надо полагать, и сам прекрасно знал с самого начала. Я продолжу, если позволишь?

Дождавшись кивка Снегга, Лили продолжила.

— Силы Министерства и разных гражданских формирований на тот момент существенно уменьшены. Дамблдору нужна отсрочка, пусть и временная, для того, чтобы собраться с новыми силами и подготовить очередную партию пушечного мяса. Он заключает сделку с Воланом: жизнь ребенка Поттеров, на котором тот так зациклен, в обмен на… Отход от дел на определенный срок, скажем. Или в обмен на амнистию для всех пленников Воланчикова режима. У него ведь наверняка в камерах много было людей Дамблдора… И что дороже? Одна жизнь или десятки, а то и сотни? Ну ладно, с учетом произошедшего, три жизни.

Дальше есть два варианта развития событий. Первый — Лили о чем-то догадывается и применяет какую-нибудь паскудную штуку для того, чтобы Волану от заклятия, посланного в ее ребенка, хреновато стало. Вариант второй — весь этот театр с самого начала был задуман Дамблдором и какую-то шнягу с ребенком по-тихому сотворил именно он. Какая-нибудь защитная магия или что-то вроде того. Живет дедушка давно, говорят, что еще с Грин-де-Вальдом водился, так что шарит во всякой темной мути похлеще всяких Воландемортов.

Ну и, естественно, получается такой расклад, что Волан исчезает, но по каким-то причинам, возможно, не умирает. Дамблдор логично предполагает, что раз нет трупа врага, то и утверждать о его смерти — верх неблагоразумия, а значит — надо выманить Воланда на живца. Название наживки — Лилиан Поттер. Название загонщика — Северус Снегг, которому сходство этой самой Лилиан Поттер с известной ему Лили Эванс должно дать максимальный прирост к работоспособности на ниве защиты мелкой девчонки… А тут еще так обстоятельства удачно сложились, что мы с тобой поладили… Ты ведь не думал, что он просто так со здравого ума и с трезвой памяти вдруг отдал ребенка в руки взрослому одинокому мужчине? Такой категории граждан, знаешь ли, опеки или усыновления даже собственных детей при разводе добиться практически никогда не удается, а тут вдруг чужой чикен… Ну а чтобы я быстрей с тобой общий язык нашла, мне дали замечательный, так сказать, сравнительный тест-драйв в виде десяти лет жизни с тетей Петуньей сотоварищи. Вроде как складно получается, да?

— До омерзения складно. Хорошо тебя учили.

Как и привычно было для них обоих, девочка тут же ухватилась за новую тему для разговора. Не в ее, да и не в Северуса характере было обмусоливать уже известную ситуацию. Выводы каждый из них сам для себя наверняка сделал, а уж о том, что придется действовать по ситуации, они и так знают. А еще он знает теперь, что единственный человек, которому он может доверять из своего окружения, вовсе не Альбус Дамлдор, а маленькая и беззащитная девочка. Да — она умна, что называется, не по годам. Возможно, ее «криминалистика» еще не раз сослужит им службу, вот только какой от этого будет толк, если на нее нападут приспешники Темного Лорда или… Сама мысль о том, что рано или поздно он вернется, чтобы завершить начатое, причиняла Северусу физическую боль. Дамблдору плевать на Лили. Она — просто наживка. Если ее не склюют — тем лучше для нее, а если она умрет… Однажды он уже принес в жертву ее жизнь.

Мужчина поднял голову, наверх, глядя на до боли знакомое бледное лицо с россыпью веснушек. Рыжие волосы местами выбились из косы, придавая Лили чуть более ребяческий вид. Она отстраняется, прекращая обнимать его и, снова садясь на свое место напротив, принимается говорить, хрустя шоколадкой.

— Значит, я когда поступила в школу милиции, у нас сразу же появилась в предметах криминалистика. Это как раз наука, которая, грубо говоря, занимается всякой мутью вроде «найти мотив преступления, обнаружить улики», ну и все в таком духе. Препод у нас был — просто зверь. Игнат Савельич. Он сам бывший милицейский чин на пенсии, но отдыхать ему спокойно никто не позволял, поскольку второго такого сыскаря было днем с огнем не найти. Ну чисто Шерлок Холмс, только с поправкой на нашу современность. К нам он относился еще хуже, чем ты к своим студентам, ну то есть не педагог ни черта, и работать ему с нами было неинтересно, и бесили мы его… Любил он на экзаменах и зачетах нам давать задачку. Иногда придуманную: мол, нате вам картинку, найдите, что тут не так. Иногда приносил старые дела и, вынув несколько файлов, заставлял нас логически заполнить отсутствующее содержимое. Короче, поиздеваться любил. Народ у нас с истериками и слезами пытался пересдать криминалистику по десятку раз. Ну а ему слезы были… По тот самый детородный орган, короче. На первом курсе многие барышни из поступивших по блату считали, что можно будет на дурачка сдать… Ну, или там слезу пустить, или за бабло купить оценку… Фиг вам. Я сдала с седьмого раза. Единственная со всего курса. Все остальные — от пятнадцати до сорока семи, кто-то последний курс заканчивал, закрывая хвосты с первого. Меня он начал таскать с собой на дела. Не одну меня — у него с разных школ и юринститутов набралась команда из пяти человек, включая меня, так что… Ну, вроде как смену готовил, хотя понятное дело, что с одной теорией из нас смена была никакая. Надо же сначала на земле поработать, научиться применять знания на практике в должности опера, или там, участкового… В общем, все мои умения и знания, все это искусство подмечать детали — это все он выработал. Пригодилось, как видишь. Мужик злющий, но дело свое знал. Вот такая вот история.

Сам не зная почему — видимо, просто для того, чтобы поддержать беседу, он начал расспрашивать Лили про школу милиции. Как он понял — это было что-то вроде колледжа в Великобритании. Девочка охотно продолжила рассказ. В итоге разошлись спать они, когда за окном забрезжил рассвет.

С того дня они не возвращались к этому разговору. Но папку эту Лили часто держала в руках — видимо, думая о чем-то еще. Северус не встревал, поскольку предполагал, что найдя что-нибудь действительно интересное, девочка обязательно поделится информацией с ним.

На день рождения в качестве подарка он получил теплый свитер. Что тут говорить — она снова угадала и с фасоном, и с размером. Вспомнив, что в двенадцатилетнем возрасте он получил в подарок от нее же точно такой же свитер, разве что размером меньше, Северус не сдержал довольную улыбку. А мысли теперь крутились вокруг вопроса, что именно подарить девочке. Это должна быть вещь, которую она не может по каким-то причинам сделать или достать сама. Вещь, которая может ей в итоге пригодиться — Лили ведь, как и сам Северус, не любит непрактичные подарки. Спрашивать он не решился — хотелось устроить сюрприз, но пока что никаких идей для подарка не появлялось.

В Хогвартс-экспресс девочку он не пустил, да она и не особо рвалась. Он уже успел заметить, что она предпочитает как можно меньше времени тратить на путь из одного места в другой и, если есть возможность, предпочтет парную трансгрессию или каминную сеть, а не поездку на поезде или автобусе. Поскольку трансгрессия Северусу всегда удавалась — захватить при перемещении с собой девочку ему не составляло труда.

Естественно, что переместились они не в сам Хогвартс, а в Хогсмид. Естественно, ему пришлось отпустить Лили на пятнадцать минут в «Сладкое королевство». И судя по довольному виду девочки — сладким она затарилась на весь грядущий семестр.

А потом… Потом начался очередной семестр, и, как и предполагал сам Северус, спокойствия и отсутствия происшествий не предвиделось. И от первого же происшествия он едва не поседел в свои тридцать два года.

Среди ночи его разбудила Дафна Гринграсс. Влетев в его спальню, она кинулась к нему на кровать и принялась со всей силы трясти собственного декана за шиворот, оглашая комнату воплями:

— Сэр, ну просыпайтесь! Ну вставайте же-э-э-э-э!!!

— Гринграсс, ты все делаешь неправильно. Давай я тебя научу. Смотри… Агуаменти! — на еще не до конца проснувшегося Северуса вылился поток холодной воды, что несомненно ускорило подъем. А за подъемом последовала кара.

— Грейнджер и Гринграсс, какого Мерлина вы приперлись в мою спальню?! — рявкнул он так, что у девочек наверняка заложило уши. Впрочем, у Грейнджер уже давно выработался иммуннитет на его крики, поскольку девочка вскинула голову и с привычными ей интонациями произнесла:

— Если вы дадите мне сказать и не будете перебивать, то я все объясню. Это важно, потому что это касается Лили. Ее нет в спальне. А уже одиннадцать часов вечера. Я думала сначала, что она сидит в гостиной, но потом появилась леди Елена и сказала мне, что Лили и Малфоя застукали за прогулкой ночью по школьным коридорам. И в качестве наказания профессор МакГонагалл потащила их к Хагриду! Посреди ночи! Им даже не дали время на то, чтобы предупредить кого-то. Лили прокричала все это в холле, надеясь, что кто-то из привидений ее услышит и сообщит вам, но леди Елена не может заходить в Подземелья и поэтому обратилась ко мне.

— А я сидела в своей гостиной, когда появился Кровавый Барон. Видимо, он тоже слышал крики мисс Поттер и поспешил к вам, но не смог попасть внутрь, потому что на вашей спальне стоит какая-то защита от привидений. Мы с Гермионой встретились в коридоре и, взломав ваш замок, попали сюда. Сэр?

— Сидеть здесь. Никуда не выходить. Не хватало мне еще, чтобы вас двоих в коридоре схватили.

— Хорошо, сэр, — покладисто произнесла Гермиона и первой уселась на кресло у камина. Дафна примостилась на подлокотнике. Да уж, это вам не гриффиндорцы, которые бы все равно полезли в историю.

— Дверь я закрою. Если не вернусь до утра — выйдете сами, у мисс Грейнджер неплохо получается взламывать замки, — на ходу произнес он, набрасывая поверх пижамы теплую мантию и буквально вылетая в коридор.

Хижина Хагрида была пустой. Судя по всему, недавно гигант куда-то ушел и… прихватил с собой студентов. Но вот куда именно? Неужели… Если он действительно потащил детей в Запретный Лес, то Северус его на куски порвет, причем без помощи магии…

Сколько времени прошло? Пока Гринграсс и Грейнджер добежали до его спальни, пока разбудили, пока объяснили, хоть и довольно быстро, ситуацию… Минут сорок в общей сложности. Северус развернулся и, мягко оттолкнувшись от земли, собрался лететь к школе. Выбить окно кабинета МакГонагалл и уточнить у нее, какого черта она сделала с его студентом и куда его утащили. Но в этот момент…

Над Запретным Лесом появилось в ночном небе изображение черепа. Черепа, изо рта которого медленно выползала змея. Внутри все похолодело, а желудок свернуло в тугой узел. Впрочем, эмоции не помешали Северусу действовать: он сразу же создал несколько ланей-патронусов, которые поспешил отправить нескольким людям, которых напрямую касалось происходящее сейчас в школе. А сам… Сам он полетел над деревьями к тому месту, откуда была выпущена Метка.

Судя по всему, отправитель стоял здесь. Значит… значит, где-то должно было быть тело… Тело того, кто умер этой ночью. Сына Малфоя приспешник Темного Лорда бы не тронул — все прекрасно помнили, что Люциус входил в ближний круг и был одним из самых верных последователей Лорда вплоть до его исчезновения. А значит…

Тело ребенка под одним из деревьев он разглядел с расстояния метров пяти. На негнущихся ногах так быстро, насколько мог, подошел к нему и уже с расстояния двух шагов разглядел светлые прилизанные волосы и ужас на лице. Драко Малфой. Мертв. Его убили заклятием Авада Кедавра. В другой момент бы в душе Северуса шевельнулось хоть какое-то чувство по отношению к теперь уже бывшему ученику, но сейчас он, к стыду своему, испытывал одно лишь облегчение. Слава Богу, что умерла не она… Но… Но где же тогда Лили?!

За спиной раздавались вспышки трансгрессии. Прибыли все, кому он отправлял сообщения. Дамблдор, Люциус Малфой, Минерва Макгонагалл и три десятка сонных, но готовых к работе сию же минуту авроров. На выяснение всех обстоятельств дела много времени не ушло, причем известно все стало сразу же со слов Минервы МакГонагалл.

Лили за каким-то чертом отправилась ночью бродить по школьным коридорам. Ее увидел Малфой и поспешил донести заместителю директора на вопиющее нарушение режима. К сожалению для Малфоя, Минерва не оценила его рвения и, как выражалась Лили, «впаяла» ему то же самое наказание, что полагалось мисс Поттер. И, разумеется, это была не простая отработка.

Кто-то в Запретном Лесу начал убивать единорогов и выпивать их кровь. Хагриду было поручено разобраться с этим существом, а в качестве «помощников» ему выдали Малфоя и Поттер. Возможно, с логикой у профессора зельеварения был полный швах, как говорила Лили, но до одного он додуматься смог. Смог угадать, кто же этот неизвестный, кто находится в настолько отчаянном положении, что согласен для поддержания собственной жизни выпить кровь единорога, навеки став проклятым.

«Лили Поттер — это название наживки», — раздался в голове насмешливый голос девочки. Она говорила об этом так просто, как о чем-то само собой разумеющемся. И судя по тому, что именно она исчезла из Запретного Леса, а Драко Малфой остался лежать неподвижно, медленно остывая до температуры окружающей среды — «наживка» оказалась намного хитрей, чем думали окружающие.

Авроры и сам Северус принялись прочесывать запретный лес, не дожидаясь утра. Как сказал один из мракоборцев — девочка могла быть еще жива, а значит — следовало ее найти. Вспомнив, сколько именно опасных тварей водилось в лесу, Северус не мог не согласиться с аврором и поэтому был первым, кто включился в поиски. Но прежде, чем уйти в лес, он успел узнать от Хагрида, что когда великан принял «мудрое» решение разделить силы и отправить двоих детей в одном направлении, а сам — отправиться в другую сторону, Малфой потребовал у него отдать ему Клыка — большого волкодава, который, впрочем, отличался отчаянной трусостью и вовсе не собирался принимать смерть за своего временного хозяина. А вот Лили… Лили уговорила великана отдать ей запасной арбалет и около тридцати болтов.

Аврор применил несколько заклинаний, которые должны были вывести их на местоположение палочки Лили, а соответственно — и самой девочки. Но это заклинание всего лишь привело их на поляну, окруженную густым кустарником. Уже наученный опытом общения с Лили, Северус принялся одним из первых искать следы прежде, чем их бы затоптали мракоборцы. Нашел. Сразу же нашел несколько рыжих волос на одном из кустарников и сломанные ветки. Судя по всему, Лили пыталась здесь продраться на поляну.

— Посмотрите! — один из мракоборцев указал на ствол дерева, который пропитался кровью. Из ствола торчали три арбалетных болта на разной высоте. На самой поляне Северус после долгих поисков нашел волшебную палочку, принадлежащую Лили. Он помнил ее. Осиновая, с волосом единорога внутри.

— Кажется, она ее выронила, — тихо произнес один из авроров.

«Выронила?! — ехидно уточнил внутренний голос Северуса. — Чтобы Лили да выронила что-то? Да у нее на всех карманах нашиты маггловские «молнии» как раз для того, чтобы даже фантик конфетный не выпал просто так! Она выбросила палочку, но зачем? Да просто поняла, что по этой палочке ее могут найти. А обнаруженной она быть не хочет. Значит… Значит, она жива. Где-то прячется, вот только… Где именно?»

Запретный Лес был прочесан аврорами в течение недели не один раз. И все это время судьба рыжеволосой девочки с зелеными глазами оставалась невыясненной. Но глубоко в душе Северус словно чувствовал: Лили жива. И вскоре ему представилась возможность в который раз убедиться: внутренний голос практически никогда не ошибается.

Ужин, как обычно в замке, был выше всяких похвал. Вдобавок — за время каникул я, как ни крути, успела соскучиться по трескотне Гермионы и по виду молчаливой Николь, сидящей слева от меня. Да, мы старались садиться за стол так, чтобы я была в центре. По крайней мере, так я могла быть уверена в том, что мне дадут поужинать спокойно. А то раньше могли попытаться подсесть другие ребята с факультета… нет, я их понимаю — ходячая знаменитость и все такое, вот только я еще отлично понимаю и саму себя, верней — свои желания. А желания мои таковы — мне нужно всего лишь пожрать, не отвлекаясь на разговор. И скука эта не прошла даже несмотря на то, что вот уже полторы недели, как все вернулось в привычную колею.

Гермиона, конечно же, трещит над ухом, но ей совсем не обязательно отвечать. Иногда у меня возникает ощущение, что ее необязательно и слушать. Они с Николь порой составляли такой идеальный тандем, что я прямо лишней себя чувствовала. Одна может за два дня произнести три слова, при этом все свободное время предпочитая таращиться в книгу, а вторая те же два дня может говорить без продыху. В итоге Гермиона получала безотказного слушателя, а Николь… Николь любила, чтобы не было ощущения одиночества, с которым она сталкивалась раньше. Поэтому ни на секунду не затыкающаяся Гермиона была для Ричардс идеальной компанией.

После ужина у нас зашел разговор о некоторых аспектах применения заклинаний. Инициатором разговора, как ни странно, стал Седрик, как раз разучивающий манящие чары и охотно продемонстрировавший нам свои умения. Нам — это всей честной компании, которая после ужина привычно собралась в одном из пустых классов. В гостиную к кому бы то ни было нам было нельзя, так что старались кучковаться где-то в отдалении от остальных людей. И дождаться не могли времени, когда можно будет сидеть на берегу озера.

Когда речь зашла о манящих чарах, Гермиона очень кстати упомянула акционистов — волшебников, которые принципиально не брали ничего руками, предпочитая приманивать предметы с помощью чар. К сожалению, впоследствии акционисты скатились до банальных воришек. А уж один из них вообще отличился — призвал к себе ферму, которой его и раздавило.

Седрик продемонстрировал заклинание, потом мы потихоньку попробовали сами его применять.

— Мне вот интересно… — осторожно начала я, глядя на перо, которое надо было притянуть к себе. Может быть, оно действительно сдвинулось с места, а может, мне это просто показалось… — Допустим, можно произнести название предмета и сказать «акцио», чтобы он прилетел.

— Сначала «акцио», а потом — название предмета, — поправил меня Седрик.

— Да, конечно, но это сейчас неважно. Но вот скажи мне… Допустим, если реально нужно переместить к себе то же перо, которое одно на ближайшие метров пятьдесят, это может прокатить. А как быть, если ты скажешь «Акцио камень»? Забьет насмерть булыжниками со всей площади действия заклинания?

— Самый простой вариант — призывать только те предметы, которые видишь. Для этого надо указать на него волшебной палочкой. Именно это мы делаем на экзамене, при отработанном мастерстве это не составит труда. Вот, смотри… Акцио! — Седрик направил палочку на книгу, лежащую на подоконнике, и она тут же опустилась ему в протянутую руку.

— А если надо призвать предмет, который ты не видишь? Например… Ну, например, пусть то же перо будет спрятано под ковер, и тебе нужно призвать именно его, а не десяток-другой разных перьев, которые могут быть вокруг. Ну вот смотри…

Я достала черновик сочинения, порезанный на мелкие кусочки, и раскидала эти кусочки по столешнице.

— Акцио черновик, — произнесла я, и в тот же момент все до одного листы бумаги дернулись по направлению ко мне сантиметров эдак на десять. Часть листов упала на пол, Рон и Невилл тут же принялись их собирать, но столкнулись лбами, и в классе стало немного веселей.

— Кхм… Знаешь, а об этом я как-то не задумывался, — тихо произнес Седрик.

— И как эту проблему обычно взрослые волшебники решают?

— Я уже говорил — у взрослых достаточно концентрации, чтобы…

Разговор пришлось оборвать на полуслове — зазвенел будильник Николь. Все верно — до отбоя пятнадцать минут, и в течение этого времени мы все должны добраться до своих гостиных. Седрику и Дафне по пути, нам с Гермионой и Николь так по пути, что дальше некуда, ну а Невилл и Рон не потеряются.

До поздней ночи я просидела в гостиной, поскольку пыталась методом проб, ошибок и научных экспериментов призвать из десяти кусков бумаги тот самый, единственный и неповторимый, нужный мне в данный момент. С учетом того, что манящие чары мною были толком не разучены, никакого эффекта отделения нужного от ненужного пока что не было. Мда... С моим уровнем мастерства не светит выбрать из десяти одинаковых предметов именно тот, что мне нужен.

Внезапно меня осенила одна мысль. Хорошо, допустим, есть названия предметов. Но откуда они все в итоге произошли? Да оттуда, что их так в свое время как-то назвал один человек, а в итоге именно это название и осталось, и это название ассоциируется с предметом. Это как дать человеку имя. Меня вот назвали Лили, и я теперь отзываюсь на Лили, уже практически забыв, что я Лилия Гладкова, а на самом деле — и вовсе Яна, как меня та курица, выбросившая меня в мусорный бак, называла. А это значит… Что это значит?

На одном из черновиков было уже парой секунд спустя написано «черновиг».

— Акцио, черновиг, — произнесла я. И вот — только один-единственный листик дернулся в мою сторону. Что же, принцип освоен, теперь осталось довести до ума манящие чары.

В тот самый момент, когда я вдоволь наэкспериментировалась и собралась валить в спальню смотреть сны человека с чистой совестью, прямо в гостиную влетело письмо и спланировало мне на руки. Без конверта — просто записка. Едва она оказалась в моих руках, как на листе бумаги, сложенном в некое подобие «самолетика», отчетливо проступила запись, сделанная рукой Северуса:

«Срочно приходи в коридор возле Астрономической Башни. Мне нужна твоя помощь».

Эта простая запись привела к тому, что у меня на какое-то время просто отключился мыслительный аппарат. Отправив записку в огонь, я подскочила и кинулась к выходу из гостиной. В последний момент вспомнила, что неплохо было бы придумать отмазку на случай, если меня вдруг застукают в коридоре, и прихватила из душевой маленький флакончик с пеной для ванны и купальную шапочку. Все это было засунуто в карман мантии. Если застукают — скажу, что собиралась тайком отправиться в ванную старост. Многие обыватели замка так делают, поскольку для простых учеников предполагаются, увы, только душевые в гостиных. Так что никого не удивит желание очередной первокурсницы тайком сгонять в сию замечательную комнату поваляться в пене. Ну, конечно же, безнаказанной меня не оставят — наверняка впаяют недельку-другую отработок у того же Филча, ну и снимут десятка полтора баллов. Вот только пофиг мне на это. Баллы я набью факультету обратно на первых же трех уроках. Поскольку я как раз одна из тех учеников факультета, которые эти баллы преимущественно зарабатывают, а не теряют, то мне никто за минус пятнарик слова дурного не скажет… А отработки... Кхм… Можно подумать, я полы никогда не мыла.

С этими крайне веселыми мыслями я дошла до Астрономической башни. Уже поднявшись наверх, поняла, что там пусто. Уже вспомнила, что выход из этой чертовой башни только один, а проскользнуть незамеченной у меня не выйдет. Примерно в тот же самый момент до меня дошло, что Северус при желании мог сам все под той же мантией-невидимкой без проблем пробраться в гостиную, поскольку эрудиции ему хватит, чтобы ответить на пароль нашей специфической двери… Собственно, под осознание того, как же я протупила, я вышла на открытое пространство, где меня уже дожидались профессор МакГонагалл и Драко Малфой, ехидно улыбнувшийся мне из-за спины заместителя директора и декана факультета Гриффиндор по совместительству.

Судя по всему, Малфой давно искал способ отомстить мне за лоботомию и лишнюю хромосому — наверняка нашлись понимающие люди, которые в конце концов пояснили ему, почему именно с него ржали даже некоторые однокурсники, что уж говорить об обитателях других факультетов. И что может быть лучше, чем выследить и поймать меня в школьном коридоре в неположенное время, стать свидетелем моего унижения… Хм, да пусть радуется! Только забыл он об одном обстоятельстве. О том, что сам должен быть в кроватке вот уже как минимум час. Ну, или хотя бы в своей гостиной, если вдруг у него бессонница.

Записка… Кто написал? Не Северус, это точно. Впрочем, учитывая, что тот же Драко мог знать почерк декана и вдобавок быть информированным о том, в каких я состою с этим деканом отношениях. Откуда? Да мало ли! Северус, конечно же, шифровался, как мог, да и я не болтала языком направо-налево, но… Там кто-то нас увидел вместе в Косом Переулке, тут кто-то вспомнил, по какому именно адресу доставлялись мои покупки. Здесь кто-то заметил, что я не появилась в Хогвартс-экспрессе, вместо этого прибыв в Хогвартс одновременно с профессором зельеварения. Да тот же Дамблдор мог запросто в каких-то своих неведомых целях сболтнуть о наших с Северусом невраждебных отношениях.

— Мисс Поттер, — МакКошка как раз закончила высказывать мне о том, какая я разэдакая, и перешла, собственно, к процессу назначения взыскания. Я все это время стояла, уставившись в пол и не пытаясь что-то проблеять в свое оправдание, чтобы еще больше не злить заместительницу директора. — Факультеты Когтевран и Слизерин лишаются пятидесяти баллов каждый, а вы оба сейчас же отправитесь на отработку.

— Простите, профессор… Мне послышалось, но вы сказали — оба? — на лице Малфоя показалось неприкрытое удивление. А я в душе позлорадствовала. Вот так вот, стукачок. А ты что думал? Доносчику первый кнут.

— Именно, мистер Малфой. Оба. Следуйте за мной.

Ничего не оставалось нам, кроме как следовать за деканом Гриффиндора, которая спускалась вниз по парадной лестнице.

— Я тебе это припомню, Поттер, — прошипел Малфой, тыкнув меня локтем под ребра.

— Еще раз ударишь — получишь ботинком по яйцам.

— А ты тогда получишь еще одну отработку за драку, — прошипел мелкий мудак.

— Но работоспособность твоим репродуктивным органам это не вернет, — все так же флегматично заметила я, отряхивая с рукава мантии невидимую пылинку.

Малфой что-то прошипел, но руки больше не распускал. Тем временем МакГонагалл провела нас мимо Главного Зала и принялась открывать дверь, ведущую к выходу из замка.

— Подождите… Куда мы идем? — быстро спросила я.

— Что, Поттер, страшно стало? — ехидно уточнил у меня Малфой.

— Да.

— Хагриду нужно выполнить кое-какую работу в Запретном Лесу. И вы составите ему компанию. Возможно, это отучит вас от прогулок во внеурочное время, — с каменным лицом произнесла женщина.

Мы с Драко, не сговариваясь, кинулись в сторону прямо противоположную той, куда нас хотела отправить МакКошка. Может быть, Малфой и мудак, но он так же хорошо, как и я, понимает, чем для нас может закончиться прогулка в Запретный Лес ночью в компании человека, которому лично я бы доверила разве что кошку, но никак не ребенка. Однако прежде, чем мы успели сделать хоть пару-тройку шагов, неизвестная сила (хотя почему же — как раз таки известная!) подтащила нас обратно.

— Пожалуйста! Кто-нибудь! Если слышите меня — скажите профессору Снеггу, что нас потащили к Хагриду на отработку! В лес! Пожалуйста!!! — со всей дури завопила я. Драко смотрел на меня круглыми глазами, видимо, потеряв от ужаса дар речи. Ну, или же рассуждая про себя, что негоже потомку благородного рода громко орать и звать на помощь.

Однако от совершения маневров по намеренному задерживанию движения МакГонагалл нас легко и просто оторвала. Верней сказать, оторвала она нас от пола и, словно парализовав, медленно по воздуху повела наши подвешенные тушки перед собой.

Чтоб тебя, Малфой! Если я вернусь живой из запретного леса, я из тебя самолично котлету сделаю! Додумался, блять, как мстить! Что, у самого кишка тонка с проблемами разбираться, а как-нибудь интересно оскорбить мозгов не хватает, так ты сразу стучать на чужие ошибки? И что в итоге. В итоге из-за тебя, идиот эдакий, мы сейчас вдвоем подставимся.

МакГоннагалл притащила нас по воздуху к хижине Рубеуса Хагрида. Тот ждал нас снаружи, и это меня напрягло вдвойне. Словно бы он заранее знал о том, что придет декан Гриффиндора и притащит ему двоих проштрафившихся первогодок. В руках у Хагрида был здоровенный такой арбалет, размером с половину меня. А за спиной — еще один, который был и поменьше, и полегче. Явно рассчитан для Филча или… кто там может с Хагридом вместе в Запретный Лес ходить? И почему сегодня вместо привычного напарника ему навязывали нас.

— А, Лили, вот и ты, наконец-то! — радостно ухмыльнулся Хагрид. Судя по тому, как вздохнул рядом Драко, он не разделял радостных чувств великана.

— Мистера Малфоя тоже возьмете с собой.

— Да зачем он нам сдался? Мне же только Лили надо с собой взять, а… Молчу, молчу, — под суровым взглядом гриффиндорского декана Хагрид заткнулся и посмотрел на нас. — Ну вы это… Идемте давайте.

Позади все еще была МакГонагалл. С палочкой наготове. Эта сука стояла у дверей хижины Хагрида до тех пор, пока она полностью не перестала просматриваться за деревьями.

— Малфой, у тебя шнурок развязался, — тихо, но достаточно громко для того, чтобы нас услышал Хагрид, произнесла я.

— Где? А… — поймав взгляд моих идеально круглых глаз, Драко опустился на корточки и принялся мурыжить свои шнурки, которые и не думали развязываться.

— Да кто так завязывает! Вот всему вас, белоручек, учить надо, дай я! — приземлившись рядом с ним на корточки, я едва слышно зашептала. — Слушай, надо изо всех сил тянуть время, не давая Хагриду затащить нас вглубь леса. Может, кто-то все-таки услышал, как я кричала в холле.

— Профессор Снегг не будет спасать какую-то вшивую полукровку, — надменно произнес Драко. Руки мальчишки тряслись от страха, но голосу уже вернулась привычная надменность. — А даже если вдруг и решит помочь тебе, то тебя слышали только привидения, а им вход в его комнаты заказан. Не любит он их, вот и защищается заклинаниями всякими. Так что зря надеешься, Поттер — сдохнешь ты в этом лесу.

— Только после вас, милорд, — едко ответила я.

— Ну что вы там, долго возиться будете?

Время мы тянули, как могли. Каждую минуту у нас развязывались шнурки, падали палочки, скатывались носки и с каждой минутой таяла надежда на то, что нам хоть кто-то поможет. Можно было бы рвануть обратно к школе, но сначала наверняка бы помешала МакГонагалл, а теперь — Хагрид. Колдовать-то он, конечно, не может, но бегает намного быстрей меня, я уже это проверяла. Ну а Малфой — это вообще задохлик. А еще у Хагрида Клык. Эта здоровая собаченция вроде бы как вполне дружелюбная, но… но… Собака она и есть собака. Хагрид ему скажет «догони Лили», а он возьмет и принесет в зубах голову Лили…

— Значит так, — Хагрид повернулся к нам. — Отсюда разделимся. Вы отправитесь налево, а я — направо. Если что-то увидите — возвращайтесь сюда и тихо ждите меня здесь.

Мы с Малфоем в оцепенении переглянулись.

— Хагрид, блять, ты что, совсем опух? Ты отправляешь двух детей одиннадцати лет в опасный лес, в котором кого только не водится, одних? Ты имей в виду, что если кто-то из нас там сдохнет, то тебе прямая дорога в Азкабан… — тихо произнесла я.

— Никто вас там не тронет. Зверюшки они тихие, нормальные. Если вы их не спровоцируете, то и они на вас не нападут.

— А тот, кто единорогов убивает?

— А тому нужны единороги, а не вы, — категорично заявил великан.

Малфой дернул меня за рукав мантии и покрутил пальцем у виска. Да, белобрысый, я с тобой абсолютно согласна — у Хагрида, видимо, кислород к мозгу не поступал очень давно, вот и атрофировался этот мозг за ненадобностью.

— Ладно, хорошо. Мы пойдем. Но я возьму с собой Клыка, — привычным противным голосом протянул мальчик.

— Только знай — он очень боится, — в подтверждение слов Хагрида собака жалобно заскулила. Малфой сменился с лица, но прежде, чем он успел хоть как-то прокомментировать ситуацию, я быстро произнесла.

— А я — вон тот арбалет, — я прикинула, что если второй арбалет действительно предназначался в прошлом для Филча или для профессора Граббли-Дерг, то я с ним вполне в состоянии справиться. Конечно же, это оружие не сравнится ни с «Макаровым», ни, тем более, с «Калашом», но это было хоть что-то! Хоть какая-то защита, кроме палки, которой я разве что спичку в иголку могу превратить, и то не всегда.

— Лили, арбалет детям не игрушки, — мягко произнес Хагрид.

— Да? Ну так и в запретный лес нормальные люди детей не водят, — ехидно ответила я и протянула вперед руку. — Давай-давай, делись. Все равно этот арбалет не под тебя сделан, так что толку с него ноль. А я, глядишь, и отобьюсь от какой-нибудь твари. Ну а не отобьюсь… Ты ведь помнишь, да, где мамы и папы могилы? Вот и меня туда же положат. Или стану я призраком, буду к тебе приходить регулярно, напоминать, что это ты меня убил. Что я умерла потому, что ты зажал мне вшивый ненужный тебе ни за каким чертом арбалет…

Короче, разжалобился он. Сморкаясь в огромный клетчатый платок (явно кусок старой скатерти), великан снял со спины арбалет и, самолично заправив его тройным зарядом, протянул мне. Ну и, естественно, еще десятка три болтов. Толку-то от них… Арбалет — это вам не пистолет, сразу повторно с него не выстрелишь и если с первого выстрела не попадешь… Ох, черт, не туда куда-то меня мысли мои завели.

Драко было попробовал составить мне компанию в нытье, чтобы убедить Хагрида отвести нас обратно к школе. Мы в два голоса клялись, что просто посидим в его хижине, что никому ничего не скажем.

— Дык не могу я! Не могу! Мне Дамблдор приказал вот ее в лес отвести, чтобы она помогла поймать того, кто единорожков наших убивае-е-е-ет! — разревелся великан.

— Хорошо, Хагрид. Тогда — оставь меня здесь и отведи к себе в хижину его, — резко произнесла я, кивая в сторону Малфоя. — Про него ведь не говорили ничего, верно? Нужна только я за каким-то фигом, так? Ну так выведи из леса пацана, а я тебя… Я тебя здесь дождусь. Честно. И убегать никуда не буду.

— Ну дык… это… Профессор МакГонаггалл сказала же…

— Хагрид, пожалуйста. Ну что, мне на колени надо встать, чтобы ты меня выслушал и выполнил одну единственную просьбу?

— Дык не могу я! — великан уже ревел. Я поняла только одно — каши с ним не сваришь. По крайней мере, заставить его ослушаться приказа одного из профессоров нельзя. МакГоннагалл, считай, правая рука директора, а старого козла Хагрид боготворил. Именно по этой причине нам с Малфоем пришлось довольствоваться помощью в виде собаки и арбалета.

— Ты стрелять хоть умеешь? — голос мальчишки оказался подозрительно тонким. Того и гляди, в истерику сорвется. Этого только мне не хватало.

— Так, Драко. На меня посмотри, — тихо произнесла я.

Тьфу, блять! Глазки красные, как у кролика, аж противно! Вот до чего же это изнеженное создание! Как, значит, смертью мне грозиться — так откуда только смелость появлялась и голос прорезывался, а как оказаться в лесу, где нас пока что, между прочим, никто не убивает, так сразу чуть ли не в истерику.

— Мы выберемся, понял? И я тебе помогу, если не будешь делать глупости…

— Да не нужна мне помощь вшивой полукровки! Я и сам справлюсь! Клык, домой! — прокричал Драко. Собака его послушалась и кинулась в сторону школы. Хм, логично. Признаться — сама я думала просто вернуться по меткам, которые втайне от Хагрида оставляла все предыдущие пятнадцать минут. Там веточку надломлю, там кусочек коры с дерева сдеру… Я девочка с фантазией и, уж помилуйте, не планировала выполнять инструкции великана. Он не маленький, он в этом лесе не впервой, у него, в конце концов, арбалет.

Мы с Малфоем, не сбавляя шага, двигали за собакой в сторону «дома», то есть выхода из Запретного Леса. Вот среди деревьев стали просматриваться огни Хогвартса и мы даже приободрились, но… Но в тот самый момент, когда все уже, казалось, было позади, Клык неожиданно заскулил и кинулся в сторону.

— Да что нашло на эту тупую собаку… Отцепись, Поттер, — Малфой попытался вывернуться из моих рук, но я лишь крепче вцепилась ему в плечи.

— Собака не просто так заскулила. Нас уже ждут. Возвращаемся обратно в лес и ищем другую дорогу, — тихо произнесла я. Под ложечкой нехорошо так засосало. Не сказать, чтобы у меня отменно работала интуиция, но странная тишина вокруг и побег собаки не могли меня не напрягать.

Прежде, чем я сообразила, что этот гаденыш неспроста вдруг затих рядом со мной, он с неожиданной для такого дрыща скоростью ткнул меня пальцами по глазам, а сам, судя по топоту ног, кинулся в направлении, откуда теперь уже прямо несло опасностью. К стыду своему, я растерялась. Ну а кто бы не растерялся, когда на лице слезы, почти нихрена не видно… Каким чудом я не выронила арбалет — знает один господь бог, если он, конечно, существует.

— Малфой, дебил хренов, — прошипев это, я попыталась догнать пацана прежде, чем он пожнет плоды собственной глупости. Но в этот самый момент метрах в двадцати впереди от меня за деревьями раздался испуганный крик Малфоя, который сразу же затих после двух слов. Тех самых. Авада Кедавра.

Само собой разумеется, я не стала пытаться пробраться вперед, вместо этого со всех ног кинувшись обратно в лес. Но, кажется, напрасная попытка спасения этого долбоеба из древнего и славного рода откликнулась мне не самым лучшим образом. Звук шагов разносился в лесу очень хорошо, а уж звук бега, пусть и маленькой девочки… За мной гнались. По-моему, он был один, но точно я в этом не уверена. Как ни странно, но заклинаний никто не произносил — меня просто догоняли, верней сказать, пока что пытались. Но минут через семь, пролетая сквозь колючий кустарник и даже не чувствуя никакой боли от хлещущих по лицу, рукам и ногам веток, я поняла: это конец.

Примерно в тот самый момент, что я успела осознать сие обстоятельство, моя нога подломилась, зацепившись об какую-то корягу, и я упала вперед, основательно при этом разорвав мантию. В тот же самый момент на поляну вышла, верней — выплыла по воздуху фигура, контурами напоминавшая человеческую. К сожалению, мне был виден только контур, а само тело и, что немаловажно — лицо были скрыты под длинным одеянием с капюшоном. Фигура выплыла на поляну и принялась словно принюхиваться к чему-то. Невольно потянувшись рукой к арбалету, я услышала треск сучка под своим телом, но на неизвестного этот звук не произвел никакого впечатления: он по-прежнему словно принюхивался. Перехватив поудобней арбалет, я прицелилась и приготовилась стрелять. Надо только подождать, чтобы он подошел поближе. Надо только успокоиться и сконцентрироваться. Как ни странно, успокоила меня мысль о том, что если я сейчас не попаду с первого раза, то просто бесславно сдохну. Из-за чужих интриг. Из-за мерзкого стукача Малфоя. Из-за чертова невезения. Ну уж нет, суки. Не в этот раз. Просто так я тебе не сдамся, балахонистая тварюга.

Правая ладонь вспотела, и я осторожно вытерла ее об мантию. Готова поклястся, в этот момент неизвестный сделал рывок по направлению ко мне. И одновременно с удачным выстрелом на меня снизошло озарение, как именно он нас с Драко «увидел». Черт подери, сообразила бы я об этом раньше!

Три болта прибили неизвестного к дереву, и в тот же самый миг я выскользнула из кустов, по наитию швыряя волшебную палочку в сторону от себя.

— Авада Кедавра! — выкрик этот показал, что неизвестному три болта в грудной клетке и брюшной полости — что слону дробина, а значит — ничего еще не кончилось. Но у меня оставался шанс. Шанс, что он меня не увидит теперь, без магии. Шанс, что я смогу выбраться сейчас, пока он не освободился от болтов… Эх, подскочить бы да выбить у него палочку.

Прежде, чем я метнулась вперед, кустарники вокруг словно ожили, старательно переплетая ветви в причудливую сеть. И сеть эта двигалась по направлению ко мне. Ах ты ж тварь! Понял, что я сбросила палочку, и теперь пытаешься логично меня прикончить, просто зажав в угол на этой поляне?

Я кинулась к единственному краю поляны, с которого на меня не лез колючий кустарник, и уже тогда поняла, почему именно. Внизу был обрыв. Не стоило забывать мне о том, что мы, как ни крути, находимся в горах. Сначала в душе шевельнулась растерянность и простое осознание, что либо я прыгну с высоты и разобьюсь, либо меня убьет эта тварь, но как ни крути, а все закончится здесь и сейчас. Ветки приближались медленно, как будто неизвестному доставляло наслаждение само осознание того факта, что я сейчас буду мучиться в попытке выбрать из двух смертей.

Высота… Высота… Все боятся высоты, но Лили Эванс в десять лет спокойно взлетала с качелей высоко в небо. Здесь не качели, но если я — действительно она, то мои умения никуда не делись. Можно сколько угодно говорить, что такая магия неправильная, что единственно верное волшебство — это заклинания, но… Но у меня уже глубоко внутри поселились знакомые ощущения. Вдруг стало как-то абсолютно спокойно и… все равно, что ли?

Вверх… Вниз… Вверх… Вниз… Вверх… Вниз… Вверх…

Широко раскинув руки, я сделала последний шаг, отделяющий меня от пропасти, и в тот же миг почувствовала, как поток воздуха подхватил меня и понес высоко вверх. Может быть, мне показалось, что я почувствовала еще и разочарование той твари, упустившей добычу, а может быть и нет. Но в тот самый момент, когда я открыла глаза и посмотрела на находящиеся далеко под моими ногами верхушки деревьев, неизвестная сила привычно скрутила внутренности узлом, а перед глазами потемнело. Когда странная чернота рассеялась, я обнаружила себя на земле. В лесу. Вот только лес этот был абсолютно другим.

В Большом Зале было непривычно тихо. Пустовали два преподавательских кресла, верней — преподавательское и директорское, а вокруг то и дело сновали авроры, которые и не думали никуда убираться из замка, пока не будет найдена девочка и пока не выяснится точно, что именно произошло той ночью. К сожалению, Драко Малфой уже ничего не мог рассказать — с мертвецов невозможно было собрать воспоминания, а значит — Лилиан Поттер была единственным человеком, который способен в точности едва ли не до секунды восстановить события той ночи.

Последний свидетель и непосредственный участник событий. Самый важный человек в этом деле, на основании показаний которого и будет принято решение о мерах наказания для Дамблдора и Хагрида. МакГоннагалл, находящаяся под самым обыкновенным «Империусом», могла отделаться легким испугом и даже не лишиться своего поста, а вот судьба Дамблдора и Хагрида зависела от того, жива ли девочка и вернется ли она в школу.

Хм… почему-то над этим Северус задумался только сейчас. Просто над тем, что Лили могла послать эту школу в известное место. Ей обучение в Хогвартсе, в принципе, нравилось, но вот тот факт, что ее именно в этой школе пытались убить, мог запросто привести к тому, что Лили залегла на дно. На допросах у мракоборцев Северус честно отвечал на все вопросы, логично рассудив, что если не врать в малом, то получится скрыть куда более важную информацию. Например — о проведенном Лили расследовании и о ее истинной сущности.

Люциус и Нарцисса Малфои прибыли в школу тем же вечером, но по понятным причинам не участвовали в процессе поисков девочки. В отличие от остальных, которые интересовались больше живой девочкой, чем вторым ребенком, погибшим в лесу, Малфои прибыли только ради того, чтобы увидеть сына. Верней сказать — его тело. Нарцисса ходила по школе с опухшими глазами, а Люциус Малфой лично чуть ли не возглавил следствие, благо что связи ему это позволяли и пользоваться ими он умел. Пока что, впрочем, расследование заходило в тупик. Были опрошены все друзья Лили Поттер, но так и не удалось выяснить, куда именно могла сбежать девочка. Где она прячется? «Ночной Рыцарь» нельзя было вызвать без палочки, а палочку она выбросила. Трансгрессия для первогодок невозможна, хотя Северус логично предположил сам для себя, что будучи на самом деле взрослой, Лили как раз таки могла трансгрессировать, вот только куда именно? Дома она не появлялась — об этом Северус бы сразу узнал, к Дурслям тут же была отправлена сова с требованием сообщить, если Лили вдруг объявится.

Северус знал о том, что Лили всегда носит с собой как маггловские, так и волшебные деньги. Сумма, естественно, была небольшой, но этого могло хватить на оплату билета в автобусе или, к примеру, на еду, если питаться в недорогой забегаловке или покупать всякую дешевую дрянь в магазинах. Само собой, аврорами были отправлены патрули в Гринготтс, ведь именно туда могла прийти скрывающаяся Лили за очередной партией денег. Но нигде за это время девочка не объявилась.

Этим утром Северус встал и, привычно потерев виски — голова уже болела от постоянного недосыпа, — обнаружил рядом с кроватью тихо сидящую на стуле Николь Ричардс. За спиной девочки, что ожидаемо, стояла Гермиона Грейнджер. Уже начинало раздражать, что первая наглая девчонка второй, верней уже — третий раз взламывает замки на его дверях и вваливается на его территорию, как к себе домой.

Как и на Лили, на них абсолютно не действовал вид грозного слизеринского декана. То есть — они его не боялись. И пытаться сейчас их напугать — все равно, что пытаться самому найти Лили, которая выкинула волшебную палочку и спряталась так, что черта с два найдешь.

— Прежде чем ругаться, прочтите это, сэр, — в руки Северусу было положено письмо, на котором незнакомым почерком было написано:

«Лили звонила. Она находится в Амстердаме по указанным координатам. Просила передать эту информацию в руки лично Северусу. Трубку сразу бросила — видимо, кончились деньги. Возможно, это розыгрыш, но письмо я тебе все-таки отправляю. Целую, мама».

В Амстердам он прилетел по каминной сети, накинув плащ прямо поверх пижамы. Было не до того, чтобы думать о деталях собственного туалета. «Координатами» оказалась обычная маггловская больница. Поскольку документами на Лили Северус заранее не озаботился, да и в письме не было упомянуто никаких подробностей, он забрал из заведения бессознательную Лили при помощи магии. Ну и подтер Обливиэйтом воспоминания кому надо. Записи маггловских врачей Северус на всякий случай прихватил с собой — возможно, они пригодятся мадам Помфри. Мелькнула мысль отправить девочку в больницу Святого Мунго, но глянув на ее бледное лицо, Северус всерьез обеспокоился тем, что путешествия по каминной сети она не перенесет, а портключ у него был исключительно на перемещение в Хогвартс. Как чувствовал, что все может быть плохо.

Когда он ввалился в больничное крыло с девочкой на руках, мадам Помфри долю секунды смотрела на него круглыми глазами. Только сейчас до мужчины дошло, насколько смешно и глупо он выглядит. В пижаме (в мантию свою он завернул Лили), с блестящими глазами и все еще заспанным лицом, он наверняка производил впечатление не Грозной Летучей Мыши, а неизвестно кого.

К счастью, долго минута молчания не продлилась — целительница занялась девочкой, а самого Северуса принялись расспрашивать авроры. Письмо он утаивать тоже не стал, снова логично рассудив, что лучше не врать в малом, чтобы получить возможность беспрепятственно лгать в большом. Сразу после «дружеских посиделок» с аврорами он отправился в больничное крыло — проведать Лили.

— Северус! — едва он опустился на стул рядом с кроватью спящей, как он думал, Лили, как та выскочила из-под одеяла и повисла у него на шее. — Северус, ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть! А я так и знала, что ты за мной все-таки придешь, что ты меня там не бросишь и… — по веселому тону девочки он понял, что все совсем плохо. И поэтому сомкнул руки у нее на спине, именно тогда заметив, что она дрожала. Не от холода — пижама у нее была теплой, и не от температуры, которую мадам Помфри сняла вместе с причиной недомогания. Ей просто было… Страшно? Нет, пожалуй. Скорей уж, как с ним — последствия перенесенного стресса, только не в такой запущенной форме.

— Тише, тише, Лили. Все в порядке. Я теперь рядом, с тобой все хорошо…

Постепенно девочка прекращала дрожать и, видимо, только сейчас почувствовав какую-то неловкость, поспешила разжать объятия.

— Извини, я… это… Извините, то есть, — смущенно забормотала она, снова забираясь под одеяло.

— Ничего страшного, Лили, — внутренний голос подсказал ему, что причина замешательства Лили наверняка в ее настоящем возрасте. Все-таки со стороны молодой женщины виснуть на мужчине, который не приходится ей родным человеком, было верхом неприличия, особенно по меркам Великобритании. Лучше всего ему просто сделать вид, что он об этом не догадался. — Я ведь говорил, что наедине можно без «вы» и «мистеров Снеггов», верно?

— Верно, — девочка заметно успокоилась. — Малфой мертв, да?

— Не думаю, что сейчас самое подходящее время…

— Подходящее, не волнуйся, — сейчас снова проявилась как никогда раньше Гладкова. — В школе полно авроров, и надо полагать, мне рано или поздно придется с ними побеседовать. И я предпочту это сделать раньше, а не позже, поскольку с нервотрепкой лучше разбираться в первую очередь. Только… Ты можешь не уходить, когда я буду с ними говорить? А то как-то стремно оказываться словно по другую сторону баррикад от вероятных будущих коллег, — Лили смешно сморщила нос и запустила пятерню в расчесанные волосы, которые сейчас рассыпались по плечам и спине.

— Но сначала ты пообедаешь. Я настаиваю.

— Да хоть за три дня сразу! — заверила девочка. — Ты даже не представляешь, как мне осточертели сырые грызуны! Северус, ты должен научить меня разводить костер без палочки, слышишь? А то в следующий раз меня закинет на Северный Полюс, а медведей сырьем не ужуешь…

Через два часа после этого разговора состоялась беседа, которая изначально по характеру ее проведения больше напоминала допрос. Конечно же, авроры старались изо всех сил разговаривать с Лили помягче, как и с остальными детьми до этого, но профессиональные привычки и повадки мужчин никуда не делись.

Разговор происходил в одном из пустых кабинетов, который был занят аврорами для проведения допросов. Девочку и Северуса усадили за стол напротив угрюмого мрачного мужчины с тяжелым взглядом и явными следами недосыпа на лице. Аврор поскреб щетину, поставил на стол пергамент и заколдованное перо, после чего уставился глаза в глаза на Лили.

— Думаю, официальную часть мы опустим. Я Фред Хиллоун, возглавляю это расследование.

Дверь открылась, и в кабинет зашел Люциус Малфой. За его спиной тенью маячила Нарцисса.

— Продолжайте, прошу вас, — Люциус демонстративно уселся на одно из свободных кресел и принялся сверлить спину Лили тяжелым взглядом своих ледяных глаз. Северус с трудом сдержал усмешку: уж чем-чем, а взглядами Лили было не напугать, иначе бы она от него давно сбежала.

— Мы еще не начали, мистер Малфой. Но вы, естественно, можете остаться, — разрешение было чисто риторическим. Хиллоун просто сохранял лицо, но не только Северус догадался, кто был сейчас истинным допрашивающим. — Итак, мисс Поттер, начинайте рассказывать все, как было.

— Меня поймали в коридоре после отбоя, — начала девочка.

— Но вы, конечно же, знаете о том, что бродить по школе ночью запрещено? — ядовито уточнил Малфой. Девочка мгновенно повернулась к нему.

— Естественно, знаю, мистер Малфой. Разумеется, до произошедшего я не знала, что за простое нарушение режима можно получить в качестве меры пресечения смертную казнь — наказание, которое в маггловских тюрьмах не дают даже серийным убийцам и педофилам. Довольно странно, что подобное наказание применили к двум одиннадцатилетним детям, вы не находите? Уж думаю, что как член попечительского совета, вы просто обязаны принять меры по пресечению такой… вольной интерпретации фразы «будут подвергнуты взысканию», — Лили уставилась на Люциуса немигающим тяжелым взглядом зеленых глаз. И если бы не выразительное покашливание Хиллоуна, то неизвестно, сколько бы продолжался этот поединок.

— Продолжайте, мисс Поттер. И, желательно, ближе к делу. Нас интересует момент назначения наказания и, конечно же, все произошедшее в лесу.

— Когда меня поймала профессор МакГонагалл, с ней уже был Малфой. Наказание нам обоим озвучили в коридоре возле Астрономической Башни, после чего повели вниз.

— Скажите, мисс Поттер, вас не насторожило, что отработку решили провести ночью?

— Поначалу нет. Я выросла в условиях, где взрослые имели полную власть над детьми и при желании помыкали ими, как хотели. Верней, мною — кузена-то не трогали. Поэтому я придерживаюсь в отношении наказаний мысли «каждый извращается, как может» и стараюсь не спорить и не скандалить, чтобы не получить еще больше. В конце концов, пару часов потереть кубки в Зале Наград, пусть и ночью — не самое жестокое, что может выдумать взрослый и облеченный властью человек по отношению к двум детям.

— Но подозрения появились, потому что вы закричали перед тем, как покинули замок, — Хиллоун устало потер переносицу и налил себе воды. Предложил стакан и девочке, но та покачала головой и продолжила рассказ.

— Да. Последним возможным местом отработки был Зал Наград, находящийся сразу за нашим Парадным Залом. И когда профессор МакГоннагалл озвучила нам, что отправляет нас в Запретный Лес под руководством Хагрида…

— Вы что-то имеете против здешнего лесничего?

— Нет, — спокойно ответила Лилиан.

— Тогда почему вы сейчас негативно отозвались о перспективе идти куда-то под его руководством?

— Вы что-то имеете против меня, мистер Хиллоун?

— Вопросы здесь задаем мы, — все так же ядовито процедил за спиной девочки Люциус прежде, чем Хиллоун успел вставить хоть слово.

— Если вы, мистер Малфой, продолжите позволять себе разговаривать со мной таким тоном, то я сейчас замолчу и буду беседовать с присутствующим здесь мистером Хиллоуном исключительно в официальной обстановке и в присутствии опекунов. Я согласилась на разговор только из-за того, что в Запретном Лесу неделю назад погиб человек.

— Погиб в вашем присутствии, мисс, — повысил тон Малфой.

— Что не говорит о том, что он погиб по моей вине. Я сочувствую вашей утрате, но снова повторюсь: произошедшее не дает вам права разговаривать таким тоном с человеком, которому не предъявлено официальных обвинений.

— Пока что не предъявлено, — вкрадчиво произнес Малфой.

— Всего хорошего, сэр. Я явлюсь на допрос в Министерство Магии только после официального вызова. Сюда я пришла не для того, чтобы в мой адрес звучали голословные обвинения, — Лили приподнялась было со стула, но ее остановил голос Нарциссы Малфой.

— Прошу вас, простите моего мужа за излишнюю… горячность. У Люциуса вспыльчивый нрав, и я надеюсь, что как человек, переживший в свое время нечто подобное, вы понимаете, каково это — лишиться одного из близких. Нам бы хотелось, чтобы вы остались и продолжили рассказ, поскольку затянувшееся следствие невыгодно ни нам, ни вам.

— Хорошо, миссис Малфой. Извинения приняты.

Люциус сдержанно кивнул и больше — вот удивительно! — действительно не раскрыл рта. А Лили тем временем повторила вопрос Хиллоуну.

— Итак, сэр. Вы что-то имеете против меня?

— Нет, мисс.

— Но это же не значит, что вы мне доверите своего ребенка, верно? — дождавшись кивка Хиллоуна, Лили продолжила. — Видите ли, я тоже не доверяю людям, которых знаю недавно и которые не успели зарекомендовать себя с самой лучшей стороны по отношению ко мне. Мне интересно было общаться с Хагридом, приходить к нему в гости и слушать о животных магического мира, а также периодически гулять с его собакой, но это не значит, что я рискнула бы доверить этому человеку свою жизнь. Он хорошо относится к студентам и не обижал лично меня, но, учитывая особенности его личности и… кхм… умственного развития…

— Не могли бы вы сказать более прямо, мисс? — уточнил Хиллоун, наклонившись вперед.

— Хорошо, более прямо: Хагриду можно доверить животных, можно отправить его одного в запретный лес — все равно он там со всей фауной уже передружился, но доверить ему отвести ночью в лес двух детей мог либо полный идиот, либо человек, который по каким-то причинам заинтересован, чтобы эти дети не вернулись из леса живыми.

Хиллоун кивнул, а Лили тем временем продолжила.

— Когда профессор МакГоннагалл рассказала нам о нашем наказании, мы с Малфоем кинулись бежать. К сожалению, профессор магией успела обездвижить нас и потом уже потащила по воздуху к хижине Хагрида. Перед тем, как покинуть замок, я начала кричать, чтобы если вдруг поблизости были привидения, они передали мою просьбу о помощи…

— Почему именно профессору Снеггу? Почему не вашему декану, не директору, в конце концов, — Хиллоун достал папиросу, но, вовремя вспомнив, что в помещении не курят, принялся жевать ее пожелтевшими от злоупотребления табаком зубами.

— Опять же, это вопрос доверия. Своего декана и директора школы я практически не знаю. Верней, знаю в той же степени, что и профессора МакГоннагалл. А профессор Снегг еще до Хогвартса однажды спас меня от компании маггловских мальчишек постарше, которые по собственной глупости едва не утопили меня в реке. По-моему, логично, что именно ему из всех присутствующих в школе людей я доверяю больше всего и именно к нему первым делом обратилась за помощью.

Хиллоун снова кивнул и принялся слушать дальше.

— Хагрид встретил нас у своей хижины. У него в руках был арбалет, еще один, поменьше, висел за спиной. Тогда Хагрид и подтвердил нам, что придется идти в Запретный Лес, потому что кто-то убивает там единорогов. Профессор МакГоннагалл стояла у хижины с палочкой наготове, поэтому нам пришлось войти в лес вместе с Хагридом. Мы с Драко надеялись, что мой крик кто-то услышал, ну и вдобавок — не оставляли надежды все-таки сбежать, пока Хагрид не завел нас в самую глушь, поэтому задерживали его перемещение, как только могли. То у Драко шнурок развяжется, то у меня коса за куст зацепится, то носки вдруг скатаются в носок ботинка. Наверное, именно поэтому мы и не успели далеко уйти, когда Хагрид принял решение разделиться. Сам он отправился в одном направлении, а нам с Драко сказал идти в другом. Драко потребовал у Хагрида отдать ему Клыка, а я — запасной арбалет. Когда я поняла, как воздействовать на лесника, то попробовала уговорить его вывести нас из леса, но Хагрид тогда прямо заявил, что выполняет прямой приказ Дамблдора и нарушить его не может.

Северус покосился на перо. То впервые начало писать не только слова Лили, но и какие-то заметки, явно принадлежащие самому Хиллоуну. Судя по тому, как подобрались Малфои — приближались те моменты рассказа, ради которых они сюда и пришли.

— Драко сказал «домой» Клыку, и собака побежала обратно к Хогвартсу. Мы почти вышли из леса, когда Клык внезапно заскулил. Я сказала Драко, что вперед нельзя идти, потому что собака почувствовала что-то плохое, но он меня не послушался. Потом я услышала его крик и голос, который закричал «Авада Кедавра». Потом я развернулась и побежала.

— Вы даже не проверили, жив ли ваш товарищ. Вы даже не попытались ему помочь, — глухо произнес Люциус Малфой.

— Во-первых, я скажу вам то, что известно каждому в этой школе: мы с вашим сыном не были товарищами. Я не желала ему смерти, особенно такой, но и отлично понимала, что попытка как-то ему помочь может обернуться тем, что трупов будет два. Мне одиннадцать лет, и я не собираюсь оправдываться перед вами за то, что я не пыталась совершить невозможное. Я побежала, но неизвестный…

— Подождите, мисс. Давайте подробней о голосе. Вы хорошо его слышали? Можете описать?

— Мужской, но довольно высокий. Я практически полностью уверена, что никто из известных мне людей не обладает таким голосом, но если учесть, что лес мог искажать звук, я могу ошибаться. Но я уверена в том, что если услышу этот голос еще раз, то обязательно его узнаю.

— Вы видели этого человека?

— Да, но только потом. И я не уверена, что это был действительно человек. Можно я продолжу и тогда все объясню?

— Да, конечно, мисс…

Малфои смотрели на спину Лили теперь уже ненавидящими взглядами.

— Я бросилась бежать. Прорвалась к какой-то поляне, но упала в кустах. Тогда на поляну вышел тот неизвестный. Он начал словно нюхать воздух. Я дернулась случайно, но шум от потревоженных сучьев он словно не услышал, вместо этого продолжая как бы принюхиваться. Я начала возиться с арбалетом и случайно задела свою палочку, лежащую в кармане мантии. Тогда неизвестный дернулся по направлению ко мне, и я поняла, что он отслеживает меня так же, как это может сделать Министерство. Тогда я выскочила из кустов, одновременно отбрасывая палочку дальше от себя. Тот неизвестный закричал «Авада Кедавра» и ударил зеленой вспышкой как раз над местом, куда упала палочка. Я выстрелила.

Теперь о том, почему я сомневаюсь, что это был человек. Во-первых, я не видела, чтобы у него были ноги. Он словно летел над землей. Во-вторых, я не видела толком ни фигуры, ни лица — все было скрыто под балахоном. Вроде бы как контуры были похожи на человеческие, но на самом деле узнать, что под балахоном, я не могла. И в-четвертых, мне неизвестен ни один человек, который бы смог произносить заклинания после того, как его прибили тремя болтами к дереву. А он мог. Я побоялась выбивать у него палочку, чтобы он не почувствовал по движению воздуха, где я нахожусь. Он что-то сделал с растениями, которые вдруг начали сплетать ветки в подобие сети. Эта сеть направлялась ко мне, за спиной у меня был обрыв, и я прыгнула вниз. Ну, верней, не вниз, а…

Девочка встала со стула, достала из кармана волшебную палочку, после чего положила ее на стол перед аврором. Качнувшись пару раз с носка на пятку, Лили закрыла глаза, и воздушный поток, повинуясь ее мысленному приказу, поднял ее на полметра над землей.

— Когда я подлетела немного выше деревьев, возникло такое же ощущение, которое бывает при трансгрессии.

— Могу узнать, откуда человек вашего возраста знает о трансгрессии?

— Я ей показывал, — Северус впервые вступил в диалог. Возможно, потому, что просто надоело молчать и смотреть, как Лили отдувается перед толпой народа. — Мне всегда было проще трансгрессировать, чем использовать Летучий Порох или другие виды волшебного транспорта, а мисс Поттер с первого раза понимает все объяснения о том, как себя вести.

Хиллоун снова кивнул, принимая объяснения зельевара. Дальше продолжила Лили.

— Ну а дальше… Я открыла глаза, когда была на земле в каком-то другом лесу. Явно моложе и не такой густой, как наш. Плутала я там где-то неделю, благо что хоть родники были, ну и грызуны всякие. Сырые суслики, или как их там — это еще тот деликатес, скажу я вам… короче, я вышла к пригороду Амстердама и добралась до города на автобусе. Деньги у меня были, так что на билет их хватило. Потом я нашла ближайший телефон-автомат и позвонила родителям своей подруги, чтобы они передали профессору Снеггу, где я нахожусь. А потом… Потом я не помню. Как-то перед глазами все поплыло и…

— Ее нашли люди из той больницы, рядом с которой находился телефон-автомат. Редкая удача, если честно — мне не пришлось долго искать ее по всему Амстердаму. Я нашел девочку в больнице и принес в Хогвартс.

— Хорошо. Мисс Поттер, я больше не смею вас задерживать. Вы можете быть свободны и…

— Стойте! — вдруг раздался от дверей знакомый писклявый голос. — Подождите! Не слушайте ее! Она все врет!!! На самом деле все было совсем не так!!!

Северус обернулся в сторону дверей и с трудом удержал привычное выражение лица. У порога стоял Драко Малфой собственной персоной. Призрачной персоной, если быть точней. Мальчик был одет в ту одежду, в которой и застала его смерть, крепко сжимал в руке призрачную волшебную палочку и пристально смотрел на Лили.

— Она все врет, — тихо произнес Малфой-младший. Нарцисса и Люциус с трудом удержались от того, чтобы не кинуться к призрачному отпрыску и сохранить остатки самообладания. — А теперь буду рассказывать я. Про то, как все было на самом деле. И вы меня — выслушаете.

— Начинайте, мистер Малфой, — ошарашенно произнес Хиллоун. Мальчик приосанился и, встав неподалеку от Лили, начал излагать свою версию событий.

Малфой… Ну кто бы мог подумать, что этот пиздюк оставит меня в покое после своей смерти. А я уж было надеялась, что идиотов в этой школе стало меньше, так нет! Он теперь вообще неубиваемым стал, то есть ни черта с ним сделать нельзя! Надо будет узнать у Северуса, каким образом он блокирует свое место обитания от всяких духов. Впрочем, вряд ли мне это теперь понадобится — пакостный мелкий урод решил выполнить свою великую миссию, то есть подставить меня по полной программе. Ладно, все равно ему это не удастся. Аваду-то не я выпустила — мою палочку уже исследовали «Приори Инкантатем», Северус успел об этом сказать. Но если пиздюк сейчас наврет, что я толкнула его навстречу заклинанию, то проблемы у меня могут быть.

— Во-первых, МакГоннагалл привел к Астрономической Башне я. Я сам прогуливался по школе и увидел Поттер, поэтому решил, что будет неплохо на ней отыграться за кое-какую мелкую подлянку в мой адрес. Я не подумал о том, что влетит и мне тоже, ну и… Дальше все было так, как сказала Лили, по крайней мере до тех пор, пока Хагрид не сказал разделиться.

Против моей собственной воли, мои глаза приняли идеально круглую форму. Хм… Он что, пришел… Помочь мне? Оправдать меня? Рассказать всю правду, о которой я, по вполне понятным причинам, умолчала, поскольку реального подтверждения моих слов не было, а без подтверждения все это выглядело как попытка оправдаться…

— Когда Лили начала уговаривать его отвести нас обратно, Хагрид пустил сопли и сказал, что не может, потому что Дамблдор приказал ему взять в лес ее, чтобы она «помогла поймать того, кто единорожков наших убиваеееет!» — спародировал Хагрида Малфой, после чего принялся перемещаться по кабинету, заложив руки за спину. — Тогда Лили сказала Хагриду, чтобы он отвел к себе в сторожку меня, а за ней вернулся обратно в лес.

Круглые глаза Нарциссы Малфой надо было видеть. Уже прямо повернувшись к своим родителям, Драко продолжил говорить.

— А знаете, что было потом? Когда мы пошли к замку, Лили сказала, что поможет мне, если я не буду делать глупости. Но я ведь не такой! Вы ведь сами меня учили тому, что я избранный, что я чистокровный, что мне не с руки водиться с маглорожденными и полукровками, а тем более — принимать от них помощь! Когда Лили пыталась меня не пустить обратно к замку, я ее ударил, а сам побежал, куда хотел. Она пыталась меня догнать, но тот неизвестный успел первым. Он меня убил, а «паршивая полукровка» оказалась единственным человеком, который пытался помочь мне даже после того, как я вел себя по отношению к ней как последний урод. Поэтому не смейте ее ни в чем обвинять. Больше всех передо мной виноваты, прежде всего, вы, что воспитали из меня высокомерного морального урода — такого же, как вы сами. Вы мне больше не родители. Я не хочу вас видеть. Никогда.

Мальчик демонстративно приземлился на кресло по правую руку от меня и заглянул мне в глаза.

— Удивилась, Поттер?

— Кхм… Да, — все-таки сказала правду я.

— Что же, мистер Малфой… Спасибо за ваше появление и… надо полагать, вы можете быть свободны. По вопросам регистрации обращайтесь в департамент магических существ. Уверен, что вам будет уютней в фамильном замке вашей семьи, а если же нет — вы можете стать одним из привидений Хогвартса. Кроме того потребуется выяснить спектр ваших возможностей и… — начал на автомате проговаривать стандартные для таких случаев слова Фред Хиллоун, но Драко умудрился величественно махнуть рукой, что в его положении было сделать затруднительно.

— Как только определюсь, где именно хочу остаться, сразу же сообщу. У меня есть месяц, я помню, — с этими словами Драко уплыл в стену, невзирая на прорвавшийся-таки во внешний мир вопль Нарциссы.

Что же, в итоге все сложилось не так уж плохо… По крайней мере, для меня. Все, что будет происходить в кабинете сейчас, меня не касается, поэтому я быстро и предельно вежливо попрощалась со всеми присутствующими и отправилась восвояси.

А именно — жрать. Мадам Помфри сказала, что у меня из-за трансгрессии магическое истощение, которое не могло не сказаться на физическом состоянии. Как она сказала — просто удивительно, что ребенок моего возраста после трансгрессии и всех пережитых волнений не сразу в отключке упал, а еще неделю гулял по лесу, выбираясь к людям. В связи с пережитым потрясением от занятий меня освободили на целых две недели, особенно — от практических опытов с заклинаниями. Но палочку вернули, потому что знали: если вдруг Лили Поттер дала слово, то она его сдержит, если не будет совсем уж экстремальных обстоятельств. Вот что значит — хорошая репутация…

Время до ужина я провела в библиотеке. Мадам Пинс, которая сразу полюбила меня за аккуратность и бережное отношение к книгам, выслушала мое описание того неизвестного существа, после чего покачала головой.

— Нет, девочка. Ты уж прости, но не приходит в голову ничего похожего. Дементоры, разве что, но не владеют они обычной магией. Разве что человек это был, ну а неестественный вид… Ничем тебе помочь не могу.

— Но все равно спасибо, — тихо произнесла я. После чего, подумав, взяла книгу о местных магических тварях. Все-таки хотелось знать, какую жесть я могла встретить в местном лесу. Ну, понять надо было, насколько я легко отделалась.

До самого ужина я читала, пытаясь игнорировать ощущение, что за мной постоянно следят. Пару раз я резко оборачивалась, но неизвестный наблюдатель успевал скрыться. Ощущение чужого присутствия не покидало меня и за ужином, и на пути в спальню, и даже поздно ночью, когда девчонки заснули и я осталась одна посреди сонного царства. Спать не хотелось. Вместо этого я лежала и тихонько любовалась балдахином над своей кроватью. Сейчас, в лунном свете, он казался не голубым, как обычно, а черным. Черное, белое… Черное оказывается вовсе не плохим, а белое…

Было о чем задуматься. Прежде всего о той странной метке, которая, как мне рассказали Гермиона и Николь, появилась в тот вечер над Запретным лесом. Череп и выползающая из его рта змея. Я тогда с трудом удержалась от того, чтобы не заорать, что я отлично знаю эту метку. Я ее действительно знаю. У Северуса такая на руке чуть выше запястья. Как я могла понять из рассказов Гринграсс, Долгопупса и Диггори — эта метка принадлежит Волан-де-Морту. Значит, Северус то ли последователь, то ли почитатель… Странно.

Странно потому, что если бы он был настоящим последователем Волана, то существовало всего два объяснения тому, что он на свободе. Либо он был под «Империусом», либо откупился. Второй вариант я в конечном счете отмела — жизнь в одном доме с профессором зельеварения позволила мне понять, что он хоть и не стеснен в средствах, но денег в таком количестве, чтобы откупиться от Министерства, у него не водится. Значит, «Империус»… Он что-то упоминал о своей легиллименции с окклюменцией вскользь и как раз говорил о том, что приходилось ему применять их десять лет назад. В общем, как бы то ни было, но все мутно. У Северуса я правды все равно не узнаю, а спросить вроде и некого. Знаю только одно: он мне не враг. Был бы врагом… Была сотня, а то и больше, подходящих моментов, когда он мог сделать со мной все что угодно, но почему-то вместо этого он предпочитал приходить мне на помощь, а уж после того, как мы узнали про то, что я типа вроде бы как Лили… Ладно, хрен с ней, с меткой. Сейчас слишком мало информации для того, чтобы об этом думать. И о том незнакомце тоже.

Когда я уж было собралась смотаться в гостиную, заметила в углу своей кровати одинокий белесый силуэт. Силуэт сидел, привалившись спиной к стене, и, обхватив руками колени, пристально рассматривал меня. Заметив, что я на самом деле не сплю, он тут же попытался просочиться сквозь стену, но я успела вовремя схватить за руку и затянуть обратно на кровать.

— Ну что, Драко? Сколько будешь вокруг да около ходить и на меня исподтишка смотреть?

Мальчишка засопел и попытался было вырваться, но я по-прежнему крепко сжимала его руку. Хм… Странно.

— А я-то думала, что призраки абсолютно нематериальны и физически на них воздействовать никак.

— Значит, я — особенный призрак, — хмуро отозвался Драко. — Если я хочу, то могу пройти сквозь стену и даже сквозь тебя, но я пока что почему-то не всегда это контролирую. А еще я…

— Не знаешь, куда тебе идти, и поэтому пришел ко мне, — тихо произнесла я.

Тот насупился еще больше и низко опустил голову.

— Ты меня простила?

— Как ни странно, да. Нервов ты мне вымотал клубок, конечно, но…

Но теперь ты умер, а ненавидеть уже мертвого человека как-то абсолютно не то, что желать разбить в кровь лицо живому. Тем более что смерть на Драко, кажется, повлияла самым лучшим образом. С него слетела вся кичливость и заносчивость, а вместо богатенького избалованного папенькиного сыночка вдруг проявился самый обычный мальчик. Не без недостатков, конечно, но все же…

— Мне действительно некуда идти. Я не хочу быть привидением в нашем доме, потому что мне каждый раз придется их встречать, а я… Я теперь видеть их больше не могу, — Драко, не сдержавшись, шмыгнул носом. — Я вообще теперь не знаю, что мне делать и… Мерлиновы подштанники, Поттер, почему я пришел к тебе?

А к кому же еще? Друзей у тебя нет. В смысле, настоящих, которые бы приняли тебя таким, какой ты есть. Которым было бы наплевать на то, что ты теперь призрак, которые бы не боялись тебя и не считали низшим существом, а не равным себе… Вот ты и пришел к единственному человеку, на жалость и доброту которого, теоретически, можно было надавить. Но и давить ты решился далеко не сразу. У тебя же гордость, тебе же нельзя просто спросить хоть какого-то совета.

Схватив призрака за руку, я все-таки вышла в гостиную, прихватив из тумбочки чернила и пергамент.

— Садись, — непонятно почему, но Драко выполнил мою команду. — Теперь дели страницу на две части вертикально. Над левой напиши преимущества, над правой — недостатки.

— Чего?

— Своего нынешнего положения.

— Да нет никаких преимуществ, понимаешь, Поттер! Нет их…

— Не ори, а то сейчас всех наших перебудишь. Раз нет преимуществ — пиши недостатки.

Драко засопел и принялся возить пером по пергаменту. А я в свою очередь подкинула дровишек в камин и примостилась рядом с ним на диване, дописывая эссе по гербологии. Ох уж эти чертовы сочинения.

— Я все, — Драко закончил и, хлюпнув носом, пододвинул ко мне пергамент. Как я и подозревала — заполненной осталась только правая колонка. Содержание списка было примерно таковым:

1. Я умер.

2. Не смогу играть в квиддич.

3. Не буду чувствовать вкус еды, да и есть ее не смогу.

4. Не могу сменить одежду и облик — всю вечность буду ходить маленьким и в школьной форме.

5. У меня не будет друзей среди призраков Хогвартса. По возрасту мне только Плакса Миртл подходит, но она невыносимый нытик и зануда.

6. Я призрак — и у меня не будет друзей среди людей.

7. Я всю вечность проведу в одиночестве, у меня никогда не будет семьи.

8. В особняк отца я тоже не хочу, потому что в этом случае я точно навсегда останусь один.

Возможно, я упустила еще пару пунктов, но в итоге получилась такая картина, что Драко сейчас неприкрыто ныл, жалея себя. Я пододвинула пергамент ближе к себе и принялась заполнять первую колонку. Писала только то, что сразу приходило на ум, но список получился внушительным.

1. Раз ты умер, то бессмертен по определению, а значит — можешь не бояться смерти.

2. Ты можешь летать, мгновенно перемещаться на большие расстояния, проходить сквозь стены, еще тебя, опять же, нельзя убить. И еще присутствует какой-то список способностей, который мы пока что не выяснили — по крайней мере, экспериментальным путем доказано, что при желании к тебе можно прикоснуться, а сам ты можешь использовать предметы, как человек (писать, сидеть у кого-то на кровати или на стуле и т.д.).

3. Не чувствуешь — да. А еще ты можешь без нее обходиться. И без воды. И без воздуха. И не тратить треть жизни на сон, как это делают люди.

4. Привыкнешь. Некоторые живут всю жизнь парализованными инвалидами и ничего — не ноют, а у тебя всего лишь невозможность смены вида.

5. А ты их пробовал искать? Намекаю — поговори с Ником, он чувак веселый и контактный, наверняка составит тебе компанию. Может, найдешь еще кого-нибудь. Не из факультетских привидений, конечно, но ты, наверное, понял уже, что выбор друзей по происхождению — самый провальный вариант найти настоящих.

6. См. пункт 5. Даже мы могли бы взять тебя в компанию, если тебя реально перестал отпугивать тот факт, что в ней помимо четырех чистокровных присутствует полукровка и двое магглорожденных.

7. Счастье от вида не зависит. Жениться ты не сможешь, да и дети по понятным причинам не появятся, вот только некоторым даже большая семья не приносила счастья. Так что с семьей все относительно, да и запросто сможешь найти тех людей, в компании с которыми будешь счастлив.

8. В особняк тебя никто не гонит.

Драко хлюпнул носом и швырнул пергамент в стену.

— Ну и что с того?! Так я все равно не знаю, что мне делать со всеми этими, как ты говоришь, преимуществами!

— Не ори, сказала же. Особенно не ори на меня. Учись уже, наконец, с людьми по-человечески разговаривать. Что делать, что делать… Сейчас ты ничего не можешь сделать, а вот когда доучишься — глядишь, и придумается что-нибудь. Я бы рекомендовала аврорат. Бессмертный боец, который может проходить сквозь стены и хуярить заклинаниями… М-м-м… За такого наверняка пара отрядов да передерется. Ну а если нет… Вон, научной деятельностью какой-нибудь займись. Прикинь — большинство великих ученых не завершили свою работу просто потому, что умерли, а у тебя такой промашки не выйдет. На худой конец — всегда можешь пойти сторожем работать.

— Да кто меня такого возьмет!

— Такого — не возьмут, — кивнула головой я. — А вот если возьмешь себя в руки и возьмешься за ум, покажешь себя с лучшей стороны, то возможно — станешь первопроходцем в деле тесного сотрудничества призраков с людьми. Нет, я понимаю, тут все будет сложно — против призраков ведь еще больше предрассудков, чем против тех же магглорожденных или полулюдей, но это, наверное, лучше, чем ныть в компании с Плаксой Миртл, разве что не в женском, а в мужском туалете для разнообразия?

— Знаешь, Поттер… Ты, конечно, сволочь еще та. Ни сострадания в тебе, ни жалости…

— Ага, я знаю. Мне их удалили вместе с гландами. И совесть тоже, так что не пытайся к ней воззвать, — привычно усмехнулась я.

— Но ты права, — тихо произнес Драко Малфой и, пройдя сквозь стену, исчез как ни в чем ни бывало. Подождав ради приличия пять минут и так и не дождавшись мальчишку, я отправилась спать.

На следующее утро появилось две новости — плохая и еще хуже.

Плохая — добрый дедушка умудрился сбежать. Авроры, конечно, послали погоню, но что-то я сомневаюсь, что титул «величайшего волшебника современности» дан Дамблдору просто так. Вывод — даже если он сейчас заляжет на дно, то в будущем может проявиться и… Хрен его знает. Опять меня сделает наживкой для каких-то своих целей.

Новость еще хуже — из Министерства пришли результаты кое-каких исследований. Неладное первым заподозрил Северус, который предложил на роль потенциального убийцы единорогов и состоявшегося убийцы Драко Малфоя некоего Волан-де-Морта. Не откладывая дело в долгий ящик, авроры попросили у меня «в подарок» немного крови, взяли кровь у погибшего Драко и… Короче, я не знаю, как именно они это исследовали, но выяснилось, что мальчика убил тот же самый человек, который десять лет назад пытался убить меня. И той же самой тисовой палочкой с пером феникса внутри. Вот это был, что называется, кабздец. Теперь у нас в школе патрули из авроров, а на место директора прислали заслуженного мракоборца всех времен и народов по имени Аластор Грюм. Когда-то он был другом Альбуса Дамблдора, но судя по всему, между этими двумя явно пробежала какая-то кошка.

Личность была колоритной. По крайней мере, внешне. Эдакий «инспектор Гаджет». Вместо одной ноги — протез, а левый глаз заменен, как говорят, всевидящим оком, которое способно видеть сквозь стены. Ничего так экземплярчик. Меня с ним познакомили лично все те же авроры, поскольку Грюм решил со мной побеседовать, что называется, с глазу на глаз. Я думала, что будет допрос, но реакция Грюма меня удивила. Он заинтересовался… мною! Нет, не в том смысле, который могли бы предположить любители везде видеть извращенцев. Когда я зашла в его кабинет, мракоборец хлопнул мне на стол десяток шоколадных лягушек, а потом налил с помощью магии чая в большую чашку. Я с подозрением уставилась на нее, но Грюм тут же хмыкнул.

— Пей, не бойся. Я не идиот, чтобы ребенка после всех приключений еще и Сывороткой Правды травить. Хочу у тебя узнать одну вещь… Верней, много вещей. Для начала — папку ты, конечно же, смотрела.

— Не понимаю, о чем вы.

— Папку тебе дала Сесилия Гринграсс, но взяла она ее у меня. Не ты первая, кто интересовался делом Поттеров, и я вот думаю — мы пришли к одним и тем же выводам?

На несколько минут я задумалась.

— Я заметил серебряные тапочки. А вот что разглядела ты? — фраза аврора рассеяла большую часть моих подозрений, и я, глубоко вздохнув, выложила все. И о неподходящей для домашней жизни одежде Лили Поттер. И о том, что заметила на кухне и в коридоре. Пока что я умолчала только о собственных сделанных выводах по поводу того, как было дело, потому что для этого надо было выложить и про легиллименцию, а значит — подставить Северуса, что в мои планы не входило.

— Вот и умничка. Видать, хорошим вещам российская милиция учит, — мракоборец прошелся мимо меня и тут же произнес. — И форма тебе идет, и заколка в форме паучка просто замечательная. И сама ты такая, что лет через пять от мужиков отбоя не будет, когда это тело все-таки подрастет. Кстати, это тебе.

Пока я обтекала от таких заявлений, мракоборец вложил мне в руку волшебную палочку. Сразу же вокруг меня образовался поток воздуха, а внутри вдруг возникло странное ощущение тепла, которое распространилось от груди к ногам, а уже оттуда — пробралось к макушке и кончикам пальцев.

— Значит, знаменитый Шизоглаз все еще в своем уме, — ехидно ухмыльнулся Грюм и снова прюхнулся напротив меня. — Рассказывай.

— О чем?

— Ты посмотри-ка, прямо истинный герой тут у нас… Ладно, я сам расскажу. Освежу память твою. Жила ты себе спокойно в своей России, а потом раз — и очнулась в детском теле на территории Англии. Верно?

— Неверно, — покачала головой я. — Меня… Я умерла.

