Потерянная — незнакомая себе (гет)

После того случая в библиотеке Драко стал... сноснее. Он больше не язвил при каждом удобном случае, не искал повода уколоть или унизить. Напротив, держался сдержанно, иногда даже — странно вежливо. Ева не знала, чем именно был вызван такой поворот — то ли тем, что он не смог справиться с её правдой, то ли тем, что впервые увидел, как мало знает о настоящей боли. Но это было к лучшему. Напряжение между ними всё ещё витало, но стало мягче — как затянувшаяся, но всё ещё чувствительная рана.

Прошёл почти месяц с тех пор, как Ева оказалась в Меноре. Время тянулось неспешно, укутанное в роскошь, тишину и осторожное спокойствие. Нарцисса, как и обещала, надёжно скрыла её присутствие. Ни один посторонний не знал, что в доме живёт ещё одна гостья.

С тех пор как Ева оказалась в Меноре, прошёл почти месяц. Всё это время Нарцисса Малфой соблюдала обещание: никто не знал о её присутствии в доме. Комнаты Евы оставались скрытыми от посторонних, а охранные чары не позволяли даже случайным посетителям заподозрить её существование.

Домовой эльф Милф, скромный и пугливый, оказался не просто слугой, а своего рода личным стражем. По его словам, чары на комнату Евы срабатывали каждый раз, когда что-то приходило по почте — Милф чутко отслеживал сигналы, и именно он приносил ей письма. По одному — как только они достигали ее покои в приюте.

Первое письмо пришло спустя неделю после её прибытия. Почерк Джорджа Уизли был легко узнаваем — неровный, немного торопливый, будто он писал его в спешке, но при этом каждое слово было выверено:

«Прости меня. Я повёл себя глупо на вокзале. Не знал, как сказать, что волнуюсь. Если тебе что-нибудь понадобится — просто скажи. Мам с папой будут рады, если ты приедешь. Я... просто хочу знать, что с тобой всё в порядке.»

Ева долго смотрела на это письмо, прежде чем написать ответ. Он вышел сдержанным и аккуратным:

«Со мной всё хорошо. Меня навещает подруга моей мамы — медсестра Анна. Её присутствие помогает, и смотрительница приюта стала относиться лучше. Не волнуйся.»

Она старалась быть честной — и при этом не давать повода для лишних вопросов.

Второе письмо пришло ещё через несколько дней — от Невилла. Его аккуратный, немного корявый почерк был знаком и приятен:

«Я очень волнуюсь. Ты в порядке? Пожалуйста, береги себя. Если боль в руке вернулась — бабушка знает хорошую целительницу. Она даже спросила, может ли тебе чем-то помочь. Надеюсь, ты получила нашу посылку — я положил туда немного пирогов и засахаренных лепестков мяты. Напиши, если можешь.»

Улыбаясь, Ева действительно нашла завернутый в мягкую ткань свёрток — домашние сладости всё ещё пахли уютом. И, конечно, она ответила:

«Невилл, я так рада твоему письму. Со мной всё хорошо. Анна — подруга мамы — навещает меня, и это многое меняет. Спасибо твоей бабушке, её забота очень тронула меня. Рука всё ещё беспокоит, но терпимо. И, да, пироги были потрясающие.»

Третье письмо она получила ближе к концу месяца — снова от Джорджа. Но на этот раз он не пытался извиняться или спрашивать, как она. Всё письмо было кратким, почти как записка:

«Мы поехали в Египет. На каникулы. Папа выиграл приз с работы. Здесь жарко, и Перси всё время жалуется. Надеюсь, у тебя всё спокойно. Если что — напиши. Серьёзно.»

Она долго смотрела на это письмо, но ответа так и не написала. Не потому что не хотела — просто не знала, что сказать. Внутри всё ещё оставалась какая-то боль. Не злоба, не обида — просто тишина, которую не хотелось нарушать.

* * *

После завтрака Ева вышла прогуляться по поместью. День был тихий, утреннее солнце мягко освещало дорожки, выложенные светлым камнем, и аккуратно подстриженные кусты. Всё казалось мирным, почти сказочным.

Задумавшись, она свернула в непривычную сторону — шаг за шагом, сама того не замечая, оказалась в незнакомой части замка. Остановилась, оглянулась… и вдруг её взгляд зацепился за неожиданную сцену.

