Бравые домохозяйки на страже семьи (джен)

Женщина пришла в себя от противного монотонного писка. Нудный и раздражающий вначале, с каждой минутой он становился все громче и громче, пока не врезался в тишину ее мозга с громкостью молота, стучавшего по наковальне. Голова нещадно заболела, и женщина с глухим стоном разлепила глаза.

Как ни странно, стоило ей сфокусировать взгляд на источнике шума, как он снова превратился в почти незаметный негромкий писк, а пульсация в голове стала гораздо слабее, давая возможность женщине, наконец, оглядеться. Увиденное вызвало у нее удивление, но какое-то странное, неокрашенное эмоциями, почти на грани равнодушия, как будто она все еще не проснулась и видела сон.

Она лежала в незнакомой белой комнате, где ни один предмет не был ею узнан. Мозг отстраненно отметил окно, где роль штор исполняла конструкция словно из нарезанных ленточек, собранных в рамку. Странного устройства кровать и непонятные предметы, подвешенная на высокую подставку перевернутая бутылка, от которой к ее кровати шла тонкая трубка. Пошевелив рукой, поняла, что трубка связана с ней иглой. Осознать это было неприятно, и женщина, недовольно нахмурившись, попыталась ее вытащить, но несильно преуспела, ведь была очень слаба. Внезапно дверь открылась, и в комнату стремительно ворвалась девушка, одетая во все белое.

— Что вы делаете, миссис Дурсль? — возмущенно вскричала она, подскакивая к ней и осторожно укладывая руку с трубкой обратно на кровать. — Вам нельзя это трогать, — мягко добавила, поправив повязку. Затем, сменив бутылку на меньшую по объему, приветливо улыбнулась. Немного покрутилась у странной пищащей коробки, записала что-то в большой блокнот и, улыбнувшись, погрозив женщине пальчиком, вышла.

«Миссис Дурсль, — вяло подумала женщина, — значит, я — миссис Дурсль». Но фамилия не пробудила в ней никаких чувств и воспоминаний, словно не имела к ней отношения. И женщина незаметно для себя задремала.

После сна почувствовала себя более бодрой, ум несколько прояснился, да и голова уже не раскалывалась, а просто тихонько ныла на одной ноте, но к этому было легко привыкнуть. За окном сквозь ровные ряды полосок виднелся рассвет. Когда солнце поднялось еще выше, в комнату вошла девушка, не та, что приходила раньше, но очень на нее похожая стремительными четкими движениями, немногословностью и приветливой улыбкой. Она тоже покрутилась у пищащей коробки, что-то записала и, наконец, отцепила женщину от трубки. После чего, убедившись, что подопечная уверенно стоит и голова у нее не кружится, проводила в туалетную комнату. Несколько замедленно, но вполне уверенно, женщина подошла к раковине, чтобы умыться и пораженно застыла.

На нее смотрела незнакомка… Ощущение было странное, словно она впервые увидела себя в зеркале.

Довольно высокая, молодая, худощавая, с тенями под глазами, марлевой повязкой на голове, над которой свисали не очень чистые пряди платиновых волос. Голубые широко распахнутые глаза полны удивления и растерянности. Когда женщина вернулась обратно в комнату, в ее голове появилось множество вопросов. Они множились и множились, но ответов на них она не находила. Растерянность перешла в тревожность, грозившую перерасти в панику, но ее отвлек вошедший в комнату невысокий, упитанный коротышка в белой хламиде.

— Ну-ну, не надо бояться, — улыбаясь сказал он, заметив ее панический взгляд. И, усадив женщину на кровать, пристроился на ближайший стул. — Вы в больнице, миссис Дурсль, а меня зовут доктор Милд, и я ваш лечащий врач.

— Я что, больна? — со страхом спросила женщина, — как давно я здесь?

— Что вы. За исключением небольшой раны на голове, вы абсолютно здоровы, — уверенно ответил доктор. — Вас привезли позавчера вечером, миссис Дурсль.