— Задание? — уточнил Грозный Глаз. Дождавшись моего кивка, нахмурился и тихо произнес. — Извини. Предпочитаю холить и лелеять свою паранойю, потому что…

— Без нее, родимой, вы бы уже были трупом. Говорите прямо как один из моих преподов в школе милиции. Один вопрос… Как?

— В «Пророке» была твоя фотография с квиддичного матча. Ты как раз там очень красиво кувыркалась с метлы, как оказалось — за снитчем. А я вселенцев хорошо вижу. А еще вижу, что ты не была инициатором обмена душами, а значит — тащить тебя в тюрьму смысла нет. Хотя, уверен, некоторые из моих коллег именно так и поступили бы, потому что одиннадцатилетнюю девочку поймать намного проще, чем яйца какому-нибудь Малфою прижать.

— То есть, я такая не одна?

— Да уж не выделилась ты тут ничем, подруга. Ничего что я так, без церемоний? — ехидно продолжил мракоборец. — Каждый год только у нас человек по пять ловят. Ты — случай редкий хотя бы потому, что, во-первых, не захватила чужое тело, а перенеслась поневоле, а во-вторых — не съехала с катушек, хотя должна была.

— Ну надо же мне было где-то выпендриться, — вздохнула я. — Итак, что в итоге? Вы меня сливаете своим или...

— Да уж хотел бы слить, давно бы сделал. Снегг тебя, небось, пролегиллиментил. Можешь не качать головой, я знаю этого гада. Сволочь еще та, но за ту единственную девчонку рвал всех, кого можно и нельзя, еще когда был таким же сопляком, как ты сейчас. Имей в виду — до твоего совершеннолетия он к тебе сто процентов лезть не будет, но когда ты подрастешь — могут возникнуть проблемы с взаимопониманием.

— Не возникнут, — спокойно произнесла я.

— Вот даже как, — ехидно протянул аврор. Он даже не стал выспрашивать, что именно я имела в виду. Ну а что я имела… Да все то же, что и он подумал! Северус Лили любит до сих пор. Пока что, ввиду несоответствия внешнего возраста, любовь эта скорей отеческая, ну или дружеская, но вряд ли он будет сильно против, если вдруг ему на шею ни с того ни с сего начнет вешаться девица лет эдак семнадцати — насколько я помню, именно с этого возраста у магов можно вообще все. Ну а если и посопротивляется, то больше для вида. Я, в отличие от Лили Эванс, не буду ждать, чтобы за мной, как за «настоящей женщиной», мальчики сами табуном начали бегать — лучше уж заранее подыскать себе подходящего человека, а поскольку с ровесниками Лилиан я уж подавно не сойдусь… В общем, сам для себя Грюм все интерпретировал правильно.

— Надо полагать, о том, в кого ты всадила три болта, ты уже знаешь.

— Волан-де-Морт, — я поморщилась. — На том свете ему, надо полагать, не сидится, и судя по всему — прописать его там не так просто. Ладно, в следующий раз я попробую не болты, а что-нибудь другое. Рикошет от «авады» уже был, болты были…

Грюм расхохотался. Искусственный глаз вращался по кругу, словно разделяя сумасшедшую радость своего хозяина.

— Нет, слушай, ну я сразу понял, что это ты. Второго такого носорога пойди найди.

— Вы о чем?

— Ладно, расскажу вкратце. Давняя история, конечно, но тебе понравится. Из твоей семьи Пожиратели первым делом на тебя нападать начали. Ну, однажды сижу я спокойно в своем кабинете, занимаюсь, понимаешь ли, привычными делами, а тут у меня в дверях патронус твой появляется и человеческим голосом заявляет: дядя Аластор, я тут человека убила, что мне с трупом делать? Прилетаю я на всех парах по указанному адресу, а там картина маслом. Ты вся в крови и чуть ли не облизываешься, в руках у тебя деревянная щепка такая, которой ты часть волос закалывала, а рядом — труп Мальсибера! Того самого Мальсибера, которого впятером завалить пытались. Он с тобой решил поразвлекаться, перед тем как убить, палочку-то отобрал, а мозгов не хватило догадаться, что девочка вытащит заколку и в шею ему засадит. Семнадцать лет всего барышне было, а такой потенциал. Но сейчас ты, я смотрю, раньше за ум взялась. Палочку свою забирай — ее, в отличие от твоей «официальной», с учета сняли давно.

— А почему не уничтожили?

— Я не дал. Были подозрения, Лили, что ты еще вернешься. И в этот раз, я смотрю, ты доброму дедушке в объятия не кинулась. Правильно сделала.

— Да уж знаю. Не надейтесь особо, что кинусь в объятия вам — не шибко-то доверяю. Знаете вы обо мне теперь, конечно же, много, но что собираетесь делать — понять пока что сложно.

— Честность предпочитаем, значит… Хорошо, девочка. Собираюсь делать то, что делал Дамблдор — использовать тебя в качестве наживки для Волан-де-Морта. С одной лишь разницей — я не собираюсь этого делать втемную, поскольку считаю, что мои люди должны знать, на что идут. Расклад предельно прост. Ты либо принимаешь мое предложение и тогда с большой вероятностью получаешь помощь и поддержку от меня и моих помощников, либо же сейчас ты посылаешь меня, как принято у вас в России, нахуй, но тогда туда же отправляю тебя я, когда ты будешь со своими способностями первокурсницы один на один против кучи озверевших Пожирателей Смерти. Северус твой, конечно же, не пальцем деланный, но от всех он тебя не защитит, хотя честно попытается. Вот и думай сама, что сейчас отвечать злому дядюшке Грюму.

— Что надо делать? — вежливо уточнила я.

К черту, блять! Какой у меня выбор был?! Послать сейчас этого мужика, который очень много обо мне знает, к чертям собачьим и получить врага номер три? Это не в моих правилах. Конечно, он может так же, как и Дамблдор, использовать меня втемную, но по крайней мере, соглашаясь работать с ним, я получаю призрачную надежду на то, что теперь все будет по-другому. Сбежать? И далеко я сбегу? Волан-де-Морт в покое меня не оставит — это раз. Второе — у него хватит ума рано или поздно попытаться меня достать через моих близких здесь, а их у меня уже немало. Северус, Гермиона, Дафна, Николь, Рон, Невилл, Седрик… Надолго ли хватит моего стремления залечь на дно, если их начнут косить? Вот и я о том же, что ненадолго. А значит — сворачиваться поздно.

— Теперь о главном. Кто в Хогвартсе мог помогать Волан-де-Морту? Кроме Дамблдора, конечно, который всю эту херню организовал.

— Квиринус Квиррелл, — быстро произнесла я и принялась рассказывать о своих подозрениях. После чего посоветовала Грюму узнать дополнительную информацию у Северуса, поскольку тот следил за преподавателем ЗОТИ и мог, теоретически, сообщить куда больше, чем я.

Вот так из одного крайне неприятного события получилась в итоге вполне неплохая (по крайней мере — в данный момент) картинка моей жизни. Завтрак я пропустила из-за разговора с Грюмом. Впрочем — или Николь, или Гермиона наверняка захватили для меня чего-нибудь пожевать. Уже дойдя до своей спальни, я обнаружила довольно необычное явление — последняя пустая кровать оказалась завалена горой вещей явно слизеринского происхождения. Вещей, впрочем, было немного: рюкзак, учебники, пергамент, перья, чернильница, какие-то непонятные мне предметы, явно относящиеся к категории «личные вещи». Поверх этой кучи сидел Драко Малфой и какими-то собачьими глазами пялился на меня.

— Эти гады со мной жить не хотят. Гермиона и Николь предложили, чтобы я… Чтобы мы все…

— Оставайся, — махнула рукой я. — На занятия тоже с нами будешь?

— Тебя ждал, — тихо произнес Драко. — Вот, это тебе, и… И у меня есть к тебе разговор. Важный.

— Пока до кабинета Бинса дойдем, успеем? — я приняла из рук призрачного мальчика сверток, призывно пахнущий котлетами. Кажется, у нас появился еще один помощник в нелегком деле подкорма опаздывающих на завтрак.

— Да, — Драко поднялся в воздух, закинул учебники по нашему расписанию себе в рюкзак и, повесив его на призрачные плечи, медленно поплыл за мной по воздуху, довольно уверенным голосом излагая свою просьбу.

В этот знаменательный четверг профессор Бинс задал нам контрольную работу по Истории Магии. Драко сидел рядом со мной, не обращая никакого внимания на косящихся на него однокурсников. В компании ребят со своего факультета он учиться не хотел. Поэтому как-то так получилось, что он прибился к нам.

Ребята не возражали. Что удивительно — девчонки не были против того, что он обосновался в нашей спальне. Мы уже все как-то смирились с тем, что о приватности в Хогвартсе можно только мечтать и даже если ты в душевой абсолютно голая, то в любой момент из стены может появиться привидение мужского пола и пройти прямо сквозь тебя, как ни в чем не бывало. Так что ничего необычного в том, чтобы делить комнату ради разнообразия с призраком мальчишки, Гермиона и Николь не увидели. «Грязнокровок» Малфою они простили тут же, как и Дафне до этого. Причем, кажется, даже быстрей. Ну да — Гринграсс-то жива осталась, а Малфой теперь мертвый, Малфоя жалко. Уж не знаю, что нам в итоге скажут за такую самодеятельность преподаватели… Впрочем, пока что им явно было не до этого.

Дописывая ответы на вопросы, я одновременно прокручивала в мыслях разговор с Драко Малфоем. За ночь он успел выяснить одно обстоятельство: умер он действительно навсегда. Конечно, это просто трындец какой-то: маги запросто могут вырастить кости или поднять зомби, то бишь инфернала, но вернуть вполне нормальную адекватную душу в ее родное тело — без вариантов. Именно поэтому Малфой принялся думать над вопросами регистрации, верней сказать — куда именно себя приписать.

Привидением Хогвартса он быть не хотел, поскольку сии прозрачные создания целиком и полностью подчинялись воле директора и если хоть когда-нибудь бразды правления окажутся в руках кого-то вроде Альбуса Дамблдора, то Малфой под его руководством может натворить таких дел, какие не снились его отцу. В Запретном Лесу мальчишке торчать было бы скучно, в родовом поместье — тоже. И поэтому он решил прицепиться в качестве личного призрака к одному из учеников. Ко мне, то есть.

Во-первых — я была той, с кем легче всего устанавливался физический контакт, а это говорило об уже существующей связи между нами. Сам Драко считал, что тому может быть две причины: наши дальние родственные отношения и, конечно же, сами обстоятельства его смерти от руки Волан-де-Морта.

Во-вторых, как ни крути, а именно за мной будет охотиться не к ночи упомянутый Волан-де-Морт, а в призрачном обличии да лет через пять-шесть у Драко будут уже довольно неплохие шансы поквитаться с ним за убийство некоего одиннадцатилетнего мальчика ночью в темном лесу.

В-третьих, он теперь считал меня своим другом, поскольку я к нему-призраку относилась даже лучше, чем к живой версии. Причиной перемены отношения была не призрачность мальчика, а смена линии поведения, ну да это я ему, кажется, уже объясняла. Мне плевать, призрак ты там или еще какое существо: пока ты не обижаешь моих друзей и меня саму, все будет нормально. Причем если в мой адрес я могла стерпеть и «грязнокровку», и куда более цветистые ругательства, то даже за те же слова и действия в адрес одного из моих друзей можно было получить таких люлей или такую подставу, что небу жарко станет. Принципы, принципы… Нас в детдоме и в секции самбо в мушкетерских традициях воспитывали, а это уже не выбьешь.

Я, естественно, выпросила себе на раздумья неделю и при случае решила посоветоваться по этому поводу с двумя людьми: Северусом и Грюмом. Ну а с кем еще? Северусу я доверяю безоговорочно, мракоборец теперь директор, так что рано или поздно все равно узнает об этом, и лучше уж пусть от меня… А пока что мы дописывали контрольную.

Малфой мог мухлевать. Ну, в том плане, что заглянуть в мою тетрадь и списать, но он из принципа этого не делал. Не все потеряно, значит. Когда мы сдавали работы профессору Бинсу, и он увидел среди когтевранских контрольных пергамент, подписанный именем Драко Малфоя… Хм, короче, я не знала, что этот препод может хоть чему-то удивляться.

— Поттер, Малфой… Задержитесь, дорогие мои, — произнес он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. Впрочем, насчет этого мы ошиблись.

— Надо полагать, что ваше появление в компании учеников означает, что вы не планируете останавливаться на достигнутом при жизни, не так ли, молодой человек?

— Угу, — Малфой скучающе смотрел за окно, старательно делая вид, что его этот разговор касается постольку-поскольку.

— Что же, похвально, похвально… Но вы, надо полагать, помните, что привидениям нельзя учиться…

— Угу. Можно только преподавать, — все тем же тоном протянул Драко, в упор рассматривая Бинса, который был таким же прозрачным и бестелесым, как и он сам. Кстати, а Бинс тоже довольно легко пользуется некоторыми предметами. Например — как-то проверяет он наши работы, да и берет стопку пергаментов тоже не воздушным потоком, а руками.

— Смейтесь, смейтесь, юноша. Смех — он жизнь продлевает. Впрочем, вам-то это уже… — махнув рукой, старый брюзга отпустил нас восвояси.

В общем-то, преподаватели на появление Драко на занятиях в новом виде особо-то не реагировали. МакГоннагалл, по-моему, вообще его не заметила — весь урок декан Гриффиндора не отрывала глаз от учебника, по которому и читала нам текст. Судя по перешептыванию учеников, всей школе уже известно о подробностях той ночи в лесу, а значит — репутацию МакКошке теперь восстанавливать придется долго и упорно.

С другой стороны… Империус этот, говорят, паскудная штука — хоть ты трижды профессором будь, а иммунитет к нему не вырабатывается. Собственно, поэтому так много проблем во время первой магической и было: исподтишка накладывали «Империус» на кого-нибудь из «своих», после чего этот «свой» таких же «своих» убивал и в итоге — сам загребал в Азкабан. Разве что некоторым отвертеться удавалось либо будучи действительно под империусом, либо под предлогом империуса. Но декан грифов действительно под ним родимым обитала последние пару недель — авроры проверили, так что обвинения ей предъявлять никто не стал. Хотя, как по мне, с кресла можно было бы и сдернуть. Ей же лучше было бы. Но тут уж не мне решать и не мне судить.

С трудом досидев до конца уроков, я сначала отправилась к Северусу. Просто потому, что понятия не имела, как мне вылавливать Грюма и где его вообще можно застать. А вот профессор зельеварения всегда на месте, всегда в своем кабинете. Драко со мной пойти не мог, и, по вполне понятным причинам, это радовало. Северус выслушал молча весь мой рассказ про Грюма, Драко и основные события ночи и утра, после чего надолго замолчал.

— По поводу Грюма. Ты тут спрашивала, как он про твою полицию догадался… Это я объяснить могу. Он видит твой настоящий внешний облик. И этот облик экипирован в те вещи, которые были на тебе в момент смерти.

— Ну да. А нашивка «МВД Российской Федерации» как-то позволяет с точностью до ста процентов определить род занятий, — я усмехнулась. Простое объяснение сверхъестественных возможностей Грюма избавило меня от ощущения какого-то липкого страха.

Насчет Драко Северус говорил долго. Прежде всего — отправил меня на консультацию к Шизоглазу, как «ласково» за глаза называли старого мракоборца. Также он предупредил меня, что заключив контракт с Малфоем, я больше от него в жизни не отделаюсь и, кроме того — окончательно настрою против себя Люциуса и Нарциссу, которые до сих пор наивно надеются, что ребенок возьмет и вернется в фамильный особняк.

Шизоглаз был более категоричен. Привычно утрамбовав меня за стол и нахлюпав огромную кружку чая, мракоборец принялся пояснять.

— Личное привидение, да еще и один из Малфоев, — мракоборец криво ухмыльнулся и принялся сверлить меня взглядом. — Я так понимаю, ты от такого подарка просто так отказываться не собираешься, но намерена выяснить, чем это в конечном счете для тебя обернется.

— Да. Профессор Снегг сказал, что лучше вас меня в данный момент никто не… проконсультирует.

— Сталкивался я с таким явлением. Что тут сказать… Учитывая, что патронуса ты еще лет пять не вызовешь — в экстремальной ситуации вовремя отправленное с Малфоем сообщение может спасти тебе жизнь. С другой стороны… Он — Малфой, и этим все сказано. Я не думаю, что паскудная генетика всего этого гадючьего рода не проявилась в нем во всей красе.

— Так что в итоге?

— Э, нет, ты уж дослушай старого выжившего из ума аврора до конца. С третьей стороны — он лучше других знает свою родню и может при случае даже подсказать чего дельного. В четвертых — у него теперь очень большой зуб на Волан-де-Морта. Настолько большой, что он может слететь с катушек, когда кинется его убивать, и пришьет тебя заодно — такие случаи в истории уже были.

— И что в итоге? Малфоя мне лучше послать?

— Нет, не думаю… Он теперь от тебя не отвяжется, так пусть хоть пользу приносит какую-никакую. Регистрируй его в Министерстве на себя, ну а сама заключи с ним дополнительный контракт. Чтобы он не проболтался никому о том, что услышит, летая с тобой. О том, чтобы вред тебе и твоим друзьям не мог причинить. Вообще — в Министерстве можно даже хорошего юриста найти, который все «подводные камни» заметит и сделает так, чтобы ты этого избежала, но, сама понимаешь, бесплатно такие люди не работают.

В итоге я вняла совету Шизоглаза и с его помощью нашла хорошего юриста. Не сказать, чтобы он брал за свою услуги прямо-таки много… Хороший адвокат и в моем мире стоил недешево, так что названная им, верней, ею, сумма меня не удивила. В итоге уже через неделю после всех этих разговоров я обзавелась личным привидением, а довольный Малфой — возможностью не быть привязанным к одному месту, продолжать обучение вместе со мной, ну и, конечно же — далеко идущими планами отмщения Волан-де-Морту.

Квиррелл куда-то исчез, впрочем — данное обстоятельство учеников мало взволновало. Пока что заменял его на занятиях Снегг, а на следующий год, надо полагать, то же Министерство Магии найдет кого-нибудь нормального. Ну а что? Директор у нас нормальный (ну, почти нормальный) уже есть, так что, глядишь, и препода все-таки найдут.

Потянулась привычная ежедневная рутина. Мы ходили на занятия, в промежутках между ними занимаясь различными хобби. Ну а дополнительное время проводили за различными шалостями. Нет, не в духе Джеймса Поттера и Ко — в отличие от так называемых Мародеров, мы умели веселиться, не издеваясь над однокурсниками. Ну и, конечно же, не забывали готовиться к экзаменам, до которых оставалось всего-то четыре месяца.

В один из ничем не примечательных дней Драко примчался ко мне с посланием от Грюма.

«У твоего рыжего друга есть крыса. Свистни по-тихому и притащи мне в любое время. Никому ни слова».

Ну что же… Подкараулить момент, когда Короста сделает по новой попытку удрать от своего хозяина, схватить ее и, пользуясь тем, что никто не обращает на меня внимания, засунуть тварь во внутренний карман мантии, застегнув на молнию, было проще простого. Еще проще было поднять руку и, дождавшись кивка Флитвика, привычно попросить:

— Профессор, можно мне выйти?

В туалет у нас отпускал по первому зову даже Северус, так что никаких препятствий мне никто не чинил, ну а к кабинету Грюма пробраться в учебное время было проще простого, поскольку авроры, снующие по коридорам, меня демонстративно не замечали, а преподавателей и учеников, что ожидаемо, не было.

Правда, был один неприятный момент: пока я несла в кармане крысу, та здоровски успела покусать мою ногу. Мантию-то, конечно, не прогрызть — Дафна мне на досуге показала пару подходящих заклинаний, чтобы вещи не портились и не рвались, но вот до ноги сквозь эту мантию Короста дотянуться все же могла. Странно как-то, раньше крыса очень спокойно на меня реагировала, а тут вдруг чуть ли не в истерике. Да и с чего бы Грюму интересоваться домашним питомцем одного из учеников? Явно же дело тут нечисто… Спрашивать я, естественно, ничего не стала: надо будет, расскажут, а если не надо, то значит — и не надо оно мне. К счастью для моего любопытства, Грюм запустил меня внутрь, закрыл двери кабинета и, самолично достав у меня из кармана визжащую и кусающуюся крысу, направил на нее палочку.

— Про анимагов знаешь уже, девочка?

— Как не знать — с одним из них под одной крышей вот уже сколько времени живу.

— С двумя, — Грюм взмахнул палочкой, и на месте крысы появился низкорослый плешивый человек, который тут же заорал, как резаный, и попытался забиться в угол комнаты, прикрывая руками жизненно важные органы. — Знакомься, Питер Петтигрю. Имя ни о чем не говорит?

— В деле было упоминание некоего Питера Петтигрю. И если верить этому упоминанию, то сейчас перед нами труп. Только бодренький он какой-то… — озадаченно произнесла я.

— Я боялся! Я все время прятался!!! Это все Блэк! Он предал Поттеров Темному Лорду, а потом пытался убить меня… — залепетал Петтигрю. Я посмотрела на Аластора Грюма, тот качнул головой и призвал веревки, которые связали мужика и притянули к стулу. Вскоре перед Петтигрю была поставлена чашка с чаем, в который Грюм подлил Сыворотку Правды. Демонстративно. С какой-то маниакальной улыбочкой.

— Угощайся, Питер.

— Я не могу! У меня… У меня аллергия.

— Хорош заливать, сволочь. Аллергия на некоторые компоненты Веритасерума присутствовала только у Блэка — того самого, которого посадили за предательство твоих родителей Волан-де-Морту, — повернулся ко мне мракоборец.

— В деле об этом не упоминалось. Там вообще про допросы не… — я прикусила язык. Грюм снова качнул головой взад-вперед.

— Не было допросов. Но все знали, что именно Сириус Блэк является хранителем Поттеров. И вот ты мне скажи, как девочка неглупая…

— Кто в здравом уме и трезвой памяти будет разбазаривать направо-налево, что его сделали хранителем… — протянула я.

— Не заставляйте меня! Нет, нет, пожалуйста… — захныкал Петтигрю, но мы с Грюмом уже не слушали его скулеж. В общем, Веритасерум в глотку ему пришлось заливать. Не мне, естественно. Ну а потом, да под той же Сывороткой Правды, он нам рассказал все, что было на самом деле. Нам просто оставалось изредка задавать уточняющие вопросы. Ну, верней сказать, не нам, а Грюму.

Что в итоге? В итоге Короста, она же Питер, был передан аврорам и отправлен в Министерство Магии. Что с ним будет — меня мало интересовало, но судя по всему — ничего хорошего. Но теперь картинка окончательно сложилась.

Изначально Поттеры хотели сделать хранителем тайны Сириуса Блэка. Он был одним из друзей Джеймса Поттера еще со школьных времен наравне с Питером Петтигрю и Римусом Люпином. Но Сириус предложил вполне логичный план: назначить хранителем Питера Петтигрю, поскольку «никто и не подумает, что такое ничтожество, как он, сделали Хранителем, а значит — охотиться за ним не будут». Ну а растрепали всем, что хранитель — Блэк, ради того, чтобы именно за ним охотился Волан-де-Морт сотоварищи, желая попасть к Поттерам. Но именно Питер в итоге слил малину, ну а добрый дедушка помог Волди завершить начатое.

Что стало в итоге? В итоге — Поттеры погибли, а Сириус попал в Азкабан. Без единого допроса! Без разговоров, после формального следствия. А в моем мире все так орали про «полицейский произвол». И главное — где были мои глаза? Я ведь так же, как и все остальные до этого, изучала дело, но… Но интересуясь одной его частью, совсем не обратила внимания на явные несостыковки в другой. Как говорится — учиться и еще раз учиться. Самосовершенствоваться, вот.

— Ты ведь в курсе, что твой крестный тебе и по крови родня? — уточнил у меня Шизоглаз пару дней спустя, когда вызвал поздним вечером к себе в кабинет, опять же через Драко.

— Эм… Насколько мне известно, кому я там только не родня по линии Поттеров.

— Блэки не последними будут. И, кстати, именно среди них можно было найти для тебя нормальных опекунов. Странно, правда — вместо того, чтобы отдать девочку в приличную семью, где бы ее натаскивали с детства нужным вещам и навыкам, тебя, ну, верней — твою предшественницу, просто кинули магглам. И ни разу не проверили, как там с девочкой обращаются. Что выросло в итоге… Не будем о мертвых плохо.

Я поежилась. Лишнее напоминание о том, что Лилиан Поттер и была инициатором моего вселения, что она просто, видимо, хотела умереть от такой жизни… Все-таки, читая дневник, я, пожалуй, зря на девчонку мысленно набрасывалась. У меня-то характер покрепче будет, вот и могу иногда набрасываться на тех, кому не так повезло, потому что не понимаю их…

— Ну, я так понимаю, что Дамблдору как-то наплевать было до поры до времени, как девочка жить будет. Да и… Расти она в магической семье, могла бы к одиннадцати годам отрастить большие клыки, и черта с два к ней подступишься в амплуа доброго дедушки… Ну, в том смысле, что… Хагрида вон взять. Это я, жизнью наученная, его даже на порог не пустила, а реальная малявка бы за пару добрых слов уже готова была бы другом его объявить без всяких там колебаний. Причем таким, которому вот прямо жизнь доверяешь. А ведь и в Запретный Лес она бы пошла «на расслабоне», и…

— Ладно, ладно. С перечислениями потом, сама для себя, разберешься. Сейчас у меня задача — подобрать тебе опекунов. Верней сказать — я уже это сделал, потому что вариантов не шибко много. Нормальных семей, в которых я уверен был бы на все сто процентов, практически не осталось, а Северусу тебя, сама понимаешь, никто не отдаст.

— Мне придется… жить с другими людьми? — уточнила я. Нет, если надо, значит — надо. Но перспектива от кого-то зависеть и подчиняться, хотя… Мне ли привыкать?

— Хотя бы месяц в году, чтобы защита на доме работала: в случае чего, у тебя будет отменное убежище, в которое никакой Пожиратель не проберется. Ну а так… Мне, если честно, все равно, где ты там кантоваться собираешься — главное, чтобы делала, что я скажу. Но первое время местной нашей… кхм… социальной службе придется мозги запудрить. Займешься этим на каникулах.

— А что хоть за семья?

— Тонксы. Андромеда — из Блэков, но связь с теми, кто поддерживал Волан-де-Морта, разорвала. Не понравилось им, понимаешь ли, что она вышла замуж за волшебника из семьи магглов. Дочка их, Нимфадора, как раз в этом году на курсы мракоборцев поступила. Понимаешь, к чему я веду?

Я кивнула. Странно было бы тут что-то не понять. Семья полная, образцовая, дочка учится на престижной специальности (по счастливой случайности — наверняка под прямым протекторатом Грюма). К Дурслям меня теперь не отправят, и это радовало — сомневаюсь, что после того, как я свалила от них в школу магии (то есть подтвердила свою «уродливость»), меня будут там рады видеть. А Северусу и неизвестному мне Сириусу никто ребенка не отдаст. Видимо, пока что Грюм стремится по максимуму оправдать, так сказать, мое доверие, ну и заодно — укрепить его. Логично, учитывая, что я ему нужна, пусть и как наживка.

Рону про крысу Грюм рассказать разрешил. Именно этим я и занялась, тихонечко отведя приятеля за рукав за угол и объяснив ему, что на самом деле его Короста из себя представляет. Рон передергивался от омерзения, но слушал. Еще бы — знать, что ты несколько лет спал в одной постели со взрослым мужиком, да еще и крайне омерзительным мужиком — не самое приятное зрелище.

— Мда, Уизли… Я-то думал, что ты умнее, — процедил Драко, который появился рядом с нами под конец разговора и принялся парить под потолком, держа в руках учебник по трансфигурации.

— Отвали, Малфой, — привычно огрызнулся рыжеволосый, впрочем — без особого энтузиазма. До обоих мальчишек уже дошло, что пересекаться им придется постоянно и лучше бы отношения не портить, а то можно и от меня схлопотать.

— Нет, я серьезно! Ты правда подозреваешь, что крыса может жить на протяжении десяти лет?

— Да не подозревал я ничего подобного! — принялся оправдываться Рон. — Я думал, что крысы разные.

— Это как? — призрачный мальчик озадаченно нахмурился. Пояснять пришлось мне.

— Домашние животные, как правило, живут недолго. Особенно всякие крысы, хомяки, мыши… Объяснять куче детей, что любимый зверек умер, и выслушивать истерики в планы родителей не входит, поэтому до поры до времени взрослые занимаются тем, что тихо убирают тело сдохшего зверька, а на его место в клетку сажают другого. Ну а временное изменение характера можно объяснить болезнью животного или, например, тем, что марку наполнителя сменили.

— И каждой крысе, что, палец отрезали бы? — ехидно уточнил у меня Драко.

— Мда… Вот с пальцем-то и косяк, — вздохнула я. — Может, по пальцу Грюм его и опознал?

— Да нет. Глаз его видела? Он, говорят, видит столько всего, что…

Мы с Роном невольно поежились. Я — потому что понимала: если волшебный девайс мистера Гаджета разглядел факт наличия взрослой души в детском теле, то уж такую мелочь, как человека в обличие животного, отличать просто обязан. Раньше-то Грюм Коросту нигде видеть не мог, а вот личная встреча сразу позволила старому мракоборцу разглядеть за личиной животного человека, которого все давно похоронили и оплакали.

— Мама на меня разозлится за Коросту, — вздохнул Рон.

— Эм… Ну… Свали все на меня, — предложила я. — Ну, допустим, я попросила у тебя ее в руки, а потом она вдруг ни с того ни с сего начала у меня выворачиваться, я ее не удержала, и она убежала.

— Неа. На девочек сваливать последнее дело. Вообще на кого-то сваливать, — вздохнул Рон. — Подумаешь, наругают. На близнецов вон мама все время кричит, и ничего — живые. Может, она мне даже взамен Коросты кого-нибудь подарит. Я вот сову давно хочу. Лили, а ты почему до сих пор животного не завела? У всех первокурсников уже есть животные, только вы с Гермионой и Николь до сих пор без них.

— Не знаю, что там насчет Гермионы и Николь, но у меня… Жалко зверюшку, сдохнет она у меня. Серьезно — я ведь как-то не приучена заботиться обо всяких экзотических тварях, а животному нужен уход, внимание и забота… Драко!

Последнее слово я выкрикнула, с трудом сдержавшись от того, чтобы не добавить мат. Ну да — а вы бы попробовали сдерживаться, если вам по голове учебником трансфигурации прилетело!

И главное — книгу кинул, а сам исчез! Впрочем, появился он всего лишь каких-то двадцать минут спустя. Я к тому моменту попрощалась с Роном и отправилась в гостиную делать уроки. При виде Малфоя, который в эту самую гостиную на этот раз зашел через дверь, а не пролетел сквозь стену, я едва сдержалась от ехидной реплики в духе «а ты разве забыл, что теперь, когда ты умер, путь можно сокращать?»

На плече у призрака сидел филин, а в руках была клетка.

— Я ведь уже столько времени с тобой, а про Хала забыл… — сокрушенно произнес мальчик. Птичка, явно соскучившаяся по свободе, принялась летать над нашими головами, хлопая крыльями.

— Б. Безответственность, — менторским тоном произнесла появившаяся за моей спиной Гермиона. — О животных надо заботиться — не зря их называют «братьями меньшими». Впрочем, я не удивлена, что ты не в состоянии это осознать.

— А ты вообще молчи, выскочка! Лучше бы пошла и расчесалась, а то скоро у тебя в волосах пикси заведутся! Знаешь, как они бардак любят?

Гермиона посмотрела на Малфоя и, закусив губу, кинулась в спальню.

— Мда, Грейнджер явно надо тренировать психику, — фыркнула я.

— Ты… Что, ты меня даже ругать не будешь? — Драко завис перед моим лицом, перевернувшись вверх ногами.

— За что? — недоумевающе произнесла я, после чего до меня дошло и я протянула. — Аааа… слушай, Драко, тут такое дело. В ссоры между друзьями я стараюсь не влезать, за исключением крайних случаев. По крайней мере, если дело не доходит до нехороших оскорблений и рукоприкладства. Считаю, что за оскорбление человека по его принадлежности, финансовому положению, неизменяемым характеристикам внешности и некоторым другим признакам вполне можно и в табло дать, а в остальном…

— А ну-ка поясни подробней. Надо же знать, как я могу поиздеваться над Грейнджер и не попасть впросак… — ехидно протянул мальчик. Открыв учебник на нужной странице, я заложила его закладкой и, сев на диван, начала приводить примеры.

— Ну вот, первую нашу встречу в поезде вспомни… Как ты к Рону прицепился. Угадал, что меня разозлило?

— Ну… Он не виноват, что из бедной семьи, а я ничем не лучше только по тому факту, что мне повезло родиться у богатых родителей, да? Ты, по-моему, что-то такое уже говорила.

— А ты на лету схватываешь. Общаясь с Роном, можно вдоволь проехаться по его до сих пор кое-где проявляющейся неопрятности и неаккуратности. Можно передразнить манеру речи Гермионы и обозвать ее прическу вороньим гнездом, но за «грязнокровку» или «бобра» в ее адрес я уже отоварю чем потяжелей. Николь у нас после занятий вся в чернилах от макушки до пят — фантазия в помощь. Но если ты начнешь ее дразнить за то, что у нее плохое зрение и она носит очки — на глаза мне не показывайся. Также недопустимо оскорблять кого бы то ни было нецензурными словами, придираться к степени чистоты крови, ну и так далее. Знаешь — мне всегда говорили, что даже обидные дразнилки должны быть чем-то вроде… средства мотивации к действию, что ли. Ну, я лет до семи ходила с такой же прической, как Грейнджер, а коса-то уже тогда была, сам понимаешь… Пару раз подразнили, веток всяких в волосы насовали… В общем, косу я быстро научилась заплетать. С вещами та же история. С… Да со всем, что изменить можно. А вот уж что изменить нельзя и в чем человек не виноват — это уж лучше не трогать.

Об этом разговоре я не раз пожалела, поскольку Драко, уяснив, что троллить и подкалывать людей все-таки можно, принялся активно этой возможностью пользоваться и до самых экзаменов умудрился нас так достать, что волком взвыла даже терпеливая сверх меры Гринграсс. Впрочем, все в итоге признали: без задиристого призрака в компании было намного скучней.

— Я слышала о том, что годовые экзамены в Хогвартсе — просто кошмар. Но на самом деле они оказались даже приятными.

— Приятными?! Говори за себя…

Я краем уха прислушивалась к перепалке Рона и Гермионы, а сама на пару с Дафной перечитывала в который раз учебник. Нумерология, черт ее дери. Экзамен через двадцать минут. И, как бы это сказать… Математика все же сложней, чем другие предметы.

В школе я была отличницей в основном за счет того, что некоторые предметы усваивались с полпинка и их даже не надо было учить. Никогда не было проблем с сочинениями, усвоением и переработкой информации (что выгодно сказывалось практически на всех гуманитарных дисциплинах), но вот с математикой, физикой и химией возникали определенные проблемы. Тут, слава богу, химия была в виде зельеварения, то есть присутствовало большое количество практики, а на практике как-то быстрей запоминаешь, что к чему.

Северус поначалу на меня нарадоваться не мог и считал чуть ли не гением, а потом я прикола ради показала ему учебник по органической химии и намекнула, что все эти однообразные формулы, отличающиеся лишь нижними индексами, надо было знать наизусть, да еще и изображать в графическом виде. После той школы зельеварение для первого курса — это для меня что-то вроде курсов поварского мастерства: если все сделаешь правильно и не взорвешь плиту, то бишь котел — получишь пятерочку.

— Все равно надо запоминать, что с чем сочетается, к чему приводит та или иная реакция, — начал со мной спорить Северус.

— Ну так что сложней: запомнить реакцию, которая вот только что прямо на твоих глазах произошла, или вычитать и запомнить, что должно происходить, в глаза при этом реакцию не видя?

Разговор этот состоялся два дня назад — тогда, после экзамена по ЗОТИ, я была готова признать, что в жизни моей не будет предмета сложней. Сейчас же на очереди была нумерология. Дафна лихорадочно дозубривала рядом со мной, сама будучи бледной практически до синевы. Мда, вот еще одна проблема: в нашей компании только Гермиона, Николь и Седрик умудрялись сохранять олимпийское спокойствие. Ну и я, конечно же. Николь — она по жизни носорог: всякими соревнованиями да экзаменами ее не проймешь, иначе бы фиг она получила аттестат о среднем образовании в одиннадцать лет. Гермиона волнуется, но держит себя в руках. Причина спокойствия у Седрика такая же, как и у меня: когда на протяжении нескольких лет постоянно участвуешь в спортивных соревнованиях, поневоле всякие волнения и психи атрофируются исключительно ради выживания владельца, ведь перед каждым матчем или спаррингом трястись — никаких нервов не хватит.

Рон настроен более-менее решительно. Он уже смирился с тем, что не сдаст экзамен, что его вышибут из школы, что мама его убьет — короче, накрутил себя до того самого момента, когда уже все настолько плохо, что можно и не волноваться, в результате став спокойным, как удав. Невилл опять стал заикаться, причем не при виде профессора Снегга, а просто в повседневном общении. В общем, экзамены были в самом разгаре, состояние души у всех соответствующее — даже обычно язвительный и едкий до жути Драко сейчас малость попритих и парил над нами, на ходу доучивая трансфигурацию. На лету, то есть.

В тот самый момент, когда мы жадно, как военнопленные перед расстрелом, хватали последние минуты свободы, на плечо мне спланировал Хал. Это все Драко — он таки поселил к нам свою зверюшку, ну а мне совесть не позволяла морить птичку голодом и абсолютно не заниматься ей. Вот и что в итоге? В итоге Хал самолично, на добровольной основе, принялся таскать мою корреспонденцию! Причем как он это начал делать! Точно так же, как и свой теперь уже призрачный хозяин, птичка привыкла добиваться всего, что захочет, любыми целями и методами. Собравшись отправить прошлое письмо во «Флориш и Блоттс», в котором был заказ на нужную книгу, со школьной совой, я еле успела защитить бедное животное от произвола крылатого хама, который нагло захватил мое письмо в клюв и до следующего дня не показывался мне на глаза. Потом-то, когда из «Флориш и Блоттс» пришел ответ, я поняла, что филин просто перехватил заказ, но до этого…

Дафна мне сказала, что птицу подучил Малфой. Но глядя на то, как Драко возмущается тому факту, что его птица служит второму хозяину, я не могла с ней согласиться.

И вот сейчас, буквально за несколько минут до экзамена, комок перьев спланировал мне на спину и, вцепившись когтями в косу, залихватски качнулся на ней пару раз, словно на качелях. А уже после этого птица передала мне самое обычное письмо. Запечатанное, что ожидаемо, вот только… Вот только из магазинов я свои посылки уже получила. Вообще — единственный раз, когда я сподобилась на большие покупки — это рождество и связанный с ним поиск подарков. В местной Великобритании это было что-то вроде традиции, так что хочешь или нет — но участвовать в «подарочном марафоне» приходилось. Ну я и старалась угадать с подарками… Вроде бы как никто обиженным не остался.

Невиллу достался волшебный шар, который притягивает все потерянные вещи к хозяину. Актуально, учитывая, что парень по-прежнему умудрялся забывать непонятно где все, кроме частей собственного тела и надетой на это тело одежды. Рону, естественно, большая коробка со сладостями — тут сложней было НЕ УГАДАТЬ. Гермионе и Николь — книги, Дафне — набор для плетения фенечек (материалы, проволока и журнал с узорами). Седрику — толстенный ежедневник, а то старый парень уже исписал до последней страницы. С Северусом мы друг друга с рождеством не поздравляли, но вот подарок на день рождения я ему все-таки вручила. По-моему, он был очень доволен, хотя и немного в шоке. Почему в шоке — я поняла, когда случайно в одной из книг в его библиотеке нашла старую колдографию, на которой были изображены он и Лили в двенадцатилетнем возрасте, причем на мальчике — точно такой же свитер. Малфой на момент Рождества с нами в компании не был, так что в этом году с подарками пролетел, но надо полагать, что в следующем году я придумаю, что подарить.

Мне тоже подарили кучу всякой мелочи разной степени нужности. Волшебный шар с Хогвартсом внутри — это просто приятный сувенир, ну а у волшебной заколки, подаренной Северусом на день рождения — функциональное применение. Поначалу было странновато: обычно я не привыкла к тому, чтобы меня расчесывал и заплетал «крабик», но по мере привычки становилось понятно, сколько времени до этого я тратила по утрам на приведение шевелюры в норму.

Ладно, подарки-подарками, Рождество-Рождеством, но что это за письмо и, главное, от кого? Как уже говорилось, посылок я не ждала, поскольку ничего не заказывала, а друзей на «Большой Земле», которые могли бы отправлять мне письма с совами, у меня не было. Разве что мистер и миссис Ричардс, но они бы уж сразу своей дочери написали…

Имя отправителя — Сириус Блэк — сразу же расставило все на свои места. С Грюмом я в последнее время не пересекалась, но в Ежедневном Пророке писали про то, что его выпустили, сняли все обвинения, ну и… Видать, решил найти свою крестницу.

Не знаю, почему, но в магической Великобритании понятие «крестный» имело какое-то странное значение. У нас дома, в принципе, крестные родители были… ну… Как бы сказать… Кем-то вроде дальних родственников. Иногда с ними общались, иногда родители крестника могли разругаться с крестными до достижения ребенком сознательного возраста, и тогда о наличии у себя крестных тот узнавал случайным образом. Я вообще во всякую религиозную чушь никогда не верила и, являясь некрещенной, естественно, не имела никаких «крестных», при этом впервые в жизни не видя разницы между мной и теми, у кого «крестные» есть. Надо полагать, у Блэка об этом другое мнение, поскольку о своих едва ли не отеческих чувствах ко мне он излагал на трех листах формата А-4.

Азы знаний психологии, полученные в Школе Милиции, в сочетании с увлечением данной дисциплиной в свое время еще в рамках школьного курса биологии (верней — с далеким выходом за данные рамки), позволили мне загодя составить так называемый психологический портрет Блэка. Верней сказать — выяснить одну его черту характера. Он винит себя в смерти Джеймса и Лили. И это плохо. Потому что это можно использовать. Либо это будет делать тот же Грюм, чтобы вынудить Сириуса при необходимости «прикрыть» меня, либо же это будут делать враги, чтобы, угрожая мне, манипулировать им. Короче говоря — я не знаю, чем думали в аврорате, когда давным-давно приняли этого парня на работу… Парня, точно. Я в который раз перечитала послание и поняла еще одно. Важное. Это для живущих на свободе прошло десять лет, а вот для него, живущего в изоляции… Хм… Это будет сложно. Сложно сделать все как надо. Вдвойне будет сложно просчитать последствия своих поступков, поскольку Северус Блэка, мягко говоря, недолюбливает. И, надо полагать, это взаимно.

Решив написать письмо после экзамена, я спрятала писанину Сириуса Блэка во внутренний карман мантии. После чего, отбросив все мирское, отправилась сдавать нумерологию. Перед смертной казнью особо не задумываешься о том, что будет после нее…

Экзамен прошел на «ура». В том плане, что я вроде бы на все вопросы ответила, Дафна в обморок все-таки не упала, хотя и выводила я ее под ручку из класса, после чего все так же под ручку отвела на всякий случай к мадам Помфри. Пусть ей там нервишки подлечат-то, а то впереди еще шесть лет такой нервотрепки. Ой, пардон, на среднее-то образование четыре… Но все равно много получается.

О письме я вспомнила только после ужина — до этого мы были заняты более важными делами. Приходили в себя, отпаивали друг друга водичкой и, конечно же, потихоньку начинали готовиться к послезавтра. Впрочем, там у нас зелья, так что будет полегче. Теоретически. У Северуса я ненавязчиво уточнила о возможности свалить из школы, не дожидаясь торжественного окончания учебного года, но увы — подобное было невозможно. Во взгляде профессора зельеварения я прочла неприкрытую радость оттого, что еще хоть кто-то на этом празднике будет отбывать повинность, а не праздновать. Увы, увы, увы… Я и в детстве к праздникам не особо хорошо относилась, чего уж говорить о нынешних временах. Я вообще, открою тайну, по природе… не совсем интроверт, но очень близко к этому. То есть, если мне РЕАЛЬНО надо, то я к любому найду подход, адаптируюсь, буду, если НАДО, даже из себя душу компании изображать, но вот на деле для меня лучший отдых — это компания коробки шоколадных конфет и вечер у телевизора.

Возможно, это обстоятельство связано с тем, что я еще в прошлой своей жизни капитально устала от людей. Когда с самого раннего детства у тебя нет своего личного пространства — это не может не отражаться на психике. К тому же давайте учтем, что по сравнению с общежитиями Хогвартса наша шарага не выдерживала никакого сравнения. Так что… Про общежитие школы милиции я тоже вроде бы как ничего плохого сказать не могу, но… Но по-настоящему счастливой в плане наличия личного пространства я чувствовала себя только в доме в Паучьем Тупике. За время совместного существования мы с Северусом навострились так филигранно не попадаться друг другу на глаза, что если бы не совместные завтраки-обеды-ужины, то я бы и вовсе считала, что живу одна. А еще — у него просто шикарная библиотека, которую я осилила разве что процентов на десять от имеющегося объема. Правда, кажется, кайф мне Грюм все-таки обломает, «своевременно» подобрав опекунов…

Что написать в ответ? Хм… Вроде, юмор он понимает… Понимал когда-то. Черт, да что я, фактически с ровесником не смогу общий язык найти? Пару раз потыкав пером в чернильницу, я матюкнулась вполголоса, кинула в угол скомканный лист, на котором умудрилась поставить кляксу, а после этого уже не отрываясь от своего занятия ни на секунду, принялась, как по накатанной, писать.

«Здравствуйте, мистер Блэк. Как вы знаете, у нас сейчас экзамены и, сами понимаете — с живой меня наши профессора не слезут. Сейчас я сижу и мысленно проклинаю тот день, когда меня угораздило ляпнуть, что я хочу на Когтевран, поэтому сейчас приходится оправдывать репутацию. На самом деле я бы с большей охотой пошарахалась по улицам Литтл Уингинга, разбивая особо ушлым мальчишкам носы, но… тс-с-с, я этого не говорила (не хватало еще, чтобы все вокруг перестали меня считать приличной девочкой).

Хочу ли я встретиться с вами? Разумеется, хочу, вот только в ближайшее время обстоятельства мне вряд ли позволят (а к мистеру Грюму с просьбой отпустить меня из школы пораньше я не пойду, так как в присутствии данного сэра дрожу, словно лист осиновый, и стараюсь с обстановкой сливаться, кстати — не одна я). В школе у меня дела хорошо — тут постоянно тусуются авроры. Ребята веселые, всегда готовы поделиться с будущим коллегой опытом и лексиконом, особенно если кому-то из них случайно наступить на полу мантии (но тс-с-с, я этого не говорила).

Не беспокойтесь, мистер Блэк, со слизеринцами у меня проблем нет. Для большинства из них (представителей 1-3 курсов, в основном — те, что постарше, с мелюзгой вроде меня не связываются) были проведены ознакомительные открытые уроки на темы «где у человека печень», «что будет, если получить коленом в мошонку» и, конечно же, «что значит «болевой прием». Колдовать я, на первом курсе, сами понимаете, не умею, поэтому выкручиваюсь с помощью традиционных маггловских методов.

С квиддичем получилось случайно, хотя да, вы правы — в команду я на следующий год поступаю. И да — по поводу моей грубой игры в «Пророке» ни капли вранья — уж такая я есть, простите, что не белая и не пушистая. Считаю, что в нем, как и в любом другом силовом спорте, нытикам не место, отмазки вроде «я же девочка» не прокатят, а тем, кто считает иначе, лучше остановить свой выбор на шахматах — там точно ничего не сломают, разве что мозг вынесут ногами вперед…»

И все в таком духе на те же три листа А-4. Вроде бы как болтовня ни о чем, по делу ни слова, учитывая, что «по делу» лучше говорить с глазу на глаз. И вроде бы как ответила, дала понять, что как только освобожусь, так сразу и пообщаемся. В общем, никаких проблем и сложностей.

На зельеварении нервы у Дафны все-таки сдали — сразу после экзамена девочка залилась слезами и едва не рухнула в обморок в коридоре. Пока мы с Невиллом отвели ее в больничное крыло, пока посидели рядом… В общем, возвращались мы по своим гостиным поздно вечером, как водится — за пятнадцать минут до ужина, на который, впрочем, я не пошла, вместо этого отправившись к Северусу на отработку. Не сказать, чтобы это был шибко большой косяк, но на один из прошлых уроков зельеварения я здоровски опоздала из-за памятного разговора с Грюмом. А правила есть правила — не назначить мне отработку декан Слизерина просто не мог.

До подземелий я дошла без приключений и, дождавшись короткого «войдите», зашла в кабинет. В раковине меня дожидалась гора немытых стеклянных пробирок, а за столом — мрачный более чем обычно Северус.

Решив, что раньше сядешь, раньше выйдешь, я, не тратя времени на досужие разговоры, подошла к раковине и, открыв кран, принялась за свою работу. Спиной без конца чувствовала пристальный взгляд мужчины, но привычка постоянно находиться под прицелом чужих глаз заставляла к этому относиться намного более спокойно, чем следовало.

— Что-то случилось? — над ухом раздался голос. Его голос, но непривычно мягкий и бархатный какой-то. Я уже привыкла к ядовито-ледяному тону, который использовался все время в школе, и даже забыла, что он может разговаривать так. Мягко, участливо, заботясь и опекая. Я уже забыла, каким он может быть. Я уже не понимаю, какой он на самом деле…

— Ничего.

— Лили, не надо мне лгать, — мягкость переплелась с металлом. Мне явно дали понять: либо я рассказываю все как есть, либо все может кончиться ссорой. А все и так, и так кончится ссорой, поскольку характер Северуса я знаю очень хорошо. Достаточно хорошо для того, чтобы предугадать, куда именно он меня пошлет после того, как я выскажусь по теме.

— Скажи, а что ты будешь делать, если кто-то из девочек или мальчиков все-таки не выдержит твоего прессинга и шагнет с Астрономической Башни? — тихо произнесла я, поворачиваясь и глядя на него глаза в глаза.

— Что ты имеешь в виду? — он делает вид, что не понимает, или действительно не понимает? Лицо бесстрастное, руки не дергаются… Вот поди его пойми… Черт…

— То и имею. Я уже заметила, как ты себя ведешь с учениками. Ладно, черт с ним, что ты считаешь себя эдакой истиной в последней инстанции, венцом творения и так далее просто потому, что у тебя кое-что… Заметь, кое-что, а не все, получается лучше, чем у них. Но почему ты, видя, что у человека и так все из рук валится, вместо того, чтобы как-то ему помочь, становишься у него за спиной и начинаешь брызгать ядом, комментируя его действия и прилюдно осмеивая их? Почему ты, столько по жизни натерпевшийся сначала от своих родителей, потом от кодлы Джеймса Поттера, заставляешь других проходить через то же самое, только при других обстоятельствах? Ладно, черт с ним, я понимаю — ты не любишь детей, тебе не доставляет никакого удовольствия эта работа, но… Черт, давай я тебе грушу боксерскую подарю? Или, если хочешь, буду приходить к тебе перед занятиями, чтобы ты проорался всласть, выплеснул на меня свою злость и на занятия шел спокойный, аки удав? Ты просто… Ты понимаешь… Я даже слов не нахожу цензурных, чтобы это описать. Можешь сколько угодно говорить про то, что я лезу не в свое дело, что меня это не касается, что я должна быть благодарна тебе за то, что ко мне ты относишься так же, как к ученикам своего факультета и даже лучше, а значит — я уже по умолчанию только за это должна тебя уважать и любить, но…

Тихий смешок прервал мою сбивчивую тираду.

— Уважение действительно бы не повредило, Лили. Я твой преподаватель, и, надеюсь, ты понимаешь, что этот разговор я без внимания не оставлю.

— Понимаю. Извращайся, как можешь — моих воспитателей из детского дома тебе все равно не переплюнуть и по части назначения наказаний, и по части психологического насилия. Я из тех людей, в отношении которых полностью справедлива поговорка «все, что не убивает — закаляет». Ты тоже такой и отлично понимаешь, что я имею в виду. Но просто… Чем раньше ты поймешь, что не все такие, тем лучше. И тем меньше ошибок ты успеешь наворотить.

— Какое тебе дело до моих ошибок, Лили? Что ты вообще о них знаешь?

Да уж о чем не знаю, о том догадываюсь.

— Знаю, что пока что в отношении меня ты не совершил ничего такого, за что бы тебя стоило ненавидеть или презирать. И… Я просто надеюсь, что ты не будешь делать ничего подобного и впредь. Знаешь, у меня ведь не так много близких людей здесь, в этом мире, и ближе тебя никого нет. Я просто не хочу, чтобы ты натворил в итоге такого дерьма, о котором бы сам потом жалел. Я не хочу, чтобы ты натворил что-то такое, за что я тебя буду ненавидеть просто потому, что… Потому что терять близких людей всегда больно, и вдвойне больней — когда они не умирают, а скатываются на дно, становятся какими-то кончеными уродами и мразями… Я знаю, о чем говорю. Просто мне реально страшно. И за тебя, и за ребят, которые у тебя в подчинении. Сегодня все на грани, ходят по стеночкам, Дафну вон мы вообще в больничное крыло отвели после экзамена, половина пятого курса после СОВ тоже там окопалась, причем именно после зельеварения, странно, да? Я просто прошу тебя принять хоть какие-то меры до того, как произойдет какая-то чертова хрень, которую уже никакими усилиями нельзя будет исправить!

По завершении моей тирады Северус, не меняя выражения лица, несколько раз хлопнул ладонями друг о друга.

— Бурные апплодисменты, Лили — ты их заслужила. Ты даже не представляешь, как это странно смотрится, что…

— Что приютская крыса, которую родные родители кинули в мусорном бачке, вдруг заступается за благополучных детей богатых родителей, ты это хотел сказать? — я чуть выгнула левую бровь и сложила руки на груди.

— Я не… Я этого не говорил, — Северус крепко вцепился пальцами в столешницу за своей спиной.

— Но подумал. И еще бы немного — выпалил бы что-нибудь эдакое. А потом жалел бы, бегал, просил прощения… Не надо только сейчас строить из себя непонимающего ничего наивного простачка — я отлично успела изучить и твои реакции, и твое поведение.

Мужчина явно пребывал в замешательстве — вместо того, чтобы начать едкую препираловку со мной, он низко наклонил голову и глухим, отрешенным голосом спросил.

— И что же ты изучила?

— Не знаю, кто из родителей тебя постоянно колошматил, но это явно было на регулярной основе и в ненормированной дозировке. К тебе до сих пор если ближе, чем на три шага кто-то подходит — вздрагиваешь, как будто удара ждешь. Я видела такое у ребят, которые к нам в детский дом попадали после того, как их отбирали от родителей-ублюдков, которые превращали ребенка в боксерскую грушу. Ну, отсюда уже идут и другие особенности твоего характера. С людьми ты особо не сходился еще в детстве, ну да это понятно — встречают по одежке, ну и по манере держаться, а забитый мальчуган редко становится душой компании, скорей уж — мальчиком для битья еще и во дворе. А потом появилась девочка, которой вообще наплевать было на то, как ты выглядишь и держишься. Которая разглядела в тебе что-то более чистое, светлое и все в таком духе, после чего стала с тобой водиться. Дальше… Дальше школа. Компашка Поттера, который, надо полагать, за Лили ухлестывал еще курса с третьего и в тебе видел потенциального конкурента. Это только Лили в упор не замечала, что ты в нее втрескался по уши с самого начала, или же замечала, но старалась игнорировать, удерживая тебя во френдзоне и при этом по собственной глупости даже не делая попыток объяснить, что тебе ничего не светит. Ну, ты до какого-то времени надеялся, что все изменится, вот только изменилось все не в лучшую сторону. Лили вышла замуж за Поттера, а ты увлекся Темной Магией, причем капитально так увлекся. Настолько капитально, что связался с компанией Волан-де-Морта. Там тебя, надо полагать, сразу кровью повязали. Взяли пару раз на общее дело, после чего четко и популярно объяснили: все, пацанчик, мозги ты вовремя не включил, с нами засветился, если что-то вякнешь — на зону с нами, как соучастник, пойдешь, ну и все в таком же духе. Ну а потом… Я не знаю, что в конечном счете тебя привело обратно на так называемую «Светлую Сторону», но в итоге… Я вот, когда метку твою заметила и потом, после того, что в Лесу произошло, опознала, как знак Волан-де-Морта... Мне в голову приходило, что ты мог такого сотворить, чтобы тебя не тронули после того, как Волан исчез. Денег, как у Люциуса Малфоя, у тебя не водится… Подельников сливать? Ну так они бы тебе за такое горло вскрыли в темном углу еще лет десять назад… Думается мне, что «добрый дедушка» со своей привычкой манипулировать всеми, кем только можно, сделал из тебя эдакого «крота». Волан-де-Морт считал, что ты верен ему, Дамблдор же в свою очередь тянул одеяло на свою сторону, но судя по всему, до сих пор сторонники и тех, и других считают тебя «своим». Вон как Люциус с тобой здоровается, аж зубы сводит от его улыбочки, с какой это радости? А с такой, что он до сих пор считает: стоит только Волди вернуться, как ты примешься за старое наравне с остальными. Добрый дедушка решил держать тебя на всякий случай под рукой, ну и определил сюда преподавателем. Фатальная ошибка, надо признаться. Меня вообще удивляет, что в одной из лучших магических школ ни у одного, черт подери, профессора нет педагогического образования, а ведь даже в самую задрипанную маггловскую школу без соответствующего диплома не берут. В итоге… В итоге ты даже не знаешь, как подступиться к этим детям. Они тебе напоминают о не самом лучшем времени твоей жизни, с замком этим, опять же, столько всего связано… И в итоге ты просто привычно отыгрываешься на всех. Это у тебя защитная реакция, как у забитых злыми детьми домашних животных: ты уже не различаешь друзей и врагов, безобидных и опасных… Просто чувствуешь угрозу себе и сразу же выпускаешь большие такие змеиные ядовитые клыки… Так нельзя, Северус. И тебе лучше не будет, и народ с катушек того и гляди съедет. Я про Астрономическую башню сейчас абсолютно серьезно говорила, между прочим: первые предпосылки на суицидальные наклонности у некоторых прослеживаются прямо сейчас. Прямо в моих параллелях есть куча народу в группе риска, и если ты ничего не сделаешь и не изменишь… Я просто не знаю, что в итоге будет.

— Пошла. Вон.

— Неа, я пробирки еще не домыла.

Непонятно почему, но на меня нашло какое-то странное, безудержное веселье. Впервые в жизни пришло понимание: я не просто так в этой жизни, в этом мире, в этом теле… И, в конце концов, раз меня занесло сюда, почему бы не изменить хоть что-то к лучшему? Хватит ли у меня сил — неизвестно, но попытка того стоит.

— Лили, ты… — его голос предательски задрожал. Так, кажись, барьер пробили. Теперь дожать и… Либо отхватить по полной, либо спровоцировать подвижку в лучшую сторону.

— Грязнокровка? Приютская крыса? Уродка? Проститутка? Ах да, это слово ты еще вряд ли знаешь. Ты давай, высказывайся по теме, просвещай меня, я запомню и обязательно буду использовать в обиходе при подходящих ситуациях. А вообще, знаешь — словами ты меня не достанешь. Нет, ну правда — меня с детства какими только не называли прозвищами… Так скажем, до некоторых моих одноклассников тебе еще расти и расти. Так что можешь попытаться… Ну, не знаю, ударить? Это точно проймет. Сдачи я тебе вряд ли смогу дать — разные весовые категории и все такое.

Стук шагов за моей спиной. Стараюсь не втягивать голову в плечи, но все-таки дергаюсь. Рука Северуса дернулась по направлению ко мне. Спокойно, Юла! Можно подумать, ты не отхватывала никогда в табло! Да в секции исключительно в рамках тренировки один раз лучший друг нос сломал! Случайно, между прочим. Что ты, оплеуху от мужика не переживешь? Тем не менее, глаза я зажмурила, не знаю почему.

Дрожащая ладонь мягко провела по моим волосам. После этого Северус опустился передо мной на корточки и, положив руки на плечи, тихо произнес:

— Знаешь, я, может быть, и урод конченый, каким меня все считают, но уж руку на тебя никогда бы не поднял. Неужели я дал повод думать, что могу так… Что могу такое… Хотя да, если ты догадалась про Сама-Знаешь-Кого, то уж имеешь право меня черт-те кем считать.

После этого он встал и, больше ни слова не сказав, отправился обратно за стол. Закрывшись от меня стопкой пергаментов, он принялся что-то писать — видимо, проверял сочинения. Домыв пробирки, я прихватила стул и уселась напротив него за столом, после чего принялась говорить. Зная, что он меня слушает, но вроде бы как просто «для себя». И тот факт, что меня не перебивали, был скорей хорошим знаком, чем плохим.

Примечания:

Немного розовых соплей вам, детки!!!

Он медленно ходил между котлов и, наблюдая за учениками, прокручивал в голове слова Лили, с каждым разом находя все больше и больше подтверждений справедливости ее утверждений насчет детской психологии.

— Парвати Патил, ошибку можно исправить, если… — демонстративно не замечая руки сестры девочки, а также игнорируя хронических отличников-когтевранцев, Северус ждал ответа именно от этой гриффиндорки.

— Добавить на щепоть больше нарезанного корня мандрагоры и… И помешивать по часовой… нет, против часовой стрелки! — все-таки нашлась девочка.

— По часовой, Парвати Патил. Выполняйте.

На мгновение глаза девочки вспыхивают какой-то странной… радостью? И когда он отходит от котла, та неожиданно уверенно и четко берется за работу.

«Знаешь, какая самая большая проблема у некоторых близнецов? То, что родители заставляют одного равняться на другого. Допустим, в случае с теми же Уизли добиться этого нереально — слишком уж они одинаковые, но как быть, если ты — тот самый близнец-неудачник, которого без конца тыкают мордой, заставляя быть похожей на сестру? Как избежать насмешек, что ты тупая, в отличие от близняшки-когтевранки? Да все просто — надо показывать себя тупой, просто чтобы отстали, смириться с тем, что ты прежде всего Патил, причем эдакий придаток к сестре-умнице. Можно оставить все как есть, а можно дать девочке поверить в себя, показать ей, что все-таки, несмотря на то, что она до уровня сестры не дотягивает, это не делает ее человеком второго сорта или отщепенцем. Если ты будешь тем, кто это сделает… Так скажем, если не кумиром будешь, то очень близко к этому».

— Гринграсс, флоббер-черви выглядят немного иначе. У них такой же цвет, как у полосок на вашем галстуке, — бросив эту фразу, он тут же отходит от котла девочки, даже не оборачиваясь для того, чтобы узнать, как у нее дела. В похожем ключе выдает замечания и Невиллу Долгопупсу — мальчишка снова едва не запорол зелье. Ключевое слово — едва.

«Знаешь… От психологического насилия, конечно, следов на теле не остается, но как правило — его жертвы порой чувствуют себя хуже, чем те, кто подвергается насилию физическому. В основном это страшно потому, что психологический прессинг от родных родителей зачастую обходится без внимания… Ну, там, если ребенок не одет, не обут и с синяками, то его могут у родителей забрать, а вот таких затурканных — вообще нереально. Знаешь, у нас появилась девчонка одна в детдоме, когда я уже в седьмом классе была. Родители в автокатастрофе погибли, а других родственников нет. Даже кровать сама заправлять не умела, и нет — не потому, что не хотела, а просто… Просто не давали. Она не привыкла сама делать выбор и нести ответственность за свои поступки, она, подобно животному, не имела права голоса: все в семье решали за нее, а следовательно — у нее была атрофирована способность просчитывать ситуацию. Таким детям потом очень страшно жить самостоятельно, в случае чего. Или, например, оказаться вдали от родителей. Дома внушают, что «ты должен быть таким, как твои мама-папа-бабушка-двоюродная-сестра-внучатого-пра-пра-деда», там же без конца цокают языком, если ты не владеешь чем-то в совершенстве. Перспектива исключения из Хогвартса для обоих — смерти подобна, ведь в первом случае в негодование придет мать, во-втором — бабушка. Они не будут кричать и бить, о нет! Они просто будут смотреть как на кусок коровьего дерьма. И постоянно припоминать, что не вышло из ребенка человека. И пока нет уверенности в себе — малейшая насмешка может оказаться фатальной, заставить опустить руки. Но если поможешь, дашь совет и вспомнишь, что именно значит — быть настоящим учителем, то ребята раскроются, и ты сам удивишься тому, на что они, оказывается, способны».

— Лоботряс Уизли. Минус десять баллов с Гриффиндора и отработка вечером у мистера Филча. Возможно, танцы со шваброй отучат вас вертеться на моих уроках.

— Так точно, профессор, — рыжий мальчишка вздыхает и сокрушенно качает головой. Даже не пытается пререкаться, поскольку знает, за что именно получил.

«Ну что тут долго объяснять? В семье на данный момент пять несовершеннолетних оболтусов. Отец на работе в Министерстве, у матери же нет ни физических, ни финансовых возможностей заниматься тщательным обучением отпрысков. О Хогвартсе парень многое знает от братьев, причем знает по принципу «испорченного телефона». В отношении тебя он просто свято уверен, что ты снимаешь с «грифов» баллы только за то, что они «грифы», и как себя ни веди на твоих уроках, сколько ни старайся — все равно уйдешь с минусом баллов и двойкой в дневнике, образно говоря. По-хорошему, пацана с его характером вообще надо регулярно пороть. Разумеется, исключительно за дело. Но это самое «дело» надо ему все-таки объяснять. Ну и, естественно, не забывать хвалить, когда заслуживает. Рон очень простой — он отлично знает, что хорошо, а что плохо. И в данном случае здесь легко применяется метод дрессировки. Как с собаками, знаешь? Нагадил на ковер — получи по шее, выполнил команду — на конфетку. Короче, классический инструктор из военной школы из тебя запросто может выйти».

Он ходит по классу, заложив руки за спину. И отмечает одну абсолютно противоестественную вещь: спор он проиграл. Подчистую. Непонятно, откуда это все Лили известно, но она действительно ЗНАЕТ всех детей, которые присутствуют в ее параллели.

— Грейнджер, естественно! Превосходно! — с максимальным количеством яда в голосе произносит он. — Именно ваши волосы — это то, чего не хватает вашему зелью для придания нужной консистенции. Вы можете не стесняться и искупаться в котле целиком — уверен, что полученный результат будет достоин столь ожидаемого вами «тролля».

Тихий «ойк» — и Гермиона поспешно собирает волосы в конский хвост, умудряясь помешивать зелье, держа ложку… зубами!

— Вкусно, Грейнджер? — продолжает изгаляться он. — У нас новый способ зельеварения, оказывается. Пригодится тем из вас, кто все-таки лишится рук из-за своих неудачных экспериментов…

«Гермиона — девочка-кремень. Любит сложные задачи, прилагает все усилия для их решения… Если к задаче прилагается куча троллинга и ядовитых насмешек, то это не останавливает ее, а еще больше раззадоривает. Если хочешь получить лет через пять новую звезду зельеварения — обращайся с ней так, как обычно с Долгопупсом».

Звезду зельеварения он из Грейнджер делать не хотел, но совету Лили внял — принялся регулярно подначивать девочку на уроках, загружать ее дополнительными заданиями и подкидывать кое-какую дополнительную литературу. Теперь Гермиона в класс зельеварения буквально ломилась.

— Ричардс, как обычно, превосходно.

«Николь… Сама стабильность во всем. Ну, понимаешь, когда ты с детства гений, к этому привыкаешь и понемногу перестаешь воспринимать это как что-то необычное. Даже наоборот — необычность начинает очень сильно напрягать. Вот скажи — ты знаешь о том, что она перед тем, как поступить в Хогвартс, сдала экстерном всю школьную программу? Нет, не знаешь? Я так и знала, что не знаешь. И о том, что она уже тут заглотнула все учебники вплоть до четвертого курса, тебе тоже неизвестно. И про то, что она трехзначные числа в уме умножает круче калькулятора, ты не слышал. Понимаешь, она полная противоположность Гермионе, прямо зеркальная. Ей нравится учиться и узнавать что-то новое, но она не стремится демонстрировать всем свои знания и способности, ей это просто ни к чему. Для нее проще, если ее считают обычной, не выделяют из толпы. Когда ее хорошие оценки и успехи воспринимаются как само собой разумеющееся. В принципе, если ты не дашь ей это, то она реветь не будет, ну а если появится у нее возможность чувствовать себя в своей тарелке, ничем плохим это ни для нее, ни для тебя не обернется».

Он проиграл спор этой одиннадцатилетней девчонке. И теперь придется выполнять условия. Не сказать, чтобы он был против. Раньше… Раньше после уроков он каждый раз уставал, а сейчас почему-то нет. Вроде бы как и язвил не меньше обычного, и времени потратил немало на этих болванов. Но когда эти болваны покидали класс, откровенно таращаясь на него кто в недоумении, а кто — и вовсе в восхищении, он впервые почувствовал себя участником какого-то сумасшедшего эксперимента.

— Поттер, задержитесь, у вас еще отработка, — холодным тоном произнес он.

«Про меня… ну, про меня ты знаешь. В основном на слова я реагирую по принципу: «а Васька слушает да ест». По жизни я столько всего о себе слышала… Ведь, понимаешь, мало того, что детдомовская, дак еще и спортсменка, отличница… Ну, вроде как всегда на виду и все недоброжелатели коллективно ищут, к чему бы прицепиться. Ищут и не находят: внешность более чем приличная, мозги на месте, мышцы тоже. Драться с такой вроде бы как и страшновато — может ведь и дать разок сдачи так, что костей не соберешь, вот они и словами пытались достать с самого детства. Естественно, первое время были и обиды, и попытки выяснения отношений, ну а потом я поняла: пусть гавкают, а мне просто некогда на них внимания обращать. Собственно, поэтому у меня порой в друзьях люди, которые из-за своего языка ни с кем другим сойтись не могли, и от этой дружбы мы все выигрывали. Как-то пофиг мне — если человеку надо, пусть орет, скандалит… Физического насилия в отношении себя я не потерплю, а вот ор… Даже тех, кому стыдно за то, что мне говорят, жалко немного: им ведь реально не объяснить, что для меня их слова и попытки оскорбить — все равно, что бессмысленный набор звуков».

Ох уж он на ней отыгрался сегодня. Добрых полчаса стоял, комментируя каждое действие. Пока не заметил ехидную и какую-то язвительную улыбку. Только тогда он понял, что ей не просто «плевать» на подколки и язвительные комментарии в свой адрес — она еще от черного юмора кайф ловить успевает. Ну да, она же любит подобное, как он мог забыть…

— Итак, мистер Снегг, — Юла дождалась, пока выйдут из класса последние ученики, после чего замерла напротив него, уперев кулаки в стол и победоносно улыбаясь.

— Выиграла, выиграла ты. И дисциплина не полетела, и результаты лучше стали.

— Ну а я говорила тебе, что ни черта не полетит! Ты ведь не на шею себе садиться позволяешь, а просто по-человечески с людьми, а в ответ и они с тобой. В конце концов, наказание за дело ты РЕАЛЬНО можешь назначить, и им придется его выполнять, а вот как ты себя на уроках ведешь… вел…

— Сдаюсь, — он поднял руки вверх, едва заметно улыбаясь. Рядом с Лили он не мог не улыбаться — уж умела она разгонять тучи одним своим присутствием. — Ладно, уговорила. Метод твой я возьму на заметку.

— Ага, ага, и книжки какие-нибудь по педагогике почитай — полезная штука, между прочим. Слушай, а почему ты реально из школы не уйдешь? Тебе бы с твоими навыками и с вот этой вот жуткой способностью видеть каждое зелье насквозь надо было в аврорате работать, в токсикологии. Сразу бы раскрываемость повысилась, а все отравители перевешались от безысходности, ведь ты же по запаху или черт еще знает как определяешь, допустим, что за яд был использован или каким зельем пользовались… Вот как ты это делаешь? — восхищенные круглые глаза уставились на него с неподдельным интересом.

Девочка переместилась к груде грязных котлов и принялась привычно их надраивать. Физической работой ее было не напугать, и какова вообще была цель назначения ей подобных отработок, Северус понять так и не мог. Впрочем, в этот раз отработка «прилетела» от мадам Трюк за нарушение инструкций во время полета. Сама Лили, как она сказала, просто отвлеклась, но логично признала, что как ни крути, а косяк надо отрабатывать, поэтому и оказалась в очередной раз в домовых эльфах у Северуса.

— То же самое я могу спросить у тебя насчет твоей… сверхъестественной способности подмечать детали.

— Ну, это как-то… С фильмов началось, потом тот криминалист в школе милиции, а потом еще… Ну, не знаю.

— Это талант называется. Он либо есть, либо его нет. Сама ведь рассказывала: таких ребят, как ты, было по одному и то не в каждой вашей милицейской школе. Пять человек с правильными мозгами, а ведь просто людей, криминалистику изучающих, было намного больше.

— Ну да… Эх, теперь со своим талантом надо дожить до совершеннолетия и валить в аврорат. Слушай, Северус, а давай вместе махнем после моей школы на подходящую для нас обоих работу?

— Лили, не загадывай наперед.

— А что? Я серьезно. Представь, какая из нас шикарная парочка криминалистов получится. Взаимодополняющая и полностью укомплектованная. Я-то сама конкретно в токсикологии, сам понимаешь — дуб дубом, а вот психология и криминалистика — это явно мое. Берем друг друга в напарники — и спасайтесь, преступники, кто может…

Она что-то продолжала говорить, но он практически не слушал. Он думал. Думал о том, что будет на самом деле… даже не шесть лет спустя, а всего лишь после того, как Лили узнает ВСЮ правду про него. Хотя, даже того, что она знает уже сейчас, достаточно для того, чтобы сбежать без оглядки от Пожирателя Смерти, сверкая пятками. Сбежать! А не сидеть напротив, хохоча и что-то рассказывая, строя планы на будущее … Мысль о том, что Лили говорила сейчас всерьез, показалась ему настолько бредовой, что он тут же отшвырнул ее как можно дальше. Сейчас это было очень сложно воспринимать и обрабатывать. Видеть перед собой ребенка и каждый раз напоминать, что внутри на самом деле — взрослая женщина с абсолютно недетским взглядом на мир и на окружающих людей. Мысль о том, что он чем-то привлекает эту женщину, казалась абсурдной вдвойне.

— Спасайтесь, преступники… ну да, конечно. Я вот одного не понимаю: ты что, так и будешь демонстративно забывать, что я — такой же преступник?! Что на мне, если говорить понятным тебе языком, кровь ни в чем не повинных людей? Что я… Что ты, мы, что все это… — он замолчал, поймав какой-то странный взгляд зеленых глаз. Словно насмешливый… Или нет? Наоборот — какой-то слишком серьезный. Сейчас, кажется, в дело вступает Лилия Гладкова собственной персоной.

Все чаще он ловил себя на мысли, что видит подчас на ее месте разных людей. Реже всего это привычная Лили Эванс — признаться честно, от нее в ней остались только способности, внешность и отличительные признаки вроде той же любви к острым приправам. Чаще всего — так называемая Юла: в меру любопытный ребенок, вежливый, корректный и воспитанный, в общении с которым требуется придерживаться определенных норм и правил, памятуя о разнице в возрасте, делая скидку на это обстоятельство и именно на него списывая некоторую ребячливость, которая была свойственна той, что носила имя Лилиан Поттер. Ведь разве возможно попасть в тело одиннадцатилетней девочки и не демонстрировать детских же повадок? Реакцию и ребенка, и «своей» Лили он мог предугадать, верней сказать — знать, что за чем последует, но вот Гладкова была проще и в то же время сложней.

Первое, что понял Северус — ее просто нереально вывести из себя. Даже прямое физическое насилие над ней встречается потусторонним спокойствием. Только сверкнут зеленые глаза и сжатый кулак соприкоснется с челюстью обидчика, оставив хорошо, если просто синяк, а то и выбив пару зубов. После чего Гладкова развернется и, так же спокойно, ни слова не сказав, отправится восвояси по своим делам, сделав вид, что ничего не было. Даже более того — в следующий раз, встретив своего обидчика, она первой поздоровается с ним, как ни в чем не бывало. Что это? Незлопамятность или глупость?

— Во-первых, ты не такой же преступник, а свое получивший, как я могу понять. «Добрый дедушка» мне показался каким угодно, но не добрым и милосердным, скорей уж практичным. И раз ты на свободе — значит, так называемой «светлой стороне» свое отработал, а значит — дело прошлое, плюнули и забыли. В конце концов, есть такое понятие, как срок давности, смягчающие вину обстоятельства, добровольное сотрудничество со следствием и так далее, и все такое прочее. Во-вторых, если бы ты был преступником, то вместо того, чтобы без конца спасать мою задницу из неприятностей, мог бы, чисто технически, двадцать раз меня уже убить. Ну, или связать, заткнуть рот кляпом и поднести Воланчику в качестве приза от верного последователя. Но раз ты этого не сделал, значит — к преступникам тебя относить уже как-то… не то. В-третьих, так называемой «крови невинных людей» на тех, кто находится на стороне закона, подчас больше, чем на криминальных элементах. Не надо далеко ходить — того же Дамблдора взять, ну или Грюма. Ни один, ни другой не погнушались использовать непричастных людей для достижения своей цели, разве что второй, по крайней мере, не строит из себя белого и пушистого и прямо говорит, что ему от меня может потребоваться.

— Но ты не доверяла Дамблдору и не полностью доверяешь Грюму. Вместо этого ты водишь компанию с бывшим Пожирателем Смерти.

— Так фишка легла, — девочка равнодушно пожала плечами. — Ладно, мне пора бежать, а то пообещала увидеться кое с кем.

— Если не секрет — с кем именно? — уточнил Северус, уже зная ответ.

— Сириуса Блэка приняли в аврорат. Не иначе, как Грюм посодействовал. И в данный момент мой крестный уже находится на территории нашей школы. К тебе небольшая просьба. Уж не знаю, сколько там крови кто у кого выпил за время вашего школьного обучения, но… Давай ты не будешь возвращаться в детство? С него взятки гладки — и так не подарок был, насколько мне известно, да еще и Азкабан, а вот ты на рожон не лезь.

— Если он первым не полезет, — мрачно буркнул Северус, невольно сжимая руку в кулак. История, кажется, повторяется опять: появляется Мародер, и зеленоглазая рыжая девочка идет гулять с ним, оставляя мрачного и нелюдимого слизеринца в одиночестве. Мрачные мысли он от себя отогнал с трудом. Во-первых, глупо ревновать одиннадцатилетнюю девочку к кому бы то ни было, а во-вторых… Впрочем, ему для того, чтобы чувствовать себя не в своей тарелке, хватало и «во-первых». Вот за каким чертом Грюму вздумалось подсовывать Юле новую семью и этого чертова Блэка? Можно подумать, от него ей будет хоть какая-то польза… А можно подумать, есть вот прямо большая польза от него…

— Если полезет — это будет другой разговор, — все так же спокойно произнесла Лили, после чего подхватила свою сумку и, попрощавшись с Северусом, вышла в коридор.

На обед девочка не пришла, а чуть позже Северус увидел ее прогуливающейся рядом с Сириусом Блэком собственной персоной. Больше всего покоробило то, что Лили рядом с этим Блэком буквально вздохнуть не могла из-за постоянного хохота.

— Ладно, это еще что. Я тебе сейчас расскажу про дело, которое Марфи вел…

— Не надо… Пожалуйста… Ну я же всех привидений распугаю… — стирая с лица слезы смеха, пропищала Лили, закусывая кончик косы.

Тем не менее, Блэк начал рассказывать очередную смешную, на его взгляд, историю из аврората. Сам не зная, почему именно, Северус тихо следовал за этими двумя, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. С учетом того, что в коридоре никого не было, а рыжая и новоиспеченный аврор не особо-то смотрели по сторонам, задача была довольно простой. Вообще-то он собирался уйти через пять-семь минут, но именно в тот момент беседа приняла неожиданный (или вполне ожидаемый) поворот. Разговор зашел о нем. Причем начал его Сириус.

— Слушай, Лили, мне уже успели рассказать о том, что ты сдружилась с одним из здешних преподавателей…

— Ты про мистера Снегга? Да, есть такое.

— Я хотел бы…

— Сириус, а теперь слушай меня очень, очень внимательно. Потому что второй раз я все, что скажу сейчас, повторять не буду. Первое — я отлично знаю о том, что мой отец и мистер Снегг друг с другом, мягко говоря, не ладили. Предотвращая расспросы — нет, мистер Снегг намеренно ничего подобного мне не говорил и грязью вас не поливал: я узнала о ваших школьных годах и некоторых ваших особо мерзких проделках от ваших общих знакомых. Второе — мне наплевать на то, что было между вами в прошлом, а также на слухи про его связь с Волан-де-Мортом. Лично у него была масса возможностей прикончить меня или захватить живой, но он ими не воспользовался, а значит, по его поступкам можно с уверенностью утверждать, что зла он мне не желает. В-третьих, Сириус, профессор Снегг — мой друг. Самый лучший. Если говорить точней — ближе, чем он, у меня в этом мире нет никого и уже не будет. Если ты собираешься вымещать на нем свою злость или настраивать меня против него — сразу об этом забудь. Если намереваешься каким-то образом поссорить нас, то должна предупредить: в любом конфликте я буду на его стороне, а не на твоей. Потому что тебя я знаю без малого несколько часов, а его — почти целый год, и знакомство наше началось после того, как он спас меня от уродов-магглов, которые исключительно смеха ради издевались надо мной и запросто могли покалечить, а то и вовсе убить, если бы он не вмешался. Исходя из вышеперечисленного, подвожу итоги: я не заставляю тебя дружить с мистером Снеггом, поскольку не имею никакого на это права, но если ты хочешь продолжать со мной общаться, то тебе придется соблюдать нейтралитет по отношению к нему и оставить даже намек на попытки очернить его в моих глазах, поскольку в противном случае я развернусь, уйду и больше никогда не приближусь к тебе на расстояние ближе десяти метров.

Он был готов полжизни отдать за то, чтобы увидеть сейчас выражение лица Блэка. Судя по надолго затянувшемуся молчанию со стороны аврора — такого поворота событий он явно не ожидал.

— Кхм… Я тебя понял, Лили. Знаешь, иногда я абсолютно не понимаю, на кого из родителей ты больше похожа.

— Даю подсказку — единственный человек, на которого я похожа, отражается в зеркале, когда я туда смотрюсь, — шутливым тоном ответила девочка. — И, Сириус, по правде говоря, я и не особо стремлюсь походить на кого-то из родителей. То есть… Вот понимаешь, я знаю, что папа играл в квиддич и был ловцом, но сама я играю в квиддич и готовлюсь стать ловцом не потому, что таким был он или потому, что он хотел бы для меня этого, а потому, что этого хочу я сама. Или вот я знаю, что моя мама "шарила" в зельях круче однокурсников. Но получаю я «превосходно» по зельеварению не потому, что такой была она, а потому, что мне просто достаточно легко выполнять задания по этому предмету.

— Все с тобой ясно, — Сириус облокотился на перила моста и принялся смотреть вдаль. Лили же встала вполоборота и принялась расспрашивать Сириуса об анимагии. Эта тема ее, судя по всему, интересовала. Верней, интересовало, в какое животное она превратится, если станет анимагом сама. Северус догадывался, в какое именно, но по понятным причинам не торопился вмешиваться. Догадку высказал Сириус.

