Алмазный Остров (джен)

Известие о катастрофе Стихийного Острова привело Мутаре в неописуемую ярость. Расправив зачатки крыльев и неистово сверкая глазами, она в бешенстве носилась по дворцовым коридорам, осыпая криганских недоумков страшными проклятиями. Сейчас королева как никогда походила на дракона; казалось, еще чуть-чуть — и она начнет изрыгать пламя. Испуганные приближенные забились в свои комнаты и старались не выходить оттуда, не без оснований опасаясь попасть под горячую руку разбушевавшейся владычицы.

Мутаре долго не могла успокоиться. Алмазы, несметные залежи магических алмазов, которые она уже считала своими, покоились теперь на дне океана! Значит, всё было напрасно — ее планы и договоренности с союзниками, уйма потраченных на войну денег, тысячи погибших воинов… Вся эта грандиозная кампания, уже близившаяся к триумфальному завершению, в один миг потеряла смысл — теперь оставалось только прекратить ее. Впрочем, последнему обстоятельству Мутаре была в какой-то степени даже рада — несмотря на весь кошмар ситуации с Алмазным Островом. В последнее время необходимость продолжать войну с Эрафией всё сильнее тяготила владычицу. И вовсе не неуверенность в победе была тому причиной — в том, что враг в конечном итоге будет полностью разбит, сомневаться не приходилось. Просто королеву всё чаще посещало то чувство, которое она впервые испытала при наблюдении за неудачным штурмом Мирхема — что ей совсем не хочется доводить противостояние с Асрулом до логического конца. Уж не давала ли о себе знать злосчастная отцовская кровь? Мутаре с негодованием отмела эту мысль. Нет, конечно же, дело было не в ее происхождении. Просто в войне с Эрафией она уже добилась всего, чего хотела — и морального удовлетворения, и реальных выгод. Почти вся населенная часть эрафийской территории и так уже находилась под властью Нихона; захват Мирхема и западных пустынь мало что добавил бы к достигнутому успеху, зато мог стоить жизни еще многим нихонским воинам. Ну и к чему было нести напрасные потери?

И Мутаре отправилась в эрафийскую столицу — заключать мирный договор.

И вот они снова, как и несколько месяцев назад, сидели в том же зале мирхемского дворца друг напротив друга: грозная владычица могущественного королевства — и ее противник, посмевший встать у нее на пути и заплативший за это дорогую цену. Его бледное осунувшееся лицо и траурные одежды, которых он не снимал со дня смерти жены, являли собой резкий контраст с эффектным обликом и роскошным нарядом нихонской правительницы.

— Приветствую вас, предводитель великой Эрафии, — с усмешкой произнесла Мутаре, торжествующе глядя на собеседника. — Ну, что скажете? Небось жалеете теперь, что отказались пропустить нас на Остров? А я ведь предупреждала: не связывайтесь с нами!

Асрул еле сдерживался. Больше всего ему хотелось вцепиться в глотку сидящему перед ним чудовищу, а вместо этого приходилось с вежливым видом выслушивать издевательства — ведь под стенами города стояло сильное неприятельское войско.

— Чего вы хотите? — сухо спросил король.

— Официально зафиксировать результаты войны. Ладно уж, добивать вас я не буду, хотя могла бы. Давайте заключим следующее соглашение: вы должны признать территорию к востоку отсюда принадлежащей Нихону, а мы отказываемся от претензий на Мирхем и западные земли.

— Западная Эрафия — это бесплодная пустыня. То есть практически вы оставляете нам только Мирхем? — в голосе Асрула послышались умоляющие интонации.

Мутаре задумалась. В сущности, она уже доказала Асрулу и его подданным всё, что хотела. Ее превосходство над разгромленным, униженным и деморализованным противником было столь велико, что она даже могла позволить себе проявить великодушие — конечно, в разумных пределах, иначе в Нихоне ее не поняли бы.

— Ну хорошо, хорошо, — с высокомерной улыбкой произнесла она. — Я могу предложить следующее. Как вам известно, верстах в двадцати к востоку от Мирхема протекает река Дунвол. Мы отходим за эту реку — а взамен вы обязуетесь выплатить нам сто тысяч золотом. Согласны?

Асрул молча кивнул. Сумма была почти неподъемной, но выбирать не приходилось.

— Вот и отлично. Я даю вам месяц на то, чтобы собрать необходимое количество золота.

— А Нильструм? — нерешительно спросил Асрул.

