Обратный отсчет (джен)

Дежурство выдалось на редкость спокойным.

Не было сегодня ни скандальных старушек, ни подвыпивших, жаждущих явить свою силу (преимущественно физическую) дебоширов, ни болтливых, желающих блеснуть познаниями умников. Публика вела себя тихо, скромно, прилично, послушно клубилась вокруг профессионально улыбающихся экскурсоводов и плавно перетекала от одного выставочного стенда к другому. Вечер также не обещал никаких сюрпризов: после полудня небо, и без того застланное беспросветными тучами, окончательно помрачнело и время от времени разражалось мелким скучным дождем — а в такую погоду ждать наплыва посетителей явно не приходилось, разве что кого-то очень уж припечет немедленно взглянуть на причудливые подземельные диковины… Энтони Джонс, младший охранник, в обеденный перерыв вышел покурить на площадку перед служебным входом — и, рассеянно наблюдая, как тают в воздухе струйки сигаретного дыма, мечтательно предвкушал завтрашний выходной: смотаться, что ли, на речку, в Тинистую заводь — говорят, там на спиннинг можно выловить приличную пятифунтовую щуку, а то, если повезет — и крупного судака… Вниманием его завладела представительная дама в манто и черном шерстяном кардигане, шествующая по противоположной стороне улицы: несмотря на серый осенний день, на лице ее поблескивали огромные черные очки, и она то и дело беспокойно оглядывалась по сторонам, отыскивая взглядом номера домов. Наконец её поиски, по-видимому, увенчались успехом: она торжествующе кивнула, поправила большую черную сумку, висевшую на локте, и, торопливой семенящей походкой перебежав через улицу, подошла к Павильону. Некоторое время, склонившись к витрине, она разглядывала объявление, наклеенное на стекло — и губы ее при этом слегка шевелились, точно читала она по складам, как делает человек, слабо разбирающийся в тонкостях грамматики малознакомого языка. Потом заметила Джонса:

— О, простите, офицер… я есть мадам Дюбурри, недавно из Парижа… я есть видеть объявление и хотеть, как это… говорить тет-а-тет… ах, да! собеседовать. Я хотеть собеседовать с администрацией насчет работа. Могу я видеть, э-э… ваш непосредственный босс?

— Вы по поводу работы? Хотите видеть директора?

— О, да, да! Вы есть понять меня правильно! Вы есть отшень, отшень понятливый офицер! Могу я видеть директор?

— Проходите. — Джонс распахнул перед француженкой (забавно она выражается, старая калоша, хотя сразу видно: такой палец в рот не клади — вмиг откусит!) двери служебного входа и, проводив через крохотный вестибюльчик в один из выставочных залов, указал на неприметную дверь в дальнем углу. — Вот, пройдете по этому коридору — и окажетесь как раз у кабинета директора. Желаю вам удачи, мадам.

— О, благодарю, офицер! Это есть такая любезность! Вы есть настоящий свирепый… о, нет, не так — суровый! Отшень настоящий суровый страж! — Она кокетливо, как-то очень противно хихикнула, качнув своей несуразной сельскохозяйственной шляпой. — Я есть иметь желание провести с вами вечер!

— Обязательно. Но как-нибудь в другой раз, — сухо поклонившись, ответствовал Джонс, стараясь не рассмеяться леди в лицо: а дамочка-то, оказывается, не промах, сразу берет быка за рога. — Пожалуйста, проходите. «И побыстрее», — добавил он про себя.

Дама благодарно кивнула в ответ, поправила шляпу и, поведя плечами, направилась к указанной двери, обеими руками прижимая к себе огромную сумку-саквояж и подметая подолом твидовой юбки мраморный пол. Джонс смотрел ей вслед, чуть посмеиваясь — сомнительно, конечно, что дамочка получит работу при этаком-то чудовищном акценте, но пусть попытает счастья, почему бы и нет? Напарник Джонса, замещавший приятеля на время пятиминутного перерыва, подошел ближе и хлопнул его по плечу.