— Патронусом твоей мамы была лань, а у отца — олень. Джеймс был анимагом, как и я. Сейчас-то я, конечно, официально зарегистрировался, но до этого превращаться начал с пятого курса. Учиться начали все вместе на третьем, так что два года обучения — и будет из тебя, скорей всего, отменная лань.

— Фу! — презрительно выдохнула Лили, скривившись. — И стоит ради какой-то лани стараться?

— Кхм… — прокашлялся Сириус, после чего с недоумением уставился на девочку.

— Ну вот смотри. Собака — тут все ок. Размеры твои с твоих же слов я оценила, длину клыков тоже представила… Такую собаку можно выдрессировать так, что она может порвать человеку горло прежде, чем он оружие достанет. Вдобавок — в условиях маггловского города собака, пусть и большая, не произведет никакого фурора, то есть запросто может передвигаться по нужному маршруту. Если заблаговременно напялить на анимага ошейник, то есть дать понять маггловским службам по отлову, что пес «хозяйский» — то проблем вообще не будет. Никаких. Крысой, как Петтигрю, тоже было бы хорошо становиться. Драться, конечно же, вообще не вариант ни разу, но по крысе поди попади, она просачивается в любую щель и, вдобавок — так же, как и собака, встречается повсеместно, так что никакого удивления не вызовет. А вот лань… Ну сам посуди! Для хищников — стейк на ножках. Нет, можно, конечно же, и копытом вломить, но все равно против клыкастой и когтистой тварюги не повоюешь особо. Вдобавок — если пытаться в анимагической личине спрятаться в маггловском городе… Давай так тебе скажу: там не принято, чтобы по улицам дикие животные ходили — меня в личине зверя сразу же поймают и сдадут в зоопарк, а то и просто пристрелят, чтобы не возиться. Так что если я буду ланью, то лучше даже не пытаться… Понимаешь, Сириус, меня интересует, в основном, практичный подход. Согласись — учитывая, что меня однажды уже пытались прибить совсем не в шутку — это вполне целесообразно. Вот я и подумала, что если реально способна научиться превращаться за пару лет в какое-нибудь животное, то в определенных ситуациях это могло бы мне помочь или драться, или прятаться. Меня в равной степени устроили бы оба варианта, но абсолютно бесполезное с этой точки зрения животное в качестве ипостаси меня, увы, не интересует.

— Знаешь, есть одно зелье, которое может показать человеку его вероятную анимагическую форму. Если хочешь — я могу принести тебе и опробуем. Пара часов анимагической формы — это, конечно, мало для того, чтобы полностью понять, что к чему, но тебе, наверное, и этого хватит.

— Сириус… Ты правда можешь это сделать? — восхищенно уточнила у него Лили.

— Для тебя — все, что угодно. Тем более — не забывай, что я тебе еще должен подарок как минимум за день рождения в этом году. «Нимбус-2001» ты не хочешь — это я уже понял. Но… Слишком мало я тебя знаю, чтобы сюрпризы делать, поэтому, раз уж зашла речь, хочу спросить напрямую — что тебе подарить?

— Я и сама теперь могу купить все, что захочу. Ну, или почти все, в силу возраста и… — внезапно Лили замолчала. Резко остановилась посреди разговора и принялась наматывать кончик косы на палец.

— Ты что-то хочешь мне сказать, — тихо произнес Сириус. Его, надо полагать, как и Снегга поначалу, за живое цепляло сходство Лилиан и Лили Эванс. Впрочем, для него это было скорей приятным, чем болезненным и пугающим.

— Хочу, очень хочу… Слушай, я понимаю, что то, что я тебе скажу, сейчас покажется очень странным, возможно, страшным, но… Тебе ведь рассказали про то, что я стреляла в Волан-де-Морта из арбалета тогда, ночью? Как ты к этому относишься? Ну, то есть я, в одиннадцатилетнем возрасте, находясь в здравом уме и трезвой памяти, была готова убить человека, при этом даже сделала попытку совершить данное уголовно наказуемое, между прочим, деяние…

— Во-первых — я не считаю Волан-де-Морта человеком. Как по мне — он хуже животных, поскольку даже последние твари среди них не нападают на других ради забавы. Во-вторых — я понимаю, почему ты так поступила, и единственное, за что беспокоился раньше — это за проблему возможных угрызений совести лично у тебя. Но, смотрю, во взглядах на самооборону и возможности ее превышения мы с тобой поразительно похожи.

— Ты бы применил непростительное заклятие, если бы от этого зависела твоя жизнь или жизнь близкого человека? — судя по всему, Лили сейчас чуть прищурилась и смотрела на Сириуса исподлобья.

— Да, — ответил он.

— Хорошо. Теперь я объясняю тебе кое-что про себя.

На секунду Северусу показалось, что Гладкова сейчас возьмет и расскажет Сириусу всю правду о себе. Но девочка, оказывается, вовсе не собиралась этого делать. Вместо этого принялась говорить, на ходу переплетая правду с удобной ложью.

— Я выросла, как ты помнишь, с магглами. То есть об их технологиях и аспектах жизни имею намного больше представлений, чем о магическом. В ближнем бою я вообще чисто на рефлексах применяю рукопашку, а не магию.

— Я сомневаюсь, что твоих сил хватит, чтобы завалить кого-то вроде меня в рукопашном бою сейчас. Не та весовая категория, знаешь ли, — Сириус, судя по всему, торжествующе улыбнулся.

— Обычно так говорят все, кто больше меня размером, до того момента, как их яйца познакомятся с моим ботинком, — фыркнула Лили. Сириус заржал, как конь и, протянув руку вперед, потрепал девочку по голове «против шерсти», немного растрепав до этого аккуратно уложенные в косу пряди. Заколка тут же пришла в действие, перебравшись на голову хозяйке и по новой создавая приличную прическу. Тем временем, Лили продолжала говорить. — Конечно, если нападавших двое или трое, или если он один, но прекрасно знает, на что я способна, и не купится на беззащитный вид, то дела мои будут плохи, но все же — у меня даже с голыми руками шансов больше, чем с палочкой покамест. Вот только есть одна загвоздка — я хочу, чтобы можно было при желании драться чем-нибудь на дальнем расстоянии. Ну, с арбалетом ведь у меня неплохо получилось, сам рапорт читал, вот я и подумала…

— Тебе подарить арбалет? — спокойно перешел к делу Сириус.

— Не-а. Пистолет. И патронов побольше, естественно. Лучше всего — что-нибудь из последних "браунингов". Я бы с удовольствием купила его себе раньше, но есть несколько проблем: я не достигла подходящего возраста, у меня нет разрешения на ношение оружия, а моих магических способностей, увы, недостаточно для того, чтобы получить оружие каким-либо обманным путем.

Сириус пообещал ей, что непременно выполнит ее просьбу. Они договорились встретиться и поболтать вечером, после чего Лили направилась в сторону гостиных, а Блэк некоторое время стоял на мосту, глядя вдаль и не двигаясь с места. Этого времени Северусу хватило для того, чтобы уйти незамеченным.

Немного коробило, что некоторые вопросы вроде поиска маггловского оружия она предпочла решать не с его помощью, верней сказать — совсем про них не обмолвилась. С другой стороны — у Блэка действительно было больше возможностей для того, чтобы достать маггловское оружие. Кроме того, все неприятные ощущения компенсировала одна единственная фраза, которую девочка произнесла во время разговора с Сириусом:

«…ближе, чем он, у меня в этом мире нет никого и уже не будет».

Трепыхая крыльями, я старалась как можно аккуратней маневрировать, чтобы не зацепиться когтями или крыльями за головы проходящих внизу учеников. Коридор в подземелья сейчас казался неестественно большим и вдобавок — в этот раз мне приходилось передвигаться по нему не пешком, а иным способом.

Изредка встречающиеся мне слизеринцы никак не реагировали на очередную сову, так что до кабинета Северуса я добралась без приключений. И тут возникла первая неувязочка. Дело в том, что моя анимагическая ипостась не предусматривала ни рук, ни ног, ни копыт… Разве что клюв. Собственно, именно клювом я и принялась стучать в деревянную дверь, но на последнем стуке произошло непредвиденное — мой клюв соскользнул, оказался в едва заметной щели, да там же и остался. Именно в этот момент Северусу надо было открыть дверь. Клюв хрустнул, и я с громким воплем боли шмякнулась на пол. По ощущениям — как будто мне сломали челюсть. Верней сказать — даже больней, поскольку если бы мне челюсть сломали, то я бы смогла приподняться, а так лишь беспомощно дергалась, мысленно умоляя всех известных богов, чтобы Северусу не вздумалось поступить со мной, как некоторые поступали с проштрафившимися животными, а именно — наподдать хорошего пинка и выкинуть из кабинета.

— Вот глупая птица, — Северус довольно небрежно, но безболезненно поднял меня в воздух при помощи магии. Именно в этот момент я открыла глаза и приветственно помахала ему лапой.

— Лили? — стоило мне кивнуть, как его глаза тут же округлились, голос потеплел на пару тонов, а прикосновения вдруг стали очень нежными и бережными. — Я убью Блэка. Это он тебя надоумил по Хогвартсу совенком летать? Это же опасно! В конце концов, тебя запросто могли затоптать твои же товарищи по учебе или замучать какие-нибудь мелкие садисты…

Бережно усадив меня на стол, он кинулся к шкафчику с зельями, и в следующий момент на мой многострадальный клюв была каким-то немыслимым образом наложена повязка.

— Будет больно, — предупредил меня он, садясь напротив и осторожно поглаживая пальцами по голове. Собственно, у нас с ним были разные понятия о том, что такое «больно». Как по мне — «Костерост» это ни черта не больно. Неприятно — да, но не больно. Больно — это когда из глаз искры летят. Нос ломать было больно. Клюв сейчас — тоже больно. А вот заживляющее зелье — это уже как-то не особо.

Я кивнула и, вскочив на ноги, прошлась перед ним по столу, несколько раз обернувшись вокруг себя. При этом я умудрилась запнуться и едва не грохнуться всем тем же многострадальным клювом вниз, но Северус вовремя подхватил. И, кажется, понял, что я хотела до него донести своими жестами.

— Красивая. Очень милый рыжий зеленоглазый совенок. Только клюв куда попало больше не суй.

Я принялась мотать головой, насколько это было возможно, после чего попыталась изобразить произошедшее со мной в пантомиме. Удивительно, но Северус и сейчас меня понял.

— По доске больше не стучись. Если что — бей по ручке или… В принципе, я могу для тебя сделать маленькую дверь, как для кошки… Хотя… Это ведь неактуально, учитывая, что до анимагии тебе еще расти и расти.

Я топнула ногой по столу и отчаянно замотала головой. После чего показала лапой на пустой пузырек из-под зелья, снова помотала головой и крылом провела по горлу.

— Да ладно… Быть этого не может, — потрясенно уставился на меня зельевар. — Две недели на освоение ипостаси анимага? Да на это как минимум несколько месяцев тратят, ведь…

Я помотала головой, после чего принялась думать, как бы мне сказать то, что я намеревалась. Подскочив со стола, я развила бешеный темп деятельности, принявшись летать между полкой с книгами, показывая на них лапой, демонстрируя жест читать и пытаясь приложить крыло «к фуражке». К чести Северуса — ему на осмысление этой пантонимы понадобилось всего семь минут.

— Понял. Про животных читала, дополнительно уже здесь ознакомилась с их анатомическим строением, ну а человеческое по долгу службы более-менее знала, а следовательно — четко понимала, что во что трансформируешь.

Я ухнула и, попытавшись отмотаться от повязки с клюва, снова приземлилась на стол.

— Знаю, знаю, все уже срослось. Пожалуйста, не дергайся — я сейчас ее сниму. Вот и все. Теперь можешь превращаться в человека и… Лили! Лили, стой! Лили, что ты делаешь!!! Лили, немедленно прекрати…

А что Лили?! Лили бьется головой об все тот же стол, а следом — об плечо единственного человека, который может ей помочь вернуться обратно в человеческий облик. Проще говоря — Лили перед тем, как превращаться «туда», не подумала над тем, как будет перекидываться «обратно». Собственно, именно тут меня и прорвало на истерику. Наверное, если бы кто-то зашел в этот момент в кабинет, он бы крайне удивился, увидев интересную картину: сидящий в полном афиге за столом профессор зельеварения, а рядом на столе — ревущая в три ручья рыжая сова с зелеными глазами.

Из-за своих экспериментов я в итоге оказалась в больнице святого Мунго. То ли что-то было не так с заклинанием, то ли не так что-то было со мной (что наиболее вероятно). Что самое обидное — в палате меня заперли в клетку! В клетку!!! Уроды!!! Пусть и в комфортабельную, но все же… Все же…

Я ведь не гадила где попало, не пыталась сбежать из больницы, я даже, черт подери, к врачам всегда первой подлетала. Уже на второй неделе моего пребывания в этой чертовой больнице медики, при мне обсуждавшие результаты моего превращения, поражались тому, что я не деградирую, как семьдесят процентов анимагов. Черт, да если бы я только могла говорить, то я бы разговаривала!!! А так — писала мелом на небольшой доске. Удерживать кусок в лапах было сложновато, но я так старалась отвечать на вопросы, чтобы помочь магомедикам вернуть меня в человеческий облик, но вместо этого они… Они…

Ни Северуса, ни Сириуса ко мне не пускали. Даже Грюму дали от ворот поворот. Я слышала, как он приходил, как пытался добиться того, чтобы его пустили ко мне в палату, требовал у врачей соблюдения каких-то правил Министерства, но ему так и не удалось попасть ко мне.

Усугублялось все тем, что мантию-невидимку Северус вернул мне как раз за пару дней до моего «успешного» эксперимента с анимагией. Черт же дернул меня практиковаться в пустом классе без свидетелей! Сириуса нельзя было дергать с дежурства (а иначе он бы наверняка пришел бы мне помочь по первой моей просьбе и надоумил бы, как избежать проблем с превращением), Северусу я хотела показать именно конечный результат. А со стороны друзей боялась разглашения моей тайны, ведь мне как бы еще не положено тренироваться на анимага… Да и желания регистрировать свою ипостась в Министерстве официально у меня пока что не было. А сейчас что? Сейчас, в итоге, все равно придется это сделать, когда меня расколдуют… Если расколдуют…

Сидя ночью на жердочке в гребаной клетке, я мрачно таращилась на бифштекс, который должен был стать моим ужином, и мысленно снова и снова укоряла себя в редкой недальновидности и непредусмотрительности. В этот момент рядом с клеткой появилась какая-то рябь, и в следующий момент рядом с ней возник высокий темноволосый человек с черными глазами. В его руке была волшебная палочка.

— Алохомора, — тихо произнес он, направив палочку на замок моей клетки.

«Северус!!!» — с мысленным радостным воплем я кинулась в его протянутые вперед руки, прижимаясь всем телом и издавая звуки, похожие на радостное курлыканье. В этот момент правая половина головы раскололась от боли, а лицо крепко и неожиданно больно схватившего меня человека начало преобразовываться на ходу. Секундой спустя оно все меньше стало напоминать человеческое. Синюшное, без носа, с узкими синими губами и ярко-красными глазами. Эти глаза я сразу же узнала — именно их мы видели в воспоминаниях Лили Эванс. Последнее, что я запомнила перед тем, как провалиться во тьму — эти глаза вдруг оказались совсем близко.

Было понятно, что меня вырубили специально, да еще и при помощи какой-то магии, но когда я снова «включилась», возникло ощущение, что прошло каких-то минут пять. На самом деле, наверное, больше. А может и меньше.

— Девочка, которая выжила. Надо же. Добраться до тебя было сложней, чем я ожидал.

Это был он. По крайней мере, мне об этом красноречиво напомнил мой шрам, который болел точно так же в лесу. Что у нас в сухом остатке?

Я — связанная по рукам и ногам. Напротив меня — Волан-де-Морт собственной персоной. За его спиной — четверо людей в балахонах и с серебряными масками на лицах. Из отрицательных моментов я перечислила все. Из положительного в наличии имелся только тот факт, что я все-таки превращена обратно в человека. Попытка осмотреться по сторонам ни к чему не привела — единственным источником света была щель высоко на потолке, которую и окном-то можно было назвать с натяжкой. «Окно» это было основательно запылено и затянуто паутиной, так что… Так что дальше ближайших пары метров мне рассмотреть ничего не удалось. Но по напольному покрытию, на котором я сидела, верней, полулежала сейчас, было понятно, что я больше не в больнице Святого Мунго. И не в Хогвартсе.

Реплику я предпочла проигнорировать, поскольку любой разговор без прямого приказа похитителя мог окончиться для меня плачевно. Сейчас он диктовал условия, увы. А я только и могла, что изучать серебряные маски уродов, ну и заодно — любоваться фактически змеиным лицом Волан-де-Морта.

— Молчать предпочитаем, значит? — темный волшебник задумчиво провел палочкой по моему шраму, откинул со лба выбившуюся из косы прядь волос и, в очередной раз усмехнувшись, продолжил. — Ладно, молчи. А пока что я тебе кое-что расскажу. Видишь ли, девочка, этот недалекий старик весь учебный год прятал в вашей школе философский камень. Ты ведь знаешь, что это такое?

— Вещество, которое превращает любой материал в золото, а также служит одним из основных ингредиентов для эликсира бессмертия. Изобретен Николасом Фламелем более шести веков назад, — тихо произнесла я. В книгах о философском камне я читала, вот только понятия не имела, что эта хрень хранится у нас в школе за семью замками. Теперь понятно, почему Квиррелл так старался его добыть. И, кажется, я понимаю, для кого именно. Судя по всему, я, сама того не ведая, умудрилась как минимум дважды перейти дорогу местному криминальному авторитету. Впаялась, что называется, по самые уши.

— Ты умней, чем кажешься, — сделал мне сомнительный комплимент Волан-де-Морт, после чего перешел сразу к делу. — Теперь о главном. Этот философский камень спрятан там, впереди. Вот только есть одна проблема: старик и учителя Хогвартса установили ловушки, пройти часть которых можно только с твоей помощью. И сейчас от твоего ответа зависит твоя жизнь, маленькая девочка-которая-выжила.

Серебряные маски за его спиной паскудно расхохотались. Что интересно — Малфоя среди них не было, уж его бы я узнала по голосу и по смеху. Тем временем Волан-де-Морт прижал кончик палочки к моей шее и, наклонившись ко мне, обдал запахом гнили изо рта. Фу-у-у-у… Зубы-то надо чистить. Хотя бы иногда…

— Итак, я жду.

— Если я помогу вам добыть философский камень, вы меня отпустите?

— В этот раз — да, — прошипел темный маг.

Не отпустит. Как пить дать не отпустит. Но у меня есть выбор — сдохнуть сейчас или попытаться потянуть время и, улучив момент, смыться с глаз долой.

— Хорошо, что мне надо делать? — вздохнула я, стараясь не глядеть в алые глаза, чтобы не провоцировать субъекта на агрессию. План пока что был один: улучить момент и смыться отсюда. А еще можно было… Цепочка «Драко-Северус» сама по себе сформировалась в моей голове, теперь надо было лишь улучить момент для того, чтобы позвать к себе призрака. В облике совы у меня этого сделать не получалось по вполне понятным причинам — я не могла выговаривать слова. А вот сейчас… Надо только выгадать момент и продержаться до тех пор, пока мне не придут на помощь. Само собой разумеется, я даже не знаю, где именно нахожусь, но Драко ведь узнает, если я его притяну… Если только на месте, где мы находимся, не установлена какая-нибудь мудреная «противопризрачная» защита вроде той, что использует Северус.

Тем временем темный волшебник осклабился и, магией разрезав на мне веревки, принялся ждать, пока я поднимусь на ноги. Впрочем, помня об отыгрываемой роли, я не спешила выполнять нужное ему действие и принялась страдальчески постанывать, разминая руки и ноги...

— Ну что там еще? — сквозь стиснутые зубы процедил Волан-де-Морт, в то время как его последователи дружно взяли меня на прицел волшебных палочек. Моя, кстати, была в руках у Волан-де-Морта — он сразу же ее вытащил из кармана моей мантии. Еще одна палочка — та самая, которая принадлежала Лили Эванс, была спрятана мною за голенище высокого ботинка и, слава Мерлину, Волан-де-Морту в голову не пришло прощупать меня на предмет второй палочки. Впрочем, пока что она мне все равно ничем не сможет помочь — против четверых взрослых волшебников первокурснику, как ни крути, не выстоять. Даже если я по большой удаче убью «Авада Кедаврой» одного, то меня разметелят на кусочки все остальные.

В том, что я смогу применить убивающее заклятие, сомнений не было. Основное свойство и «Круциатуса», и «Авада Кедавра» заключается в том, что использовать их может только человек, который действительно хочет причинить боль другому или убить. Захотеть именно причинить боль я, может, и не смогу — мне никогда не доставляло радости наблюдать чужие мучения, пусть даже это были мучения моих врагов. Я вообще против именно причинения боли ради самого процесса. Боль воспринимается как способ остановить или запугать, чтобы ко мне не лезли — это было актуально с некоторыми однокурсниками, которые пытались меня донимать, а также с мальчишками во дворе, ребятами из детдома и просто случайными людьми, которые стремились меня облапать или ударить в прошлом. С Волан-де-Мортом и его приспешниками это, увы, не сработает, поскольку причинение им боли останавливающим фактором не послужит, а значит — с точки зрения моего самосознания и мировосприятия, желать причинить им боль — занятие бессмысленное. То ли дело убийство!

Убийство — это крайняя мера, да. Убийство — это раз и навсегда, без возможности исправить содеянное, наладить мир с человеком. Подняв палочку и произнеся два слова, я больше никогда не увижу этого человека, возможно даже — понесу наказание за совершенное действие. Но если Азкабан окажется действительно таким плохим местом, как про него говорят, то умереть я успею всегда, а пока передо мной стоит выбор, жить мне самой или убить врага, никаких колебаний по этому поводу с моей стороны не будет.

Мне сразу вспомнилась лекция Игнат Савельича по этому поводу. Он был человеком страшным даже по полицейскому представлению, и его методы еще во время работы в милиции были, мягко говоря, далеки от понятий «гуманизм», «человеколюбие» и «всепрощение». Он приучил меня к трем правилам. Первое — всегда ждать нападения и никому не доверять. Второе — использовать для самообороны любое оружие, поскольку порой проще подхватить со стола пепельницу и опустить ее на голову стоящему рядом оппоненту, чем доставать из кобуры пистолет. И третье — для успешного применения первых двух правил я должна была раз и навсегда запомнить: в случае вооруженного конфликта между мной и другим человеком я стану либо жертвой, либо убийцей. И роль жертвы-трупа меня никогда не прельщала.

— Поттер, я тебя третий раз спрашивать не буду…

— У меня ноги затекли, и руки тоже, — буркнула я, демонстративно растирая конечности «плохо слушающимися» руками. Конечно, на самом деле степень их онемения была далеко не такой серьезной, как я демонстрировала, но Волан-де-Морт об этом знать не мог.

— Повелитель, я думаю, что пара круциатусов укажут девчонке на ее место. Позвольте мне... — слащавым голосом начал незнакомый мне высокий тип. К сожалению для него, я уже поняла, кто здесь хозяин, и перед его шавками выплясывать не собиралась, тут же огрызнувшись.

— Да хоть пара «авад», идиот! Ты хоть знаешь о том, какие нарушения кровообращения провоцирует длительное связывание и нахождение без движения? Хоть убей меня тут прямо сейчас, но если я не могу пока что идти, то это значит — не могу, и никакими «круциатусами» это не поправишь.

— Ах ты дрянь… — волшебник было взмахнул палочкой, но прежде, чем он сказал хоть слово, Волан-де-Морт наотмашь ударил его по лицу. После чего кивнул самому здоровому на вид и произнес:

— Неси девчонку.

Тот, надо полагать, был не в восторге от перспективы тащить на руках тридцать килограмм моей «массы нетто» плюс шмотье и ботинки, но спорить с «Повелителем» не посмел. Пока он меня нес, я занималась тем, что «возвращала чувствительность конечностям», то есть дергалась и дрыгалась не переставая, что существенно затрудняло переноску. Но мой невольный носильщик стоически это терпел. А самому Волан-де-Морту было, судя по всему, абсолютно наплевать на то, какие неудобства испытывает его подчиненный.

Мы шли по извилистым каменным коридорам больше часа. Это был или Лабиринт Минотавра в реальности, или что-то очень похожее. Временами идущий впереди Волан-де-Морт останавливался и что-то бормотал, проводя волшебной палочкой перед собой. Иногда он заставлял идти впереди кого-то из своих последователей, но меня, что закономерно, оставлял в самом тылу сначала на руках носильщика, а потом, когда я «смогла идти самостоятельно» — под присмотром и прицелом все того же носильщика.

Имен и фамилий своих последователей он не называл, но они периодически подавали голос, что давало возможность для опознания в будущем. Путь по лабиринту отнял у нас немало времени, а у меня — еще и сил (как физических, так и моральных), но Волан-де-Морт уверенно вел нас вперед. Решив подспудно выяснить у него, чего именно ждать, я решила начать диалог.

— Как говаривал Драко, надо было заранее попросить у кого-нибудь карту, — рядом тут же возникло ощущение сквозняка, а невидимый Драко, появившийся, как только я произнесла его имя, тихо прошептал мне на ухо «жди» и снова исчез. Я тем временем начала разговор с темным волшебником.

— Э… Мой лорд? — когда я к нему так обратилась, то Пожиратели Смерти замерли соляными столбами, а сам Волан-де-Морт, поворачиваясь ко мне, прятал на ходу довольную улыбку. — А после этого жуткого лабиринта что впереди?

— Мой лорд, осторожней! Эта дрянь наверняка намеревается сбежать, — принялся лебезить мой давний противник.

— Заткнись, — пренебрежительно бросил ему Волан-де-Морт, после чего обратился ко мне. — Я думаю, что ты сама догадаешься, что нас ждет, если я тебе скажу, что все ловушки, охраняющие философский камень, ставили твои учителя. Не приходят в голову идеи?

— Хм… — я сделала вид, что задумалась. На самом деле — исподлобья изучала идущего впереди меня Воланчика и пыталась предугадать его реакцию и, заодно — свой будущий ответ.

Решение пришло практически сразу. С учетом того, что половину ловушек наверняка прошел Квиррелл, а об остальных сам Воланчик наверняка мог догадываться, поскольку в свое время учился в Хогвартсе и имел дело с большинством наших учителей, а следовательно, мог предположить, что именно от них ждать. И, вдобавок, нам предстояло с этими ловушками встретиться через некоторое время, а раз Волан-де-Морт готов к этому, то… В общем, как бы то ни было, а если я умолчу о своих умозаключениях, то это спровоцирует лишние подозрения в мой адрес.

— А кто именно ставил ловушки? — уточнила я, решив упростить себе задачу.

— Хагрид, Стебль, Флитвик, МакГоннагалл, Квиррелл, Снегг и Дамблдор.

— Хагрид сто процентов посадил какую-то тварь. По его мнению, чем больше размеры и зубы, тем лучше. Стебль сделала то же самое, но с растением — у нее в оранжерее полно всякой дряни, которая человека заглотнет целиком и не поморщится… Флитвик… Ну, тут наверняка какое-то испытание с заклинаниями. МакГоннагалл наверняка устроила испытание, связанное с трансфигурацией и чтобы мозги включить. Квиррелл… Меня вот удивляло, как в школу пробрался тролль, если там на всех дверях замки чуть ли не с меня размером, да еще и магией зачарованные — видимо, тролль был по его части. Или по Хагридовой? Хм… Если тролль у Хагрида, то про Квиррелла я не знаю тогда. Профессор Снегг, надо полагать, поставил ловушку, которая заставляет выбрать из десяти зелий одно нужное и выпить его, чтобы пройти дальше, при этом «ненужные» зелья наверняка представляют собой отраву, от которой любой свои кишки выблюет… Насчет старого хрыча… Тут уж я ничего не знаю. Он слишком мутный для того, чтобы понять, что у него на уме.

— Ты, надо полагать, многое знаешь о Дамблдоре, — неожиданно голос Волан-де-Морта стал тихим и словно бы ласковым. Настолько, насколько вообще может быть ласковой ядовитая змея.

— Если вы о том, что именно он убил Джеймса Поттера — то да, я об этом знаю. А еще знаю, что именно благодаря ему я оказалась под опекой у семейки сволочных магглов, которые десять лет издевались надо мной, как только душа желала, — я постаралась добавить в голос немного возмущения и горечи. И, судя по реакции Волан-де-Морта, у меня это получилось. Кивнув своим последователям идти на два шага позади нас, он взял меня за руку и повел за собой, как, наверное, любящие отцы ведут родных детей. Вот только я ни на секунду не забывала, что из последнего алкаша получится лучший отец, чем из этого психически неполноценного морального урода.

— Тебе много пришлось натерпеться от магглов, надо полагать. Скажи, неужели они достойны жизни? Неужели так и не останутся отмщенными твои слезы и твоя печаль? И неужели истинный виновник того, что ты осталась без семьи, так и останется близким тебе человеком, а ты — в полном неведении о его поступках?

— Вы сейчас о чем? — я попыталась было выдернуть свою руку и оступить на шаг назад, потому что догадалась, про какого человека Волан-де-Морт вел речь.

— Знаешь, я ведь не хотел их убивать. Твоих родителей. Про то, что Джеймса убил Дамблдор, ты и сама знаешь, а что же насчет Лили… Ее смерти хотел совершенно другой человек. Человек, которого она предала. Человек, который ее любил, но любовь эта превратилась в ненависть, когда твоя мама выбрала себе в мужья Джеймса Поттера. Давнего врага этого человека. И тогда он отомстил. Я искал для одного ритуала ребенка, рожденного в июле. И именно Северус Снегг назвал мне твое имя.

— Нет… Нет, не может быть, вы… Вы врете! — я всхлипнула и слезы заструились по щекам. Волан-де-Морт остановился и опустился на корточки напротив меня, положив руки мне на плечи.

— Мне нет смысла врать, Лилиан Поттер. Более того — я могу помочь тебе вернуть все, чего тебя лишили. Могу помочь тебе совершить отмщение всем, кто виновен в твоем голодном и нищем детстве…

Ну, про голодное он загнул… Лилиан, конечно, подвергалась со стороны тетки моральному прессингу, ее не баловали всякими вкусностями, новой одеждой и игрушками, но пожрать давали. А если бы не выебывалась и разобралась, как себя вести с «родней» — оказалась бы во вполне приличных условиях, как я в итоге.

— Как? — я грустно шмыгнула носом. — Маму и папу вы не вернете, как бы этого не хотелось, а…

— Глупый ребенок… Философский камень может дать такие возможности, которые и не снились обычным магам. И если ты согласишься принести мне непреложный обет, то я с радостью помогу тебе обрести все утерянное.

— Непреложный обет? — я шмыгнула носом и уставилась на Волан-де-Морта полными слез глазами. — Но я не умею… То есть, я слышала о том, что это такое, но я не знаю, как это делается.

Длинные холодные пальцы провели по моей щеке, стирая слезы. Взяв меня за подбородок, Волан-де-Морт тихо и спокойно произнес:

— Тебе и не нужно будет ничего делать. Только говорить. Ну так что? Ты согласна принести мне клятву верности и занять свое место в моей свите?

— Если вы мне действительно поможете…

— Темный Лорд всегда сдерживает свои обещания.

Угу, угу, а я — мисс Вселенная две тысячи шестнадцать. Тем не менее, я кивнула. Назад дороги не было. Тем более, немедленный отказ означал мою же немедленную смерть, а согласие давало возможность побарахтаться. Тем более, что прямо сейчас он меня не будет заставлять пытать магглорожденных волшебников: всего-то нужно произнести пару слов.

— Ты, — он кивком приказал своему подчиненному. — Иди сюда. Будешь свидетелем. Дай мне свою правую руку, Лилиан.

Я послушно протянула ладонь вперед, и ее тут же схватил Волан-де-Морт. Судя по тому, как тряслись его пальцы, он сам не верил в свою удачу. Мда… Психика там гнилая, причем абсолютно.

— Лилиан Поттер, клянешься ли ты сделать все, чтобы помочь мне добыть философский камень?

— Клянусь приложить все усилия для того, чтобы он оказался у вас в руках, мой Лорд.

— Клянешься ли ты служить мне верой и правдой до самой смерти?

— Я клянусь служить вам, пока смерть не разлучит нас, Повелитель, — произнесла я.

И все. По нашим сомкнутым рукам пробежало красноватое пламя и обвилась бело-красная нить. Непреложный обет был принесен. Первым поднявшись с пола, Волан-де-Морт протянул мне отобранную ранее волшебную палочку и, кивнув одному из слуг идти первым, пошел рядом со мной.

Разговоров больше не было. Впереди нас ждали испытания по поиску философского камня. Ситуация обернулась тазиком с застывающим цементом, в котором я увязла обеими своими ногами. Впрочем, вечер еще не наступил.

— Снегг, дементоры тебя забери! Это ты ей подсунул ту чертову книгу?! — дверь в кабинет распахнулась, слетев с петель, и в кабинет Северуса влетел Сириус Блэк собственной персоной. К счастью для них обоих, Северус первым делом расслышал не обвинения, а фразу про книгу, и прежде, чем Сириус успел сказать хоть слово, тихо и вкрадчиво произнес:

— Если книгу, по твоему разумению, дал ей я, то почему сама Лили свято уверена в том, что это — твой подарок? Я, знаешь ли, успел ее расспросить перед тем, как ее забрали целители.

— Мой? — весь боевой задор с Блэка сразу слетел. — Я действительно отправил ей книгу, но это совсем другая! Вот, смотри! — перед Северусом на стол хлопнулся тяжеленный старый фолиант. — Здесь же куча ошибок и нет моих заметок на полях страницы! Я специально их оставлял для того, чтобы она быстрей разобралась, что к чему, и вдобавок — смогла избавиться от мелочей вроде клюва или птичьих крыльев, если после обратного превращения останутся…

— Стой, — Северус внутренне похолодел, когда понял, что именно напоминает ему эта ситуация. — Это уже было.

— Что именно было, Нюн… Снегг? — Сириус все еще был на взводе, но предпочел впервые в жизни прислушаться к доводам разума.

— Лили выманили к астрономической башне письмом якобы от меня. Дамблдор хорошо знает мой почерк и достаточно хорошо знал Лили, чтобы понять: увидев в записке фразу «мне нужна твоя помощь», она все свое логическое мышление отключит к чертовой бабушке.

Выражения, подхваченные от Гладковой, давали знать о себе в его речи не самым лучшим образом. Что удивительно — наличие этих выражений до невообразимого облегчило его понимание Блэком.

— А в этот раз прислали якобы от меня. Видимо, подменили книгу в посылке, ну и… Черт! Ладно, прости. Я тут разорался почем зря…

Северус едва не подавился воздухом. Чтобы Блэк — да взял и признал свою вину? Хотя, учитывая, что ему сообщила Лили о перспективах лично для него после ссоры с Северусом… Черт, если бы он не дал ей обещание «не лезть первым», то это был бы такой шанс отыграться на Блэке за все прошлые прегрешения. Но, кажется, придется пока что с местью обождать. А ведь так хотелось…

Пока он обдумывал, что бы такое сказать или сделать Блэку, чтобы при этом его не осудила Лили, в кабинете воцарилась привычная тишина и спокойствие. В этот самый момент прямо из воздуха возник Драко Малфой.

— Профессор Снегг, мистер Блэк, — вежливо поклонился всем присутствующим мальчик.

— Что вам, мистер Малфой? — привидение не числилось на его факультете, да и жило теперь в общежитии Когтеврана, но все же Драко оставался одним из любимых учеников Северуса, и не выслушать его он не мог.

— Меня Лили вызывала, сэр. Ее схватил Сами-Знаете-Кто, и сейчас они в подвалах старого особняка Николаса Фламеля. Вот, собственно, я и пришел вам об этом сказать…

— Где это?! — в один голос закричали Снегг и Сириус Блэк. Стоило Драко Малфою сказать о местоположении особняка, как Сириус первым выскочил за дверь.

— Блэк, стой! — проорал ему вслед Северус.

— Я не буду ждать, пока ее там убьют.

Северус тем временем привычно вызвал несколько патронусов и отправил их нескольким надежным людям, в том числе и Грюму, с сообщением следующего содержания:

«Лилиан Поттер у Сами-знаете-кого. Он с ее помощью собирается достать философский камень. Мы с Блэком отправимся первыми и постараемся им помешать. Нужный вам адрес…»

— Я тоже не собираюсь ждать. Но долетим мы быстрей, чем ты добежишь до границ антиаппарационного барьера, — спокойно произнес Северус, хватая Блэка за руку и с помощью привычного заклинания пускаясь в полет.

До границы они долетели буквально за две минуты — быстрей лететь Северус просто не мог. Что удивительно — Блэк притих и не стремился его попрекнуть или поиздеваться, а это в сложившейся ситуации радовало, как никогда. Им обоим нужно было, чтобы Лилиан осталась жива, а ссора во время работы могла существенно этой самой работе навредить.

Короткий миг аппарации — и они у нужного особняка. Рядом со входом — тела двух авроров и одного Пожирателя Смерти. Времени скинуть с его лица серебрянную маску и узнать, кто под ней прячется, у них нет — пусть этим авроры занимаются. Остальных пока что не видно, а значит — действовать придется на пару с Блэком.

Особняк выглядел мрачным и старинным, по его коридорам гуляли сквозняки, а всюду царило мрачное запустение. Следы в пыли вели в сторону подвала — именно туда двинулись заклятые враги, держа палочки наготове.

По лабиринтам пришлось идти больше часа. Судя по всему, они намного отстали от Волан-де-Морта и его приспешников, поскольку, как Северус ни прислушивался, уловить звука шагов он так и не смог. Тем не менее, на полу регулярно встречались «сувенирчики» от Лили, высматривать которые он наловчился с первой минуты.

— Куда мы идем? Почему ты уверен, что именно в этот коридор? — попробовал протестовать Блэк, который явно не мог сориентироваться в этом лабиринте.

— Потому что в этом коридоре лежит длинный рыжий волос — это раз. И потому, что заклинание поиска, которое я прицепил к заколке девочки перед тем, как подарить ее, ведет нас именно туда — два, — без малейшей тени раздражения произнес профессор зельеварения. На раздражение не было ни сил, ни времени, ни желания. Все, что ему нужно было — чтобы до его прихода рыжая девочка с зелеными глазами была жива. А там уж он ее вытащит. Обязательно вытащит, не может не вытащить. Даже если ему при этом придется умереть — он даст Лили достаточно времени для того, чтобы убежать отсюда. Судя по тому, что сделать это раньше у нее не получилось — охраняют ее серьезно. Или же она просто без сознания… нет, без сознания она вряд ли могла бы оставлять кругом свои волосы в качестве ориентиров.

Очередной коридор привел их к ловушкам. Проход через эти комнаты не составил труда, поскольку Пушок до сих пор не проснулся, с дьявольскими силками был в состоянии справиться любой из них, летающий ключ от старой железной двери Блэк поймал с помощью манящих чар прежде, чем Северус успел хоть слово сказать, а через поле с волшебными шахматами удалось пройти, используя заклинание «Конфундус». Свою ловушку с зельями Северус отлично знал, как и знал о том, какое именно зелье поможет пройти через огонь. Тролля убили до них… В итоге Северус и Сириус без промедления оказались в самой дальней круглой комнате с колоннами, в центре которой стояло огромное зеркало в три человеческих роста.

— У нас гости, — произнес Волан-де-Морт, опуская руку на плечо рядом стоящей Лили. По его кивку четверо последователей в балахонах с серебряными масками кинулись на Блэка и Снегга. А Волан-де-Морт и Лили отвернулись, продолжая всматриваться в зеркало, словно надеясь разгадать его загадку. Вместе. Лили не пыталась дернуться или сбежать, вообще — вела себя так, как будто вовсе не Волан-де-Морт пытался убить ее в Запретном Лесу несколько месяцев назад.

Бой отнял много времени и сил. Возможно, эти Пожиратели Смерти были новичками, поскольку раньше их среди людей Волан-де-Морта Снегг не видел, но дело свое они знали. К счастью, пока что Темный Лорд не стремился вступать в поединок с Сириусом и Северусом, а четверо его солдат для них в итоге оказались едва ли тяжелей обычной разминки. Двоих Северус лично вынес невербальными заклятиями собственного изобретения, еще двое достались Сириусу, после чего они подняли палочки, намереваясь одновременно ударить в Волан-де-Морта. Тот, однако, сориентировался мгновенно — схватив Лили за рукав мантии, он притянул девочку к себе, закрываясь ею, как щитом.

— Что, оправдаете ее ожидания и станете убивать меня даже ценой ее жизни? — вкрадчиво произнес он. Лили презрительно скривилась и посмотрела на Северуса таким взглядом, что он каким-то шестым чувством понял: она знает обо всем. Знает и ненавидит его. Теперь уже точно ненавидит.

— Сириус Блэк! Ну надо же… Собственной персоной выпущен из Азкабана только ради того, чтобы погибнуть от моей руки, — темный волшебник демонически расхохотался, после чего взмахнул палочкой, и по периметру комнаты вспыхнуло пламя, лишая Северуса и Сириуса возможности сбежать.

В этот самый момент Лили едва заметно продемонстрировала ему жест «молчи», который в этой ситуации можно было интерпретировать как «пока что не дерись». Глянув в ее глаза в следующую минуту Северус заметил, что когда Волан-де-Морт отвернулся, она принялась смотреть на него как прежде, с привычной теплотой во взгляде. Прежде, чем Темный Лорд опустил голову вниз, Лили успела одними губами произнести:

«Верь мне».

Блэк палочку не опускал, но и атаковать не спешил, прекрасно понимая, как и сам Северус, что при первом же его неосторожном движении Волан-де-Морт убьет Лили.

— Хм… Знаешь, я посмотрел на Блэка, вспомнил о Дамблдоре и кое-что понял… Попробуй посмотреть в зеркало и захотеть получить камень. Именно получить, а не использовать, — приказал девочке Волан-де-Морт.

— Хорошо, Повелитель, — спокойно произнесла она и, повернувшись к ним спиной, принялась щурить глаза, явно намереваясь добиться у зеркала Еиналеж желаемого. — Мой Лорд, кажется, у меня не получается. Ну, в смысле… Я по-прежнему вижу там только себя.

— Камень красный. Будто шлифованный, грани переливаются золотисто-белыми разводами, — принялся подсказывать Волан-де-Морт, потирая руки от нетерпения.

— Лилиан, что ты делаешь?! Прекрати! Он ведь убьет тебя, как только ты дашь ему то, что нужно! — в отчаянии прокричал ей Блэк. Примерно от того же самого отчаяния мысленным воем заходился Северус, потому что понимал: по каким-то причинам Юла уже не может поступить иначе. Смех Волан-де-Морта послужил ему подходящим ответом. В следующий момент появившиеся словно из ниоткуда веревки по рукам и ногам связали двух магов.

— Видишь ли, самый наивный и глупый из Блэков… В отличие от тебя, девочка отлично понимает, кто может помочь ей получить желаемое, а кто — являет собой лишь ступеньку для достижения цели, которую можно преодолеть и отбросить в сторону. Кроме того — теперь она знает, что именно Северус рассказал мне о пророчестве, предав ее задолго до ее рождения.

Блэк побледнел, его зрачки расширились, а на лбу выступили капли пота. Неверяще мотая головой, он повернулся к Северусу и уставился на него глаза в глаза, требуя ответа. Снегг лишь едва заметно кивнул. Правда.

— Мразь… — прохрипел Сириус.

— Какое, однако, у вас единодушие с вашей крестницей. Возможно, стоит вовремя пересмотреть приоритеты и присоединиться к нам? — вкрадчиво произнес Волан-де-Морт. — Твоя крестница уже принесла мне Непреложный Обет, так почему бы тебе не составить ей компанию, а, Сириус?

— Да я предпочту сдохнуть, чем склониться перед тобой! — выкрикнул гриффиндорец, а Северус мысленно хлопнул себя ладонью по лбу. Как можно быть таким недалеким идиотом? Взял и спровоцировал удар на себя.

Волан де Морт поднял палочку, намереваясь ударить Сириуса заклинанием, но его отвлек голос Лили:

— Повелитель, похоже, у меня получилось.

— Где камень? — выдохнул Волан-де-Морт, поворачиваясь к ней. Его глаза зажглись красным огнем, а пальцы начали подрагивать от нетерпения.

— У меня в кармане мантии. Сейчас…

— Я сам достану.

— Как вам будет угодно, повелитель. Застежка там только. Ага. Вот так вот — за язычок и в сторону…

Темный Лорд запустил руку в карман мантии девочки и вытащил на свет красный камень, переливающийся на свету белыми и золотыми всполохами.

— Наконец-то он у меня!!! — расхохотался он, поднимая камень вверх. Лили присела перед ним в полупоклоне, успев подмигнуть связанному Северусу и широко улыбнуться. Причину ее веселья профессор зельеварения поначалу не понял.

Но прошло несколько мгновений — и смех Волан-де-Морта оборвался. Он судорожно закашлялся, хватаясь руками за горло, а потом — упал на пол, содрогаясь в конвульсиях. Лили сделала шаг назад и на происходящее смотрела с академическим интересом в зеленых глазах.

— Так вот ты какая — интоксикация золотом… — тихо произнесла она, когда тело Волан-де-Морта перестало дергаться, а веревки, связывающие Сириуса и Северуса, распались.

— Лилиан! — Сириус, забыв о нем, кинулся к крестнице. Схватил ее за плечи, развернул лицом к себе. — Он ведь врал про непреложный обет, верно? Ты ведь не могла… Девочка моя… Господи, если бы мы только успели раньше…

— Да расслабься ты, — Лили фыркнула. — Все по плану. Про непреложный обет я тебе потом объясню, кстати, осторожно — не дотрагивайся до этой дряни рукой, — Лили вытащила из кармана мантии чистый платок и, намотав его на руку, аккуратно подобрала с пола камень, после чего снова засунула его в карман и тщательно застегнула на «молнию», ставшую золотой. — У тебя как с манящими чарами? — уточнила она Сириуса.

— Притягиваю любой предмет на расстоянии двадцати пяти километров, — рисуясь, отрапортовал ей Блэк.

— Тогда подними палочку вверх и скажи «Акцио, бензиняга».

— Ладно, хорошо… Акцио, бензиняга. Не знаю только, зачем…

— Да так… Вон ту тварь сжечь на всякий случай, чтобы воскресала в этот раз подольше. Не верю я в вашу магию до сих пор, понимаешь? Не верю и не доверяю ей, вот и…

Вставая на ноги, Северус невольно звякнул склянками в мантии. Именно этот звук привлек к нему внимание. Глаза Блэка опасно сузились, но в этот момент Лили в два прыжка преодолела расстояние между ними и привычно обхватила его руками за талию.

— А я так и знала, что ты все-таки вовремя придешь, не зря же Драко туда-сюда мотался! Представляешь, единственным «белым пятном» в моем плане были четыре козла в масках, которые бы меня укатали в фарш сразу после смерти своего «Повелителя», а тут ты так вовремя, да еще и Сириуса с собой взял…

— Лилиан, немедленно отойди от него! Ты ведь теперь знаешь, что… — начал Сириус, поднимая палочку вверх и явно готовясь ударить Северуса чем-нибудь вроде «Круциатуса», как только девочка отойдет в сторону.

— Я уже год как знаю, — огрызнулась Лили. Тон непосредственной и непринужденной реплики, а также легкость, с которой Лили произнесла эту ложь, стали последней каплей, переполнившей чашу самообладания. Перед глазами привычно поплыло, ноги подкосились, а воздуха в помещении стало катастрофически не хватать.

— Северус! Сириус, выйди, пожалуйста… — судя по бормотанию, Блэк был недоволен, но все-таки подчинился.

Спасибо… Вот за это точно спасибо. Большего унижения, чем позволить наблюдать себя в минуту слабости одному из заклятых врагов, он себе представить не мог.

Минуту спустя он сидел на полу, прислонившись спиной к колонне, и с помощью Лили кое-как справлялся с этим чертовым приступом. Мысль о том, что он едва ее не потерял сегодня… Прошлый напрасный страх о том, что она откажется от него, как только узнает правду… Все это было слишком для него. Девочка сидела рядом и привычно гладила его по спине и голове, что-то успокаивающе бормоча.

— Я не знал… — с трудом выдал он в промежутке между двумя хриплыми тяжелыми вдохами.

— Что?

— Я не знал, что это была ты… Пророчество… — дышать было тяжело, говорить — тем более, и Лили это понимала.

— Северус, потом расскажешь, не надо сейчас…

— Надо. Мне надо. Я не знал, что это о твоей семье. Просто услышал, как Трелони рассказывала о пророчестве Дамблдору, поспешил рассказать Сама-Знаешь-Кому, а он… Да откуда мне было знать, у кого там кто родился?! Я бы тебя никогда… — он сорвался окончательно. Лишь остатком здравого смысла умолял, чтобы его сдавленные рыдания не услышал Блэк, который наверняка вышел за дверь, но не потрудился от нее отойти.

А она просто сидела рядом. Не обвиняла, не предъявляла претензий, не требовала искупить вину, и от этого… Почему-то от этого было больней. Наверное, если бы она сердилась на него, то это было бы справедливо. Если бы кричала, пыталась ударить. Но она молчала. И молча обнимала его, стараясь успокоить.

Точку в этом немом разговоре поставила огромная бадья, прилетевшая со стороны двери и оказавшаяся прямо на том месте, откуда ее призвал Блэк. На боку канистры, в которой явно плескалось что-то жидкое, было крупными буквами знакомым Северусу почерком написано:

«БЕНЗИНЯГА»

— А, на надпись не обращай внимания — я таким образом решила проблему идентификации конкретных предметов. А то, понимаешь ли, не хотелось бы, чтобы на «акцио, бензин» прилетела не одна маленькая канистра, а содержимое ближайшей бензозаправки или, того хуже — цистерна с горючим. Сириус! Возвращайся костерок палить! — проорала Лили и, насвистывая под нос какую-то песенку, принялась поливать бензином тело Волан-де-Морта.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло… — завершив свое черное дело, девочка уступила место у будущего костра Блэку, из кармана которого появилась маггловская зажигалка. Миг — и вспыхнуло пламя, сжирающее тело Темного Лорда.

Причина его смерти была непонятна ни самому Северусу, ни аврорам, которые оказались в помещении как раз к тому моменту, когда Сириус и Лили, окончательно впав в детство, пустились водить вокруг костра хоровод. Девочка и Северуса позвала, но он отказался: не было ни желания, ни сил. На душе было… легче, но по-прежнему паршиво.

Авроры вождение хороводов прекратили — всю троицу вывели из помещения, а следом — аппарировали ближе к Хогвартсу. До самого замка ехали в карете, запряженной фестралами. С ними сидел Аластор Грюм и слушал подробный рассказ Юлы. То же самое делали Сириус и Северус, стараясь не перебивать девочку расспросами. Лили рассказала о том, как Волан-де-Морт принялся перетягивать ее на свою сторону, умолчав при этом, что ключевым аргументом «перетягивания» было предательство Северуса в прошлом. Также она рассказала о том, как принесла темному волшебнику непреложный обет.

— Где-то ведь был подвох, — осклабился Грюм, и от этой улыбки Северусу стало нехорошо. В основном, потому, что Лили ответила старому аврору такой же паскудной улыбочкой, вмиг напомнив Северусу о своем истинном лице.

— Был. Целых два. Подвох первый — Волан-де-Морт, как, впрочем, и девяносто процентов обитателей вашего мира, был не в курсе одной маленькой детали… Вот скажите, сэр, сколько вы знаете металлов?

— Не моя тема абсолютно, — честно признался старый аврор. — Ну, то есть назову тебе железо, сталь, медь, серебро, золото…

— Сталь это не металл, а сплав металлов, — Лили прислонила руку к лицу. — На самом деле металлами называется целая группа химических элементов, объединенная несколькими свойствами: высокая тепло— и электропроводность, положительный температурный коэффициент сопротивления, ковкость, пластичность и характерный металлический блеск, — оттарабанила Лили фразу, которую явно до этого выучила еще в той, другой жизни в каком-то учебнике. Потом, заметив ошарашенные лица Сириуса и Грюма, тихим голосом добавила. — Ну ничего, ничего страшного. Я вам потом дам учебники по физике и химии почитать, а заодно анатомию, поскольку эта штука нужная — так вы хоть будете знать, что в теле более-менее стандартного человека этих металлов около двух килограмм.

— Два килограмма металлов может быть только во мне. Правда, их меньше все-таки, — Грюм со смехом указал на свой протез, в котором действительно присутствовали какие-то металлические элементы.

— Не-а. Во-первых, кальций. Присутствует в волосах, костях, ногтях... Его больше всех остальных — почти два килограмма и есть. Ну, верней, грамм на триста поменьше … Простите, цифры точно не помню. Кроме кальция там еще куча других металлов, присутствующих в нас: и калий, и магний, и цинк, и железо, и куча всяких микроэлементов, которые там в тысячных долях граммов… Короче, философский камень превращает в золото все металлы, к которым прикасается. Вот как с застежкой моей, — девочка продемонстрировала всем ставшую золотой «молнию», после чего задала вопрос. — А что будет, если все металлы в организме человека вдруг превратятся в золото? Знаете, меня этот вопрос последние пару часов интересовал, ну, было просто интересно, за сколько подопытный объект окочурится. Вот сегодня и выяснилось, что и минуты не проходит. Ну да оно и понятно — когда практически мгновенно проводится интоксикация золотом и отказывает все, что может отказать, то долго не проживешь… Мистер Грюм, а у вас яблочка не завалялось, а то жрать хочется, сил нет, я ведь еще совенком бифштекс так и не дожевала…

— А вот за совенка тебе еще отдельно по шее наваляю. И кое-кому тоже, — выразительный взгляд на Блэка заставил того передернуться. — И тому, кто должен проверять твою почту, — прорычал Аластор Грюм, а Лили нервно сглотнула.

— А с обетом что? — поспешил задать Сириус следующий вопрос.

— А, с обетом вообще все шикарно. Разберем по порядку произношения фраз, — девочка оседлала своего любимого конька и, похрустывая шоколадкой, которая нашлась в кармане мракоборца (она и Сириусу с Северусом предлагала, но ни у кого из них не поднялась рука отнять у ребенка любимое лакомство!), принялась пояснять. — Сначала он спросил: «Лилиан Поттер, клянешься ли ты сделать все, чтобы помочь мне добыть философский камень?» Я ответила: «Клянусь приложить все усилия для того, чтобы он оказался у вас в руках, мой Лорд». А ведь в итоге философский камень действительно оказался в руках у Волан-де-Морта, и получил он его с моей помощью, так что эта часть обета была мною выполнена. Дальше он спросил: «Клянешься ли ты служить мне верой и правдой до самой смерти?», а я ответила: «Я клянусь служить вам, пока смерть не разлучит нас, Повелитель». И со второй частью все тоже исполнилось. Ведь в тексте обета не уточнялось, до чьей именно смерти я должна служить Волан-де-Морту, а значит — подразумевается смерть любого из нас, заключивших обет.

— Он не умер до конца, — тихо произнес Сириус. — Помнишь, когда он упал, был черный дым, который…

— Я знаю, — Лили нахмурилась. — Но тем не менее, учитывая, что смертью считается момент остановки сердца и прекращения мозговой деятельности, как человек Волан-де-Морт скончался, мир праху его, — девочка хохотнула и, махом откусив полшоколадки, фыркнула. — Я столько этой хрени изучила, пока мне миссис Уэтт, отрабатывая свои деньги, составляла текст договора, который мы заключили с Малфоем. А Воланчик-то на адвоката не раскошелился, мда… Большая ошибка, определенно большая.

— Вдвойне большая, что он, даже помня о том, что ты однажды всадила в него три арбалетных болта, до сих пор считал, что маленькая девочка одиннадцати лет просто неспособна убить взрослого и могу-у-у-ущественного темного мага, — протянул Сириус.

— Ну, даже если бы он создал формулировку вроде «ты обещаешь не убивать меня?», то… Я ведь никаким боком к его смерти непричастна, верно? Ну, типа, сам к камню руки потянул, сам словил, а я просто рядышком стояла. Но он даже этого не назвал в клятве, так что да — его силу определенно переоценили. К силе должны все-таки прилагаться мозги, логика, интуиция там… А то «Сила есть — ума не надо» до добра не доводит, — назидательно произнесла Лили и уставилась на Сириуса.

— Чего ты на меня так смотришь? — возмутился он. — И как будто намекаешь на что-то…

— Ты прекрасно знаешь, на что именно я намекаю. Именно из-за того, на что я намекаю, Драко полетел именно к Северусу, а не к тебе. Сириус, ну серьезно, тебе ведь не пятнадцать лет. Иногда отключай чувства и включай там логику, мозг, инстинкт самосохранения в конце концов. Вот если бы Воланчик решил сначала тебя прибить, а потом мне в карман за камнем лезть, то какой бы толк от твоего трупа мне был? Только лишний труп на совести…

— Но я… Я просто думал… — зрелище оправдывающегося Блэка было настолько комичным, что Северус с трудом удержался от улыбки.

— Да не думал ты, не думал. Серьезно — тебя из-за твоей вспыльчивости уже один раз капитально подставили. Научись сохранять в экстремальных ситуациях трезвую голову, ведь если бы ты это делал…

— Да что я делал… — глухо произнес Блэк. От этого голоса Северусу стало не по себе. Он его узнал. Точно таким же тоном с теми же интонациями говорил он сам некоторое время назад, когда признавался Лили в том, что совершил. Верней сказать — пытался объяснить свои поступки, и нет — даже не оправдаться… Скорей уж — просто выговориться.

Неприятно покоробило, что Лили придвинулась поближе к Сириусу и положила руку ему на плечо, как Северусу раньше.

— Знаешь, я ведь тогда… Вообще не мог ничего ни думать, ни делать. Сейчас-то, умом, понимаю, что надо было первым делом тебя с развалин забрать и рассказать тем же аврорам про то, что именно Питер был хранителем тайны. Потребовать, чтобы просмотрели мои воспоминания, но в тот момент… Я в таком шоке был, что…

Северус отвернулся и накинул на голову капюшон. Наверное, будь у него маггловские наушники, заглушающие звук — он бы и их на голову надел. Сейчас же он мог просто отвернуться и стараться не вслушиваться. Поскольку хорошо понимал, что сейчас чувствует Блэк. Забавно это — понимать старого врага…

— Слушай, Сириус… Я тебе банальность сейчас скажу, но… Что там в прошлом было — оно прошлое. Жить надо дальше. Справляться с прошлыми проблемами, обидами, болью и идти вперед, потому что если этого не делать — можно просто утонуть в таком болоте дерьма, что потом никто за уши не вытянет. Я знаю, что значит — терять друзей, да при этом еще чувствовать свою вину в произошедшем, но ни все эти чувства, ни поиск других виноватых сейчас, десять лет спустя… Они прошлого не вернут. А вот будущее могут разрушить.

— Ты… Ты права, — Сириус глубоко вздохнул и, выглянув в окно, произнес. — Лилиан, а ты ведь тоже видишь фестралов. Откуда?

— По маггловскому телевизору часто в хрониках происшествий показывали реальные кадры чужих смертей. Те же дорожно-транспортные происшествия, в которых за секунду человека в мясо машина превращает. Так что лошадок я видела с самого начала.

— Тебя не пугает смерть? — хрипло спросил Аластор Грюм.

— Я не собираюсь умирать просто так, если вы об этом. Не собираюсь умирать за хрен собачий потому, что какой-то моральный урод по непонятным причинам начал гоняться за мной для того, чтобы убить. Я буду цепляться за свою жизнь руками, ногами и зубами, если это, конечно, не означает подставлять вместо себя кого-то из ни в чем не повинных людей. Но на рожон я лезть не собираюсь, да и смерти не боюсь. Рано или поздно ведь все там будем. Ну, где мы там после смерти оказываемся, — девочка пожала плечами. Мракоборец задумчиво уставился в окно и тихо произнес:

— Вот что. Вы трое в первый же день каникул отправитесь в Министерство Магии. Пропуска я вам выпишу. Надо будет сделать одно дело. И, судя по всему, кроме как на вас двоих, девчонке полагаться не на кого.

Все трое молча кивнули, а остаток пути до Хогвартса прошел в полном молчании. Разговоры начались только когда все трое оказались в больничном крыле. Лили была на грани физического и магического истощения из-за длительного пребывания в виде птицы, а потом — всей этой нервотрепки с Волан-де-Мортом, а по Сириусу и самому Северусу последователи Темного Лорда все-таки успели попасть какими-то дрянными заклинаниями. На самочувствие это особо не влияло, но мадам Помфри что-то разглядела, поскольку оставила обоих в больничном крыле на два дня.

— Лили, — тихо произнес Сириус, глядя на меня исподлобья. Метнул злобный взгляд на спящего Северуса, покосился на ширму, за которой скрылась мадам Помфри, и указал глазами на выход из лазарета. Все логично — надо найти место, где можно поговорить наедине. Чтобы нас точно никто не услышал. Вдобавок — после разговора мне надо будет зайти в местный «деканат» и уточнить, какие именно экзамены я умудрилась пропустить за время своего вынужденного отсутствия и когда именно мне теперь их нужно сдать.

Когда мы вышли, Сириус долго не решался первым начать разговор. Поэтому его начала я.

— Знаешь, в маггловском мире есть много довольно мерзких законов. В соответствии с ними, например, запрещена смертная казнь. Человек, который изнасиловал ребенка, убил просто ради забавы кучу народу или же задурил мозги куче народу, собрав секту покорных последователей, никогда не получит в качестве меры наказания гильотину. Как максимум — пожизненное заключение, во время которого его будут кормить за государственный счет, лечить и содержать за счет налогов других, законопослушных граждан. Тебе не кажется ненормальной эта система?

— Она ненормальна, — кивнул Сириус. — Но сейчас я хотел бы поговорить о том, что…

Я подняла ладонь на уровень своего лица и направила ее вперед, призывая Сириуса молчать.

— А знаешь, что именно мне еще не нравится в этой системе? Что она выработала в обществе тенденцию грести всех под одну гребенку и никогда, ни при каких обстоятельствах не давать возвращаться в него бывшим заключенным, как нормальным членам общества. Именно эта система в итоге стала причиной развития преступности. Именно благодаря ей каждый год появляется все больше уголовников. Вот представь — подросток в четырнадцать лет по глупости или из желания понтануться сделал какую-то… не самую достойную вещь. Украл что-то из супермаркета, может — подрался с кем-то по пьяни, или даже будучи пьяным переспал с настолько же пьяной одноклассницей, которая протрезвела и пошла катать на него заяву. В итоге этот подросток получил свое наказание, отбыл его, вернулся… А наше замечательное общество говорит ему: не смей лезть к нам обратно — ты ведь теперь преступник. Его не принимают в учебные заведения, не дают хорошую работу, относятся предосудительно, кто знает об отсидке — огрызается и в лицо говорит гадости на улице. Что за этим следует? Ну, как правило, идет новое преступление. Он ввязывается в драку с человеком, который оскорбил его, или же ворует, чтобы обеспечить себе достойное существование. Его снова ловят, далее следует отсидка и, — я сделала паузу, — более близкое знакомство с рецидивистами. Если в первый раз, залетев в тюрьму по глупости, человек надеялся забыть об этом и начать новую жизнь с чистого листа… Да, не все такие, но восемьдесят процентов тех, кто попал туда именно по подростковой дури, все же надеются вернуться в норму и не возвращаться в место отбывания наказания. А в результате добрые, образцовые и никогда не совершавшие преступлений люди толкают их обратно в криминальный мир. Тебе это ничего не напоминает? — я сложила руки на груди.

— Северус никогда не был эдакой, как ты говоришь, невинной жертвой.

— Да? — ядовито процедила я. — А когда двое мажоров из богатеньких семеек по имени Поттер и Блэк издевались над мальчишкой только потому, что он учился на Слизерине, что именно вы сделали? Или ты подозреваешь, что постоянные унижения от вас не стали причиной того, что он начал искать способы защититься от двоих ублюдков и не надыбал в итоге книги по темной магии? Его увлечение темной магией спровоцировало то, что ваши нападки продолжились, но теперь, конечно же, у вас была «уважительная причина». Ему пришлось искать тех, кто поможет ему противостоять вашей кодле, и он наткнулся на Эйвери и Мальсибера. Из-за дружбы с ними в итоге он не смог найти нормальную работу и устроиться в жизни, после чего подался к Волан-де-Морту.

— И отдал в его руки тебя, твоего мужа и твою дочь! — рыкнул Сириус, но тут же захлопнул рот.

— И как давно ты в курсе? — уточнила я.

— С самого начала, — мрачно произнес Блэк, после чего посмотрел на меня исподлобья, рукой проводя по спутанным волосам. — Могу попросить тебя не говорить о том, что я проговорился, Грюму?

— Да не вопрос. Могу попросить избавить меня от необходимости отыгрывать перед тобой маленького ребенка и разговаривать на равных? — выдвинула встречное предложение я, после чего, дождавшись кивка Блэка, продолжила.

— Знаешь, меня во время моего… залета в это тело существенно напрягло, что я, фактически, захватила чужую тушку. Когда Грюм сказал, что инициатором переселения была не я, а сама Лилиан Поттер, на сердце малость отлегло, но знаешь… Грюм был очень удивлен тому, что я не сошла с ума, как другие вселенцы. Хочешь, я расскажу тебе о том, что именно не позволило мне это сделать? — не дождавшись ответа Сириуса, я продолжила говорить. — С самого раннего моего детства жизнь научила меня тому, что иногда для своей же собственной жизни и выгоды нужно засовывать в глубокую задницу свои же собственные амбиции, гордость, вспыльчивость, агрессию. Я хорошо помню первый такой урок. В доме малютки, где жили все сироты с района, была одна воспитательница. Она все время орала на детей, ругалась, в общем — проявляла себя не с самой лучшей стороны. Естественно, вся малышня начинала плакать в ответ, что раздражало женщину еще больше. Сначала плакала и я. А потом однажды у меня болело горло так, что я даже пищать не могла, не то что слово сказать. И вот она на меня орала, орала, а я стояла, плакала, но орать в ответ не могла… И она вдруг прекратила на меня орать. Посмотрела так удивленно, приказала собрать игрушки и… ушла. В следующий раз я не орала и даже не плакала уже в целях эксперимента. На третий — она просто сказала мне, что надо сделать, чтобы она не злилась. В итоге получилась смешная ситуация: на всю группу орали, а со мной разговаривали тихо, спокойно, постоянно хвалили, потому что один раз поняв, за что именно на меня орут, я больше не допускала тех же ошибок и оплошностей. Ты можешь сейчас сказать, что я прогнулась под нее, а я скажу, что просто научилась взаимодействию с людьми. На ор и обидные слова в свой адрес я потом просто не реагировала, и от меня отставали — неинтересно дразнить того, кто не плачет и не обзывается в ответ. Вот правда, на удар мне все-таки пришлось отвечать ударом, потому что для битья интересны как раз таки те, кто не может дать сдачи. Жизнь в детдоме научила меня одному простому правилу: ни с кем не ссориться без веской причины, не нарываться на неприятности, идти на уступки. Если в ответ на рявк «дай пройти» не начать выяснять, кто действительно должен уйти в сторону, а просто потесниться к стеночке, то уже через минуту можно забыть о происходящем, а вот если поступить другим образом, то можно довести ситуацию до драки и ежеминутной вражды. Ненависть порождает ненависть, ситуации и сказанные друг другу злые слова цепляются друг за друга, как снежный ком, и в итоге получается крупномасштабный конфликт, которого запросто можно было бы избежать, если бы один из его участников в какой-то момент оказался умней. А по прошествии времени никто не может вспомнить, из-за чего начался сыр-бор, но по-прежнему враждуют друг с другом, уже наплевав на окружающую ситуацию и не глядя на последствия.

— Я… Я тебя понял, — Сириус вздохнул, отвернулся к окну и, прижавшись лбом к стеклу, принялся каким-то безучастным взглядом таращиться вдаль.

— Каждый раз перед тем, как поступить определенным образом, старайся просчитывать, к чему могут привести твои поступки. Недальновидность — это большая ошибка, которую нельзя себе позволять. Особенно когда ты слабей врага. Что же насчет причин, по которым я доверяю Северусу… Узнав о том, что пророчество касается Лили Эванс, ну, то есть меня, если говорить напрямую, он кинулся за помощью к Дамблдору. А старый хрыч всегда был практичным: он за обещание спасти мою семью от Северуса потребовал так выкладываться, что… сам видел, чем это для него закончилось в итоге. Он взялся за работу, для которой не был создан. Сначала двойная агентура, потом еще преподавание в этой чертовой школе, от которого толку ни ему, ни детям особо. И заметь — он перешел на «светлую сторону», когда она проигрывала. Да и сейчас, когда он на моей стороне… По-честному, у меня не было шансов против Волан-де-Морта. И в Запретном Лесу, и, тем более, сегодня. Редкостная удача, что он не стал меня легиллиментить. Может быть — не обладал нужным количеством силы, а может — боялся чего-то, но загляни он в мои мысли — и весь мой держащийся на соплях план накрылся бы звенящим тазиком. От Драко Северус знал, на кого идет. И он наравне с тобой кинулся ко мне на помощь, хотя и мог представлять, чем именно в итоге это для него закончится. Поэтому я тебя как друга прошу — не надо поминать прошлое. Не надо пытаться удовлетворить свое личное чувство мести, справедливости и так далее. Ни к чему хорошему твои поступки не приведут. Ты либо доконаешь его окончательно, либо прямым пинком отправишь обратно к Волан-де-Морту.

— Тебе двадцать один год. Двадцать два, скорей уж… — тихо пробормотал Блэк.

— И что?

— И то, что ты выдаешь такие фразы, которые скорей уж подошли бы старцу, убеленному сединами и знающему о жизни все.

— В чем-то я даже превосхожу старцев, убеленных сединами, — я чуть улыбнулась. — Сначала детский дом, потом полиция… Изучение всяких картотек, психологических аспектов, старых дел… Знаешь, на самом деле это не может не накладывать отпечаток на личность. Не может не сказываться на мировоззрении, на жизненной позиции… — я по примеру Сириуса уткнулась лбом в оконное стекло и принялась любоваться закатом. Скоро ужин, а за разговором я и не заметила, как прошло время.

— Блэк, Поттер! Немедленно вернитесь на место, — закричала на нас мадам Помфри, когда, не обнаружив нас на местах, вышла в коридор и заметила, что мы торчим у окна.

— Пошли, — я усмехнулась и первой сделала шаг по направлению к палате. Ни слова больше не сказав, Сириус отправился за мной. Молчал он подозрительно долго, но я не торопилась лезть с расспросами о том, что в его мозгах происходит. Было понятно, что там как минимум Октябрьская Революция после нашего разговора. Мне оставалось лишь надеяться, что правка мозгов в его возрасте возможна. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

На следующий день ко мне заглянул профессор Флитвик. Будучи моим деканом, он не мог не обеспокоиться тем, что одна из лучших учениц пропустила три экзамена за время своего нахождения в Больнице Святого Мунго. Более того — достопочтимый сэр избавил меня от необходимости ловить преподавателей самостоятельно и договариваться о сдаче, а явился для того, чтобы сообщить о времени и днях, когда я буду их сдавать.

— Три дня подряд, — Сириус покачал головой и глубоко вздохнул. — Выдержишь хоть?

— А то, — фыркнула я, когда мы остались в палате втроем, считая Северуса. — Знаешь, как нас в школе милиции гоняли в плане учебы? На повышенную стипендию приходилось вкалывать так, что на сон оставалось два часа в сутки. Ничего, как видишь, выжила. Так что Хогвартс как-нибудь переживу. Если он меня переживет, конечно.

Блэк расхохотался, после чего задал нам вопрос.

— Как думаете, а зачем Грюму понадобилось тащить нас в Министерство?

— Какая разница, Блэк? Все равно пока не отправимся туда, ничего нового не узнаем, — Северус раздосадованно поморщился, после чего, спохватившись, прикусил язык. Несмотря на пережитые в компании Сириуса приключения, он все-таки не мог приучить себя к мысли о том, что теперь с давним врагом можно спокойно и ровно общаться.

— Снегг, я всего лишь пытаюсь… Как там Лили говорит… просчитывать перспективы. Серьезно, что нам делать в Министерстве, да еще втроем? Опеки над Лили это явно не касается — ее сразу же после начала каникул забирают к себе Тонксы. Но какое еще может быть дело, которое касается всех нас?

— Может, пророчество нам покажут? Гермиона читала о том, что они хранятся в Отделе Тайн. И что взять его могут только те, к кому они относятся, а значит — Грюм запросто мог захотеть, чтобы пророчество изучила я прежде, чем оно достанется Волан-де-Морту, ну а чтобы не досталось оно Волан-де-Морту, его можно, к примеру, грохнуть нафиг. То-то безносый впадет в кровавую ярость, — фыркнула я. — Он ведь на этом пророчестве помешан прямо!

Сириус расхохотался.

— Что смешного, Блэк? — зло и настороженно спросил Северус, которому наш разговор нравился все меньше.

— Да потому что он идиот. Если он к Лили из-за пророчества прицепился, то… Из-за этого пророчества ведь и началось его выполнение, так? Ну, в том плане, что теперь Воланчик хочет убить Лили, она, естественно, не будет сидеть и ждать, пока ее убьют, а скорей уж попытается прибить врага сама… Снежный ком, понимаешь?

Северус ничего не понял, поскольку о нашем с Сириусом давнишнем разговоре не знал, поэтому лишь пожал плечами, а я спросила:

— Северус, а что было в том пророчестве? Ну, что ты успел услышать? А то стремно как-то: Волдик хоть что-то знает, а я все еще нет, а до каникул еще пять дней, а я же от любопытства лопну…

— «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца...» — глухо произнес он. — Так Трелони сказала Дамблдору еще в январе восьмидесятого года.

— Подожди, но ведь она тогда еще не родилась, и никто даже не мог знать о том, что… Ну, понимаешь, срок там посчитать, определить и…

— А о чем я все время говорил?! — вызверился Северус. Все показушное спокойствие слетело с него, и теперь он снова повторял Сириусу то, что говорил мне тогда, в подвале старого особняка. — Я никого из вас не видел с самого школьного выпуска, откуда мне было знать, у кого там кто должен родиться?! Или ты серьезно думал, что я могу просто из мести лишить ее жизни?! Я любил ее, понятно тебе! И до сих пор… — Северус прикусил язык и отвернулся к стене. Сириус потрясенно замолчал, посмотрел сначала на меня, потом на Северуса.

— Да, кстати, раз уж об этом зашла речь, хотелось бы прояснить один момент. Северус, ты ведь прекрасно знаешь, что мне двадцать два года на самом деле и что я обладаю всеми эмоциональными способностями взрослого человека, в том числе и способностью любить.

Я заметила, как окаменела спина передо мной, но останавливаться не была намерена. С Северусом надо было отношения прояснить хотя бы для того, чтобы «статус-кво» уяснил Сириус и не кидался ни на зельевара, ни на меня.

— В общем, что у тебя в понятие «любовь» входит? В том плане, что мне ждать совершеннолетия этой тушки и последующей совместной жизни с тобой или ты так и будешь на меня, как и в прошлой жизни, издалека таращиться?

Я не знаю, кто из них двоих был больше шокирован моим заявлением, но тишина в палате повисла могильная. Кажется, по традициям магической Великобритании еще не принято, чтобы девушка столь прямо и честно заявляла о своих намерениях и желаниях. С другой стороны — я всегда привыкла сразу определяться со всеми обстоятельствами и жить без туманных неопределенностей и недоговоренностей. Как по мне — так жить намного проще.

Со своими чувствами к Северусу я разобралась еще после памятного происшествия в Запретном Лесу и того, как он рванул за мною в Амстердам в одной пижаме. А вчерашний его марш-бросок в зубы бывшему «Повелителю» и, соответственно — то, что он этим себе окончательно отрезал путь обратно на «темную сторону», выбрав из двух сторон ту, которая была в проигрышном положении, то бишь меня… Все это дало мне окончательно разобраться в ситуации. По крайней мере, с моей стороны. А сейчас дело было за Северусом.

Вообще-то, я не планировала его вот так вот огорошить своим признанием, да еще и в присутствии Блэка. Но разговор повернулся сейчас так, что лучшим решением было честно рассказать о своих реакциях и чувствах хотя бы для того, чтобы предотвратить создание сложной сетки из недосказанности и неопределенности.

— Я не… — Северус прокашлялся, после чего повернулся ко мне лицом и тихо произнес. — Больше не надо таких шуток, Лили.

— Посмотри мне в глаза и пойми, шучу я или нет.

— Я, пожалуй, вас оставлю, — пробормотал Блэк и едва ли не по стеночке покинул палату. Дождавшись, пока за ним закроется дверь, я повернулась к Северусу. Тот махнул палочкой, и вокруг нас появилось облако заглушающих чар.

Для того, чтобы нас точно никто не подслушал, я уселась на край его койки. И принялась говорить. Уже привычно, прямо и без всяких там лирических отступлений.

— Слушай, Северус, я отлично знаю, какие у вас тут в магической Британии стандарты «идеального мужика». И прекрасно знаю, что по общепринятому мнению ты им не соответствуешь. Вот только проблема — мне всегда эти общепринятые стандарты были до такой большой дыры, что с ее глубиной не сравнится даже шахта Кольского полуострова.

— И какие же у тебя стандарты, что им вдруг стал соответствовать страшный и нелюдимый сальноволосый ублюдок на двадцать лет тебя старше? — в голосе Северуса появилась привычная язвительность.

— Не беспокойся, современные шампуни порой творят чудеса, если потратить время и подобрать именно ту хрень, которая подходит волосам, — язвительно произнесла я. После чего тем же тоном принялась пояснять. — Во-вторых — как по мне, ты вполне себе симпотный: обычно в твоем возрасте у мужиков уже имеется лысина и гигантское пивное пузо двенадцатимесячной беременности — вот это уже реально омерзительно. Внешность у тебя необычная только для жителей Англии, а в той же России, где мешанина всяких разных наций и не поймешь, кто к какой относится, уже ни у кого удивлений твой нос не вызвал бы. Ну это то, что касается внешности, на которую лично я, кстати, всегда обращала внимание по минимуму. Кстати, наша разница в возрасте составляет, если ты помнишь, не двадцать лет, а десять. И добавим также, что я намного умней даже своих двадцати двух лет и всегда предпочитала строить отношения прежде всего на взаимодействии друг с другом, а не на сексе, как принято было у других. Лично мне в тебе нравится много вещей. Начну, прежде всего, с твоей преданности лично мне. Знаешь, слишком мало людей и там, в прошлой жизни, и здесь, готовы кинуться очертя голову в пекло лишь бы мне помочь. Во-вторых, мне нравится то, что ты из той редкой породы мужчин, которые не орут на всю ивановскую «место бабы на кухне, сиди дома, рожай детей и забудь про свою мечту о такой «неженской» работе». В-третьих, вот скажи мне, как суперский такой зельевар… Если ты так хотел обладать Лили, что сохранил свои чувства к ней даже через десять лет после ее смерти… Что же ты не поступил как большинство «нормальных пацанов» нашего времени? Транквилизатор в тыквенный сок или там зелье какое-нибудь, после которого она бы сама на тебя полезла, а там уж «стерпится-слюбится», м? В моем мире это даже подлостью среди мужского населения не считается — меня саму столько раз пытались подпоить и воспользоваться, что спасала от приключений только твердая приверженность здоровому образу жизни. Знаешь, что бы ты сам ни говорил, но в отношении Лили, ну и меня, соответственно, совести у тебя побольше, чем у кого бы то ни было еще. Итог: я могу быть уверена, что ты не подстроишь мне какую-нибудь подлость, не попытаешься мною воспользоваться, даже сейчас я могу спокойно ночевать в твоем доме, не ожидая какой-нибудь подлости… Ну, это про самое важное. Еще у нас с тобой куча общих интересов и тем для обсуждения, еще мы оба уважаем понятия чужого личного пространства и, думаю, во время семейной жизни не будем шариться в вещах друг друга, пытаясь подловить на измене и доводя друг друга до истерики скандалами… Язвительность твоя мне побоку — по моей шкале она не дотягивает даже до трех из десяти, я и сама могу порой такое отмочить, когда знаю человека и понимаю, что сказать, чтобы не задеть за больное. Из недостатков у тебя низкая самооценка и чувство вины за прошлое, но это, так сказать, ложка дегтя, которая просто обязательно должна быть в бочке меда. Про мои достоинства и недостатки ты, думаю, и сам знаешь — перечислять их я не буду. Поэтому повторюсь. Раз зашел разговор на эту тему, то я хочу определиться со всем сейчас, чтобы знать, что мне делать со своими чувствами, эмоциями и так далее, пока это не переросло во что-то большее, от чего избавиться будет уже намного сложней. Ты собираешься ждать шесть лет и переходить к решительным действиям или забьешь болт на второй шанс, который непонятным образом оказался у тебя в руках?

— Ты сейчас совсем странная, — тихо произнес он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне лицом. — Я до сих пор люблю тебя, Лили. Люблю сильней, чем кого бы то ни было, как никого не любил до этого и никогда уже не полюблю после, но…

— Но? — я чуть улыбнулась.

— Да нет, скорей не «но»… Скорей уж отдельной фразой. Твоя прямолинейность и вот эта привычка «быка за рога»…

— Ну, кто-то же должен брать быка за рога, верно? В силу особенностей воспитания и типа личности это проще сделать мне, зато все счастливы.

— Кроме Блэка.

— А при чем тут Сириус?

— Просто я сейчас думаю, что если я в таком легком шоке, то его мы точно не откачаем.

— Мда… Это было бы обидно.

Глянув друг другу в глаза, мы неожиданно одновременно расхохотались так, что задрожали стены Хогвартса.

В палату зашел Сириус. Несколько минут он смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого, после чего, видимо, все понял и, чуть улыбнувшись, тихо произнес:

— Северус, имей в виду, если ты ее обидишь — я тебя убью самолично. Если тебя не убьет она, конечно… — Блэк отвесил мне шутливо-галантный поклон, после чего прошествовал к своей койке и забрался под одеяло. Возможно, у нас с ним будет еще непростой разговор на эту тему, но отношения он выяснять не полез, а это не может не радовать. Ведь это говорит о том, что пациент небезнадежен.

Оставшееся время до каникул пролетело в штатном режиме. Я снова жила в амплуа «ребенка обыкновенного», сдавала последние три экзамена, узнавала результаты предыдущих и охотно рассказывала всем желающим о том, как хитрость, удача, знания и актерское мастерство позволили мне наебать величайшего темного мага современности. Вполне естественно, что за пять дней до каникул история обросла немыслимыми подробностями, на Северуса и Сириуса смотрели так, как будто они четырех драконов уделали, а не четырех Пожирателей Смерти, ну а мне доставались основные лавры. Правда, именно эта излишняя популярность привела к тому, что каникул я ждала больше, чем кто-либо другой.

Но не только слава была тому причиной. Едва наступил первый день каникул, как нас троих потащили в Министерство Магии, верней сказать — в пресловутый Отдел Тайн. По сторонам мне толком смотреть не удавалось, но я успела отметить и монументальность подземного сооружения, и его пафосный вид, и, конечно же — мрачное великолепие коридоров из черных блестящих «кирпичей». Нигде ни одного указателя, нигде ни одной таблички — все у этих магов не как у людей.

Но Грюм, судя по всему, тут не впервые, поскольку уверенно вел нас вперед. В комнату, под завязку набитую стеллажами со стеклянными шарами пророчеств. Нужное Аластор нашел сразу же — видимо, не раз уже был здесь.

— Бери и смотри, — тихо произнес он. — Вы двое тоже.

— А что там? — заинтересованно уточнила я, беря шарик в руки. В тот же момент из него поднялось лицо одной из преподавательниц Хогвартса. Лицо хриплым, противоестественным голосом проорало:

«Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца...»

