Dark sky, bright stars | Тёмное небо, яркие звёзды (гет)

Иногда разум изнутри напоминал мне дом с сотней дверей. Одни скрипели на ветру — их следовало захлопнуть. Другие зияли, влекли за собой, и там, в глубине, прятались обрывки чувств, запах старого воска, шелест осенних листьев и счастье от чужих улыбок.

Сегодня мы тренировали способность показывать легилименту только нужные воспоминания, при этом запрятав остальные. Я сидела прямо, спина напряжена так, будто я готовилась к удару, который вот-вот должен был последовать. Блэк наблюдал за моим лицом — слишком пристально, слишком тихо, будто хотел выщупать трещины.

— Воспоминание прошлогоднего Рождества, — произнёс он спокойно. — Без младшего Уизли и Грейнджер. Будто их там и не было.

Я закрыла глаза, медленно вдохнула. Найти нужную дверь. Выбрать её, подчистить краем сознания всё лишнее — звуки веснушчатого смеха, книжные обсуждения у камина, привычные споры друзей, граничащие с заигрыванием.

Я шагнула в знакомую залу памяти, туда, где пахло хвоей и пирогами, где сияли огоньки на перекошенной ёлке. Я переписывала это прошлое осторожно, будто штопала тончайшую ткань: вынимала из неё лишние нити, чтобы осталась только сцена.

Миссис Уизли стояла у камина, поправляя гирлянду из золотых звёзд. Мистер Уизли, заливисто смеясь, показывал близнецам какую-то странную маггловскую игрушку — вертел её в пальцах, и всем было очевидно, что он сам до конца не понимает, как она работает.

Ёлка мерцала. Лицо Билла светилось мягким светом огня. Где-то в углу кто-то — наверное, Джордж — затянул рождественскую песню, вполголоса и не совсем в ноту.

Я осторожно обошла вниманием Рона и Гермиону. Их тени будто бы растворились в тепле комнаты. Всё было правильно: вспышки веселья, запах имбирного печенья, легкий гул разговора, лёгкие, невесомые улыбки. И всё же где-то глубоко, в потаённой комнате моего разума, ещё слышались их голоса.

Все это время Блэк молчаливо рассматривал обстановку, пару раз поморщившись, когда я теряла концентрацию, и друзья появлялись в нашем поле зрения. Тогда я неловко кривила губы и пыталась в очередной раз сконцентрироваться.

Джинни стремительно сбежала по ступеням, посверкивая своими чернющими глазами. Она пронеслась мимо призрачного силуэта Блэка, и если бы он обладал материальностью в моем сознании, её огненно-рыжие волосы, подобно живому пламени, задели бы его лицо. Регулус вздрогнул, будто от внезапного удара, и на мгновение в его глазах вспыхнул странный, почти лихорадочный блеск. Но он исчез так же быстро, как и возник, растворившись в холодной пустоте его лица.

— Вернёмся на кладбище, — сказал он холодно.

С учётом того, как часто мне приходилось вспоминать этот кошмар, я начинала к нему привыкать. Похоже, наши манипуляции слегка притупили острые грани той травмы, и теперь я лишь сдержанно закатила глаза, прежде чем перенести нас в нужную сцену. Спорить с Блэком — себе дороже. Я даже знать не хочу, что творится в его голове.

Темнота опустилась на нас. Невесомая, давящая тишина. Неровные, острые силуэты надгробий проступали из мрака. Холод разливался по коже — липкий, змеящийся под воротник и замерзающий в груди.

Мы стояли рядом и наблюдали, как Волдеморт стоит в кругу своих последователей, распевая самовлюбленные речи. Его голос растекался по кладбищу, разъедая воздух, как кислота.

Я устало провела рукой по лицу. На этот раз никаких заданий от Блэка не последовало, и я решила потратить это редкое мгновение на лёгкий отдых. Сердце, однако, стучало слишком громко. Меня начинало медленно душить раздражение — от всего этого, от него, от того, что я снова здесь.

— Блэк? — нарушила я молчание, не отрывая взгляда от сцены.

— Что? — короткий ответ. Он стоял неподвижно, руки сцеплены за спиной, взгляд цеплялся за каждую деталь происходящего.

Я сжала пальцы в кулак.

