Другой дом (джен)

Из сонного провала Лорда выдергивают резкие голоса и звяканье колесиков штатива капельницы о плитку — извечный больничный шум. Вылезать из теплого одеяльного кокона не хочется, но в палате врубают верхнее освещение и выбора не остается. Лорд поворачивается на бок, чтобы видеть дверь,щурится на свет и рассеянно трет глаза свободной рукой. В палате многолюдно — слишком для глубокой ночи — а то, что это ночь, становится ясно по тишине в коридоре и по заспанному виду пауков и паучих, столпившихся вокруг Мотылька.

— Где шприц? Да, уже вижу. Бога ради, ампулу, скорее!

— Она в коробке, на тумбе слева…

— Открывайте, быстрее!

Дородная пожилая паучиха шагает в сторону, чтобы не загораживать Лысому свет. Он наклоняется над Мотыльком и несколько секунд колдует над его венами, потом отходит, уступая место санитарам с носилками. Один из них спотыкается и чуть не сносит собой капельницу. Ее сдвигают в сторону, и Лорду загораживают осмотр.

— Готовьте реанимацию!

Санитары откидывают одеяло и осторожно переносят прозрачного Мотылька на каталку. Встревоженный Лорд приподнимается и садится на кровати. Паучиха замечает маневр и грозным голосом приказывает ложиться спать.

Мотылька вывозят в коридор, за ним протискиваются остальные. Свет в палате гасят. Лорду становится не по себе. Он падает на пол и ползет к двери. Из-под порога ощутимо тянет холодным воздухом — наверное, в туалетах опять распахнуты все окна. Лорд инстинктивно старается двигаться так, чтобы голая кожа не соприкасалась с плиткой, но его все равно пробирает до костей.

Если взгромоздиться на тумбу, а потом подтянуться, то в окошке, возможно, можно будет увидеть, что творится в коридоре. Лорд вытягивается и повисает вдоль стены, вцепившись пальцами в дверной откос, но маневр оказывается бесполезен — с этой точки можно разглядеть только угол дивана возле поста дежурной медсестры и жизнеутверждающую мазню на стене напротив палаты. Еще видно часы, непривычный элемент интерьера. Они показывают три ночи. Лорд обрушается на пол и ползет обратно.

Он думает, что заснуть снова не получится, но уже через полчаса так согревается после марш-броска по-пластунски, что глаза закрываются сами собой.

С другой стороны мира сегодня прохладно. Наверное, сюда тоже скоро придет осень. Лорд задирает голову наверх и видит, что небо пасмурное, вот-вот пойдет дождь.

— Вообще-то сейчас должна быть жара! — знакомый мальчишка с чумазой физиономией сидит, скрестив ноги, прямо на земле. Он говорит с набитым ртом: в его руке зажат огромный бутерброд, от которого он откусывает такие большие куски, что приходится помогать себе пальцами, чтобы запихать из в рот.

— Ты же сам говорил, что это моя Изнанка... — Лорд лениво приминает ногами траву, расстилает куртку и устраивается рядышком. — Значит, я хочу, чтобы был дождь...

Табаки расправляется с бутербродом и ложится на землю, Лорд следует его примеру. Над ними быстро-быстро проплывают сизые тучи — там, наверху, наверное, сильный ветер. Белый аист кружит над полем, борясь с порывами. На земле ветер почти не ощущается, высокая трава хорошо защищает от непогоды.

— На самом деле не совсем твоя. Ты Ходок и можешь влиять на то, как она ведет себя с тобой. Но управляет все равно кто-то другой, — у Табаки теплое острое плечо, от него пахнет кофе и сигаретами. Лорд плывет от этих запахов, живо рисующих в воображении полумрак и хаос четвертой.

— Кто? — спрашивает он. — Кто управляет?

— Кто знает? — хитрит и щурится Табаки.

— Ты, — произносит Лорд очень тихо. — Ты все знаешь.

Шакал заходится в ехидном смехе, но Лорду совсем не обидно. Он нащупывает левой рукой гитару, тянет ее к себе и начинает перебирать струны. Ему хочется попасть нотами в шум леса, готовящегося к грозе, в бег облаков по небу и в порывы ветра, играющие упрямым аистом в вышине. Этот аист планирует по небу, расправив огромные крылья, и все кружит и кружит над лесом, словно выискивая, куда приземлиться. Лорд думает, что тоже хотел бы взлететь вот так и пронестись над полем и лесом, и увидеть все вокруг на много-много километров, услышать ветер в ушах и содрогнуться от холода в плечах.