— Мда… — пробормотала я, протягивая шарик Грюму и отсраненно наблюдая за тем, как старый мракоборец швыряет его на пол, заставляя шар с чужим воспоминанием взорваться десятками осколков.

— Всего-лишь «мда»? — ехидно уточнил у меня Сириус.

— А что тут еще скажешь? Мудак этот теперь от меня не отделается и жизни мне не даст. Так что, похоже, пророчеству придется сбыться, — Северус вздрогнул, а я спокойно улыбнулась и положила руку ему на плечо. — Да не парься ты! Я же тоже не маленькая девочка, уж разберусь, как охладить пыл этого мудака до комнатной температуры. Вон, смотри, я и списочек примерный набросала о том, как его уничтожить, — без тени издевки я достала из кармана пергаментный свиток, на котором было указано большое количество известных мне способов убить человека. — Предлагаю всем выбрать, каким именно образом мочить урода в следующий раз. Я за расстрел, поскольку это самый простой вариант, да и пистолет у меня теперь есть…

— Ты… — произнес Северус.

— Да-да, я циничная сука, которая открывает новый аттракцион «убей Волан-де-Морта» и предлагает присоединиться всем желающим. Вы ведь со мной, или…

— Спрашиваешь еще! — в один голос отозвались мужчины.

Собственно, вот так и закончился мой первый учебный год в Хогвартсе. Я выгнала из него предыдущего директора, закорешилась с новым, прикинула перспективы на будущее и успела прищемить яйца самому темному волшебнику современности. В ближайших планах был месяц каникул у новых опекунов, с которыми я надеялась поладить, ну а оставшиеся два месяца можно будет потратить более продуктивно. Например — все-таки раскрутить Северуса на курсы «темной магии», поскольку в следующий раз Волан-де-Морт явно не купится на мои слезы, показную наивность и безобидный внешний вид. Эх, а ведь я и представить не могла, что новая жизнь окажется такой… насыщенной.

Первый год учебы в Аврорате пролетел для Тонкс как одно мгновение. Конечно же, ей было очень сложно. Она уставала, иногда даже почти готова была сдаться и согласиться с высказываниями некоторых о том, что с ее неуклюжестью ей среди мракоборцев не место. Но в конечном итоге учебный год все-таки завершился, и она, вопреки опасениям, оказалась в первой пятерке по успеваемости. Ее даже Грюм хвалил, а для начинающего мракоборца девятнадцати лет от роду похвала старого аврора значила очень многое.

К сожалению, от того же Грюма ее родителям досталась сомнительная честь опекать малявку Поттер. Не сказать, чтобы Тонкс была слишком против появления в своем доме известной девочки… Скорей уж дело было в том, что, во-первых, самой Тонкс в ультимативной форме заявили, что жить Лилиан будет в одной комнате с ней, а во-вторых — в том, что Тед и Андромеда практически помешались на этой девочке, по непонятной причине решив всерьез заботиться о ней, как о родной дочери. Не сказать, чтобы Тонкс была свойственна ревность, но видеть, что ради посторонней девчонки, которую они в глаза не видели, родные начали пусть и мнимо, но все же ущемлять собственную дочь… Последнее время девушка изо всех сил прикладывала максимум усилий для того, чтобы не накрутить себя еще больше, но чем ближе был момент встречи с Лилиан Поттер, тем сильней начинали преобладать негативные чувства.

Начать с того, что родители отлично знали о том, что ей нужно готовиться к следующему учебному году. Они видели, сколько сил тратит Тонкс на то, чтобы добиться желаемого, но вместо того, чтобы помочь ей, подбодрить и поддержать, они селили ей в комнату ребенка! В бесшумных детей Тонкс не верила, как и не верила в то, что в свободное время девочка не будет доставать соседку по комнате из вредности и ощущения безнаказанности, ведь «маленьким все можно». Во-вторых, у Тонкс никогда не было сестер или братьев, проще говоря — она абсолютно не представляла, как может хотя бы месяц уживаться на одной территории с неожиданно привалившим «пополнением». Она хоть и была довольно милым, добрым и отзывчивым человеком, но все-таки не намерена была делить с кем-то любимых родителей, и перспектива того, что в доме того и гляди появится новая «фаворитка», Нимфадору не радовала.

Третья причина была в знаменитости Лилиан. Знаменитости, которую та никоим образом не заслужила. Вокруг произошедшего десять лет назад было немало кривотолков: кто-то считал, что Лилиан — могущественная волшебница, иные не без оснований утверждали, что она — великий темный маг, более сильный, чем Волан-де-Морт. Сама Тонкс была склонна предполагать, что причина поражения Волан-де-Морта вообще не в годовалой на тот момент девочке, а в ее родителях, которые, будучи неслабыми волшебниками, могли устроить Темному Лорду какую-то эпичную подляну, в результате которой тот и отбросил копыта.

Не верила Нимфадора и во все те слухи о произошедшем в особняке Николаса Фламеля. Единственный, кто мог дать ей правдивые ответы на вопросы о происходящем, теперь был директором Хогвартса и в Министерстве появлялся крайне редко. Так что пока Тонкс была склонна считать, что Лилиан обязана поражению Волан-де-Морта в этом году никак не своим великим магическим способностям, которых у нее просто не могло быть в таком возрасте, а всего лишь везению, удачному стечению обстоятельств и, в большей степени — помощи Сириуса Блэка и Северуса Снегга. Вот те уж действительно были если не Величайшими, то хотя бы Великими волшебниками, которые благодаря своим умениям пережили Первую Магическую Войну и вряд ли растеряли свои таланты за прошедшие десять лет.

— Тонкс, спускайся! — требовательно прокричала с первого этажа Андромеда.

Раздосадованная юная волшебница захлопнула книгу, которую до этого пыталась читать. Вот. Начинается! «Тонкс, иди встречать Лилиан»! Потом будет «Тонкс, иди погуляй с Лилиан», «Тонкс, поиграй с Лилиан», «Тонкс, мы уходим, присмотри за Лилиан», а на закуску еще «Тонкс, Лилиан пора спать — выключай свет»! Как же родители не понимают…

Вздохнув, Тонкс поправила сиреневые волосы до плеч, соскочила со своей кровати, обулась и пошла вниз. Через две минуты после того, как она оказалась в гостиной, дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и на пороге появился отец. Когда он отошел в сторону, за его спиной показалась невысокая опрятная девочка в школьной форме Хогвартса с отличительными нашивками Когтеврана. Самой примечательной чертой ее внешности была толстенная медно-рыжая коса, доходящая до ягодиц. Второй особенностью были миндалевидные ярко-зеленые глаза, которыми она окидывала взглядом присутствующих. Ну и, естественно, тот самый легендарный шрам в виде молнии на лбу, который был тщательно замаскирован, но если приглядеться — все же просматривался.

Как и ожидала Нимфадора — никаким «великим магом» там и не пахло. Девочка как девочка. Опрятная, аккуратная, возможно даже — неглупая, но кроме особенностей внешности, ничем не отличающаяся от других детей.

Пока она рассматривала Лилиан и размышляла о ней, стараясь удерживать на лице приветливое выражение, отец принялся представлять девочке всех присутствующих. Глядя на то, как папа приветливо улыбается ей, а мама стремится произвести на рыжего ребенка, восхваленного непонятно за какие заслуги, приятное впечатление, Тонкс с трудом сдерживала презрительную гримасу. Но все же злость прорвалась во внешний мир, когда отец едва не представил ее по имени.

— А это теперь твоя сестра — Нимфадора.

— Я Тонкс — это во-первых. И во-вторых — она мне не сестра, — волшебница почувствовала, как вспыхнули щеки и уши от гнева. В следующий момент ее волосы поменяли цвет на ярко-алый. Развернувшись на каблуках, девушка взлетела по лестнице наверх, проигнорировав укоризненный крик матери вслед.

Беседа матери с дочерью через два часа носила принудительно-укоризненный характер, так что поссорились они еще больше. Тонкс не считала себя в чем-то виноватой перед Лилиан, ведь та действительно не была ей сестрой и не было никаких причин вдруг ни с того ни с сего бросаться на нее с родственными объятиями только потому, что ее родители взяли ее под опеку, между прочим, не спросив мнения самой Нимфадоры.

Сама Лилиан, судя по всему, из-за минутной вспышки гнева стала Нимфадору побаиваться, поскольку в ее присутствии вела себя весь день тише мыши. Неизвестно, почему Тонкс начала вести себя как неперебесившийся подросток, но исключительно ради того, чтобы досадить Лилиан, она включила погромче музыку и принялась читать под грохот басов. Ей самой это не мешало, а что до Лилиан… Она не обязана подстраиваться под непонятно каким ветром принесенную малолетку.

Лилиан включения музыки словно не заметила. Вместо этого она продолжила как ни в чем не бывало сидеть за столом и писать что-то на пергаментном свитке. Видимо, выполняла летние задания. В какой-то момент Тонкс вспомнила о сложности своего обучения в Хогвартсе, и ей даже стало стыдно за свое поведение, но только на мгновение — в следующий момент рука уже прибавляла громкость, а по лестнице раздавались тяжелые шаги отца.

— Тонкс, что это такое! Мы, кажется, говорили о том, чтобы ты не слушала свою жуткую музыку на полную громкость! — Тэд впервые выглядел таким сердитым. Вдвойне сердитым он стал, когда заметил, что Лилиан делает домашнюю работу. — Отключи вообще эту музыку к Мерлиновой бабушке и не мешай ребенку заниматься.

— Она мне не мешает, сэр, — это была первая реплика, которую произнесла Лили при Тонкс. Голос у девочки оказался звонким, но в то же время — спокойным и непривычно серьезным для ребенка. Ровным, словно отмороженным. На мгновение Тонкс показалось, что она уже где-то слышала такой тон.

Абсолютно спокойно девочка реагировала на все попытки Тонкс спровоцировать конфликт. Юная волшебница уже не знала, почему именно так поступала. Что это было? Желание показать, кто в доме, то есть комнате, хозяин? Указать Лилиан на ее место? Простая ревность к родителям, которые на следующее же утро поставили Тонкс в пример аккуратность Лилиан и ее пунктуальность? Все это привело к тому, что конфликт набирал обороты. Но был каким-то односторонним.

Тонкс не гасила свет до поздней ночи. Лилиан до поздней же ночи читала книги, а когда ей надоедало — спокойно засыпала, не обращая внимания ни на горящий шар магического света, ни на ходьбу Тонкс по комнате, ни даже на громкие хлопки дверью. Тонкс слушала громкую музыку, а Лилиан делала вид, что ей все равно, или же ей действительно было все равно. Тонкс разбрасывала вещи по всей комнате, а Лилиан спокойно их переступала или, если они оказывались на ее кровати — перекладывала на постель Тонкс, не делая той замечаний.

Очередным утром Тонкс обнаружила на столе записку от мамы:

«Доченька, я не успела приготовить завтрак — срочно вызвали на работу. Продукты в холодильнике, и покорми Лилиан».

Тонкс нервно скомкала записку и одной рукой швырнула ее в мусорное ведро. Покорми Лилиан! Мерлиновы подштанники, да эта Лилиан — здоровенная деваха, которая уже доросла до груди взрослого человека. Не грудничок, которому надо пихать в рот соску, и даже не пятилетний ребенок, который в силу комплекции неспособен дотянуться до раковины, плиты и верхней полки холодильника.

«Лилиан покормит себя сама», — твердо решила Тонкс. В конце концов, ее саму в те же одиннадцать лет абсолютно не напрягала перспектива самой себе сделать бутерброды, нарезать салат или пожарить на сковороде мамины котлеты, которые в замороженном виде хранились в холодильнике неделями как раз для таких ситуаций. И волшебница не видела никаких причин для того, чтобы по отношению к Поттер применялись иные правила, чем те, что использовались по отношению к ней.

Девочка спустилась с верхнего этажа как раз в тот момент, когда Тонкс пила чай — она сама вполне могла обойтись без завтрака, поскольку что-то готовить было попросту лень.

— Доброе утро, а где мистер и миссис Тонкс? — привычным холодным голосом осведомилась она. Саму Тонкс это почему-то покоробило: для нее слова Лилиан прозвучали как «а где те, кто должен дать мне завтрак».

— На работе. Поесть можешь приготовить себе сама — продукты в холодильнике, — ехидно произнесла Тонкс, уже ожидая услышать реплику в стиле «я не умею». Нет, она бы сделала лентяйке пару бутербродов, только чтобы не слушать ее вопли из-за порезанного пальца, но…

— Ты что будешь? — уточнила Лилиан. Тонкс от ее слов первые пару секунд даже не нашлась, что сказать.

— Совсем необязательно готовить на двоих, — ехидно возразила она.

— Мне нетрудно, да и какая разница? — впервые в голосе Лилиан проскользнул намек на человеческие эмоции.

— Что приготовишь, то и будем есть, — фыркнула волшебница.

За десять минут девочкой была развита бурная деятельность. В какой-то момент Тонкс почувствовала далеко не белую зависть, когда заметила, как ловко малявка управляется с ножами, овощами и упаковками. Сама бы Тонкс уже двадцать раз что-либо рассыпала, даже если бы готовила с помощью магии.

Не прошло и получаса, как перед девушкой была поставлена тарелка с обалденно вкусными (пришлось это признать) тушеными овощами и хорошо прожаренным рыбным филе. Сама Лилиан с точно такой же тарелкой примостилась напротив. Когда завтрак был завершен, она привычным и ровным голосом произнесла.

— Не могла бы ты помыть посуду? С палочкой это проще, чем руками оттирать сковороду, а я не знаю нужных заклинаний и вдобавок — не обладаю разрешением колдовать вне школы.

Самое смешное, что просьба Лилиан была абсолютно справедливой. Она ведь приготовила завтрак на двоих, и, надо признать, вкусный завтрак. Поэтому будущему мракоборцу ничего не оставалось, кроме как кивнуть и отправить посуду в раковину, применяя к тряпкам и губкам с малых лет известное заклинание. Подождав, пока посуда будет вымыта, девушка поднялась в комнату и, увидев, что Лилиан сидит за столом и привычно читает книгу, Тонкс произнесла:

— Мне надо переодеться — выйди из комнаты. А лучше вообще побегай во дворе — не будешь мне мешать заниматься.

Девчонка кивнула и, закрыв книгу, сделала несколько шагов по направлению к выходу из комнаты. Это стало последней каплей для Нимфадоры.

— Ты что, так и будешь никак не реагировать на то, что я говорю и делаю?

Лилиан впервые с момента их знакомства рассмеялась. Звонким, заливистым и словно заразным смехом. После этого девочка сделала несколько шагов по направлению к Тонкс и замерла рядом с ней, все так же крепко сжимая в пальцах книгу.

— У своих родственников я жила в чулане под лестницей. Десять лет подряд я слушала о том, что я такой же урод, как и моя мать, десять лет подряд я служила боксерской грушей для своего кузена и его друзей, десять лет выслушивала нескончаемый поток унижения из-за того, что хожу в его обносках, и десять лет терпела косые взгляды дяди Вернона и то, как он меня называл очень плохими словами, которые я просто так повторять не буду. Если ты устроила весь этот цирк с разбрасыванием вещей, громкой музыкой, светом и вышвыриванием меня из комнаты для того, чтобы достать меня, то тебе надо лучше стараться. Рекомендую причинение тяжких телесных повреждений или… О! Меня еще не пытались изнасиловать за неполных двенадцать лет жизни — наверное, испытание этих ощущений произведет на меня должное впечатление, — отчеканила Лилиан и, улыбнувшись напоследок, неторопливо вышла из комнаты. Прошло две минуты, и хлопнула входная дверь — девочка вышла во двор.

— Черт меня подери, да что же я вообще делаю! — выкрикнула Тонкс и со всей силы ударила кулаком по стене, после чего повалилась на свою кровать, запуская пальцы в ставшие черными волосы.

Это формировалось в ней с самого первого дня пребывания Лилиан в этом доме. Понимание того, что просто так никто девочку не отдал бы под опеку дальних родственников, если бы со своими обязанностями на «отлично» справлялись магглы. Но по непонятной причине, из-за неизвестно откуда вдруг прилетевшего подросткового бунтарства девушка продолжала начатую ею же войну с односторонними боевыми действиями. И сейчас ей было вдвойне стыдно. И за свое поведение, и за то, что она накрутила себе непонятно каких представлений о девочке, с которой ей предстояло жить.

А ведь Лилиан совсем не такая. Не такая, какой могла бы быть по представлениям Тонкс. Она мирная, неконфликтная и, черт подери — до сих пор девушка могла вспомнить о том, что в ее комнате кто-то живет, только бросив взгляд на кровать или стол девочки и обнаружив ее, сидящей за уроками или книгами.

«Да, Тонкс, просто превосходно! Ты превзошла сама себя!!! Устроила травлю девочке на семь с лишним лет тебя младше только из-за того, что у тебя, с детства имеющей все, что душа пожелает, отобрали несколько квадратных метров для того, чтобы поставить кровать и стол для ребенка!»

Чертыхнувшись в последний раз, девушка встала со своей кровати и, найдя волшебную палочку, отправилась во двор. Конечно, дел она наворотила… А за свои дела надо отвечать, да и ошибки неплохо было бы исправить. Как бы это сложно ни было.

Девочку она нашла на заднем дворе. Та в спокойном и мирном темпе подтягивалась на нижней ветке дерева. Пока девушка дошла до нее, успела насчитать двенадцать движений вверх-вниз, а это говорило о довольно хорошей физической подготовке.

— Лилиан… Слушай, прости меня, а? За музыку, ну и за то, что я вроде как тебя достать пыталась. Я правда не знаю, что на меня нашло. Просто, понимаешь, когда родители согласились тебя взять, да еще выдали вот это «теперь это твоя сестренка»…

— Ты что, серьезно думаешь, что из-за того, что они взяли на месячишко подкидыша, тебя вдруг разлюбят или станут любить меньше? Сама такую глупость придумала или подсказал кто? — Лилиан легко оттолкнулась от нижней ветки, а затем, тоже без усилий взмыв вверх (наверняка не обошлось без магии), перекувыркнулась в воздухе и приземлилась за спиной Тонкс.

— Да не думала я вообще ничего! Я просто… не знаю, что вообще на меня нашло, говорю же. Я вообще по жизни мирная так. Вроде как добрая, говорят. Простишь меня?

— Угу. Мир, — фыркнула Лилиан.

Они пожали друг другу руки и сразу после этого разошлись. Всю последующую неделю они не перемолвились ни единым словом, но музыку Тонкс слушала теперь в наушниках, вещи на чужую кровать не кидала, а также предложила Лили разумное разделение обязанностей: с рыжей готовка, а с самой Тонкс — мытье посуды и вынос мусора. Это было намного проще, чем возня со сковородками, да и еда получалась у Лили намного вкусней, чем у будущего мракоборца. А потом произошло событие, которое привело к их постепенному сближению друг с другом.

Тонкс в этот день отрабатывала маскировку, верней сказать — тренировала свои способности метаморфа. Ей-то не надо было, в отличие от других магов, изучать заклинания: по одному лишь ее желанию менялись все пропорции тела, цвет кожи, волос, глаз… Единственное, что ей необходимо было — запасная одежда на случай, если новая личина будет обладать другими параметрами фигуры.

В этот раз в аврорат она моталась с длинной и толстой, как у Лилиан, косой. Коса эта была темно-коричневого цвета, и за прошедшее с утра время Тонкс двадцать раз успела пожалеть о том, что додумалась именно так изменить свой облик. Уж слишком привыкла она к своим волосам средней длины. Когда она вернулась домой и принялась наблюдать за тем, как Лилиан носится по дому, завершая приготовление обеда, она все-таки не выдержала и чертыхнулась:

— Да как ты с этой чертовой косищей ходишь!

Вопрос был чисто риторическим. Но девчонка села на соседний с Тонкс стул и, получив разрешение, провела рукой по ее шее под волосами.

— Просто ты допустила ошибку, — произнесла она. Взяв руку Тонкс, она поместила ее под свою косу и напрягла мышцы шеи. — Чувствуешь, какую? Под косу весом пять килограмм нужно накидать больше мышц на шею, так же, как под грудь третьего размера понадобится совершенно иной мышечный корсет, чем под «минус первый». Ты что… Погоди… — глаза Лилиан округлились, а в следующую секунду она хлопнула себя ладонью по лбу и, проорав едва ли не в ухо Тонкс: — Сейчас вернусь! — унеслась наверх. Оттуда раздался непривычный грохот — девчонка явно перерывала свой тяжелый чемодан, в котором, скорей всего, одни только книги и были. Вернулась она с тяжеленной томиной и бухнула ее на стол перед Тонкс:

— На, изучай.

— Это что?

— Это анатомия. Ну, в Хогвартсе эти идиоты так и не преподают ее, разве что в специальных заведениях для колдомедиков изучают, а у магглов она в школьную программу входит. Ты почитай, там все и про мышцы, и про кости, и про что с чем связано и для чего нужно… А то ты превращаешься наобум, наверное, поэтому и сшибаешь что-то все время.

Последующие три дня Тонкс зачитывала пресловутый анатомический атлас «от» и «до». Заинтересовавшись, пробежалась по маггловским магазинам, выискивая более подробную литературу по теме. Учитывая ее высокую скорость обучения и тот факт, что ей не нужно было запоминать все эти названия костей и мышц, а просто соображать, как лучше превратить те или иные части своего тела… Лилиан сама не понимала, видимо, как именно ее выручила.

Следующий шаг навстречу произошел, когда в «Ежедневном Пророке» мелькнула заметка о том, что Николас Фламель принял решение уничтожить Философский Камень, чтобы он не попал в плохие руки. Эта заметка стала для Тонкс поводом расспросить саму Лилиан о событиях в подвалах особняка Фламеля. Тогда, насколько было известно Тонкс, от руки Темного Лорда и его приспешников погибли двое ее коллег, и хотя девушка не знала их лично, присутствовало что-то вроде профессиональной солидарности — она хотела смерти Волан-де-Морта теперь не меньше, чем его враги. И рассказ о его смерти выслушала с удовольствием, после чего окончательно переменила свое мнение о Лилиан. Хотя нет — окончательная смена мнения произошла к концу третьей недели пребывания Лилиан в доме Тонксов.

Иногда к ним приходили люди из опеки и задавали девочке вопросы о том, как ей живется у Тонксов. Сама Тонкс при разговорах не присутствовала, но по реакции министерских понимала, что они так же, как и Лили, не видят никаких причин для того, чтобы забирать у них девочку, а значит — Поттер останется под опекой ее родителей до своего совершеннолетия. Пожалуй, сейчас это Тонкс даже радовало. В конце концов, оказалось, что иметь под боком эту девчонку вовсе не плохо. Лилиан, как будущий аврор, многое знала о расследовании преступлений — правда, с маггловской стороны, но Тонкс все равно заинтересовалась криминалистикой исключительно для общего развития. И на работе это ей сослужило хорошую службу.

Ее тогда взяли с собой авроры постарше. Был убит старый волшебник, живший на отшибе какого-то полузаброшенного маггловского поселка на юго-западе Англии. Пока мракоборцы проверяли дом, Тонкс исключительно ради интереса отправилась изучить двор. Ободранную кору на вьющемся растении, которое поднималось до самого верха дома, она заметила сразу же. Что-то такое вот недавно попадалось ей в одной из книжек, взятых на время у Лилиан…

Еще несколько догадок, несколько улик, пусть и косвенных… На то, чтобы аппарировать домой и попросить у Лилиан немного порошка для проявки отпечатков пальцев, Тонкс много времени не понадобилось. Уже с маггловским чудо-средством она вернулась в дом, где произошло преступление, и, отозвав в сторону одного из мракоборцев, принялась рассказывать свою версию событий, подкрепляя ее замеченными доказательствами. По ее версии все выглядело совсем не так, как предполагали авроры, все еще пытающиеся обнаружить следы враждебных заклятий и магической дуэли.

— Вы ничего не найдете, — тихо произнесла Тонкс. — Ничего не найдете потому, что убийцей был не волшебник. Это маггловский вор из так называемых «форточников». Он забрался на второй этаж по растению, которое находится как раз под этим окном, — Тонкс вывела аврора во двор и показала характерные царапины и сломанные части коры. — Потом он открыл замок обычной отмычкой, — в доказательство она продемонстрировала исцарапанную отмычками замочную скважину на окне. — Возможно, будь преступник чуть более опытным, он бы действовал аккуратней, а так — его действия привлекли внимание хозяина дома, тот вошел и получил по голове. Скорей всего, орудие убийства вор забрал с собой, потому что здесь я не вижу ничего подходящего. В качестве «награды» за свою вылазку форточник взял несколько статуэток отсюда, — Тонкс показала на пустые места в углу серванта, которые были окружены пылью. — Вдобавок, он знает об отпечатках пальцев и поэтому лез «на дело» в перчатках.

Расспросы затянулись часа на три. По совету Тонкс, к которой неожиданно прислушались старые товарищи, авроры связались с местным отделением маггловской полиции и получили подтверждение ее версии: в округе действительно орудовал вор. Правда, труп на его совести был первым — удар по голове оказался слишком неудачным, и поэтому старый волшебник умер, в противном случае он бы отделался сотрясением мозга и несколькими днями на больничной койке.

Само собой, маггловского вора так и не нашли. Верней сказать, позже Тонкс абсолютно случайно узнает, что его поймали сами магглы своими методами, которые явно недооценивались волшебниками. Но расследование Тонкс и сделанные ею выводы стали причиной того, что начальник отдела вызвал новичка к себе и принялся нахваливать за наблюдательность. А Тонкс почивать на лаврах в одиночку не позволили совесть и чувство справедливости, поэтому она честно рассказала начальнику о маггловской науке под названием «криминалистика» и, конечно же — о невероятно наблюдательной и проницательной рыжей девочке, которая в этой криминалистике души не чаяла и логические задачки, подобные той, что удалось решить в этот раз Тонкс, щелкала как орехи.

Лилиан, конечно же, немного потрепали разговорами. Но она не злилась и даже с охотой рассказывала парочке начальников аврората, которые пришли в гости к Тонксам, о дактилоскопии, криминалистике, программах защиты свидетелей, принятых в маггловском мире, и о многом другом.

— Знаете, а ведь вы на самом деле можете все это применять, — тихо произнесла она, когда разговор подходил к концу. — У магглов есть такой маразм, что отпечатки пальцев или образец ДНК нельзя взять без согласия человека — для того, чтобы провести такой анализ, нужны серьезные основания, ну и, естественно, дорогое оборудование. Но вы ведь волшебники — наверняка найдете способ сделать такого рода процедуры менее затратными. И вдобавок, у вас нет этой дурацкой блажи с законами, которые служат на руку преступникам.

— Мы имеем доступ к обоим мирам, а значит — можем объединять лучшее от них обоих, верно, мисс Поттер? Однажды вы уже это сказали, — едва слышно пробормотал один из авроров, задумчиво покручивая в руках собственный браслет.

— Именно. Да, у магов есть множество своих методов добывать и обрабатывать информацию, но иногда бывает, что по каким-то причинам их применение невозможно. Не надо далеко ходить — мой крестный когда-то попал в тюрьму только из-за того, что не мог быть допрошен под «Веритасерумом», а легиллиментов так мало, что среди всех имеющихся специалистов не нашли ни одного незаинтересованного и по-настоящему независимого. А ведь все можно было бы решить с помощью того же детектора лжи или же маггловской «сыворотки правды», которая по составу совсем другая, а значит — могла быть использована в данном случае, — с жаром принялась доказывать девочка.

Авроры ушли задумчивые и озадаченные. А еще через неделю, как раз за два дня до того, как истек месяц пребывания Лилиан в ее доме, Тонкс узнала о том, что кто-то на самом высшем уровне заинтересовался предложением девочки и с текущего дня… нет, ну за изучение криминалистики, с одной стороны — надо сказать Лилиан большое спасибо… Но с другой… Им же и так было довольно сложно учиться, а тут еще и предметов добавили, и информации для изучения стало намного больше! Но… Как бы то ни было, это было хорошим делом, а значит — Тонкс справится.

Когда она зашла в их комнату и увидела, что Лилиан пакует чемоданы, ей даже на долю секунды стало грустно из-за того, что та собирается уехать на остаток каникул. Впрочем, она ведь не навсегда уезжает — они смогут переписываться, и вдобавок… Лили, конечно, стала ей настоящим другом, но у нее еще были профессор Снегг и Сириус, которые наверняка дождаться не могли, когда этот рыжий зеленоглазый приз-сюрприз заявится к ним в гости.

— Собираешься? — уточнила Тонкс, после чего взмахнула палочкой и наложила на чемоданы девочки (которых теперь уже было целых три, ведь она продолжала выписывать по совиной почте и по обычным маггловским каталогам самую разную литературу!) заклинание облегчения веса.

— Да, — Лилиан пожала плечами. — Если что, ты знаешь, где меня найти и куда писать, Ним…

Вот! Это был единственный ее изъян. Она упорно не могла привыкнуть к тому, что к Тонкс надо обращаться по фамилии. На взгляд Лилиан, такое обращение было немного оскорбительным, ведь к друзьям обычно принято по имени… Где она этой чуши нахваталась — непонятно, но у Тонкс почти получилось эту дурь из нее выбить. Правда, до сих пор случались осечки.

— Хей, сколько раз говорить! Зови меня Тонкс, сестричка! И давай, до следующего лета. Я буду по тебе скучать.

— Я по тебе тоже, — Лилиан обняла ее напоследок и, подхватив свои огромные чемоданы, сбежала вниз по лестнице. Последовало продолжительное прощание с опекунами, и вот — Лили вышла из дома. Туда, где ее ждал худой темноволосый человек с крючковатым носом и в длинной мантии, придающей ему сходство с гигантской летучей мышью. Мужчина перехватил два чемодана, чтобы освободить одну руку ребенка, и, сразу после того, как Лилиан помахала напоследок Тонкс, смотрящей на нее из окошка, покрепче сжал ладонь девочки и трансгрессировал.

Девушка окинула взглядом ставшую непривычно пустой комнату, после чего, махнув рукой на небольшую грусть, завалилась на кровать и уткнулась в один из новых учебников. На столе ждала своего часа папка с уголовными делами из маггловских полицейских архивов.

Примечания:

Я думала, что новая глава будет "не сегодня", но опоздала лишь на двадцать минут нового дня. Как-то легко она написалась.

Возвращение домой… Странно, теперь у меня целых два дома, потому что и у Северуса, и у Тонксов я себя чувствовала одинаково хорошо. Конечно, дом в Паучьем тупике был более мрачным и большую часть суток здесь было не в пример тише, чем в обиталище Тонксов, но тут была гигантская библиотека Северуса, сам Северус, и тишина вовсе не производила впечатление зловещей. Скорей уж все дело в том, что хозяин этого жилища тишину любил, ну а я старалась жить по его правилам, тем более что это было несложно. Так вот, возвращение домой произошло без приключений. Но сразу после этого возвращения Северус привычно порезал мою ладонь, ставя на дом защиту, и сообщил, чтобы я готовилась к тому, что шагу на улицу в течение недели сделать не смогу. Мне, в принципе, фиолетово, так что никакой реакции, кроме кивка, я на его предупреждение не продемонстрировала.

Неделя прошла у нас абсолютно тихо и спокойно. А потом все завертелось в привычном, хоть и немного безумном темпе. Прежде всего, в доме Тонксов я не рисковала использовать магию, пусть даже и с ивовой палочкой, которая снята с учета и официально считается уничтоженной. Я уж не говорю о том, что мне нельзя было колдовать с помощью той палочки, которая была официально приобретена мною год назад у Грегоровича. А вот в доме Северуса я начала наверстывать упущенное в плане магических тренировок. За время экспериментов с ивовой я успела подметить несколько интересных закономерностей. Интересных лично для меня. Во-первых, палочка, данная Грюмом, действительно слушалась меня лучше, чем осиновая. С учетом того, что я с осиновой умудрялась успевать по школьной программе, а также потихоньку осваивать вещи, которые за рамки этой программы выходили (те же манящие чары, показанные Седриком, которые изучались на четвертом курсе), обучение с ивовой было похоже на легкую разминку. Северус не уставал хвалить меня за талант, но я логично возражала, что дело не в таланте, а в популярном принципе «назови свинью сто раз собакой, а на сто первый она гавкнет». Простую «вингардиум левиоса» и «люмос» мы с Гермионой и Николь натренировали буквально за двадцать минут как раз таки постоянными попытками, хоть и неудачными поначалу, ну и, естественно — контролем за правильным произношением. Во-вторых, ивовая палочка подозрительно легко отзывалась на так называемую «темную магию». Да-да, Северуса мне удалось раскрутить на демонстрацию мне нескольких заклинаний, где говорить надо было меньше, а эффект был сногшибательным, умопомрачительным, а то и вовсе мог быть летальным.

Стандартный «петрификус тоталус» меня не устраивал, поскольку его пока прокричишь — тебя успеют двадцать раз убить. По вполне понятным причинам пока что не подходили различные невербальные заклинания, которых Северус знал великое множество. Поэтому ограничивались мы той частью проклятий, которая не требовала длительного произношения заклинаний и, конечно же, подразумевала вербальное применение.

В том же подвале Северус применил какие-то расширяющие пространство чары, наставил мишеней, и я работала с узнанными заклинаниями по типу стрельбища. Естественно, под присмотром Северуса, потому что… нет, глобальных разрушений не было, но пожар я однажды едва не устроила.

Учитывая важность произношения слов в заклинаниях, я в оставшееся свободное время работала над собственной дикцией. Живя и учась в России, я, конечно же, уделяла внимание произношению слов и предложений: в моей речи не было сельского «хэканья», я не говорила «чаво» или «шо» вместо «што», а также не допускала многих других ошибок. Но, во-первых, был специфический акцент, а во-вторых — именно русское происхождение играло со мной злую шутку: я все-таки проглатывала буквы или изменяла их звучание, а с магией такие шутки были недопустимы.

Поэтому график жизни у меня был плотным: то боевые тренировки, то чтение нужной, на мой взгляд, хоть и не входящей в школьную программу литературы, а также различные дополнительные дела, которые вроде бы как и казались незначительными, но отнимали такую массу времени, что его оставалось совсем, совсем немного. Но именно за то, что его было немного, я свободное время так и ценила.

Ребята, судя по всему, были заняты не меньше меня, потому что ни от Гермионы, ни от Сириуса, ни от Невилла с Роном писем я так и не получила. А писать первой мне… нет, не гордость не позволяла. Просто было как-то недосуг практически все время. Поскольку стоило мне более-менее освоить отработку на мишенях различных проклятий, как Северус стал меня гонять на реальных магических спаррингах — разумеется, во время их проведения применялись разве что обезоруживающие да обездвиживающие или сбивающие с ног чары. Само собой разумеется, что драться с человеком было намного трудней, чем палить по мишеням, но принцип надо было освоить.

Поначалу профессор зельеварения меня даже, казалось, жалел. Потом, когда понял, что меня реально не напугать ни парой-тройкой синяков, ни ушибами, ни ссадинами, ни даже переломами, которых пока что не было, но которые запросто можно было при неудачном падении получить, принялся усиливать нагрузки. Ну, что я могу сказать… Свою ошибку он понял сразу: когда мы только начинали расходиться, от меня надо отпрыгивать, а то и трансгрессировать, потому что в ближнем бою со мной один на один было не тягаться — палочка выбивалась из рук прежде, чем он хоть шаг сделать успевал. А вот издали это был противник очень, очень серьезный. Во-первых — поди в него попади, когда он мало того, что сам по себе худой, так еще и стоит боком. Во-вторых — он же постоянно петляет, как заяц от охотничьих собак. Ну и щиты ставить умеет — тут уж ничего не скажешь. Пока что моих сил едва-едва хватало, чтобы держаться минуту боя, что в который раз давало понять: в случае реального поединка со взрослым и серьезным волшебником меня спасет только нападение первой, причем нападение с заклинаниями вроде третьего непростительного, чтобы упокоить быстро, качественно и с гарантией. Ну, хоть с какой-нибудь гарантией, если речь будет идти о Волан-де-Морте.

Взяв на вооружение идейку с гранатами, я принялась на досуге развлекаться с имеющимися знаниями по зельеварению и специфической зачарованной тарой. Не сказать, чтобы я шибко верила в магическую взрывчатку, но опыт «общения» с обычной давал понять: вовремя брошенный флакончик с чем-нибудь взрывчатым или дымящимся мог противников как минимум дезориентировать, а как максимум, при большой удаче — и вовсе убить.

Кстати, насчет маггловской снаряги… Сириус, наверное, расстарался по этому вопросу. Перед нашим расставанием он уже успел изучить более подробно маггловское оружие, прийти в полный восторг и пообещать мне, что хотя бы ящик гранат и оружие посерьезней пистолетов он раздобыть попробует. Ох, я просто надеюсь, что не пожалею об этом…

В общем, если жизнь у Тонксов напоминала типовое «мещанское счастье», то жизнь в доме Северуса превратилось в смесь шоу «игра на выживание» и летнего лагеря с военным уклоном. А я-то, наивная, надеялась, что раз уж попала в мелкое тело, то смогу наверстывать упущенное в детстве, то есть валять дурака, тусоваться с друзьями и днями напролет заниматься прочей фигней.

— Ты бы и недели не выдержала, — подколол меня Северус. Блин, я что, начала размышлять вслух? Обычно за мной подобного не водилось.

— Не выдержала бы чего?

— Ничего не делать.

— Может, ты и прав, — пожала я плечами.

В окно влетела сова и бухнула перед Северусом толстенную пачку писем. Увидев подпись на одном из них, мужчина скрипнул зубами, но письмо все-таки открыл. После этого посмотрел на меня исподлобья.

— Блэк почему-то интересуется у меня, почему ты не отвечаешь на его письма.

— Какие письма? — флегматично уточнила я. — Я с самого первого дня у тебя не получала ни одного. Ни от Сириуса, ни от кого бы то ни было еще.

— И тебе, конечно же, не показалось это странным, — тон Северуса стал типичным «школьно-язвительным». Я немного подвинулась на стуле и принялась ковырять салат.

— Ты серьезно хочешь узнать честный ответ от человека, который не понаслышке знаком с системой под названием «почта России»?

— Не отшучивайся. Если кто-то действительно перехватывает твою переписку, то это может быть серьезно.

— Это не может быть серьезно, потому что я заблаговременно договорилась с Сириусом ни о каких важных вещах друг другу не писать. А все остальные если и писали мне все это время, то «сверхсекретную» информацию о том, как у кого прошло лето, сколько раз на них накричали, где они с родителями вместе побывали и другие чрезвычайно важные, можно сказать, сведения. В общем, Сириусу обрисуй все как есть, и будем считать это чьей-то неудачной попыткой пошутить.

— А если это не просто чья-то попытка пошутить?

— А какая разница? Предлагаешь мне превратиться в сову и самой отнести свое письмо для того, чтобы проверить, кто его перехватит?

— Я вовсе не это имел в виду. И, кстати, твои фокусы с анимагией в прошлый раз едва не довели тебя до беды.

— Едва не довел меня до беды Волан-де-Морт, который, кстати, до сих пор, как тот Лелик из анекдота, где-то рядом. Если он мстит мне за свое поражение кражей моей переписки, то мне остается только его пожалеть за то, что бедолага так низко пал.

— Не без твоей помощи пал, между прочим. Я тебе не говорил, что ты та еще ехидна?

— Можно подумать, я этого и без тебя не знаю, — усмехнулась я.

Сириусу ответ написала я. Но отправлял его Северус, то есть сам написал на конверте адрес, сам вызвал сову и привязал ей к лапке письмо… Ответ от Сириуса пришел на следующий день. Причем львиную долю этого ответа занимало личное мнение, которое было идентично мнению Северуса. Дескать, пропажа писем, адресованных мне и отправляемых мною — это неспроста и надо бы разобраться, что происходит. Как будто я могу что-то сделать! Впрочем, кое-что полезное в письме Сириуса все-таки было: он планировал написать письма Седрику, Невиллу, Рону, Дафне, Гермионе и Николь для того, чтобы сообщить им о проблеме. Это было реальным, дельным предложением. А то вызывать Драко для того, чтобы гонять его как почтальона между членами нашей компании, мне не позволяла совесть.

Пацан на лето отправился к Сириусу. Ну, собственно, альтернативы особой у него не было: либо к Блэку, либо в Хогвартсе на лето зависнуть, поскольку Северус привидений не любил, а к Тонксам в первый визит тащить «личное привидение» мне не позволила совесть и правила хорошего тона. Хватит и того, что я сама заявилась к ним с чемоданами. Хотя… В итоге мы очень даже неплохо поладили, особенно с Нимфадорой.

Причину странной пропажи моей переписки я разгадала абсолютно случайно. Верней даже сказать — мне не пришлось разгадывать ровным счетом НИЧЕГО, поскольку виновник этой пропажи появился передо мной, как лист перед травой, и… Черт! Придется рассказывать все порядку.

Произошло это дней через пять после памятного разговора о пропаже писем. С утра Северус отправился в Косой Переулок по делам, а я осталась дома одна, поскольку мне составить компанию не предлагали, а я сама не привыкла навязываться, когда меня не зовут. Поскольку тренироваться ввиду отсутствия Северуса было невозможно, я решила спокойно поваляться в постели с книжкой в обнимку. С очень интересной книжкой, надо сказать — именно поэтому я достаточно долго не обращала внимания на существо, которое материализовалось на стуле рядом с моей кроватью и таращилось на меня огромными зелеными глазами. А когда я все-таки закрыла книгу и повернула голову…

— Лилиан Поттер! Я — Добби!

— М… Очень приятно, — вежливо произнесла я, незаметно протягивая руку за лежащим под подушкой ножом. Пока что неизвестная тварь не делала попыток на меня напасть и даже вполне членораздельно разговаривала, но на самом деле — черт их поймешь, этих магических существ. Каким образом он сумел попасть в дом, если Северус установил на него защиту? Мысль о том, что защита слетела из-за того, что с человеком, установившим ее, что-то случилось, заставила меня покрыться холодным потом.

— Добби пришел предупредить Лилиан Поттер. Лилиан Поттер нельзя возвращаться в Хогвартс в этом году. Там ждет страшная опасность!

Домовой эльф. Теперь я вспомнила, что это такое. Об этих существах мне рассказывали Седрик, Драко и Дафна. Ну что я могу сказать… Абсолютно идентичны незабвенному Горлуму из Властелина Колец, разве что кожа посветлей и уши гигантские. Ну и одежда имеется, верней сказать — присутствует эдакий балахон в виде наволочки. Очень грязной наволочки. Омерзительно грязной, если быть точней.

— Значит так, Добби. Для начала перестань тарахтеть, как "калашников", и сядь, — я кивнула домовику на стул, на котором он до этого стоял.

— Лилиан Поттер предлагает Добби сесть, как равному? Волшебники никогда не предлагали Добби се-э-э-ээээсть! — домовик разревелся, сморкаясь в свою наволочку. Я с трудом удержалась, чтобы не передернуться.

— О своих взаимоотношениях с волшебниками ты будешь рассказывать в вашем профсоюзе, ну или на приеме у психолога. Давай ближе к делу. Почему я не должна ехать в Хогвартс?

— Там заговор.

— Не удивил, — я сделала морду кирпичом. Это ведь Хогвартс! Там ведь, блять, все время заговоры! Можно подумать, я наивно рассчитывала, что в этом году смогу спокойно учиться, как ни в чем не бывало? Ох, черт, а ведь я действительно на что-то подобное рассчитывала…

— Лилиан Поттер все уже знает?! — как эти большие глаза напротив не выпали из орбит, я не понимала. И тем более не понимала, каким образом эти наивные создания с большими ушами выжили как вид. Но не факт, что остальные хоть вполовину такие же простаки, как зачуханный грязный Добби.

— Без подробностей. Но ты ведь расскажешь мне, что именно задумали Волан-де-Морт сотоварищи, верно? Давай, Добби, не бойся — Люциусу Малфою я ничего не скажу. Это ведь он твой хозяин, я угадала?

На самом деле, я не угадала. На самом деле — я вспомнила. Вспомнила имя домового эльфа Малфоев, которое мне называл Драко. Тут, конечно, игра была скользкой — запросто могло оказаться, что имя Добби сродни Джону или Джейкобу. Но мне повезло.

— Хозяин очень злится за то, что Лилиан Поттер не вернула хозяину сына. Хозяин слишком глуп, чтобы понять, что юный лорд просто не хочет возвращаться к нему и… — Добби внезапно прикрыл рот руками, а потом с неожиданно скоростью схватил мою книгу и кинулся бить себя ею по голове.

— Ты что творишь, придурок?! — я выхватила из его рук том, который, между прочим, принадлежал не мне, а Северусу, и пристально осмотрела его на предмет повреждений. Потом пришла к выводу, что маги делают очень качественные вещи, раз уж от нескольких ударов по голове на книге не было ни царапинки. Впрочем, возможно, том просто зачарован.

— Но Добби должен себя наказать каждый раз, когда говорит о хозяевах что-то плохое… — плаксиво протянул домовик.

— Ну вон об ту штуку тогда головой побейся и продолжай рассказывать, что там за заговор… — я кивнула на большую боксерскую грушу, висящую у стены. Обычно я для тренировки перевешивала ее во двор, а сейчас она просто выполняла роль декорации, ну и, конечно же, нашла новое применение…

Эльф взялся за дело с таким энтузиазмом, что пока он выполнял мазохистский ритуал, я успела прочитать полторы главы. И только заметив, что стихли звуки ударов тупого по мягкому, отложила книгу в сторону и, поудобней сев на кровати, произнесла:

— Итак, в итоге. Что собирается сделать Люциус Малфой?

— Добби не может сказать! Но если Лилиан Поттер пообещает, что не поедет в школу первого сентября, то Добби вернет ей письма от друзей! Добрые и нужные письма, по которым так скучала Лилиан Поттер…

Ах ты ж мелкий сучонок! А я уж почти было начала тебя жалеть… Ладно, отработать на домовике парочку заклятий я всегда успею, да и вдобавок — не факт, что это шибко остудит энтузиазм. Поэтому попробуем отыграть нормальную девочку с зачатками паранойи…

— А они у тебя? Покажи!

Добби призывно помахал перед моим лицом толстенной пачкой писем.

— И если я пообещаю, что первого сентября не поеду на «Хогвартс-экспрессе», то ты мне их отдашь?

— Добби всегда держит свое слово, — широко улыбнулся домовик.

Ага, а еще Добби — мелкий паскудный шантажист, которому я при случае припомню эту выходку. Но разумеется, не сейчас.

— Хорошо, я клянусь, что не поеду в Хогвартс-экспрессе первого сентября.

Нить обещания на этот раз была не красной, а зеленой. Она опутала мою кисть и тут же исчезла. Вместе с Добби, который, впрочем, сдержал свое слово и оставил после себя на ковре рядом с моей кроватью толстенную пачку писем от всех моих друзей.

А две минуты спустя в дом ворвался Северус с палочкой наизготовку. Похоже, что магия Добби каким-то образом на время сняла наложенную профессором защиту и закрыла дом от него самого. Впрочем, с недоразумением мы разобрались очень быстро и уже часом позже сидели на кухне, по уши наливаясь чаем и участвуя в мозговом штурме.

Данных было… Слишком мало. Люциус Малфой что-то задумал, но что именно? Убить меня? Но в этом случае он мог бы поручить это Добби: домовой эльф не имеет права ослушаться приказов своего хозяина, а я вовсе не так опасна, как могу показаться. Нет, серьезно, каким бы крутым ты ни был волшебником или спортсменом, но когда ты спишь дома под одеялком, горло тебе перерезать — раз плюнуть…

Ближе к вечеру к мозговому штурму подключился Сириус. Но даже втроем мы так и не смогли придумать ничего стоящего. Кроме одного: мне в приказном порядке дали тридцать минут на сборы, после чего отконвоировали в дом Сириуса. Там, по словам Сириуса и Северуса, была какая-то дополнительная магия, которая помешает Добби проникнуть на нашу территорию. Верней сказать — там был собственный домовой эльф.

Мне не нравилась идея куда-то переселяться, но виду я не подала. В конце концов, это действительно нужно было для дела и вдобавок — позволяло Сириусу и Северусу не беспокоиться за сохранность моей тушки до следующего учебного года. Кроме того, поспешность переезда и прочие неудобства мне с лихвой компенсировала библиотека Блэков и, конечно же — как-то сами собой появляющиеся в доме на площади Гриммо 12 друзья из магического мира.

Сириус, в отличие от Северуса, гостей любил и привечал. Дома все время толпилось семейство Уизли практически в полном составе, друзья Сириуса по аврорату, залетали ко мне «в гости» Невилл, Седрик и Дафна… Пожалуй, не хватало для полного счастья только Гермионы и Николь, но увы — у них не было волшебных каминов для того, чтобы мотаться к нам. Зато… Зато тут был Драко, которому я, подумав, все-таки рассказала о том, что его отец задумал какую-то подлянку.

Вопреки моим опасениям, мальчик отреагировал на это заявление очень спокойно.

— Он все время что-то «задумывал». Правда, раньше все это не заходило дальше планов вроде «а вот когда вернется темный лорд» или «а вот когда Лилиан Поттер станет новой Темной Леди»…

— Что?! — я подавилась чаем, который пила. Малфой, конечно, улучил самый подходящий момент для того, чтобы огорошить меня таким заявлением.

— Серьезно! Представляешь, некоторые последователи Вол… Сама-знаешь-кого считали, что он тебя не убил потому, что ты сама намного более могущественный темный волшебник. Кто-то даже строил планы вроде «она подрастет, соберет подходящую компанию и даст прикурить всему магическому миру».

— Ну вот насчет этого они, конечно, практически не ошиблись… — протянула я. — Вот только цели у меня, мягко говоря, далеки от тех, которые преследовал Волан-де-Морт. Верней сказать, у меня вообще пока что никаких целей нет, кроме как избавиться от Волан-де-Морта.

Драко в нашей компании испортился окончательно. Во-первых, с ним оказалось РЕАЛЬНО можно общаться. Во-вторых — от меня и Николь он нахватался типичных маггловских выражений (больше, конечно, от меня). В-третьих, полагаю, что именно от меня (ну и, возможно, еще от Сириуса, с которым тусовался почти два месяца) Малфой-младший получил любовь к шуткам на грани фола.

— Я вообще, честно говоря, не понимаю, какие у него цели были. Да и отец сомневаюсь, что понимал. Он просто шел за ним потому, что цель нужна была хоть какая-то, ну, может, еще и из страха, что если уйдет, то… сама понимаешь, — призрак задумчиво проплыл по воздуху, просочился сквозь стену с фамильным гобеленом Блэков и вернулся обратно. — Ну, с магглорожденными вообще не пойми что в итоге вышло. Ведь, на самом деле, мы даже сейчас друг с другом все родственники — вон, даже мы с тобой по линии Блэков не настолько дальние, чтобы можно было завести потомство без риска рождения каких-нибудь уродов, я уже молчу про другие чистокровные семьи. Нет, конечно, я прекрасно понимаю, что Сесилия Гринграсс, к примеру, никогда не отдаст Дафну и Асторию за какого-нибудь неотесанного чурбана, но ведь даже среди наших, хогвартских студентов из маггловских семей есть те, которые по воспитанию не уступят аристократам из чистокровных семей… ну, за исключением некоторых заморочек, конечно, но этому же обучиться можно.

— Знаешь, я тебе сейчас вот прямо очень обидную вещь скажу…

— Что после смерти у меня неожиданно появились мозги? Говори, что уж обижаться на правду, — Малфой нахмурился и пролетел сквозь меня. — Знаешь, на самом деле я вот все думаю, думаю… Ведь Вол… Сама-знаешь-кто не мог всего этого не понимать. Ведь он не мог не знать, что вся эта затея плохо кончится в итоге и… Может быть, он просто по каким-то причинам окончательно сошел с ума, а никто и не заметил? Может быть, сначала у него были какие-то совсем другие цели и мотивы поступков?

Я прикрыла глаза и вспомнила узкое, словно змеиное лицо с красными глазами и двумя дырками вместо носа.

— Знаешь, Драко… Я не удивлюсь, если это действительно так. Что же насчет его изначальных целей, мотивов, насчет того, чего он собирался добиться изначально до того, как ему неизвестная жидкость в голову ударила… Как ни крути, а мы этого не узнаем уже НИ-КОГ-ДА. Потому что сам он честно не расскажет, а другие вряд ли что-то знают. Но насчет того, что он рехнулся — это да, это правда. Насколько надо повредиться в уме, чтобы захотеть убить годовалую девочку, которая ровным счетом ничего дурного в своей жизни сделать не успела, а потом охотиться за одиннадцатилетней, как будто это не маленький школьник, а достойный и серьезный противник.

— Ну, так ты и есть для него серьезный противник. Он ведь зубы об тебя обломал.

— И я ему вообще в следующий раз их повыбиваю, если еще ко мне сунется.

— Вот! Вот об этом я и говорю. Ты же тихая и смирная, только когда спишь зубами к стенке! От тебя ведь полшколы плакало, вспомни!

— Не полшколы, а только два десятка особо ушлых придурков со всех факультетов, которые пытались прицепиться к моим друзьям или же причинить физический вред мне.

— Ты занудней Грейнджер!

— Она мне регулярно дает частные уроки на протяжении всего учебного года, — тоном Гермионы произнесла я.

— А-а-а-а-а-а-а!!! — Драко разогнался и улетел от меня сквозь стену. Пф… Кажется, я нашла способ избавиться от призраков, когда их присутствие нежелательно. Интересно, а это только на Драко работает или еще на ком-то? Надо будет в школе провести эксперимент.

Ах, да! Разумеется, я отправлюсь в школу. Я ведь обещала, что не поеду туда на Хогвартс-экспрессе первого сентября, верно? Но это не помешает мне шагнуть по каминной сети в кабинет Северуса утром второго. С учетом того, что я нашла лазейку в непреложном обете, данном Волан-де-Морту, никого ведь не удивит, что я развела, как лоха, существо с огромными ушами, огромными же глазами и крохотным мозгом в крохотной голове?

Впрочем, до школы еще было больше месяца сроку. Того и гляди должны были прийти письма из Хогвартса, после получения которых нам всем предстояла прогулка в Косой Переулок. Ну, всем — это мне, Драко, Рону и другим Уизли. Все это дело должно было пройти под присмотром мистера и миссис Уизли, поскольку у Сириуса был завал на работе и сопровождать он меня не мог. Ну и не больно-то надо! Я ведь девочка не маленькая, не потеряюсь! И приключений на свою задницу не найду. Так я думала. Наивная, ага…

Дом у Сириуса был просто гигантским. Вдобавок — к дому прилагался гавкучий портрет Вальбурги Блэк и домовик по имени Кричер. Портрет на первую же попытку открыть на меня рот получил пулю в лоб и обстоятельные объяснения, что да — я не в состоянии его уничтожить или снять, но могу запросто сделать какую-нибудь неприличную надпись, испортить пулями и дротиками полотно или же выкинуть еще какую-нибудь вещь в духе моей богатой фантазии. В общем, с портретом мы договорились полюбовно: он орал не на весь дом, а всего лишь на всю прихожую, а я делала вид, что в упор его не замечаю. Люблю я дипломатичный подход ко всему, эх, люблю.

С домовиком еще надо будет что-то сделать, а то задрал: дом за десять лет отсутствия законного хозяина стал таким засранным, что мне в одиночку все и за жизнь не разгрести, а с учетом того, что тут только ткни пальцем — и попадешь в темный артефакт… В общем, зона моего влияния ограничивалась пятью используемыми помещениями, а все остальные комнаты потихоньку зарастали пылью и паутиной. Сириуса что-то устраивало, что-то нет, но с учетом того, что домой он приходил только ради того, чтобы переночевать, да и то не всегда — было понятно, что в целом проблемы домашнего характера стоят для него как минимум на предпоследнем месте в обширном списке важных дел. Поэтому, как бы мне ни хотелось перемен к лучшему, пока что приходилось мириться с текущим положением вещей.

Сегодня нам предстояла прогулка в Косой переулок. Нам — это мне, Драко и семейству Уизли. Сбор объявили на девять утра, но Рон приперся ко мне домой в семь. За ним, кстати говоря, увязалась младшая сестра, которую я видела всего лишь второй раз в жизни — первый был в тот памятный день, когда я впервые отправилась в Хогвартс.

— Привет, Лили! — едва вывалившись из камина, поздоровался со мной мальчишка. — Привет, Сириус!

Сириус как раз собирался на работу, впопыхах пытаясь отыскать очередную Очень Важную Вещь, которую вчера, вернувшись домой, кинул через всю комнату по принципу «хай лежит там, куда полетело», поэтому на приветствие Рона отреагировал взмахом руки и продолжил носиться по дому.

— О, кстати, Лили, это — Джинни. Моя сестра. Я тебе про нее рассказывал, да и ты, наверное, помнишь.

— Привет, — тихо прошелестела девочка, делая невольный шаг назад по направлению к камину.

— Не надо от меня шарахаться — я серьезно не кусаюсь. Только дерусь больно, но до этого меня надо довести. Жрать будете? Э-э-э, то есть завтракать, прости, Джинни.

С Роном, Невиллом и Седриком мы давно общались на самом простом и даже немного грубом языке. Гермиона и Николь его понимали и принимали, не кидаясь нас поправлять, но сами тщательно «фильтровали базар». А Дафна с самого начала дала понять, что реплики, в которых будут мелькать немного грубые словечки, она будет просто игнорировать. Драко в последнее время нахватался всяких выражений от Сириуса, который периодически загибал такое, что даже видавшая виды я с трудом подавляла желание поймать «крестного» в захват и тщательно вымыть ему рот с мылом. Останавливало от совершения этих действий только осознание того факта, что хрен я его поймаю, а если и поймаю — то черта с два удержу.

— Мы уже завтракали, спасибо, — ответил за обоих мальчик. — Просто мама от нас решила избавиться, чтобы не мешались под ногами, вот мы и оказались тут.

Я притащила ребят в гостиную, налила всем (и себе в том числе) чаю и, поставив на стол вазочку с конфетами, завела ничего не значащий разговор. Джинни по-прежнему молчала и даже на прямые вопросы отвечала односложно и словно нехотя. Стесняется, видимо. Оттаяла она, только когда зашла речь о Косом Переулке. Сама там она бывала неоднократно, но скупаться для школы ей, естественно, предстояло впервые. Постоянные визиты на замечательный «волшебный рынок» привели к тому, что она знала его намного лучше, чем я, и даже подсказала координаты приличного букинистического магазина, в котором присутствовала в продаже литература, мягко говоря, не предназначенная для изучения в рамках школьной программы. И нет — она не была запрещенной. Просто сложной. А сложная литература определенного формата интересовала Драко. А ведь мы просто случайно завели с ним в конце учебного года разговор о клонировании…

Потом речь сама по себе зашла о сборах в школу. Близнецы уже жаловались, что некоторые книги для их курса обойдутся в круглую сумму, а Джинни сейчас пожаловалась на то, что мама раньше обещала ей новые мантии, но поскольку много денег уйдет на книги для Фреда и Джорджа…

Собственно, на этом этапе я вспомнила, что умудрилась за всего лишь два месяца лета вымахать аж на полтора десятка сантиметров и что мои прошлогодние мантии на меня не налезают. Поэтому затащила Джинни в свою комнату и достала из чемодана мантии с предложением померить и, если подойдут — забирать.

Девочка отказывалась. Вот чем семья Уизли в положительную сторону отличается от большинства известных мне по российской жизни представителей многодетных семей — никто из них никогда и ни при каких обстоятельствах не вопит, что им «должны» и «обязаны». У них, скорей, перекос в другую сторону: тому же Рону потребовалось поначалу объяснять каждый раз, что если я банально решила угостить друга конфетами, то реально можно принять угощение и спокойно его слопать. Теперь, кажется, пришла пора поработать с сестрой, тем более что она как раз выдала типичную реакцию своего братца — принялась отказываться от моей помощи, мотивируя это словами, явно услышанными от матери: дескать, брать чужое, ничего не отдавая взамен, просто неприлично, а раз дать ей взамен нечего, то и брать она не будет.

С одной стороны — подход вполне логичен, но с другой…

— Слушай, Джинни. То, что я тебе предлагаю помощь — это не желание эдакой «богатенькой девочки» самоутвердиться за счет сестры друга и, тем более — не желание унизить тебя и твою семью такой помощью. Открою тебе большой и страшный секрет — даже в маггловских семьях среднего достатка младшие дети донашивают вещи за старшими. И вовсе не потому, что родители хотят таким образом унизить своих детей, а потому что изначально покупают качественную и хорошую одежду, которую старший ребенок просто не успевает снашивать. И какой смысл тратиться на покупку одежды, когда она уже есть? Те, у кого нет младших, часто отдают свою одежду детям родственников и просто знакомых — тем, кому она понадобится. Кстати, свитер, который сейчас надет на мне, подарила мне Тонкс: у нее самой остались с детства некоторые вещи, и она передала их мне, потому что других детей в окружении нет. И, как видишь, тот факт, что у меня в наличии есть оставшиеся от родителей деньги, не мешает мне пользоваться теми вещами, что мне дали, вместо того, чтобы тратить на них деньги, которые можно использовать в будущем для куда более нужных расходов. Я понимаю, что в твоей семье детей приучали быть независимыми, гордыми и сильными. Более того — я одобряю такой подход, поскольку нет ничего хуже людей, которые считают, что окружающие обязаны удовлетворять их капризы и прихоти. Но в том, чтобы принять от друга подарок…

— Друга, да? Знаешь, я не особо верю, что легендарная девочка, которая выжила, станет со мной дружить.

— Давай вот только тему выживания моего одиннадцать лет назад не затрагивать, ладно? Моей заслуги там наверняка нет. Если тебе так хочется считать меня легендой или, там, знаменитой, то давай хвали меня, как девочку-которая-наколола-Волан-де-Морта-через-час-после-того-как-принесла-ему-непреложный-обет. Черт, длинновато получается, да?

Мы рассмеялись. Обе и сразу. И мантии Джинни все-таки взяла. Ее гордость мне понравилась, а недоверие к проявленному дружелюбию тоже было вполне понятно.

— Кроме того… Я много с кем дружу. Не сказать, чтобы это были совершенно обычные люди — маги ведь сами по себе необычные, но все мои друзья обладают определенными чертами личности, так скажем. Я никогда не буду дружить с людьми, которые меня предадут — это факт. Я никогда не буду дружить с людьми, которые меня подставят — это тоже факт. Я не буду дружить с человеком, для которого дружба со мной продиктована желанием покрасоваться рядом со знаменитостью — это тоже факт. А вот с гордой и смелой девчонкой типа тебя я с удовольствием подружусь. Если ты сама, конечно, снизойдешь до циничной стервы с черным юмором вроде меня, — я подмигнула девочке и протянула ей руку.

Ну, собственно, вот так и началась наша дружба. Уже полчаса спустя я шла рядом с Перси по Косому переулку как раз к той самой лавочке, про которую нам сказала Джинни. Перси любезно согласился проводить нас, а Джинни увязалась хвостиком. Драко в невидимом виде парил над нами, явно намереваясь скупить как минимум полмагазина. Ну, верней, скупить намеревалась я, а он планировал указывать мне, какая литература может понадобиться. Миссис Уизли отправилась покупать писчие принадлежности, а Фред и Джордж отправились в магазин «Зонко», где наверняка и проторчат оставшиеся полчаса до встречи, которая должна была состояться во «Флориш и Блоттс».

На встречу мы едва не опоздали, потому что список книг для Драко получился очень большим, и, пока толстый лысый волшебник ползал по хранилищам, выискивая нужные нам научные труды, я решила вдоволь полазить по залу. Не сказать, чтобы за прошедшее время я сделалась коллекционером книг, но интернета или его подобия у магов не было и в помине, а следовательно — получить в любой момент нужную информацию можно было только в том случае, если у тебя или кого-то из твоих друзей есть нужная книга.

В итоге я набрала книжек столько, что они начали вываливаться из моего котла, поэтому Джинни предложила мне помочь — в ее котле еще оставалось место для пары-тройки фолиантов. А поскольку она девочка не хрупкая и книги весят не так уж много — причин отказываться от помощи у меня не нашлось. В конце концов, я сама ее начала приучать к тому, что в принятии помощи от других нет ничего зазорного.

Драко теперь был видимым и даже осязаемым. Редкие прохожие с удивлением оборачивались на призрачного мальчика, который летел на расстоянии полуметра над землей, удерживая на плечах тяжеленный рюкзак, набитый книгами. Впрочем, кто оборачивался — тот сразу отворачивался, поскольку маги привычны были и не к такому, да и просто в некоторых случаях проявляли себя как достаточно тактичные люди. Ну, например, если бы я выкрасила волосы в красный цвет, то это было бы, конечно, необычно, и на меня бы оборачивались, но все равно не таращились бы неприкрыто.

Во «Флориш и Блоттс» мы пришли, верней, прибежали, вовремя. И сразу же не поняли, куда попали. Прямо в центре магазина стоял помост, на котором красовался белокурый красавчик, вокруг которого собралась толпа визжащих от восторга малолеток и не только. На красавчике была ярко-голубая мантия, у красавчика была белозубая улыбка и красивые золотистые локоны. А еще красавчик был Златопустом Локонсом — одним из самых известных волшебников современности, который долгое время мотался по темным углам магического мира, уничтожая различных монстров и едва ли не пошагово описывая свои действия в книгах собственного авторства. Собственно, эти книги и входили у нас в учебную программу. Видимо, действительно толковый волшебник, раз его труды за учебники считают.

Вокруг Локонса крутился корреспондент, который фотографировал «сэра очарование» для какой-то газеты. Локонс показательно улыбался, поворачивался по-всякому перед камерой и, естественно, периодически приветствовал толпу визжащих фанатов. В какой-то момент он заметил меня.

Вообще-то, вина, наверное, моя… Все-таки внешность у меня даже с замаскированным шрамом приметная и, опять же, есть пара фоток в «Пророке» с того квиддичного матча… Короче, знаменитость меня узнала.

— Боже мой! Да это же Лилиан Поттер…

На меня обратили внимание. Не понимаю, как именно, но в итоге я оказалась на помосте рядом с Локонсом, его руки лежали на моих плечах, а сам он, не забывая улыбаться корреспондентам и подговаривая сделать меня то же самое, рассказывал о том, что в этом году отправлен Министерством Магии на должность преподавателя защиты от темных искусств в нашу школу. Вот после этих слов я начала улыбаться вдвойне старательней, потому что если взбрыкну перед репортерами сейчас — уже в качестве учителя Локонс может припомнить мне мой поступок и отравить жизнь в Хогвартсе. Конечно, выдергивая меня из толпы и заставляя позировать вместе с собой на камеру, он поступил не очень корректно, но… У знаменитых и именитых свои причуды, их чувства двенадцатилетних девочек обычно мало волнуют. Кроме того, видимо, в качестве благодарности за совместную фотосъемку, Локонс подарил мне собрание своих книг с собственными автографами. А это было приятно, поскольку книги я любила, да и внутренняя жаба не забыла напомнить, какую прорву денег я оставила в букинистическом магазине в соседнем переулке.

Придерживая руками огромную охапку книг, я выбралась из толпы к ожидающим меня Уизли. Не успела я сделать и двух шагов по направлению к машушей мне Джинни, которая одной рукой умудрилась удерживать тяжелый котел, набитый книгами, как сбоку в меня влетел вихрь. Тараторящий вихрь с каштановыми волосами.

— Лили, ты тоже здесь! Представляешь, в этом году у нас будет преподавать ЗОТИ сам Локонс, я…

— Ты об этом читала, я в курсе, — фыркнула я, вспоминая нашу привычную подколку и от всей души обнимая Грейнджер одной рукой. По ней я успела соскучиться, как, кстати, и по Николь. С друзьями из волшебного мира я периодически виделась — даже Дафну ко мне отпустили один раз на празднование моего же дня рождения пару дней назад, а вот у Гермионы и Николь ввиду отсутствия каминов возможности составить мне компанию хоть раз за это лето не было.

— Нет, я об этом только что услышала. Везет тебе — у тебя книги с его автографом, а я вот не успела взять, а теперь…

Было видно, что девочка расстроена. Очень расстроена.

— Не расстраивайся, Гермиона. Хочешь, можем поменяться? Мои, с автографом — тебе, а я и без автографа обойдусь. Или попросишь у него подписать твои книги осенью, когда начнутся занятия.

— А… А это удобно будет? — уточнила Гермиона.

— Ну, ему это будет несложно. Автограф чиркнуть — дело пары секунд, а это и автору приятно, ведь свидетельствует о его популярности, и у тебя книги с автографами появятся.

Утешив таким нехитрым образом приунывшую подругу, я принялась расспрашивать ее о проведенном лете, после чего представила ей Джинни. В конце концов, сестру друга сам бог велел взять в компанию, особенно если учесть ее клевый характер и гордость, не имеющую ничего общего с гордыней. Пока я знакомила Гермиону с Джинни, пока сама знакомилась с родителями Гермионы… Исчезновение Драко прошло мимо моего внимания. Вот только крутился поблизости призрак, разглядывая стоящие на самых высоких полках книги, и вот — он исчез в никуда, оставив после себя рюкзак с книгами у моих ног. Причина исчезновения как-то внезапно вынырнула передо мной из толпы.

— Так-так… Знаменитая Лилиан Поттер. Не успела зайти в книжный магазин, как уже оказалась в центре внимания. Надо полагать, вы меня уже не помните. Люциус Малфой.

«Вас забудешь», — мысленно фыркнула я, но протянутую руку пожала. Малфой-старший от души ее стиснул, на что я ему в благодарность защемила мышцу и лучезарно улыбнулась, глядя на побелевшее от боли лицо. А вот так, сука! Знай наших… Что же ты задумал, умник, такого, что твой домовик кинулся меня предупреждать и защищать?

— Лили этого совсем не хотела! — вскинулась Джинни, делая шаг вперед. Я оглянулась и заметила, что взрослые отвлеклись от нас, общаясь с Грейнджерами-старшими, а дети Уизли — все, кроме Джинни, разбрелись по магазину.

— А, ваша подруга… Бойкая не по возрасту, одетая в обноски, — Малфой высвободил свою руку из моего захвата и, подняв одну из книг в котле Джинни, небрежно пролистал ее и положил обратно. — И с подержанными учебниками. Уизли, надо полагать.

— Жуткий снобизм, дохера заносчивый характер и привычка судить людей по их виду — Люциус Малфой, надо полагать, — раздался за моей спиной голос Драко. В следующую секунду призрак положил свои руки на наши с Джинни плечи и с ненавистью уставился на отца. — Ты смотри, папаша, поосторожней, а то закончишь как я.

— Поосторожней надо быть твоей подруге, Драко, — Люциус смотрел на сына не с ненавистью, но с презрением. Такое ощущение, что став призраком, тот перестал быть его сыном. Впрочем, так оно и было — через собственные предрассудки у Малфоев явно не было принято переступать. — Люди смертны, и мало ли что может случиться…

Блять, ну вот кто так угрожает? Вот кто так угрожает? Так дешево, показушно, шаблонно… Да и весь вид у него такой же показушно-шаблонный, как и его угрозы. Эдакий типичный недалекий сноб-аристократ, который даже не в состоянии оказался разглядеть, что лежащий в котле Джинни «подержанный учебник» на самом деле является жутко редкой раритетной книгой о разных магических тварях, которая обошлась мне в сумму, на которую среднестатистическая магическая семья из четырех человек может безбедно жить месячишко-другой.

— Дети, пойдемте отсюда. Здесь дурдом, — за нашими спинами появился Артур Уизли, который только что обратил внимание на мистера Малфоя. Ну что я могу сказать… Эти двое явно друг друга недолюбливали. Впрочем, об этом я догадалась еще год назад, так что злые взгляды, которые бросили они друг на друга, а также не менее злые реплики, которыми двое волшебников обменялись, меня уже не интересовали. Меня и Джинни утянул за собой Драко, который нашел редкую книгу и которому понадобилось, чтобы я эту книгу купила, потому что призраку не продадут вообще никакую книгу. Впрочем, оказалось, что эту книгу не продадут и нам — сколько я ни пыталась, я не могла к ней прикоснуться, а прикоснуться дети не могли к тем книгам, которые не продавались несовершеннолетним.

Это была проблема. Потому что просить Уизли о покупке для нас книги мне не хотелось — все-таки мистер Уизли работает в министерстве и обязан соблюдать законы, какими бы дурацкими они ни были. Именно поэтому я попросила продавца отложить эту книгу для человека, который заберет ее позже, и внесла задаток в двадцать галеонов. Попрошу потом Сириуса, чтобы зашел после работы и, заплатив остальные восемьдесят, забрал фолиант.

Поступок мой никого не удивил — в Косом переулке совершенно не в новинку были просьбы подобного рода от детей, которые видели вещи, интересующие их родителей. Поэтому уже несколько секунд спустя я стала обладательницей бланка на книгу, который надо будет передать взрослому волшебнику, пришедшему за ней с оставшейся суммой денег, и с чистой совестью смогла покинуть магазин.

Несмотря на то, что миссис Уизли активно зазывала меня в гости, от приглашения я отказалась. Прежде, чем женщина обиделась всерьез, Рон на ушко, но очень громко сообщил ей, что после покупки такого количества книг я потеряна для мира как минимум на два-три дня, пока не рассмотрю пристальней всю купленную литературу, не расставлю ее по полкам и не составлю план более тщательного ее изучения. Это явно смягчило обиду миссис Уизли, поскольку мою любовь к чтению и тягу к знаниям тут же поставили в пример Рону и Джинни. Дождавшись, пока я заберу все новоприобретенные книги из котла ее дочери, миссис Уизли самолично трансгрессировала со мной прямо на порог дома Сириуса и, убедившись, что я, зайдя в дом, закрыла дверь, с громким хлопком исчезла.

А я осталась в коридоре с горой новоприобретенного раритетного барахла, учебной литературы, пергамента, перьев и прочей лабуды вроде пробирок и ингредиентов для зелий. С помощью Драко мы перетаскали это все барахло наверх за три минуты, а после этого засели за изучение книг. Драко, естественно, больше интересовался «своей» литературой, в то время как я принялась аккуратно листать книги, купленные для себя. Ну и, естественно, расставлять их по полкам в своем книжном шкафу. До чтения еще было далеко, да и было пока что чем заняться.

Под «было чем заняться» мною подразумевался поход в магазин за едой. С Сириусом мы сразу распределили обязанности: он приносит продукты и моет посуду, а я готовлю. Но за всякими ништячками вроде сладкой воды, соков, жвачки и шоколадок я предпочитала бегать сама. В основном потому, что Сириус очень плохо разбирался в маггловских продуктах. Настолько плохо, что отправляя его за пепси-колой, я рисковала получить двухлитровую бутылку с бензином. Нет, до таких казусов, конечно, дело не доходило, но вот принесение обычной газировки вместо сладкой воды у нас имело место.

Поняв, что Драко не дозовусь и в ближайшее время от книг не оторву, я отправилась в магазин одна. И, когда возвращалась обратно, едва не пожалела об этом. Натолкнуться на Нарциссу Малфой, выходя из-за угла — это явно не входило в мои планы. С учетом того, что я неслась на крейсерской скорости, прижимая к себе пакет с покупками, а весу во мне было все-таки меньше, чем в Нарциссе — не стоит удивляться тому, что я упала на задницу. Впрочем, это падение не помешало мне засунуть руки в карманы, в одном из которых был шокер, а во-втором — пистолет. Шокер надо было доставать, а вот стрелять можно было и сквозь собственную куртку — я это уже пробовала, даже специально подобрала такую одежду, чтобы можно было свободно поворачивать в кармане пистолет. Щелчок предохранителя был практически бесшумным, так что за мной всегда оставалось преимущество внезапности.

Но, вопреки моим опасениям, Нарцисса Малфой не стала на меня нападать. Вместо этого она наклонилась и аккуратно(!) подняла с пола пакет, который вылетел у меня из рук при столкновении. После этого женщина протянула руку мне, приглашая подняться. Впрочем, я эту руку не приняла, помня о том, что магам для трансгрессии не нужна волшебная палочка, а встала на ноги самостоятельно.

— Мисс Поттер, я могу с вами поговорить? — каким-то срывающимся голосом начала она. Возникло ощущение, что женщина из последних сил сдерживает себя в руках.

— О чем, миссис Малфой? — настороженно произнесла я, оглядываясь и прикидывая, по какой именно траектории кинуться к дому и откуда именно могут появиться мифические враги.

— Мисс Блэк, — неожиданно жестко произнесла Нарцисса.

— Так вы… — я едва не брякнула «развелись», но вовремя прикусила язык.

— Нет, мы с ним не развелись, но в связи с произошедшим я больше не хочу… Мисс Поттер, это абсолютно неважно. Я знаю, как вы относитесь к нашей семье, и понимаю причины такого отношения, но умоляю — дайте мне увидеться с сыном.

В ее глазах мелькнуло отчаяние. Такое, какое не сыграешь. Сложно сказать, как я это поняла… Просто однажды, на практике в убойном, мне довелось присутствовать в момент опознания трупа. Та женщина не плакала, не билась в истерике, не выла и не причитала. Но тот тон, которым она сказала «да, это он», и ее глаза в этот момент я никогда не забуду. Не забуду и того, что через несколько дней после того, как ей вернули тело, она покончила с собой.

Уже смелей сделав шаг по направлению к женщине, я осторожно протянула руку вперед и прикоснулась к ее руке. Тонкие, дрожащие пальцы тут же стиснули мою руку, а сама Нарцисса с трудом подавила всхлип и нервную дрожь.

— Драко говорил мне, что не хочет видеть ни вас, ни Люциуса Малфоя. Более того — сегодня они поссорились друг с другом в книжном магазине и…

— Сын стал вашим личным призраком, насколько я помню.

— Если вы к тому, что я могу приказать ему отправиться на встречу с вами — то я никогда не поступлю подобным образом. Если вам это интересно, то абсолютно не в моих правилах унижать друзей и предавать их доверие. Кроме того, встреча подобным образом приведет к ухудшению отношений между вами — я это знаю потому, что хорошо знаю Драко. Да и не только Драко — любой на его месте…

— Мисс Поттер, вы не понимаете… — Нарцисса все-таки всхлипнула и задрожала сильней. — Мой сын — это все, что у меня есть, и я не вынесу, если он так и продолжит меня ненавидеть. Я знаю, что тогда он был абсолютно прав, когда говорил, что это я и Люциус, что наше воспитание стали причиной того, что он погиб, хотя мог бы спастись вместе с вами, но… Если все действительно нельзя исправить, то я больше никогда не побеспокою ни его, ни вас. Но если еще не все потеряно…

Никаких угроз, никаких показательных истерик, хотя на ногах она удерживается с трудом, все больше держась за мою руку для того, чтобы сохранять равновесие. От этого становится еще страшней. Кажется, она действительно нас не побеспокоит, если Драко с ней не согласится поговорить. И тут бессмысленными будут какие-то уговоры и увещевания. Ох, черт… нет, с одной стороны, эта чертова семейка меня порядком подзаебала (вспомнить Люциуса с его заговором, угрозами сегодня и тем, как омерзительно он себя вел по отношению ко мне в прошлом году), но вроде как Нарцисса… Вот черт. Не хватало мне еще этого. Сочувствие к потенциальному противнику — первый шаг в пропасть. Сколько раз говорили о том, что глядя на человека через прицел, нельзя представлять, что он чей-то отец, кому-то дорог, что в момент перестрелки с ним он — просто цель, которую надо уничтожить, чтобы не быть уничтоженным самому… Черт… И, кажется, эту инструкцию я нарушила.

— Вот что, мисс Блэк. В дом я вас не пущу, уж извините. Видите на другой стороне вывеску кофейни? Займите дальний закуток — он не просматривается ни со стороны бармена, ни со входа, и ждите меня там через час. Если повезет, то не меня, а нас.

— Так значит, вы мне все-таки поможете?

— Я не буду приказывать Драко увидеться с вами, но могу с ним поговорить и… Не знаю, выйдет у меня или нет, но мозги я ему вправить постараюсь. И вот что — не факт, что у меня получится это сделать с первого раза.

— Хорошо. Я встречусь с вами через час… — Нарцисса прикусила нижнюю губу и о чем-то задумалась.

— В чем дело?

— Знаю, глупые пережитки, но мне не хотелось бы являться к нему с пустыми руками. И, как ни странно, я не знаю, что именно взять в качестве подарка. Знаю, в прошлом он хотел гоночную метлу и любил сладости, но что сейчас…

Бланк заказа из «Флориш и Блоттс» словно ткнулся мне в руку. Довольно странным было это прежде всего потому, что я для похода в магазин надела другие джинсы. Впрочем, это же магия, так чему тут удивляться?

— Слушайте, я не знаю, как на это Драко отреагирует, но… Он искал вот эту книгу. Я хотела ее купить, но мне не продали, потому что я несовершеннолетняя и…

Нарцисса глянула на название, и ее брови медленно поползли вверх.

— Зачем ему это?

— Ну, если коротко — мы собираемся искать способы сваять ему новое тело. Пока что он, конечно, на стадии изучения теории, но с учетом того, что по времени он не ограничен… Потенциал у него есть, мозги тоже, даже если не получится достигнуть основной цели — по ходу развития своей деятельности парень сделает столько научных открытий, что озолотится и получит мировую славу, а также улучшит жизнь многих людей…

Круглые глаза Нарциссы Блэк надо было видеть. Нет, блин, они действительно были круглыми! Идеально круглыми, причем!

— Мисс Поттер, но все говорят, что привидения не могут иметь волю к развитию, самосовершенствованию, обучению…

— О, мисс Блэк, я вас умоляю… Просто никто до сих пор не пробовал надавать привидениям по шее, чтобы перестали ныть и занялись делом, исходя из своих преимуществ и возможностей. До встречи через час, мисс Блэк, — присев в реверансе напоследок (что выглядело довольно забавно, учитывая, что я не в платье, а в самых обычных джинсах, футболке и куртке), я побежала в сторону дома. Причем до самого угла бежала спиной вперед лицом к оставшейся на том же месте Нарциссе. Ну а мало ли! Возьмет да пульнет «авадой» от переизбытка чувств, фиг разберешь этих аристократов…

— Драко! Драко! — я носилась по всему дому, выкрикивая имя мальчика, но это не приводило к результату.

— Ну чего орешь? — недовольно произнес он, когда я, наконец-то добралась до его комнаты. Призраку, конечно, не нужно было спать, но я уже заметила, что Драко так же, как и люди, любит поваляться на кровати, посидеть за столом и, в конце концов — ему просто нужно хранить где-то свои вещи, так что ему в доме Сириуса была выделена отдельная спальня.

— Прости. Я просто хочу с тобой поговорить. Сейчас. Потому что это важно.

— Я занят, давай часа через три, а?

— Драко, я только что встретила твою маму.

— Вот черт, — мальчишка захлопнул книгу и едва не зашвырнул ее в стену.

— Слушай, пацан — меня действительно пугает ее реакция на то, что ты с ней не разговариваешь, и то, что по-прежнему ее ненавидишь так же сильно, как в тот день, когда прямо заявил о своих чувствах. Уж не знаю, истинных ли, ложных, но…

— Я из-за них погиб! А теперь они смотрят на меня как на говно собачье! Как думаешь, какова истинность моих чувств?

— Драко, как ты отнесешься к тому, что я убью твоего отца, если он полезет ко мне с палочкой наперевес? У меня ведь разговор короткий, по двум стычкам с Волан-де-Мортом в этом можно было убедиться.

— Ну и убивай! Мне действительно на это насрать. Если у него мозги не на месте и он считает виноватой в моей смерти тебя, перекладывая вину на того человека, которого выгодней подставить. Если он считает, что какими-то дурацкими заговорами изменит в лучшую сторону того, что изменить нельзя — то туда ему и дорога. И ты, кажется, уже говорила, что я в его дебилизме не виноват и что на меня твое отношение к нему не распространяется.