— Но я не помню… не помню, что случилось, — растерянно ответила женщина. — Я совсем ничего не помню, даже свое имя. Мужчина удивленно хмыкнул, но не растерялся, и, покопавшись в бумагах, поднял на нее взгляд.

— Ничего удивительного, — философски ответил он. — Такое часто происходит при травме головы. Падая, вы ударились о камень. К счастью, отделались только сотрясением, небольшой внутренней гематомой, которая сама рассосется со временем, и рассечением кожи на затылке. В вашем случае все осложнилось амнезией, но не волнуйтесь, память очень скоро восстановится, — улыбнулся он. — А пока, проведем несколько процедур. После них, завтра, вас осмотрит врач-невролог и назначит специальную терапию, чтобы ваша память быстрее к вам вернулась.

Потом ее пересадили в кресло на колесиках и с перерывом на обед провезли по нескольким кабинетам. Для миссис Дурсль все это было странно и непонятно, но новизна ощущений немного отвлекла от тревожных мыслей.

На следующий день ее навестил невролог. В отличие от предыдущего врача, этот был высок, худ и не так улыбчив, но его спокойная уверенность почему-то рождала ответное спокойствие у растерянной женщины.

— Миссис Дурсль, могу вас порадовать, — сказал доктор после часа разнообразных вопросов, на большую часть которых получил ответ «нет». — Как ни удивительно, вы полностью здоровы, даже ваша гематома странным образом рассосалась, хотя я склонен думать, что затемнение на снимке было просто дефектом пленки. По крайней мере, томография ничего подобного не показала. Завтра вас выпишут. Я рекомендую вам, вернувшись домой, больше общаться с семьей, смотреть альбомы с фотографиями, гулять по окрестностям, разговаривать с соседями. Так память вернется к вам быстрее. Но желательно, чтобы рядом с вами первое время всегда кто-то был, травма головы — это очень серьезно. И не забывайте принимать лекарства. В течение следующего месяца, раз в неделю, вам нужно будет приезжать в клинику, чтобы я мог проследить за динамикой вашего выздоровления. Потом он дал ей еще несколько дельных советов, номер рабочего телефона для экстренной связи и откланялся.

Все утро женщина была как на иголках, ведь сегодня ее должен забрать муж. Теперь она знала, что зовут ее Петунья, что у нее есть муж и шестилетний сын, и с волнением ждала первой встречи с семьей. Правду сказать, выписываться из клиники в никуда было бы страшно, а мысли о семье успокаивали, давая ощущение стабильности и уверенности, хотя с изрядной долей невероятности.

Ближе к пяти на пороге палаты возник высокий, очень полный, рыжеватый блондин. Будь он одет в более простую одежду, то выглядел бы неприятно и отталкивающе, но строгий добротный костюм-тройка придавал ему значимости и опрятности — уверенный вид делового человека с хорошим доходом и ответственностью руководителя за персонал. Женщине было странно сознавать, что этот влиятельный и серьезный незнакомец ее муж. Но потом он как-то облегченно выдохнул, его настороженный взгляд потеплел, губы изогнула немного растерянная улыбка, сделав из него трогательного и неуверенного в себе ребенка.

— Туни, милая, я приехал за тобой, — довольно приятным баском сказал он, оглядывая женщину сияющим, но немного тревожным взглядом, в котором явственно чувствовалось радость. — Собирайся, родная, я уже взял у врача твои документы. Петунья молча кивнула. Она уже успела переодеться в какое-то платье и босоножки, но никаких других вещей у нее не было, даже сумочки. Мужчина придержал дверь и пропустил ее вперед, а потом легко подхватил под локоток и не торопясь, аккуратно повел на больничную парковку. То есть, Петунья не знала, что это парковка, но мужчина без устали комментировал каждый свой шаг, спокойно и размеренно, без раздражения и удивления, как, видимо, посоветовал ему доктор. Потом заботливо посадил в странное сооружение под названием автомобиль, и машина, тихо урча, плавно тронулась с места. От мужчины шел ровный фон заботы и опеки, а взгляды, кидаемые на женщину, были полны доброты. Это подкупало и сглаживало первое неприятное впечатление.