Мутаре с трудом сдержала вспышку гнева. Нет, этот человек явно забыл, с кем разговаривает. И зря она думала, что сумела укротить его. Глаза ее полыхнули таким огнем, что Асрул пожалел о заданном вопросе.

— Слишком многого хотите, — произнесла королева. — Вопрос о принадлежности Нильструма я буду обсуждать со своими криганскими союзниками, но вам он в любом случае не достанется! Скажите спасибо, что я возвращаю хоть что-то. Значит, договорились: я отведу войска за реку и буду ждать сто тысяч золотых. Не заплатите в течение месяца — пеняйте на себя.

Выполнив все формальности, необходимые для заключения договора, и проводив Мутаре, Асрул заперся в кабинете, чуть не плача от стыда и унижения. Руки его тряслись, неподвижный взгляд был устремлен в одну точку, с губ срывались ругательства. Конечно, всё могло закончиться гораздо хуже, и он должен был радоваться, что избежал почти неминуемой гибели, но… Чему тут радоваться, когда от всего королевства осталась лишь малая часть, да и за это придется заплатить врагам огромную сумму? И как же это было унизительно — безропотно подчиняться требованиям самодовольной твари, отнявшей у него почти всё, в том числе двух самых близких людей — жену и брата! Но горше всего было осознавать, что судьба его государства и впредь будет всецело зависеть от прихоти нихонской королевы, ведь прибрать к рукам остатки его владений ей теперь — раз плюнуть…

После переговоров с Асрулом Мутаре вошла в шатер Деемера и сообщила:

— Только что я заключила мир с Эрафией и в связи с этим приказываю прекратить боевые действия и отойти за Дунвол. Мы договорились, что граница пройдет по этой реке.

Деемер взглянул на королеву как на сумасшедшую. От изумления у него даже отвисла челюсть.

— Что?! Какой еще мир?! Простите, владычица, но вы неправы. До победы остался один шаг, враг обескровлен и почти разбит, наши войска у ворот неприятельской столицы — и в этот момент вы заключаете мир, да еще и возвращаете эрафийцам отвоеванные у них земли.

— Не смей критиковать мои решения, — тихо, но грозно произнесла Мутаре. — Во-первых, свои земли они получат назад не бесплатно. Во-вторых, мы воевали не за Эрафию, а за Алмазный Остров. Нет Острова — нет и резона продолжать войну.

— Как же вы не понимаете? Сколько веков мы мечтали навсегда разделаться с этой проклятой Эрафией, сколько раз обламывали об нее зубы! А сейчас наши шансы высоки, как никогда в истории. Осталось сделать последнее усилие, взять Мирхем — и Эрафия будет уничтожена. А ее западные земли достанутся нам вообще бескровно — их некому защищать, вся армия противника сосредоточена в столице. Да, каюсь, в прошлый раз я погорячился со штурмом Мирхема. Но теперь мы как следует подготовимся, стянем сюда побольше войск и, уж будьте уверены, возьмем этот город.

— Нет, не возьмете.

— Возьмем!

— Не возьмете, — сквозь зубы процедила Мутаре, — потому что у меня договор с Эрафией, и в соответствии с этим договором я приказываю вам немедленно отступить за Дунвол.

В глазах Деемера сверкнул нехороший огонек.

— Ну уж нет, никуда я не отступлю.

— Так… Это что, мятеж?

— Считайте как хотите.

— В таком случае я тебя предупреждаю: если в течение недели ты не выполнишь мой приказ — я буду вынуждена применить силу.

Деемер лишь хмыкнул в ответ.

Добравшись до небольшого городка Александрета, расположенного примерно на полпути от Мирхема до Нихонского пролива, Мутаре уединилась во дворце и принялась обдумывать сложившуюся ситуацию. Дело грозило принять самый серьезный оборот. Судя по всему, ее договор с Эрафией был воспринят Деемером как проявление мягкотелости и нерешительности. А этого нихонские лорды не прощали. Они могли простить своему предводителю что угодно — излишнюю жестокость, подлость, вероломство, но — не слабость. И теперь Мутаре должна была доказать народу, что она отнюдь не слабая правительница. Деемера следовало наказать со всей жестокостью, наглядно показав, к чему приводит неповиновение владычице.

Королева разослала гонцов в окрестные города и стала ждать прибытия оттуда войск, чтобы затем двинуться к Мирхему для подавления мятежа. Спустя несколько дней вдали показался идущий в сторону Александрета отряд нихонцев. Но, судя по форме и знаменам, это было не вызванное Мутаре подкрепление, а один из полков Деемера. Войско подошло к городу и разбило лагерь у его стен.