— А если что-то случится с твоей матерью? Ты также сможешь повторить «туда ей и дорога», да?

— Я не…

— Ты вздрогнул, Драко. Значит, это на самом деле не так. Слушай, она просила меня дать ей поговорить с ее сыном. Понимаешь? Не с «этим чертовым призраком», не с «низшим магическим существом», а с сыном. Ты, конечно, можешь сколько угодно выебываться, избегать ее, да просто послать ее лесом, но то, что она сказала «мой сын — единственное, что у меня есть»… Как думаешь, что случится, если человека лишить единственного, что у него есть?

— Ах, да. Она угрожала тебе покончить с собой, как я мог не догадаться, — ехидно произнес Малфой-младший.

— Она не угрожала мне. Она просто сказала, что если ты не согласишься с ней поговорить, то больше она тебя не побеспокоит, идиот!

— Это всего лишь проявление хороших манер.

— Ты просто ее глаза не видел, — я вздрогнула.

— Что такое? Девочка, которая выжила, испугалась женской истерики? Мать отцу такие по пять раз на день закатывала, не переживай — у нее в этом деле большой опыт. Ты просто не знаешь, что у нас дома творилось, вот и ведешь себя как наивная идиотка.

— Идиот из нас двоих здесь только один. Слушай, может, это действительно истерика и я накрутила себе что-нибудь, а может, все реально серьезно. Ты хочешь это проверить? Получить ее жизнь на своей совести в случае чего? Драко, это будет просто разговор — он ни к чему тебя не обяжет. В конце концов, тебе ничего не помешает уйти, если тебя не устроит, в каком ключе он пойдет. Кроме того — ты лучше меня знаешь свою маму и сможешь понять, действительно ли она так по тебе страдает или это какая-то игра на публику…

— Не тарахти, как Грейнджер! Ты даже, черт подери, хуже Грейнджер! Только чтобы не слышать твой нудеж, говорю — да, я пойду с тобой, встречусь с ней и поговорю. Но обещать, что помирюсь, не буду — я не уверен, что это вообще возможно, учитывая отношение моей семьи ко всем, кто ниже их по рангу, статусу, положению, происхождению и так далее.

Мы вышли из дома за пятнадцать минут до назначенного времени. Дорога пролегала через безлюдную улицу, по которой, впрочем, изредка проносились автомобили. Драко я не останавливала — все равно ему машины не навредят (он проверял, блин! Идиот малолетний…), а сама все-таки смотрела на светофор.

Красный сигнал. Стоим, ждем. Драко тоже замер немного за моей спиной. Но причина была не в том, что он вдруг решил соблюдать правила, которые всегда нарушал, а в том, что на другом конце перехода стояла Нарцисса. Мальчик неуверенно подался назад, явно намереваясь дать стрекача.

— Драко, — я повернулась и попыталась взять его за руку. В любой другой ситуации это бы привело к тому, что он успокоился, послушался меня и остановился, но сейчас он резко вырвал свою ладонь и задал стрекача в сторону дома.

— Драко! — раздался крик за моей спиной. — Подожди, пожалуйста, я просто хотела…

Чужую речь прервал глухой звук удара. Резко обернувшись, я успела заметить машину, сворачивающую за угол, которая явно прибавляла скорость. Успела заметить номер, марку и модель даже с такого большого расстояния. Только потом увидела неестественно изломанное тело женщины на дороге.

— Мама… Мамочка! — Драко замер, прижав руки к лицу.

— Живо в Мунго, приведи сюда колдомедиков! Это приказ!!! — проорала я, зная, что он не посмеет ослушаться. Сейчас было не до приведения в чувство благородного аристократа. Сейчас важней было понять, что с женщиной, хотя я и подозревала, что с ней…

К тому моменту, как я побежала к лежащей на боку Нарциссе, под ее телом собралась большая лужа крови. Твою мать, а ведь несколько секунд прошло… Махом сорвав с себя куртку, я дернула низ футболки, отрывая широкую полосу ткани. Второй рукой тем временем осторожно шарила под телом лежащей женщины. Было понятно, что рана не сверху — тогда бы идущую кровь и место ранения более-менее было бы заметно, но… Есть. Нашла… Прямо как фонтан в руку ударил. Блять, твою мать! Ну просила же, только не артерии и крупные сосуды!!! Резко перетягиваю жгутом прямо поверх одежды место чуть выше самого большого ранения. Нарцисса сдавленно вскрикивает, видимо, приходя в себя. Одновременно радуюсь тому, что она в сознании, и тому, что талия у нее не слишком-то толще моей, поскольку жгута мне хватило.

— Дра… ко… — хрипло простонала женщина, скребя пальцами левой руки по асфальту. Лежала она более-менее удачно: раной вниз, на боку, так что кровью не захлебнется, и внутреннее кровотечение… Хотя, может, и есть — ее нехило ударило… Черт, с этим уже медики разберутся. Черт, что же они так долго-то, а? Черт, мы ведь на проезжей части…

— Диффиндо! — я направила ивовую палочку на нижние ветки ближайшего дерева. — Вингардиум Левиоса! — из этих же веток была создана преграда для машин, которую вовремя не заметить было просто невозможно, в отличие от женщины, лежащей на дороге и склонившейся над ней маленькой девочки.

— Не шевелитесь и не разговаривайте. Не закрывайте глаза, — я осторожно провела рукой по щеке Нарциссы, второй, свободной, рукой сжимая скребущие по асфальту пальцы. Не потому, что мне так важно было проявить к ней участие, а потому, что уже просто невыносимо было слышать этот звук.

— Скажи ему… Скажи, что… Что я люблю его…

Э, нет-нет-нет, не надо мне этого, пожалуйста! Не надо тут, как в дешевых сериалах, из меня делать человека, которому озвучивается последняя воля! И вообще последней воли тут не надо! Живите еще сто лет, тетя, мне вы ничего не сделали и вашей смерти я уж точно не желаю…

— Скажу. Все скажу. А теперь тише — вам нельзя разговаривать.

Заметив, что женщина то ли дрожит, то ли бьется в судороге, я кое-как укрыла ее своей курткой. Не сказать, чтобы это было шибко теплое одеяние, но это лучше, чем ничего.

— Страшно… — глаза, необычно красивые и кристально-голубые, вдруг подернулись мутной поволокой. — Страшно… — уже тише прошептала она, слабеющими пальцами стискивая мою руку.

— Все будет в порядке. Не надо бояться, все будет хорошо, — привычно забормотала я, осторожно хлопнув женщину по щеке пару раз, когда заметила, что она все-таки закрыла глаза. — Не спать!

— Тяжело… Кружится…

Да, знаю. Если закрыть глаза — будет легче. Все это знают. Вот только не все помнят, что в этом случае ослабевает контроль над собственным организмом и чаще всего «жиза-тю-тю» бывает.

— Не спать, — от следующего удара, посильней, у меня заболела ладонь. Нарцисса вздрогнула и снова открыла глаза.

— Книгу отдай… В сумке у меня…

— Сами и отдадите. Что, надеетесь, что тут подохнете вся такая белая и пушистая, а я останусь разгребать ваши дела? Фигушки вам — я этого делать не буду! И вообще — подыхать в мою смену тут не сметь! — последняя реплика сопровождалась очередной пощечиной. Да где же эти чертовы колдомедики?! Пока их дождешься — сто раз подохнуть успеешь… И в качестве пострадавшей, и в качестве добровольной помощницы из числа местного населения…

Хлопки трансгрессии раздались, когда я в очередной раз дала отключающейся Нарциссе по морде и тут же принялась успокаивать ее, мол, все хорошо и все будет в порядке, и надо просто чуточку потерпеть, и уже будет не так больно, а страшно не будет вообще…

— Приперлись, наконец-то, — злобно буркнула я, перекатом отходя в сторону от женщины и вскакивая на ноги. Трое целителей тут же засуетились вокруг нее, а четвертый замер напротив меня.

— На нее маггловская тачка наехала. Я кровь остановила, как могла, двигать не стала — мало ли, вдруг позвоночник поврежден. До сих пор была в сознании. Резус и группу крови не знаю — надо спросить у ее сына или мужа — они могут быть в курсе, — спокойно произнесла я. Целитель покачал головой и, сделав шаг навстречу мне, поймал мою шею в захват и что-то влил прямо в горло из фляжки, находящейся на поясе. Отбиться я смогла, как и выплюнуть почти всю алкогольную дрянь, залившуюся мне в рот. Если бы не поняла, что это алкоголь — целителю бы досталась пистолетная пуля в качестве сувенира. А, нет — не досталась бы — моя куртка по-прежнему рядом с Нарциссой. Но вот удар посильней и болевой — запросто.

— Да нету, блять, у меня никакого шока, — ядовито процедила я, отплевываясь от спиртосодержащей дряни и протягивая руку молодому мальчишке — явно младшему медбрату или санитару, или кто там у колдомедиков бывает. — Я всегда такая отмороженная, не волнуйтесь. Кому номер и марку тачки сказать, чтобы нашли того ублюдка?

— Авроры скоро будут здесь, — офигевшим голосом произнес парнишка, после чего, приложив фляжку на этот раз к своим губам, от души хлебанул и, достав палочку, произнес:

— Стой смирно: давай хоть кровь с тебя уберу.

Двое колдомедиков подняли женщину на носилки, а третий достал какой-то предмет из кармана. В следующий момент все трое исчезли. Младший медик остался рядом со мной.

— А ты грамотная девчонка. Считай, жизнь человеческую спасла. Давай к нам после школы? А то все время красивых девчонок не хватает…

— Мне двенадцать. Если вы считаете меня красивой, то с вами что-то не так, — довольно резко огрызнулась я, после чего тут же мысленно укорила себя. — Простите. Все-таки нервы…

— Да понимаю я. О, вон, гляди, авроры заявились?

С аврорами явился и Драко. Он завис рядом со мной и все то время, что я отвечала на вопросы знакомой женщины и такого же знакомого мужчины, стоял рядом со мной. Потом меня отпустили и взялись за колдомедика. Естественно, что отпустили не одну — со мной отправились Драко и находящийся в группе Сириус, который явно не мог не заинтересоваться происшествием, в котором фигурировала его крестница.

Краем глаза, уже уходя с дороги, я заметила, как по мановению палочки Сириуса исчезло поставленное мною «заграждение», а остальные авроры сделали вид, что абсолютно ничего не заметили. Чувство локтя, как ни крути, в этой среде было принято, и раз мужик решил «прикрыть» волшебство своей крестницы вне школы, то так тому и быть. Учитывая, что была такая ситуация, когда у меня не было другого выхода — меня бы даже не осудил никто. Я надеюсь.

Дома я как-то машинально прожевала свою порцию ужина, вяло реагируя на попытки Сириуса меня расшевелить. Драко куда-то исчез, появившись только к концу трапезы. По щекам призрака медленно лились слезы, а при попытке сказать что-то вырвался надсадный вой.

— Драко… Иди сюда, — я попыталась привлечь призрака за плечи к себе, погладить по спине и совершить другие манипуляции, но он отпрянул от меня.

— Она в тяжелом состоянии. В больнице. Колдомедики говорили, что может выживет, а может и нет… Довольна, да? Накаркала?!

— Эй, а ну следи за языком! — рявкнул на Драко Сириус. Вообще, к призракам «крестный» относился терпимо, но бросаться такими обвинениями…

— Я как раз слежу! Это она мне сама говорила: а вот представь, что если что-то с твоей мамой случится…

— Если бы ты не вел себя как идиот, то ничего бы и не случилось! Сам виноват — кинулся от нее прочь, вот она и побежала к тебе, не посмотрев, что красный, и не вспомнив, что там, вообще-то, тачки не менее тонны весом ездят, и даже при стандартных шестидесяти километрах в час за долю секунды не остановятся! И не надо на меня вину перекладывать — если даже она умрет, то виноват будешь именно ты, а не я! Потому что именно ты вел себя как идиот, которому насрать на своих близких! Потому что именно ты решил поиграть с чужими чувствами, как будто имеешь на это право! И между прочим — это ты хренову тучу времени вызывал колдомедиков, пока она у меня на руках кровью истекала! И не надо тут, блять, строить из себя паиньку и вину перекладывать — становишься таким же уродом, как и твой папашка!

Оплеуха прервала мою речь, и в следующую секунду Драко стал невидим и неосязаем. И только спустя три минуты после его исчезновения я поняла, что именно ему сейчас наговорила.

Чееерт… Нет, даже не черт… Чертище!

— Лили, все…

— Сириус, не надо… Просто не трогай меня. А то я и тебе сейчас что-нибудь такое выдам, что сама потом повеситься захочу, — я мотнула головой и, наплевав на чай и на приготовленные к этому чаю конфеты, кинулась наверх.

Запереть дверь, схватить одну из купленных сегодня книг и вместе с ней забраться на кровать под теплое мягкое одеяло. Пролистнуть несколько страниц. Понять, что я абсолютно ничего не понимаю и не воспринимаю из этого текста. Со злостью захлопнуть книгу и только тогда заметить, что что-то или кто-то мешает ей полноценно закрыться.

По глазам бегут злые слезы, когда я вытаскиваю старый и потрепанный блокнот. Машинально пролистываю абсолютно чистые страницы и отмечаю, что ежедневник аж за сорок третий год. Древний, однако, блокнотик… Открыв первую страницу, я обнаружила пометку: Т.М.Реддл и штамп какого-то магазина. И все. Забавно.

Кто-то купил ежедневник и так им и не воспользовался. Впрочем, я и сама грешила подобным делом. Может, раз уж у меня оказалась в руках эта тетрадка, приспособить ее себе под блокнот для всяких записей и заметок? Черт, да хоть рисунки какие-то делать, чтобы отвлечься от того дерьма, что происходит в голове. Был бы тут Северус… Но Северуса рядом не было, а Сириус слишком несерьезный, чтобы говорить с ним о серьезных вещах. Вот уж действительно, только с дневником.

На раскрытую страницу упали соленые капли. Прежде, чем я разрыдалась по новой, на странице проступили слова:

«Кто ты? Почему ты плачешь?»

— А ты кто? — недоумевающе произнесла я. Это было странно. Хотя, учитывая, что в магической Британии в ходу были самопишущие перья, всякие там «напоминалки» и прочая лабутень, у меня уже не вызывает удивления, что в руках оказался дневник, который обладает каким-то собственным интеллектом.

«Ты мне ответы пиши. Это лучше, чем сидеть и реветь, как какой-нибудь дурачок».

Сбегав за пером, я поставила на колени чернильницу и, обмакнув в нее перо, написала:

«Ну, во-первых, не дурачок, а дурочка. Во-вторых — в сложившейся ситуации я только и могу, что сидеть и реветь, как дура. Кто ты такой/такая?»

«Я — память владельца этого дневника. Ну, верней, определенные ее фрагменты. Если говорить совсем грубо, то я представляю из себя человека, каким был владелец дневника на момент его заполнения».

«Ух ты! — застрочила я, едва прочитала ответ. — А разве такое возможно? Ну, то есть, я конечно знаю уже, что магии вообще чуть ли не все на свете подвластно, но…»

Дописывать я не стала. И так понятно, что я имела в виду. Не прошло и пары секунд, как на странице появился ответ:

«Ну, во-первых — магии подвластно не все, иначе бы девочки (девушки? Или в общении с тобой уместней употреблять слово «женщина»?) не плакали почем зря. Во-вторых — такое действительно возможно. Что, тебе никогда не хотелось обладать эдакой универсальной шпаргалкой?»

«Вот еще, нафиг надо! У меня и свои мозги есть, так что без шпаргалок обхожусь!»

Подумав, я прибавила еще два восклицательных знака. В каком-то роде переписка с чужой памятью напоминала чат в интернете. Хм, а может, это и есть чат? Хотя… ничего плохого в общении я не видела. Если попросят фотку голой груди в дневник вложить или номер банковских счетов сказать — то всегда можно абонента нахуй послать, а пока что…

«Ух ты, какая ты бойкая! Небось, чистокровная — это у них гордости хоть отбавляй».

«Гордость есть у большинства людей. Мне и среди чистокровных уроды встречались, и среди магглорожденных попадались очень умные и интересные ребята. Кстати, сама я полукровка. А это мешает? В том смысле, что ты у нас только с чистокровными общаешься, а от отребья типа меня нос воротишь?»

«Ты вроде не похожа на отребье. А по теме маглорожденных. Слушай, я не хочу об этом сейчас рассказывать. Просто поверь — у меня есть причины их недолюбливать. Так что у тебя за проблема?»

«Как тебя зовут?»

«Том. Том Марволо Реддл. А ты?»

«Поттер. Лилиан Поттер, можно просто Лили. Проблема… Знаешь, с одной стороны ее как бы и нет, а с другой…»

Слезы снова закапали на тетрадку.

«А ну не реви!» — прикрикнул на меня дневник.

«Прости. Постараюсь больше тебя не мочить, — я отодвинула дневник так, чтобы на него не лились слезы. После этого начала писать. — Если совсем коротко, то я поругалась с одним из своих друзей. Он в ссоре со своими родителями, а его мама попросила меня уговорить его встретиться с ней. Я… Понимаешь, я за нее испугалась. То есть, я знаю, конечно, что самоубийство — это выбор слабаков, но испугалась, что…»

«Что в случае, если она действительно что-то с собой сделает, ты никогда не сможешь себя простить за то, что сделала или чего не сделала», — завершил за меня дневник.

«Откуда ты…»

«Да брось. Не так уж сложно было догадаться. Догадаюсь и второй раз — с ней действительно что-то случилось».

«Да. Я все-таки уговорила Драко отправиться со мной на встречу с Нарциссой, но когда он ее увидел, то почему-то кинулся драпать. Мы стояли на одной стороне дороги, а она на другой, но заметив, что Драко побежал, она кинулась за ним, не обращая внимания на красный сигнал светофора. И ее сбила машина».

«Насмерть?»

«Нет. Вроде бы нет. Я была с ней, пока не появились колдомедики, но… Черт, я действительно не знаю, что с ней. Понимаешь, Том… Я просто… У меня просто нервы не выдержали всего этого. А может, спиртяга та виновата, которую в меня один из колдомедиков влил, когда решил, что я такая спокойная, потому что неадекватная… Драко когда к нам вернулся, начал на меня наезжать, мол, я накаркала, и это произошло. А я в ответ…»

«Вполне честно, хоть и немного жестоко высказала ему, кто именно виноват в произошедшем. Ты, конечно, этого не хотела, потому что какой-то частью сознания понимала, что парень не в себе, но и сама была не в адекватном состоянии, а поэтому за словами не следила и сейчас жалеешь о сказанном».

«Все так и есть. Иногда я думаю, что ты читаешь мои мысли».

«Я этого не могу делать. Просто я немного разбираюсь в человеческой психологии. Кроме того я, считай, тот самый человек со стороны, который отстраненно наблюдает за ситуацией и может сделать выводы».

Я поджала ноги, села поудобней, потом подумала и повернулась на бок. В дверь постучали.

— Кто там? — спросила я.

— Лили, это я. Просто хотел спросить, как ты.

Это был не Драко. Как я могла забыть, что Драко никогда не утруждает себя такой мелочью, как стук.

— Сириус, все в норме. Иди спать. Я не собираюсь прямо сейчас пилить себе вены — обожду с этим до завтра.

— Ты своими шутками кого-нибудь когда-нибудь в гроб загонишь.

— Не сегодня! — я демонически расхохоталась из-за двери, после чего завернулась поудобней в одеяло и вернулась к своей писанине. Тем более, что там появилась одна новая надпись.

«Если парень действительно не в адеквате, то проследи за ним на всякий случай, если есть возможность».

«Он ничего не сможет с собой сделать», — написала я.

«Глупо считать, что женщина сможет, а мужчина — нет. Каждый человек может поддаться слабости или пойти на поводу у собственного страха, и от пола это не зависит».

«Ты не понял. Драко не сможет с собой ничего сделать, потому что он — призрак».

«Ох ты же Мерлиновы подштанники…» — дневник замолчал надолго. Вскоре после этого появилась новая запись.

«В общем, как бы то ни было, прямо сейчас ты ничего не сделаешь, а если полезешь — наломаешь дров. Вы начнете выяснять отношения, кто первый начал и все в таком духе, а это вряд ли нужно и тебе, и ему. Оба хороши, что уж говорить. Если ты не можешь или не готова его простить — то лучше просто избегай его или скажи прямо, мол, «гудбай, мальчик». А если для вас обоих важна эта дружба, то попросите друг у друга прощения и не повторяйте таких ошибок в дальнейшем».

«Спасибо за совет», — я нарисовала рядом с последним сообщением изображение улыбки, после чего на его месте появилась подмигивающая рожица.

Вроде бы как Том не сказал мне ничего нового. Ну, в том плане, что я и сама бы что-то такое же посоветовала человеку в подобной ситуации. Но учитывая, что сейчас на месте человека, оказавшегося в беде, была я, и самой себя вытаскивать из ямы намного сложней… Я нежно провела пальцами по корешку тетради, после чего написала:

«Поговорим?»

«Хорошо. А о чем?»

«Я не знаю… — написала я. — Если хочешь, можешь рассказать мне о себе. Если нет — можем на нейтральные темы потрепаться. Кстати, если ты что-то вроде ИскИна, то… Тебе там, наверное, скучно в дневнике-то сидеть? Ну, вроде как, личность в клетке без возможности развития…»

«Скучно. Но какой у меня выбор?»

«Я могу тебе подкинуть какую-нибудь книгу. Наверное, если я заложу ее между страниц дневника, то ты сможешь ее почитать, я права?»

«Надо попробовать. А что у тебя за книги?»

«В основном — школьная программа. Хотя, попадаются кое-какие интересные экземляры, купленные мною для общего, что называется, развития. Ты, то есть твой дневник, был в раритетной книжке про всяких тварей. Хочешь, я ее тебе попробую подсунуть?»

«Ну, попробуй», — появилось в дневнике.

Достав с полочки книгу, я открыла страницы ежедневника, потом положила его так, чтобы он как бы «обхватывал» фолиант, и…

Прежде, чем я сделала это, книжка исчезла. Открыв дневник, я увидела надпись.

«Спасибо тебе большое. Знаешь, ты первая, кто позаботился о том, каково тут мне… Я книжку потом обратно отдам, когда прочитаю, хорошо?»

«Не вопрос, мне не к спеху — у меня еще дофига и больше. Спокойной ночи, Том».

«Ну, кому ночи, а кому и…» — на странице появилось изображение рожицы с вытаращенными глазами, а потом — открытой книги. Я нарисовала в ответ улыбку и, аккуратно убрав дневник в тумбочку, поудобней развалилась на кровати. Не прошло и трех минут, как я сопела в две дырки. Все-таки этот Том славный парень…

Разбудил меня грохот, доносящийся из тумбочки. Открыв ее, я обнаружила, что между страниц дневника появился пухлый том, прошлым вечером в дневнике исчезнувший.

«А ты быстро читаешь, — написала я. — Еще что-нибудь подкинуть? Кстати, доброе утро».

«Подкидывай. Доброе, да. Что там нового?»

«Пока не знаю — только проснулась. Сейчас тебе подкину парочку книг — до вечера, я думаю, хватит, а то у меня может не найтись времени забежать домой».

«Давай».

Запихнув между страниц дневника парочку томов по зельям и заклинаниям, я дождалась их исчезновения и появившейся надписи «спасибо», после чего выскочила из своей комнаты, хлопая дверью.

Сириус собирался на работу. Ну, как обычно — предметы летают по всей гостиной, а наш великий маг ищет куда-то заброшенные со вчерашнего вечера носки или еще какую важную деталь гардероба. Кикимер топчется на кухне, бормоча себе под нос что-то злобное.

— Не появлялся? — уточнила я у Сириуса.

— Нет. Но я знаю, где он.

— Да я тоже догадываюсь. Новости есть?

— Я бы знал, если… — Блэк не договорил, но я поняла, что именно он имел в виду.

Когда Сириус отправился на работу, я немного подумала и решила, что попытка найти Драко и поговорить уже без налета вчерашней истерики не будет чем-то плохим.

В больнице Святого Мунго мне бывать уже доводилось, хотя я и не знала, где именно можно отыскать Нарциссу Малфой, то есть Блэк. Зато догадывалась, что мечущийся по коридорам призрак не останется незамеченным персоналом. И точно — Драко я нашла, едва вылезла из «приемного камина» в большом просторном холле.

Паренек висел в самом дальнем углу приемного покоя. Вдали от пациентов с различными увечьями магического характера. Вдали от снующего туда-сюда медперсонала. Вокруг призрака словно образовалась какая-то специфическая аура, которая не позволяла ни одному из присутствующих в холле приближаться к нему, начинать говорить или же еще каким-либо образом нарушать его уединение.

Видимо, заметив мой взгляд, мальчик поднял голову и несмело махнул мне рукой, приглашая подойти.

— Что нового? — тихо произнесла я, приблизившись и встав спиной к колонне. Таким образом, чтобы меня не было видно. Конечно, вероятность встретить здесь кого-то знакомого слишком мала, но в случае этой вероятности мне хотелось избежать необходимости здороваться, отвечать на стандартные дежурные вопросы, строить такую же дежурную улыбочку.

— Не знаю, — убитым голосом произнес Драко. — Мне ничего не говорят. Я тут всю ночь и так ничего и не знаю.

Я развернулась, с намерением уйти, но голос в спину остановил меня.

— Что, даже не поинтересуешься, как она? Просто развернешься и уйдешь, как будто тебя это не касается? — последнюю фразу Драко практически прокричал, из-за чего на нас начали оборачиваться многочисленные посетители.

— Во-первых, говори потише. Ты здесь не один, вокруг полно людей, которые могут чувствовать себя не лучшим образом, и лишний шум как минимум неуместен. Во-вторых — я не говорю, что меня не касается происходящее. Я просто не вижу смысла в своем пребывании тут. Я пыталась помочь ей, когда у меня была возможность это сделать. Не будем сейчас спорить о том, была ли моя помощь достаточной, но… В конце концов, если мы будем тут крутиться и цепляться к медперсоналу, отвлекая людей от работы, то как минимум схлопочем моральную нахлобучку. Я не буду даже говорить о том, что отвлекать людей, у которых и без того нервная и тяжелая работа — мерзко само по себе. Так что да — я не намереваюсь здесь оставаться. И не советую этого делать тебе. Если от нас что-то понадобится — мы об этом узнаем меньше, чем за минуту. А прямой пользы ни нам, ни тем более ей от того, что мы здесь торчим, не будет.

— Ты холодная… — тихо прошептал ребенок. — Холодная, циничная сука. Несносная жестокая сволочь, которой наплевать на чужие чувства, на чужую боль… Которая права. По-своему права, и по-человечески тоже, и я знаю, что я тут мешаю… Я просто не могу отсюда уйти. Серьезно. Не могу. Понимаешь, последнее, что она от меня услышала — это то, что я ее ненавижу. И теперь может так произойти, что это действительно последнее и я больше ничего не смогу исправить… Знаешь, я… Мне страшно, плохо, но… Ты действительно ничем не можешь помочь. Ей. Но я… Я не могу сейчас оставаться один, Лили. Не могу ничего делать — все из рук валится. Я впервые жалею, что я не нуждаюсь в том, чтобы спать — хоть бы вырубился, чтобы не чувствовать этого всего…

Я села рядом с мальчиком и притянула его к себе за плечи. Драко неожиданно легко подался вправо, оказываясь головой у меня на коленях и закрывая глаза. Как никогда раньше осязаемый мальчишка в школьной мантии с зализанными светлыми волосами и противным писклявым голосом. В данный момент он больше всего напоминал не призрака, которым был, а маленького мальчика, мама которого в больнице, а сам ребенок, потерянный и напуганный, торчит в приемном покое и не знает, что ему делать. Не стоило мне его оставлять вчера. Не стоило ссориться. Стоило вспомнить, кто из нас старше и кто за кого отвечает.

Я не знаю, сколько мы так просидели. Может быть, я уснула с открытыми глазами, но потом нас окликнул один из медиков, который сообщил о том, что мы можем поговорить с Нарциссой. Когда Драко первым двинулся по коридору, а я осталась стоять на месте, мужчина властным и нетерпеливым тоном произнес:

— Девочка тоже.

И было что-то в его голосе такое, что я не могла не подчиниться. Такое ощущение, что не врач разговаривает, а эдакий начальник всего мира. Нет, я понимаю, что к медикам у магов совершенно другое отношение, но с какого рожна он решил тащить к Нарциссе не только сына-призрака, но еще и девочку, которая к ней никаким боком не относится. То есть, мы родственники с ней, конечно, но не настолько близкие, да и вообще…

Именно поэтому я нерешительно замерла сразу у входа в палату, в то время как Драко с тихим всхлипом «мамочка» кинулся обниматься с сидящей на кровати женщиной. Я же тем временем старательно изображала из себя вазу у дверей, рассматривая окружающую обстановку так, будто там было что рассматривать. На самом-то деле… палата как палата. Одноместная, довольно просторная, но все-таки глазу зацепиться не за что.

— Доброе утро, мисс Поттер, — от созерцания окружающей обстановки отвлек голос Нарциссы. Мысленно вздохнув и поняв, что просочиться в дверь уже не успею, я натянула на лицо вежливую улыбочку и приветливо махнула рукой. После чего поздоровалась в ответ и замерла, не зная, с чего именно начать разговор. В лоб спросить, зачем именно она позвала меня? Это по-хамски как-то будет? Интересоваться самочувствием? Да, пожалуй, это будет лучше всего… Хотя по ней и так видно, что уже точно трупом не будет.

— Как вы тут? — я сделала несколько шагов вперед и остановилась рядом с кроватью.

— Уже в порядке. Спасибо.

Я лишь кивнула в ответ. Довольно странно получилось, действительно… Нарцисса Малфой, кем бы она себя ни называла, мне точно не друг. Ее муж — обладатель Темной Метки, который на самом деле ничуть не раскаялся в том, что творил якобы под «империусом» одиннадцать лет назад. Она сама… ну, от метки, допустим, выкрутилась, но из домашнего воспитания Драко явно следует, что дамочка — нацик, каких поискать. А я в итоге ей спасла жизнь. И как бы мне не пришлось об этом пожалеть.

В палате повисла неловкая тишина. Бочком-бочком я принялась пятиться к выходу, уже готовясь произнести дежурные фразы вроде «выздоравливайте поскорее» и исчезнуть восвояси, поскольку у Нарциссы и Драко явно есть что обсудить без посторонних. Судя по тому, что парень стоит на коленях у ее кровати, зарывшись призрачной мордой в одеяло, сжимает крепко ее ладони и по-прежнему ревет — убегать от мамы он больше не будет и, считай, семейные взаимоотношения между этими двумя не без моей помощи были восстановлены.

Но в этот момент в палату зашел один из магомедиков больницы. Перед собой он левитировал поднос с медикаментами.

— Время принимать лекарства, миссис Малфой, — едва ли не проворковал он.

— Мисс Блэк, — холодно поправила его Нарцисса. — Оставьте на столе, разве не видите — у меня посетители?

О как дамочка тут всех построила! Я аж прямо охреневаю с этого аристократического высокомерия. Ага, охреневаю, а еще сама так хочу. Чтобы пару слов ядовито-холодным тоном я произнесла, бровью слегка двинула — и все прямо ниц передо мной падали. Нет, ну а что? Деньги у меня по местным меркам есть, и немалые, теперь осталось только заработать соответствующую репутацию — и вперед!

— Пейте лекарства, мисс Блэк, — настойчивым тоном произнес врач. Ему явно не впервой было иметь дело с заносчивыми и своенравными посетителями, так что выкидоны Нарциссы на него впечатления не произвели.

Неожиданно взгляд зацепился за одну деталь во внешности. Верней сказать, сразу за несколько. Первое — на вылизанном до блеска полу палаты помимо едва заметных моих следов были такие же едва заметные, но мужские. От ног врача.

— Брось! — прежде, чем мозг осмыслил все остальное, моя рука резко двинулась вперед, выбивая склянку с зельем из руки Нарциссы. Женщина тихо вскрикнула от боли, но замолкла на вдохе, когда «лекарство» прожгло дыру в линолеуме.

— Авада… — раздался голос рядом со мной.

— Сзади! — предупреждающий крик Нарциссы и первое слово убивающего проклятия слились в один звук. Резко разворачиваюсь. Разворот корпуса, руки к груди, левая нога бьет в прыжке по челюсти «врача». Раздается противный хруст, и тот начинает падать. Ни звука больше — я подхватываю обмякшее тело под мышки и усаживаю на пол. Несколько секунд уходит на то, чтобы обшарить карманы, но увы — ничего, кроме волшебной палочки, я не обнаружила.

Резкий выдох. Судя по всему, Драко — иногда этот парень вспоминает, как надо дышать. Разворачиваюсь к двум Малфоям, при виде выражения моего лица Нарцисса бледнеет еще сильней. Шутки кончились.

— Идти… — начинаю я.

— Смогу, но колдовать нет — магическое истощение, — едва слышно отвечает мне женщина.

Мелькнуло в памяти что-то такое. Да, если мага ранят, то, грубо говоря, все восстановительные процедуры магического характера осуществляются за счет магических сил самого мага, как и поддержание жизни до момента оказания помощи. Ну а разве следовало рассчитывать, что магомедики — это какие-то суперкрутые волшебники, которые обладают таким магическим резервом, чтобы и самому не загнуться, и по несколько десятков пациентов в день на ноги ставить? Вот и я о том же, что не стоило: спасение утопающих как в магическом, так и в обычном мире — это дело рук самих утопающих.

Нарцисса в пижаме, впрочем, довольно приличной — среди маггловского населения она запросто может сойти за спортивный костюм. Искать ее вещи у нас нет ни времени, ни возможностей. Поэтому я стягиваю с трупа куртку и ботинки. Верхнюю одежду женщина, не прекословя, натягивает сразу же, а огромные ботинки я прихватываю с собой, пряча в сумку. После чего вспоминаю о еще одной важной детали.

— Где ваша волшебная палочка?

— Но… — на лице женщины проступила паника. Среди магов существует тенденция очень привязываться к своим орудиям. С одной стороны — это логично, учитывая, что без палочки мало кто из магов может сотворить что-то серьезное. Но с другой — именно такая привязанность в определенный момент может погубить, как, впрочем, и другие проявления сентиментальности.

— Когда я пряталась в Запретном Лесу, именно по палочке меня находил Волан-де-Морт. Если вы не избавитесь от нее сейчас, то…

Женщина кивнула и протянула мне дрогнувшей рукой волшебную палочку. Я кинула ее одновременно со своей Драко и сказала:

— Давай, пацан. Что делать, ты знаешь.

Не прошло и двух минут, как по коридору разнесся паникерский вопль призрака:

— Трууууп! Там, в палате, трууууп!!! А-а-а-а-а-а-а!!!! Труууууп!!!

Нет, все-таки в парне умер гениальный актер погорелого театра. Переполоха особо не было, конечно, но нам хватило этого времени, чтобы под мантией-невидимкой выскочить на маггловскую улицу. Нарцисса замерла в растерянности на долю мгновения, но я схватила ее за рукав куртки и потащила сквозь вереницу проулков за собой, в глубину квартала.

Угонять машины среди бела дня — та еще морока. Выбиваю стекло и открываю дверь, пока Нарцисса стояла «на шухере», явно не понимая ни смысла этих слов, ни смысла своей деятельности, ни тем более — смысла МОИХ действий. А я тем временем за три минуты (личный рекорд, кстати!) завела старый фургончик и уверенно приземлилась на водительское сиденье.

— Садитесь рядом, — пригласила я женщину.

— Постой. Что ты собираешься делать?

— Свалить отсюда подальше. Трансгрессия вам, надо полагать, недоступна, палочек у нас нет, да и даже если бы были — где-то рядом может быть сообщник того ублюдка, и, может даже, не один. Если прочешут окрестные улицы — без труда нас найдут: я знаю, что от некоторых заклинаний и способностей не спасает даже мантия-невидимка.

— Но я не умею водить маггловский транспорт.

— Я умею, — обрубила я. К чести мисс Блэк — размышляла она недолго, уже несколько секунд спустя оказавшись рядом со мной в салоне и не забывая брезгливо морщить точеный носик от запаха. Ну да, хозяин машины явно курил прямо в ней. Ну и что с того? Пусть скажет спасибо, что сиденья спермой и отрыжкой не заляпаны — это уже прогресс. Разумеется, вслух этого я говорить не стала, вместо этого выруливая на автостраду и устраиваясь в кресле таким образом, чтобы при взгляде на меня со стороны возникало ощущение, что за рулем взрослый человек. Для этого всего лишь понадобилось распустить косу и выбросить часть волос из-под капюшона наперед, чтобы они обрамляли и немного скрывали лицо.

— Куда именно мы едем? — пыталась выспросить у меня Нарцисса.

— На северо-восток, в пригороды. Там полно заброшенных домов и с лета пустых дач. Взломаем замок, отсидимся, а потом уже дождемся Сириуса и будем думать, что дальше делать. Сейчас-то Драко его найти не сможет, а если тот в Министерстве, то… Сами знаете, от призраков там защита стоит такая, что мама не горюй. Вам ведь, я так поняла, обратиться особо не к кому?

Женщина покачала головой и, откинувшись на спинку сиденья, побелевшими пальцами вцепилась в ремень безопасности.

— Что такое? Вам нехорошо? — я на долю секунды накрыла рукой ее ладонь. Дорога шла по прямой, машин практически не было, так что…

Сухие и холодные пальцы благодарно стиснули мою руку.

— Все в порядке. Я просто быстро устаю сейчас. Да еще и это…

Женщина закусила губу и резко отвернулась. Ее плечи едва заметно вздрагивали — это было заметно даже в чужой мешковатой куртке.

Мда, Лилька… Врагов жалеть нельзя, а ты, кажется, попала. Причем в такой переплет, в котором тебе изначально было не место. Грохнуть-то пытались дамочку, а не меня. И вот я за каким-то лядом ради абсолютно чужого человека, который, вдобавок, ко мне не особо-то хорошо по жизни относится, заработала себе как минимум одну статью по маггловскому и еще парочку-тройку — по магическому законодательству. Ох, выйдет мне еще все это боком. Как пить дать, выйдет…

Что самое дерьмовое — до прихода Сириуса я остаюсь один на один с дамочкой. Она вообще беспомощней котенка, я… Ну, у меня пистолет, шокер, вдобавок — в кармане джинс неотслеживаемая ивовая палочка, которую я перед Нарциссой предпочту не светить. Кроме того, давайте учтем, что всплеск магии где-нибудь в местах, где маги не живут, может привлечь внимание тех, кто будет (сто процентов будет) пытаться нас отследить. Мда… Угодила я в переплет, вот уж точно угодила. Кажется, в этой жизни у меня появилась одна замечательная суперспособность — находить вход в различные неприятности.

Пока я корила себя и проклинала злую судьбинушку, которая не позволила мне хоть часть каникул позаниматься, подобно любому приличному ребенку, всякой херней, прошло около двух часов. В один далеко не прекрасный момент стрелка, указывающая на количество бензина в баке, приблизилась к традиционному «нулю». Вежливо, но настойчиво растолкав успевшую заснуть Нарциссу, я выдала ей спрятанные ранее в сумку ботинки, поскольку за окном начались подходящие районы.

— Так, теперь слушайте внимательно. Серьги, кулоны, все прочее — спрятать. Выражение лица сменить.

— У меня нормальное выражение лица, мисс Поттер.

— Ага, с написанными на лбу крупными буквами словами «у меня два высших образования, и я не умею дать в табло», — саркастично усмехнулась я. Вероятность встречи с местным контингентом, конечно, была маловероятной. Намного менее вероятной, чем попасться в руки тем, кто пытался добраться до Нарциссы, а по пути и меня бы убить не побрезговал, но паранойя и желание перестраховаться — наше все.

Вопреки опасениям, за время нашей короткой перебежки по трем улицам в поисках подходящего дома ничего экстраординарного не случилось. Сказать, что нам везло — не сказать ровным счетом НИЧЕГО. Сначала нам повезло, что никто не заметил сразу пропажу машины и не объявил ее в розыск. Потом — что маггловская полиция и другие водители не всмотрелись внимательно в мое лицо и не обнаружили, что за рулем сидит ребенок двенадцати лет. Потом повезло, что нам не встретились типичные обитатели окраин. Следом — что обнаружился пустующий как минимум месяц дом, замки на котором легко открылись… Ну как легко — мне пришлось повозиться минут пятнадцать, да и следы на дверях остались, но все-таки внутрь мы попали.

Нарцисса устало опустилась на один из диванов в гостиной и явно не собиралась реагировать на какие-либо внешние раздражители. Я же решила хоть немного спасти положение, для начала — хотя бы заварить нам чаю. Еды, к сожалению, не нашлось, и это было нерадостно, но вот полупустая пачка трухи в пакетиках все же обнаружилась в одном из кухонных шкафов. Стараясь не светить своим силуэтом в окне, я открыла вентиль, соединяющий баллон с плитой и поставила на огонь видавший виды металлический чайник.

И домик, и вся обстановка в нем выглядели довольно потрепанными. Наверняка сюда приезжает на лето какая-нибудь старенькая бабушка с внуками. А мы тут вломились… Ладно, к черту муки совести — я потом оставлю на кухне в шкафчике сто фунтов и приложу записку с извинениями! Для замены замка на двери этого хватит, а уж обстановку мы тут портить не собираемся. Если только нас сюда убивать не придут…

Мысли вызвали нервный смешок. Дождавшись, пока закипит чайник, я прихватила его, пакетик с заваркой и две более-менее приличные кружки, которые перед этим сполоснула кипятком, и вернулась в гостиную к ждущей меня Нарциссе.

Она меня не ждала. Она просто сидела и в каком-то ступоре смотрела прямо перед собой застывшим взглядом. На прикосновение к руке она никак не отреагировала, а пальцы снова были холодными, как лед.

— Ну разве так можно? — немного укоризненным, но самым ласковым тоном, на который была способна в данной ситуации, произнесла я. — Пойду поищу пару пледов, а вы пока что пейте чай. Не бойтесь, не отравлено.

Старая и приевшаяся всем шутка из моего родного времени пришлась как нельзя некстати, поскольку, услышав ее, Нарцисса переменилась в лице и отпрянула от меня, как от прокаженной. Впрочем, наверное, следовало радоваться, что она продемонстрировала хоть какую-то реакцию на внешние раздражители.

Когда я вернулась с теплым одеялом (хоть одно нашла — и то прогресс!), женщина по-прежнему сидела на диване. Только на этот раз она сняла обувь и совсем неаристократично забралась на сиденье с ногами. Вдобавок — в обеих чашках плескался горячий коричневый напиток.

— Не бойтесь, мисс Поттер. Не отравлено, — ядовито произнесла Малфой-Блэк, когда я подняла свою чашку со столика и машинально принюхалась прежде, чем пить.

— Один-один, — фыркнула я, делая первый глоток. Тепло разлилось по жилам, словно прогоняя нечеловеческий холод, поселившийся где-то глубоко внутри с того самого момента, как было произнесено предупреждение Нарциссе.

— Где мой сын, мисс Поттер? Куда вы его отправили?

— Действует по заранее оговоренному плану — схватил наши с вами палочки и вместе с ними понесся на юг. Кинет или спрячет их там где-нибудь, после чего вернется домой и будет ждать Сириуса. Сообщит ему ситуацию, а уже после этого будет ждать, пока я его вызову, ну и, естественно, Сириусу сообщит, куда именно лететь за нами.

— По заранее оговоренному плану? — кажется, женщина решила, что ослышалась. — Вы хотите сказать, что такая ситуация входила в ваши планы, мисс Поттер?! — она все-таки сорвалась на крик.

— Да, нечто подобное входило в мои планы, — невозмутимо произнесла я. — И, пожалуйста, не надо повышать голос. Уверяю — к тому, что вас хотят убить, привыкаешь очень быстро. Мой план для таких случаев — выкинуть волшебную палочку и податься в бега по маггловским районам, поскольку в магической части мира я личность слишком известная, чтобы остаться незамеченной, а вот в маггловских населенных пунктах могу слиться с толпой. Кроме того — я отлично изучила ваши механизмы поиска людей и знаю: человека, у которого нет волшебной палочки и который не пользуется магией, вы найти не в состоянии. Именно в связи с этим обстоятельством для поиска особо опасных преступников вы прибегаете к услугам маггловской полиции. Но увы — даже маггловские методы поиска недостаточно эффективны, и, что важно — я знаю, как этим методам противостоять. Кстати, могу вам задать один вопрос?

— Конечно, мисс Поттер. Правда, я не гарантирую, что отвечу на него.

— Нападения на вас… Сначала маггловская машина, потом отравитель в больнице… Это ведь мистер Малфой устроил, да? И та машина… Это ведь было не в первый раз, верно?

Женщина вздрогнула и крепко сцепила руки в замок. После этого замотала головой так отчаянно, как только была на это способна. Этот фарс начал мне надоедать. Я аккуратно присела на самый краешек дивана рядом с женщиной, после чего осторожно приподняла рукав ее пижамы.

— Вчера здесь был синяк. Характерный синяк, как будто вас схватили за руку. Тот, кто это сделал, был сильней и, вероятно — крупней вас, поскольку синий след был вокруг запястья. Мужчина, стало быть.

— Меня задели в толпе. Я… Я не помню, кто это сделал, — Нарцисса пыталась выдернуть свою руку, но я мягко перехватила ее за пальцы.

— Мисс Блэк, не надо врать. Вас знает в лицо весь магический мир, и только идиот рискнет связываться с вами и вашим мужем. Кроме того… меня вот со вчерашнего дня занимает вопрос — почему вы пытались встретиться со мной только сейчас? Почему не пожелали сообщить о своей любви к сыну, допустим, зимой? Или ранней весной? Переговорить с ученицей Хогвартса жене члена попечительского совета намного проще, чем искать по всей Великобритании девочку, пусть и приметную… И почему, в конце концов, Блэк? Что произошло?

— Я не хочу… Не буду… — она была близка к истерике, но я не отступала. В конце концов, мне надо знать правду. Потому что эта правда может быть связана с той дрянью, что планирует пока что муж дамочки в Хогвартсе. А если даже и нет… По крайней мере, в отношениях между мною и ею больше не будет неопределенности.

— Мисс Блэк, сейчас не время дурить и играть в хорошие манеры. Один из немногих людей, которые могут помочь вам и которым вы можете довериться, сидит перед вами. Если вам мало для доверия того факта, что я дважды спасла вашу жизнь, то вспомните о том, что мы далеко не друзья с человеком, который пытался вас убить. Да и ваш двоюродный брат не питает к нему особой симпатии, а вот к моей просьбе помочь собственной же кузине наверняка прислушается. Да, у нас нет связей и возможностей вашего мужа, но защитить вас мы сможем. Если, конечно, узнаем всю правду от вас.

Женщина вывернулась из моих рук и демонстративно села на край дивана, сжимая в дрожащих руках чашку с теплым напитком.

— Значит, нет, — вздохнула я. — Что же, очень жаль. Не поймите меня неправильно — я ничего против вас не имею, но и рисковать единственной шкурой ради человека, который не намерен мне помогать, не буду.

Я молча пересела в кресло и замерла, раскрыв глаза и уставившись в стену. Теперь нам оставалось только ждать. Ждать, пока наступит вечер и с работы вернется Сириус. Или, по крайней мере, дома появятся те, кто может с ним связаться — Тонкс, несколько друзей с работы, которых я знала и которым кое-как доверяла. Дождемся вечера, вызовем Драко, он приведет Сириуса или же попросит кого-то послать патронуса и сообщить, где я нахожусь. Ну а потом я вернусь на Гриммо 12, а Нарцисса пусть выкручивается сама, как хочет. Помощь я ей предложила, но ей, видимо, зазорно рассказывать правду обо всем и по порядку какой-то двенадцатилетней сикозявке. Дело ее, я тут бессильна, как говорится — сделала все, что могла, а если человек сам не хочет себе помочь — то это уже не мои проблемы.

Основная особенность жизни заключается в том, что когда ты больше всего будешь уверена в незыблемости самой себя, людей рядом с собой, когда ты будешь считать, что твердо стоишь на своих ногах… Именно в этот момент злодейка-судьба собьет тебя с ног и кинет в водоворот, из которого сноровки выбраться живым не каждому хватит.

Ей так часто говорила мама. Возможно, повторяла фразу, прочитанную в какой-то книге, а может — сама пыталась внушить своей младшей дочери хоть немного самостоятельности, веры в собственные силы, а также умения самостоятельно выбираться из опасных ситуаций.

К сожалению, все усилия миссис Блэк пошли прахом, ведь Нарциссу оберегали сначала родители, а потом — муж, во время жизни с которым она чувствовала себя как за каменной стеной. Все проблемы — и реальные, и вымышленные — решались как по мановению волшебной палочки, стоило только Нарциссе захотеть, чтобы они были решены. Само собой, даром это не доставалось — ей, как и многим людям, доводилось чем-то жертвовать ради достижения собственных целей. И сейчас, глядя на рыжую девочку с ярко-зелеными глазами, она думала: а не многим ли ей пришлось в итоге пожертвовать? А не лишилась ли она слишком многого, позволяя другим решать за себя, приказывать себе и даже помыкать собой?

В первую встречу она была абсолютно не в том состоянии, чтобы оценивать Лилиан Поттер. Но тот факт, как она несколькими словами поставила Люциуса на место и заставила если не уважать себя — то хотя бы считаться с собой и не высказывать в ее адрес каких-либо обвинений до их официального предъявления, говорил сам за себя. Позже, когда Нарцисса узнала о том, что Драко предпочел остаться рядом с этой девочкой, она принялась собирать информацию о ней. Любую, какая только была доступна. А доступно ей было, учитывая статус ее мужа, немало.

Полученная информация заставила задуматься. Девочка проявляла абсолютно несвойственные ее полу и возрасту черты характера: поразительное самообладание, выдержку в опасных ситуациях, остроту ума и гибкость поведения. В Хогвартсе не было человека, который мог бы дурно отозваться о ней и при этом не соврать. Она со всеми держалась подчеркнуто-вежливо, холодно и даже как-то отстраненно, даже ее лучшие друзья производили впечатление скорей уж свиты, чем компании самых близких людей. Все это заставляло задуматься, поскольку напоминало Нарциссе Малфой о том, что ей рассказывал муж когда-то про совершенно другого человека. Того самого, которого каких-то одиннадцать лет назад боялась вся магическая Великобритания.

Можно ли бояться Лилиан Поттер? И нужно ли? Еще полгода назад, будучи абсолютно незнакомой с этой девочкой, Нарцисса бы посмеялась, выскажи при ней кто подобные доводы. Но потом… Потом было то, что произошло вчера, когда она впервые получила возможность пообщаться с Лилиан Поттер тет-а-тет. Она успела заметить, что девочка сунула руки в карманы сразу же, как только столкнулась с ней. Выглядело все мило и невинно, но каким-то шестым чувством Нарцисса поняла: если она только потянется к волшебной палочке — ее ждет что-то страшное. Поняла и даже… Испугалась? Могло ли ее что-то испугать после нападения, которое произошло после того, как она ушла от мужа? Или после того, как она, возможно, впервые в жизни, увидела истинное лицо своего когда-то любимого, но до последнего времени — уж точно уважаемого Люциуса?

Тем не менее, Лилиан выслушала ее, хоть и не вынимала одну из рук из кармана, явно крепко что-то ею сжимая. Хоть и была в любой момент готова то ли ударить, то ли сбежать. Выслушала и… поняла. Даже больше — девочка пообещала помочь ей. И было еще кое-что. То, что заставило Нарциссу проникнуться симпатией и уважением к этой девочке. Слова относительно Драко.

«…я могу приказать ему отправиться на встречу с вами — но я никогда не поступлю подобным образом. Если вам это интересно, то абсолютно не в моих правилах унижать друзей и предавать их доверие…»

Между тем, Нарцисса знала о том, что между Лилиан и Драко существует какой-то контракт. В частности, Лилиан действительно может приказать Драко что-то сделать. Именно крик приказа она расслышала сквозь шум в ушах вчера, когда Лили потребовала у Драко отправиться за колдомедиками. Сегодня же… Сегодня приказов не было — Драко действовал по своей воле, хоть и по заранее оговоренному с Лилиан плану. Вывод — даже во взаимоотношениях с подчиненным призраком Лилиан предпочитает использовать тактику убеждения, а не эксплуатации. Надо полагать, что и контракт заключен больше из ее желания перестраховаться, чтобы Драко не смог причинить ей вреда.

Над этим она размышляла, когда по наущению девочки выкупала книгу во «Флориш и Блоттс». Разговорить продавца труда не составило — тот без труда припомнил интересный тандем из рыжеволосой зеленоглазой девочки и мальчика-призрака, которые отложили книгу. Также он, видимо, приняв Нарциссу за того самого человека, интересующегося литературой такого рода, предложил уведомлять ее о новых поступлениях.

Чтобы убедиться в целости страниц, Нарцисса, перед тем, как оплачивать покупку, пролистала книгу и поразилась увиденному. Лилиан не врала — если подобное действительно читает и изучает Драко, то он намерен создать себе новое физическое тело. Помнится, она сказала Лилиан, что у призраков нет воли к жизни, а та ей заявила что-то о правильной мотивации.

Потом была сильная боль. Много боли, страха, мутные пятна вокруг и то и дело плывущее окружающее пространство. Была боль, которую причиняла ей Лилиан, но была и рука, крепко сжимающая ее собственную. Был ровный и спокойный голос, который успокаивал и подбадривал, уговаривал держаться и обещал, что все будет хорошо. Уже утром, подслушав разговоры медиков, Нарцисса узнала о том, что если бы Лилиан не успела остановить кровь или если бы позволила ей отключиться… Жизнь Нарциссы висела на волоске, и спасло ее только поразительное самообладание рыжего ребенка.

Спрашивая о Драко, она не могла не спросить о Лилиан. Узнав, что девочка тоже в больнице, она сочла невежливым пригласить одного лишь сына, не почтив вниманием особу, которой была обязана жизнью. Это была всего лишь формальность, и Лилиан, которая, видимо, также привыкла соблюдать правила хорошего тона, уже собиралась ретироваться после пары дежурных фраз, когда все и началось.

Началось то, из-за чего Нарцисса сейчас оказалась на старом продавленном диване чужого маггловского дома в неизвестном ей районе Лондона. Подавленная, разбитая, изо всех сил сдерживающаяся, чтобы не заплакать, она сидела напротив молчащей девчонки и безуспешно пыталась совладать с собой. Закрыть разум от Лилиан, чтобы та не узнала чего-нибудь еще, чтобы не вытащила из памяти самое сокровенное. Ведь только легиллимент мог узнать про Люциуса, понять намерения «врача» и…

Тихий смешок прервал ее мысли.

— Не следует так меня бояться. Дабы успокоить вас, признаюсь — я не легиллимент. Хотя, также честно признаюсь, мне хотелось бы развить подобного рода умения.

Нарцисса вздрогнула.

— Я не читаю ваши мысли — просто вы уже минут эдак пятнадцать думаете вслух. Уж вы либо потише, либо не удивляйтесь…

Все тот же холодно-отстраненный тон, все то же спокойствие в зеленых глазах. Драко, приезжая на рождественские каникулы, сказал, что Лилиан — «отмороженная». Нарцисса тогда отругала сына за такой эпитет, но сейчас никак не могла подобрать ему достойную замену. Разве что «отбитая», но это звучало еще грубей.

— Как ты догадалась про то, что вместо зелья — яд? Мне известно о том, что ты достигла определенных успехов в зельеварении, но славы Северуса Снегга двенадцатилетней девочке не снискать никогда.

— Тут уж вы правы, — Лилиан с усмешкой кивнула. Если и задела ее реплика Нарциссы, то виду девочка не подала. — Дело было совсем не в зельях. Первое, что мне бросилось в глаза — характерные следы, остающиеся от его обуви. Вы сидели на кровати и не могли их видеть, а вот с моей стороны свет падал как раз таким образом, чтобы осветить грязные ноги, которые только-только пришли с улицы. Учитывая, что колдомедики больницы либо носят сменную обувь, либо же используют очищающие заклинания после того, как приходят на работу, мне показалось странным наличие этих следов. Дальше бросилось в глаза, что под халатом натянута вот эта куртка. Конечно, я не могла точно разглядеть, что там куртка, но, учитывая, что в больнице достаточно тепло, верхняя одежда под халатом смотрится как минимум неуместно. Потом, уже выбивая из вашей руки склянку, я заметила на его руке кольцо, а ни один колдомедик не носит на руках украшений, прежде всего, исходя из требований техники безопасности. Все наложилось одно на другое, и в итоге зелье полетело на пол. Извиниться в случае ошибки недолго, а вот если ошибок не было — последствий уже не исправить. Ну а потом, когда он попытался меня убить…

В том, как девочка спокойно говорила о смерти другого человека, было что-то пугающее и одновременно — завораживающее. Сама не зная почему, Нарцисса не пыталась прервать зрительный контакт, пристально всматриваясь в холодные зеленые глаза, на дне которых, впрочем, мелькнули искры смеха, когда она задала следующий вопрос:

— Почему вы так спокойно говорите о смерти, мисс Поттер?

— Даже не знаю… Может быть, потому, что смерть преследует меня едва ли не с рождения? А когда за тобой кто-то ходит по пятам, к нему поневоле привыкаешь, будь то призрак, студент другого факультета или та самая, с косой и в черной мантии. Что же насчет моего отношения к убийству, то вкратце можно сказать так. Я не получаю удовольствие от созерцания чужой смерти, хотя интоксикация золотом была, несомненно, интересным зрелищем с академической точки зрения. Но… Есть такая поговорка: «кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет». В моем случае, конечно, не от меча, а просто от банального удара ногой, сломавшего шейные позвонки, но теперь я могу быть уверена в том, что по крайней мере со стороны этого человека нападений на меня лично не будет.

— А с чего вы взяли, что у того человека обязательно должны быть сообщники?

— Потому что Драко всю ночь пытался проскользнуть к вам в палату, чтобы узнать, как вы там. И ни черта у него не получилось. Это у призрака-то, который и сквозь стены ходит, и сквозь людей видит! Если защитные системы больницы рассчитаны на то, чтобы мимо мышь не проскользнула — значит, убийцу должен был впустить кто-то из персонала. И, кстати, выпустить обратно, после того как дело будет сделано.

Выслушав эти объяснения, Нарцисса задумалась о той легкости, с которой девочка так безошибочно вычислила ее обидчика и правильно, хоть и на основании одних лишь догадок, установила личность «заказавшего» нападения.

— Если это действительно не легиллименция, то… Как вы догадались про Люциуса?

— Это было не так уж сложно. Сначала вы демонстративно отрицаете фамилию мужа, потом вдруг собираетесь увидеться с сыном, чтобы помириться, как будто боитесь, что больше подходящей ситуации не будет. Потом я увидела у вас на руке синяк. Вдобавок — в Косом переулке я встретила вашего бывшего мужа… Во взглядах на Драко нынешнего вы с ним не сходитесь, кроме того — он так неприкрыто мне угрожал, что стало понятно: за прошедшее время сделанные ошибки его ничему не научили, и он собирается взяться за старое.

— За старое, да? Вы знаете о том, что…

— Пытки магглов. Как мелочно, низко и как на него похоже — вымещать злость на тех, кто заведомо не может ответить. Готова поспорить на последние деньги, что среди так называемых «магглов» не было ни одного достойного соперника. Некоторые магглы, знаете ли, тоже не шибко-то безобидные. Я, вон, в двенадцать лет с помощью одной лишь физической силы убить человека могу, а есть еще военные, полиция, спецназ… ну, знаете, такие здоровенные квадратные мужики, которые всяким Люциусам Малфоям способны кишки выпустить прежде, чем они «авада» вякнуть успеют. Так скажем, среди всех возможных способов заявить о себе вашим мужем, как и тем, кому он служил, были выбраны далеко не самые лучшие, действенные и благородные.

— Вы это знали, так? И, надо полагать, именно поэтому вы презираете меня и мою семью.

— Против вашей семьи я изначально ничего не имела. Первый «звоночек» был от Драко. В первую нашу встречу я ясно дала понять, что не потерплю каких-либо оскорблений в адрес своих друзей. Я не была особо высокоморальной и зацикленной на человеческих взаимоотношениях, но называя человека словом «друг», мы автоматически берем на себя кое-какие обязательства перед ним. В частности — обязательства помогать ему в тех ситуациях, когда он по каким-либо причинам помочь себе не сможет. А Драко вел себя на редкость «хорошо». Меня не трогал — понимал, что с одного удара ему пару ребер сломаю, а вот на Николь с Гермионой сразу зубы скалить начал. А, как известно, ребенок — это лицо людей, которые его воспитывали. Потом ваш тогда еще муж стал искать виноватых и нашел их в лице одной маленькой девочки, которая по непонятным причинам вдруг оказалась должна спасать парня-ровесника с параллельного курса, который до этого отравлял ей жизнь и который, кстати, и донес на нее МакГоннагалл. Ничего так ситуация, да? Особенно если забыть о том, что Драко ваш сын, и поставить себя на мое место… Правда, Драко, конечно, после смерти себя как герой начал вести. И мозгов прибавилось, и трезвые мысли излагать начал. А вот про его отца я много интересного узнала от мракоборцев. Изучила предоставленную информацию, сделала выводы и поняла, с какой мразью могу пересечься на узкой дорожке. Драко, кстати, во взглядах на отца со мной полностью солидарен. Он ведь для него теперь так… Низшее существо какое-то. А вот для вас иначе… У нас с вами, конечно, не было времени познакомиться ближе, и можно даже сказать, что против вас я ничего не имею. Но я не люблю людей, которые считают себя выше других только на основании происхождения, национальности, общественного положения… Правда, это уже из области личных симпатий и антипатий, которые к делу не пришьешь. В целом, пока такие, как вы, ограничиваются разговорами с единомышленниками на кухне и не пытаются что-то сделать мне или моим близким — откровенно враждебных действий с моей стороны не последует. Я не доверяю вам — это так. И, согласитесь — у меня есть причины для подобного недоверия. Хотя бы исходя из того факта, что я вас не знаю, а незнакомым всегда доверия ноль.

— Ты так и не сказала, почему решила, что именно Люциус…

— Я хотела сказать, но отвлеклась от темы… Потому что, как я уже говорила, женщину вроде вас довольно сложно обидеть. А молчат большинство женщин только в случае домашнего насилия. Предполагаемых абьюзеров только… Один, да. Мотивы? Ну, надо полагать, что подходят все три.

— Все три?

— Вариант первый — вы ссоритесь из-за смерти Драко. Может, муж заставляет вас обзавестись новым наследником, а вы не желаете отказываться от сына и, вдобавок, понимаете, что еще раз просто не выдержите всю эту канитель с воспитанием ребенка… В итоге ссоры учащаются, он начинает на вас давить, и, рано или поздно, вы сбегаете, а он понимает, что для продолжения рода надо избавиться от существующей жены и найти новую. Вариант второй — вы принимаете решение уйти по какой-то другой причине, но тут-то и всплывает интересная деталь: все деньги Люциуса Малфоя ушли на взятки в давние времена, по факту он либо гол, как сокол, либо его состояние значительно меньше вашего — как и все представители семейства Блэк, вы наверняка обладаете огромной суммой денег, которую Малфой упускать не хочет. Понимая, что еще немного — и денежки тю-тю, он решает вас устранить. Вариант третий полностью повторяет второй, но вместо денег в качестве трофейного блюда — вы. Когда эффектная женщина бросает мужчину с таким статусом в обществе, это не может не сказываться на самолюбии. А тут появляется вариант простого решения проблем — жену переедет машина или же случайно в больнице подадут не то лекарство, и вуаля — мы имеем безутешного вдовца.

— А теперь объедините все три мотива в один, — мрачно произнесла Нарцисса. Скрывать что-либо не было смысла. Девочка видела ее насквозь. — И заодно объясните мне, чем именно вы и ваш крестный можете мне помочь.

— Я уже давно знаю о том, что ваш муж собирается устроить какую-то подлость. Наверняка чужими руками и наверняка его участие в истории не докажут мракоборцы, но… Но мои знания и умения не ограничиваются теми, что используют представители аврората, и если он оставит хоть одну зацепку, а он их оставит, то я в итоге его найду и прижму к стенке. Учитывая, что в Азкабан он не пойдет, а на моей стороне — двое взрослых волшебников, которые за меня горой, да и сама я уже сейчас чего-то, да стою — вы остаетесь безутешной вдовой. Ну, это, конечно, попозже. А пока что… Дом на площади Гриммо, конечно, под бдительным руководством Кикимера превращен в гадюшник, но защита там стоит мощная, да и места хватает. Само собой, если вы готовы принести Непреложный Обет с заблаговременно составленной формулировкой о том, что не причините вреда находящимся в доме, не попытаетесь что-либо вынести, а также…

— И я уверена, что текст этого обета составит для вас один из лучших юристов Министерства Магии, ведь вы не Темный Лорд, чтобы повторять его ошибки, не так ли? — Нарцисса невесело усмехнулась.

— Верно мыслите, мисс Блэк. Если ваши намерения чисты и все это не является организованной постановкой для того, чтобы втереться ко мне в доверие, то вам ничего не будет угрожать. Если же нет… Ну, вы понимаете, что бывает с теми, кто нарушает Непреложный Обет.

— Постановка? Вы полагаете, что тот факт, что я дважды едва не умерла, не говорит о том, что я на самом деле невиновна…

— В полицейской практике был такой случай — женщина бросалась под колеса автомобилей для того, чтобы срубить компенсацию с автовладельцев. Один случай закончился для нее в итоге печально, но до этого афера удавалась ей безотказно. Может быть, изначально не планировалось повреждение крупных сосудов брюшной полости, да и с зельем могли нарочно подстроить все, зная, что я цепляюсь к деталям… Как уже говорилось, моя паранойя — мой друг и надежный товарищ, поэтому я предполагаю худший вариант развития событий из всех возможных.

— А вам не кажется, что давать непреложный обет ребенку для взрослой женщины само по себе унизительно?

— Не вижу ничего унизительного для вас в том, чтобы обеспечить свою собственную безопасность, мисс Блэк. По-моему, это вполне объективное встречное требование. Соглашаться или нет — решать вам. Мне от вас не нужны ни ваши деньги, ни какая-либо другая помощь. Если вы хотите таковую предоставить — ваше право, если нет — осуждать и требовать я ничего не буду, но клятва, обеспечивающая мою безопасность — обязательное к выполнению условие.

Они замолчали. Замолчали надолго. Нарциссу коробило недоверие к ней и то, что Лилиан об этом недоверии говорила. Но чем ближе был вечер, тем четче ей представлялась дальнейшая картина происходящего. Если она откажется от предложения девочки… Все закончится в течение пары дней, как она и боялась. У Люциуса связи есть везде — в Министерстве Магии, в Гринготтсе, в сомнительных лавочках Лютного переулка и среди самых разных социальных групп магов. По его приказу сотни головорезов кинутся на Нарциссу и, несмотря на то, что она довольно умелый маг… Да и в ближайшие пару-тройку дней магия ей неподвластна…

К моменту появления Сириуса Нарцисса окончательно осознала: Лилиан предложила самый безопасный для нее выход из ситуации. То, что он был самым безопасным еще и для Лилиан, было вполне ожидаемо. Когда аврор, на лице которого не читалось ни малейшего страха за крестницу, появился в этом заброшенном доме в компании Драко, Нарцисса была готова выполнить все условия ради того, чтобы оказаться в безопасности и получить возможность отдохнуть.

На ночь ее отвели в дом на площади Гриммо. Палочку Сириус пока что не возвращал, да и дверь ее комнаты запер. Но на следующий день, когда Нарцисса и Лилиан произнесли друг другу несколько непреложных клятв, скрепленных Сириусом, ей была без лишних церемоний возвращена и волшебная палочка, и свобода передвижений. Лилиан больше ни на секунду не заикалась о своем былом недоверии, общаясь с Нарциссой благожелательно, но без лишних фамильярностей. Кроме того, именно у Нарциссы в итоге получилось заставить взяться за ум домового эльфа, и в итоге дом на площади Гриммо заблестел чистотой. Темные артефакты различного производства были тщательно защищены от случайных прикосновений и закрыты в наглухо запертых помещениях. На столах появились новые скатерти, а постельное белье теперь всегда было выглаженным и накрахмаленным. Не прошло и недели, как Нарцисса стала чувствовать себя здесь как у себя дома.

Драко практически не появлялся с тех самых пор, как произошло то примирение в больнице. Но однажды ей все-таки удалось поговорить с сыном. В тот день она встала позже обычного и застала ребят за каким-то спором. Верней сказать, не спором — Драко просто выкладывал Лилиан какие-то свои идеи, а девочка задавала уточняющие вопросы.

Когда Нарцисса появилась в гостиной, повисла неловкая тишина. Лилиан тут же ретировалась на кухню, а Драко повис в воздухе, не зная, как реагировать на появление матери.

Пожелав ему доброго утра, женщина какое-то время поддерживала привычную беседу между мамой и сыном. Конечно, больше не имеет смысла спрашивать, голоден ли он, устал и хочет ли новую игрушку, но, например, узнать, сделал ли ребенок уроки, она по-прежнему могла. И разговор сам как-то переключился на создание нового тела. И вот тут Драко оживился. Даже живым она ни разу не видела сына таким взбудораженным, как сейчас.

— Мам, вот ты даже не представляешь, что я сейчас могу. Смотри… Вот ты сможешь умножить в уме пятизначные числа? А я могу. Ты можешь дословно запомнить все прочитанные книги? Нет, а я запомню и никогда уже не забуду. А еще мне не нужно спать, я не устаю… Лили, вон, на что заучка, каких поискать, а после пяти часов над книгами головой на тех же книгах засыпает, а мне этого не нужно! Я без этого могу обойтись… И вот ты представляешь… Я сейчас возьму, создам себе тело обычного двенадцатилетнего пацана и разом откинусь назад в развитии на уровень этого самого пацана, который страницу текста с третьего раза запоминает!

— Два вопроса. Первый — ты что, уже сейчас можешь создать себе тело? Второй — ты не хочешь этого делать?

— Могу, правда. Слушай, у магглов в этом плане уже все создано, мне только остались кое-какие мелочи для доработки, ну и магию использовать для ускорения процесса. Вот руку если кому-то отрубят — я ее при наличии подходящей техники выращу… ну за несколько месяцев. И приживлю на то же место, чтобы как новенькая работала. Но вот… Понимаешь, ну могу я это сделать, но… Зачем мне тело? Для тебя что, так важно, чтобы я был мягким, теплым, с кровью внутри и… и с возможностью снова умереть?

— Ну что ты, Драко. Я тебя люблю таким, какой ты есть.

— Понимаешь, мам… Тело я хочу. Но лет через десять, и… Вот скажи мне, ты что-нибудь знаешь об андроидах? Ну, о биороботах и… Ай, это просто будет проще показать. Я сейчас видеомагнитофон у Лили возьму и покажу — это будет понятней.

Просмотр различных фильмов, фрагментов из научной фантастики и даже — каких-то научных документальных исследований занял у матери и сына целый день. В процессе просмотра Драко довольно подробно комментировал все происходящее на экране, и эти комментарии заставили Нарциссу окончательно избавиться от сомнений прошлого.

— Понимаешь, мам… Тело мне надо, но только когда попрут настоящие исследования и… Ну, призракам ведь никто не позволит запатентовать их открытия и внедрить разработки в реальную жизнь, так? Поэтому рано или поздно, но мне придется вернуться к виду обычного человека хотя бы для того, чтобы уладить все необходимые формальности. Но знаешь…

— Ты не хочешь возвращаться. Я понимаю.

— Вот именно! Или уж заделать себе такое тело, чтобы оставить все текущие преимущества, или же вообще на эту идею рукой махнуть. Знаешь, я как вспомню, каким идиотом был сразу после того, как умер, так сразу злость на себя берет. Если бы меня Лили не натыкала мордой в очевидные вещи, то так бы и летал по коридорам Хогвартса, ноя, как плакса Миртл. Вот уж была бы потеха: бывший наследник великого рода Малфоев скулит и воет целыми днями, жалуясь на жестокую и несправедливую жизнь…

— Дорогой сын, мне совершенно не нравится твое новое чувство юмора, — передернулась Нарцисса.

— А, это к Лили все вопросы. Она же будущий аврор. Ну, раньше хотела в полиции маггловской служить еще до того, как узнала, что маг, поэтому готовилась. Криминалистику изучала, психологию там… Ну и юмора полицейского нахвататься успела — видимо, общалась с кем-то из них. А я что? Я тоже научился. Я, считай, медик, мне тоже черный юмор идет. Вообще — с точки зрения все той же психологии это своего рода защита. Ну, знаешь, кто-то напряжение слезами сбрасывает, а кому-то плакать либо просто стыдно, либо уже не могут, вот и смеются надо всем, что увидят. Мне сначала тоже жутким казалось, но потом привык. И ты ко мне привыкнешь, мамуль, — призрак вольготно развалился на диване, положив голову на колени Нарциссе. — Кстати, зацени мое высокоморальное поведение: я призрак уже почти год и до сих пор ни разу не бывал в женской душевой, хотя уж раз сто пятьдесят мог бы.

Нарцисса укоризненно вздохнула и покачала головой. Все-таки было глупо надеяться, что девочка, воспитанная простыми людьми, сможет составить достойную компанию чистокровному аристократу — такому, как ее сын. К сожалению, сам Драко от ее компании был в полном восторге, а поэтому повлиять на их дружбу Нарцисса была не в состоянии. Вместо этого она решила поговорить с Лили насчет ее манеры общения, когда выдастся свободная минутка. И если бы только она знала, к каким разговорам и размышлениям приведет их диалог!

Пухлый том хорошо читался под коробочку шоколадных конфет. Нет, не бестолковых шоколадных лягушек, которых надо было еще поймать перед тем, как съесть, и которые не лежали бы себе мирно в коробке, а самых обычных, маггловских конфет. Правда, от чтения, как и от конфет, меня отвлекли.

Рядом с диваном, на котором я валялась, стояло кресло. Именно в это кресло царственно приземлилась Нарцисса. Поскольку за последнее время я отточила искусство стелса так, что сам человек-невидимка сдох бы от зависти, было принято решение: собрать свое барахло и свалить, чтобы не пересекаться с ней лишний раз. Но прежде, чем я поднялась с дивана, женщина остановила меня, положив руку на плечо, и царственным голосом произнесла:

— Лилиан, мне хотелось бы кое о чем с тобой поговорить.

— Мисс Блэк, должна предупредить — на незаметное приближение и последующее прикосновение к плечу со спины я в семи из десяти случаев реагирую как на нападение. Сила удара у меня хорошая, демонстрация уже была, поэтому не угрожаю, но предупреждаю первый и последний раз — так, как вы поступили сейчас, поступать не надо. Если вы же сделаете еще раз что-то подобное, то все возможные последствия будут исключительно на вашей совести.

— Я тебя поняла, — Нарцисса убрала руку с моего плеча и, дождавшись, пока я положу в книгу закладку и усядусь на своей половине дивана, разместилась рядом со мной. — Я думала, что в безопасности ты не будешь ждать нападения.

Я вздохнула и закатила глаза. Необходимость пояснять некоторые вещи людям, которые не имеют понятия об элементарной биологии, рефлексах и прочих деталях, что хоть мимоходом, да изучают во время прохождения нормальной школьной программы, в последнее время начала раздражать.

— Есть такая вещь — называется условные рефлексы. Ну или выработанные, как вам будет угодно. Если говорить совсем простым языком, то это выработанная реакция на то или иное действие и событие, которая в дальнейшем проходит на автоматизме и без осмысления. Реакция на приближение со спины, как на нападение — это условный рефлекс, который выработан у меня еще черт знает когда, поскольку с детства частенько приходилось защищаться от всяких идиотов. Детки, знаете ли, играть любят. А то, что играя, могут случайно и изувечить одноклассницу — их мало волновало, вот и приходилось обороняться своими методами. Ну а уж после года обучения в Хогвартсе и всех событий этого лета… — я замолчала на полуслове, поскольку договаривать смысла не было.

— На самом деле, мисс Поттер, именно об этом я и хотела поговорить. Понимаешь, в последнее время мой сын слишком… Не сказать, чтобы распоясался, но он нахватался у тебя специфических словечек и этого твоего «полицейского юмора».

— И в чем проблема? — уточнила я. — Верней, мне следует спросить — а при чем здесь я?

— Я так понимаю, просьба следить за своим языком в его присутствии и общаться более подобающим образом будет тобой проигнорирована, — Нарцисса вздохнула.

— Я общаюсь со всеми людьми чаще всего так же, как они общаются со мной. На понятном им языке. Так уж вышло, что Драко изначально был непонятен тот тон, которым я общаюсь с вами. К примеру, на предупреждение о том, что ко мне нельзя подходить со спины, он еще в начале года послал меня в анальное отверстие столь почитаемого вами Мерлина и не успокоился, пока не получил в результате бесконечных «проверок» ботинком по голени. Это что касается речи в целом. Теперь о том, что касается «нахватался»… В этом вопросе я придерживаюсь понятия «каждый сам выбирает, что хватать». Уж извините, но почему-то я, выросшая среди не самого лучшего контингента, не разговариваю ненормативной лексикой, умею пользоваться ножом и вилкой и даже, представляете, знаю, как и с кем себя вести. Думаю, что все дело в том, что Драко, как и многие другие дети в Хогвартсе, считает абсолютно неуместной устаревшую манеру речи, особенно в кругу сверстников.

— А какую же манеру речи считаете приемлемой вы? — с какой-то ноткой вызова произнесла Нарцисса, надменно вскинув голову.

— Как я уже говорила — могу спокойно поддержать беседу в привычном для вас тоне, а через полчаса после этого — тремя нецензурными словами объяснить приставшему ко мне нетрезвому гражданину глубину его заблуждений. Если на этом все, то я, пожалуй, вас покину.

— И долго вы намерены продолжать такое… общение? — с Нарциссы так же, как и тогда, во время наших совместных приключений, слетела вся напускная напыщенность. Как будто я своими словами что-то задела в ней или же напомнила о чем-то.

— Вас что-то не устраивает? — уточнила я, оборачиваясь и крепко прижимая к себе книгу.

— Мы живем в одном доме, но ты все время от меня прячешься по углам. При малейшем намеке на развитие диалога ты сворачиваешь беседу и уходишь. И чем больше мы друг с другом живем, тем меньше я понимаю, почему ты…

— Почему я не веду себя как нормальный ребенок? Почему я не стремлюсь подружиться со всеми, кого вижу? Должна сказать, что меня удивляет тот факт, что вас вдруг ни с того ни с сего заинтересовало общество какой-то левой девчонки.

«Как будто пообщаться больше не с кем», — эта фраза едва не сорвалась у меня с языка, но я вовремя кое-что вспомнила и поняла. После этого сделала несколько шагов по направлению к дивану и приземлилась на него рядом с Нарциссой.

— Что же, ни одного нормального ребенка не пытается убить спятивший темный маг. Значит, к нормальным меня по определению причислять нельзя. Что же насчет дружелюбия… Я выросла среди взрослых, мисс Блэк. Среди сволочных, ублюдочных взрослых, которым не было до меня никакого дела и с которыми самой лучшей тактикой общения было просто не попадаться на глаза. Потому что в этом случае я не была вынуждена слушать полуторачасовой ор дяди Вернона и узнавать от тети Петуньи в который раз о том, что я уродка, вся в свою мать, которая вышла замуж за алкаша и разбилась с ним в автокатастрофе, оставив на бедную тетушку свое отродье. В худшем — мне приходилось прикладывать усилия для того, чтобы разминуться с теми взрослыми, кто пытался выместить на мне свою злость или выставить меня виноватой в определенных неприятных ситуациях. Поэтому не надо удивляться тому, что я всех взрослых считаю потенциально опасными. Исключения есть, но эти исключения скорей уж подтверждают правила. Что же насчет общения со мной… Не понимаю, на какие темы мы с вами можем пообщаться, но готова попробовать составить компанию.

Что-то мелькнуло в голубых глазах. Нотка… признательности, что ли? Каюсь, но за все время присутствия Нарциссы здесь мы как-то не уделяли внимания тому факту, что с общением у нас тут негусто. Я по жизни такая, что могу при отсутствии собеседников неделями ни с кем не разговаривать, да и сейчас у меня Том есть, который к общению готов всегда. Сириусу есть с кем поговорить на работе, а вот Нарцисса… Драко как-то не особо тянется к живым людям. Нет, он по-прежнему любит мать, переживает за нее, но выслушиванию традиционных материнских увещеваний предпочтет просочиться сквозь стену и засесть на сутки-трое изучать библиотеку Блэков. Ну а женщине, наверное, все-таки тяжеловато без собеседников вообще. Телевизор и видеомагнитофон, конечно, есть, но они людей полноценно не заменят.

— Ладно, хорошо… Начнем… С погоды, что ли? Паршивая погода, знаете ли, на улице, — улыбнувшись, я вытянула ноги вперед. — Впервые вижу, чтобы в конце июля месяца надо было куртки носить. Обычно джинсы, футболки — и вперед, можно бегать.

— Почему именно джинсы, мисс Поттер? — каким-то деревянным тоном произнесла Нарцисса. — Мне вот всегда говорили, что девочки должны носить юбки.

— Терпеть не могу юбки. Брюки банально удобней уже тем, что не приходится дергаться каждый раз из-за того, что ветром может юбку поднять и нижнее белье на всеобщее обозрение выставить. Кроме того, штаны логичней с точки зрения личной гигиены, учитывая, что я живу среди магглов. Автобусы, уличная грязь, чужие тела в толпе — и все это в итоге оказывается на коже, фррр… — я передернулась.

— Может, не нужно обращать внимание только на короткие юбки?

— Длинные неудобные. Ни разбежаться, ни размахнуться ногой в случае чего… Я больше на практичность ориентируюсь.

Начались споры о моде. На личности мы не переходили, каждый остался в итоге при своем мнении, но все же Нарцисса была вынуждена признать — активной девочке-пацанке моих лет просто нельзя пытаться косить под «благородную леди». Ну а я, естественно, в конце разговора признала, что уж мисс Блэк с ее образом жизни немного противоестественно будет смотреться в привычных моему взору нарядах. С моды разговор плавно перетек на обсуждение школы — оказывается, Нарцисса многое могла рассказать мне про моих преподавателей, особенно про тех, чьи предметы были обязательными к изучению. Ну, допустим, про Северуса я и сама знала, а вот про кое-какие особенности МакКошки, Флитвика и Стебль информация прилетела полезная. Пригодится мне в школе, чтобы не нарваться на неприятности.

Разговор шел несколько натянуто, со скрипом и шорохом, но все-таки шел. Пока я больше слушала, чем говорила, и нас обеих это устраивало. Прервался диалог лишь после прихода с работы Сириуса. Я отправилась кормить мракоборца и заодно выслушивать новости на службе, а Нарцисса, присоединившаяся к нам за ужином, постоянно морщила нос, когда Сириус заводил речь о некоторых особенностях сегодняшних происшествий вроде оторванных Темной Магией конечностей.

— Дорогой кузен, ты не мог бы вспомнить о том, что здесь ребенок…

— Ребенок, который знает, как выглядит полуразложившийся труп, — Сириус с аппетитом приналег на жареную картошку, а я составила ему компанию. Вопросы старалась не задавать, чтобы не провоцировать Нарциссу на неприязнь, но слушать все равно слушала, ведь интересно же! Да, я знаю, что я ненормальная, но что с этим поделать?