— Ну, настоящий свирепый офицер! Это еще что за фифа? К Грюенну, что ли?

— Угу. Насчет работы. Забавная тетка, а? По-моему, у нее с головой не все в порядке.

— Забавная… — Джонсов напарник внимательно посмотрел вслед примечательной особе — но дверь за ней уже закрылась. — А ты не спросил у нее документы?

— Нет. А разве надо было? Грюенн и спросит — в конце концов, это его обязанность… Или, может, следовало еще ее обыскать? — Джонс брезгливо передернул плечами. — Эту старую жабу…

* * *

…Что ж, войтовские схемы не лгали: закрыв за собой дверь выставочного зала, Антиплащ оказался в небольшом полутемном коридорчике (на потолке — пыльные тусклые плафоны, у стены — пара черных кожаных кресел, на полу — выцветшая ковровая дорожка, в дальнем конце — еще одна дверь, с внушительной надписью: «ДИРЕКТОР. Доктор исторических наук Э.К. Грюенн»). Над дверью — ярко светящееся зеленое табло со словами: «Пожалуйста, проходите»; хмыкнув, мадам Дюбурри деликатно постучала и, повернув едва слышно щелкнувшую дверную ручку, вошла в кабинет.

Директор Э.К. Грюенн, доктор исторических наук, пребывал на своем рабочем месте и был занят тем, что перебирал, бегло просматривая, бумаги на обширном письменном столе. Кабинет был небольшой, отделанный панелями из светлого дуба, с изящной мебелью, стилизованной под викторианскую эпоху, с единственным широким окном, задрапированным тяжелой бархатной шторой с длинными декоративными шнурами обочь. По правую руку мистера Грюенна располагался монитор компа, тут же рядом, на отдельном столике — громоздкий черный принтер с зажатым в пластмассовых челюстях листом бумаги. За спиной директора почетным эскортом выстроились стеллажи и книжные шкафы, нафаршированные канцелярскими папками и пачками документов, в углу, возле двери (в точном соответствии со схемой) помещался сейф — черный приземистый монстр, хранящий за кодовым замком и тремя листами мощной стальной обшивки сказочные сокровища магараджи. Все это Антиплащ окинул быстрым цепким взглядом, оценив обстановку в течение нескольких секунд; темные очки не только скрывали его лицо, но и позволяли шнырять глазами по сторонам без опаски, что кто-либо заметит его исключительный интерес к деталям интерьера.

— Добрый день, мсье. Я, э-э… быть мадам Дюбурри.

— Добрый день, — эхом откликнулся Э.К. Грюенн, мельком взглянув на посетительницу и тут же вновь возвращаясь к своим бумагам. Это был лысеющий, тучный, румяный, упакованный в деловой костюм джентльмен лет пятидесяти, с маленькими кротовьими глазками и энным количеством мягких сдобных подбородков, спускающихся на расстегнутый воротничок не слишком свежей рубашки. С таким справиться — пара пустяков, решил про себя Антиплащ; неудержимый, до легкого головокружения кураж и уверенность в успехе затеянной авантюры росли в нем с каждым мгновением.

— Простите, вы есть, э-э… мсье Грюенн, директор?

— Да, да, разумеется. Присаживайтесь, мадам. — Грюенн указал Антиплащу на кресло по другую сторону письменного стола. — Чем могу быть полезен?

— Я, э-э… прийти по объявлению. Я бы хотеть получить работа.

— Экскурсовода? А что, простите, у вас с голосом, мадам? Вы простужены?

— С голосом? — Антиплащ смущенно прокашлялся: что, черт возьми, такое у него с голосом?! Или Грюенну не по нраву легкая, почти незаметная хрипотца? — О, это есть небольшой приступ фарингита, мсье. Через день-два все будет полная норма.