Вызвав во дворец командира александретского гарнизона, минотавра по имени Гуннар, Мутаре приказала ему отправиться к воинам Деемера и выяснить их намерения.

Под вечер Гуннар вернулся. Он старался выглядеть бесстрастным, но глаза его лихорадочно блестели.

— Ну так чего они хотят? — спросила Мутаре.

— Они пришли уничтожить вас, владычица. Деемер объявил себя королем. Они утверждают, что ему уже присягнули не только войска, стоящие под Мирхемом, но и гарнизоны нескольких крупных городов.

— Врут! — сощурилась Мутаре.

Гуннар пожал плечами.

— Может, врут, а может, и нет. Кто же знает?

Мутаре взглянула на темнеющее небо. Сегодня уже поздно сражаться, а завтра утром она расправится с этими бунтовщиками. Их пришло не так много — основная часть армии Деемера осталась под Мирхемом — так что сил для победы должно хватить. А дальше… Дальше будет видно.

Приказав Гуннару готовиться к завтрашней битве, Мутаре отправилась спать.

Однако ранним утром королева проснулась от шума за окнами, в котором явственно слышались воинственные крики и звон доспехов.

Вскочив с постели, она стала наспех натягивать одежду. В этот момент дверь спальни распахнулась, и на пороге возник троглодит, начальник охраны дворца.

— Вставайте, владычица! Скорее!

— В чем дело? — обернулась к нему Мутаре. — Они пошли на штурм?

— Они уже в городе. Пока мы спали, Гуннар открыл им ворота. Почти весь гарнизон перешел на их сторону, вам остались верны только мои подчиненные из охраны дворца. Скоро враги будут здесь, бежать надо!

Мутаре гневно сверкнула глазами.

— Бежать, говоришь? Ну уж нет! Сейчас я разберусь с этими предателями!

Сунув в карман стоявшую на прикроватном столике Сферу Уязвимости — этой вещью недруги не должны были завладеть ни в коем случае — королева надела доспехи и решительно направилась к выходу.

— Куда же вы? — попытался остановить ее троглодит. — Их там намного больше…

— Зато они не владеют магией так хорошо, как я. Сейчас они узнают, что такое Армагеддон!

Мутаре выбежала на кишащую врагами улицу, на ходу произнося заклинание Армагеддона. Она ждала, что сейчас с небес хлынет яростный огненный дождь, но оттуда не упало ни одной искры. Не помогла даже алмазная брошь, с которой владычица не расставалась с тех пор, как узнала всю правду о ее магической силе — заклинание не работало! Мысленно призвав на помощь Галимента Карающую Десницу, Мутаре попыталась метнуть в толпу ледяную молнию, и снова безрезультатно — грозный бог Тьмы будто не слышал ее молитвы. «У них Сфера Запрещения!» — с ужасом догадалась она. Аламар когда-то рассказывал ей об этом артефакте, применяемом во время сражений и не дающим никому из находящихся на поле боя пользоваться магией…

Метнувшись обратно к дворцу, на крыльце которого воины Деемера уже добивали последних уцелевших стражников, Мутаре нос к носу столкнулась с Гуннаром.

— Изменник… — с презрением произнесла она.

— Кто из нас изменник? — сквозь зубы процедил Гуннар, злобно глядя на бывшую королеву. — Я, что ли, заключил мир с Эрафией вместо того, чтобы довести войну до победы?

В тот же момент Мутаре ощутила жгучую боль в животе и увидела торчащую оттуда рукоятку меча. Стиснув зубы, она выдернула из раны длинный окровавленный клинок и ткнула им Гуннара. Тот с криком и руганью повалился на землю, а Мутаре, отмахиваясь его мечом от врагов, со всех ног бросилась к стоявшей на краю города кузнице, за которой, как она знала, находился замаскированный вход в подземелье. Сфера Запрещения не позволяла ей телепортироваться — приходилось бежать, превозмогая боль и обливаясь кровью. В нее то и дело вонзались летящие со всех сторон копья троглодитов и стрелы медуз, но, обладая потрясающей, почти драконьей выносливостью, она всё же сумела оторваться от преследователей. Достигнув кузницы, Мутаре упала на колени и сдвинула лежащий на земле большой плоский камень, под которым открылся узкий лаз. Со стонами повыдергивав торчащие из тела стрелы и копья, она бросила их вниз, в дыру — чтобы не оставлять следов. Затем с трудом протиснулась в отверстие и задвинула за собой камень.