— Ты все еще можешь выбирать, кем быть в этом месте! — глаза Шакала вдруг оказываются совсем рядом — сверху, сбоку, а может и внутри. Они загораживают полнеба вместе с аистом и облаками. Табаки спокоен и очень серьезен, а его лицо больше не детское — да, наверное и не совсем человеческое. Это завораживает, притягивает Лорда словно магнитом, в блестящих блюдцах зрачков хочется утонуть и раствориться до конца. Табаки чуть отстраняется и качает головой — жесткие кудри рассыпаются по плечам. — Не время, — говорит он. — Сейчас ты берешь, я — дарю.

Лорд медленно кивает, запоминая, фотографируя момент: невозможные, бесконечные глаза, мышцы под бронзовой кожей, ветер в темных прядях волос — и поднимается с земли.

Его руки стали больше — он свободно подхватил бы ими Шакала — хрупкого, привычного, не этого изнаночного Хозяина Времени — и унес куда тот только пожелает! На пальцах выросли когти, которыми можно перепахать все это поле. Мощные, сильные ноги никогда больше не устанут и не будут бесполезны, серебристая чешуя защитит тело от ветра и дождя! Лорд ощущает в себе такие силы, каких не чувствовал ни разу в жизни. Он расправляет плечи и за спиной поднимаются крылья.

— Лети же! — кричит Табаки откуда-то снизу. — Лети, мой Белый Дракон!

Он продолжает размахивать руками и что-то говорить, но Лорд уже не слышит его. В ушах гудит ветер, тяжелые капли дождя бьют в пластины чешуйчатого панциря, свобода рвет легкие! Он взвивается вверх и стрелой летит вперед, к лесу. Отсюда, с высоты сотни метров, сосны похожи на подводный мох, который колышется в речной воде. Лорд проносится над ними, не останавливаясь, долетает до противоположного края леса и летит вперед вдоль дороги, которую ливень уже успел превратить в ручей. В небе сверкает молнии, то далеко, а то совсем рядом, грохочет гром, но Лорду совсем не страшно. Он смеется и взмывает вверх, все выше и выше, пытаясь перегнать ветер, кружится в танце, яростном, бешеном танце для одного-единственного зрителя, то взмывая к тучам, то падая к самой земле.

Вдруг позади, там, где начинается поле, Лорд замечает белую точку — бумажного змея, с которым играет ветер, изо всех сил стараясь порвать в клочья. Лорду становится жалко змея и он летит к нему на помощь. Вблизи змей оказывается вовсе не змеем, а уже знакомым ему аистом. Птица отчаянно борется с бурей, но не делает попыток спастись. Но аисты — не драконы. Даже самая крупная и опытная птица все равно остается лишь птицей. Лорд знает, что бешеный ветер, с которым он с радостью носится наперегонки, способен переломать аисту крылья. Он не подлетает близко, опасаясь повредить тому порывами ветра, рвущемуся из-под крыльев.

— Эй! — кричит он. — Опускайся, дурень! Укройся в лесу!

Но аист не слышит. Он продолжает бороться в одиночку со стихией, норовящей разбить его хрупкое тело о камни. Лорд вдруг понимает, что он ищет свое гнездо, отчаянно, почти без надежды на успех. Ищет свой Дом. Но у него совсем мало сил, и времени тоже мало.

— Что я должен сделать? Как помочь? — Лорд кричит так громко, что перекрикивает ветер.

Аист понимает его. Он разворачивается и летит в сторону от леса, уводя за собой Белого Дракона. Лорд летит за ним: над полем, над серебристой лентой реки, над пустынной каменистой местностью, под потолком, вдоль коридоров и распахнутых дверей палат — и оказывается в реанимации у кровати Мотылька.

Он распластан на белых простынях, увешан трубками, утыкан иглами катетеров. Его покой охраняет Эльза. Она сидит на стуле возле кровати, в ее руках спицы и бесконечный серый шарф. Она не вяжет, а неотрывно смотрит на экранчик монитора, в котором видно, как бьется жизнь ее пациента. Лорд понимает, что раз она покинула свой аквариум, значит дела Мотылька совсем плохи.

Эльза что-то чувствует и рассеянно оглядывается по сторонам — но визитер невидим, и она пожимает плечами. Лорд садится на край кровати и поет Мотыльку. Голос у Лорда хриплый, неверный, но он старается, и жилка на экране монитора начинает биться ровнее.

— Ты хочешь домой. В Дом, — говорит Лорд. — Я понимаю.

Утром Лорд чувствует себя слабым, но довольным. Ночные приключения пробуждают аппетит — пожалуй, сегодня он с удовольствием добавил бы что-то посущественней к порции овсянки и мутного какао. В столовой пусто — кроме Лорда за столом только Зуб, Артист и Монах. Ящики, отвечающие за присмотр за пациентами тоже куда-то разбежались — из четырех положенных человек остались только двое. Пациенты одновременно заканчивают завтрак и ящики переглядываются, беззвучно решая, кого отвезти в плату первыми. В результате один из санитаров подходит к Зубу, а второй к Артисту.