— Вернон, — немного неуверенно прервала женщина подробное описание местности, по которой они проезжали, — я совсем не помню, что случилось. Ты не мог бы рассказать, почему я попала в больницу? Мужчина внимательно на нее посмотрел и решительно кивнул.

— Только не волнуйся, дорогая, все уже в прошлом, — ответил он, вопреки словам нервно стискивая руль. — Дадлик, наш сын, — уточнил он, немного смутившись, — вылез на крышу за мячом и упал, но ты сумела его подхватить, хотя сама упала и ударилась.

— Он в порядке? — взволнованно вскинулась женщина. Она не помнила этого мальчика, но сама мысль, что ребенок сорвался с крыши ужасала.

— С ним все хорошо, напугался только, — тепло улыбнулся Вернон, видя ее тревогу. — Соскучился, каждый день зовет маму. Без тебя в доме как-то пусто, Туни. Даже Поттер ведет себя непривычно тихо и не устраивает странностей, — добавил он, заметно расслабляясь.

— Поттер? — удивилась женщина. Ей не говорили, что в доме живет еще кто-то, кроме мужа и сына.

— Ну да, твой племянник, — немного нахмурившись ответил мужчина, недовольно скривившись, — сын твоей погибшей сестры, мы заботимся о нем.

— Понятно, — растерянно ответила женщина, невидяще глядя на пробегавший за окном город. Список родственников заметно рос.

Вскоре машина подъехала к красивому большому белому коттеджу. Он ничем не отличался от остальных, но цветущие розы вдоль белого штакетника и ухоженный газон радовали глаз.

— Я оставил с мальчиками миссис Донахью, — сказал мужчина, глуша мотор, — это наша соседка напротив, она и вызвала тебе скорую, — пояснил он, заметив ее растерянный взгляд. — Начались каникулы, и я хотел отправить детей в лагерь, на время, пока ты не освоишься, но Дадли уперся и в никакую. Он очень испугался и переживает о случившемся, Туни, — серьезно добавил он, сжав кулаки. — Винит себя, просто места себе не находит. Даже из дома не выходит, все ждет, когда ты вернешься, боится пропустить этот момент.

— Может, у тебя в машине есть платок? — внезапно спросила женщина, — прикрыть бинт, ну, чтобы мальчика не напугать.

— Точно, — вскинулся Вернон, кинув растерянный взгляд на ее голову и торопливо шаря в бардачке. Потом выскочил и стремительно скрылся в гараже. Для такого полного человека передвигался он очень ловко и быстро.

— Вот, Туни, подойдет? — вернувшись, неуверенно сказал он, протягивая ей ситцевую косынку, — другого не нашел. Ты в ней в саду возишься. Прости, что не подумал об этом заранее, — виновато добавил, наблюдая, как жена уверенно складывает, повязывает принесенную тряпицу на голову и поправляет волосы.

— Ничего, Вернон, ты же не знал, — улыбнулась женщина и, взяв себя в руки, вышла из машины.

Как только за ними захлопнулась входная дверь, из глубины дома выскочил мальчик. Он на мгновение застыл в отдалении, а потом с громким криком «мама» кинулся к ней. Вцепился, уткнулся в живот и громко разрыдался. От его горького плача у женщины тоскливо сжалось сердце, и сами собой потекли слезы. Бросив мимолетный взгляд на мужа, глаза которого были подозрительно мокрые, она опустилась на колени и обняла дрожащее от рыданий тело. А мужчина немного склонился, положил ей руки на плечи и неловко поглаживал, словно успокаивая. Когда ребенок перестал плакать и дрожать, и просто сопел и всхлипывал ей в шею, женщина подняла голову и ее сердце замерло еще раз.