Когда глаза привыкли к темноте, Мутаре увидела, что находится в небольшой пещере, от которой во все стороны расходятся извилистые узкие туннели. Наверное, эти подземные коммуникации, столь похожие на нихонские, остались здесь еще со времен Первой эрафийской кампании. И, судя по заплесневелым осыпавшимся стенам туннелей и свисавшей отовсюду паутине, сейчас они были необитаемы — похоже, нихонцы, захватившие Александрет меньше двух месяцев назад, еще не успели добраться до подземелий.

Выбрав наугад один из туннелей, Мутаре побежала по нему прочь от города. Раскатистое эхо повторяло и усиливало топот ее ног, создавая впечатление погони, но когда она останавливалась передохнуть, звуки стихали — очевидно, враги были еще далеко. Тяжело дыша, то и дело спотыкаясь, она долго бежала в неизвестном направлении, потом, ослабев, шла, держась за стены туннеля, потом — ползла, оставляя за собой кровавый след. Голова кружилась, в глазах темнело, двигаться становилось всё труднее. «Зря стараюсь, — в отчаянии подумала она. — Всё равно найдут и добьют».

Дрожащей рукой Мутаре нащупала на шее грибообразный серебряный кулон, липкий от крови. Это был телепортатор, когда-то изготовленный для нее Аламаром. С ранней юности ей хотелось уметь мгновенно перемещаться в пространстве, и ради этого она выучила несколько заклинаний телепортации. Но эти чары, хоть и считались очень сильными, переносили лишь на небольшое расстояние, да к тому же требовали немалых затрат магических сил. Разочарованная скромными возможностями заклинаний, Мутаре повелела Аламару разработать более мощное средство перемещения. Чернокнижник трудился почти четыре года, но так толком и не справился с поставленной задачей. Телепортатор-то он создал, но добиться направленности перемещения не сумел: как смущенно признался Аламар своей ученице, его артефакт мог унести хозяина очень далеко, но куда именно — предсказать было невозможно. С досадой забросив подальше эту бесполезную вещь, Мутаре надолго забыла о ней. Лишь недавно, после похорон Аламара, она извлекла пылящийся без дела кулон из дальнего ящика стола и с тех пор носила его как память о безвременно погибшем учителе. И вот теперь артефакт, наконец, дождался своего часа. Конечно, применять его по назначению было рискованно — он запросто мог забросить, например, в морскую пучину или прямо в логово врагов — но здесь, в подземелье, которое наверняка уже прочесывали воины Деемера, у вчерашней владычицы и вовсе не было шансов на спасение.

Нажав на ножку серебряного гриба, Мутаре до упора вдавила ее в шляпку. Раздался негромкий щелчок, и из глубины артефакта вырвался луч зеленоватого света. Яркая вспышка, озарившая мрачные глубины подземелья, ослепила Мутаре, по телу забегали обжигающие молнии, мощная сила стиснула ее до хруста в костях и тут же отпустила. Когда Мутаре вновь обрела способность видеть, она обнаружила себя лежащей посреди унылой пустынной местности. Сухую серую землю покрывали трещины, растительность почти отсутствовала, за исключением пробивающихся сквозь камни редких жухлых травинок да гоняемых ветром колючих шаров перекати-поля. Вконец обессилев от телепортации и почти теряя сознание, Мутаре вынула из кармана Сферу Уязвимости, непослушными пальцами откинула крышку, приводя артефакт в рабочее положение, и прошептала целительное заклинание. Стало чуть легче, она смогла приподняться и осмотреться вокруг. В одну сторону пустыня тянулась до самого горизонта, а с другой виднелись белесые голые скалы, постепенно переходящие в более высокие горы. До ближайших скал, у подножия которых блестело окруженное чахлыми кустами небольшое озерцо, было не так уж далеко. Закрыв и убрав на всякий случай Сферу Уязвимости, Мутаре поползла в ту сторону, надеясь найти там укрытие от диких зверей и палящего солнца. Но вскоре она совсем выбилась из сил и осталась лежать в изнеможении, не в состоянии даже пошевелиться. Сквозь полузабытье она почувствовала, как кто-то подхватил ее под мышки и, кряхтя от напряжения, куда-то поволок. «Ну вот, и здесь до меня добрались. Сейчас убьют» — обреченно подумала Мутаре.

