Один лишь взгляд (гет)

Учиться в чужой стране оказалось сложнее, чем ей думалось. Не только язык — всё тут было другое. Люди. Еда. Даже жилище, которое Милли делила с экспрессивной итальянкой Паолой. Правда, с соседкой она быстро подружилась несмотря на несходство характеров.

Кроме них на курсе был ещё один иностранец — меланхоличный немец с классическим именем Ганс и непроизносимой фамилией. Он держался особняком и вне занятий ни с кем практически не общался. Милли находила такое поведение глупым. Сама она постаралась побыстрее познакомится со всеми однокурсниками, а про общительную Паолу и говорить нечего — месяц спустя итальянка, кажется, знала всё обо всех.

Времени не хватало категорически, Милли даже на письма родителей и Ремуса отвечала через одно. Они всё понимали и не обижались. А может быть, и обижались, только не говорили об этом. Во всяком случае Ремус постепенно стал писать заметно реже, хотя по-прежнему живо интересовался её делами и готов был, кажется, обсуждать их бесконечно. Зато о своих собственных — как внезапно обнаружила Милли где-то к концу семестра — умудрялся не сказать ни слова. Как и о своих ближайших друзьях. Только в одном из первых писем, ещё в сентябре сообщил, что Поттер и Эванс поженились. Такая спешка показалась Милли слегка чрезмерной. Но с другой стороны, Джеймс на глазах всей школы бегал за Лили как минимум с четвёртого курса, так что его нетерпение было в общем-то понятно.

На рождественские каникулы Милли домой не вернулась. Им, троим иностранцам, предложили пожить это время в испанских семьях, чтобы как следует освоить язык, — лингвистические амулеты сильно мешали в некоторых случаях, особенно при изучении чар.

Каникулы прошли замечательно. Хозяева — родители однокурсницы Милли, Исидоры Бланко, сама Исидора и два её старших брата — делали всё, чтобы гостья не скучала. Они с Исидорой и Рикардо, младшим из братьев, даже съездили на экскурсию в Гранаду на магловском автобусе, и это было безумно увлекательно и забавно.

Но всё же Милли чем дальше, тем сильнее скучала по родным и вообще по Англии. И с нетерпением ждала летних каникул.

За неделю до отъезда ей пришло письмо от Ремуса. Очень короткое. Он писал, что не сможет её встретить, потому что его не будет в Лондоне — долго не будет, возможно, целый месяц. И просил в это время ему не писать. Зато обещал объяснить всё при встрече.

Милли решила, что не станет огорчаться. Больше всего она боялась, что о Ремусе спросят родители, но обошлось — им и так нашлось о чём порасспросить и о чём порассказать.

Ремус был прав, откуда бы он ни почерпнул свои сведения: Пожиратели смерти действительно активизировались. Весь год в одном только «Пророке» чуть ли не еженедельно появлялись сообщения о неожиданных смертях и исчезновениях. В основном — маглорождённых, хотя исчез также и один из представителей чистокровнейшего семейства Вейн. Шептались, что его наказали за отказ присоединиться к Организации.

Милли вспомнила постоянные недомолвки Ремуса — и ей стало страшно.

Ремус появился только в конце июля, ещё более худой, чем она его помнила, и сильно уставший. Он увёл её в магловское кафе — то самое, где они проводили прощальный ужин, — и, сделав заказ, тотчас окружил столик Заглушающим заклинанием.

Это было очень кстати.

— Где ты был столько времени? — тут же накинулась на него Милли. — И что вообще всё это значит? Ты же клялся, что не имеешь никакого отношения к Пожирателям!

— Я говорил, что не связался с ними, — тихо возразил Ремус.

— А с кем связался?

— С теми, кто с ними борется.

— Ты что, в Аврорат поступил?

— Кто меня туда возьмёт, — отмахнулся Ремус. — Есть люди и помимо Аврората.

— Но ведь это опасно! Рем, зачем тебе это? Ну признайся, что это твои дружки тебя в это втравили, верно? Ты ради них, я ведь права?

— Не права, — Ремус поморщился. — Уж скорее можно сказать, что они ради меня. Ты же сама говорила, что опасность угрожает мне. Как полукровке. Не говоря уже о…

— Я говорила, что тебе надо просто уехать!

— Милли, послушай... Ну да, предположим, уеду... Но что от этого изменится? Все уехать не могут.

— При чём тут все? Я не хочу, чтобы мой... друг ввязывался во всякие рискованные авантюры. В конце концов, есть же Министерство, есть авроры, это их прямая обязанность!

— Милли...

— Разве я не права?

— Ты права, — он поднялся. — Ты во всём права, а я во всём виноват. Прости.

Он только на миг поднял глаза — в них стояла такая тоска, что у Милли перехватило дыхание и она не смогла его остановить. Он быстро пошёл к выходу, едва не наткнувшись по пути на официантку. Посмотрел на неё невидящим взглядом, что-то вспомнил, бросил на поднос купюру и исчез за дверью.