Ева подошла ближе, и только тогда поняла, что это были не просто лошади. У каждой из них за плечами — сильные, изящные крылья. Пегасы. Настоящие, волшебные, невероятные. От изумления она даже приоткрыла рот.

— Никогда раньше не видела пегасов… — прошептала она.

Драко бросил на неё быстрый взгляд.

— Ты же чистокровная. Должна была хоть что-то знать о магических существах.

Ева опустила глаза.

— Я… просто не помню, что было до моего десятилетия. После смерти мамы… я потеряла память.

Наступила тишина. Драко отвернулся, но взгляд его на мгновение стал другим. Более мягким. Почти растерянным.

— Хочешь погладить? — наконец сказал он. — Я придержу. Они не любят чужих, однажды даже укусили Пэнси за руку.

Ева осторожно потянулась к ближайшему — чуть менее крупному, пятнистому. Но прежде чем Драко успел что-то сделать, пегас сам потянулся к ней. Его мягкие ноздри коснулись её ладони. Он фыркнул, словно приветствуя её, и тихо мотнул головой.

Драко застыл.

— Это… мой, — выговорил он. — Он никого не подпускает. Даже отцу иногда характер показывает.

А теперь он стоял спокойно, доверяя Еве, как будто знал её с рождения. Ева осторожно провела ладонью по его шее, а пегас прикрыл глаза, будто наслаждаясь прикосновением.

— Он подпустил тебя к себе, — сказал Драко, всё ещё немного ошеломлённый.

— Да, — прошептала Ева, и в её голосе было что-то настоящее. Настолько, что даже крылатый конь будто бы это почувствовал.

Драко сильно удивился когда увидел как его конь как послушный и с таким интересом увлекла эту девочку собой.

— Можно покататься на ней? — спросила Ева, глядя на пегаса с сияющими глазами.

Драко удивлённо повернулся к ней. Его взгляд скользнул по её руке, и на мгновение он замешкался, не зная, что ответить.

— Ты хоть знаешь, как его зовут? — спросил он, немного сбивчиво, будто пытаясь оттянуть решение.

Ева покачала головой.

— Это он, а не она. Его зовут Макс. Максимус, — с заметной гордостью сказал Драко. — И, кстати, он не любит, когда путают.

—Понятно. Ты вышел, чтобы полетать?

— Да… сначала покормить, потом немного в воздух подняться. — Он кивнул в сторону седла. — Видишь, у него одного седло. Крупный чёрный — отцовский, золотистый — мамин. А этот — мой.

— Я заметила. Всё ясно. — Ева улыбнулась. — Понятно, почему он выделяется.

Драко задумался, глядя, как пегас всё ещё мирно стоит рядом с Евой.

— Не знаю… сможет ли он тебя понести. Он упрямый, чужих не слушается. Только меня. Но… похоже, ты ему нравишься. Попробуй.

Максимус действительно тёрся носом о её плечо и фыркал, как будто звал.

— Ладно, давай я помогу тебе забраться, — сказал Драко и осторожно подал ей руку.

Сесть было не так просто — из-за руки — но с помощью Драко она поднялась в седло. Максимус слегка переминался с ноги на ногу, но был спокоен.

И вдруг — без предупреждения — пегас расправил крылья и оттолкнулся от земли.

Ева вскрикнула, но почти сразу смех вырвался из её груди. Это было не похоже ни на что, что она знала. Полёт на метле был резким, иногда жёстким, — а здесь всё было мягко, плавно, как сон. Максимус чутко слушался каждое её движение, даже самые лёгкие повороты плеч или наклоны корпуса. Казалось, он понимал её ещё до того, как она хотела что-то сделать.

Воздух был свежим и прохладным, деревья внизу казались игрушечными. Ева чувствовала, как исчезают все тревоги, и вместо них остаётся только восторг. Ни давления, ни страха, ни боли. Только небо. И свобода.

Она летала кругами над поместьем, взмывала выше, чем когда-либо осмеливалась на метле. Всё было под ней — сад, крыши, озеро вдалеке, — а она была над этим всем, как птица, как ветер, как мысль.