Но, похоже, убивать ее не собирались. Чьи-то мягкие руки приподняли ее, уложили на тюфяк, осторожно, стараясь не причинить боли, стянули одежду… Собравшись с силами, она открыла глаза и увидела, что находится в небольшой пещерке, вход в которую завешен шкурами и выцветшим тряпьем. Тесное помещение было в беспорядке заставлено мешками и тюками, посередине тускло горел очаг. В одной из двух ниш, выдолбленных в стенах друг напротив друга, стояли три белых глиняных фигуры в позолоченных венках — одна с плотницкими инструментами в руках, другая со щитом, а третья с весами. Грациозные, с большими печальными глазами и широко расставленными крыльями за спиной, незнакомые идолы разительно отличались от устрашающих изваяний темных богов с грозными клыками и когтями. В неверном свете разноцветных свечей и масляных ламп фигуры будто колыхались и казались живыми. Мутаре лежала в другой нише, видимо, служившей спальным местом хозяину пещеры. А рядом стоял и сам хозяин в засаленном черном балахоне, по виду явно эрафиец. Это был тщедушный сгорбленный старец с длинной белой бородой, столь же длинными спутанными волосами и землисто-серым лицом. Склонившись над Мутаре, старик медленно водил ладонью над ее ранами и нашептывал лечебные заклинания.

— Брось это. На меня такая магия не действует, — простонала она, не считая нужным говорить незнакомцу про Сферу Уязвимости. — Лучше просто перевяжи меня и дай несколько дней отлежаться.

— Это не заживет за несколько дней, — с сомнением произнес отшельник, осторожно ощупывая сквозную рану от меча Гуннара.

— Не спорь. Я лучше знаю.

Пожав плечами, старик подошел к стоящему на полу мешку, извлек оттуда длинный кусок ткани и, разорвав его на несколько полос, приступил к перевязке. Затем он ушел в противоположную нишу, встал на колени перед идолами и начал молиться, а Мутаре осталась наедине со своей болью. Со стороны могло показаться, что она умирает: по телу то и дело проходили судороги, дыхание было хриплым и неровным, на губах выступала кровавая пена. Но это была не агония, а лишь бурное проявление протекавших в ее теле интенсивных восстановительных процессов. Мутаре знала, что говорила: ее раны затягивались по-драконьи быстро, и силы возвращались не по дням, а по часам. Ухаживающий за ней старый отшельник, меняя повязки, лишь с удивлением качал головой, но за всё время ни разу ни о чем не спросил и вообще не произнес практически ни слова.

Пролежав в его пещере четыре дня, Мутаре почувствовала себя вполне здоровой и смогла встать с постели. Старец оторвался от молитв и подошел к ней.

— Ты исцелилась, женщина, — произнес он. — Я рад за тебя.

Мутаре долго в задумчивости смотрела на отшельника, всем своим обликом излучавшего спокойное достоинство и какую-то особую, неземную мудрость.

— Кто ты, старик? И почему живешь в пещере?

— Я монах. А эта пещера — прекрасное место для уединения. На востоке, в населенных провинциях, слишком много суеты, а теперь еще и война. А здесь, в пустыне, покой и благодать. В эти края редко кто добирается — ведь город отсюда в нескольких неделях пути.

— Какой город?

— Мирхем, да обережет его Эрлоир Хранитель… Если идти прямо на восток, через горы — дойдешь за пару недель, а если горы обходить — так и вовсе за месяц. Так что людей здесь почти не бывает — лишь такие же отшельники, беглые преступники, да еще дезертиры с фронта. Ну, и тебя принесло не знаю уж каким ветром…

— Почему ты помог мне?

— Потому что ты нуждалась в помощи.

— Но ведь ты даже не спросил, кто я такая! А что, если я, к примеру, из Нихона?

Губы монаха тронула едва заметная ироническая улыбка.

— К чему расспросы, если и так видно, что ты из Нихона?

Это было неудивительно: такая черная кожа, как у нее, никогда не встречалась у людей эрафийской национальности, а уж чешуя и крылья и вовсе не оставляли сомнений в ее происхождении.

— Ты видел это — и все равно решил помочь? Но я же тебе враг! Я пришла, чтобы завоевать твою страну! Ты хоть знаешь, что происходит за пределами твоей пещеры? Десятки тысяч ваших воинов погибли в боях, все восточные земли оккупированы Нихоном, в Нильструме кригане, Мирхем падет в самое ближайшее время!