На нее смотрел маленький мальчик, смущенно теребя полу чистой, но очень растянутой футболки, почти доходящей до колен. Ребенок выглядел растерянным, словно не зная на что решиться, но в его увеличенных стеклами очков глазах, сквозь слезинки явственно виделись волнение и радость. «Он несомненно рад, что я вернулась, и переживал за меня» — подумала Петунья, улыбнулась и поманила его к себе. И без того большие глаза мальчишки в удивлении распахнулись еще больше. Он неловко качнулся, а потом быстро подошел к женщине и молча остановился рядом, опустив голову и занавесив глаза длинной челкой. Петунья одной рукой мягко, но решительно притянула его к себе, от чего тот неловко переступил и тоже уткнулся ей в шею, и обняла, как и другого мальчика. Первые мгновения ребенок был напряжен, как натянутая тетива, но потом враз расслабился и обмяк, так, что женщине пришлось спустить руку и придержать его под попу, прижав к себе. Судя по влажному, прерывистому дыханию, мальчик плакал, но совершенно беззвучно. Петунье было спокойно и мирно в объятьях людей, которым она небезразлична, и женщина была бы совершенно не против просидеть так целую вечность, но от неудобной позы и небольшой слабости у нее быстро затекла спина. Вернон, видимо, это понял, почувствовал ее напряжение, потому нарочито сердито проворчал:

— Давайте все же пройдем в комнату, маме не полезно сидеть у двери на полу, да и неудобно перед миссис Донахью. Дети на его слова вскинулись и отпрянули, дав женщине выпрямиться, но блондин не отошел от нее, вцепившись в платье, а черноволосый отскочил на пару шагов и неловко замер, не зная, на что решиться: позволено ему остаться или приказано уйти. «Странный ребенок» — подумала Петунья.

— Давайте и правда, пойдем в комнату и присядем, — мягко улыбнулась растерянная хозяйка, проходя вперед и придерживая сына за плечо. А по дороге, другой рукой подхватив черноволосого мальчика, приобнимая его. «А ведь я даже не знаю, как его зовут» — подумала она, когда они дружной группой зашли в комнату. Которая оказалась большой кухней-столовой, где хлопотала пожилая опрятная женщина.

— О, с возвращением, миссис Дурсль, — улыбнулась женщина, выключая чайник. — Рада видеть вас в добром здравии. Пожалуй, я пойду, — добавила она, скидывая передник и косынку, — вам наверняка не терпится остаться одним, а я еще успею покопаться в саду. Погода больно хорошая, не находите? Жалко терять такие славные денечки, — добавила она, с умилением поглядывая на их живописную группу, словно любящая бабушка на внучат.

— Э…Быть может выпьете с нами чаю, миссис Донахью? — смущаясь предложила Петунья, вспомнив о гостеприимстве и радуясь, что муж назвал ей фамилию соседки. Женщине почему-то не хотелось, чтобы кто-нибудь знал о ее амнезии.

— Не стоит, дорогая, — ответила соседка, ласково и невесомо проведя ладонью по ее плечу и бросая на молодую мать понимающий взгляд. — Корми своих мужчин, а то мальчики отказались от обеда, так тебя ждали, — добавила она, проходя к выходу из кухни, в то время как Петунья покрепче прижала обоих детей к себе.

— Давай, я сегодня за вами поухаживаю, — предложил Вернон, вернувшись после того, как проводил соседку и видя, что жена растерянно стоит на том же месте. — Завтра я найму тебе временную помощницу по хозяйству, — сказал он, подталкивая троицу к стульям и споро разливая чай, — пока ты не освоишься.

— Спасибо, Вернон, — благодарно ответила Петунья, на сердце у нее потеплело, а в копилку этого незнакомца прибавилось пара плюсиков. Кто бы мог подумать, глядя на этого мужчину, что он способен на такую заботу и внимание. — Но думаю, это будет лишним, — добавила она, отпивая душистый горячий напиток, — постараюсь сначала сама во всем разобраться. Так я освоюсь быстрее.