Когда, наконец, она опустилась на землю, волосы Евы были растрепаны от ветра, щеки пылали, а в глазах искрилась такая радость, какой у неё не было, пожалуй, с первого дня в Хогвартсе. Максимус фыркнул, переступая копытами, словно и сам был доволен полётом, и покачал крыльями, прежде чем сложить их аккуратно за спиной.

На краю лужайки её ждал Драко. Он стоял, скрестив руки, с характерным прищуром, в котором читалось больше, чем просто удивление.

— Ну, — протянул он, когда она подошла, — похоже, у тебя с ним что-то вроде... взаимопонимания.

Голос его был нейтральным, даже чуть ленивым, но в глазах мелькнуло то самое: неподдельное изумление, едва прикрытое равнодушием.

Ева рассмеялась — звонко, немного растерянно, всё ещё под впечатлением от полёта. Она соскользнула с седла и, дотронувшись до шеи пегаса, поблагодарила его почти шёпотом.

— Спасибо, — сказала она уже Драко, повернувшись к нему. В её голосе была искренность, которой редко удостаивался кто-то извне.

Он едва заметно кивнул, но взгляда с неё не отвёл. Максимус тем временем остался стоять рядом с Евой, наклонив голову и доверчиво ткнувшись в её плечо. Казалось, он сам сделал выбор — и это Драко видел лучше всех.

— Он даже меня не всегда слушается, — пробормотал тот, как бы между прочим. — А уж чтобы вот так… — он махнул рукой в сторону неба, — сам взлетел… Это что-то новенькое.

Но ни похвалы, ни вопросов не последовало. Они вместе вернулись в поместье.

**

Конец июля подкрался тихо и жарко. Солнце лениво скользило по стенам Малфой-Менора, а Ева считала дни — осталось совсем немного до дней рождения Гарри и Невилла. Эти даты были для неё важны — не просто как повод для подарков, а как напоминание о людях, которые значили для неё больше, чем она могла сказать вслух.

Когда она упомянула Нарциссе, что собирается выбрать подарки для друзей, та тут же предложила в лучшие магазины Косого переулка — от отборных лавок с меховыми изделиями до изысканных бутикoв, где всё было будто сшито заклинаниями для элит.

— У тебя должен быть достойный выбор, — сказала она с уверенностью женщины, привыкшей окружать себя только лучшим.

Но Ева только покачала головой.

— Спасибо, но… у меня не так много денег, — проговорила она неловко, но твёрдо. — Я хочу выбрать сама. И хочу, чтобы это был мой подарок. От меня.

Нарцисса нахмурилась — не из гордости, а, скорее, из нежелания видеть, как девочка ограничивает себя. Она даже предложила оплатить всё сама, но Ева осталась непреклонной. И в этом споре проявилось нечто большее — уважение к себе, к своим возможностям, к настоящим чувствам.

— В прошлом году я подарила им перчатки, — объяснила она мягко. — А на Рождество — Невиллу шапку. В этом году хочу выбрать Гарри хороший тёплый шарф и шапку, а Невиллу — шарф в его любимом цвете. Они пригодятся зимой. И они будут от меня.

Нарцисса выдохнула, немного напряжённо, но, в конце концов, согласилась. В её взгляде появилась тень уважения — не к упрямству, а к внутренней стойкости девочки, которую она всё яснее начинала понимать.

Когда Ева отправилась на Косой переулок за учебниками и необходимыми вещами к новому учебному году, она не забыла и о подарках. В одной из лавок, чуть в стороне от блестящих витрин, она нашла то, что искала: глубокого рубинового цвета шарф и подходящая к нему шапка для Гарри, мягкие, но прочные, с лёгкой золотистой полосой. А для Невилла — уютный шарф, связанный из шерсти цвета чайной розы и древесного мха — точно под его тёплый характер.

Когда наступил день рождения Невилла, Ева написала к нему короткое, но искреннее письмо и, вложив подарок, передала всё через сову. Сердце немного сжалось — хотелось обнять его, увидеть, как он улыбается. Но она знала, что сейчас так будет лучше.

В этот же день утром она вернулась в приют. Зашла в свою старую комнату — пустую, но знакомую до мелочей — чтобы уже оттуда, незаметно для посторонних, направиться к дому Гарри. Письмо и подарок были готовы. И хотя многое в её жизни изменилось, в этой привычной, почти ритуальной заботе о друзьях всё ещё сохранялась её самая настоящая, прежняя Ева.