Милли осталась сидеть неподвижно, пытаясь осознать происшедшее. «Мой друг»... Она ведь едва не сказала «мой муж»! Оговорка? Нет — поняла Милли. Если бы Ремус согласился бросить эти их дурацкие игры в войну...

Только он не согласится.

Милли поняла это вдруг так ясно, как если бы прочитала его мысли... нет, ещё яснее.

И разревелась.

* * *

— Почему ты не хочешь поговорить с ней ещё раз?

— А что это изменит?

— Всё. Возможно — всё. Или ты так уверен, что узнав о твоей... особенности она убежит с воплем?

— Нет, не уверен. Готов даже поверить, что она в приступе жалости сама предложит мне руку, сердце и состояние.

— Так тебя это пугает? Её жалость? Я думал ты не из тех, кто считает, что позволять себя жалеть — это непременно унижаться. Или считаешь?

— Не считаю.

— Тогда почему? Ведь ты же любишь её, Рем, я-то вижу! Она нужна тебе.

— Она мне — да. А вот я ей — нет.

— Глупости.

— Нет. Или не так: ей не нужен именно я. Да, ей было со мной хорошо, весело и интересно, верю. Но ровно так же хорошо, весело и интересно ей будет с другим. Со многими другими. И гораздо спокойнее в придачу.

— Ты что, узнал, что у неё кто-то есть, и ударился в ревность?

— Нет у неё никого. Вернее, может быть и есть... наверняка есть, не могут вокруг такой девушки парни не крутиться. Вот только мне это не важно. Точнее, важно не это. Для меня важнее не любить, а быть любимым. Нужным... уж ты-то должен это понять! Для тебя ведь тоже самое важное — быть нужным. Нет?

— Да. В дружбе. И только. Я ведь до сих пор не женат, ты не заметил?

— Просто твоим поклонницам нужен не ты, а красивый-умный-богатый... или хотя бы одно из перечисленного. Помяни моё слово, как только обнаружится такая, которой позарез будешь нужен ты и только ты, тут тебе и конец.

— Ну... возможно. Но почему ты вбил себе в голову, что не нужен Милли?

— Я это знаю, Бродяга. Я просто знаю. И потом... она ведь потребует, чтобы я бросил Орден. Совсем.

— Ну так может... В конце-то концов, не развалится Орден без тебя!

— Сириус, не надо. Ты бы сам... не смог.

— Я не влюблён. Будь я на твоём месте...

— И что бы ты сделал? На моём месте?

Сириус промолчал. Они оба знали, что Люпин прав.

* * *

Генри Эббот был сыном человека, с которым когда-то учился отец Милли, и почти что их соседом, поэтому она знала его давно и довольно хорошо. Серьёзный, сдержанный мужчина на десять лет старше неё. При случайных встречах они здоровались и обменивались парой ничего не значащих фраз. Несколько раз Генри заходил к ним домой, в основном по делу, так что Милли не придала значения его очередному визиту.

И напрасно.

Оказалось, что на этот раз он приходил просить её руки.

— Почему — у тебя? — удивилась Милли, когда отец сообщил ей об этом.

— Он — человек старых традиций, — несколько смущённо пожал плечами отец. — Но решать тебе, конечно. Так я ему и сказал. А пока что пригласил его послезавтра к нам на обед, ты не возражаешь?

Она не возражала. Ухаживание в старомодном стиле оказалось слегка забавным, но в целом приятным. Месяц спустя Генри сделал ей официальное предложение, обставив это так же солидно, в лучших традициях: свечи, цветы, шампанское... Подчеркнув, что не торопит с решением, пожениться они всё равно смогут не раньше, чем она закончит Университет, но ему хотелось бы определённости...

Милли обещала подумать.

В середине августа в разделе объявлений «Ведьмополитен» появилось сообщение о дате помолвки «младшего сына уважаемого предпринимателя Абрахама Эббота Генри и мисс Милисент Стилл». Двадцать второе августа.

Многие знакомые прислали ей поздравления. Прислал и Ремус. Его письмо пришло утром накануне торжества. Изящный поздравительный мадригал — интересно, сам сочинил или раскопал где-то?

Милли долго стояла с листком пергамента в руке. Вдруг вспомнилось всё: стихи, венок из лилий, долгие прогулки по улицам Лондона, разговоры обо всём... тоска в его глазах в тот, последний день. Вспомнилось так ярко, что захотелось тут же разыскать его и сказать, что помолвка — не свадьба, ещё не поздно всё переиграть...

Минуту спустя Милли взяла себя в руки. Листок со стихами полетел в огонь — ни к чему Генри его видеть. Мужчины такие мнительные!

Помолвка прошла замечательно: просто и торжественно.

Неделю спустя Милли вернулась в Барселону. О Ремусе она решила больше не вспоминать.