Верней, ненормальная я по меркам местных детей. А учитывая, что нам с самого первого курса в школе милиции так или иначе доводилось встречаться с трупами если не лицом к лицу, то лицом с подробным фото — моя реакция на очередное описание расчлененки выглядела вполне нормально. Вон, ребята из лаборатории в наших Мутных Васюках не гнушались и жратву положить на стол, где буквально час назад было проведено вскрытие очередного трупа, так что брезгливость и небрезгливость — это дело привычки. А врачи как живут? А пожарные? Конечно, на такую работу изначально берут людей с более крепкой психикой, но все-таки основная причина спокойствия при виде очередного трупа — как раз таки привычка.

Описывая диалог Сириуса и Нарциссы Тому, я с трудом сдерживалась, чтобы не ржать на весь дом. Человек-дневник за последнее время успел стать мне настоящим другом, которому не боишься рассказывать абсолютно все, поскольку отлично понимаешь — в отличие от реальных людей он твои секреты никому не расскажет просто потому, что не сможет. Правда, дневник я в последнее время старалась при себе таскать, чтобы не запалил кто-нибудь, ну и не влез. Не то чтобы я боялась за Тома, но что-то мне подсказывало: вряд ли Сириус и Северус придут в восторг от того, что я общаюсь с неизвестно чьим куском памяти. Кстати, неплохо было бы узнать, чьим и что в итоге случилось с Томом Реддлом. Если учесть, что ему сейчас перевалило за полтинник, то может оказаться, что самого человека нет уже в живых. Ну или он превратился в эдакого саркастичного троллящего всех бодрого пенсионера, от которого волком воют окрестные маггловские и магические службы. Интересно, а что будет, если владелец дневника получит возможность пообщаться с самим собой? На момент создания дневника Тому было лет пятнадцать-шестнадцать, так что вполне возможна реакция «что за придурком я был в детстве». Эта реакция, как правило, бывает у всех. Даже у меня была, когда я читала собственные дневники за пятый класс в начале седьмого. И с тех пор я больше дневники не вела.

«Дамочка, конечно, проблемная по всему выходит, — резюмировал дневник, когда разговор подходил к концу. — Ну, ты там с ней пообщайся, может, вытянешь что. Например, узнаешь, с какого рожна ей вздумалось при наличии мозгов и денег выходить замуж за одного террориста и валить в услужение второму».

«Да-да, я помню. Понимание мотивов противника — это получение возможности в дальнейшем перетянуть его на свою сторону или же, по крайней мере, изучение способов от него избавиться».

«Все-таки — друг она или враг? С этим ты не определилась еще, надо полагать…»

«Можно подумать, ты бы определился!»

«Ну, в данный момент в дерьме по уши не я, а ты. И именно тебе было бы неплохо выяснить у дамочки, что задумал ее экс-супруг. Поскольку в Азкабане, в случае чего, сидеть тебе, сама понимаешь… На всякий случай дам один совет: когда будешь в школе, старайся все время быть у кого-то на виду. Причем не у «своей компании», про которую можно сказать, что они тебя прикрывают, а у абсолютно посторонних лично для тебя людей».

«Тоже думаешь, что Люцик подставу какую-то мастерит и меня в ней виноватой хочет выставить?»

Я вздохнула.

«Это же очевидно. Хотел бы избавиться от тебя — отдал бы приказ на убийство домовику. Хотел бы сделать это сам — приказал бы домовику схватить тебя и притащить к нему. Раз не сделал ничего из вышеперечисленного — хочет организовать какую-нибудь подставу. Я бы именно так и сделал».

«О, какие признания пошли!»

«А что такого? Не забывай — он тебя считает могущественным темным магом. Поэтому, наверное, и не полезет чисто физически разбираться — мало ли, вдруг ты выдашь какой-нибудь спонтанный выброс магии, и его по стенке размажет? Или, может, в ловушку какую-нибудь втравишь, как Воланчика этого. Я бы на тебя один на один не пошел, а вот сделать так, чтобы тебя в Азкабан посадили за что-нибудь серьезное — запросто. И месть свершится, и потенциальный противник нейтрализован — два в одном».

«Слышу голос прожженного интригана».

«А сама-то…»

В дневнике появилось изображение обиженной рожицы, заставившее меня расхохотаться.

«Ладно, ладно, прости… Сама я тоже хороша — это уж точно. Мимоходом плюнула Люцику в кашу за прошедший год аж два раза. Неудивительно, что сия мстительная и мелочная личность мне этого теперь не забудет. Так что своих будущих люлей я себе, можно сказать, сама выпросила, приятного аппетита мне».

«И салфеточку, салфеточку не забудь. Ты же леди!»

Я нарисовала смайлик «лопаюсь от смеха» и, попрощавшись с Томом, закинула ему пару книг по психологии. Как раз сейчас подвернулось кое-что интересное…

Ну и, естественно, я завалилась читать сама. На улице мне делать было нечего — в окрестных домах дети не жили, так что играть было не с кем, а просто шляться и искать на свою жопу приключений мне мешала погода. То дождь, то просто холодно — что за хрень в последнее время началась, не понимаю.

Вот только, в отличие от Тома, я читала не литературу, а старые дела из архива мракоборцев. И нет — это не я их выпросила, это мне их Сириус передал по личному приказу Грюма. Мол, врага надо знать в лицо и все такое.

Дело Люциуса Малфоя лежало поверх всех остальных и было перечитано уже добрых три раза. В папке было все — начиная от школьных характеристик и заканчивая теми данными, что на него имелись у авроров. Периодически у него изымали разные там темные артефакты различной степени опасности, но чаще всего он отделывался легким испугом, то бишь значительными или не очень штрафами. Его жена вообще была вне подозрений, разве что все прекрасно понимали: не поддерживай она взгляды мужа — и никогда бы не вышла замуж за Пожирателя Смерти.

Посреди комнаты возник Драко. Прятать от него дела я не стала — пацан отлично знал, чем я в свободное время занимаюсь.

— Что-то интересное нашла? — призрак кивнул на папку, которую я машинально прижимала к груди, после чего пролетел над моей кроватью и замер где-то наверху.

— Да нет. Уже и не думаю, что найду.

— Да что ты там найти-то хочешь?

— Мотивы.

— Мотивы, по которым… — произнес Малфой, противно растягивая слова. И вынуждая меня произнести эту фразу.

— Мотивы, по которым он за Воланчиком пошел.

— Да ты и так их знаешь, ведь…

— Драко, что я знаю?! Что он еще со школы гавкал «чистая кровь превыше всего, магглорожденных — на костер, магглов — в расход»?! Ты понимаешь, что между словами и действиями располагается такая пропасть, которую большинство людей ни разу за свою жизнь не преодолевает? Можно сколько угодно верещать, что ты всех вокруг поубиваешь, но даже в случае достаточной физической силы банальный страх остановит тебя от совершения подобных действий. А Люциусу Малфою, будь он неладен, было, что терять. Бабло, положение в обществе, вся эта ваша аристократическая ересь, без которой вы жить не можете… Я еще могу понять мотивы какого-нибудь нищеброда, у которого, кроме чистоты крови, нет ничего и который готов на любые методы, чтобы хоть чего-то в жизни достичь, но у твоего отца было и до сих пор есть все, что нужно человеку для счастья. И сейчас ему по-прежнему есть, что терять. Характеристику ты читал и, думаю, уже сейчас достаточно его знаешь для того, чтобы сказать: вот так вот кинуться в дерьмо с головой, не заготовив себе заранее путей отхода — совершенно не в его стиле. Да и вообще… Ну какая цель у этой всей заварухи, что десять лет назад была? Магглов попытать? Ну так это можно было сделать по-тихому, благо что углов темных много, магглов никому не нужных много, да и не всякого волшебника сразу хватятся, если труп умело уничтожить…

— Мисс Поттер, — раздался со стороны дверей голос Нарциссы. Немного шокированный, надо сказать. Нет — даже не «немного». Сильно шокированный. Когда я обернулась, женщина, встретившись со мной взглядом, невольно сделала шаг назад, вжимаясь спиной в стену коридора.

— Я вас слушаю, мисс Блэк, — вежливо прощебетала я, стараясь понять, что же на этот раз напугало бедолагу. А, хотя да, я же как раз рассуждала о том, как надо было действовать на месте Малфоя, верней сказать — какой именно алгоритм действий ему бы лучше подошел.

— Нет. Ничего, ничего. Я просто проходила мимо и…

— Я поняла, — спокойно произнесла я. — И потом вы напугались из-за того, что двенадцатилетняя девочка не опять, а снова рассуждает о вещах, о которых и задумываться-то не должна. Я, честно говоря, надеялась, что вы уже успели привыкнуть к моей… необычности.

— Вы сами считаете это нормальным?

— Да. Я считаю это абсолютно нормальным. Я пытаюсь делать то, что нужно в таких ситуациях — мыслить как преступник. Как предполагаемый противник. Нет, конечно, если вы мне расскажете, что могло заставить всю эту свору аристократов кинуться за Волан-де-Мортом, как за верным хозяином, при этом основательно подпортив репутацию всему высшему обществу магического мира, то…

— Я расскажу, — неожиданно тихо произнесла Нарцисса, делая шаг вперед и закрывая за собой дверь моей комнаты. После чего по моему приглашению женщина приземлилась на кресло возле письменного стола, ну а я привычно уселась на краешек кровати и приготовилась слушать. — Только, мисс Поттер, имейте в виду — мой рассказ может вас… не обрадовать.

— В этом мире есть очень мало вещей, которые могут меня «не обрадовать», — спокойным голосом произнесла я. — Прошу вас, начинайте. Мне кажется, что ваш рассказ все-таки расставит недостающие куски мозаики по местам.

Женщина глубоко вздохнула и принялась рассказывать. Верней сказать — она не просто рассказывала, но еще и принялась пояснять, что именно ею двигало в те или иные моменты. И по завершении ее рассказа я поняла: всеми выводами и догадками, которые я строила раньше, можно смело подтираться после посещения клозета — больше они ни на что не годятся. А ведь все разгадки до этого лежали передо мной на поверхности! Вот уж действительно — до настоящего детектива мне еще расти и расти…

— Как ты знаешь, я родилась в достаточно богатой и известной в магическом мире семье. Думаю, если я тебе сейчас скажу, что у девочки из такой семьи тоже есть проблемы — ты меня поднимешь на смех.

— Не подниму, — я чуть качнула головой. — Отлично знаю и про ваше дурное аристократическое воспитание в стиле «по яйцам врезать никому не моги — ты же леди», и про «не смей дружить с тем мальчиком — он же из плохой семьи», и про «выйдешь замуж за того, на кого я пальцем покажу, а то без наследства оставлю»… Магическая и маггловская аристократия в этих вопросах не различаются ни на йоту, какими бы вы себя исключительными и уникальными не считали.

— Возможно, так и есть. Мне не доводилось сталкиваться с маггловской аристократией, а вот с магглорожденными не самого лучшего склада характера… Термин «толерантность» говорит тебе о чем-нибудь? — дождавшись моего кивка, Нарцисса продолжила: — А вот теперь представь, что этот термин извратили до неузнаваемости, и он стал означать не терпимость к чужому образу жизни и мировоззрению, а придание определенной категории людей преимущества только на основании их происхождения.

— Это примерно как «я из чистокровной семьи, а значит — вы все отбросы»? О, уверяю вас, я с этим неоднократно сталкивалась.

— Ну чего сразу начинаешь… — забурчал над моей головой призрак Драко. — Я же сказал уже — признаю, идиотом был, мозги не включал, что теперь сразу припоминать по поводу и без оного?

Я усмехнулась.

— Драко, вообще-то, как раз таки тебя я не имела в виду. У нас предостаточно нетолерантных граждан на факультете с изображением змейки. Там из нашего потока с одной только Гринграсс и можно общаться.

— В мое время все было абсолютно иначе. Сейчас за статус крови вас разве что оскорбят, да и то, насколько мне известно, вы в состоянии ответить одновременно за обеих своих подруг, да еще и членовредительство какое-нибудь обидчикам устроить. А у нас было примерно так… Вот, к примеру, есть я — и есть какая-нибудь магглорожденная. Меня и перед школой подготовили, и репетиторов по сложным предметам наняли, и заставили… как вы там говорите… Вкалывать? Вот вкалывать и заставили, чтобы я заканчивала школу отличницей. И мне мои «превосходно» даже с учетом помощи родителей доставались, мягко говоря, сложно. Особенно по нумерологии и трансфигурации. А вот магглорожденная могла во время урока услышать, что ей поставили «выше ожидаемого», а потом — просто выплакать себе такую же оценку, как у меня, только на основании того, что «вы меня притесняете, потому что я из простой семьи, а не из волшебной». Преподавателям это не нравилось, но они… просто боялись связываться. Поскольку до этого, начиная примерно с сороковых годов, всю власть в Министерстве держали либо магглорожденные, либо лояльные к ним люди.

— Мда… — тихо произнесла я. Интересно, если я сейчас расскажу Нарциссе о том, что примерно такое же дерьмо творилось в мое время на территории всяких европейских стран, она мне поверит? А хотя нет — лучше не надо. А то придется еще и про себя всю правду рассказывать.

— А теперь представьте — я все время натыкалась на таких людей. Людей, которые пробивали дорогу вперед только благодаря своему статусу крови. Можно было ничего не знать и не уметь, но вопль «а, вы меня притесняете, потому что я магглорожденный!» обеспечивал этим людям доступ к хорошим оценкам, к таким же хорошим должностям и…

— Ну, сейчас-то ваши чистокровные семьи точно так же себя ведут. Взяточничество, опять же, кумовство.

— Вовсе нет, — отчеканила Нарцисса. В голубых глазах полыхнула злость. — Даже если выпускника берут на работу «по знакомству», от него потребуют выполнения своих обязанностей и наличия соответствующих знаний. А знакомство и деньги в данном случае будут дополнительным фактором в пользу того или иного человека. И я не считаю подобное нелогичным — вы сами скорей поверите и доверитесь человеку, семью которого и его самого знаете очень давно, чем первому встречному, верно?

— И как же так получилось, что на наглость, хамство и привычку добиваться всего ором чистокровные стали отвечать убийством? Причем убийством не виновных в таком беспорядке и даже не тех, кто этот беспорядок использовал себе на пользу, а разных там субъектов, которые еще ходить не начали? В деле вашего мужа уж очень много смертей людей, которые и к магическому-то миру были непричастны. Я уж не говорю о том, что живьем резать на куски трехлетних детей мог только моральный урод и конченый ублюдок... Немного… не тот способ заявить о себе, не находите?

— А вот этого я даже объяснить не могу, — Нарцисса грустно усмехнулась. — Когда я только начала учебу, Сама Знаешь Кто и его сторонники начали добиваться существенных изменений в правительственной программе. Логичных изменений. Вы, наверное, не знаете о том, что каких-то двадцать лет назад именно на средства Хогвартса закупались все необходимые учебные пособия и форма для магглорожденных?

— Насколько мне известно, сейчас также на средства Хогвартса закупаются... — я осеклась.

— Да, закупаются учебники и форма для сирот. Такие дети действительно лишены поддержки и не в состоянии обеспечить себе даже подержанные мантии и учебники. Открою большой секрет — в магическом мире таких семей очень мало — как правило, детей у нас заводят только при уверенности в том, что смогут их обеспечить, а большинство семей все-таки обладают денежными капиталами. Как Поттеры, например. Если бы тебе не повезло с отцом — то все необходимое для учебы тебе бы приобретала школа. А магглорожденные… Уж извините, но лично я не понимаю, с какой это радости должна обеспечивать чужие нужды. У этих детей есть родители — вот пусть они о них и заботятся. Давайте еще уточним одну деталь: сборы в Хогвартс обходятся не дороже, чем сбор в маггловскую школу: так же требуется форма, учебники, письменные принадлежности и какие-то дополнительные приспособления…

— Ну, в принципе — все логично, — я кивнула. — О детях обязаны заботиться их родители, а когда их обязанности вдруг перекладываются на чужие плечи — это, определенно, обидно.

— Ну вот и мне было обидно. Что обходят на поворотах магглорожденные, которые не прикладывают никаких усилий для того, чтобы добиться высоких результатов и сделать карьеру. Было обидно, когда на первый в жизни бал мне пришлось пойти с каким-то невоспитанным чурбаном с Пуффендуя, поскольку Дамблдор решил, что мы должны уделить внимание тем, кто неспособен сам научиться танцевать и кого проигнорировали другие девушки, — женщина густо покраснела и обхватила себя руками, явно вспоминая о чем-то неприятном. — И с этим сталкивались все, буквально на каждом шагу. Естественно, что в итоге все больше симпатий оказывалось на стороне Сама Знаешь Кого, который заявлял, что права равенства должны соблюдаться, что во внимание должны приниматься способности человека и его потенциал, а не происхождение, что в итоге руководящие посты должны занимать люди, которые не понаслышке знакомы с деятельностью того или иного подразделения…

— От каждого по способностям, каждому по труду, — фыркнула я. Кажется, идеи социализма едва не прижились в магическом мире. Едва — потому что тот, кто их насаждал и проповедовал, вдруг ни с того ни с сего скатился до конченого урода. — И когда же в честь светлого будущего начали убивать тех, кто ни в чем не виноват?

— Со временем Темный Лорд начал меняться. У тех, кто знал его достаточно близко, возникало ощущение, что в нем словно все меньше человеческого остается с каждым днем. Да и изменения во внешнем виде… Кто-то говорил, что причина заключается в злоупотреблении темной магией, но я не знаю, насколько должна быть темной магия, которая способна из человека сделать то, чем он в итоге стал.

— А может, все дело не в магии? — фыркнула я. — Конечно, у вас, магов, психиатрии внимание уделяется чуть больше, чем ни черта, то есть большинство из вас и термина-то такого не знает, но что если он и в детстве был малость… неадекватным?

— Увы, но этого я, сама понимаешь, не знаю. Но надеюсь, что мой рассказ помог тебе сделать правильные выводы и относительно той ситуации, и относительно наших действий.

— Скажем так… Я понимаю мотивы как тех, кто молча поддерживал Волан-де-Морта, так и тех, кто оказывал ему куда более реальную поддержку. Понимаю мотивы их поступков. Но сама бы никогда не опустилась до подобного и не стала бы конченым моральным уродом, так что принять и оправдать то, что они совершили, я все равно не могу. Равно как и не могу спокойно принять то, что эта змеемордая тварь теперь не оставит меня в покое. И вполне объяснимо, что под раздачу запросто могут попасть не только сам ублюдок, но и те, кто выступает на его стороне, — я чуть кивнула и выразительно уставилась на Нарциссу. Женщина едва заметно улыбнулась.

— Если вы про Люциуса — то мне плевать, что с ним будет после того, что он собирался со мной сделать. И развод я оформила по всем правилам, так что с этим человеком меня больше ничего не связывает.

— А чего развод? Глядишь — остались бы в случае чего богатой вдовой, — фыркнула я, машинально разглаживая складку на покрывале.

— Я и так в деньгах не нуждаюсь, — Нарцисса поморщилась. — Всех денег мира все равно не получить, а случись что с Люциусом — и я могла остаться не только богатой вдовой, но еще и вероятной соучастницей, а мне этого совсем не надо.

В общем, Нарцисса та еще змея, оказывается. На вид — вполне себе глупая блондинка, даже глазками наверняка может хлопать, изображая из себя дурочку. А на деле эта субтильная аристократочка может запросто преподнести пару-тройку гадких сюрпризов. Ну, судя по всему, против меня действовать у нее нет ни единого желания, да и непреложный обет не позволит… В общем, дамочка все равно у меня под боком, глядишь — и поможет чем, так что неплохо было бы поддерживать с ней дружеские отношения, насколько они вообще возможны между нами.

Остаток лета прошел в строительстве планов и попытках предугадать действия Малфоя. Бесплодных попытках, надо сказать, но ведь необходимо же было хоть чем-то себя занимать в редкие минуты свободного времени. Я, конечно, и сама была не рада этим появляющимся перед сном мыслям, но что поделать — в силу обстоятельств они стали неотъемлемой частью моей жизни. А помнится, чуть больше года назад я с какой-то детской наивностью надеялась, что уж в этой попытке новой жизни оторвусь на полную и заполучу все то, что пропустила во времена собственного детства и юности. Святая простота!

Общение с Нарциссой прекратилось ближе к концу августа. Сириуса отправили в командировку в Перу для проведения какого-то совместного расследования с местными аврорами, а что со мной делать — решали на семейном совете. Ну как, семейном… Я, Сириус и Грюм. Мракоборец не хотел, чтобы я оставалась без присмотра фактически в одиночку, Сириус логично вторил, что Нарцисса не в состоянии обо мне позаботиться, а я мысленно припоминала, что из всей нашей компании из меня и двоих Блэков как раз таки именно я являлась наиболее самостоятельной и состоятельной, и не будь меня — Сириус бы давно уже перешел на бич-пакеты или питался бы по столовкам. Но вслух я ничего не говорила, логично предпочитая не возникать в присутствии старших.

— Тебя к Тонксам или к Снеггу?

Да неужели! Меня соизволили спросить?

— Если Северус не против, то можно к нему.

Только сейчас понимаю, что успела соскучиться. Интересно, а он по мне тоже или все-таки нет, и я зря навязываю ему свое общество? Может, все-таки, лучше будет передумать? Эти паникерские мысли витали в голове вплоть до того самого момента, как я вышла из камина в гостиной дома в Паучьем Тупике следом за Сириусом, в обязанности которого вменялось сдать меня с рук на руки и свалить в далекие страны проводить расследование.

Краткие переговоры, пожелание удачи от Сириуса, хлопок ладонью по ладони на прощанье — и вот я остаюсь в гостиной один на один с донельзя мрачным зельеваром. И чем больше я молчу, тем мрачней он становится.

— Извини, если я не вовремя. Если есть какие-то планы, то я могу пожить у Тонксов, раз уж…

— Нет никаких планов, — Северус дернул головой, сделал по гостиной круг, после чего остановился напротив меня. — Просто… — мужчина замолчал на полуслове, нервно сжал левую руку в кулак и отвернулся. Одно движение палочкой — и в камине вспыхивает пламя, но уютней в комнате от этого не становится.

— Просто что? Слушай, Северус, я никогда не трахала тебе мозг системой «угадай, на что я обиделась», так может, и ты прямо скажешь, если что-то не так? Реально потратим меньше времени на решение проблемы, чем на выяснение, в чем именно дело.

— Просто я обо всем происходящем с тобой узнаю от кого-то другого. Просто ты уходишь, и от тебя месяц никаких новостей, а потом появляешься, как ни в чем не бывало, и… Что я сказал смешного? — на бледном лице выступили красные пятна. Он то ли разозлился, то ли смутился, а скорей всего — все вместе. Ох уж этот невовремя вырвавшийся смех!

— Прости! — едва он развернулся, как я в три шага догнала его и взяла за руку. — Я не над тобой. И дело тут не в тебе. На самом деле — ты далеко не первый, кто жалуется на отсутствие писем с моей стороны, и тому есть несколько причин. Во-первых — в мое время было принято общаться друг с другом по аське, ну или по телефону, если что-то срочное надо было, а все эти записки, да еще и на пергаменте, да еще и чернилами… Короче, я к этому никак не привыкну. А во-вторых — после того, как я месяц назад узнала о том, насколько легко мои письма перехватить, я данному способу общения больше не доверяю и ничего важного таким образом не передаю. Ну а неважным как-то и отвлекать не хотелось, ты ведь первым не писал, а значит — занят. Уж извини, такие у меня заморочки с писаниной, придется терпеть. Зато тебя не будут пилить бесконечными звонками с требованием отчитаться, что ты прямо сейчас делаешь, когда явишься домой, и кто это рядом с тобой разговаривает женским голосом, — я не выдержала и прыснула.

— Ты меня прости, — тихо произнес он. — Просто узнавать о тебе не от тебя, да еще такое… В «Пророке», как обычно, вранье на вранье, и верить этой газетенке толком нельзя, от тебя новостей нет… Я уже черт-те что в мыслях накрутил.

— Проехали, — я махнула рукой. — Главное, впредь не мотай нервы и себе, и другим. В конце концов, раз уж ты так переживал, то почему сам не написал мне?

— А… Я…

— Вот-вот, я же о том же, — я, не сдержавшись, снова фыркнула и, закинув за спину косу, вернулась к своему чемодану.

— Я отнесу, — Северус нацелил на мою ношу палочку и по воздуху отправил ее наверх.

— Тогда я сварганю обед. А то я тебя знаю — опять, небось, котлетами питаешься. Магазинными. А я вот тебе сейчас расскажу, из чего их делают…

— Что-то мне подсказывает, что я этого знать не хочу.

В общем, обед по молчаливому обоюдному согласию мы друг другу не портили, а уже после него, привычно расположившись рядом с Северусом на диване в гостиной, я принялась рассказывать обо всем, что произошло со мной этим летом. Разумеется, умолчав о Томе Реддле.

— Северус, ты ведь знаешь Малфоя… Что ему может в голову взбрести?

— Ты вещи свои проверяла? Свои и тех, кто был с тобой в тот день в книжном магазине? С Малфоя запросто станется подкинуть какой-нибудь темный артефакт, или там еще какой-нибудь дряни. По почте прислать что-то может, опять же… Но раз заговор в Хогвартсе… Как бы не вышло, что действовать будет кто-то из учеников моего факультета.

— Тебе тогда достанется?

— А ты как думаешь? Я же должен им быть вместо мамы и папы, нести ответственность за их косяки, охранять их от ошибок… А как вообще это можно сделать, когда я один, а их — восемьдесят девять, считая тех, кто поступит в этом году?

— Ладно, кончай грузиться, да и мне от этого дерьма отвлечься надо. Давай, может, кинцо какое посмотрим?

— Тот неловкий момент, когда я начал считать телевизор кем-то вроде члена семьи.

— А что в этом такого? — я хмыкнула. — Либо телевизор, либо комп. Кто-то будет грузить — мол, надо с людьми общаться, а как быть, если этого в принципе не хочется? Ну, с тобой мы, допустим, более-менее уживаемся, а вот общаться с большим количеством народу… Это я как-то не особо люблю.

— Это сказал человек, у которого в друзьях студенты со всех факультетов.

— Друзья друзьями, а телик теликом. От друзей тоже надо отдыхать, — флегматично заявила я и уставилась в экран.

Программа просмотра корректировалась по ходу дела. Северус не желал смотреть особо кровавые киношки, а я воротила нос от всего, в чем отсутствовал детективный элемент. Как бы то ни было, но компромисс находился всегда.

Примерно в третью рекламную паузу я отправилась на кухню чего-нибудь попить. Ну и прихватить с собой парочку конфет. Северус сладкое не шибко любил — видать, держал конфеты для меня. Стоило ли ожидать, что, открыв холодильник, я почувствовала, как потеплело в груди.

— Убирайся, человек, — внезапно раздалось за моей спиной. — Убирайся, а то укушу…

Обернувшись, я заметила, как из-под шкафа выползает змеюка метра эдак полтора длиной. Темно-вишневый цвет в сочетании с желтым брюхом заставил вспомнить, что это за змейка, и едва заметно усмехнуться.

— Да ладно блефовать, — фыркнула я. — Ты же каспийский полоз, а значит — для человека неопасный. Кстати, а ты мальчик или девочка?

Змея свернулась кольцами на полу, угрожающе шипя, но спиной словно пятясь обратно под шкаф. Эта реакция вызвала, как ни странно, жалость. Про полозов я в свое время много читала, и даже один раз меня во время турпохода такая змейка укусила. Больно было, конечно, но зная, что тварюга неопасна для человека, я по поводу укуса не переживала. А ребята из школы милиции, с которыми я в тот поход и пошла, потом еще полгода надо мной ржали — дескать, уж точно я теперь запомню, как эта змея выглядит.

— Да не бойся ты, — я вздохнула. — Я знаю про то, что люди вас убивают, принимая за ядовитых. Ну так я же вроде не из идиотов. Правда, зубки советую все-таки спрятать — не люблю, когда ко мне проявляют агрессию. Если ты ко мне по-хорошему будешь, то и я не обижу.

Змея виновато качнула головой и приникла к полу, исподлобья глядя на меня желтыми глазами. Я развернулась к холодильнику и достала мясные обрезки, приготовленные для угощения случайно встреченных бродячих собак. Нет, ну а что, не выкидывать же!

— Угощайся, — я разложила мясо на полу перед змеей, а сама примостилась рядом с конфетой в руках. В голове крутились мысли. Много мыслей. Например, о том, что змейку-то жалко. Зимой по Великобритании не особо поползаешь, а с учетом того, что люди в большинстве своем — идиоты, каких поискать, и запросто убьют змейку только за ее или его длину и классные ядовитые зубы… От этих мыслей становилось грустно.

Впрочем, как там классик сказал… Мы в ответе за тех, кого приручили? Не сказать, чтобы этот экземплярчик выглядел совсем ручным, но, судя по всему — может оказаться вполне вменяемым, а при случае — помочь мне чем-нибудь. Чем — пока не знаю, но явно же змейка сама по себе небесполезная… Грызунов всяких ловить, может, напугать кого, поползать по окрестностям и разведать ценную информацию — да мало ли!

— Спасибо, — прошипела змея, когда трапеза была закончена. Сытая она сразу стала более мирной и дружелюбной. — Чем я могу отплатить тебе за доброту, человек?

— Я Лили, — представилась я. — Расслабься. Я же не за оплату тебя угощала. Хотя… Хочешь получить трехразовую кормежку и безопасное место для спячки?

— Не забесплатно, естественно, — скептически произнес полоз, поднимая голову таким образом, чтобы оказаться на одном уровне со мной.

— Естественно, нет. За составление компании, послушание и выполнение команд. Ты, наверное, видел, или видела, что у людей есть служебные собаки, верно? — дождавшись, пока змея кивнет, я продолжила. — Ну вот, а у меня будет служебная змея. Издеваться я над тобой не буду — можешь не беспокоиться.

— Заставишь нападать на других?

— Заставлю… Тут сложно, если честно. На самом деле — меня тут постоянно хотят убить всякие уроды, которым я ничего дурного не сделала. Ну и естественно, мне бы пригодились твои клыки в случае заварушки. Если не хочешь в этом помогать — можешь сразу так и сообщить, обойдемся без этого и будешь просто домашним питомцем, а если…

— Лили, не двигайся, — раздался у меня за спиной едва слышный голос Северуса. Услышав его, я намеренно двинулась таким образом, чтобы оказаться между ним и змеей. Полоз, видимо, понял мои намерения, поскольку в следующий момент подался вперед и обвился вокруг моего тела несколько раз. Не так, чтобы сковывать движения, но так, чтобы маг уж точно не стал бить змею, опасаясь задеть меня.

— Спасибо, — неожиданно тихо прошептал полоз. — Я согласен на твои условия, Лили.

— Северус, опусти палочку и познакомься с моим новым другом. Кстати, а как тебя зовут? — я повернулась к полозу, но наткнулась на непонимающий взгляд желтых глаз.

— Мы не знаем ваш язык, Лили. Говори на моем.

— Ах, да… Прости, пожалуйста. Так как тебя зовут?

— У змей нет имен.

— А можно тебе имя дать? Ну, чтобы как-то идентифицировать тебя от остальных змей?

— Можно, — полоз принялся ползать вокруг меня, то оказываясь практически полностью на полу, то снова обвиваясь вокруг моего тела. Вопреки представлениям о змеях, полоз был не шибко-то склизким и не вызывал неприятных ощущений своим скольжением.

— Тогда… Хм… Будешь… Ты у нас мальчик, да? Тогда будешь Нагом, — дождавшись кивка змеи, я повернулась к убравшему-таки палочку Северусу и произнесла. — Позволь тебе представить мою змею. Зовут Нагом. Если был бы девочкой, то был бы Нагайной — это красивей, конечно, но и Наг как-то… Северус?

Я заметила, как помрачнел мужчина после того, как я сказала про Нагайну.

— У Темного Лорда была змея. Он звал ее Нагайной. И, кстати — именно он говорил на змеином языке, так же, как и ты.

— Ой, вот только не надо врубать шарманку в стиле «Лили — новая темная леди», ладно? Меня задолбали этим еще в школе, так что хоть ты не начинай. Пожалуйста. Насчет Нага-Нагайны… Это говорит всего лишь о том, что в свое время маленький Волан-де-Морт так же, как и многие другие дети, читал произведения детского писателя Редьярда Киплинга. А про змеиный язык лучше не заикайся человеку, который вдруг ни с того ни с сего изъясняется на инглише, как на родном. Я уж молчу про то, что знаю немецкий, французский, японский, понимаю латынь — короче, могу говорить без подготовки на всех языках этого мира, как на родных.

Мужчина прошел на середину комнаты, стараясь держаться как можно дальше от меня и от Нага, который по-прежнему был на мне.

— Послушай, я понимаю, что ты хочешь себе домашнего питомца, но давай не будем останавливать выбор на ядовитой змее? Если ты так хочешь, я бы мог подарить тебе, например, ужа, или…

— Это не ядовитая змея, Северус, — вздохнула я, покачав головой. — Верней, ядовитая, но ее яд не опасен для человека. Желтобрюхий полоз, ну или каспийский, как тебе будет угодно. Меня однажды такая зверюга укусила — и ничего мне не было. Ну, то есть, больноватый укус сам по себе, конечно, но никаких там противоядий и сложного лечения применять не потребовалось. Слушай, я понимаю, что змея в качестве питомца выглядит слишком экстраординарно, но мне Наг понравился. Да и жалко его — как пить дать убьют какие-нибудь недалекие придурки, перепутав с ядовитой змеей, а это, между прочим, и так редкий зверь. Ну можно я его оставлю? Пожалуйста! Я даже буду держать его в специальном террариуме, если ты просто боишься змей…

— Я не боюсь змей, Лили. Я просто боюсь проблем, — мужчина сделал шаг вперед, оказываясь ближе ко мне. Наг по моей команде замер на моем плече и, когда Северус протянул руку, потерся головой о ладонь мужчины.

— Видишь? Он меня слушается. Ну а даже если вдруг перестанет — неприятностей все равно натворит не больше, чем кошка или собака.

— Ну… Ладно. Будь по-твоему. Только имей в виду одну вещь — никому и никогда не рассказывай о том, что ты способна говорить со змеями, если не хочешь, чтобы репутация «Темной Леди» прилипла к тебе так, что не отмоешься. И пойдем уже кино смотреть — реклама закончилась.

— Нага с собой…

— Нет, Лили. Я очень люблю тебя, и, возможно, когда-нибудь я привыкну ради тебя даже к двухметровой змее угрожающего вида, но до тех пор, пожалуйста, добром тебя прошу — держи ее от меня подальше. Подальше — это в своей комнате или во дворе.

— Как скажешь, — я чуть улыбнулась и обернулась к Нагу. — Вот что — сейчас погуляй на улице, а вечерком приходи — я тебя приведу в порядок, оборудую жилище, ну и все такое.

— Хорошо, Лили, — змея тут же исчезла в какой-то щели под кухонным шкафом. На редкость неконфликтное создание, однако. Судя по всему, мы поладим. А если нет… Что же, никто не будет мешать Нагу уйти. Но что-то мне подсказывает — змея от меня уходить не захочет. Ну а действительно — куда ему деваться-то?

Завтрак ждал его на плите, а вот самой девочки на кухне уже не было. Та явно успела встать ни свет ни заря и отправиться в подвал для тренировки. Поскольку его не позвала — значит, ожидается тренировка не магического характера. Подумав, Северус решил на всякий случай составить ей компанию. Не то чтобы он ей не доверял… Скорей, просто соскучился, а возможности просто посидеть и пообщаться уже может и не представиться — в Хогвартс отправляться уже через несколько дней, им обоим нужно готовиться, а учитывая, что Лили по привычке своей берет на себя тройную нагрузку (учеба, квиддич и «дополнительные занятия») — отвлекать ее на различного рода разговоры ни о чем будет просто некрасиво. А пообщаться во время тренировки — почему бы и нет?

Первое, что он увидел — отлетающая, как от удара, змея. Впрочем, удар был несильным, и Наг летел скорей по инерции — приземлившись на пол, полоз с места кинулся вперед, целясь зубами в плечо Лили. Та с трудом, но все же увернулась, подставив для укуса руку в защитной перчатке и привычно отправляя змею в непродолжительный полет.

— Доброе утро, Северус!

— Дрессируешь? — не без интереса спросил он.

— Как-то так, да. Слушай, я и не подозревала, что змеи на самом деле не глупее людей. Ну, то есть, что с ними можно общаться, и они с первого раза понимают, что от них хотят. Обучаемость обычно свойственна собакам, дельфинам, обезьянам, лошадям, а оказывается — личная змея ничем не хуже какой-нибудь овчарки.

— Хочешь обучить и натравить на кого-нибудь?

— Можно и так сказать. Хотя, надо признать — для прямого нападения Наг слишком… Ну, рылом не вышел, как у нас говорили. Нет, если у него с первой попытки получится вцепиться человеку в горло и разорвать артерию, то шансы есть, но вот если с первого раза ничего важного не заденет, то песенка его спета. А с учетом того, что у вас тут маг на маге — так вообще в открытую драку, как ни крути, ему лучше не лезть.

— Ну вот, а ты говорила, что он — полезное приобретение…

— Конечно же, полезное! Во-первых, я собираюсь его натренировать приносить мне или относить на нужное место разные небольшие предметы.

— Нашла чем заниматься, — неодобрительно покачал головой мужчина. «Лучше бы вместе сходили погулять» — этого он не озвучил, но подразумевал. Впрочем, он уже и забыл о том, что Лили намеков может и не понять. Вот и в этот раз не поняла, вместо этого принявшись доказывать пользу своей идеи.

— Нет, ну сам посуди, какой простор для маневра открывается. Во-первых, можно сунуть змее в зубы диктофон или видеокамеру, а это дело нужное. Легиллименцию-то твою черта с два применишь. Нет, то есть применишь, конечно, но огребешь за нее по самое не балуй, так что, все-таки, лучше использовать ее только в крайнем случае. Вместо этого крайнего случая можно прицепить на Нага микрофон или камеру — ну и собрать доказательную базу. Во-вторых, можно организовать с помощью змеи какую-нибудь подставу или убить человека так, что на меня никто не подумает. Подбросить в вещи нужному человеку все, что угодно — от наркоты и до взрывчатки при условии, что предмет будет небольшим и нетяжелым. В-третьих — можно у абстрактного нужного человека украсть какой-нибудь важный предмет. С учетом того, что даже волшебная палочка не обладает большим весом, а некоторые их разбрасывают где ни попадя, особенно когда находятся у себя дома — дело нужное и важное. Я уже молчу про то, что с тем же диктофоном он может пролезть в места, куда мы не попадем, и организовать чуть ли не круглосуточную прослушку. Опять же, запугать с его помощью кого-то можно: когда он свернется кольцами и начнет шипеть, никто и не подумает, что змейка на самом деле не опасная. Прикинь, как допрашивать здорово с его помощью: «или рассказывай нам все, или моя ручная змея откусит твои яйца!»

Девчонка заливисто расхохоталась. А Северус сглотнул.

— Знаешь, я все никак не привыкну к тому, что в твоей голове рождаются такие, кхм… кровожадные идеи. Учитывая, что ты вроде бы на стороне закона и порядка — это кажется мне странным и… нездоровым.

— Боишься, что я как Волан-де-Морт: сначала буду нормальной, а потом с катушек слечу? — прямо спросила Лили. Глядя в изумрудно-зеленые глаза, на дне которых сейчас появился какой-то противоестественный холод, Северус с трудом нашел в себе силы сказать правду.

— Я не боюсь. Я просто не хочу, чтобы это произошло с тобой. И, кажется, об этом я тебе уже говорил. Меня без конца напрягает, что полицейский демонстрирует повадки и навыки какого-нибудь матерого преступника.

— Так я и есть матерый преступник. Потенциальный, — девочка привычно откинула за спину косу и села прямо на пол, привалившись спиной к стене. Подумав, мужчина последовал ее примеру, перед этим наложив на напольное покрытие согревающие чары — не хватало еще простудиться.

Лили тем временем принялась пояснять.

— Знаешь, я ведь изучала дела известных и малоизвестных, но оттого не менее талантливых преступников нашего времени. Некоторых из них ловили годами, а некоторых до сих пор не поймали. Я знаю способы, которыми они действовали. Я работала в полицейской системе, а значит — именно я знаю, какие там есть слабые места и как эту систему обмануть. Я знаю, как убить ножом человека, чтобы он не издал ни единого звука, и как наносить удар, чтобы самой не перепачкаться кровью. Я знаю, как лучше уничтожить улики, как скрыться от погони, какие места будут проверять первым делом, если, скажем, кинутся меня искать. Могу хорошо замести следы, могу в два счета создать план действий на основе тех приемов, которые использовались в прошлом кем-то другим и были изучены мною… Почему-то все забывают всегда об оборотной стороне медали. Ну, вроде той, что самый лучший убийца — это врач, поскольку он лучше всех остальных разбирается, что приводит к сбоям в организме человека. Что лучший преступник — это обученный полицейский, а лучшим темным магом оказывается в итоге человек, который лучше всех умеет от темной магии защищаться. Просто обычно это принято отрицать, ну или не обращать на это внимание. Что же насчет нашего якобы сходства с Волан-де-Мортом… Я, в отличие от него, у психиатра и нарколога регулярно проверялась, для успокоения лично тебя могу каждые три месяца, как по расписанию, на медосмотр ходить, чтобы сдвиг по фазе вовремя поймать, если вдруг он появится. Устроит?

— Я не хотел сказать, что ты…

— Да брось. В любом случае это не повредит — учитывая, что меня закинуло в тело на десять лет меня младше, да еще и жизнь не самая спокойная — будет вполне закономерно регулярно валять на обследования, как на родной работе. И мне не в напряг, и у тебя каждые три месяца официальное подтверждение тому, что я до сих пор не Волан-де-Морт номер два.

Этого он боялся. Боялся, что в один далеко не прекрасный момент они с Лили получат подтверждение тому, что с ней как раз таки что-то не в порядке. Боялся, что с ней что-то случится не только в физическом, но еще и в моральном плане, поскольку отлично знал: узнав о том, что она представляет угрозу для окружающих, Лили не будет спокойно сидеть сложа руки и ждать, пока станет абсолютно неуправляемой. А еще — он отлично знал, что на неполноценное, по ее представлению, существование в качестве пациента психиатрического отделения в Святого Мунго она не согласится.

— Ну а если что не так — то ты меня быстро чик, и нет проблемы.

Он содрогнулся. Сердце ухнуло в пятки и отказалось возвращаться. Подняв голову, он столкнулся с неестественно спокойным взглядом зеленых глаз. Сейчас казалось, что они светятся, впрочем — умом он понимал, что причиной этого эффекта является странное освещение в подвале.

— Я тебя понял, — тихо произнес он. В другое бы время с той, другой Лили он бы начал спорить. Начал бы ей что-то доказывать, пытаться как-то отговорить от поступков, которые могли обернуться чем-то плохим, но с этой… Эта Лили не нуждалась ни в его утешениях, ни в подбадривании, ни в поддержке. Хотя, пожалуй, в поддержке все-таки нуждалась, но не в привычном формате «опека над маленькой девочкой».

— Вот и славно, — она привычно улыбнулась. — Кстати, могу тебя попросить что-то сделать с моей защитной экипировкой? А то Наг ее все-таки прокусывает в запале. Это неприятно, хоть и неопасно.

Достав палочку, он привычно произнес несколько заклинаний, которыми обычно снабжал свою одежду на время работы за котлом. Если ее не растворяла всякая едкая дрянь, то и зубы змеи не возьмут.

Причин оставаться в подвале и дальше у него не было. Но почему-то он остается. Наблюдает за тем, как Лили тренируется уворачиваться от бросков змеи, а Наг — раз за разом уверенней совершает броски на нужные части тела.

— Куда змею денешь, когда в школу отправишься? — как бы между прочим уточнил он. — Сириусу не подкинешь — Нарцисса Малфой змей до визга и обмороков боится.

— Хм… Полезная информация, спасибо, я это учту. А вообще… Возьму с собой. Я же через камин иду, а значит — запросто могу протащить Нага под мантией. Грейнджер и Ричардс языками молоть не станут, а…

— А парселтанг?

Лили выпростала из мантии руку и махнула указательным пальцем. Наг тут же подполз к ней. Девочка опустила руку вниз — змея приникла к земле и двинулась к темному углу. Лили махнула рукой — и Наг кинулся, оскалив клыки, на одну из стоящих в дальнем углу мишеней.

— Как видишь, парселтанг не является в принципе обязательным условием для взаимопонимания. Переговорить по очень важному делу можно в укромном углу — в сортире, например. А основные команды вроде «спрячься», «иди вперед», «ползи назад», «зашипи» и тому подобные можно передавать с помощью жестов — Наг их усваивает с первого раза. Так что не спалюсь со своим змееязычием.

— Как у тебя все продумано, — ехидно произнес он.

— Стараюсь, босс, — фыркнула та, метким движением в очередной раз отбрасывая Нага в сторону стены. Впрочем, до самой стены все-таки не добрасывая — видимо, хотела все-таки обучить змею, а не отбить ей все внутренние органы. — Когда не блещешь ни физической, ни магической силой, поневоле будешь ставку делать на свои сильные стороны, а моей силой всегда являлись мозги.

— Это сказал человек, который ударом ноги способен убить другого человека, — ехидно поддел он девчонку. Непонятно, почему, но в последнее время саркастичные замечания и реплики вырывались все чаще. И возникало какое-то странное ощущение, что Лили это в нем нравится, поскольку сама она порой отвечала не менее ехидно. Уже было непонятно, кто на кого плохо влияет.

— Вот только на расстояние удара ноги подходить и в очередь выстраиваться противники не будут. И это как-то нерадостно. Прикинь, как было бы клево? Двадцать-тридцать пинков — и всех бы порешили…

— Ну, допустим, не двадцать-тридцать, а сорок-пятьдесят, — поправил девочку Северус. — Но да — это было бы здорово.

Непонятно почему, но он улыбнулся. Так было постоянно: Лили все время смеялась, а он не мог сдержать улыбку. Правда, в отличие от той, прошлой Лили, эта смеялась, только оставаясь с ним наедине — в общении с друзьями, учителями и даже Сириусом Лили продолжала придерживаться выбранной роли серьезного ребенка. Хотя, в последнее время она стала на ребенка все-таки больше похожа.

Когда девчонка вдоволь наигралась со змеей, они перешли к боевой тренировке. Было видно, что Лили серьезно отнеслась к предупреждению насчет заговора в Хогвартсе, и Северуса это радовало — меньше всего ему хотелось, чтобы Лили куда-то влезла по собственной неосторожности.

Однако начавшийся за обедом разговор заставил его усомниться в своем доверии к ней. Вдруг, ни с того ни с сего, Лили начала расспрашивать его, что такое вообще столь ненавидимые волшебниками темные артефакты и что они из себя представляют. Предчувствуя непростой разговор, зельевар принялся рассказывать ей все то, что изучил сам за время работы и исследований. Естественно, не мог не рассказать о самых опасных артефактах — тех, которые каким-то немыслимым образом меняют образ мыслей владельца. Как легиллимент, он уделял в свое время внимание изучению именно таких артефактов и был одним из немногих, кто понимал, почему именно они являются наиболее опасными.

— Вот смотри. Допустим, проклятые ожерелья, книги и прочие вещи — их можно вычислить сразу. То есть, если человек купил ожерелье, потом через какое-то время умер не своей смертью, и этой же смертью умерли предыдущие владельцы вещи, то цепочку можно установить и таким образом выявить воздействие темной магии. А вот если, к примеру, у человека просто каким-то образом начинает меняться образ мыслей, или же он начинает демонстрировать склонности, которых у него раньше не было… Это ведь можно даже с точки зрения столь любимой тобой психологии объяснить, верно? Подумаешь, человек замкнулся, или стал нелюдимым, или наоборот вдруг начал закатывать в своем доме вечеринки на пятьсот человек… Он имеет право измениться, и пока эти изменения не станут необратимыми — никто ничего не заподозрит. Ну а когда уже станут, то…

— Дай угадаю — воздействие на психику этой дряни необратимо, так?

— Теоретически — очень даже обратимо. Но… Вот рассмотри это как психические расстройства и все поймешь.

— Ну, то есть все зависит от человека, его психики, обстоятельств жизни и изначального образа мыслей, так? Слушай, а если вот этот темный артефакт нацелен менять человека в определенную сторону, а человек уже такой, то что будет? Ну вот программирует какое-нибудь колечко прибить соседа, а у персонажа и так нож в шкафу наточен, алиби заготовлено и он только подходящего момента ждет — что тогда?

— Честно говоря — этого я не знаю. Могу лишь тебе сказать, что не все владельцы такого рода артефактов сходят с ума. Кто-то годами может таскать на себе проклятые украшения, или ходить с проклятой книгой в сумке и при этом не демонстрировать никаких отклонений в поведении.

— То есть…

— То есть твои мысли идут в правильном направлении: если у человека изначально непробиваемая психика или же если его мысли и желания совпадают с теми, что навязываются проклятым артефактом, то вполне вероятно, что никакого влияния на него оказано не будет. И заметь — я даже не спрашиваю, зачем тебе нужна эта информация. Просто взываю к твоему благоразумию и прошу не делать глупостей. И если ты что-то знаешь о каком-то из таких артефактов… — он сделал паузу в тираде и уставился на девочку глаза в глаза. Та посмотрела на него прямым взглядом, но говорить ничего не стала. Умение врать, не краснея, у нее было в крови — он уже не раз замечал, как виртуозно она изворачивается и подставляет своих обидчиков, какие актерские таланты демонстрирует в школе.

Что ему делать? Вариант первый — кинуться сейчас перерывать ее вещи в надежде обнаружить пресловутый артефакт. В этом случае он, возможно, найдет какую-то вещь, которая не оказывает влияния на Лили и которую та собирается в дальнейшем использовать в своих целях. Лили в этом случае, скорей всего, на него обидится и разозлится. Второй вариант… Второй вариант был немного проще.

— Какого рода артефакты тебя интересуют?

Мерлинова борода, пора уже ему запомнить, что перед ним взрослая и неглупая женщина в теле двенадцатилетнего ребенка. Если она и нашла что-нибудь эдакое (или ей что-нибудь «эдакое» подкинули), то лучше предоставить ей как можно больше информации, в том числе и об опасности такого рода артефактов, а уж она сама, будучи далеко не дурой, решит — стоит ли рисковать собственной психикой, здоровьем и, возможно — жизнью, связываясь с одной из таких вещей.

— Ты говорил про книги, — замявшись, начала девочка.

— А ты в каком-то фильме видела, что… — Северус очень кстати вспомнил ее отмазку, которой она обосновала давнишние расспросы про обмен телами между людьми.

— Ага, точно! — исподтишка девчонка бросила на Северуса взгляд, преисполненный благодарности. — Ну так вот, есть книга, ну, верней, дневник. Если что-то там напишешь, то с тобой заговорит часть личности создателя этого дневника, заключенная в нем. В принципе, эта часть личности довольно разумна, хоть и обладает эдаким цинизмом, хоть и считает, что большинство людей — те еще твари, но в принципе... Личность дает нынешнему носителю дневника советы, которые тот же самый носитель дал бы другим людям. Взгляды личности во многом совпадают со взглядами нынешнего носителя, хотя узнай бы о них кто-то, разом бы обвинил и носителя, и личность в нетолерантности, неполиткорректности и прочих малоприятных вещах. При этом носитель твердо уверен в том, что окажись дневник с личностью в руках кого-то другого, то у этого другого от общения с личностью запросто могла бы поехать крыша. Варианты действий?

— Носителю следует постоянно помнить, что всякие личности из дневника с высокой вероятностью могут питаться жизненной энергией носителя. Также носителю следует помнить, что некоторые личности из дневников могут на время захватывать разум носителя. При первых проявлениях таких симптомов, как слабость, галлюцинации, обмороки, голоса в голове, а также прочие сопутствующие симптомы физического истощения и психического расстройства, носителю нужно как можно скорей притащить дневник человеку, который разберется, как можно быстрей от него избавиться, не причинив вреда носителю, — тихо и размеренно произнес Северус. — Еще вопросы будут?

— Ага. Ты слышал когда-нибудь имя Том Марволо Реддл? Сейчас ему должно быть лет шестьдесят пять или около того…

Он поднял палочку и вычертил произнесенное Лили имя в воздухе. После этого заставил некоторые буквы поменяться местами.

— Интересно девки пляшут… — протянула та, принявшись стучать по столу черенком ложки.

— Подведем итоги. У тебя есть дневник Сама-Знаешь-Кого. При этом дневник с тобой общается, наверняка знает про твою войну с Сама-Знаешь-Кем…

— И даже дал пару дельных советов по поводу заговора в Хогвартсе. Решил, что Волан-де-Морт замышляет какую-то подставу для того, чтобы упечь меня в Азкабан. Ну и, естественно, Том предложил не давать ему такой возможности, то есть постоянно находиться на виду у других людей, ни с кем не ссориться, чтобы не было хотя бы косвенного мотива для преступления, ну и регулярно проверять карманы на предмет непонятно откуда взявшихся вещей.

— Он считывал твою память хоть раз?

— Нет. Я же не настолько дурная, — девочка поморщилась. — Правды обо мне он тоже не знает. Для него я — Лили Поттер, маленькая девочка, хоть и не по годам развитая. Ну и… Не то чтобы мы с ним подружились, но, кажется, обоюдная симпатия у нас присутствует. Поговорить есть о чем, книги одни и те же нравятся, в общем-то — будь он реальным, отлично бы вписался в нашу компашку. Считать мою память незаметно от меня он, все-таки, не сможет?

— Не сможет, — уверенно произнес Северус. — А применение заклинаний наподобие «Конфундус» или «Обливиэйт» ему сейчас недоступно, да и произойди что-нибудь подобное — с тобой в доме все это время жил мракоборец, а при всем моем неуважении к Блэку — он бы заметил неладное. Я так понимаю, что у тебя есть какой-то план.

— Есть план, Северус, есть. Даже несколько вариантов плана, которые зависят от того, как поведет себя эта личность из дневника.

— Надеюсь, ты не забываешь про то, что он твой враг.

— Не он, а та тварь, в которую он превратился полсотни лет спустя. К тому же, я чувствую, что Том Реддл к себе будущему не питает никакой симпатии. И у него есть на то причины.

Мужчина кивнул ей головой, мол, поясняй.

— Ну а ты представь. Есть у тебя, допустим, брат-близнец. Объективно — точно такая же личность, как и ты, вот только он на свободе, а тебя ни за что ни про что посадили взаперти в четырех стенах на полстолетия. Ни поговорить, ни почитать, ничего — тупо сидишь и пялишься в стенку. А вот потом, полстолетия спустя, ты случайно узнаешь, что этот близнец, тварь такая, просрал свою жизнь из-за конфликта с каким-то гребаным младенцем, которого ему взбрело в голову уничтожить. При этом близнец умудрился настроить против себя все правительственные структуры, влипнуть в криминальные разборки… Короче, нехило так обгадился. Внимание, вопрос: не возникла бы у тебя мысль, что именно ты достоин жизни больше, чем этот близнец, и пора бы отобрать себе то, что твое по праву?

— В интересную сторону ты клонишь… Полагаешь, что этот Реддл из дневника захочет избавиться от «близнеца»?

— Отнюдь нет. Я полагаю, что «близнец» с поехавшей крышей и сорванной башней может захотеть избавиться от потенциальной угрозы. Если однажды он счел угрозой орущего младенца, то почему бы не счесть ею свой старый дневник?

— Ход мыслей понятный и, в общем-то, верный. Но что будешь делать — ты так и не ответила.

— Говорю же, все зависит от того, как себя поведет дневниковый Реддл. Пока что он мне нравится больше, чем та, вторая часть его личности. Думаю, он сейчас присматривается ко мне, ну и, понятное дело, не доверяет, чтобы что-то рассказывать и просить о помощи. Если он вовремя вспомнит, что дневник, в котором он живет — это вещь, принадлежащая Волан-де-Морту, да еще и наверняка темномагический артефакт, за хранение которого наверняка можно и в Азкабан залететь, то разговор будет один. Если он об этом предпочтет промолчать, таким образом подставив меня под удар — то будем искать способ его уничтожить. Все просто, да?

— Откуда дневник взялся?

— Да вот сейчас припоминаю одну сценку… — вздохнула девочка. — Помнишь, я тебе рассказывала про то, как мы встретились с Малфоем во время похода в Косой Переулок? — дождавшись кивка Северуса, Лили продолжила. — Он проехался по Джинни — мол, в обносках, старые книги в котле у нее, одну даже взял и пролистнул демонстративно — мол, гавно какое… Вот только книжка эта принадлежала не Джинни, а мне! Мы до того, как зайти во Флориш и Блоттс, завернули в другой букинистический…

— Ты, как обычно, скупила половину магазина, а подруга предложила тебе свою помощь, чтобы не любоваться, как ты пытаешься удержать десять томов в зубах, — понимающе произнес он. — Получается, что Малфой хотел подбросить дневник девчонке Уизли, так? Имеет смысл — они с Артуром Уизли все время… не ладят, мягко скажем.

— Я это заметила, — фыркнула Лили. — Но в итоге вместо того, чтобы оказаться в руках маленькой неуверенной в себе девочки с заниженной самооценкой, дневник оказался в руках той еще сволочи, с которой быстро нашел общий язык, — девочка расхохоталась. — Короче, план Малфоя потерпел фейл. Если даже он натравил кого-нибудь обыскать Джинни или дом ее семьи, то никто ничего не нашел.

— Ты поинтересуйся у подруги между прочим, не было ли у ее семьи каких-то проблем после похода в тот магазин. Ну, мало ли что… — посоветовал Северус. — Ну и реши, что делать с дневником. Не покажешь, кстати?

— А что на него смотреть? Книжка как книжка, — пробурчала Лили, уже вылезая из-за стола. Несмотря на то, что она не понимала, зачем Северусу это понадобилось, уже через минуту ему приволокли самый обычный маггловский ежедневник за древний сорок третий год. Положив книгу перед ним на стол в кухне, Лили прижала палец к губам. Северус кивнул и, обойдя по кругу столешницу, некоторое время рассматривал то ли артефакт, то ли нет.

Осмотр ничего не дал. Для проведения нормального исследования нужно было применить парочку заклинаний, но не факт, что «личность из дневника» применения этих заклинаний не почувствует. Кроме того — Лили, судя по всему, подозревала, что Реддл может слышать то, что происходит вокруг, поэтому о том, что он ничего не узнал, Северус сообщил девочке уже после того, как та унесла ежедневник наверх.

Несколько дней они не возвращались к этой теме, но за три дня до своего отбытия в Хогвартс Лили сообщила ему, что отдает дневник на время Нагу, а уж змея принесет его ей после того, как та прибудет в Хогвартс.

Вопреки ее опасениям, досматривать и допрашивать ее никто не спешил ни второго утром, когда она прибыла в замок за несколько часов до начала учебы, ни впоследствии. Лишь поинтересовался ее декан в коридоре, почему именно девочка не прибыла в поезде, а явилась в замок аж на следующее утро. Глазом не сморгнув, Лили состроила жалобную мордашку и ангельским голосом чуть не плача принялась просить у декана прощения за то, что замешкалась в толпе на Кингс-Кросс и опоздала на поезд. Само собой разумеется, что такую несущественную мелочь одной из своих любимиц профессор Флитвик тут же простил, лишь посоветовав в следующий раз воспользоваться услугами автобуса «Ночной Рыцарь», чтобы не пропускать праздник по поводу начала учебного года. Лили клятвенно заверила декана, что именно так и поступит, после чего разговор завершился.

А вскоре в Хогвартсе начали происходить очень странные и даже страшные вещи.

— Не волнуйся ты так! — подбадривала меня Гермиона. Девочка заметила, что за завтраком я почти нихрена не съела, и ошибочно решила, что голодовка вызвана волнением. А я просто не хочу обблеваться в полете! Пожрать можно и после отборочного тура — за два часа с голоду никто не умирал. — После того, как ты выиграла матч в прошлом году, никто и не сомневается в том, что ты станешь ловцом!

— Должен тебе сообщить две вещи. Первое — полный желудок не способствует хорошему самочувствию во время кульбитов в воздухе. Второе — ни один нормальный капитан не возьмет в команду человека просто потому, что он когда-то сделал что-нибудь выдающееся. Интересуют ее нынешние результаты и возможности, — обычно молчаливый Седрик включился в разговор — видимо, ему поднадоел бесконечный треп Гермионы.

Гермиона, Дафна и Седрик шли рядом со мной к квиддичному полю. Рон и Николь ждали нас на трибунах, Невилл «благополучно» вляпался в отработку, в связи с чем можно было его появления не ждать.

Сегодня пятое сентября, в школе я уже четвертый день, пока что все шикарно, никакого заговора и в помине нет. Недоброжелатели работают в штатном режиме: шепотки за спиной, пересуды по углам, но в прямое столкновение лезть не рискуют — помнят, что еще год назад легко могла вырвать палочку у парня на курс-другой постарше и прежде, чем тот сообразит что-нибудь, основательно тому навалять. Таким образом, все под контролем: они вымещают свою злость, говоря гадости за моей спиной, я делаю вид, что не слышу этого — и все счастливы, всем весело.

Седрика некоторые особо недалекие пуффендуйцы заклеймили как «предателя» только за то, что он пришел поддержать возможного конкурента из вражеской команды на отборочных испытаниях. Кто-то уже распускал слухи про шашни между нами и про то, что матчи между Когтевраном и Пуффендуем теперь будут «договорными». Это было связано прежде всего с тем, что вчера парня единогласно выбрали капитаном команды. Самому Седрику было откровенно наплевать на то, что за его спиной говорят. Разве что мнением команды дорожил, а ребята, играющие в квиддич, откровенно не гнушались подойти ко мне и пожелать удачи на предстоящих испытаниях.

Многим нравилась моя игра. Многие зауважали меня после того, как я выиграла свой единственный пока что матч, при этом не прося никаких послаблений, не ноя и не жалуясь, ну и не задирая нос после победы. Естественно, что такая симпатия ко мне не осталась без внимания потенциальных конкурентов на роль ловца команды Когтевран. Кто-то за столом припомнил, что я тренировалась вместе с командой весь прошлый год, а значит — нынешний отбор всего лишь формальность. Особо лютовала какая-то девочка с азиатской внешностью, учащаяся, судя по всему, на курс или два старше меня.

Ну а мне, как обычно, пофиг. Василий слушал, жевал изумительно прожаренные тосты и запивал их молоком, предвкушая либо триумф, либо поражение. В последнем я ничего плохого не видела — если я проиграю, то это просто покажет, что в деле полета на метле и погоне за золотистым мячиком-снитчем кто-то из однокурсников намного лучше, чем я. А поскольку именно лучший должен играть, то в команду войдет он или она, а я либо останусь в роли запасного ловца, если займу второе место, либо буду заниматься полетами на метле исключительно ради собственного удовольствия.

Рон и Николь с присоединившейся к ним Джинни были найдены на одной из трибун. Ричардс привычно поздоровалась со всеми и, взяв прихваченные специально для нее бутерброды (как обычно спала до последнего, соня такая — были бы у нее занятия, сто процентов бы на них не добудились!), снова уткнулась в книгу. Как пить дать — оторвется от нее только для того, чтобы посмотреть, как летаю я. Выслушав пожелания удачи, я оставила ребят на трибуне, а сама, прихватив новенький Эол (я ведь не забыла про эту метлу! Я ведь ее еще в мае оформила себе по предзаказу, а потом месяц из Голландии ждала!), отправилась вниз.

Там уже стояли восемь человек с нашего курса, в их числе я заметила знакомую, если можно так сказать, девочку. В процессе как-то выяснила, что ее зовут Чжоу Чанг, ну и на этом все закончилось. Подошли ребята из команды, капитан объяснил правила отбора, состоящего из нескольких этапов, ну и после этого, пожелав всем удачи, отошел в сторону.

— Удачи, Лили, — проходя мимо меня, Фрэнк, наш предыдущий ловец, которого я заменяла в прошлом году, хлопнул рукой по моему плечу. При виде этого жеста глаза Чжоу явно налились кровью. Так, кажется, у кого-то проблемы с самоконтролем и восприятием. Причины у нее были, ведь с одной стороны — игроки не должны показывать свое расположение к одному из претендентов. С другой стороны — я отлично знала о том, что никакое расположение не будет играть роли минуту спустя там, в воздухе.

Восемь человек оказались на высоте двадцать метров. Сначала — задание на скорость и маневренность. По мановению палочки мадам Хуч, которая была не только судьей квиддичных матчей, но и добровольным помощником в различных летных делах, перед первым игроком возникла своего рода световая дорожка. Часть ее была видна, часть — проявлялась только после выхода на определенную точку. То есть для того, чтобы сориентироваться и пролететь так, как нужно, требовалось продемонстрировать не только скорость и ловкость, но и реакцию, которая была очень важна для каждого из игроков.

Я была предпоследней, за мной — только Чанг, все это время прожигающая мою спину ненавидящим взглядом. Я вот одного не могу понять — откуда столько ненависти? Нет, я понимаю, конечно, что некоторые люди хуже гадюк — им достаточно узнать, что человек в чем-то их успешней, для того, чтобы капитально его возненавидеть, но поскольку такие люди встречались достаточно редко, было бы нелогичным сразу приписать Чанг к этому подвиду, не разобравшись в возможных причинах ненависти. Может, она всерьез мечтала стать ловцом, а тут мелкая рыжая тварь на пути? Похоже на то. А может быть, ей нравится кто-то из моих друзей или же из когтевранской команды, а значит — я автоматически становлюсь потенциальной конкуренткой, хотя на самом деле между мной и кем-то из ребят ничего такого нет. Даже с их стороны. И я знаю — уж что-что, а первую любовь юноши бледного со взором горящим я бы не пропустила, поскольку студенты Хогвартса — это вам не окклюменты типа Северуса, который может все эмоции спрятать так, что хрен что увидишь и отследишь.

Дорожка внезапно закончилась. Похоже, техника работает — на таких моментах в соревнованиях меня всегда выручало спокойствие. Неважно — шла речь о цепочке выполнения каких-то упражнений или же требовалось продемонстрировать комбинацию ударов, но если позволить мозгу «переключиться» на посторонние мысли и не досаждать владельцу паникой, то тело и рефлексы сделают все за тебя. С квиддичем, как и с любым другим спортом, эта фишка прокатывала, а с учетом того, что у меня она была выработана до автоматизма — не стоило удивляться, что первое испытание я прошла легко, сразу получив первое место. Чжоу заняла второе. Остались еще три человека, а трое, что называется, выбыли.

Второе испытание было уже посложней — нам требовалось поймать один из мячей, благо что не снитч, а квоффл. Хотя кому как — лично у меня руки меньше, чем у всех остальных, так что мяч поймала только двумя руками, при этом едва не слетев с метлы. Заодно и поняла, почему в охотниках у нас парни и девчонки не младше четвертого курса. Чжоу со своей задачей в этот раз справилась лучше, так что мы с ней остались конкурентами на третий тур. Остальные, безнадежно отставшие, принялись наблюдать за соревнованиями в роли зрителей.

Третий этап включал погоню за снитчем, приближенную к реальным условиям. То есть, в наличии имелись два потенциальных ловца, снитч и летающие по округе бладжеры. Суть задания была предельно простой: поймать снитч прежде, чем это сделает ловец противника. Ну и при этом желательно не словить бладжером по голове.

Пока мы летали, я успела изучить тактику Чжоу. О преимуществах, которые были у меня по сравнению с Седриком, можно было забыть — Чжоу так же, как и я, обладала малым весом и хорошей маневренностью. Мое единственное преимущество — опыт реальной игры, ну и конечно же — тренировки с командой в прошлом году. А еще — я интуитивно подозревала, что девочка, какой бы хорошей летуньей ни была, не сможет держать во внимании не только снитч, но и бладжер. Я вот в прошлом году как раз таки из-за этого бладжером по голове получила. И после этого долго, очень долго тренировалась контролировать поле боя вокруг себя. Кстати, эта необходимость возникает не только во время игры в квиддич, но и при сражении с несколькими противниками, а также в различных неприятных ситуациях, когда не знаешь точно, откуда нанесут удар.

В воздухе мы замерли друг напротив друга. И снова я заметила ее взгляд. Как говорится, сложно представить, чтобы в маленькой девочке было столько ненависти. Маленькой-немаленькой, но было бы неплохо понять, откуда эта ненависть взялась. Серьезно — мы с ней не общались даже на уровне «привет-пока», так с чего ей меня ненавидеть? Из-за квиддича? Возможно, но я в первый раз слышу, чтобы кто-то, кроме меня, претендовал на роль ловца. Верней, чтобы кто-то собирался занять место в команде на полном серьезе, а не «схожу на отборочные испытания, авось проканает и меня возьмут». Замену действующему игроку — любому, неважно, ловцу, загонщику, вратарю или охотнику, — начинают искать загодя. Как правило — за год, а то и за два. Фрэнк, например, мог бы поиграть еще и этот год при необходимости, но предпочел, раз уж нашлась достойная кандидатура (это я про себя) из квиддича уйти и сосредоточиться на подготовке к экзаменам.

А где были остальные? Да, Фрэнк сам мне предложил тренироваться с ними, но почему никто ни разу не приходил хотя бы на тренировки своей команды посмотреть, как вообще они проходят, какими навыками надо обладать и так далее… Но вот сейчас, естественно, все собрались и почему-то вменяют мне в вину факт лучшей подготовки. Ау, гараж, ребята! Многие из вас, вообще-то, из семьи волшебников, то есть могли бы и дома потренироваться на предмет качества полетов. А еще — могли бы также ходить на тренировки команды, наблюдать, пытаться повторить те или иные финты… Я вот ходила! И старалась! И да — это место в команде я УЖЕ считаю своим и отдавать его какой-то фифе только потому, что у нее глаза злые, не намерена. Тренироваться надо было, девочка.

Выпустили снитч, и прежде, чем Чжоу что-то успела сообразить, я кинулась за ним. Мяч, конечно, разумный, но его действия просчитать, в принципе, можно. Сначала он кинется вверх, постарается скрыться из виду. А потом — будет маячить под носом у ловцов, выделывая немыслимые финты, увлекая погоней за собой, выматывая и доканывая. В отличие от ловца, сам мячик не устает — уж такая она, техника магическая. И в принципе, задача ловца — схватить засранца прежде, чем не останется сил держаться за древко.

Резкий удар в плечо, немного смягченный защитной экипировкой — и я переворачиваюсь несколько раз в воздухе. Едва не вмазываюсь в трибуну — лишь природная ловкость и хорошая реакция позволяют вовремя развернуться и продолжить «падение». Чжоу проследила, как я падаю, но отвернулась прежде, чем я оказалась на земле. А мне только этого и надо было — у самой травы я развернула метлу и направила ее вверх, после чего замерла в тени трибуны, стараясь высчитать приблизительную траекторию снитча и, конечно же, прислушиваясь. Любишь грубую игру, Чжоу Чанг? Сыграем прямо сейчас!

Все совпало: свист бладжера за моей спиной, несущийся в мою сторону снитч… Я ринулась вперед, якобы стремясь перехватить снитч. При этом неслась прямо на Чжоу, естественно. Судя по свисту бладжера, он едва ли не касается прутьев моей метлы. Хотя, может, мне это кажется. Тем не менее, практически перед самым столкновением с Чжоу резко ушла вниз. Она на это надеялась, поскольку неслась на меня с увеличенной скоростью, выставив при этом плечо перед собой. Похоже, не я одна люблю сбивать других с метлы…

Я ушла вниз, а за моей спиной раздался крик боли. Кажется, кто-то близко познакомился с бладжером. Оборачиваться и проверять я не стала, вместо этого устремившись вверх за призывно молотящим крылышками золотистым мячом. Рывок, второй, третий! Финт, влево, вправо! Мертвая петля! Клянусь, за время этой погони я продемонстрировала большинство традиционных полетных трюков по прихоти этого круглого засранца. Но вот — после хоть и насыщенного, но непродолжительного полета я схватила мяч и направила метлу вниз. На стадион, где меня уже ждал наш капитан.

— Ну что же, поздравляю тебя. Тренировки начинаются со следующей недели, график мы вывесим в гостиной.

Приняв свои заслуженные поздравления и попрощавшись с командой, я отправилась на трибуны, где меня ждали друзья.

— Под бладжер ты, конечно, зачетно Чанг подставила, — принялся комментировать Седрик. — Но если бы ушла вверх, а не вниз, то смогла бы поймать снитч секунд на двадцать раньше.

— Если бы я ушла вверх, то сто процентов бы либо задела ногами фейс Чжоу, либо же просто врезалась в нее. Мне «нырнуть» проще, чем вверх пойти, потому что при движении вниз я ускоряюсь, а при повороте наверх, наоборот — торможу.

— Дело твое, конечно… Хотя… Учитывая, что тебе-то затормозить сложней, чем мне… Я вот всегда вверх иду. Во-первых — рефлекторно чувствую, что внизу поле, земля, а значит — возможный вылет из игры, если не справлюсь, а во-вторых, я один раз с метлы вперед здорово так упал — в больничном крыле несколько дней валялся… — парень потер плечо — судя по тому, что уже не в первый раз это делает, навернулся на тренировке своей команды.

— Вы уж извините меня, — раздался за моей спиной едкий голос Гермионы. — Но ничего, что Лили только что подставила под бладжер человека? Между прочим, Чжоу унесли в больничное крыло. Ну это на случай, если тебя вдруг заинтересует ее судьба!

— Хм… — я озадаченно посмотрела на Седрика. Он явно прочел в моих глазах вопрос «какая муха укусила Грейнджер», но ответа на него, похоже, не знал.

— Нет, я просто поверить не могу, что ты так спокойно подставила ее под удар вместо себя, а потом… Ты даже не оглянулась узнать, как она!

Я закатила глаза и пошла вперед. Но Грейнджер неожиданно заступила мне дорогу, уперев руки в боки.

— Ты ничего не хочешь сказать?

— Бутеров парочка ни у кого не завалялась? Жрать охота после наших соревнований…

Сзади раздался ехидный смешок Джинни.

— Лили!

— Ну что «Лили»? Я уже, между прочим, двенадцать лет Лили. Что случилось, Гермиона? К чему этот наезд, я вообще не понимаю? Такое ощущение, что ты хочешь выставить меня в чем-то виноватой…

— Год назад ты укрывала нас с Николь, когда мы сбрасывали одеяло во сне, таскала нам завтраки к первому уроку, защищала нас от слизеринцев и…

— И что? — я повела бровью, после чего перебросила через плечо наперед косу, начиная машинально бегать пальцами по ее звеньям. — Я по-прежнему буду таскать вам завтраки, поправлять одеяло, защищать вас от всяких тварей и даже, ты не поверишь, будильник спецом для вас заводить, чтобы не проспали.

— Но… — Гермиона возмущенно захлопнула ротик и, хмыкнув, пошла вперед.

— Но я не буду ничего подобного делать ни для абсолютно постороннего человека, ни для девчонки, которая меня ненавидит, — тихо произнесла ей в спину я. Грейнджер обернулась.

— С чего ей тебя ненавидеть, если вы даже знакомы формально?

— Вот и я не понимаю, с чего бы, — поддакнула я. — Но гримасу ее я видела — это раз.

— Так ты… отомстила? Теперь уже за взгляд не такой бить людей будешь?

— Напомни мне, что людей бить нельзя, когда какой-нибудь слизеринец решит тебе юбку задрать или трусы стянуть, — зло произнесла я. — Знаешь, Гермиона, мне кажется, что ты начинаешь забываться: мои отношения с другими людьми, какими бы они ни были, тебя не касаются. Я готова объяснить мотивы своих поступков, но только если будет озвучена ПРОСЬБА сделать это. Просьба, а не претензия, понимаешь?

— Лили! — крик в спину раздался, когда я, уже рванув вперед всей компании, оказалась за воротами квиддичного поля.

Гермиону я понимала. По крайней мере, пыталась понять. Изначально мягкая и добрая девочка, эдакая «домашняя дочка», которая не имеет никакого представления ни о спорте, ни о системе «свой-чужой», ни о многих других вещах, с которыми мне, детдомовке, приходилось сталкиваться повсеместно. И вот — она берется так просто, сходу, судить меня. Чудесно, просто чудесно!

Не сказать, чтобы это было особо обидно, но Грейнджер надо было проучить, чтобы в следующий раз не предъявляла обвинения тоном эдакой строгой матроны. Серьезно — со мной даже Северус и Грюм такими голосами не разговаривали, а тут какая-то пигалица на несколько месяцев постарше (это если мой «местный» возраст брать).

С Гермионой я не разговаривала до утра воскресенья. Просто молчала и сидела рядом, игнорируя все попытки девочки завести разговор и упорно делая вид, что ее рядом нет.

— Лили, ну хорошо, ладно! Ты права, извини меня. Я не должна была кричать на тебя и… Но я правда перепугалась за Чжоу. Мир?

— Мир, Гермиона, мир. Теперь объясняю. Ты знаешь о правилах спортивных соревнований? Смотрела когда-нибудь даже наши, обычные спортивные игры? Футбол, волейбол, хоккей, прочие жесткие виды спорта?

— Нет, но…

— Оно и видно, что нет. Есть такое правило у спортсменов, актеров, танцоров и так далее: что бы ни произошло, действие на сцене, ну или на поле, или на ринге — зависит от обстоятельств, — должно продолжаться. Чанг следила за мной, когда я падала, вместо того, чтобы воспользоваться полученной передышкой и моим временным выходом из строя, чтобы поймать снитч. Я ее ошибок не повторила.

— Но она до сих пор в больнице! Ей же бладжером прямо в грудь прилетело, все может быть серьезно, а ты…

— На мне есть униформа колдомедика, Грейнджер? Или, может, я похожа на хирурга, реаниматолога, какого-нибудь другого врача? — Грейнджер вздохнула и покачала головой. — Я не могла ей ничем помочь. Падение замедляет защитное поле — это во-первых. Кинься я ловить ее — и с моим уровнем подготовки запросто могла бы в лучшем случае упасть вместе с ней, а в худшем — так и вовсе каких-нибудь дополнительных травм наставить. Вон, попроси Гринграсс напомнить, как я ей пальцы сломала в прошлом году, а ведь там вариантов не было, кроме как упасть и разбиться. Во-вторых — степень жестокости любой игры определяется ее правилами. Могу припомнить замечательные пару деньков после матча, когда я после удара бладжером по голове по утрам блевала дальше, чем видела. А вот приятного аппетита тебе, да, — я заметила, как поморщилась Гермиона, но продолжила говорить. — Насчет степени грубости игры… Чжоу тоже столкнула меня с метлы. Спроси у Седрика — он у нас профессиональный игрок практически, да и разбирается в такой теме, так вот он тебе подтвердит: от ее удара у меня было гораздо больше шансов покалечиться. Удар головой об трибуну, знаешь ли, обеспечивает хорошую черепно-мозговую травму. Или что? То, что мне хватило ловкости и мастерства увернуться, позволяет легко забыть о таком?

— Нет, но…

— Просто с твоей стороны все выглядит так: нехорошая Лили взяла и подставила под удар бладжера белую и пушистую Чжоу. Мы обе ИГРАЛИ, Грейджер. И играли ПО ПРАВИЛАМ, хоть и очень грубо. Игра сама по себе грубая, жестокая и травмоопасная, так что произошедшее с Чжоу не должно никого удивлять, особенно тебя, учитывая, что ты весь прошлый год на мои синие после тренировок ноги любовалась. По поводу отсутствия жалости с моей стороны… Почему я должна жалеть человека, если он добровольно и без всякого принуждения полез в опасную ситуацию? Захотела она против меня сыграть — она сыграла. За шиворот никто не тянул, отказаться участники соревнований могли в любой момент, а уж если остались… — я сделала многозначительную паузу. — Вообще, Гермиона, жалость — это качество хорошее, но не когда оно развито чрезмерно или проявляется в ситуациях наподобие вчерашней. Жалеть человека, который сунулся в дерьмо по своей воле — зря тратить нервы. Жалеть человека, которому в силу обстоятельств и личных особенностей не сможешь помочь — зря тратить нервы. Если угодно, то жалость должна быть мотивирующим фактором, но никак не основным.

— Я рада, что вы наконец-то помирились, — тихо произнесла Николь, все это время привычно сидящая рядом со мной с книгой в руке. Да уж, Ричардс день ото дня становится молчаливей и тише. Впрочем, если ее все устраивает, то какие проблемы?

Помириться-то мы помирились, но интуитивно я чувствовала, что мне произошедшее на стадионе еще аукнется. Именно об этом я начала писать Тому вечером в воскресенье.

«Если уж Гермиона на меня взъелась не пойми из-за чего, то что мне от остальных ожидать? Я вообще не понимаю, какого черта Чжоу вдруг понадобилось место ловца, да и… Вообще ничего не понимаю? С какой радости она меня вдруг возненавидела?»

«Не знаю. Вы точно с ней не пересекались до этого?»

«Точно. У нее внешность приметная, я бы запомнила обязательно. Мы даже не здоровались, Том! Она меня на курс постарше, ну и, сам понимаешь — общаться особо не о чем, да и не стремлюсь я друзей заводить…»

«Ну так заведи».

«В смысле?»

«Возьми коробочку сахарных драже, или какими вы там сладостями балуетесь в ваше время, натяни приветливую улыбочку и пожалуй к ней в больничное крыло с дружеским визитом. Она либо сорвется и начнет орать на тебя сразу же, а значит — выскажет суть претензий. Либо же ты «задружишься» с ней и исподволь все выведаешь».

«Ага, а все решат, что я с ней начала дружить из-за того, что боюсь наказания за вытворенное на стадионе…»

«Ну а тебе какая разница, что там «все» решат? Слушай, поверь мне — одна паскудная девчонка в противниках может таких проблем тебе создать, что… Разве не ты у нас стараешься со всеми ладить в меру сил и возможностей? Вот и поладь. Заодно и поймешь, из-за чего она на тебя вызверилась…»

Я решила последовать совету Тома, отправившись в понедельник после занятий в больничное крыло, чтобы проведать Чанг. Девочка до сих пор была в больнице — видать, действительно хорошо приложило бладжером. А может, просто, пользуясь возможностью, пропускала занятия — некоторые так и делали, оставаясь в больничном крыле как можно дольше даже с пустяковыми проблемами.

Визит… Мягко говоря, не задался. О его итогах я рассказала только Тому. Хотя, кажется, поняла причину, по которой эта малолетка с разыгравшимися невовремя гормонами вдруг на меня окрысилась. Добравшись до спальни, я достала спрятанный дневник Тома Реддла и первой написала «привет, я снова тут».

«И как все прошло?»

«Ты был прав — она действительно начала орать. Короче, конфеты она мне швырнула в морду — ладно, фиг с этим. Потом начала гнать в стиле «ну конечно, этого следовало ожидать, беленькая-пушистая Лилечка со своей сладенькой улыбочкой пришла очаровать всех, кого можно. Ты учти, со мной такие штучки не прокатят, я не Седрик и этого так не оставлю». Ну и по накатанной, короче».

«Так-так-так… Интересненько… А Седрик — это у нас кто?»

«Диггори. Я про него тебе рассказывала. Он ловец команды Пуффендуя, мы с ним соревновались в прошлом году, ну и я у него выиграла, а потом он с нами начал тусить».

«Седрик, ловец, симпатичный небось, а тут ты с ним тусуешься. Причем все выглядит как в дешевых женских романах: вся такая сильная и смелая девочка сначала заломала бедолагу, а потом влюбила в себя и посадила на цепь рядом, разве что гавкать не заставила».

Я хмыкнула и, поджав ноги по-турецки, села на кровати. Полог надежно скрывал меня от Николь и Гермионы — обе девочки были достаточно тактичны для того, чтобы не нарушать моего уединения, так что случайного обнаружения дневника можно было не бояться.