— Хорошо, дорогая, — покладисто ответил мужчина, бросив на нее пытливый взгляд, — но если что, сразу говори. Тебе не стоит перетруждаться, и мы вполне можем себе позволить временного работника. Женщина кивнула и, наконец, обратила внимание на стол. Он был полностью заставлен блюдами с пирогами, пирожками, бисквитами и баночками с джемом в бумажных кружевах на крышках.

— Это наши соседки постарались, — ответил мужчина, тепло улыбнувшись, — как узнали о твоей травме, так каждый день приходили справиться о твоем здоровье. Ты теперь главная героиня Тисовой улицы — не жалея себя спасла сына. Пастор Вильямс самолично призвал прихожан помолиться о твоем скором выздоровлении, — добавил он, лучась гордостью.

— Неужели, — смутилась Петунья, ведь она не помнила никого из этих добрых людей. — Это приятно, но думаю, любая мать поступила бы так же. Потом они еще немного поговорили ни о чем. Вернон еще пару раз доливал всем чай, не давая жене и пальцем пошевелить или подняться. Дети с аппетитом ели. На душе стало как-то спокойно. Ее любят, она нужна, а память… доктор обещал, что она восстановится, но уже сейчас женщине было уютно в ее семье.

Перекусив, Петунья почувствовала слабость, да и голова к вечеру разболелась, как доктор и предупреждал. Заметив ее мимолетную гримасу, Вернон дал ей лекарство и утянул в комнату на первом этаже, напротив гостиной. Судя по тому, что в ней не было фотографий и других мелочей, она являлась гостевой. Наскоро умывшись в прилегающей к спальне ванной комнате (дети все это время сидели под дверью, тихо переругиваясь и толкаясь), она вернулась и прилегла прямо на одеяло, накинув на себя покрывало. Сзади к ней тут же прильнул Дадли, навалившись на мать не малым для ребенка весом и быстро заснул, видимо, утомился от волнений и плача. А второй мальчик присел около кровати, в ногах, прямо на ковер и, поблескивая очками, смотрел на нее с опаской и надеждой, словно собака, которая ждет подачки, но всегда готовая дать стрекача.

«Да что не так с этим ребенком? Какой-то он дикий». — в который раз подумала женщина, удивляясь его реакции.

— На полу сквозняк, — сказала Петунья и мягко улыбнулась, — если хочешь остаться, поднимайся и ложись. Кровать большая, места хватит всем. Мальчик неуверенно поднялся с пола, немного помялся, но все же скользнул к ней под бок, стараясь лечь с самого края и не прислоняться близко. Петунья вздохнула, притянула его маленькое тельце поближе и накрыла покрывалом. Мальчик тихонько пискнул, сжался, но не пошевелился.

— Напомни, как тебя зовут, — спросила женщина в черную всклоченную макушку, — я ударилась головой и забыла некоторые вещи.

— Мальчишка или Урод, — ответил малыш, замерев от напряжения, в то время как сама женщина оцепенела от неожиданности, — еще, Ненормальный…

— Э… а обычное имя у тебя есть? — с трудом переспросила шокированная женщина.

— Гарри, — ответил мальчик, немного помолчав. — Меня зовут Гарри. И столько взрослой горечи было в его голосе, что Петунье стало не по себе.

— Вот и славно, Гарри, — наконец, отмерла она, ласково обнимая ребенка. И, проводя ладонью по волосам, почувствовала, как он напрягся и вздрогнул от ее незамысловатой ласки, как от удара. — Теперь все будет по другому, Гарри. По-новому, — прошептала женщина скорее самой себе…

Она лежала и чувствовала, как постепенно тельце под ее рукой расслабляется, сумерки за окном все больше сгущаются. Это был долгий день, полный волнения. В целом, у нее была хорошая семья, вот только странное отношение с Гарри не укладывалось у нее в голове. Но, видимо, она и впрямь очень устала, потому, несмотря на множество мыслей и появившихся вопросов, быстро уснула, хоть вокруг нее, беспокойно разметавшись во сне, возились два ребячьих тельца.