— Почему чистокровные семьи следуют за ним? — я вскинула подбородок, чтобы встретить его взгляд. — Это же жестоко. Столько пыток и убийств...

На мгновение ветер сгустился между нами, зашуршал в сухой траве, словно мир напрягся в ожидании ответа. Блэк даже не шевельнулся.

— Ты не видишь картину целиком, Поттер, — ответил он с привычным ледяным спокойствием. Лицо, освещённое тусклым отблеском фонарей, казалось вырезанным из камня.

От его равнодушия во мне что-то неприятно дёрнулось. Я замолчала, вглядываясь в сцену впереди, где один из Пожирателей свалился к ногам Волдеморта, извиняясь за свою беспечность.

Где-то внутри меня нарастала злость.

— Так ты всё ещё хочешь быть среди них? — спросила я шёпотом, но в моём голосе сквозила неприкрытая горечь. По спине пробежал холодок, словно чья-то невидимая рука скользнула вдоль позвоночника.

Регулус не сразу ответил. В его профиле зажглась едва уловимая тень усталости — или, может, сожаления.

— Не так важно, чего я хочу, — произнёс он наконец. — Семья на первом месте. А матушка приняла это решение за всех нас. Род важнее моих амбиций.

Я скривила губы.

— Но всё-таки... Почему? — не унималась я, ощущая, как в груди закипает слабое, но упрямое сопротивление. — Неужели чистота крови важнее моральных качеств? Я, например, не могу спокойно наблюдать за чужими страданиями.

В дальнем краю кладбища завыла другая Я, её крик сорвался в ночь, заставив уже меня вздрогнуть и отвести глаза. Ненависть к этой сцене вползала под кожу.

— Безумных садистов — меньшинство, — сказал Блэк спокойно, как будто объяснял очевидные вещи. — Никто не воспринимает их всерьез. Это отбросы даже среди своих.

Он повернулся ко мне на пол-оборота, и в его светлых глазах мне привиделась темнота.

— Их цель — не пытки ради удовольствия. Их цель — восстановление величия магического мира. Сила, порядок, чистота. Они хотят очистить наше общество от слабости, от грязи, что разрушает нас изнутри.

Ну это уже слишком. Я вскипела.

— Хватит говорить об этом с таким восхищением! — воскликнула я, с яростью вытесняя его из своего разума, обрывая связь, словно перерезая натянутую струну.

Перед глазами поплыли искры. За секунду всё исчезло — и кладбище, и надгробия, и Волдеморт — оставив только острую боль в висках и глухую ярость в груди.

Я вынырнула из памяти резко, будто всплыла на поверхность ледяного озера, тяжело хватая ртом воздух. Передо мной снова была столовой Калленов — с мягким светом, цветами в вазе и щемящей атмосферой домашнего тепла, которая сейчас казалась мне почти издевкой.

Блэк стоял напротив, как всегда безупречно собранный, но его губы были сжаты в тонкую линию. Он наблюдал за мной молча, и мне очень захотелось заехать ему по лицу.

— Ты сорвала упражнение, — спокойно сказал он. — Самоконтроль — основа защиты.

— Тогда займись самоконтролем сам, — выплюнула я, чувствуя, как внутри всё колотится в бешеном ритме.

Блэк прищурился. Его лицо оставалось бесстрастным, но что-то в напряжении его позы говорило: я задела его сильнее, чем он хотел показать.

Он молчал ещё пару долгих секунд. Казалось, Блэк перебирает в уме все возможные реакции — от холодной отповеди до ледяного игнорирования. Но потом он, похоже, решил выбрать совершенно иной вариант. Почти незаметно его плечи чуть опустились, напряжение в них дрогнуло, и он тихо сказал:

— Я приношу свои извинения. Это было неуместно в разговоре с тобой.

Я моргнула. Признание — пусть сжатое, сухое, как поломанная ветка, — всё-таки прозвучало. Не уверенная попытка оправдаться, не колкая фраза в ответ, а именно извинение. Настоящее.

Регулус отвёл взгляд, на миг устремив его в сторону окон, где за стеклом шевелились тени густого леса.

— Завтра в восемь утра, — бросил он через плечо, прежде чем исчезнуть в хлопке аппарации.

Лёгкий аромат цветов щекотал ноздри. Я выдохнула, прикрыв глаза, и заставила себя отпустить гнев.