«Во-первых, между мной и Диггори нет ничего такого, причем ни с его, ни с моей стороны. Во-вторых, меня удивляет твое знание дешевых женских романов».

«Знаешь, когда у тебя с обеих сторон по девчонке и они тебе в оба уха трещат про эти самые романы, то как ни крути, а что-то в памяти отложится».

«О, так ты у нас, значит, девчонками увлекался?»

«Скорей уж они мною…»

«От скромности не подохнешь, Том».

«Я вообще не подохну, хотя иногда хочется…»

Что-то такое было в этих словах, что… Ну не знаю, просто жалко мне его стало. Даже с учетом того, что это — будущий Волан-де-Морт.

«Ладно, короче… В Седрика этого Чанг твоя, похоже, влюбилась. И причем серьезно так. И считает тебя своей конкуренткой. И вбила себе в голову, что если она тебя обыграет, став сама ловцом, то сумеет завоевать его внимание».

«Его внимание она может завоевать, только если превратится в учебник по заклинаниям. Но увы, трансфигурацию такого уровня в Хогвартсе не проходят».

«С соревнованиями у нее не выгорело, так что… Учитывая непонятно какой план Малфоя… Если что — первой прилетит этой девчонке. Ну или же она просто тебе от щедрой души какую-то пакость подстроит. Осторожней будь, в общем».

«Спасибо, Том. А теперь можно мне задать тебе вопрос?»

«Задавай».

«Несколько даже. Первое — с чего это ты так обо мне беспокоишься? Второе — чего вообще ты попросишь или потребуешь взамен? То, что ты — эдакий «опасный артефакт», я уже поняла. Но знаешь… Я предпочитаю, чтобы все было по-честному и без недоговорок».

«А ты готова к моей честности? Конечно, я беру во внимание тот факт, что ты кажешься умней своего возраста, но что если я тебе скажу что-то невероятное?»

«Невероятное? Не верю. Уже невероятного полно вокруг: мантии-невидимки, зелья, которые заживляют раны чуть ли не мгновенно, всякая там шняга с изменением внешнего вида… Ты можешь попытаться меня удивить, но…»

«Если бы ты интересовалась тем, чью часть личности носишь с собой, то…»

«То что?»

«Зайди в коридор на восьмом этаже, пройди к стене между портретами, вдоль нее прогуляйся три раза и представь «Комнату, где все спрятано». Когда двери откроются, зайди внутрь, подними палочку и крикни «Акцио, «Тайны наитемнейшего искусства!» Главное, сразу на пол ложись, а то больно сразу пятью томинами в живот получать… А с учетом того, что их за эти годы там могли еще больше спрятать…»

«Погоди, а…»

«Все, иди, я сказал! Найди в книге главу о крестражах и прочитай. Потом поговорим, если захочешь. Ну а если нет… Дело твое. Сама решай, что делать».

Надписи исчезли, и секундой спустя на моих коленях лежал абсолютно чистый ежедневник. Подозвав Нага и отдав ему тетрадку, чтобы спрятал там, где никто не найдет, я отправилась в сторону парадной лестницы. Чувствую я, что не обрадует меня то, что я обнаружу в указанной Реддлом книжке. Название само за себя говорит…

Перед тем, как идти в неизвестную комнату и призывать то, не знаю что, я навострила лыжи в подвал. Уж лучше Северуса с собой прихватить, или хотя бы в известность поставить, а то мало ли… Все-таки Волан-де-Морт, хоть и будущий…

Стук в дверь раздался неожиданно. Условный стук, если быть точней. По крайней мере, кроме Лили никто в Хогвартсе так не стучал. Длинный, короткий, два длинных и тишина. Точно она, больше некому.

— Войдите, — произнес он официальным тоном на случай, если она не одна. И точно — когда дверь открылась, он успел заметить за спиной девочки Аргуса Филча, школьного завхоза.

— Профессор, девчонка сказала, что ей назначена отработка у вас. Вот, привел, пожалуйста… — лицо старика искривилось в подобострастной щербатой гримасе. После чего он буквально втолкнул в помещение девочку.

— Оставьте нас, Филч, — резко произнес Северус. Непонятно почему, но сейчас завхоз вызывал едва ли не звериное желание вцепиться ему зубами в глотку. Может быть, потому, что Лили смотрела на этого человека как волк на добычу, а может, все дело в том, что он до этого довольно бесцеремонно держал девочку за шиворот формы.

— Спасибо, что прикрыл, — буркнула Лили, когда завхоз ушел, а они остались наедине.

— И чем ты заслужила его немилость?

— Я шла к тебе как раз по коридору. Со мной — Николь и Гермиона. В одном из коридоров вокруг нас взорвалось четыре вазы. В общем, девчонок я отправила в больничное крыло со старшекурсницами царапины обрабатывать, а…

— Ну-ка руки покажи, — только сейчас он заметил, что Лили как-то слишком неловко держит за спиной правую ладонь.

Тихий всхлип — и она засучивает рукав мантии.

— Вроде и неглубоко, и неопасно, но, сука, как же обидноооо!!! И почему во всем без суда и следствия обвинили меня?! Какое право этот ублюдок имел хватать меня за шиворот и орать, что он де управу на меня найдет?!

Вопль девочки на пару секунд его оглушил.

— Извини, — прежним спокойным тоном произнесла она. — В общем, на меня этот сморчок наехал, решив всех собак повесить. Только потому, что меня увести не успели старшие. Верней, я момент пропустила, решила, что раз уж шла по делу к тебе, то надо идти, а тут этот… — девочка снова закусила губу и посмотрела на него исподлобья. Как маленький ребенок, который пришел к взрослому искать справедливости и защиты.

— Ты знаешь, кто на самом деле заколдовал вазы, чтобы они взорвались?

— Либо «начало заговора», либо подружки Чжоу.

— Чжоу, Чжоу… Чжоу Чанг, да? Вроде никакой другой Чжоу у нас нет…

— Ее самой.

— Место ловца не поделили, и она тебе решила таким образом отомстить?

— Может, не она сама, а всякие там защитники. Ну, типа, помнишь, что такая нехорошая рыжая сволочь уложила бедненькую Чжоу в больницу на несколько дней? Вероятно, за нее кто-то отомстил…

Сейчас он заметил, что девочку нешуточно трясет. Пока обрабатывал царапины на руках, это было не так заметно, но сейчас он сосредоточил внимание на психологическом состоянии Лили — и увидел, что с ней творится практически то же самое, что и с ним во время приступов.

— Тише… Тише, спокойно, иди сюда, — усадив ее на стул, он сел на корточки напротив и положил руки ей на плечи. Собирался сказать что-то еще, но она неожиданно подалась вперед и прильнула к нему, содрогаясь всем телом и плача практически беззвучно.

Все заготовленные слова вылетели из головы. Признаться, он слишком редко видел плачущую Лили. Она при нем всего один раз ревела — год назад, в памятное Рождество. Но то, что было тогда, и то, что сейчас… Он представить себе не мог, что могло напугать эту девушку настолько, чтобы довести до такого состояния. Сначала она раскричалась, хотя обычно даже в спорах предпочитала говорить ровным и спокойным голосом. Сейчас вот…

— Знаешь, я когда этот долбаный взрыв… Я же уже подумала, что все, капец котенку и… — с трудом вычленил он две бессвязные, казалось бы, фразы, но именно они позволили понять, что происходит с Лили. — Девчонок только успела на пол дернуть, и… Все как тогда, понимаешь?

Он понимал. По крайней мере, мог представить, что она пережила тогда, во время полицейской операции. И понимал, что рано или поздно та ситуация даст о себе знать. Вот и дала почти два года спустя. А Филч… Ублюдок! Он же видел, в каком она состоянии, не мог не видеть! Это же совсем слепым надо быть, чтобы не заметить, что человека колотит и он двух слов не может связать. Взял и навалился на девочку, которая и ответить ему полноценно не могла. Уж зная Лили, в обычном состоянии она бы быстро двумя словами Филча на место поставила… Например, по поводу физического насилия точно сказала бы что-нибудь, чтобы завхоз в дальнейшем руки по швам держал при разговоре с ней… Урод…

— Я его убью, — тихо произнес Северус. — Его и его чертову кошку. Сначала кошку, потом его. Потом мумифицирую и вывешу головами вниз на всеобщее обозрение в каком-нибудь коридоре. Я никому больше тебя не позволю обидеть, слышишь? Только не плачь, прошу.

— Уже не плачу, — девочка шмыгнула носом и, отстранившись, улыбнулась. — Умыться можно?

— Иди, — он кивнул в сторону раковин, часть которых были уже пустыми, в смысле — без горы грязной лабораторной посуды. — И ты же в курсе, что теперь придется просидеть тут пару часов, потому что все знают: с отработок у меня раньше, чем через полтора часа, уйти не получится.

— Ничего, — послышался шум воды. Пока девочка умывалась, он парой отточенных движений волшебной палочки достал чашки и чайник, вскипятил мгновенно воду и достал «шоколадную заначку». — Тем более, что я как раз к тебе шла. Скажи, тебе доводилось слышать что-нибудь о крестражах?

— Нет.

— Ты говоришь таким тоном, как будто заранее знаешь, что речь пойдет о чем-то плохом.

— С хорошими новостями ты ко мне не приходишь, — тихо произнес он. — Не подумай, что я жалуюсь, но просто у нас все так сложилось, что ты если и спрашиваешь о чем-то, то это наверняка что-то опасное, запрещенное и темномагическое.

— Ну, в общем-то, так и есть… — Лили глубоко вздохнула и принялась пересказывать ему подробности своей переписки с Томом Реддлом.

— И ты решила отправиться в Выручай-комнату, прочитать книгу, которую он тебе посоветовал, да еще и меня в это втянуть, верно?

— Я никого никуда не втягиваю, если ты помнишь. К тебе пришла за советом и… Думаю, если бы это была какая-то специфическая книга вроде тех, что убивают каждого, кто тронет обложку, то ты бы об этом знал.

— Так скажем, я знаю об этой книге. В общих чертах. Не самое подходящее чтение для второкурсницы и вдобавок, Министерством Магии подобная литература вот уже лет сорок как запрещена. Хороший повод ознакомиться с содержимым, не так ли?

— То есть мы полезем в Выручай-комнату, да?

— Я же не могу отпустить тебя туда в одиночку, — вздохнул Северус. — Только после завершения твоей «отработки». Займись пока что чем-нибудь… Вон, книгу почитай.

С учетом того, что у него были в наличие только учебники по зельеварению, выбор литературы для Лили был… небогатым. Впрочем, учитывая специфические интересы Лили — как раз среди его литературы она находила интересное для себя чтение. Именно поэтому последующие пара часов отработки прошли в полной гармонии.

А уже после этого они направились в Выручай-комнату. Довольно странно, но им за все время пути не встретилось не то что хоть кого-то из учеников, но даже завалящего привидения. Впрочем, Северуса это не насторожило, а скорей обрадовало — учитывая, что собирались они заниматься не совсем законной деятельностью.

— Лили, если нас вдруг обнаружат, то…

— То я скажу, что пожаловалась тебе на то, что профессор Локонс — идиот, что он ничему нас не учит, что с таким обучением я не то что от Волан-де-Морта — от гриндилоу не отобьюсь. И что ты предложил мне облюбовать выручай-комнату в качестве места для тренировок. Быстро, просто, безопасно.

— Кстати, это тоже хорошая идея. А Локонс что, правда…

— О, да… Я же тебе самый смак не рассказала-то про нашего профессора. Короче, урок с ним у нас уже был один. Сдвоенный урок, верней сказать. Ну, то есть, на первом уроке еще можно было бы ничем не заниматься, знакомиться друг с другом, слушать его рассказы о том, какой он крутой волшебник. Но на втором уроке он тоже нам ничего преподавать не спешил. Вместо этого вызвал почему-то меня и решил всем на мне продемонстрировать, как он убивал вампира. А я на перемене до этого… Короче, если почитать его книги, то можно понять — убивали всю эту нежить абсолютно разные люди. Иная тактика боя, иные разделы магии, используемой для самообороны…

— Может быть, он просто разносторонне развитый великий маг?

— Я тоже так подумала, но решила все-таки проверить. Поэтому вампира ему сыграла со всей достоверностью. Ну, то есть кинулась резко вперед, типа в горло сейчас вцеплюсь… Я тебе так скажу: будь на моем месте настоящий вампир, хоть самый маленький и завалящий — от Локонса бы только его любимая мантия и осталась. Ну и тогда я окончательно убедилась: брешет он, как дышит. Да и до этого… Были подозрения кое-какие. Наверное, сказывается то, что я до попадания сюда проработала какое-то время в системе, и теперь… Вроде как чувствую людей, которые занимаются похожей деятельностью. Мракоборцев, военных, всяких охотников за нежитью… У этих людей и взгляд другой, и реакция на события совсем другая. Эмоций в них практически нет, по крайней мере, когда дело работы касается. И локоны они завивать по сорок минут не будут, и в зеркало не таращатся каждые три секунды… Короче говоря, ваш Локонс — самовлюбленный нарцисс. Хотя книги его написаны слишком правдоподобно, чтобы быть неправдой. Скорей всего, украл чужие мемуары да издал под своим именем. Натравить бы на него какую-нибудь комиссию, которая вопросами авторского права занимается…

За этим разговором они добрались до нужной стены на восьмом этаже.

— Ну что, кто первый попытается? — уточнила у него Лили.

— Дамы вперед, — чуть усмехнулся Северус. Вряд ли у девочки будут сложности с представлением того, что нужно, ведь Лили как раз таки из тех, кто точно знает, что именно им необходимо.

И точно — не прошло и минуты, как они оказались внутри комнаты, которая была завалена старым хламом, ящиками, коробками и книгами.

— Ничего тут не трогай, — предупредил он девочку. Больше для порядка, поскольку Лили была из тех людей, которые знают, как себя вести в комнате с незнакомыми артефактами. Дождавшись ее кивка, он поднял палочку вверх и произнес:

— Акцио «Тайны найтемнейшего искусства»!

Лили отработанным движением бросилась на пол, закрывая руками голову. Разумная тактика. Была бы. Если бы профессор чуть хуже владел магией.

— В этом нет необходимости, — проникновенно-издевательским тоном произнес он. Лили подняла голову и снизу вверх уставилась на мужчину и на стопку из семи книг, зависшую в воздухе у кончика его палочки.

Заметив, что ни одна из этих книг не летит в сторону ее головы или других не менее уязвимых частей тела, девчонка встала и демонстративно отряхнулась.

— Фух… Все-таки идти вместе с тобой было очень хорошей и разумной идеей.

— Ты сама по себе очень разумная, других идей тебе в голову прийти просто не могло.

После случившегося некоторое время назад очень хотелось сделать или сказать что-то такое, что бы вызвало появление на веснушчатом лице привычной улыбки. И, кажется, похвала была именно тем, что нужно, поскольку остатки прошлого страха испарились с лица девочки, и одну из книг она листала с присущей деловитостью и сосредоточенностью.

Читал и Северус. Прочитанное… Не обрадовало. Зато теперь, кажется, они поняли, почему именно Волан-де-Морт стал практически бессмертным…

— И очень сильно двинутым, — фраза Лили повисла в воздухе. — Уж не знаю, как мне, материалисту до костного мозга, уложить в голове понятие разделения души, но если рассматривать его как расщепление сознания или личности, то бишь как банальную шизофрению… Мда. Слов нет.

— И что в итоге? — наплевав на чистоту мантии, Северус сел на пол, положив одну из запрещенных книг на колени и машинально перелистывая страницы.

— Рассказано там, как эти крестражи уничтожить? — уточнила Лили.

— Яд василиска, адское пламя… Зелий три вида, но каждое из них готовить по полгода, да и ингредиенты по всему миру искать…

— Значит, яд василиска и адское пламя?

— В итоге, да, — он закрыл книгу и отложил в сторону, пристально глядя на Лили. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. С одной стороны — они нашли объяснение могуществу темного лорда. С другой… Что-то коробило, верней — вызывало смутные подозрения…

— Северус… А сколько вообще этих крестражей можно создать?

— Что?

— Я спросила у тебя, сколько вообще крестражей можно создать, и насколько это сложно технически осуществить.

— Если отбросить моральную сторону вопроса вроде «убийство — самое тяжкое преступление из всех, что может совершить человек»…

— Ой, вот только давай без этих фраз доброго дедушки, ладно? — досадливо поморщилась рыжеволосая. — Убить человека, увы, в наше время проще, чем два пальца… Я про то, сколько вообще можно крестражей создать и, главное — что в итоге от личности останется? Что из себя представляет Волан-де-Морт сейчас? Уж не половину человека — это понятно. Четвертую часть? Восьмую? Шестнадцатую, тридцать вторую, шестьдесят четвертую? И главное — чем замещены в итоге в таком… кхм… человеке недостающие части души?

— Какие еще…

— Стакан не бывает наполовину пуст, — мрачно произнесла Лили. — Законы физики, понимаешь ли. Если выльешь половину воды, то на ее месте будет воздух. Что на месте той части души, которую отрезали и спрятали в предмет? Или кто на ее месте?

Северус передернулся. Рассуждения Лили завели их обоих куда-то не туда.

— Куда более важный вопрос сейчас — почему Том Реддл решил рассказать тебе про крестражи, и главное — что теперь делать с полученной информацией?

— Рассказать Грюму? — Лили пожала плечами. — А смысл какой? Ну, то есть, допустим, я ему расскажу сейчас про дневник, он его заберет и уничтожит и… За что и, главное, зачем?

— Только не говори, что собираешься вступить в сговор с Реддлом. Лили, он опасен и непредсказуем. И всегда был таким вне зависимости от того, сколько у него частей души…

Девочка подняла вверх руку.

— Протестую. До сегодняшнего дня все его суждения были на редкость адекватными. И в поступках не наблюдалось отсутствия причинно-следственных связей.

— Ты говоришь, как будто защищаешь его. После всего, что он сделал…

— Сделал-то не он, а то красноглазое чмо, которое за мной весь прошлый год гонялось и, кстати, скоро начнет заново. Ты мне вот что скажи... Дневник — у Люциуса, так? В нем — копия шестнадцатилетнего Волан-де-Морта. Но, внимание, Люциус ничего об этом не знает. Иначе, думаю, он не рискнул бы разбрасываться частями души своего обожаемого Повелителя направо-налево, так? Вопрос — каким образом Волан-де-Морт умудрился возродиться в прошлом и, главное — почему после того, как мы сожгли его тело в конце прошлого учебного года, он не потащился к Люциусу за дневником, м?

— Снова мы упираемся в подозрения… Только подозрения о том, что есть и другие крестражи.

— И есть Том Реддл. Отдельная личность, у которой от Волан-де-Морта только одно детство на двоих. Правда в том, Северус, что я не знаю, что именно делать дальше. С одной стороны — избавившись от Тома Реддла, я буду в безопасности от действий конкретно с его стороны. С другой — пока что у меня нет даже весомого повода для того, чтобы, фактически, взять и убить его. Понимаешь, когда на тебя замахиваются палочкой и «Авада» орут — это одно, а в ситуации, когда тебе ничего плохого не сделали, а только могут сделать… С этой точки зрения мне что теперь — каждого, кто косо взглянул в мою сторону, убивать? Или просто каждого мимо проходящего, ведь не факт, что он не попытается меня замочить минуту спустя…Кроме того, если убьем Тома, то не узнаем о Волан-де-Морте то, что можем узнать.

— Но если ты оставишь Тома, то рано или поздно он потребует, так сказать, физического воплощения. Вопрос времени, когда это произойдет. Что тогда будешь делать и, главное — как отвертишься от обвинений, которые последуют в таком случае? И что с тобой будет, если об этом узнают — об этом ты можешь подумать?

— У меня нет приказа уничтожать крестражи, Северус. К тому же, тот факт, что Том — крестраж, еще доказать надо, поскольку сам он не говорил об этом, а всего лишь предложил мне ознакомиться с содержанием книги. Запрещенной, кстати, так что если я заведу речь о крестражах, может возникнуть вполне закономерный вопрос — откуда двенадцатилетняя девочка знает о запрещенной литературе и где именно с ней ознакомилась. И в итоге… Куда ни кинь, все клин, — Лили встала с пола, отряхнула мантию и протянула руку вперед, привычно предлагая Северусу подняться. Даже несмотря на то, что волшебник каждый раз игнорировал этот жест — у Гладковой он настолько вошел в привычку, что появлялся порой даже без ее осознанного желания.

— Что ты будешь делать в итоге?

— Том Реддл. Поговорю с ним. Дальше… Пока не знаю. Слишком мало у меня информации о том, что именно происходит.

«И слишком высокой будет цена, которую мы все заплатим за ошибку», — мысленно дополнил ее тираду Северус. Сам он был в не меньшей растерянности, чем Лили. И также не мог предложить какой-то стоящий план действий. В принципе, адский огонь он мог наколдовать хоть сейчас и, кстати, проконтролировать его и потушить, когда необходимость в использовании пропадет. Вот только логичные предположения Лили о множестве крестражей Волан-де-Морта делали план избавления от находящегося у них в данный момент дневника вовсе не таким уж правильным. Может ли Том Реддл… Могли ли у него уже в шестнадцать лет быть планы о создании других крестражей? Согласится ли он поделиться информацией об этом и, главное — что запросит в качестве награды? Ответов на эти вопросы у Северуса не было.

Именно поэтому обратно в подвалы они спускались молча. Каждый наверняка думал о своем.

Внезапно Лили замерла, как вкопанная, и схватила Северуса за руку.

— Слышишь? — практически одними губами прошептала она.

— Что? — перешел он на шепот невольно. На слух он никогда не жаловался, но сейчас, как ни прислушивался, не мог уловить никаких посторонних звуков.

— Показалось, видимо, — пробормотала Лили. — Или же это очередной прикол какого-то особо недалекого идиота, — последние четыре слова она произнесла нарочито громко, осматриваясь по сторонам.

— Ты что-то слышала?

— Голос. Что-то вроде «дай мне убить!» Это уже шиза или еще не она? — с интересом уточнила она.

— Если ты будешь продолжать ночами сидеть за книгами, то тебе и не такое чудиться начнет, — чуть хмыкнул Северус.

— Это личный опыт или информация из достоверных источников? — привычно подколола его в ответ Лили. Они уже было принялись спускаться дальше, но в этот момент из того коридора, в который до этого был обращен взгляд рыжеволосой, донесся истошный вопль:

— Помогите!

При звуке этого голоса Лили внезапно побледнела и уставилась на Северуса расширенными от ужаса глазами. Почему-то именно выражение лица девочки заставило его воспринять всерьез вопль из коридора. Конечно, в девяноста девяти случаях из ста вопли в этой школе разносились потому, что кому-то за шиворот засунули слизняка. Но был еще сотый вариант, когда происходило что-то серьезное. Насколько именно — зельевар решил выяснить сейчас. Кинулся по коридору, на ходу доставая палочку. И только после этого обратил внимание, что Лили бежит рядом с ним.

— Не ходи туда!

— Нет уж, дудки — одна я ходить никуда не буду, забыл?

Мысленно он чертыхнулся. Да, с одной стороны — оставить Лили в безопасном месте было хорошей идеей, если там, впереди, действительно что-то страшное. С другой — совсем не факт, что именно в то время, что она окажется в одиночестве, что-то не произойдет уже с ней. Ладно, в случае чего — он взрослый волшебник и у него хватит сил ее защитить. Да и сама она, признаться, далеко не так беззащитна, как другие второкурсники и…

— Что здесь происходит? — привычным ядовитым тоном осведомился он, когда вылетел за угол и не обнаружил ничего, что стоило бы внимания, кроме плачущей девочки в форме Пуффендуя, в ужасе смотрящей куда-то наверх, закрыв лицо руками. Сделав шаг вперед, Северус перевел взгляд наверх и замер. Рядом раздался тихий выдох Лили, которая только сейчас, видимо, сделала то же самое, то есть посмотрела наверх.

«Я его убью. Его и его чертову кошку. Сначала кошку, потом его. Потом мумифицирую и вывешу головами вниз на всеобщее обозрение в каком-нибудь коридоре», — всплыли в голове собственные слова, сказанные всего лишь несколько часов назад.

— Ужас какой, — выдохнула Лили, осторожно поднимая с пола плачущую девочку.

— Я только… Я шла… А тут это… А они… Они… Висяа-а-а-а-аааат!

— Мисс Поттер, будьте любезны проводить мисс Далсон в больничное крыло, — привычным спокойным голосом произнес Северус, так же привычно создавая несколько патронусов. Слишком часто ему пришлось в последнее время это делать. Странно, но сейчас вместо ланей с кончика его палочки слетели совы.

— Нет, — неожиданно тихо произнесла Лили. — Пока сюда не придет кто-то еще, я никуда не уйду. И по коридорам с мелкой в одиночку не пойду, когда тут такое… такое творится…

Северус перевел взгляд на остекленевшие глаза Филча, висящего на стене вниз головой. Можно было спорить с Лили, но он уже знал — лучше этого не делать, поскольку если эта девочка вдруг ни с того ни с сего отказывается подчиняться, значит — у нее есть на то очень веские причины. Веские… Причины.

— Тайная комната снова открыта. Трепещите, враги Наследника, — тихо пробормотала Лили, по-прежнему крепко прижимая к себе первокурсницу с Пуффендуя таким образом, чтобы она не смотрела на стену. И таким образом, чтобы не видела взгляды, которыми обменялись Лили и Северус. Определенно, в этот день начали происходить очень, очень скверные вещи. Радовало лишь то, что на стенке болтается Филч и его кошка, а не он сам. Северус с трудом сдержал кривую ухмылку. Определенно, общение с Гладковой сказывается на его чувстве юмора не самым лучшим образом, делая его еще более черным, чем изначально.

Каюсь, это был тот редкий момент, когда я даже не знала, что именно делать. То есть, я понимала, что надо отвести в больничное крыло верещащую от ужаса пуффендуйку. Но при этом надо охранять «место преступления», чтобы тут не натоптали всякие любопытные. Отправиться с девчонкой — оставить Северуса одного, что мне в принципе не хотелось, поскольку только несколько минут назад я своими ушами слышала откуда-то из этого коридора фразу про то, что кто-то хочет кого-то убить, и вот — у нас на стенке висит труп человека и тушка животного. Да и девчонка не нуждается в срочной прямо-таки медицинской помощи. То есть, она напугана, ревет, как невменяемая… Поправка — уже не ревет, а тихо вслипывает, прижавшись ко мне всем телом. Но истерика — это не артериальное кровотечение, когда счет реально на секунды идет. Поэтому я уж лучше останусь тут. Чисто на всякий случай. Ждать. И думать.

Северус все это время был рядом со мной. Да и даже если бы не был — мы оба отлично понимали, что его слова, произнесенные в сердцах, были всего лишь пустым сотрясением воздуха. Разобрался бы он с Филчем куда более цивилизованным образом, то есть сделал бы завхозу четкий выговор, потрепал бы нервы каким-то другим образом, но уж точно не стал расправляться с ним таким образом.

Пугало то, что в его подземной обители, оказывается, стоит «прослушка». До этого дня я считала, что все сказанное в его кабинете останется между нами, и информацию не узнают даже призраки, поскольку от них в кабинете стоит какая-то защита, что они туда и сунуться не смеют. И вот — наличие двух трупов головой вниз на стенке свидетельствует о том, что кто-то подслушал нашу беседу. Как минимум — ту, что состоялась сегодня. А если не только ее? Учитывая, что именно в этом кабинете я не далее, как на прошлое Рождество, подробно рассказывала о себе… Стоит ли рассматривать произошедшее с Филчем как случайное совпадение или… Еще был голос, который никак не выходил из головы. Если бы после того, как я его услышала, не было двух трупов, то я бы выбросила его из головы или сочла бы чьей-то дурацкой шуткой, но…

Тайная комната снова открыта. Тайная комната — что это вообще такое? Если это второе обозначение Выручай-комнаты? И мы с Северусом ее «снова открыли», то есть… Могло ли там, среди залежей вещей, прятаться что-то опасное, и могли ли мы по недосмотру выпустить это «что-то» в коридоры Хогвартса? И при чем тут какой-то Наследник?

Задачка на выеб собственного мозга нарисовалась еще та. С учетом того, что пока что нет официальных результатов вскрытия, информации о предположительных причинах смерти… С учетом того, что я знаю о магическом мире чуть больше, чем ни черта, я даже здравого предположения о том, что убило Филча, выдвинуть не могу. Ну, то есть, в родных Мутных Васюках я бы увидела на теле гематомы, или же след от удавки на шее, или кровь и валяющийся рядом пистолет, или пустую чашку рядом, что дало бы возможность предположить несовместимую с жизнью травму, удушение, смерть от кровопотери и отравление соответственно, а здесь… Ну вот висит на стене человек вниз головой. А у меня нет даже достаточного количества полномочий, чтобы снять его и получить хоть какие-то зацепки от осмотра. Да и будь эти полномочия — я бы все равно ничего не узнала, потому что в этом чертовом магическом мире ко всем известным мне способам убийства добавляется еще масса магических. Из них я знаю только заклятие «авада кедавра», да и то как сказать, знаю…

Из-за произошедшего я себя чувствовала тем, кем и была теперь — беспомощным маленьким ребенком, которого явно собирались втянуть в какую-то опасную игру. Верней, по сути, уже втянули. И все, что мне оставалось — тихо барахтаться по течению и ждать, пока подвернется момент все выяснить и распутать сложный клубок одним рывком за нужную нитку. При этом ниточка должна быть именно той, что распутает, а не запутает все больше. Сложно. Слишком сложно. Можно мне обратно в Мутные Васюки? Нельзя? Ну, я так и думала…

К счастью, долго ждать и рефлексировать мне не пришлось — не прошло и двух минут, как со стороны коридора раздался топот множества ног и за угол к нам прибежал полный преподавательский состав Хогвартса. Возглавлял «шествие» Аластор Грюм собственной персоной. Вот же ж идиоты! Собрали всех мало-мальски грамотных волшебников, способных дать отпор, в одном месте. То есть не факт, что к моменту завершения осмотра тел Филча и его кошки у нас не появится где-нибудь в другом закоулке Хогвартса еще один труп. А может, и несколько. А появятся ли?

В принципе, если рассуждать по логике и отбросить в сторону все остальное, то преподаватели здесь НИКОГДА не были в состоянии обеспечить должный уровень безопасности для всех учеников. Они часто собирались в одном месте — в большом зале, например. Или же сидели каждый в своем кабинете, при этом в коридорах не было даже банального патруля из каких-нибудь старшеклассников. Замок большой, укромных углов много, а народу, в принципе, слишком мало для того, чтобы никто не оставался в одиночестве хотя бы на пару минут. При желании, парочка опытных магов могут вынести половину замка прежде, чем поднимется тревога. А уж про то, что тут можно прятаться неделями, и говорить нечего.

Девочку у меня забрали. При этом потребовалось в течение минуты разжимать ее пальцы, которыми она вцепилась в мою форму, явно не желая отпускать призрачное ощущение хоть какой-то защиты. Я ее понимаю. Вот так учишься себе спокойно, а в итоге может оказаться, что рядом с тобой могут убить человека — и никто ничего не сможет сделать, чтобы это предотвратить. Как говорится, более жестокого и правдивого знакомства с реальной жизнью для ребенка и представить нельзя.

Само собой разумеется, что нас допросили. Говорил Северус, а я молчала, все время находясь рядом с ним. И когда он рассказывал все Грюму, и тогда, когда на место прибыли вызванные директором авроры. К тому моменту мы уже успели договориться о двух важных вещах, о которых следовало молчать. Первое — о голосе, который почему-то слышала только я, поскольку не факт, что он вообще был, а если меня сочтут сумасшедшей, то это сильно усложнит задачу. Второе — о том, чем именно мы занимались в Выручай-комнате. Ну и, естественно, о всем, что было связано с Томом Реддлом.

Все остальное я выложила как на духу. О том, как попросила Николь и Гермиону сходить со мной в Подземелья. О том, как взорвались вазы, и вышеупомянутый Филч отвел меня в кабинет к Северусу, передав с рук на руки. О том, как мы отправились в Выручай-комнату и, возвращаясь, услышали крик из коридора на третьем этаже.

— Вы всегда ходите по коридорам в чьей-нибудь компании? — неожиданно, как ему казалось, задал провокационный вопрос аврор.

— Конечно, всегда! — заверила его я. — Мы с Николь и Гермионой с самого первого дня вместе, можете у любого спросить. Да и вообще, лично мне всегда было жутко ходить по этим коридорам в одиночку. Знаете, в моей маггловской школе запросто могли подкараулить и побить где-нибудь за углом, здесь, в принципе, то же самое, а на группу из двоих-троих человек уже не рискнут нападать.

Больше вопросов, как ни странно, не последовало. Но ужин я пропустила, попав в родную комнату за пару часов до захода солнца. Николь и Гермиона к тому времени уже вернулись из больничного крыла и даже узнали новости. Поэтому ждали только меня. Кстати, Филча и его кошку не убили, а словно парализовали, или как-то так. Ни черта я не поняла о том, что именно с ними сделали, на самом деле. То есть, если человек парализован, то в нашем, обычном мире ему требовалась поддержка жизнедеятельности — искусственная вентиляция легких, внутривенное введение питательных веществ и прочая шняга, а здесь не только полное обездвиживание произошло, но и… Вот словно замер человек на вдохе и ему больше ничего не надо. И в таком состоянии он будет находиться, пока его не расколдуют.

С одной стороны — радовало, что последствия обратимы. С другой — совершенно не радует, что непонятна суть происходящего. Понятно, что Филча и его кошку кто-то заколдовал. Но зачем и, главное — как именно? Даже опытные авроры, прибывшие из Министерства, не смогли понять, что именно произошло. Выходит, заклятие было каким-то малоизученным и редким. А значит — еще неизвестно, какие будут от него последствия. Наверное, это одна из многих причин, по которым Грюм заявил, что расколдуют Филча и его кошку только ближе к лету, когда созреют мандрагоры, из сока которых и можно приготовить зелье, снимающее странное оцепенение. Аврор чего-то опасается — это было понятно. Ведь при желании можно было бы расколдовать кошку и завхоза прямо сейчас. Мандрагоры-то не редкое растение в магическом мире, и сока этого можно хоть сейчас купить канистру в Косом переулке.

Пока эти размышления крутились в моей голове, ими же делилась со мной Гермиона. Николь по своей привычке тихо сидела на кровати, явно о чем-то думая, но при этом не стремясь поделиться мыслями.

— А ты что скажешь? — практика показывала, что девочку стоит выслушать, потому что если она молчит — это вовсе не значит, что ей совсем уж нечего сказать.

— Следующая — Чжоу. Возможно — Драко, ведь в прошлом вы часто ссорились. Пока мы рядом с тобой, ничего ни тебе, ни нам не грозит — тому, кто хотел подставить тебя сегодня, не нужны были лишние свидетели. Наверное, именно поэтому взорвались вазы. А еще это поссорило тебя с Филчем. Я это к тому, что… Но зная твой характер — как-то ожидаемо было, что ты как-нибудь отомстишь.

— Николь, я не верю, что Лили могла бы сделать что-то подобное! — пылко воскликнула Гермиона.

— Мы знаем, что нет. Тем более, с ней все время был профессор Снегг. Но если бы она была одна и не было той девочки с Пуффендуя, которая пришла в коридор раньше, то что бы все подумали?

— Ничего хорошего, — мрачно произнесла я.

— Мы должны все время быть вместе. Тогда ничего не будет грозить ни нам с Гермионой, ни тебе.

— А еще мы должны подробней узнать о Тайной Комнате, — принялась доказывать Гермиона. Постойте, она сказала «подробней»? Только не говорите мне, что… Ну да, учитывая ее любовь к чтению…

— У меня нет сейчас этой книги, и я ее читала давно, поэтому могу не вспомнить дословно, что там говорилось. Но суть вот в чем: основатели Хогвартса были вовсе не так едины, как могло показаться на первый взгляд. Салазар Слизерин, например, считал, что знания о магии должны передаваться только из поколения в поколение и не выходить за пределы магического сообщества. То есть, такие как я и Николь… Собственно, из-за Салазара Слизерина нас и называют «грязнокровками», — девочка чуть нахмурилась. — По легенде, Салазар Слизерин не нашел поддержки у других Основателей и тогда покинул Хогвартс, но перед этим оставил в замке какое-то чудовище, которое должно когда-нибудь выйти наружу и очистить школу от… от таких, как мы.

— Тайная комната снова открыта. Трепещите, враги Наследника, — пробормотала себе под нос я.

Снова открыта. СНОВА! Выходит, что какое-то время назад ее уже открывали и была проведена так называемая «чистка рядов». Вопрос в том, кто именно открывал и… Допустим, Салазар Слизерин был помешан на чистоте крови. Значит ли это, что открыть Тайную Комнату может любой чистокровный волшебник? Нет, скорей всего нет. Ведь так слишком вероятна утечка информации — вспомнить ту же семью Уизли, которая к магглам относится очень положительно, а значит — при наличии знаний о тайной комнате уже давно бы поделилась ими с миром, дабы избавить Хогвартс от проклятия. Но если не просто чистокровный, то... Может, просто посвященный? Что мешало влиятельному древнему волшебнику организовать какой-то круг приближенных из доверенных учеников, которые были посвящены в загадку тайной комнаты? Знания могли передаваться из поколения в поколение, устно или с помощью записей. Почему тогда Комнату не открыли раньше? Может быть, когда ее открыли в тот самый, первый раз, Ужас, оставленный Салазаром, был уничтожен, а сейчас мы просто имеем дело с подражателем? В полицейской практике часто встречались ситуации, когда преступники или просто ненормальные подражали своим кумирам. Учитывая, что Слизерин — фигура популярная, а идея чистоты крови, вопреки ее бредовости, до сих пор очень сильна в некоторых семействах, то… Можно считать это уликой против Малфоя. Косвенной уликой, которую не примет в рассмотрение ни один уважающий себя следователь.

Сказав девчонкам, что хочу отоспаться после пережитого, я забралась на кровать и задернула полог. Это было негласное правило нашего общежития — задернутый полог равнялся закрытым дверям комнаты, которые нельзя открывать без разрешения владельца. Учитывая, что девочки у себя дома привыкли жить одни в комнате, да и я все-таки нуждалась периодически в уединении — правило в нашей комнате прижилось, и даже не так давно присоединившийся Драко свято ему следовал.

Не прошло и минуты, как мне на колени заползла моя змея, сжимающая в пасти дневник Тома Реддла.

«Снова привет», — написала я.

«Ты вернулась. Значит ли это, что ты еще не читала книгу, о которой я тебе говорил?»

«Читала», — коротко написала я.

«И?»

«И что это меняет?» — вывела я четкие, ровные буквы.

«Я — крестраж».

«Я уже поняла».

«Крестраж того, кого в твое время называют Волан-де-Мортом».

«Анаграмму я расшифровала больше месяца назад».

Страницы очистились, все записи, сделанные за последние пару минут, пропали бесследно. Так часто происходило, когда Том был чем-то… кхм… Взволнован.

«Ты меня не убьешь», — это не было вопросом. Уже утверждением.

«Ты говоришь так, будто хочешь умереть».

«Я пятьдесят с лишним лет просидел в заточении. И до тебя никто не додумался мне давать для чтения книги».

«Я могу узнать немного об этом «заточении»? Не сочти бестактной, но я теперь абсолютно не понимаю, как… раньше мне тебя было проще считать кем-то вроде шляпы Гриффиндора».

«Я — отдельно, дневник — отдельно. Телом я не обладаю, но сохранен не только мой разум и знания, но и эмоциональная составляющая, если ты об этом».

«То есть, ты — отдельная личность, но по каким-то причинам лишенная тела».

«Именно. Почему ты говоришь «отдельная»?»

«Потому что я хочу точно знать, что с одним красноглазым ублюдищем ты не имеешь ничего общего».

«Если не считать общими шестнадцать лет жизни одной на двоих, то нет — между нами нет ничего общего».

«Этого слишком мало для того, чтобы утверждать, что дальнейшее развитие твоей личности пойдет в том же направлении, что и его в свое время. Признай: та часть души, которая осталась жить реальной жизнью, в итоге слетела с катушек и превратилась в неадекватного урода».

«Думаю, что от моего признания уже ничего не зависит. Послушай — тогда, в шестнадцать лет, мне казалось, что идея создать, как ты говоришь, «точку сохранения» — лучший способ добиться физического бессмертия. Факт разделения личности и своего нынешнего состояния я не учел. Если бы знал о таком дерьме, в котором придется оказаться, заранее, то ни за что не стал бы создавать крестражи».

«Крестражи?» — переспросила я.

«Не надо со мной играть, Лили. Мы похожи больше, чем ты можешь себе представить. В том плане, что аналитические способности у меня развиты едва ли хуже твоих. Ты подозреваешь, что могут быть другие крестражи. Я, в свою очередь, знаю о том, какие предметы собирался сделать ими, а значит — могу дать тебе наводку на них».

«Не за просто так, естественно».

«Умная девочка. Я хочу обратно, в мир живых. И хочу избавиться от того, кто меня сюда заточил».

Очень похоже, что у части души Волан-де-Морта развился комплекс обиженного ребенка, когда брата или сестру родители любят больше (в данном случае — любят больше другую часть души, которой позволили жить нормально, а самого Тома заточили в крестраж).

«Как я могу быть уверена в том, что ты не…»

«Не стану твоим врагом? О, никак. Ты не хуже меня знаешь, насколько переменчив этот мир. И не хуже меня знаешь, что герои, любящие показательную браваду, в этом мире долго не живут. Я буду помогать тебе… По крайней мере, до тех пор, пока это не несет прямой угрозы моей жизни».

«И что нужно для того, чтобы тебя вернуть?»

«Жизнь».

«В смысле, жертва?»

«Да, забрать жизненную силу другого человека и отдать ее мне».

«Каким образом это можно сделать?» — принялась выведывать я.

«Либо прямое направление, либо же длительное взаимодействие со мной».

«То есть, ты мог бы забрать мою жизнь для того, чтобы жить самому».

«Мог бы попытаться. Но я не дурак, Лили. Тебя охраняют взрослые опытные маги, которые заметили бы сразу, пойди что-то не так. Вдобавок, ты мне нравишься. Твой образ мыслей, твои предпочтения, твоя мораль — мне это все знакомо, понимаешь? И мне нравятся люди, которые обладают теми же убеждениями, что и я».

«Взаимно. Полагаю, что при подходящем случае я смогу тебя перевести в привычный формат. Просто так убивать не в моих правилах, уж прости, но с учетом того, что желающие меня убить лезут без очереди со всех углов…»

«Ты говоришь так, будто что-то произошло».

«Тайная комната снова открыта. Трепещите, враги Наследника», — написала я в дневнике слова со стены.

«Мерлиновы подштанники, только этого не хватало!»

«Стоп. Ты знаешь о Тайной Комнате?»

«Я открыл тайную комнату пятьдесят лет назад. Случайной жертвой стала Миртл Уоррен. И возникло одно обстоятельство, в связи с которым я не могу тебе рассказать сейчас, как открыть тайную комнату и что за чудовище сидит в ней. Если совсем коротко — то меня от гибели спасло родство с Салазаром Слизерином. Но для того, чтобы я никому не смог ничего рассказать, с меня взяли непреложный обет».

«Дерьмо!» — подумав, я добавила еще три восклицательных знака. Следом — еще пять.

«Кстати, ты не читала книгу под редакцией Раджелия Эльмора? Интересно написано о всяких тварях. Мне особенно сто тридцать восьмая страница понравилась, советую ознакомиться», — вдруг ни с того ни с сего появилась надпись.

«Спасибо, Том», — я улыбнулась.

Непреложные обеты, клятвы… Это все херня. Если есть желание что-то сделать, то их можно обойти, найти лазейку. Ставлю свою рыжую косу на то, что на нужной странице в этой книге будет описание монстра, который прячется в тайной комнате. Ну а зная о том, что именно сидит где-то в Хогвартсе, можно будет с ним бороться.

— Николь, Гермиона? — я вылезла из-под балдахина, становясь на пол босыми ногами. — Вы не сходите со мной в библиотеку?

Гермиона в библиотеку ходить любила. Николь… Николь просто нравилось тусоваться вместе с нами, даже несмотря на преследующие меня неприятности. Именно поэтому, не откладывая в долгий ящик поход за информацией, мы собрались и отправились в обитель мадам Пинс.

Пока Гермиона и Николь собирались, я снова залезла под балдахин и написала Тому:

«Если ты — половина души, а другую половину потом еще раз делили пополам и ту половину пополам, чтобы создавать крестражи, то…»

«Возможно, что в Волан-де-Морте только шестьдесят четвертая или сто двадцать восьмая часть нашей когда-то целой души».

«Это семь крестражей? Нет, я знала о том, что такое юношеский максимализм, но не подозревала, что он может достигнуть таких размеров…»

«Посмотрим, какой ты дури натворишь, когда подрастешь».

«Крестражи я теперь точно делать не буду, — я чуть усмехнулась. — Но задумывалась о покупке мотоцикла, это считается?»

Появилась улыбающаяся рожица. После этого Том снова написал.

«Я вот тут подумал… Не будет ничего плохого, если ты захватишь зеркало и будешь заглядывать за угол с его помощью».

Кстати, дельный совет. Когда по школе шляется неизвестно что и среди бела дня убивает людей… ладно, пока что еще не убивает, а только ввергает в странное оцепенение. В такие моменты совет смотреть в зеркало из-за угла лишним не будет. Озвучив его девочкам, разумеется, от своего имени, я получила одобрительное согласие, после чего мы, вооружившись зеркалами, отправились в библиотеку. До отбоя было еще четыре часа, на улице не темнело… но почему-то все равно было как-то… Жутковато.

«Из многих чудищ и монстров, коих в наших землях встретить можно, не сыскать таинственней и смертоносней Василиска, также ещё именуемого Король Змей. Сей гад может достигать размеров воистину гигантских, а срок жизни его — многие столетия. На свет он рождается из куриного яйца, жабой высиженного. Смерть же несёт путем диковинным, небывалым, ибо, кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тотчас примет кончину скорую и в муках великих. Особливо боятся Василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный; сам оный Василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него»… — прочитала я, перелистывая страницу книги.

— Ты что, полагаешь, что… — начала было Николь. В этот раз девочка была настолько потрясена полученной информацией, что даже отвлеклась от какой-то маггловской научной книжки.

— В принципе, это логично, — начала тараторить Гермиона. — Это объясняет, почему Ужас Тайной Комнаты до сих пор не умер, ведь василиск — одно из немногих существ, которые могут просуществовать несколько столетий. Кроме того, Салазар Слизерин был змееустом, а значит — запросто мог вывести и обучить василиска.

Я вспомнила Нага и наши тренировки. Судя по тому, что я узнала о змеях в последнее время, а узнанное капитально перевернуло мое представление о мире в очередной раз… Так скажем, твари эти не менее разумны, чем люди. Кстати, это объясняет, почему я слышала голос тогда, в коридоре, но этого же не смог сделать Северус. Все просто: я змееуст, а он — нет.

И, судя по всему, у меня это умение появилось так же, как и магические способности, от оригинальной Лилиан Поттер. При этом мать ее со змеями не разговаривала, ведь если бы у нее была такая способность, то Северус обязательно бы о том узнал в детстве. Получается, что Поттеры тоже потомки Слизерина? Учитывая, что все магические семьи так или иначе в родстве между собой, а семья Слизерина слишком древняя, чтобы ни разу ни с кем не пересечься… Официальной информации о нашем возможном родстве, конечно же, нет, но во все времена были гулящие мужья и неверные жены, бастарды, тайное усыновление, подмена детей на других младенцев и прочие события, в связи с которыми потомок Салазара, даже не знающий о своих корнях, запросто мог прибиться к роду Поттеров. Говорил ли со змеями Джеймс Поттер? Возможно, но, учитывая восприятие парселтангистов в магическом мире — наверняка додумался тщательно скрывать свои таланты. А что — прятал же Сириус анимагическую ипостась, а Северус — легиллименцию, так почему бы Джеймсу Поттеру не заныкать в копилку секретов талант говорить со змеями. Тайную комнату, естественно, он открыть не мог, поскольку не обладал знаниями о ней. А если бы обладал… Возможно, ему бы все-таки хватило мозгов в свое время не лезть туда, или же он бы извернулся и нашел способ рассказать правду о ней, получив славу доброго рыцаря, спасшего Хогвартс от…

— Убиииить… Дай мне… Убиииить…

Волосы по всему телу встали дыбом. Оно здесь! Это существо где-то поблизости, совсем рядом, но… Но как?! Коридорчик, где нашли Филча и его кошку… Туда змея, если это действительно змея, попала… как? Мы слышали голос на парадной лестнице, но если верить книге, то василиск за это время мог достигнуть гигантских размеров. Здоровая змеюга метров эдак пятнадцать длиной, как можно такую «не заметить»?! Если только… Если просто…

— Его голос идет из стены, есть идеи? — быстро произнесла я, отшатываясь от той самой стены, из-за которой все тише доносилось требование дать кого-то убить. Почему змей разговаривает сам с собой? Если он свихнулся, то как выполняет «рабочие обязанности»? Или ему кто-то помогает? Точно, должен же быть наводчик!!!

— Его… Голос? Ты хочешь сказать, что…

Я резко выдохнула. Конечно, они мои подруги. Но само собой разумеется, до конца я им не доверяю. И выдать тайну, которая, мягко говоря, не упростит мою жизнь, если станет известна широкому кругу лиц… С одной стороны — репутация эдакой Темной Леди мне может сослужить хорошую службу. С другой — не хотелось бы, чтобы за мной начали гоняться авроры с палочками наперевес через лет десять-двадцать. Проблема была еще в том, что…

— Я летом обнаружила, что могу говорить со змеями. Случайно. В дом забралась одна, и я поняла, что она говорит. Северус сказал, чтобы я никому не рассказывала, потому что это… не очень хорошо. Учитывая все происходящее сейчас — не исключено, что какому-нибудь идиоту придет в голову предъявить обвинения в открытии Тайной Комнаты мне.

— Я… Мы будем молчать, — тихо произнесла Гермиона. Умная девочка. Нет, для перестраховки можно будет попросить Северуса подрихтовать их память, но это только после того, как мы выберемся из библиотеки. Вот почему чертова мадам Пинс решила, что настолько нам доверяет, что может не оставаться здесь, в помещениях с книгами, а спокойно уйти к себе?! В любой другой день мы бы просто вышли из библиотеки, а зачарованная дверь помещения закрылась бы за нашими спинами, но сегодня все было не так. Голос был здесь. За стеной, блять! И он не думал смолкать!!!

— Трубы, — тихо произнесла Николь.

Я, нахмурившись, повернулась к ней.

— В стенах и под замком проходят различные коммуникационные системы. Особенности этих стоков… Я изучала некоторые схемы в прошлом году, так вот, диаметр канализационных труб там, внизу, составляет три метра.

— Три метра?! Это что, сральня для стойбища великанов? — привычно схохмила я.

— Спроси об этом у Основателей, — огрызнулась девочка.

— Возможно, система стоков, как и принято в приличных замках, выполняла дополнительно функцию подземного убежища на момент осады и вдобавок — служила своего рода запасным выходом для его обитателей, — пресекла нашу ссору Гермиона.

— Тогда…

В этот момент рукоятка двери несколько раз поднялась и опустилась вверх-вниз. Как будто кто-то очень хотел пробраться сюда. Конечно, была вероятность, что это кто-то из учеников, но все же под ложечкой как-то нехорошо засосало.

— Откройте! Да откройте же! Помоги-и-и-ите! — раздалось там, снаружи. Вопль был уже не совсем детским, на первокурсницу не тянет.

— Кудаблять? — тихо прошипела я, хватая за рукав Гермиону, которая уже собиралась кинуться вперед и впустить в библиотеку кого-то.

— Убиииить, — протяжно прошипел голос за стеной.

— Кто там? — громко спросила я.

— Помогите, за мной гонятся… Это змеяа-а-а-а!!! — прокричал кто-то, рыдая и колотя руками по двери.

— Надо открыть и впустить ее! — Грейнджер снова кинулась вперед, но Николь остановила ее, хватая за рукав мантии, и покачала головой.

Потрясенным взглядом карих глаз девочка обвела нас, смотря при этом, как на… ну да, как будто мы прямо тут собрались акт каннибализма совершить.

— У тебя есть зеркало? — я подошла поближе к двери.

Открывать ее — верный шанс то ли заморозиться, то ли погибнуть всем, поскольку эти зачарованные створки закрываются сами собой, но делают это меэ-э-эдленно, театрально, а учитывая скорость змей — нас за это время успеют по два раза всех укусить.

— Д-да… Впустите меня…

— Достань и смотри на змею в него, — припечатала я, сползая на пол.

Сил не было. Ноги подкашивались. Если змея окажется способна пробить стену или дверь — мы все обречены.

За дверью раздался громкий крик, который тут же смолк.

— Убить… Я хочу убиииить… — снова произнес голос, на этот раз из коридора.

Гермиона в ужасе зажала рот руками.

— Оно… Там, да?

— Там, — я подошла к стеллажам и взяла одну из книг. После чего села за стол. Достала из кармана мантии пистолет и, щелкнув предохранителем, положила оружие рядом со своей правой рукой. — Садитесь у стены.

— Но мы же… Как же… — пролепетала Грейнджер. По бледным щекам катились слезы.

— Делай, что говорят, если жить хочешь, — устало произнесла я, пододвигая свой стул таким образом, чтобы девочки могли легко пройти.

Теперь они были скрыты за стеллажом, а я сидела практически в проходе, но тоже немного сбоку. Входящего сюда я увижу раньше, чем он меня, и если это будет не мадам Пинс (а другие войти просто не смогут), то он получит пулю в голову. Может быть, даже не одну — это уже от моей реакции зависит.

Николь невозмутимо читала книгу. Гермиона же тихо рыдала, вытирая слезы рукавом своей мантии.

— Лили, так… Так нельзя. Ведь там, за дверью, был человек…

Так, кажется, пришло время повыбивать дурь.

— Гермиона, — я отложила в сторону книгу, осторожно беря маленькие ладошки своими. Что радует — она от меня не отшатнулась. — Люди умирают каждый день. У них есть такая паскудная особенность, как неполноценность организма, в результате которой любой человек в любой момент может умереть. От болезни, в результате несчастного случая, от старости — не суть важно. У тебя большое и доброе сердечко, но… Всех не спасешь. И всех не выручишь, как бы не хотелось. Помнишь шахматы? Пешки погибают, чтобы спасти короля.

— Но человеческие жизни — не какие-то пешки!

— Не для игроков, девочка, — устало произнесла я. — Тот, кто заварил эту кашу, как видишь, не гнушается никакими методами для достижения цели. К сожалению, в борьбе с такими людьми благородство — очень плохой союзник. Лучше полагаться на здравый смысл. Ты ведь видела, как медленно открываются и закрываются створки библиотечных дверей, верно?

Девочка кивнула, исподлобья глядя на меня.

— Знаешь, когда тебя кусают змеи… Говорят, это очень больно. Ты готова поручиться, что крики о помощи за дверью не были ловушкой, чтобы заставить нас открыть дверь? И ты готова поручиться, что дверь бы успела закрыться и вместо одного человека сегодня не погибли бы четверо? На эту игрушку так не смотри, — я проследила за взглядом Гермионы, направленным на мой пистолет. — Это хороший аналог убивающим заклятиям, но увы — против огромной змеи он не сработает. Хотя бы потому, что та двадцать раз меня перекусить успеет прежде, чем я выстрелю. Так вот — лично я не вижу никаких явных причин, чтобы ради ничтожной вероятности спасения одной жизни принести в жертву три. Кроме того — совсем не факт, что змею направили сюда не за нами.

— Направили? — тихо пробормотала Гермиона. После чего перевела взгляд на злополучную книгу, которую до сих пор сжимала в руках. — Да, конечно. Если кто-то мог знать о том, что ты отправишься сюда и… И если кто-то слышал наши разговоры о василисках и мог понять, что… Но кто?

— Сам василиск? — пожала плечами я. — Или же тот, кто его направляет. Всякие подслушивающие чары в магическом мире — самое ходовое заклинание, а заглушающие пологи мы пока что ставить не умеем.

— Почему ты раньше не сказала?! Сейчас, подожди секунду, — Гермиона быстро вытерла слезы с лица и, подняв палочку вверх, прошептала несколько слов. — Теперь нас никто не услышит. Если это, конечно, все еще имеет смысл. Но что нам делать теперь? Если по школе действительно бродит василиск, то…

— Мы пришли сюда примерно в пять часов вечера. Начали читать, увлеклись… Ну, чем мы увлеклись, каждая пусть сама выберет, исходя из своих интересов. Мы зачитались и не заметили, как за окнами стемнело. В связи с произошедшим накануне, мы побоялись идти по коридорам в общежитие и заснули в библиотеке, потому что ее двери, как нам известно со слов мадам Пинс, зачарованы так, чтобы в ее отсутствие никого в библиотеку не впускать при условии, что находящиеся внутри сами не откроют дверь. Нагоняй мы, конечно, получим.

— И знатный, — тихо произнесла Гермиона. — Баллов по двадцать с каждой точно снимут.

— С учетом того, что мы эти баллы отобьем обратно максимум за три дня — это не самое страшное наказание. Филча нет, так что могут заставить вместо него подраить что-нибудь, к чему нельзя применять чистящие заклинания, но это тоже как-то…

— Не пугает, — вставила Николь, поправляя очки. Очки… Взгляд почему-то за них зацепился. В памяти всплыл совет, данный Томом, и… почему я сказала тому человеку за дверью, чтобы посмотрел на змею в зеркало? Почему от смертельного взгляда василиска не умерли, а окаменели Филч и миссис Норрис?

— Я, кажется, поняла, почему… — тихо произнесла Николь. Черт, похоже, я опять начинаю рассуждать вслух. — Лили, ты читала легенду про Персея и Медузу Горгону?

— Точно, — тихо произнесла я. Это знание всплыло в моей памяти в момент опасности.

— Я сомневаюсь, что у миссис Норрис и Филча было зеркало, — тихо произнесла Гермиона.

— Но на полу в том коридоре была разлита вода, так что если они увидели отражение василиска, скажем, за своими спинами, то могли поймать взгляд и заморозиться, а не умереть. Мне вот еще что в голову приходит… Змей хочет убить, так? Но почему он не кусает жертв, которых заставил окаменеть взглядом?

— Все просто — не может, — тихо произнесла Гермиона.

— То есть, чисто теоретически, если вооружить всех студиозусов зеркалами и приучить на источник каждого шороха смотреть через пресловутое зеркало, то есть большой шанс сократить число жертв в будущем до минимума, верно? — уточнила у девочки я.

— Мне-то откуда знать? В книге про зеркала ничего не написано…

— Но написано про петухов и…

Петухи!!! Черт подери, а ведь в Хогвартсе есть курятник и…

— Драко! — прокричала я, заставляя призрака появиться рядом со мной. — Ни о чем не спрашивай, просто делай, что я говорю. Тебе нужно сейчас отправиться в курятник, утащить оттуда одного, а лучше — двух петухов. Потом пойдешь на восьмой этаж, найдешь выручай комнату и представишь место, где можно спрятать птиц. Кур не трогай — только петухов! Их крик — единственный способ одолеть василиска.

— Василиска?! Ты отправляешь меня к василиску?! Хочешь, чтобы я ум… А, да, точно. Пойду ловить цыплят табака, как закончу — приду и отчитаюсь. А вы тут что, всю ночь собираетесь просидеть?

— Именно, — вздохнула я. — Если будет желание и возможности, можешь через окно накидать нам сюда какой-нибудь жратвы и… кофе. Пожалуй, термос с горячим кофе будет очень кстати.

Все-таки Драко — это существенный способ упростить свою жизнь. Ведь призрак не устает, не может умереть, не хочет есть, пить и спать, да еще много всяких «не». Ах да — еще он может проходить сквозь стены...

— Остерегайся канализационных труб, — вспомнила я о важном обстоятельстве. Верней, о том, что в канализационных трубах-то и ныкается тварь.

Драко ушел, а я плотней запахнула мантию и посмотрела на девчонок.

— Мозговой штурм? — уточнила у меня Гермиона, нахватавшаяся специфической лексики, благо что хоть маты она пока что не гнула.

Я принесла стопку чистых листов, пару чернильниц, и мы, недолго думая, принялись записывать все факты и догадки. В том числе и любопытные моменты, которые требовали объяснения, но объяснений этих у меня пока что не было.

* * *

Разбудил его патронус Минервы МакГоннагалл. Сквозь сон он успел разобрать только «еще одно нападение» и «Поттер». От сочетания этих фраз профессора зельеварения прошиб холодный пот. Только не Лили! Если Лили — то пусть такое же окаменение, как с Филчем и его кошкой, а не что-то непоправимое. Пусть… Пусть…

Рыжую макушку он заметил издалека. Зрелище заставило его едва не сползти вниз по стенке. Руки дрожали, ноги не слушались, благо что хоть маскировать все это получалось. Пока. На людях. Пока рядом есть чужие, он будет держаться.

Он окинул окаменевшую, как и прошлые жертвы, Чжоу Чанг взглядом, полным спокойствия. Выслушал все предположения и догадки других педагогов, сам при этом предпочитая молчать. Далее, собственно, был стандартный опрос троих практически свидетелей происшествия. Надо ли говорить, кто был этими тремя?

Говорили они складно. Другого он от Лили и не ожидал. Какой бы ни была истинная причина нахождения девочек здесь, но сейчас весь мир был уверен — они просто зачитались и решили не возвращаться в общежитие по темным и опасным коридорам, где невесть что творится. Крики? Нет, они не слышали никаких криков. И в библиотеку никто не пытался войти. И вообще — они в начале посиделок, когда вокруг еще были люди, поставили вокруг себя заглушающие чары, чтобы не мешать никому своими разговорами и их, в свою очередь, никто не подслушал, а то ведь знаете этих сплетников. Откуда они знают заглушающие чары? Вы всерьез задаете этот вопрос одним из лучших студенток Хогвартса?

Авроры ушли, а Лили побежала следом за Грюмом, махнув ему рукой. Видимо, заметив возбужденное состояние девочки и ее желание что-то поведать миру, Аластор, недолго думая, привел двоих волшебников — взрослого и ребенка — в свой кабинет.

— Чудовище тайной комнаты — Василиск, — тихо произнесла Лили. После чего принялась рассказывать. Про дневник, естественно, умолчала, а вот про парселтанг поведала и заодно — про догадки и домыслы. По ее словам выходило, что ей пришло в голову, какое именно животное может прожить в течение нескольких столетий. Среди всех прочих тварей выбор пал на василиска по той причине, что Салазар Слизерин был известным змееустом.

— Вот как! Может быть, ты знаешь еще, где находится вход в тайную комнату? — насмешливо произнес мракоборец.

— Знаю. Если эта тварь передвигается по трубам, то вполне логично, что вход будет находиться в каком-то сортире. Один есть рядом с местом первого нападения. Второй выход… Не знаю. Можно предположить, что змея вышла из туалета на третьем этаже и уже потом приползла к библиотеке, но я склонна считать, что проход можно при желании открыть в любой параше. Возможно, это делает наводчик каким-то образом.

— Наводчик, значит… — тихо произнес Грюм, движением палочки наполняя чашку Лили новой порцией чая.

— Сами посудите! Кто-то должен открыть Тайную Комнату… Но открыть — это еще полдела, нужно указать на врага, верно? Ну, то есть, показать василиску, кого надо убить, а кого не трогать. По магическим традициям чистокровными считаются те, в чьем роду… Пять поколений магов, если я не ошибаюсь. То есть, даже если Василиску перед своей смертью Слизерин назвал список чистокровных семей, за несколько столетий образовались новые, а некоторые канули в небытие или… Вот меня взять. Вроде Поттер — древняя фамилия, но я полукровка. В расход ведь, по идеологии дедули Салазара? А кто должен змее указать, что меня надо в расход? Я сомневаюсь, что змея, какой бы умной она ни была, будет способна увидеть так называемую чистоту крови, поскольку по химическому составу кровь чистокровных, полукровок и маглорожденных не отличается ничем, кроме полагающихся различий по резусу и группе…

— Есть еще магический резерв, если ты не забыла.

— Что-что? Какой резерв, простите? Невилл и Рон — чистокровные волшебники, вот только Гермиона их уделывает по всем параметрам. Если бы мерялось все магическим резервом, то идея чистокровия бы не прижилась, поскольку оценивался бы каждый волшебник именно по способностям, а не происхождению. Происхождение — это, по сути, лишь доступ к ресурсам. Можно раньше научиться летать на метле, изучить особенности магического обучения, узнать о правилах поведения и так далее, но это не компенсирует отсутствие способностей и желания обучаться. Мне вот гербология со скрипом и через пень-колоду дается, и хоть учите вы меня, хоть не учите, но мне нельзя будет ничего, кроме кактуса, доверить.

— Значит, василиск… Кто-то передушил всех петухов Хагрида.

— Когда? — чуть усмехнувшись, уточнила Лили. Северус стоял за спинкой ее кресла, сжимая и разжимая кулаки и не понимая, что именно могло понадобиться здесь ему. С другой стороны… Кто-то должен будет проводить Лили на занятия, обеспечив ей алиби на случай очередного нападения. И справится с этой ролью лучше всего Северус, поскольку ему и привычней, и, вдобавок, нужно было с ней поговорить.

— Сегодня утром. Узнал об этом примерно за час до того, как нашли Чжоу… И вас.

— Скажите, директор, а вы можете сделать одну вещь?

— Смотря какую, — пожал плечами старый аврор.

— Двух петухов успел вытащить Драко по моей команде. И спрятал в оч-чень укромном месте. Вчера вечером, так что мы опередили на маленький шаг противника. Я притащила с собой в Хогвартс кое-какое записывающее оборудование. Оно маггловское, поэтому пока что не работает, но мне известно, что среди магов есть спецы, которые могут его перенастроить, и тогда мы сможем записать крик петуха на диктофон…

— И пустить его по громкоговорителям… А ты молодец, девочка, соображаешь. Тащи. Я пока напишу в аврорат, чтобы нашли нам спецов, которые могут эту тварь завалить.

— С диктофоном в подвал, или как-то так, нет разве?

— Я не верю в сказки, что василисков можно убить одним лишь петушиным криком. Отпугнуть — да. Но в прошлом, раз все было так легко, почему никто не повторил фокуса с записью?

— Наверное, потому, что в прошлом еще не придумали диктофоны?

— Ты пророчества из отдела тайн помнишь? Система та же. А еще в группе из нескольких человек запросто можно найти мастера по трансфигурации, который может превратить в петуха одного из коллег и, соответственно — в любой момент обеспечить петушиный крик.

— Вот даже как?

— А ты думала, что просто так все авроры изучают трансфигурацию? В любом случае, тварь редкая, и, мерлиновы подштанники, я свой глаз ставлю на то, что Слизерин ее каким-то образом дополнительно защитил. Людей я вызову, но пока более подробно про эту тварь не разузнаем — что-то предпринимать опасно. Пойми — в канализационную систему попасть не проблема, а так как именно там этого гада можно встретить… Проблема — одолеть, причем желательно — с минимальными потерями. Свяжусь с драконоборцами, с аврорами, возможно — понадобится запросить помощников из других стран.

— Все настолько плохо? — тихо произнесла Лили, поеживаясь. В памяти Северуса всплыла узнанная у нее информация о работе Интерпола — международной полиции, которую привлекали для работы только в самых сложных случаях и когда надо было задерживать особо опасных людей. Так что девочка представила себе масштабы катастрофы, раз уж Грюм говорит о привлечении волшебников из других стран.

— Ты даже не представляешь, насколько. За информацию спасибо, девочка. Заметь — я не спрашиваю у тебя о твоих источниках.

— И не надо, — чуть улыбнулась Лили. — Тем более, что мои источники мне самой пока что очень нужны. Кстати, если у вас есть какая-то информация о крестражах, то самое время ей поделиться. В качестве равноценного обмена, так сказать…

— В эту-то дрянь ты где вляпалась?

— Могу, умею, практикую, — мрачно хмыкнула Лили. — Есть обоснованные подозрения, что Волан-де-Морт весь такой из себя неубиваемый не просто так.

— Не только у тебя, — мрачно усмехнулся старый аврор. — К сожалению, никаких предположений о том, где его крестраж и как его найти…

— Множественное число, — тихо вздохнула Лили.

Человеческий глаз Грюма стал таким же круглым, как искусственный.

— Твою мать…

— Вот-вот… — мрачно ответила ему Лили.

— Ладно, решаем проблемы по мере их поступления. Сначала — василиск и тот, кто его выпускает.

— Наводчик.

— Наводчик. Проверим всех учеников, педагогов, обыщем Хогвартс… В общем, будем работать. Снегг… Забери-ка ты ее к себе до конца дня. И иди через камин, мне так будет спокойней.

Северус кивнул, подчиняясь директору. Тем более, что он говорил дело. Когда они вышли из камина в его кабинете, сил уже не было. Совсем. Устало повалившись на диван у камина, мужчина принялся бездумным взглядом таращиться в стену.

— Ты как? — Гладкова приземлилась рядом, положив руку ему на плечо.

Он повернулся и пристально уставился на нее глаза в глаза.

— Никак, — наконец-то он нашел способ обозначить свое текущее состояние цензурным способом.

Лили внезапно нахмурилась, к чему-то прислушиваясь.

— Что такое? Опять кому-то хочется кого-то убить? — язвительно уточнил у нее Северус.

— Ты бы не удивился, — приняла игру Лили.

— Старые добрые времена, — протянул Северус и окончательно рассмеялся. Нервным, истеричным смехом, больше напоминающим припадок. — Скажи, у нас будет хоть один, твою мать, спокойный учебный год?

— Не дождемся, — мрачно ответила Лили. — Я поставлю чайник?

— Скажу домовикам, чтобы принесли что-нибудь поесть, раз уж завтрак мы пропустили, — тихо произнес он. Странный смех отступил, и сейчас стало легче. По крайней мере, страх приглушился, а от былой паники не осталось и следа. Это было лучше, чем пугать Лили в очередной раз своим паршивым состоянием.

Из рукава мантии Лили медленно выполз Наг, сжимающий в зубах дневник Тома Реддла. Заметив Северуса, змея приветливо махнула хвостом и кончиком того же хвоста указала на свою пасть.

— Вымогатель, — вздохнул Северус, доставая с полки банку кошачьего корма. По непонятной причине змея на него «подсела», предпочитая традиционному молоку и не менее традиционным мышам. А учитывая, что за последние несколько дней в доме Северуса Наг стал проводить больше времени, чем со своей хозяйкой — уже было непонятно, кто является хозяином этого шланга.

Весь день я провела у Северуса. Поскольку места для занятий боевой магией или дрессировкой Нага мне не хватало, я решила на досуге поупражняться в анимагии. На самом деле — летом я уже практиковала это дело. И с превращением «туда» у меня практически не возникало проблем. Другое дело, что обратно в человека я могла трансформироваться не с первой попытки и вдобавок — оставив «на память» о превращении либо перья на спине, либо птичьи глаза, либо еще какой-нибудь трэш.

Согласно официальным источникам, обучиться анимагии можно только за много лет. Сириус наплевал на официальные источники и рассказал мне, что сам он выучился сему искусству буквально за два года. При этом надо учесть, что ему приходилось все изучать практически вслепую, в то время как у меня под боком часть каникул был анимаг, который при необходимости подробно мог описать, что у меня за косяк получился и как его избежать. Ну и вдобавок… Биологию у нас преподавала в мои школьные годы жестокая тетка. Настолько жестокая, что мне уже в школе милиции не понадобилось дополнительно ничего доучивать по этой теме, в отличие от однокурсников. И анатомическое строение человека я знаю, что называется, как свои пять пальцев. У птиц оно проще, и его я, кстати, тоже знаю. Так что не стоит удивляться тому факту, что я уже через пять месяцев после начала тренировок могла без проблем перекинуться в птичку, и нуждалась в посторонней помощи только для превращения «обратно».

Сова была признана все-таки нужной. Поскольку птичка может летать, прятаться в разных местах, куда человеку нет хода и, вдобавок, в магическом мире настолько распространена, что затеряться ей — раз плюнуть… Меня немного напрягал ярко-рыжий цвет оперения, но Сириус успокоил — мол, это со временем пройдет, и в совином виде я буду иметь более адекватный для птицы цвет. Ну а зеленые глаза… У птиц, как и у других животных, это не такая редкость, как у людей. Да и поди рассмотри глаза с расстояния нескольких метров.

Именно поэтому сразу же после завтрака я приняла звериную форму и принялась ее дрессировать. Все те сказки, что анимаг в звериной форме — непобедимая тварь, увы, оказались просто сказками. Что, кстати, логично. Животные ведь, как и люди, разные по физическим возможностям. И зависят эти самые возможности от состояния костей, мышечной массы, даже банально — от возраста. Тело двенадцатилетней девочки превращалось в тушку довольно молодого совенка, который с трудом поднимал несколько бумажек. Уважающие себя заводчики почтовых сов таких детенышей еще не продавали. С учетом того, что развитие тушки животного шло синхронизированно с человеческим телом — в полноценную взрослую сову я превращусь только… Года через три-четыре. Но пока что я могу натренировать имеющуюся тушку и, что немаловажно — привыкнуть к ней.

Северус поначалу смотрел с опаской на птицу, которая таскала взад-вперед по комнате то карандаши, то свернутые листы бумаги, а потом решил, что чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, и демонстративно сел на диван читать какой-то старый фолиант. Вдоволь налетавшись и основательно устав, я спикировала на спинку и посмотрела ему через плечо. Увиденное навело меня на размышления, которыми я тут же решила поделиться, для этого сделав попытку превратиться обратно в человека.

Тут два нюанса. Первое — попытка таки увенчалась успехом, хотя, может быть, и не до конца. Второе — я забыла, что сижу на спинке дивана, и если для совы это было вполне устойчивое положение, то для человека… Короче, я с грохотом полетела прямо на Северуса, он рефлекторно попытался меня удержать, но в итоге лишь замедлил падение, как итог — мы оба оказались на полу.

— Мерлин тебя забери, Лили, ты что, не могла…

— Сорян, косяк вышел, — я улыбнулась, и, кажется, моя улыбка в который раз обезоружила гордого и мрачного зельевара. Вместо того, чтобы завершить свою тираду, присовокупив к ней еще несколько ругательств, мужчина лишь махнул рукой и улыбнулся мне в ответ. Смутившись, отвернулся.

Мда, вот что любовь с людьми делает… Сириус, правда, летом пытался внушить мне, что, мол, это как-то нездорово смотрится. Типа, взрослый мужик и маленькая девочка… Куда именно был впервые в жизни послан Сириус — оттуда никто не возвращался, так скажем…

Нет, серьезно, почему до Сириуса до сих пор не дошло, что любовь и физическое влечение — это абсолютно разные понятия? И если второе относится практически ко всем окружающим представителям противоположного пола репродуктивного возраста, то любить можно только определенную личность. И когда любишь именно личность, то уже немного наплевать на то, в каком именно она теле находится. Особенно если учесть, что наши с Лили Эванс-Поттер тушки абсолютно идентичны по внешнему виду.

— Северус, а у меня есть идея одна…

— Только не это, — протестующе поднял он руку вверх.

— Но ты даже не дослушал!

— Я отлично знаю, что все, слышишь — все твои идеи заканчиваются травматично либо для тебя, либо для тех, кто тебя окружает.

— Травматично они заканчиваются в том случае, если изначально неприменение этих идей могло бы закончиться физической смертью. Но я вот тут подумала… Смотри, яд василиска ведь смертелен? Ну, то есть если тварь решит не взглядом убивать, а кусать, и если ей в глаза посмотреть не успеешь или она их, чего доброго, закроет по наущению наводчика…

— Та-а-ак, — мужчина поднял с пола книгу. Сел на диван. Кивнул мне занять место на кресле. — Только не говори, что ты собралась специально искать встречи с василиском.

— Учитывая, что за последние пару суток этот гребаный василиск постоянно крутится где-то рядом — мне кажется, что от меня вопрос встречи с ним не зависит. Пока что можно заметить явные попытки дискредитировать меня, но что если наводчику это надоест, и он решит просто от меня избавиться с помощью змеи? Ну а что — раздавить морально и посадить в Азкабан не вышло, так хоть физически устранить — почему бы и нет? А у меня, собственно, ни заклинаний против него, ни нужной степени чистоты крови, да и оружие… Извини, но мне что-то не верится, что я из пистолета хотя бы чешую пробью, а если даже и пробью, то эта тварь все равно меня успеет ужалить пару раз. А насколько я помню, после укуса можно прожить… Несколько минут? И противозмеиной сыворотки от яда василиска у нас в шаговой доступности нет, чуешь, чем пахнет это для меня, да и для остальных тоже?

— В школе заработают громкоговорители и…

— И наводчик заткнет змее уши. Или просто сломает какой-нибудь рупор, такое ведь тоже возможно, не так ли?

— У тебя паранойя, — вздохнул Северус. — Ты такой параноик, что на твоем фоне даже мы с Грюмом вместе взятые уже не параноики.

— Я знаю, — довольно произнесла я, скалясь в полубезумной усмешке. — А еще моя паранойя не помешала мне получить справку о полном психическом здоровье, так что не клевещи на паранойю и лучше выслушай.

— А что мне еще остается делать? — деланно-уныло произнес мужчина.

— У шпионов и разведчиков популярен такой трюк — в один из зубов вместо пломбы ныкают капсулу, содержащую смертельно опасный яд. Если человека хватают и он понимает, что ему не сбежать, то чтобы избежать пыток и соответственно — выдачи информации, он раскусывает капсулу и… кирдык. А у тебя я тут через плечо прочитала про одно интересное снадобье...

— Трех его капель хватает, чтобы взрослого человека… Подожди! — мужчина поднял на меня голову. Непонятно, расширились ли зрачки или нет — черный цвет глаз мешал «поймать реакцию», но судя по всему, моя идея его впечатлила.

— Ну, сам понимаешь — побочные эффекты от смешения нескольких составов в организме, плюс влияние самого зелья… Короче, чисто ради интереса я бы такую идею озвучивать не стала, а вот если реально цапнет, что тогда?

— Надо сказать об этом аврорам, — тихо произнес Северус. — Если они будут ловить эту тварь и кто-то вдруг пострадает, то твоя идея может спасти жизнь, и не одну.

— Ну, можешь и сказать. Только одну меня ты права не имеешь оставлять, не забывай, — я сморщила нос и сложила руки на груди, показывая, что с места не сдвинусь. Он лишь вздохнул и подошел к камину, бросая в него горсть порошка и наклоняясь вперед, чтобы с кем-то поговорить. С Грюмом, наверное.

Но в этот момент в комнату залетел патронус директора, который голосом Аластора Грюма приказал Северусу явиться на окраину запретного леса, прихватив с собой свою сову. С учетом того, что совы у Северуса не было и в помине — не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто именно должен оказаться на границе замка и Запретного леса вместе с профессором зельеварения.

Судя по всему, Грюм знает о моих опытах с превращением в зверушку, и уже, в принципе, известно, что опыты удачные. То ли Сириус докладывается, то ли еще как за мной следит — не суть важно. Уже через пять минут мы с Северусом были у границ антиаппарационного барьера, при этом я невозмутимо сидела у него на плече, вцепившись когтями в мантию и всеми силами демонстрируя обычную и ничем не примечательную птицу. Разве что слишком рыжую, но это лишь особенность окраса.

Кучка мракоборцев, сгрудившаяся у входа на центральную аллею, оживленно переговаривалась между собой, что-то обсуждая. Что именно — стало понятно уже через пару минут, когда Аластор Грюм изложил Северусу суть дела. Суть была в том, что на замок кто-то поверх антиаппарационного барьера наложил щит, который никого не впускал и никого не выпускал за пределы школы. Спустя пять минут к нашей компании присоединился чертыхающийся Блэк, который сообщил, что потайные ходы Хогвартса также недоступны для использования, поскольку тот, кто накладывал купол, умудрился сделать его сферическим, то есть часть наверху на видимом, так сказать, участке, а часть — внизу. То есть, даже годный подкоп сделать под куполом у нас не получится. Когда мне это удалось понять, масштабы пиздеца, в котором мы все оказались, отчетливо нарисовались в голове. Всю обратную дорогу в замок я выражала свои мысли громким птичьим матом, не скупясь на лестные высказывания в адрес Василиска, его создателя, наводчика и прочих субъектов, имеющих отношение к происходящему.

В итоге у нас где-то по трубам шароебится огромная змея, которая способна убить взглядом — раз. Второе — вместо обещанных иноземных специалистов по борьбе с такого рода ужасами, у нас в наличии есть только рядовые авроры «с земли», два петуха, до которых еще не успел добраться таинственный Птичий Душитель, он же Наводчик. Еще у нас есть полная школа детей от одиннадцати до восемнадцати лет. Даже если взять во внимание тот факт, что в магическом мире совершеннолетие наступает в семнадцать… Ой, трэшак… Ой, вот это я влипла… Ой емае, ешкин дрын, а ведь я так надеялась хоть один год в Хогвартсе спокойно проучиться…

— Убить… Дай мне убить… — раздалось откуда-то из-за стены, когда мы спускались в подземелье. Поскольку туалетов поблизости не было, а значит — не существовало и выходов для огроменной змеи, слова василиска я проигнорировала. Едва мы добрались до комнат профессора зельеварения, он крепко запер дверь, и только после этого я приняла человеческий облик.

— Ну и что скажешь? — уточнил он у меня.

Я пожала плечами. Говорить было нечего. В самом деле, что можно сказать в такой ситуации? Сейчас от меня ничего не зависело — политику партии задавал Аластор Грюм, и как он скажет, так и будем действовать. Да и то, действовать… Я вот, например, с василиском воевать не умею. Стрелять — умею, искать виновных — умею. Хм, виновных… А ведь наводчик по-прежнему в замке. И он так же, как и мы, заперт здесь, в этом месте… Можно ли его найти?

В дверь раздался стук. Мы с Северусом переглянулись, рефлекторно хватаясь кто за пистолет, кто за палочку.

— Кто там? — уточнил зельевар, на всякий случай пододвигая к двери шкаф. Видимо, планировал уронить этот шкаф на голову тому, кто пробьет защиту. Скорей всего, пробить ее очень сложно, но Северус такой перестраховщик, что моя паранойя уже аплодирует ему стоя. Может быть, я его поэтому и полюбила, что нужно находить себе в пару людей с такими же тараканами, как у тебя.

— Это Бродяга, — отозвались из-за двери.

— Докажи, — в один голос отозвались мы.

Сириус к этому был готов, поскольку принялся доказывать, приводя в качестве средства убеждения информацию, которую другие люди знать не могли. Но на всякий случай Северус, открывая дверь, все-таки приложил его какими-то демаскирующими чарами. Только после того, как они не сработали, я убрала в карман пистолет.

— Ну вы даете, сладкая парочка, — ошарашенно произнес Сириус, когда дверь за его спиной закрылась.

— Нервы, — отозвалась я. Северус подтверждающе кивнул (кстати, палочку он так и не убрал), а Сириус лишь поежился под нашим перекрестным взглядом.

— Ты не боишься по школе ходить? — уточнила я.

— Мне ли с моим генеалогическим древом бояться, — самоуверенно хмыкнул Сириус.

— А ты готов поручиться в том, что твои мать и бабушки по ее и отцовской линии хранили супружескую верность? ДНК-тестов в те времена еще не придумали, а магических аналогов, насколько мне известно, не так много.

— Ты не знаешь, что такое род Блэков, — хмыкнул Сириус. — Там все проверено и перепроверено по триста раз. Так что я тут гуляю, как у себя дома. Кроме того, у меня для вас есть несколько не совсем хороших новостей.