— Рад это слышать. Вы, кстати, на чем специализируетесь? Ах, на Древнем Египте? Очень хорошо; выставка, посвященная быту Египта времен правления девятнадцатой династии, как раз открывается через несколько дней. Как вы к этому относитесь?

— К девятнадцатой династии? О! Вери гуд. Это есть…

— Что?

— Это есть совсем не то, что восемнадцатая, — вывернулся Антиплащ, проклиная свой неудержимый язык; к счастью, Грюенн, кажется, его мгновенного замешательства не заметил.

— Работа временная, на период демонстрации выставки, экскурсии от четырех до восьми раз в день. Устраивает?

— О, да! Я есть буду с вами откровенна, мсье Грюенн. Мне очень-очень нужна эта должность! Мой бедный мама срочно необходима операция по удалению желчный пузырь, и я приехать сюда специально из Парижа, чтобы быть рядом со своя дорогая родительница…

— Да, да, я понял… Могу я взглянуть на ваши документы?

— Документы. Разумеется. Все документы есть полный ажур. Сейчас, один секунда. — Антиплащ наклонился, чтобы расстегнуть сумочку — и вдруг, совершенно неожиданно, почувствовал, как медленно, но верно сползает с плеч его с таким трудом добытый и прилаженный на надлежащее место накладной бюст… То ли Антиплащ неправильно застегнул хитроумную застежку-клипсу, то ли проклятый крючочек выскочил из своего гнезда — но обширная, как теннисный корт, антиплащовская грудь неумолимо и неостановимо, точно лавинный пласт, поползла с законных северных широт вниз, к району экватора… Это была катастрофа; Антиплащ облился холодным по́том: да если Грюенн сейчас оторвется от своих бумажек и поднимет взгляд… Неужели придется раскрывать карты? Рано, рано; грабитель еще не высмотрел все, что ему было нужно — а рисковать и выкладывать козыри сейчас, не зная, какой расклад на руках у противника, было попросту неблагоразумно.

— Мой чулок! — прохрипел он таким надрывным, трагическим шепотом, что Грюенн, вздрогнув, наконец-то поднял голову от стола и, недоумевая, удивленно уставился на него. — Мой чулок иметь дыра…

— Что?..

Мадам Дюбурри изменилась в лице. Будь у Грюенна возможность заглянуть под ее длинную, спадающую до пола твидовую юбку, он бы, наверно, испытал настоящий шок, найдя под ней не ажурные капроновые колготы и элегантные ботильоны, а вылинявшие застиранные джинсы и кожаные мужские сапоги с короткими широкими голенищами — но к подобному осмотру его не приглашали… Тучная мадам проворно нырнула под стол, дабы (полагал директор) разглядеть досадную стрелку на злосчастном чулке — и вдруг, к ужасу Грюенна, издала оттуда, снизу, приглушенный, но такой душераздирающий вопль, что волосы у бедолаги директора стали дыбом.

— Ой, ой! — визжала под столом невидимая леди. — Там! Там… Ползет!

— Кто ползет? Дыра?

— Там! Оно! Под столом! Большое, волосатое! Ползет!

— Волосатое? Паук, что ли?

— Да, да! Оно ползет прямо к моей нога! — Мадам Дюбурри отскочила от стола, будто ошпаренная, едва не опрокинув кресло. Вернуть накладные прелести в исходное положение и обнаружить под столом, аккурат над круглым директорским коленом «тревожную кнопку» Антиплащ успел — а вот найти спрятанный где-то в кабинете пульт отключения сигнализации ему по-прежнему не удавалось, и он хотел выгадать секунду-другую, чтобы без помех окинуть интерьер еще одним внимательным взглядом. Пока Грюенн, недоумевая, искал на полу воображаемого паука, Антиплащ осмотрелся быстро, цепко, поверх темных очков — и обнаружил искомое в углу меж стеллажом и сейфом, доселе скрытое выступом шкафа. Это была невзрачная пластмассовая коробочка с мерцающим внутри голубоватым огоньком — сенсорный датчик, запрограммированный на прикосновение определенной руки, считывающий отпечатки пальцев; в данном случае, если верить войтовским «материалам» — пальцев доктора исторических наук Э.К. Грюенна… Передовые технологии, ага, леший бы их побрал.