— Посидите тут пока, подождите, — бросает ящик, конвоирующий Зуба.

Как только за поворотом утихают шаги, Лорд отъезжает от стола. Монах ничего не говорит, когда он, стараясь не греметь, направляет коляску в противоположную от палат сторону, туда, куда во сне он влетал, наплевав на все законы физики.

Реанимация застыла в безвременье. Мотылек лежит в той же позе и на том же месте, Эльза вяжет на стуле возле него. Лорд медлит войти.

— Можно? — спрашивает он, стараясь, чтобы голос звучал робко. — Я его сосед по палате.

Эльза изучает его несколько секунд, а потом приветливо кивает, позволяя ему остаться. Лорд протискивается в двери и подъезжает к кровати с другой стороны.

— Что с ним? — спрашивает он.

— Кома. Мозг умирает. Хороший был мальчик… Все это очень и очень печально.

— Вы знали его…? Ну, до всего этого?

— Знала? — Эльза поднимает на Лорда удивленные глаза. — Ах, ты же новенький. Он тут с рождения. Светлый человек с кучей диагнозов. Со всем этим вполне можно жить, и если бы не Эдуард… Я наверное не должна тебе все это говорить. Но ты же тот самый мальчик, из-за которого начались проверки?

— Я ничего не понимаю, — признается Лорд. — Что за проверки и при чем тут я? Кто такой Эдуард? И что за женщина из комиссии вчера разговаривала со мной? Мне задавали такие дурацкие вопросы!

Эльза вздыхает. На ее лице так явственно читается сочувствие, что Лорду приходится изо всех сил следить за лицом, чтобы не выдать раздражения.

— На плановой проверке твое дело попало к попечителям. Ну и кое-что не сошлось. Хороший образовательный уровень, интеллект в порядке, неплохие результаты тестов. Посмотрели назначения — оказалось, что прописаны тебе сильные средства. Слышал, что такое “заколоть до состояния овоща”? — Лорд кивает. — Комиссия затребовала дела пациентов. Оказалось, что ты не один, с кем такая история произошла.

Лорд смотрит на Мотылька.

— Да. Два года назад он был — ну совсем как ты сейчас. Обычный веселый мальчишка, я почти собрала документы на усыновление… — Лорд видит, как Эльза промокает слезы краешком платка. — Боюсь, он не переживет этой ночи.

Она замолкает на минуту, потом берет себя в руки и продолжает:

— Эдуард пришел сюда со своими порядками, привел своих людей. За пару лет в отделении полностью сменился состав персонала. Он привел сюда своих родственников и друзей, без специального образования, без навыков. Тут такие жуткие вещи происходили! И никакого расследования…

Лорд сквозь ткань больничной одежды ощущает, как горит живот в том месте, куда его ударил Белобрысый. Кто он заведующему? Друг, брат?

— Если есть кто-то, кто мог бы тебя забрать…— начинает Эльза и останавливается на полуслове: просто так сюда не попадают. — Ладно. Иди, тебя наверное уже обыскались.

Она поднимается и отходит к своему аквариуму, отворачивается и что-то ищет в ящиках стола. Наверное, у нее там запас платочков, чтобы утирать слезы. В любом случае, Лорду это только на пользу.

Он берет ладонь Мотылька в свои руки и осторожно сжимает. Ничего не значащий дружеский жест, поддержка и сочувствие. Эльза улыбается сквозь слезы.

Когда Лорд отпускает чужую ладонь, в кулаке у Мотылька остается серебристый камешек. “Путь домой”. Расставаться с ним страшно, но Лорд чувствует, что Мотыльку он нужнее.

Этой ночью к Лорду приходит Табаки. Он снова похож на себя — несуразный большеухий мальчишка в заляпанной жилетке в значках. Табаки играет на губной гармошке и ехидно усмехается. Руки у него перемазаны белой краской, а мордочка довольная.

— Добрый ты! Я б ни за что не поделился такой силищей! — заявляет он.

Лорд смеется.

— Это потому что ты жадный, — отвечает он.

— А может, и правильно сделал. Кое-кто за тебя попросил. Спи давай.

На этот раз Лорд высыпается по-настоящему.

Утром его забывают разбудить — в отделении все вверх дном, не до расписания. Невозможное, неслыханное дело: из-под носа у дежурной медсестры из закрытой реанимации исчез пациент! Кто знает, спала ли паучиха в тот момент или отходила, но она ничего не заметила. В три часа ночи во всем отделении на полминуты погас весь свет, а камеры в палатах и коридорах как по команде отключились — даже те, что работали от автономных батарей. Исчезновение было мистическим и необъяснимым.

И только один человек во всем белом доме знал, что Мотылек ушел на Изнанку целиком, но вечером приехал Ральф и увез этого человека прочь от холодных чужих стен.