* * *

Утро 31 июля выдалось на удивление свежим. Солнце только поднималось, окрашивая Тисовую улицу в мягкий золотисто-розовый свет. Ева стояла у двери дома №4 с лёгкой тревогой. В руках она держала аккуратно завёрнутый в коричневую бумагу свёрток — внутри были шапка и шарф глубокого рубинового цвета с тонкими золотистыми полосками. Ева надеялась, что Гарри понравятся такие цвета.

Она постучала дважды, стараясь не разбудить весь дом. Дверь открыл сам Гарри — с растрёпанными волосами и удивлённым выражением лица.

— Ева? — прошептал он. — Ты что… как ты здесь оказалась?

— Тсс, — улыбнулась она. — С днём рождения. Я не надолго. Просто хотела поздравить тебя лично… пока не начался твой день.

Он хмыкнул, чуть качнув головой.

— Ты даже не представляешь, насколько ты права. Тётя Мардж приезжает сегодня. А она поверь не самая приятная личность во всех смыслах.

— Понятно, — кивнула Ева. — Поэтому и пришла рано.

Она протянула ему свёрток. Гарри открыл его прямо на пороге и вдруг улыбнулся — по-настоящему, с теплом.

— Это ты сама сделала?

— Купила в Косом переулке, но выбирала долго. Сама. Хотела, чтобы тебе было приятно.

— Спасибо, — тихо сказал он. — Это… очень, очень приятно.

Они постояли в лёгком утреннем молчании. Где-то наверху скрипнула половица — Дурсли начинали просыпаться.

— Мне пора, — Ева шагнула назад. — Пока не началась твоя комедия ужасов.

Гарри усмехнулся.

— Спасибо тебе огромное.

— Увидимся, — тихо сказала она и быстро скрылась за углом.

Через минуту, когда Гарри снова выглянул на улицу, там уже никого не было. Только утренний ветерок играл в кустах тонкой шёлковой лентой от упаковки. Он осторожно поднял её и улыбнулся.

День только начинался. Но теперь он точно стал лучше.

* * *

Когда Ева вернулась в поместье Малфоев, Нарцисса встретила её как всегда — с мягкой улыбкой и заботой. Но что-то в её взгляде было другим. Незаметная, тонкая тревога скользнула в её движениях: рука задержалась на плече Евы чуть дольше, чем обычно, голос звучал чуть тише. Ева почувствовала перемену, но не стала задавать вопросов. Нарцисса явно старалась не выдать беспокойства — и ей хотелось сохранить это хрупкое равновесие.

Проходя по коридору, Ева заметила на столике свежую газету. Один заголовок сразу бросился в глаза. На первой полосе — черно-белое фото мужчины с измождённым лицом и острым взглядом. Подпись: «Сириус Блэк сбежал из Азкабана». Её сердце сжалось. Вот оно — очередное поворотное событие. Она медленно провела пальцами по фотографии, будто желая убедиться, что это не иллюзия, и аккуратно положила газету обратно. Говорить о своём знании она не стала. Просто поднялась в свою спальню.

В комнате она села на кровать и достала из сундука документ — разрешение на посещение Хогсмида. Бумага была официальной, со штампом школы. Ева знала, что её должны подписать родители или опекуны. Миссис Дёрсли — точно не вариант. А Нарцисса… она ведь может это сделать.

Потом она спустилась вниз. Поговорить с Нарциссой про это. Из-за приоткрытого двери доносились голоса снизу. Ева невольно затаила дыхание.

— Я не понимаю, что мы можем сделать… Он сбежал, Люциус. Это опасно, — голос Нарциссы дрожал, в нём звучала искренняя тревога.

— Дорогая, не волнуйся, — отозвался Люциус хладнокровно. — Дементоры будут охранять Хогвартс. Блэк не подберётся туда.

— Но всё-таки… Люциус, мне страшно, — едва слышно сказала она. — Что будет с Евой, если мы сейчас вернём её в приют?

Наступила пауза. Ева прижалась к стене, вслушиваясь.