— Вы, кажется, хотели предоставить мне документы, мадам, — тихо, в холодной ярости напомнил директор, выпрямляясь, с трудом ухитряясь «сохранять лицо»; ему, конечно, и раньше случалось беседовать с разными, порой весьма нестандартно мыслящими особами — но это, похоже, был совсем уж клинический случай из ряда вон. — Надеюсь, вы их принесли?

— Конечно, конечно. — Мадам Дюбурри все еще тяжело дышала после пережитого потрясения. — Сию момент. Документы, они… Они… Где?! — Раскрыв наконец свою сумку-саквояж, она уставилась в неё так, словно увидела там живого крокодила… или еще одного большого волосатого паука, заползшего в косметичку? — Где они?! — Она издала громкий, мучительный стон, который сделал бы честь любому кладбищенскому привидению. — Мой паспорт… и виза… и разрешение на работу… они есть исчезли! Я есть забыть их в отель… нет, нет, их есть украсть! Их есть украсть в той грязной клопиной гостиница, в которой я провести прошедшая ночь! О! О, о! — Всплеснув руками, выронив сумку, она, рыдая, отчаянно, обреченно обрушилась в крякнувшее от натуги кресло. — Это есть катастрофа! Катастрофа! Я есть погибла!

— Ну, что опять стряслось? — сердито выкрикнул Грюенн; выходки этой истеричной, на редкость бестолковой французской стервы начали его не на шутку раздражать. — Что с вами на этот раз? Небольшой сердечный приступ?

— Воды… — Мадам Дюбурри, прижав руку к сердцу, без сил распласталась в кресле. Её необъятных размеров грудь судорожно вздымалась и опадала, будто тесто, подходящее в пятидесятилитровом баке. — Ради бога… мон шер… воды…

— Сейчас. — Грюенн поднялся и потянулся через стол к графину с водой. Да — так, конечно, он находился уже намного дальше от «тревожной кнопки», но все равно, на взгляд Антиплаща, явно недостаточно.

— Скорее… — Леди, задыхаясь, откинула голову на подлокотник кресла, руки ее мелко подергивались, по подбородку побежала струйка слюны… Грюенн, не на шутку встревоженный, вскочил-таки из-за стола и подбежал к ней.

— Да что с вами? Мадам! Я сейчас вызову охрану... и «скорую»…

— Нет! Нет… сумочка…

— Что?

— Сумочка… там… таблетки…

Грюенн подхватил упавшую на пол, неожиданно увесистую «сумочку» и подал ее глухо стенающей, полуобморочной леди. Медленно, дрожащей рукой мадам Дюбурри открыла внутреннее отделение… и что-то прошептала: так быстро, невнятно, едва слышно, что Грюенн вынужден был наклониться чуть ли не к самым ее губам, чтобы расслышать хоть слово:

— Что, что? Повторите громче.

— И повторю. Ни звука, старый хомяк, или тебе не поздоровится, вот что!

Железная рука ухватила несчастного Грюенна за воротник и стиснула с такой силой, что у бедняги перехватило дыхание. Глаза у него полезли на лоб, не столько от ужаса, сколько от удивления: очнувшаяся леди преспокойно вынула из сумочки... нет, не паспорт, не визу и не водительские права с цветной фотографией, а самый настоящий «ругер» 22-ого калибра с закрепленной на стволе внушительной трубой-глушителем; его черное равнодушное дуло очень жестко и неприятно уткнулось обомлевшему директору в подбородок.

— Вот так. Шутки закончились, любезный. Отныне будем играть по моим правилам… и, я надеюсь, мне не придется повторять свои слова дважды?..