— Добивай, — милосердно разрешила я.

— Тебе лучше сесть. И тебе тоже, — вздохнул Сириус, после чего достал из-за пазухи какой-то пергамент. Развернул его перед нами. Я молчала. Спрашивать, что это, смысла не было — все равно мужчина все расскажет через минуту, и чем больше вопросов я буду задавать, тем поздней узнаю, что, собственно, он мне хочет показать.

— Клянусь, что замышляю шалость и только шалость, — тихо произнес Сириус, после чего на пергаменте вдруг начала появляться подробная схема Хогвартса. — Это Карта Мародеров. Наша карта. Мы с Джеймсом, Римусом Люпином и Петтигрю, — последнюю фамилию Сириус выплюнул с пренебрежением, а я едва удержалась от того, чтобы не погладить его успокаивающе по плечу. Остановило лишь то, что он сам справился с эмоциями и продолжил говорить. — После завершения учебы мы передали карту другим ученикам, преемникам, так сказать, после чего она какое-то время гуляла по школе, пока ее не прибрал к рукам Филч. Он сквиб, так что использовать ее у него не получилось, да и подчиняется карта только тому, кто назовет кодовые слова, а мы, сами понимаете, придумали фразочку что надо…

— Молодцы вы, конечно, — я присвистнула, глядя на масштабы работы. Как человек, знакомый с основами черчения и способный делать простейшие работы с помощью компьютерных инструментов, могу сказать — работа была проделана гигантская. Особенно если учесть, что делать ее приходилось перьями, пусть и магическими… А масштабирование, а точность пропорций? А…

— Чертил, в основном, Римус. Мы же находили потайные ходы, ну а с зачарованием все вместе мудрили, — Сириус чуть улыбнулся, явно вспомнив веселые школьные годы. Северус же, наоборот, поморщился. Бродяга этого жеста не заметил, в отличие от меня. Украдкой я протянула в сторону руку и ободряюще сжала длинную узкую ладонь. Поймав ответный благодарный взгляд, я повернулась к Сириусу, который как раз подходил к сути рассказа.

— Мне тут Грюм рассказал про крестражи, и я подумал: можно ли увидеть их с помощью нашей карты. Ну и заодно… Честно, я решил поискать наводчика и попробовать отследить передвижения твари по замку.

— И как успехи? — с ехидцей уточнил Северус.

— Смотри сам, — Сириус подвинул поближе к нему карту и при помощи палочки заставил один из коридоров приблизиться и увеличиться в размере. Рядом передвигались две точки — Люциус Малфой и Том Марволо Реддл. Причем так, будто одна из них была наложена на другую.

— И это значит…

— У Люциуса Малфоя крестраж. Зачем он ему нужен, я не понимаю…

— Зато мы понимаем, — я вздохнула. Северус тоже. Логично, что у Люциуса есть крестраж. Без знания змеиного языка со змеей не поговоришь.

— Наложение точек одна на другую дает возможность предположить, что он носит крестраж при себе или же, что наиболее вероятно…

— Что он и есть крестраж? — уточнила я.

— В каком-то роде да. Видишь ли, в прошлом году, если вы помните, был тут один преподаватель ЗОТИ по фамилии Квиррелл. Вы его судьбой, надо полагать, не очень интересовались после исчезновения, так я вам ее расскажу. На допросах в аврорате он рассказал о том, что путешествовал по лесам Албании, куда, по слухам, отправился Волан-де-Морт, верней — то, что от него осталось после памятных событий одиннадцатилетней давности. Квиррелл собирался найти и уничтожить темного волшебника, при этом, конечно же, завладев какими-нибудь его секретами или артефактами, но вместо этого Волан-де-Морт завладел им.

— Не провоцируй мою пошлую фантазию, — поперхнулась я.

— Да чтоб тебя, ты можешь хоть один серьезный разговор не превращать в фарс?! — в сердцах выругался Блэк, после чего саданул кулаком по каминной полке. Повезло, что Северус на нее не ставит всякий хлам — сейчас там только моя фотография. Стоп! Моя фотография? Как я раньше-то не заметила… Точно — это одна из фоток, которую сделали мы с Тонкс. На ней я качаюсь на качелях и машу руками во все стороны. Пфф… А он сентиментальный такой у меня… Странно, что не спрятал перед моим визитом — обычно в его доме все фотки Лили Эванс, да и мои тоже, распиханы по разным книгам и журналам, а тут на виду стоит…

Кстати, а что на Сириуса нашло? Обычно он так не рявкает. Скорей бы уж он развил тему «кто кем овладел», пользуясь отсутствием здесь своей кузины, которая сразу бы начала его одергивать…

— Суть в том, что длительное время Волан-де-Морт существовал буквально в теле Квирелла. Волю и сознание при этом волшебник сохранял свою… По крайней мере, частично. Он вел себя хоть и странно, но не так, как обычно люди, взятые под «Империус», так что никто ничего не заподозрил.

— Ты намекаешь на то, что Квиррелл был… Вроде как крестражем?

— Вместилищем части души Волан-де-Морта. Той части, которая впоследствии обрела тело и была убита нами. Не до конца, если ты помнишь. Версии?

— Ну, либо Люцик сам все придумал, либо, что вероятно, его надоумил Волди, но в итоге он сначала подбрасывает дневник Тома Реддла Джинни в надежде, что неустойчивая детская психика сделает из девочки идеальную марионетку дневникового Реддла. Но, по счастливой или несчастливой случайности, дневник попадает ко мне, а я вам не малышка какая-то…

— Ты не задумывалась о том, почему ты не попала под какой-то контроль?

— Эм… Под какой контроль? — уточнила я.

— Я изучил кое-какую литературу на досуге. Вот прямо сегодня до того, как сюда прислали и сразу за нашими спинами купол закрылся. Так вот, крестражи — это… Что-то вроде паразитов, в итоге. Сама их суть, неполноценность той части души, что заключена в них, заставляет эти магические предметы… вампирить носителей. До тех пор, пока не вытянут ту жизнь, что нужна им для восстановления до человеческого облика.

— Реддл говорил мне об этом.

— Почему он не использовал для этих целей тебя?

— Кажется, ты что-то хочешь мне сказать, и это «что-то» мне не понравится, — вздохнула я.

— У тебя есть какая-нибудь вещь, которую ты не снимаешь последний год?

— Весь гардероб, — пожала плечами я. — В этом году я только белье покупала, пардон за интимные подробности. Ты же не думаешь, что у меня есть еще один крестраж и по этой причине Том Реддл из дневника не смог оказать на меня какое-либо влияние?

— Тем не менее, я полагаю, что именно так и есть, — Сириус развернул передо мной карту, после чего дал увеличение кабинета, где мы находились. Пять точек: Сириус Блэк, Северус Снегг, в дальнем углу — Наг и Том Марволо Реддл, а рядом с Северусом Снеггом — Лилия Гладкова и… еще один Том Марволо Реддл!

— Интересно девки пляшут… — я встала. Побледневший Сириус потянулся было к палочке. — У тебя руки дрожат, не повоюешь особо — раз. Второе — если бы я хотела тебе причинить вред, то у меня на этот случай в кармане лежит подаренный тобой же пистолет, который не надо заклинаниями активировать. И, кажется, я тебя просила о том, чтобы ты не порол горячку. Надо разобраться в том, какая из моих вещей является крестражем, и уже потом что-то с этим делать.

— Ну и как мы это определим? — уточнил он у меня.

— Северус, пожалуйста, не надо целиться в Сириуса. Мы же взрослые люди, а не придурошные подростки, давайте действовать соответствующе, — я вздохнула. О том, что Северус так же, как и я, может запросто выстрелить каким-нибудь заклинанием через ткань плаща, не доставая палочку, я догадалась уже давно. И сейчас, когда плащ едва заметно пошевелился, поняла, что именно собирался сделать он по отношению к старому школьному врагу. Нельзя было дать им сейчас начать палить друг в друга, да и в меня тоже… — Что же насчет определим… Ну я сейчас зайду за… Ширмочку мне колданете, товарищи маги, м? Так вот, я зайду за ширмочку и буду раздеваться. Как только точки «Лилия» и «Том» окажутся на расстоянии друг от друга, вы меня об этом проинформируете. Так мы и поймем, какая из вещей «мэйд ин чайна» оказалась вместилищем души Воланчика. Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не нашлось. Поэтому уже минуту спустя я оказалась за ширмой и практически без одежды. По мере продвижения по этапам вынужденного стриптиза до моего сознания дошла одна очень неоптимистичная мысль. Мысль, которая к моменту, когда я осталась без каких-либо предметов одежды и даже без подаренной Северусом заколки, оформилась в четкую и верную идею.

— Снова мимо, дальше, — раздался из-за ширмы четкий голос Сириуса. За сорок секунд надев обратно белье, носки, джинсы и клетчатую рубашку, я прихватила мантию и, на ходу завязывая синий галстук, вернулась к мужчинам.

— В чем дело? — уточнил у меня Сириус.

— Да ни в чем, блять. Ни в чем. Всех, кажется, так интересует вопрос, почему это годовалый ребенок выжил после попадания убивающего заклятия. Всех, блять, так интересует вопрос, откуда взялся этот шрам, если «Авада» не оставляет следов… Что, все такие тупые и никто не догадается?! Мне озвучить надо?!

Я уже не владела собой. Ярость, злость, ненависть — все это поднялось с глубины души. Почему я?! Почему это все дерьмо случилось именно со мной?!

Я никогда не жалела себя. Никогда не ныла, не жаловалась, не роптала на то, что у других есть что-то лучше, чем у меня… Хотя уж могла бы! Именно меня бросили подыхать на морозе! Именно я вынуждена была всего добиваться упорным трудом, а не получать на блюдечке с голубой каемочкой, как дети из некоторых семей. Мне никто бы не оплачивал учебу, никто бы не обеспечил работой, никто бы не помог… НИКТО. Я это знала с самого начала и поэтому старалась не обращать внимание на то, что помогают ДРУГИМ, сконцентрировавшись на том, чтобы добиться чего-то, используя свои собственные возможности и природные таланты, вроде той же склонности к криминалистике.

Чего я добилась? Смерти от осколков Ф-1?! Годное завершение жизни, ничего не скажешь! Да, работа полицейского опасна сама по себе, но почему-то другие люди до меня работали в Мутных Васюках годами, а то и десятилетиями, а с ними ничего не случалось! И первое же мало-мальски серьезное, громкое и скандальное происшествие привело к тому, что я оказалась здесь!

И сразу все в шоколаде просто: семья, пусть и напряжно ко мне относящаяся, но все-таки семья… Новая биография и жизнь, шанс начать все заново. Да щас вот прям! Не проходит и года, как меня пытаются убить. И почти получается это сделать! Потом меня пытаются подставить, а потом, на закуску, выясняется, что…

— Я — чертов ебаный крестраж! Во мне — кусок ЕГО души! И это не дневниковый Реддл шестнадцати лет от роду, который является подростком, по глупости открывшим тайную комнату и абсолютно случайно убившим непричастную девочку, а, блять, повернутый на всю катушку мужик пятидесяти с лишним лет! Вспомните, что он из себя представлял во время первой магической? Так вот, он — это и есть я, блять!

Северус белее мела сидел на диване, невидящим взглядом уставившись перед собой. Кажется, он вообще не слышал, что именно я говорю. Кажется, он все понял еще до того, как я выкрикнула прошлую тираду.

— Лил, послушай, ты — это не он. Я хорошо знаю тебя и могу с уверенностью сказать, что…

— Твой друг говорил со змеями? А я?! — выкрикнула я, требовательно уставившись на Сириуса. Смесь отчаяния, страха и какой-то смертной тоски заставляла говорить все это, спрашивать, требовать ответов.

— Нет, но…

— А я говорю! До залета в это тело я ничего не умела в магическом плане, а Лилиан здесь больше нет, так может ли статься так, что все мои способности — это он?! Что все мои мысли — это тоже он?! Что…

Взгляд упал на Карту Мародеров, которая до сих пор лежала на столе перед нами. Сейчас в кабинете, где мы находились, было на одну точку больше. Эта точка находилась словно в стене между помещениями. И называлась «Салазар Слизерин».

«А что, если Слизерин каким-то образом защитил василиска», — всплыли в голове слова Грюма. Да, защитил. Умно так защитил. Темный маг, хуле… Чего от него можно было ожидать? Крестраж? Нет, непохоже, тогда бы отображалось две точки на месте одной. Хм… Похоже, один из Основателей открыл для себя секрет бессмертия. Ну да, по легенде он исчез непонятно куда, вот только непонятно куда исчезнуть невозможно…

Прежде, чем Сириус проследил за направлением моего взгляда, я пристально уставилась на него глаза в глаза, незаметно делая знак Нагу. Решение вдруг оформилось в четкую, яркую и вполне понятную идею. Прости, Северус. Ничего не получится. Не будет у неудачников вроде нас светлого будущего, не светит оно нам. То, что во мне — слишком опасно. Я не хочу жить на пороховой бочке, я не хочу знать, что во мне есть что-то, способное перехватить контроль над моим телом рано или поздно.

То, что Реддл-во-мне не попытался это сделать, вполне объяснимо. Что можно намутить в теле двенадцатилетнего подростка? А вот дать мне выучиться, достичь чего-то и потом, лет через десять уже начать диктовать свои условия… Я ему этого не позволю. Крестражи — это не просто какие-то там части души. Это вполне разумные существа. Существа, которые имеют инстинкт самосохранения и свои собственные желания. И если дневниковый Реддл хочет всего лишь физического воплощения и безопасного для себя существования, то… То чего хочет та тварь, которая одиннадцать лет назад пыталась убить годовалого ребенка? В раскаяние я мало верю, верней — не верю вовсе. Скорей уж мести, воплощения своих идей… «Когда Лили Поттер станет новой Темной Леди…»

Прежде, чем кто-то меня успел остановить, я вылетела за дверь. Прежде, чем скрыться в переходах подземелий, я успела заметить, как в тени слева заскользило чешуйчатое тело, крепко сжимающее в зубах дневник. Дневник, в котором пора кое-что написать. Кое-что… Важное для меня. Объясниться, или как-то так…

Не откладывая в долгий ящик, я двинула в сторону Выручай комнаты, но тут снизу, из подземных переходов, раздался крик Северуса:

— Лили, стой!

Нет, пожалуйста, только не ты! Ну поимейте вы, гребаные небеса, хоть капельку сострадания ко мне! Я не хочу с ним объясняться!!! Не хочу оправдываться… Северус, если сможешь, прости меня! Я дура, влезла в твою жизнь, разбередила старые раны, дала несбыточную, как оказалось, надежду… Лучше бы меня вообще не было… Впрочем, меня и не станет.

Грюм придет к тем же выводам, что и я. Крестражи — это слишком опасно. Крестраж внутри человека — опасен вдвойне, поскольку одно дело дневник, а другое — человеческое тело, которое дает возможность вербального и физического воздействия на окружающий мир.

Меня убьют. Ставки в этой игре слишком высоки. Фокус в том, что я не позволю себя убить. Осталось лишь завершить несколько важных дел — и все вернется на круги своя. Главное — не бояться. Впрочем, я уже единожды умерла, так стоит ли опасаться повторения произошедшего когда-то?

Я хотела представить комнату, где все спрятано, но вместо этого у меня получилась копия моей комнаты в доме Северуса. Смахнув с глаз непрошенные слезы, которые тут же навернулись обратно, я взяла у змеи дневник и, открыв его на чистом листе, достала из кармана мантии ручку.

«Если крестраж в человеке, то его можно уничтожить, не убив при этом самого человека?»

«Насколько я знаю, нет. А почему тебя так это интересует? Неужели я-будущий и в этом направлении что-то начудил?»

«Я — один из крестражей. Впрочем, дело не только в этом. Салазар Слизерин и есть василиск. Полагаю, ты об этом узнал в тот самый день, когда открыл тайную комнату. Я даже могу предположить, где находится вход в нее — наверняка в каком-то из сортиров. Например, в том, неподалеку от которого нашли Филча и миссис Норрис. Там ведь вода была на полу, а откуда ей взяться? Как раз из канализационной трубы… Вони я не помню, правда, но это детали…»

«Я не устаю удивляться твоим поразительным для двенадцатилетней девочки дедуктивным навыкам, — отпустил мне комплимент дневник. Слезы хлынули из глаз, капая на страницы старого блокнота. — Лили… Почему ты плачешь?»

«Меня зовут Лилия Гладкова. Наверное, ты не знаешь о том, кто такие вселенцы, но похоже, сейчас самое время прояснить этот вопрос…» — начала писать я, выводя слово за словом все то, что произошло со мной за прошедшее время. Изливая человеку из дневника свою душу.

Том справедливо заметил. Мы похожи. Пусть он меня поймет… Пусть он поддержит, пусть он выслушает. Хотя бы он… Я не могу говорить об этом с Сириусом и Северусом — не хочу причинять им еще больше боли. Я не могу рассказать об этом Николь и Гермионе, потому что вываливать подобную информацию на детей вообще не следует, какими бы умными и развитыми они ни были. Я не могу рассказать об этом Грюму, поскольку нам теперь лучше не встречаться. Наверное, это было что-то вроде моей исповеди человеку по имени Том Марволо Реддл.

Я просто рассказала все, с самого начала. Про девочку из детского дома, которая выросла, стала полицейским и погибла из-за непонятно откуда взявшейся гранаты после того, как операция была завершена. Про настоящую Лилиан, место которой я заняла. Про Северуса, которого здесь, в этом мире, успела полюбить. Про друга, которого нашла здесь же. Про новых друзей и новую семью, которых в итоге получила этим летом. Да, пусть Тонксы лишь опекуны, но они заботились обо мне, любили и баловали, как члена своей семьи. Про миссис Уизли — полную рыжую добрую женщину, которая, видимо, при виде меня испытывает рефлекс «раз рыжее — значит, мое» и заботится так же, как о мальчишках и Джинни.

Дневник под моими руками начал исчезать. Я сама не понимаю, что произошло и в какой момент все окончательно изменилось, но вот я уже не пишу ручкой в старой школьной тетрадке, а говорю все вслух, при этом уткнувшись зареванным лицом в плечо обнимающего меня парня на четыре года старше. Он тоже что-то говорил мне, то ли пытался перебить, то ли утешал, но я уже не вслушивалась особо. Правда, в какой-то момент истерика прошла, и ко мне вернулось привычное состояние, ну и произошло осмысление, так сказать, ситуации.

— Ты же говорил, что для того, чтобы тебя материализовать, надо кого-то замочить, — хриплым от слез голосом произнесла я.

Том отпрянул от меня, вскакивая на ноги и глядя на собственные ладони, которыми до этого притягивал меня к себе.

— Блин горелый, — изумленно произнес он.

Поздравляю, я испортила будущего Волан-де-Морта! Протянув руку вперед, я подняла с пола дневник. Он не исчез, лишь оказался почему-то в стороне. Открыв его, я обнаружила, что нашу переписку как корова языком слизала — вместо нее все страницы дневника были исписаны аккуратным ровным почерком.

— Ты пишешь, как девочка-отличница, — хмыкнула я сквозь слезы.

Реддл пожал плечами, после чего уставился на меня.

— Как думаешь, это постоянный эффект или все-таки придется кого-нибудь замочить?

— Ты говоришь так, будто хочешь кого-нибудь замочить…

— А ты нет? — хмыкнула я, вытирая слезы рукавом рубашки. Мантия осталась у Северуса, и возвращаться за ней не было никакого желания.

— И… Что теперь? — уточнил у меня Том.

— А что? Свободен, гуляй, только уж будь добр, в этот раз не съезжай с катушек, — я отряхнула колени от пыли, окончательно вытерла слезы. — Если знаешь, где твое… кхм… То, что из тебя выросло, заныкало остальные крестражи и что они из себя представляют — поделись размышлениями напоследок.

— Размышлениями… Ну-ка постой смирно, — Том обошел меня по кругу, потом втянул носом воздух.

— Ты что, меня обнюхиваешь?

— Можно и так сказать. Скажи, ты сейчас, рядом со мной, не чувствуешь по отношению ко мне ничего… Необычного?

Я повернулась к нему лицом и принялась всматриваться в стоящего напротив парня. Нормальный. Обычный. Высокий, темноволосый, довольно симпатичный. Одет в слизеринскую мантию, поскольку крой школьной формы не менялся со времен основателей — только ворот старомодной рубашки под этой самой мантией выдает в нем пришельца не из нашего времени. Прическа тоже старомодная по нынешним меркам, ну а так…

— Ничего, — я пожала плечами.

— Странно, потому что я — чувствую. Чувствую тебя, как… Не то чтобы как часть себя, но… Еще в этой комнате есть что-то такое. Пойдем-ка, посмотрим…

Мы углубились в лабиринты коридоров из старого хлама. Все это время Том исподтишка разглядывал меня и явно собирался о чем-то спрашивать.

— Ты сказала — напоследок… Что ты собираешься сделать?

— Ты знаешь заклинание призыва адского пламени? — уточнила я. Помнится, именно адское пламя способно уничтожить если не все, то практически все.

— Да, но сомневаюсь, что смогу его контролировать. Не в моих правилах экспериментировать с подобными заклинаниями без обеспечения собственной безопасности.

— Скажи мне, — тихо произнесла я, складывая руки на груди.

Том замер, как вкопанный, поворачиваясь лицом ко мне.

— Ты в этом уверена? — тихо произнес он.

— Да. Найду Люциуса и крестраж, уничтожу их с помощью адского пламени. И заодно — тот, что во мне. Уже минус два. С тобой — минус три. Остальные осколки души этого мудака пусть авроры ищут.

— Но ты тогда…

— Да, умру. Какой же ты глупец… Есть вещи, которые хуже смерти. Намного хуже. Например, когда ты знаешь, что пострадает кто-то из близких тебе людей, а ты можешь что-то сделать и не сделаешь. Смерть… Смерть не плоха сама по себе. Адский огонь… Я не успею ничего почувствовать. Это лучше, чем сходить с ума из-за того, что у нас с Воланчиком одна башка на двоих в какой-то степени. Это лучше, чем все время бояться потерять контроль над собой и обнаружить себя в один прекрасный день с ножом в руках над телом близкого человека… Долго еще?

— Мы пришли, — тихо произнес Том, после чего достал из какой-то коробки небольшое украшение для головы. Типа короны. Это же…

— Диадема Когтевран! — пораженно прошептала я. Артефакт, который, по слухам, делал своего владельца умней. Может, слухи, может, нет, но он считался утерянным и…

— Обалдеть. Я сделал крестражем диадему Когтевран. Если у меня крыша в будущем поехала в том направлении, которое я предполагаю, то стоит поискать артефакты, принадлежащие другим основателям. Черт, а я-то хотел еще дневников наделать всего лишь…

— И сколько ты планировал сделать… кхм… крестражей?

— Семь. Магическое число.

— Мда… это получается, что в оригинальном Волан-де-Морте сейчас… Сто двадцать восьмая часть души. Или двести пятьдесят шестая, если я была незапланированным восьмым крестражем. Впечатляющий долбоебизм, а нам тут последствия разгребать, — привычно заворчала я.

— Почему ты думаешь, что была незапланированным?

— Может, потому, что будь я запланированным, он бы меня убить не пытался?

— Или бы весьма правдоподобно пытался, чтобы отвести все возможные подозрения на случай, если таковые возникнут, — пожал плечами Том.

— Ладно, не будем строить догадки. Мне нужны бумага и ручка, — в качестве бумаги я взяла первый попавшийся пергаментный свиток. Разумеется, старшекурсник перед этим подтвердил, что свиток — просто свиток, а не какая-нибудь зачарованная шняга, прикосновение к которой меня убьет на месте.

Щелкнув ручкой, я расписала ее в уголке листа, после чего принялась писать.

«Он хотел сделать 7 крестражей. Не знаю, сколько сделал на самом деле, но один — у Люциуса Малфоя, второй — дневник, третий — диадема Кандиды Когтевран, четвертый — я. Том из дневника — всего лишь подросток. Намеренно никого не убивал, с катушек слетевшим не выглядит, да и симпатии к «создателю» явно не питает, так что его со счетов можно сбросить. Я разберусь с диадемой, Люциусом и с тем, что во мне. На вас — остальные. Если одним крестражем оказалась диадема, то не исключено, что другие артефакты основателей были найдены и подвергнуты процедуре превращения во вместилища души.

P.S. Василиск обозначается «Салазар Слизерин». Он был анимагом? Или это кличка животного? Будьте осторожны. Лили».

Хал прилетел по условному свисту, едва я вышла из выручай-комнаты. Привязав к лапке птички письмо, я повернулась к Тому.

— А теперь ты покажешь мне, где именно искать Люциуса Малфоя. Раз уж ты чувствуешь крестражи, труда тебе это не составит.

Реддл лишь кивнул и, не глядя на меня, повел в сторону нижних этажей.

* * *

Он довел девочку практически до самого входа в Тайную Комнату. Крестраж был там, а значит — и тот самый Люциус Малфой, который служит наводчиком для василиска.

— Дальше тебе придется самой. Я не могу указать тебе вход.

Впрочем, это и не потребовалось бы. Учитывая, что масштаб поиска потайного хода ограничивался одной лишь комнатой…

Через пять минут после того, как девочка скрылась из виду, до Тома донесся скрежет открывающегося входа в канализацию. Он чуть усмехнулся — умения этой девчонки, верней — женщины, трудно было переоценить. Все-таки, ей трудно было отказать в логике.

Молодой волшебник медленно пошел по коридору в сторону выхода, пристально вглядываясь в окружающие стены и силясь понять, что же именно изменилось за прошедшие несколько месяцев.

Выйдя из здания, Том Марволо Реддл медленно побрел в сторону выхода. Признаться, на тот момент он абсолютно забыл о том, что Хогвартс накрыт куполом, который не выпускает никого за территорию школы.

— Чой это ты тут делаешь, парень? — раздался за его спиной голос. Голос, который Том сразу узнал.

От Лили он знал, что именно случилось с Хагридом. Само собой, Гладкова не могла знать, после каких именно событий исключили туповатого лесничего. Том о содеянном не жалел. Хагрид бы все равно не окончил школу, с его-то уровнем интеллекта, да и учитывая его тягу к опасным существам… Если у него хватило, верней — не хватило мозгов держать в коробке в каком-то чулане живого акромантула, то страшно представить, что выросло бы из него к концу седьмого курса. Впрочем, то, что выросло из него сейчас, Тома пугало не меньше.

— Да я… Это… — в голове лихорадочно закрутились все возможные оправдания, которые можно было придумать в данной ситуации.

— Чей-то ты плачешь, парень? Ну-ка пойдем, — прежде, чем будущий Волан-де-Морт успел сообразить что-нибудь толковое, лесничий схватил его за рукав и буквально волоком оттащил в свою хижину.

Здесь явно сказывалось воздействие Гладковой. Том помнил, что девочка с лесничим после произошедшего в прошлом году не общалась, но лекция о микробах, видимо, отложилась в памяти Хагрида, потому что хижина сверкала чистотой. Упоминание о рыжей девочке, пусть и мысленное, принесло слишком много боли.

Кто-то подхватил его, когда он был уже на коленях. Спрашивал, что случилось, заглядывая в лицо и стремясь узнать, почему он такой бледный. Бледный, бледный. Прислушавшись к себе, Том Марволо Реддл понял — два отголоска крестражей исчезли. Но только два. Что-то было не так…

— Дык что у тебя случилось, паренек?

— Что бы ты сделал, если бы знал, что твой лучший друг умрет с минуты на минуту? — тихо произнес Том Реддл, глядя перед собой невидящим взглядом.

Друг. Он впервые назвал кого-то другом. Назвал и сам ужаснулся. Да чтобы он…

Друзей у него не было. То есть, были люди, которые в школе составляли ему компанию, ведь одному ходить было не с руки, но никто и никогда не открывал ему душу так, как это сделала рыжая девчонка с зелеными глазами. И он сам… Он никому не рассказывал о себе тех вещей, которые говорил ей. Просто потому, что знал: она поймет. Не будет судить, не подгонит под какие-то общепринятые клише и стандарты, а просто постарается отнестись к осколку чужой души, как к человеку…

— Ну дык… Спасать друга-то надо, никак иначе.

— Ты не понимаешь, Хагрид! НЕЛЬЗЯ иначе! Лили сама все так решила, она поступила так, как считала правильным, и…

«И я не знаю, как мне теперь жить, зная, что я ее отпустил туда, в сеть канализационных труб под Хогвартсом. И я не знаю, как именно простить себе то, что это именно я сказал ей о том, как призвать адский огонь. Даже зная, к чему это приведет…»

— Лили?! Лили Поттер?! — взревел лесничий. Миг — и в его руках появился огромный арбалет. — А ну веди меня туда, парень, я сейчас там всех…

Против воли губы Тома тронула улыбка. Ума в лесничем не прибавилось. Ну что он там всех? Что он сделает?! Во-первых, судя по тому, что часть крестражей пропала, Лили уже сделала то, чего добивалась. Во-вторых, даже если бы и не сделала… Да она просто оглушила бы Хагрида или ногу ему прострелила, чтобы не путался под ногами. И все равно бы отправилась туда, куда намеревалась.

— Ничего ты уже не сделаешь, Хагрид. В том-то все и дело, понимаешь? Иногда решения принимаем не мы. Иногда от нас зависит не все, и от этого… Больно от этого, — тихо выдохнул Том, вытирая с щек дорожки слез. Он не помнил, когда плакал в последний раз. Наверное, в раннем детстве, когда еще умел. Но сейчас почему-то тоже сорвался. Впрочем, и так понятно, почему.

В тот момент, когда он открыл дверь и переступил порог хижины, ему на грудь метнулось длинное чешуйчатое тело, обвиваясь вокруг шеи, но не сдавливая.

— У нас-с проблемы, — тихо прошипел Наг, а это был именно он. В ладонь Тома скользнуло что-то. Волшебная палочка. Чья она и откуда Наг ее взял, Том не знал. Но судя по тому, как дрожала змея — произошло что-то страшное. — Спаси моего друга, ч-человек.

— Лили? Но ведь…

В этот момент Тома пронзила страшная догадка. Отсекло связь только с двумя крестражами. Диадема и тот, что был у Малфоя. Но вот тот, который был с Лили, верней, которым была Лили…

Ужас происходящего дошел до Тома, только когда он был на полпути к замку. Он уже не слышал криков Хагрида себе в спину, не понимал, что происходит, он лишь двигался вперед, крепко сжимая в руке чью-то волшебную палочку.

«Есть вещи, которые хуже смерти. Намного хуже. Например, когда ты знаешь, что пострадает кто-то из близких тебе людей, а ты можешь что-то сделать и не сделаешь. Смерть… Смерть не плоха сама по себе. Адский огонь… Я не успею ничего почувствовать. Это лучше, чем сходить с ума из-за того, что у нас с Воланчиком одна башка на двоих в какой-то степени. Это лучше, чем бояться все время потерять контроль над собой и обнаружить себя в один прекрасный день с ножом руках над телом близкого человека…»

Но почему крестраж перехватил контроль над ней? Не потому ли, что Лили грозила ему? Том вспомнил, как Лили рассказывала ему про свою спонтанную трансгрессию прошлой зимой, когда она, спасаясь от Волан-де-Морта в Запретном Лесу, кинулась с обрыва и не просто взлетела, как планировала, а трансгрессировала. Можно было списать это на проявление магии, а могло ли быть так, что так проявила себя часть Волан-де-Морта в ней? Подсознательно Том называл себя-будущего Волан-де-Мортом, потому что… Потому что не хотел лишний раз напоминать себе, что они — части одного целого.

Тома можно было назвать каким угодно: рассчетливым, хитрым, изворотливым… не зря же он при распределении оказался на Слизерине. Но он не был злым в прямом смысле этого слова. Да, в его планах было найти после совершеннолетия, когда снимут заклятие надзора, своего родного отца, сказать ему горячее «спасибо» за тяжелое детство, лишенное радости, тепла и ласки. Спасибо настолько горячее, насколько позволит его магия к тому моменту. Не зря же он тайком изучал различные пыточные заклинания на досуге… Но это было одно. Совершенно другое — убивать ради какой-то там идеи чистой крови. Разве это не глупо? Он сам, как ни крути, полукровка. Да, он презирал во время своей учебы тех, кто стремился надавить на жалость, спекулируя на своем происхождении, материальном положении семьи и прочих вещах, которые не имели к учебе никакого отношения. Но почему это все в итоге вылилось в какую-то сумасшедшую войну, в которой досталось не только «грязнокровкам», но и вполне уважаемым магическим семьям? Джеймс Поттер, например, был чистокровным волшебником, причем неслабым. У него родилась дочь, которая со временем могла вырасти сильной ведьмой и «дать прикурить», как говорила Лили, всему магическому сообществу? Зачем от них-то было избавляться?! Да и Лили Эванс-Поттер, насколько мог понять Том, тоже была… Если они с Гладковой действительно одно и то же, то как-то… Странно и страшно то, что в итоге произошло с ним в будущем. Вдвойне странно, что Лили не ненавидела за это его, четко разграничивая Тома Реддла и Волан-де-Морта.

Он чувствовал местоположение крестража. Он бежал в сторону входа в Тайную Комнату — крестраж находился прямо в коридоре, ведущем ко входу.

Взяв наизготовку палочку, он принялся медленно идти по коридору. Он помнил заклятие «Авада Кедавра». Он его знал. И почему-то сейчас не сомневался, что у него получится применить его по назначению. Лили надо было спасти. И единственный путь сделать это, который был — добиться того, чего она так хотела: уничтожить крестраж внутри нее… вместе с ней. Прежде, чем она причинит кому-то вред.

Он издали увидел знакомую огненную шевелюру. Девочка, верней, уже не она, стояла к нему спиной, прижав палочку к горлу темноволосого мужчины в черной мантии. Еще один мужчина лежал рядом на полу, судя по всему — без сознания. Или уже мертвый? Том логично предположил, что кто-то из них Северус, а кто-то — Сириус. Лили рассказывала ему о них, но не давала описания внешности. Подняв палочку, он направил ее на рыжеволосую.

В тот же момент что-то щелкнуло, грохнуло, и в живот ему ударила волна боли, разрывая мир вокруг на разноцветные осколки. Выронив палочку, он повалился на бок, рефлекторно прижимая руки к животу и чувствуя что-то мокрое между пальцев.

— Еще один спаситель явился, надо же… Сколько у тебя кавалеров, грязнокровка? Но, надо сказать, навыки твоего тела меня с каждой минутой впечатляют все больше. Надо оставить его себе. Пожалуй, никого не удивит, что один из крестражей лорда Волан-де-Морта, которому бедная девочка Лили Поттер доверилась, вдруг предал ее, убив двух ее лучших друзей? И никто не осудит ее за то, что она уничтожила его, верно? Ребенок настолько способен, что проконтролировал адское пламя… И в этот раз тоже. Гений, одним словом…

Неприятный, скрипучий смех раздался прямо над Томом. Ослабевшими руками мальчик попытался дотянуться до палочки. Лили была права — он в будущем стал «слишком много пиздеть», что было непростительной ошибкой.

Палочка вдруг отлетела очень далеко. Молодой человек раздосадованно выдохнул. Вообще-то странно, что с такой раной он до сих пор не умер…

— Ах, да… Совсем забыл. Акцио, дневник Тома Реддла, — раздался насмешливый голос над ним. Миг — и дневник вылетает из кармана его мантии, после чего исчезает в адском пламени. Том чувствует, как начинает кружиться голова. Он… Исчезнет сейчас? Или нет? Если бы только было хоть немного времени, если бы только он успел раньше...

Короткий вскрик мужчины, звук удара.

— Северус, а ты ни капли не поумнел. Пробовать одолеть это тело в ближнем бою, серьезно? — издевательский смех. — Знаешь, я мог бы тебя пытать… например, круциатусом. Но я не сделаю этого. А знаешь, почему? Да потому что она боится твоей смерти больше всего на свете. И ты умрешь сейчас. Вы оба умрете. Умрешь с осознанием того, что ты полное ничтожество, которое ничем не смогло помочь девочке, которая его любила. Как там старик говорил? Любовь — это самое сильное чувство? Любовь может все изменить? Будь он здесь — и я бы рассмеялся ему в лицо. Ну что же, пора, как выражается это тело, «заканчивать вечеринку». Кажется, ближайшие несколько часов мне придется быстро привыкнуть к этому лексикону. Прощай, предатель… Авада Кедавра!

Сознание Тома Реддла погрузилось во тьму. Все кончено. Они с Лили проиграли свой бой…

* * *

Он виноват перед ней. Да, виноват. Он замешкался. Вместе с Блэком они кинулись наперерез Лили, чтобы перехватить ее до того, как она встретится с Малфоем. Теперь рядом с ней было уже три точки «Том Реддл». При этом один из «Томов» передвигался рядом с ней, судя по всему, своими ногами. Потому что точка то забегала вперед, то отходила назад, при этом не будучи постоянно на том же месте, что и точка «Наг».

— Думаешь, она «оживила» дневник? — тихо спросил он Блэка. Тот лишь пожал плечами.

— Зачем мы это делаем? — тихо спросил он у него.

— Что делаем?

— Мы пытаемся поймать Лили.

— Мы пытаемся ей помешать, идиот, — тихо процедил Северус. — ты думаешь, что она, узнав о том, что является крестражем, станет сидеть тихо на одном месте и ждать непонятно чего?

— Ты же не думаешь, что она решит уничтожить… Крестраж?

— Решит уничтожить, да. Вместе с собой. Или, скорей всего, пойдет на поводу у рациональности и предпочтет уничтожить за один раз несколько крестражей. Малфой, она, тот крестраж, что они нашли сейчас, судя по всему, в Выручай-комнате… И адское пламя, — выплюнул Северус.

— Откуда она узнает это заклинание, по-твоему?

— Найдет книжку в выручай-комнате. Или спросит у Тома Реддла. Уж он-то в шестнадцать лет наверняка его знал. Лучший ученик школы был в свое время, если ты помнишь.

Каменные коридоры разносили их шаги на многие десятки метров вперед, но мужчин это не пугало и не смущало. Северусу уже не было страшно, что где-то по школе бродит василиск, а он, вообще-то, полукровка. Он боялся только за Лили. Надо было остановить ее. Надо было убедить ее отказаться от этой идеи. Пусть она даст ему хоть немного времени, он обязательно найдет способ, как вытравить крестраж из человеческого тела, не причинив вреда ей самой. В голове выстраивалась целая цепочка разумных доводов, к которым девочка могла прислушаться. И прислушалась бы, он просто должен был сказать ей все это сразу вместо того, чтобы сидеть на диване у камина и пытаться вдохнуть хоть немного воздуха, чувствуя, как сводит болью сердце и левую руку. Ему слишком плохо и страшно. Страшно потерять ее. Снова. Только не сейчас, не теперь, когда она любит его, когда готова принять его, невзирая на совершенные в прошлом ошибки. Он не даст ей принести себя в жертву еще раз. Мерлин забери, да почему она вообще все время рассуждает так рационально, а когда приходит время действовать — без раздумий жертвует собой ради других?

«Это просто арифметика на самом деле, — всплыли в голове слова, которыми она рассказывала про произошедшее во время памятной операции. — При худшем раскладе погибают трое и получают увечья еще неизвестно сколько. Ну, то есть, на народе броники, конечно, были, но все равно это вряд ли бы сильно кого-то спасло. А так — одна я».

Просто арифметика. По ее мнению, если она потеряет контроль над собой, то погибнет много людей. Если часть Волан-де-Морта, находящаяся в ней, запросто захватит ее разум, то все так и будет. А так… Так погибнет только она, и с точки зрения «арифметики» — это действительно лучший выход.

Вот только Северусу в кои-то веки было наплевать на рационализм, здравый смысл и всю эту «арифметику». Он не хотел дать Лили погибнуть. Не хотел ее терять.

— Она исчезла, — коротко бросил Блэк, когда они приблизились к третьему этажу.

— Что значит — исчезла?!

— То и значит, — отозвался мрачно мракоборец, показывая ему карту. — Только что она была вот здесь. Надо придумать, как открыть эту чертову комнату, и чем быстрей мы это сделаем — тем лучше.

«Думай, как открыть. Думай, как открыть»… Легко сказать — думай, когда в голову не идет не единой мысли. Еще пять минут они практически бежали к проклятому женскому туалету.

— Стойте! Вас двоих я и ищу, — раздался за их спинами голос Грюма.

— Прислали бы патронуса, — рявкнул Северус, пытаясь обойти старого мракоборца и кинуться дальше в ту сторону, где исчезла Лили.

— А ну сбавь обороты, парень, — старый аврор пристально уставился на него своим искусственным глазом.

— У нас нет времени, — тихо произнес Сириус. — Лили — один из крестражей Волан-де-Морта.

— Не удивили, — тихо отозвался Грюм, хоть и вздрогнул едва заметно.

— Вы… Знали? — едва слышно произнес Северус, сам себе не веря.

— Подозревал, что есть какой-то подвох в выживании ее… кхм… предшественницы десять лет назад. Так куда вы так торопитесь?

— Она знает! — прежде, чем Северус успел сказать хоть слово, в перепалку вступил Блэк. — Она знает, и она отправилась в сторону Тайной Комнаты. Там, в этом коридоре, как раз исчез Люциус Малфой, и у него есть еще один крестраж. А с Лили — еще один, и это не дневник! Она собирается…

Мракоборец выругался столь грязно и витиевато, что у Северуса покраснели уши.

— Стоять здесь. Ждать. Сейчас созову остальных и вместе отправимся туда. Ее надо схватить.

Невербальное заклятие оглушения сорвалось с палочки Сириуса прежде, чем старый аврор сообразил, что именно произошло.

— Что стоишь? Давай быстрей! — Сириус схватил его за руку и потащил за собой по сплетениям коридоров.

Северус облегченно выдохнул. Рассказывать обо всем Грюму было ошибкой. С их стороны было наивно на секунду предположить, что мракоборец отпустит Лили живой. Ведь если он «подозревал», то…

Северус едва не остановился. Что-то не вязалось. Почему для того, чтобы поймать Лили, Аластору Грюму вдруг понадобились остальные мракоборцы, находящиеся в замке? Конечно же, девочка хороша для двенадцатилетнего подростка, но Северус отлично мог справиться с ней в одиночку при условии, что она не будет приближаться на расстояние меньше двух метров. Удары у Лили были болезненными, а всякие подсечки, апперкоты и болевые приемы очень сильно мешали применению заклинаний. Да и если бы «подозревал», то почему не избавился от Лили раньше? Та доверяла ему, насколько это возможно. Приходила к нему в кабинет, пила у него чай…

— Появилась! — неожиданно произнес Сириус, показывая точку на карте. С учетом того, что они уже добежали до нужного коридора, а двери злополучного туалета были открыты, Северус уже и сам видел рыжеволосую девочку, которая как ни в чем не бывало выбралась из огромного люка, находящегося на месте колонны с раковинами.

— Нет, народ, в целом — я манала такие экспедиции. Не умей я летать — точно сломала бы шею себе нафиг, — привычно махнула рукой им она, поправляя синий галстук на шее и принимаясь отряхивать джинсы от пыли.

— Лили, черт тебя подери!

— Что, уже не Мерлин? — язвительно уточнила девчонка, в два скачка преодолевая расстояние между ними.

Мужчина сгреб ее в объятия, прижимая к себе.

— Я найду способ вытравить из тебя эту дрянь, слышишь? Найду. Ты только не вздумай… не смей, слышишь? — речь скатилась в бессвязное бормотание. Горло схватило странным спазмом. Ну да, только приступа ему на закуску не хватало.

— Все хорошо, хорошо, — чужие руки гладили его по спине, сама Лили что-то успокаивающе говорила ему. Только через минуту Северус понял, что Блэк за спиной девочки развернул Карту Мародеров и с мрачным выражением лица показывает ему. Присмотревшись, он понял причину его реакции.

На Карте Мародеров по прежнему отображались «Лилия Гладкова» и «Том Реддл». Вот только «Реддл» теперь был словно наверху, в то время как «Гладкова» заняла место под ним. Сириус бесшумно достал палочку. Северус крепко сжал Лили за плечи. Он знал, что ее друг так же, как и он сам, не причинит вреда девочке. Сириус наверняка планировал просто оглушить ее невербально, после чего они бы заперли ее в какую-нибудь магическую клетку и уже тогда принялись бы разбираться, как вытравить из ее тела Тома Реддла, при этом не нанеся вреда самой Лили, до сих пор находящейся там в качестве пленницы в собственном теле.

Резкий удар ногой по колену и такое же неуловимое движение, после которого Сириус мешком валится на пол, роняя палочку. Лили с самодовольной ухмылкой складывает карманное зеркальце, убирая его на место.

— У этого тела поразительные рефлексы, — с усмешкой заявляет она, как-то совершенно незаметно обезоруживая Северуса и направляя палочку ему в шею. — Пожалуй, я оставлю его себе. И эту любопытную вещицу тоже, — Лили посмотрела на него глазами, в которых мелькали теперь жуткие красные огни, после чего протянула руку в сторону карты. Та тут же подплыла по воздуху к ней и сама по себе сложилась, прячась в задний карман штанов. Тут же в руку ей прилетел пистолет, выстрел из которого повалил на землю молодого человека в слизеринской форме. И Северус даже в таком состоянии был готов поклясться, что среди своих студентов этого парня не видел.

Сердце заныло сильней. Нестерпимая боль разлилась по левой руке, мешая сконцентрироваться на всех тех словах, что произносил Волан-де-Морт голосом Лили. Может, это и к лучшему, ведь ничего хорошего темный волшебник ему сказать не мог по определению. В какой-то момент сознание немного прояснилось, и он уставился прямо в красные глаза. Глаза, из которых сейчас лились слезы.

Лили… она ведь там, внутри. Это она плачет… Волан-де-Морт не умеет плакать. Он даже не замечает ее слез… Или замечает, но в угоду себе продолжает издеваться над девочкой, запертой в своем собственном теле…

— …умрешь сейчас. Вы оба умрете. Умрешь с осознанием того, что ты полное ничтожество, которое ничем не смогло помочь девочке, которая его любила. Как там старик говорил? Любовь — это самое сильное чувство? Любовь может все изменить? Будь он здесь — и я бы рассмеялся ему в лицо. Ну что же, пора, как выражается это тело, «заканчивать вечеринку». Кажется, ближайшие несколько часов мне придется быстро привыкнуть к этому лексикону. Прощай, предатель… Авада Кедавра!

Перед глазами мелькнула зеленая вспышка. Вот и все. Они проиграли свой бой…

Девочка… Такая умная, изворотливая и по-слизерински хитрая девочка. Синий галстук на шее его не напрягал — даже будь он красным, сущность за цветом не спрячешь. Эту девочку он уже знал. Передвигаясь по трубам последние пятьдесят лет после того, как недоумок-потомок умудрился разбудить его, намереваясь использовать «чудовище тайной комнаты» в своих целях, он ждал кого-то наподобие ее. Кого-то, кто сможет снять с него чертово проклятие. Конечно, он бы предпочел, чтобы это было сделано раньше — тогда Годрик Гриффидор сполна поплатился бы за свою издевку над бывшим другом, но лучше поздно, чем никогда. Магический мир еще узнает о Салазаре Слизерине.

Он знал, что девочка могла учиться на его факультете, но выбрала Когтевран. Поразительно это было — не мямлить что-то невразумительное, а четко указать шляпе Годрика, что ей от нее, шляпы, нужно. Поразительная девочка, определенно поразительная.

Она полукровка, а значит — вполне подходит под условия. В то же время — она потомок древнего магического рода. Поттеры были потомками одного из легендарных братьев Певереллов. Не зря же девочке по наследству от отца перешел дар самой Смерти. Решено. Он заберет ее себе. Сделает своей наследницей. Наследницей Салазара Слизерина.

Обставить его потомка. Так хитро, умно, рассчетливо! Медноволосая демоница, чего же она достигнет, когда вырастет!

Змей медленно обполз помещение по кругу, с ненавистью глядя на собственное лицо, изо рта которого ему приходилось теперь выползать. Чертов Годрик Гриффиндор! Так поиздеваться над бывшим другом…

Девочка что-то забормотала во сне, поворачиваясь на бок. Змей аккуратно хвостом подцепил тело и разместил на себе, свернувшись перед этим в кольцо. Конечно, змеи — холоднокровные существа, но лучше лежать на василиске, чем на ледяном каменном полу.

Сделать вид, что позволила полностью подавить себя, и в решающий момент — направить на себя убивающее заклятие! С такой смелостью посмотреть в лицо самой Смерти. Это поистине достойно потомка младшего из Перевеллов.

Когда она улучила момент и произнесла убивающее заклятие, направив его на себя… Он бы поапплодировал, будь у него руки. Конечно, ей не дано было знать о специфике убивающих проклятий и их прямой связи с человеческими инстинктами, в связи с которыми нельзя использовать подобные заклятия для самоубийства, но… но это не делало затею, на которую решилась эта демоница, менее привлекательной.

Василиск наклонился и снова посмотрел на девочку. Он знал, что ей сейчас двенадцать лет. Самый подходящий возраст для начала серьезной работы. Конечно же, лучше бы она была на пару лет младше — тогда можно было бы успеть намного больше до того, как она войдет в свою полную колдовскую силу, но и это весьма, весьма неплохо.

Девочка зашевелилась и снова что-то забормотала. Жара не было, да и повреждений тоже — хоть ее и завалило обломками, но ничего серьезней синяков и царапин не было.

Как она воспользовалась тем убивающим проклятием! Легко, непринужденно, и главное — каким мощным оно получилось! Только тот, кто знает истинную ценность человеческой жизни, может так ее отнимать. Змей подозревал, что это создание намного мудрей, чем может показаться на первый взгляд. Девочка внезапно подскочила и села, потирая руками виски. В этот же самый момент Салазар Слизерин решил сразу понять, ошибся он с выбором или нет. Вывернув свою змеиную голову, он наклонился и, поднеся свою морду к самому лицу девочки, уставился на нее глаза в глаза.

Практически невидимым глазу движением она вскочила на ноги и одной из этих самых ног заехала василиску прямо в глаз. Взревев от боли, змей кинулся в воду с головой, надеясь, что зрение все-таки сохранится. Нет, когда-нибудь он сможет вернуть себе человеческий облик, и тогда получится вылечить глаз, если она его все-таки выбила, но… Проморгавшись под водой, змей понял, что глаз видит нормально, хотя наверняка будет слезиться. Его предыдущие ученики не проявляли по отношению к наставнику такой агрессии. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что предыдущие ученики видели перед собой не огромную змеюку, ставшую причиной нескольких смертей в Хогвартсе.

Вынырнув, он решил перейти к конструктивному диалогу, но сделать это ему не дал спикировавший сверху комок перьев, который целился на этот раз в другой глаз. Дернувшись, змей вынужденно ушел под воду снова. Подумал, что делать. Двадцать раз подумал перед тем, а надо ли ему вылезать. Возможно, он посидит тут какое-то время, а девчонка за это время поймет, что он не собирается на нее нападать?

Все-таки у него поразительно драчливая наследница… Хотя, это очень неплохой показатель. Умная, хитрая, смелая… не надо думать, что хитрец не может ценить смелость других людей! Если бы он не уважал это качество, то не подружился бы с Годриком Гриффиндором. Чертов Гриффиндор! Как жаль, что он давно умер — Салазар бы с удовольствием убил его. Проплывая в бассейне так, чтобы на поверхности был только гребень и часть спины, змей с удовольствием ощутил на себе воздействие нескольких убивающих проклятий. Отлично, она едва не умерла несколько дней назад, но при этом — по-прежнему находит в себе силы и желание убить кого-то. А еще — она выдержала его прямой взгляд, а значит — не капли не боится такую-то тварь…

Осторожно высунув из воды пасть и перед этим закрыв глаза собственным хвостом, Салазар Слизерин принялся говорить на единственном доступном ему языке — парселтанге. Ему оставалось только надеяться, что способность к этому языку не была уничтожена девчонкой вместе с куском чужой души, находящейся внутри нее.

* * *

— Авада Кедавра! — это все, на что меня хватило. Произнести заклинание, при этом с таким трудом вернув контроль над своей рукой и направив кончик палочки на себя. Сила удара была такой, что мое тело подлетело вверх, перевернулось несколько раз в воздухе и потом упало. Тут же сверху посыпались какие-то камни. Стойте, заклятие убивает на месте, верно, но почему я до сих пор…

Все исчезло. Открыла я глаза в каком-то месте, которое мне было вполне знакомо. Тот самый чулан под лестницей, в котором мне пришлось жить до переезда к Северусу. Странно, но сейчас тут не было мебели.

— Эм… Привет, наверное, — едва я приподнялась на локтях, глядя на свои ноги, которые на этот раз были слишком большими, как мне протянула руку… Я сама? Нет, не я. У меня не такой беззащитный взгляд и вид. Да и волосы «мои» всегда в аккуратной косе, а находящаяся напротив меня женщина радовала глаз длинными кудрями. Слишком ровными, чтобы быть натуральными.

— Ты кто? — прокашлявшись, я встала на ноги без помощи незнакомки, осматриваясь. — И где мы?

— Я… Лилиан. Лилиан Поттер. Ты… Мы… Похоже, что мы опять умерли и… И… Он сказал, что мы должны поменяться обратно.

— Он? — я обернулась по сторонам.

— Я.

Справа от стены возникла фигура человека в черном балахоне. Учитывая мою неприязнь к черным балахонам в принципе и к людям, скрывающим лицо — ничего хорошего от появления незнакомца я подсознательно не ждала.

— У вас есть время, чтобы задать друг другу все нужные вопросы. Потом эта дверь, — в стене появился проем прямо за моей спиной, — вернет тебя, Лилия, в твой мир. А эта — отправит тебя, Лилиан, в твое собственное тело.

Вернет… В мой мир? Я с изумлением уставилась на Лилиан, потом на неизвестного.

— А если я не хочу возвращаться? — задала я вполне резонный вопрос.

— Решайте сами. Я сказал, какие порталы куда ведут. Если вы договоритесь полюбовно об окончательном обмене, то так тому и быть. Если одна из вас не хочет возвращаться… Но помните — вы не сможете здесь, в этом месте, соврать друг другу. И не сможете замолчать. Говорите.

И мы заговорили. Одновременно. Я рассказывала Лилиан о том, как очнулась в ее теле, как наладила отношения с ее тетей и двоюродным братом. Как встретила Северуса, оказалась в мире магии. О нашей битве с Волан-де-Мортом на первом курсе. О том, что я люблю Северуса, а он — любит меня. О том, что Лилиан на самом деле — богатая наследница древнего и уважаемого магического рода, а также герой, хоть и с незаслуженной славой, которой я невольно воспользовалась. Как и ее деньгами. Подсознательно я ожидала что девочка разозлится, но этого не происходило. Вместо этого она, плача, начала рассказывать мне про то, что произошло там с ней, в моем теле.

— Я когда очнулась… Сначала я вообще не понимала ничего. Сделала вид, что никого не узнаю. Врачи сказали, что это нормально. Я, конечно, легко отделалась, то есть было несколько операций, но я не умерла и не стала инвалидом, но могла запросто схватить «амнезию». Там был этот парень, Василий. Он все время приходил ко мне, часами сидел со мной, таскал мне вкусности, разговаривал и учил… Заново учил всему, что я вроде как «забыла». Он любил меня, а я даже не могла сказать ему, что я на самом деле — не я. Сначала не могла, потом — не хотела. Я восстанавливалась два года. Еще три — проходила переквалификацию. Знаешь, я так завидую тебе. Ты такая сильная, умная, смелая. Ты не вела дневники, как я, но мне про тебя многие рассказывали столько хорошего! Я знаю, что ты до того, как жить там, что… Что ты моя мама. Ты самая лучшая мама на свете, правда! Как жаль, что я так никогда тебя не увидела, мне так жаль, что тебе пришлось умереть ради меня и за меня, и… И мне жаль, что я снова испортила, получается, твою жизнь. Я не хотела, чтобы мы поменялись, верней, хотела, но не думала, что от того, что я этого хочу, все на самом деле изменится. После реабилитации я сменила род деятельности. Ты сильная и смелая, но мне страшно смотреть на те фотографии. Мне страшно ходить в морг, ведь там мертвые и… Я теперь работаю с детьми. Верней, я теперь слежу за тем, чтобы детей никто не обижал так, как обижали Дурсли меня. Мы забираем детей у плохих родителей, находим им новые семьи или отправляем в детдом. Детдом — это не самое лучшее, конечно, но лучше детдом, чем родители-алкоголики или наркоманы, или отчим-насильник. Знаешь, меня теперь тоже любят. Я не знаю твоего Северуса, но Вася, он… Он мне сделал предложение тогда, пять лет назад. Я согласилась. Мне ведь было уже шестнадцать, и я… Я его полюбила. А три года назад у нас появился сын. Он рыжий, похожий и на меня, и на Ваську. Я его люблю, я не хочу его оставлять, я ведь знаю, как плохо ему будет без мамы! Ты ведь не сможешь его любить, как родного, пожалуйста, не возвращайся обратно! Я не хочу на войну, не хочу бросать свою семью, не хочу эту школу, магию… И деньги мне эти не нужны! Я только после того, как оказалась в твоем теле, стала по-настоящему счастлива.

Я растерянно провела по голове Лилиан, прижавшейся ко мне.

Рыжая девушка с завивкой не имела ничего общего с зашуганным ребенком, которого я помнила по дневниковым записям. Пожалуй, впервые в жизни мне было стыдно перед ней за предвзятое отношение. Сейчас она вон вполне ничего. Ухоженная, расчесанная, с маникюром, макияжем… Блин, да как она время на все это находит, с маленьким ребенком и работой, которая времени занимает столько же, сколько моя прошлая, разве что менее опасная и более муторная…

— Вот что мы сделаем, — я оправила косу, одернула рукава клетчатой рубашки, поразившись перед этим тому, что она оказалась впору на мое взрослое тело. — Мы сейчас рванем по нашим местам, то бишь я — к Северусу и Волан-де-Морту… не поверишь, соскучиться успела даже по этому утырку безносому. А ты — к той жизни, к которой привыкла за последние… Лет десять, судя по всему.

— Спасибо, — тихо прошептала она, обнимая меня.

— Тебе спасибо.

Нет, в самом деле. У меня тут нормальная жизнь! У меня тут Северус… Северус… Северус… Крестраж во мне…

— Почему я не умерла? — тихо произнесла я. Хотя да — Лилиан ли задавать этот вопрос. Она ведь не шарит во всякой магической херне от слова совсем.

— Насколько я могу понять, Авада Кедавра — это убивающее заклятие. И с твоих же слов знаю, что для того, чтобы убить кого-то, надо хотеть это сделать. А разве может какой-то человек по-настоящему, на уровне инстинктов, хотеть убить себя?

Я подняла голову вверх и расхохоталась. Демоническим, истеричным смехом. Черт подери, ну почему так все просто-то, а? Почему мне это в голову не пришло? Почему для того, чтобы все это произошло, мне надо было позволить оглушить Сириуса, тяжело ранить и, возможно, убить, Тома, после чего едва не убить Северуса? Где было мое логическое мышление? Почему я не додумалась просто наложить на себя аваду? Это же так логично…

Хотя, я сомневаюсь, что крестраж позволил бы мне это сделать. Точно так же, как не позволил убить себя с помощью адского пламени. Я ведь встретилась с Люциусом Малфоем там, под землей, сразу на выходе из уходящей вниз трубы. В облике совы не составило труда пролететь над ним незамеченной и спикировать блондинчику на голову, превращаясь во время падения обратно и вырубая урода хорошим ударом ребром ладони по горлу. Дальше — я кинула ему на грудь диадему, призвала адское пламя, но едва оно закончило с Малфоем и крестражем и переместилось ко мне, мои руки вдруг перестали мне подчиняться, а то, что заняло мое место, без труда остановило адский огонь. Выбраться я смогла, только когда это чмо безносое отвлеклось на болтовню о любви. Я люблю Северуса, поэтому никогда не позволю причинить ему вред. Особенно — моими собственными руками.

И вот я здесь. И вот я говорю с Лилиан. И вот — я возвращаюсь обратно. На этот раз навсегда. А там хоть потоп, хоть война с Волан-де-Мортом, хоть апокалипсис — мне уже ничего не страшно!!!

— Мне уже ничего не страшно! — напоследок выкрикнула я. Помахала рукой счастливой Лилиан, которая уже уходила через дверь, ведущую в мой мир, дернула за ручку вниз ту, что вела в реальность, где мне пришлось провести полтора года.

Первое, что я увидела, очнувшись — что я где-то не в Хогвартсе. Это было большое помещение с кучей скульптур из змеиных голов, торчащих прямо из воды. Прямо надо мной была наполовину вдавленная в стену скульптура огромного лица седоволосого волшебника с открытым ртом. Пока моя пошлая фантазия извращалась на тему того, зачем людям так широко открывать рот, округляя губы трубочкой, я села, и тут же словно из ниоткуда передо мной возникла голова огромной змеи со светящимися желтыми глазами.

Тело среагировало мгновенно — вскочив на ноги, я одной из этих самых ног заехала точнехонько в один из желтых горящих глаз. Про то, каким образом меня занесло в логово василиска, можно будет подумать позже, если выберусь. А маловероятно, что я выберусь, так хоть змее макияжик перед смертью испорчу. Будет ползать по школе «смоки айс», или вообще без глаз…

Василиск с ревом кинулся в бассейн, при этом сбросив со своего тела меня, а я тут же приняла форму совы. Если лишу его зрения — он не убьет меня взглядом. Если смогу подобрать заклинание из своего арсенала, которое вдруг да убьет его — выберусь. Это тот случай, когда действовать лучше, чем стоять на месте.

От удара птичьего клюва змей увернулся, после чего принялся кружить по бассейну, выставив на обозрение лишь часть чешуи на спине. Щедро пройдясь по этой чешуе авадой, круциатусом, сектумсемпрой и еще парой десятков проклятий, изобретенных Северусом, я уж было решила использовать адское пламя, как последний козырь, но в этот момент из воды показалась гигантская пасть.

— Я тебя не тронул и не трону. Услышь меня, наследница! — раздалось на змеином. Какого черта я до сих пор понимаю змеиный? Хотя, если я понимала немецкий, до этого знакомый только по куплетам Раммштайн, то почему бы и парселтанг не знать. Кстати, как он там меня назвал?

— Н-наследница? — уточнила я, решив, что ослышалась. Если бы он обращался к части души Тома Реддла, которая, возможно, до сих пор находилась во мне, то наверное сделал бы это в мужском роде.

— Я — Салазар Слизерин! — змея поднялась из воды в полный рост.

— Это ведь кличка, данная создателем, верно? Нет? — заметив, как василиск качнул отрицательно головой, я опустилась на пол, прижимая руку ко лбу. — Зашибись насыщенный денек. Кстати о насыщении… Раз уж мы пришли к конструктивному диалогу и вдруг оказалось, что я ваш потомок, может, найдется хоть суслик сырой завалящий, м?

Жрать хотелось… Зверски! Настолько зверски, что глядя на василиска, в памяти всплывали прочитанные в свое время в интернете рецепты различных блюд, главными ингредиентами в которых было мясо змеи. Нет, конечно, он старый и жестковатый, но…

Видимо, оценив мой плотоядный взгляд, направленный на его тушку, василиск решил, что накормить меня необходимо, после чего выбрался из воды полностью и произнес:

— Следуй за мной, наследница, — и двинулся в сторону открытого рта. Едва змея скрылась в проходе, я поняла, что лестницы не предвидится, и, привычно оттолкнувшись ногами от пола, взлетела вверх.

— Ты поступила мудро, развивая стихийные умения, не зацикливаясь на изучении стандартизированной школьной программы.

— Я еще самбо занимаюсь и стреляю неплохо, — хмыкнула я. Плюс криминалистика, но это, наверное, для Салазара Слизерина — как китайская грамота.

Спрыгивая на пол с другой стороны… кхм… рта, я обомлела. Место, открывшееся моим глазам, не вязалось с той длинной комнатой со змеиными головами.

Начать с того, что эта комната была намного меньше. Василиск, свернувшийся в дальнем от меня углу, занимал аж четверть свободного пространства. Еще две четверти были завалены каким-то хламом. Книги, свитки, старые чернильницы — чего тут только не было. Эту груду, наверное, разгребать не разгрести неделю… Остаток свободного пространства, не занятого василиском, был заставлен кроватью и столом. Судя по шелковым простыням и куче столовых приборов — жил здесь в последнее время Люциус Малфой. Как только он умудрился договориться с этой змеюгой — непонятно. Или он тоже наследник? И сейчас эта почетная должность перешла ко мне, ну вроде как по эстафете?

Едва я по кивку василиска села за стол, как… Епта, так вот откуда взялась идея о скатерти-самобранке! Фыркнув, я протянула руку и наложила себе два вида салата, после чего взяла вилку и принялась наминать угощение, заедая все это изумительным, как будто только что выпеченым, хлебом.

— Ну так что, у нас состоится сейчас конструктивный диалог? И вы, значит, больше не будете пытаться убить студентов этой школы?

— Я избавлял тебя от твоих врагов! — возмущенно зашипел василиск. — Этот человек нашел меня и, используя крестраж моего потомка, принялся говорить со мной. Он рассказал о многом, о том, что произошло за время моей спячки до того, как пятьдесят лет назад меня разбудил тот мальчишка…

— Кстати, а что тогда произошло? Вроде как кто-то умер… — я нахмурилась.

— Девочка с таким же синим галстуком, как у тебя. Она была в туалете, когда я пришел на зов того, кто осмелился называть себя моим наследником. Ты ведь понимаешь разницу между терминами «потомок» и «наследник».

— Согласно моим знаниям в области юриспруденции, потомок — это больше биологический термин, символизирующий происхождение от определенного человека, в то время как наследником, согласно современным законам, может стать человек, не имеющий кровного родства с тем, кому наследует, — чуть поморщившись, произнесла я.

— Поразительно, что это теперь включено-таки в магическое образование…

— Вообще-то нет. Я эти знания получила во время обучения в обычной общеобразовательной школе, — ехидно отозвалась я. — Что вам наговорил Малфой? Ах да, я сейчас угадаю. Бедный несчастный магический мир находится под пятой магглов и злобных магглорожденных, наводнивших улицы. Бесценные старые знания давно утеряны и забыты, а сама суть магии пришла в упадок! Великие волшебники сожжены на кострах инквизиции, а злобные магглы пользуются безнаказанно и безвозмездно всеми великими изобретениями великих волшебников! Так как-то, да?

— Дословно, — изумленно произнес василиск.

Вздохнув, припечатав себя ладонью по лбу и достав из карманов полюбившийся пистолет бельгийского производства и ручку, я сдвинула в сторону закуски и, сложив на груди руки перед собой, принялась рассказывать. Рассказывать, как обстоят дела на самом деле, при этом подкрепляя свои слова фактами, научными обоснованиями, логическими доводами и прочими разумными аргументами. Похоже, что Салазар Слизерин очень сильно соскучился по человеческому обществу и собеседнику, поскольку слушал, ни разу не перебивая.

Слава вам, все известные боги, что я хорошо учила школьную программу. Всего за десять лет, на самом деле, мы изучили так много. Зачатки знаний по астрономии, курс истории, биологии, общие знания по химии и физике — все это пригодилось мне сейчас как никогда раньше, в момент, когда пришлось открывать одни змеиные глаза на реальное положение вещей.

Вот представляете — обычные люди, в принципе, очешуенно живут без магии! Они уже давно отказались от перьев и перешли на авторучки, у них появилась так же, как и у магов, масса вещей, облегчающих жизнь. Маг постирает белье с помощью заклинания, а маггл запустит стиральную машинку. Маг пишет пером, маггл — авторучкой. У мага горят свечи и шары, а люди давным-давно придумали электричество. Маги шлют письма с помощью сов, а у обычных магглов уже сейчас есть возможность мгновенно обмениваться сообщениями друг с другом — достаточно лишь приобрести пейджер или мобильник. Второе, может, не всем по карману, но пейджеры в школе Литтл Уингинга были у четырех из пяти подростков.

Проехалась я и по идее чистоты крови, разъяснив горе-василиску основы генетики и приведя в качестве примера множество чистокровных семей, которые выродились за годы близкородственных браков. И в качестве более положительного примера тут же были представлены Гермиона, Николь, полукровка-Северус, который, кстати, вот представляете, изобрел половину тех заклинаний, которыми я по вам успела пройтись во время того недоразумения…

Оказывается, маги вовсе не воюют с магглами — последние и не догадываются о существовании другого мира рядом с ними. Поддерживаю ли я подобный ход? Да, я поддерживаю, потому что, к сожалению, у власть имущих магглов может родиться какая-нибудь дурная идея использовать магию «ради добра», но это может перерасти в большой вред, как с атомной бомбой. Что такое атомная бомба? Ах, простите, я вернусь в историю второй мировой войны. Я вам расскажу про оружие, которое может нанести больше разрушений, чем всякие убивающие заклинания. Я завалю вас сведениями о ядерном вооружении современного мира, о спутниковых системах наведения, после чего упомяну и про магглов, которые отправили человека в космос! Я расскажу вам про космическую орбитальную станцию «Мир», где нет ни одного мага, но есть магглы. Смелые, храбрые и самоотверженные магглы, которые исполнили свою мечту оказаться пусть и не среди звезд, но и не на своей планете. Вы считаете магглов отсталыми? Так вот, как бы между прочим — я сама маггл. Можете меня пролегиллиментить, если сможете. Посмотрите на эту точку на стене — я сейчас возьму и попаду по ней вот из этой штуки. Ах, дырка, как от заклинания? Ну порчу вам тут интерьер, что поделать…

— Выходит, меня… Обманули? — тихо произнес василиск. — Человеку, которого я выбрал своей наследницей, вовсе не нужна была помощь?

— О, так вы и об этом Люциуса попросили? Чтобы он помог вам помочь мне? Ну вы помогли, спасибо! Вы меня едва не подставили!!!

— Сквиб посмел кричать на наследницу!

— Ну и что? От ора еще никто не умирал. Сквиба бы потом можно было проучить как-нибудь. Накатать на него вон, жалобу на имя директора за превышение полномочий — и сквиба бы так провазелинили, что неделю не смог сидеть! И, кстати, кошку-то вообще за что? Я вообще эту кису люблю, когда не видит ее хозяин. И она меня, вроде, тоже, по крайней мере, мурлыкала и расчесываться шла очень охотно, а то этот сквиб ее совсем запустил…

— Но девочка посмела оскорбить наследницу и занять ее место в команде по квиддичу!

— Место не было моим — мы должны были доказать право на него в ходе соревнования. Я победила. Все остальное — неважно. Если Чжоу настолько мелочна, что хотела мне отомстить каким-то образом, то я не намерена была опускаться до ее уровня. И уж тем более, я не желала ей смерти и уверена, что она мне — тоже. В отличие от Люциуса Малфоя. О, вам, наверное, не рассказали о том, что учудило то, что выросло из вашего потомка? Я вас сейчас и об этом просвещу…

Я принялась рассказывать уже об истории наших… кхм… отношений с Волан-де-Мортом. И о Томе из дневника, который в итоге помог мне раскрыть секрет тайной комнаты.

— Выходит, это из-за вас я не могу теперь выходить, — мне показалось, что змей вздохнул.

— Нечего было пытаться людей убивать. Скажите спасибо, что не убили вас. Пока что. Сняли бы купол, я бы вообще послала Драко с какой-нибудь портативной ракетной установкой, из которой он зарядил бы вам в пасть. А я бы полюбовалась на то, что останется. Магия-не магия, но ракету даже василиск не переварит, — зло рыкнула я.

Змея метнулась ко мне, нависая надо мной.

— За что наследница так ненавидит меня? — в голосе было столько отчаяния, что я невольно почувствовала что-то вроде… жалости? Он ведь не сделал мне ничего дурного в итоге. С другой стороны, в целом василиск натворил дел.

— А за что вы ненавидите полукровок и магглорожденных? Почему вы запрещали таким, как я, получать образование в Хогвартсе? Почему вы приняли правила, которые едва не обрекли магический мир на вымирание? Почему вы, в конце концов, создали это место и грозились в один прекрасный миг уничтожить таких, как я? Почему ваша фашистская, ублюдочная идеология не сдохла со временем, как полагалось бы, а стала причиной стольких оборванных жизней, сломленных судеб?! Вы хоть понимаете, чему вы стали причиной?! — рявкнула я, поднимая голову и глядя в светящиеся желтые глаза.

— Тогда все было совсем иначе. Люди… Магглы… Все было другое, ты не понимаешь, наследница! Вспомни свой рассказ об Инквизиции, вспомни о, как ты говоришь, разнице в менталитете! Пойми меня, прошу! Раз ты поняла того мальчишку в зеленом галстуке, то почему я не могу заслужить твое прощение и твою любовь?!

И тут я все-таки подавилась чайком.

— К-какую еще любовь? — просипела я. Мои глаза приобрели идеально круглую форму. Глаза Салазара тоже. Он, кажется, понял, что проговорился о чем-то таком.

— Меня запечатал сюда Годрик Гриффиндор после нашей дуэли. В это тело… В это… место. Это он придумал легенду. Легенду, которая заставила бы всех бояться меня, отвернуться от меня. Ты, наверное, не знала о том, что василиск не может убить того, кто его не боится, ни взглядом, — змея снова обернулась ко мне, — ни ядом, — с клыка василиска пресловутый яд капнул мне на руку. Столешница подо мной задымилась, в ней появилась гигантская обгорелая дымная дыра, в то время как моя рука осталась абсолютно целой. Рубашка только теперь испорчена безвозвратно, а вот кожа даже не покраснела.

— Это, вообще, как… Это, вообще, что за фигня? — пробормотала себе под нос я. — Ладно, подведем итоги. Ты хотел, чтобы я типа тебя… расколдовала? Это вообще возможно? И, главное, как это вообще сделать?

Василиск свернулся кольцами и отвернулся от меня.

— Кто-то должен был полюбить меня таким, какой я есть. Я решил, что это может быть мой потомок, которого я назначу наследником. Наверное, ты уже поняла, что моему роду нравились змеи. И у тебя есть змея. Кроме того — ты понимаешь парселтанг, и дело даже не в крестраже, засевшем до недавнего времени внутри тебя. Я думал, что ты, став моей Наследницей, сможешь снять это проклятие. Подарить мне свободу.

— Офигеть… ну да, кто захочет поцеловать склизкую змеюку, с которой, вдобавок, еще и до первого свидания может не дойти.

— Та девочка… Она была гряз… Маглорожденной. Я думал, что смогу с помощью того мальчишки быстро все объяснить ей и вернуть себе свой облик. Я забыл о глазах. Забыл о том, кто я есть теперь… Постой… Откуда наследница знает про поцелуй?

— Дык про то же во всех сказках пишут, уважаемый, — фыркнула я.

— Нет! Нет! Если наследница все знала, то теперь она не сможет… не сможет…

Василиск принялся метаться по комнате, ударяясь своей башкой о стены. Судя по тому, что со стен ничего не сыпалось мне за шиворот и на голову — занимается он подобной практикой постоянно. Ну да, случись просидеть тут полстолетия, хотя до этого он, надо полагать, в анабиозе каком-то был — я бы тоже башкой об стены колотилась от ужаса.

— Так-так-так! Спокойно, смотри на меня. Уйми панику, отставь истерику, дыши ровно и глубоко… И скажи-ка мне одну вещь. На меня эту штуку перевести можно? Ну, например, если я попытаюсь его снять, но при этом не буду испытывать к тебе каких-то там добрых и светлых чувств, тогда я сама в змеюгу перекинусь?

— Так и есть. Подобные проклятия действуют таким же образом, но…

— А ну-ка наклонитесь-ка, — я плотоядно облизнулась. В голову пришла одна интересная и перспективная идея. Учитывая, сколько тварей за последние два года меня пыталось убить — эта идея открывала передо мной новые горизонты и замечательный перспективы.

— Что задумала наслед… Нет!

Поздняк метаться. Мои губы уже прикоснулись к змеиному лбу промеж глаз, после чего перед глазами вспыхнул ослепительно яркий свет и от меня отлетело в сторону тело мужчины лет сорока на вид. Что-то общее было со скульптурным изображением, но сам Слизерин был каким-то… не тянущим на великого волшебника. Скрюченный буквой «зю» мужчина средних лет… Скрюченность — это, видимо, змеиная осанка сказывается. Суетливые, нервные движения, прищуренные по-змеиному глаза и привычка следить взглядом за каждый взмахом руки собеседника, при этом щелкая зубами. Очаровательный персонаж, определенно.

— А теперь я тебе изложу свою обалденную во всех отношениях идею! — радостно заявила я, находя среди мусора зеркало и осматривая свою новую, так сказать, ипостась.

Ну, что я могу сказать — змейка просто обалденная получилась! Нет, правда обалденная! Меньше оригинального василиска, конечно, и глаза с зеленым отливом, а не ярко-желтые, но, кажется, это то, что нужно! Это мое совершенное оружие!!! Теперь игра с Волан-де-Мортом будет вестись на моем поле и по моим, черт подери, по моим и только по моим правилам! Трепещите, враги Наследницы!!! Интересно, а я все еще наследница или Салазар Слизерин передумал?

Мою идею он выслушал с круглыми то ли от афига, то ли от восхищения моим злобным гением глазами. Идея была простой, как тапок.

Как уже можно было догадаться, я превратилась в змею. В самого настоящего василиска, разве что не пятнадцать метров, а так, около пяти. Прочная чешуя надежно защищала мое тело от заклинаний, а регулярные тренировки, обеспечивающие лучшее управление змеиной ипостасью, сделают из меня поистине универсального бойца со всякими Пожирателями Смерти. Опять же, яд василиска уничтожает крестражи, так что если что — можно быстро и больно избавляться от них, не отходя от кассы. Я уже молчу про то, что мне надоела неубиваемость Волан-де-Морта, и я хотела обзавестись чем-нибудь подобным. Расколдовать меня мог Северус. Ему достаточно было понять, что василиск — это я, а карта Мародеров в этом могла ему помочь. Кстати, надо будет взять с собой, когда пойду признаваться. Ох, что-то мне подсказывает, что он не откажется пустить в мою шкуру парочку убивающих проклятий…

Если я признаюсь Северусу, что я — это на самом деле я, то смогу по-прежнему жить у него. Проблему с глазами можно решить, надев на змеиную голову что-то типа очков, а яд такие твари выпускают вполне осознанно, значит — за это тоже можно не бояться. Короче, будет у профессора зельеварения ближайшие несколько месяцев или лет милое домашнее животное. А когда мы разберемся с крестражами, а с такой-то змеюкой в арсенале мы точно с ними разберемся, я просто попрошу Северуса поцеловать меня. Он ведь любит, так что не откажет. И не испугается меня, потому что я змея.

— Мы можем делить это проклятие с тобой, — тихо произнес Салазар Слизерин. — Нет-нет, только не сейчас! Прошу, не лишай меня возможности побыть человеком после заточения и десятилетий ползания по этим туннелям… Я хочу… Я выйду на улицу! Я посмотрю на мир за стенами замка, я хочу убедиться в правоте твоих слов, мне… Мне столько нужно успеть…

— Ну, во-первых, пока что вы никуда не выйдете, пока купол не снимут.

— Сниму. Сломаю, если надо будет. Этот купол наложил человек, которого ты убила. Жаль, что это то заклятие, которое не исчезает с его смертью. Но я обязательно придумаю, как его уничтожить.

— Ладно, тогда… пары месяцев вам хватит на «прогуляться»? Дольше мне, наверное, нельзя будет на уроках отсутствовать…

— Я вернусь через неделю и сам займусь твоим обучением, наследница, — веско обрубил Слизерин, после чего направился к выходу из комнаты. — Я открою тебе проход в замок. Но ты должна быть осторожна. Помни — твое время ночь. И… Вот, возьми, — из какого-то хлама были трансфигурированы очки наподобие солнцезащитных, не дающие никому из людей увидеть мои глаза, а на слуховые… хм… отверстия были установлены какие-то заглушки, из-за чего я теперь ничего не слышала. Салазар написал что-то моей авторучкой на клочке пергамента:

«Удачи тебе, наследница»

Ох, мать моя женщина, ну и корявый у него почерк! А мне еще каким-то образом у него учиться. Ладно, к черту. Пока что надо разобраться с первичными проблемами. Узнать, как состояние Тома, успокоить Северуса… Он там, наверное, уже накрутил себя до последнего из-за моего отсутствия… Блин, надо было успокаивать его не в змеином облике все-таки, он же змей боится… Верней, недолюбливает. Глянув на счастливого Салазара, я решила не мучить человека по новой. В конце концов, Северус узнал меня в облике совы, узнает и змеей…

«Наследница… Прошла неделя», — вдруг появилась надпись на пергаменте.

Неделя?! Неделя?! Какого черта он мне только сейчас об этом сказал?! Ах да, я не спрашивала… почему я ничего не заподозрила?! Северус! Что с ним… неделя ведь… А если он что-то с собой сделал? Пожалуйста, только не это, пожалуйста…

В панике я неслась по подземному ходу, даже не замечая, что потайные двери и люки легко отворяются передо мной. В зубах я сжимала Карту Мародеров, которая должна была показать, кто я на самом деле. Слизерин предусмотрительно вывел на карту подземелья, верней — аппартаменты Северуса. Его там не было… А, нет, вот, появился. Когда я уже вылезала из туалета. Господи, как хорошо-то, а? Он жив, он в порядке… сейчас я быстренько постучу условным стуком, оставлю карту на пороге, он сразу увидит на ней мое местоположение, я выползу и все будет хорошо!

* * *

Он запомнил лишь вспышку перед своими глазами. Помнил слезы, льющиеся из зеленых глаз с красными отсветами. А еще помнил, что эти глаза на какой-то момент стали ярко-зелеными. И он жив. Жив.

Открыв глаза, мужчина попробовал пошевелиться и тут же сдавленно застонал от боли в груди. Сердце. Кажется, совсем в развалину превратился…

— Очнулись… Хвала Мерлину. Выпейте, выпейте, — прежде, чем он успел хоть что-то возразить, мадам Помфри залила в него содержимое трех пузырьков.

— Лили… Где Лили? — он потерянно обвел взглядом окружающее пространство, пытаясь приподняться. Не позволили. А рассмотреть вокруг ничего нельзя было — его кровать закрыта ширмой. — Лили… — тихо, безнадежно прошептал он.

— Уверена, что она навестит вас, как только сможет, — четко произнесла мадам Помфри.

С облегчением выдохнув, он закрыл глаза и провалился в сон. Жива. Жива. Как только сможет — придет.

Облегчение продлилось недолго — когда прошло целых три дня и от Лили до сих пор не было не то что прямого появления, но и никаких вестей, в душу закрались подозрения о том, что мадам Помфри его обманула. В тот момент, когда он готов был начать обвинять ее во лжи, он услышал разговор, который подтвердил его опасения.

Все так наивно думали, что он спит. Заглушающими чарами пользоваться никто не догадался. Переговаривались Сириус и мадам Помфри.

— Завалы расчистили, но никто не нашел ее тела. Может быть, отбросило в тот тоннель или же она просто исчезла.

— От третьего непростительного не исчезают! Один случай был, и то одиннадцать лет назад, — припечатала женщина. — Надо искать.

— Где искать? Если она перенеслась или спряталась в замке… Карта мародеров осталась у нее и…

— Вы что, так ничего и не поняли? — в разговор встрял третий. Северус узнал в нем того мальчишку в слизеринской форме.

— Ну поясни нам, Том.

— Она хотела избавиться от крестража в себе. Боюсь, что она это сделала. Если она действительно любила его, то могла под воздействием сильных эмоций перехватить контроль над своим телом и в последний момент направить заклинание на себя.

«Направить… Заклинание… На себя…» — набатом зазвучало в ушах. Направить… На себя…