— Я уже сказал тебе, — наконец произнёс Люциус сдержанно. — Мне пришло предупреждение. Обыск. Если найдут здесь Еву… вопросы неизбежны.

Он вздохнул тяжело, как человек, загнанный обстоятельствами.

— Когда они придут? — тихо спросила Нарцисса, сжав руки на коленях.

— Я не знаю, — раздражённо отозвался Люциус, проходя по комнате с тяжёлой поступью. — Письмо пришло. Может, завтра, может, позже. Министерство любит внезапности. Их сдерживает только мой статус — потому они и отправили это уведомление, чисто для вида. В последнее время они слишком распоясались.

Он остановился у окна, бросив взгляд на сад, залитый мягким дневном светом.

— Но как это объяснить Еве? — голос Нарциссы дрогнул. — Она же… она только начала привыкать к нам. Я не могу даже представить, через что ей пришлось пройти. Она такая тихая, замкнутая… Живёт под нашей крышей, но почти ничего не рассказала. А всё, что не говорит — чувствуется. В каждом взгляде, в каждом жесте.

— Я прекрасно тебя понимаю, дорогая, — кивнул Люциус, чуть смягчившись. — Но это не только ради нашей безопасности. Это и ради неё. Ты же знаешь, если Министерство обнаружит её здесь без объяснений — всё может закончиться гораздо хуже.

Нарцисса поднялась с кресла, взгляд её вспыхнул решимостью:

— Я не согласна. Используй все свои связи, Люциус. Мы Малфои. Мы не позволим Министерству врываться в наш дом, будто в логово преступников.

— Моя любимая… — Люциус устало выдохнул. — Но ты забыла: Блэк — твой кузен. Мы не можем просто стереть этот факт. И, нравится тебе это или нет, сейчас они ищут любых зацепок. Пожалуйста, пойми: ты должна её отпустить. Она справится. Я в этом не сомневаюсь.

— Но… — начала Нарцисса, желая возразить, но в этот момент дверь в комнату отворилась.

На пороге стояла Ева.

Она не спрашивала, не оправдывалась. Просто смотрела на них. В её взгляде читалось понимание. И, может быть, лёгкая обида — но не упрёк.

— Простите, — тихо сказала она. — Я услышала. Я не хотела, правда. Просто… я всё понимаю.

Нарцисса бросилась к ней, словно забыв обо всём остальном.

— Ева, милая… — Она хотела сказать, что не позволит, что не отдаст, но слова застряли в горле.

— Всё в порядке, — перебила её Ева. — Если нужно, я уйду. Я… уже привыкла.

Люциус закрыл глаза на секунду. Его лицо оставалось холодным.

— Нарцисса, — голос Евы звучал тихо, но уверенно. Она стояла на пороге гостиной, собрав всю свою волю в кулак. — Я и так задержалась в вашем доме дольше, чем ожидала. Спасибо за заботу и гостеприимство, но я справлюсь со своими проблемами. И если грядёт проверка от Министерства — моё присутствие действительно может поставить вас под угрозу. Я… согласна с мистером Малфоем.

Она чуть опустила взгляд, словно признаваясь в чём-то постыдном.

— Я понимаю, подслушивать было неправильно. Простите. Но я стала невольным свидетелем.

Говорить было тяжело. Каждое слово словно отрывалось от сердца. Ева понимала, в каком хрупком положении находится. Сириус Блэк, сбежавший из Азкабана, — кровный родственник Нарциссы. И теперь, когда мир содрогается от новости о его побеге, Министерство в отчаяние ищет зацепок — даже среди чистокровных. Быть в доме Малфоев в такой момент — слишком рискованно. Особенно для неё.

Возвращаться в приют она не хотела. Но быть обузой, ещё одной угрозой репутации семьи, которая дала ей временный дом, — этого она допустить не могла.

— Нет, — Нарцисса сделала шаг к ней. В её голосе звучала мольба. — Нет, мы что-нибудь придумаем. Я не могу снова тебя потерять.

— Вы не потеряете меня, — мягко, но твёрдо сказала Ева. — Вы знаете, где я буду. Вам не стоит волноваться. И если Министерство начнёт устраивать обыски — лучше, чтобы меня здесь не было. Всё равно школа скоро начнётся. Я буду в Хогвартсе, в безопасности.

— В безопасности? — с болью переспросила Нарцисса. — За всё время учёбы ты чаще бывала в Больничном крыле, чем в собственной спальне! По словам Драко…

— Он преувеличивает, — Ева чуть усмехнулась. — Мне никто намеренно вреда не причинял. Просто так выходит… я будто сама себя в беду тяну. Но я справляюсь. Правда. Я стала намного сильнее, чем кажусь.

Она на мгновение задержала взгляд на женщине, которую уже начала считать почти матерью.

— И спасибо вам. За всё. Я попрошу Милф собрать вещи. Думаю… к вечеру я вернусь в приют.

— Ева, милая… — голос Нарциссы задрожал. Она хотела сказать больше — остановить её, обнять, укрыть от всего мира. Но слова застряли в горле, сдавленные воспоминаниями о той, кого она уже однажды потеряла.

О лучшей подруге, которая отдала всё, чтобы спасти дочь.

О девочке, ставшей её последней связью с этим прошлым.

— С вашего позволения, — Ева слегка улыбнулась и вышла, оставив за собой тишину, натянутую, как струна.

Она поднялась в комнату, которая с первого дня была предназначена только ей. Быстро собрала вещи: часть спрятала в зачарованный мешочек, остальное уложила в чемодан. Движения были чёткими, почти механическими — она старалась не думать. Не чувствовать.

Спускаясь вниз, она услышала лёгкий гул голосов.

Семейство Малфоев ждало её внизу в полном составе.

— У меня есть одна просьба, — тихо сказала Ева, когда Нарцисса отпустила её из объятий. — Я хотела спросить… Могли бы вы подписать разрешение на посещение Хогсмид? Или... заставить это сделать миссис Дёрсли?

Её голос дрожал, но она старалась держаться спокойно. Надежда, такая хрупкая, как тонкое стекло, проскользнула в глазах.

— Я была бы счастлива помочь, дорогая, — с горечью ответила Нарцисса. — Но этот лист… он заколдован. Его может подписать только твой официальный опекун или законный представитель. Более того, если подпись будет получена под Империусом или другим заклинанием принуждения — чары распознают это, и бумага тут же почернеет. Северус как-то рассказывал об этом: профессор твоего факультета наложила особую защиту, чтобы исключить подделки.

— Понятно… — Ева едва заметно кивнула, и тяжело вздохнула. Она уже собиралась вызвать домового эльфа, но Нарцисса мягко коснулась её руки, останавливая.

— Если тебе понадобится помощь — напиши мне, — сказала она тихо. — Используй кодовое имя, я пойму. Если что-то случится в школе — сообщи через Драко. Он найдёт способ передать мне всё. Я приеду. Под любым предлогом. Просто… не думай, что ты одна в этом мире. Есть люди, которые будут за тебя заступится. Всегда.

Она снова обняла Еву, крепко, почти матерински. Девочка прикусила губу, чтобы не расплакаться. Не сейчас. Не здесь.

— Спасибо. Я это запомню, — прошептала она.

Сзади раздался холодный голос:

— Думаю, нам стоит обсудить поведение в школе.

Драко стоял в стороне, с каменным лицом и непроницаемым взглядом.

— Я понимаю, — спокойно ответила Ева. — Наверное, будет лучше, если мы будем общаться как раньше… Только без поддевок. Просто... не замечай меня. Если вдруг понадобится поговорить — намекни. Я пойму.

— Хорошо. Но я не обещаю быть вежливым с твоими друзьями.

— Делай как считаешь нужным, — безразлично сказала она. — Я не прошу тебя кого-то любить или принимать. Просто держись подальше от меня. Так будет лучше. Для всех.

На секунду в глазах Драко мелькнуло удивление. Но он ничего не сказал, только кивнул почти незаметно.

Ева повернулась к Мильф, которая уже стояла рядом с маленьким чемоданом в руках.

— Готова, мисс, — пискнула эльфийка.

— Поехали, — прошептала Ева и, коснувшись её руки, исчезла с громким хлопком.

В гостиной воцарилась тишина. Драко посмотрел на мать. Нарцисса всё ещё стояла, будто окаменев, в пустом пространстве, где ещё мгновение назад была девочка.

Частица прошлого снова ушла.

Но на этот раз — с обещанием вернуться.