— Горькие вести принесла ты мне, — нахмурился старец. — Но я не виню тебя в происходящем — ты ведь не хотела этого.

— Да откуда тебе знать, чего я хотела?

— Я же вижу тебя насквозь, женщина. Твоя душа не так черна, как кажется даже тебе самой. Просто ты сейчас в растерянности и сама не можешь в себе разобраться. В твоем сердце много зла, но есть и добро.

Мутаре скептически хмыкнула. Наивный идеалист, какое еще добро углядел он в ней?

— Зря смеешься, — покачал головой монах. — В каждом из нас есть и светлое, и темное начало, и вопрос лишь в том, какому из них мы следуем. Я надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.

— Мне уже поздно делать правильный выбор. Поздно, старик!

— И все-таки попробуй. Повернуться от Тьмы к Свету никогда не поздно.

— Вот только не надо этих проповедей! Не учи меня жить и не навязывай своих представлений о добре и зле!

— Я не собираюсь ничего тебе навязывать. Хочу только сказать: когда твой ум в смятении — позволь сердцу вести тебя. Доверься ему, оно не обманет. А сейчас ступай, женщина. И да помогут тебе пресветлые боги.

— Нет, твои боги мне не помогут. А вот вашему народу без их помощи теперь не обойтись. Так что не молись за меня — молись за Эрафию!

С этими словами Мутаре выбежала из пещеры. Стоял поздний вечер, и солнце уже скрылось за горизонтом. Лишь бледный свет восходящей луны освещал окружающие скалы, да первые звезды неярко светились в пыльном небе. Сориентировавшись по ним, Мутаре устремилась на восток, к громоздящимся впереди горным хребтам, за которыми, по словам отшельника, находилась столица. Обходить их времени не было — и она двинулась напролом, карабкаясь по склонам, продираясь сквозь заросли колючего кустарника, с трудом балансируя на узких горных тропах. Жаркое пустынное солнце слепило ей глаза, пекло голову, обжигало кожу. Когда становилось совсем невмоготу, Мутаре отсиживалась в пещерах и расщелинах скал, но не позволяла себе отдыхать долго — как только зной спадал, она вновь отправлялась в путь, задыхаясь и валясь с ног от усталости, но не сбавляя скорость. «Быстрее, быстрее!», — стучала в висках настойчивая мысль. Только бы успеть добраться до Мирхема до того, как Деемер превратит его в безжизненную груду камней! Она не знала, когда начнется штурм, и очень боялась опоздать, но при этом совсем не представляла себе, что будет делать, если успеет вовремя. Попросится в город, чтобы принять участие в его обороне? Или попытается призвать нихонские войска не подчиняться Деемеру и отступить? И то, и другое будет глупо, бессмысленно и бесполезно. В первом случае ее убьют эрафийцы, во втором — нихонцы. Но, хоть разум и подсказывал ей, что содеянного уже не исправить, она всё равно шла в Мирхем, потому что не могла иначе, потому что не представляла себе, как сможет жить дальше, допустив гибель этой злосчастной Эрафии, кровная связь с которой, казалось бы, ничего для нее не значила. Впервые в жизни Мутаре отправлялась на дело, не имея перед собой ясной цели, но тем не менее шла вперед упорно и целеустремленно, как будто от нее что-то зависело, как будто она еще могла изменить ситуацию…

Окончание войны с Нихоном многими в Мирхеме было воспринято с радостью и облегчением, но Асрулу заключенный мир не принес успокоения. Ему не верилось, что этот мир продлится долго. Пусть сейчас подземцы не хотят его добивать — но ведь они в любой момент могут передумать. И что тогда? У них огромные владения, а у него один Мирхем и изрядно поредевшая армия, которую больше нечем усиливать. Даже если враги, как и обещали, отойдут за Дунвол — до границы Нихона будет всего двадцать верст. При желании подземцы преодолеют это расстояние за один день…

А где взять сто тысяч золотых на выплату контрибуции? В довоенные времена такую сумму можно было бы относительно безболезненно собрать со всей страны, но теперь предстояло собирать ее фактически с одного Мирхема, да еще после того, как огромное количество денег ушло на военные расходы. Значит, опять придется устраивать поборы, отнимая у нищего населения последние крохи…

Тем временем нихонцы, вопреки достигнутой договоренности, никуда не уходили. Более того, под стены Мирхема прибывали новые неприятельские отряды. Враги притащили баллисты, катапульты и прочие стенобитные орудия. Похоже, они не только не собирались снимать осаду — напротив, они готовились к штурму. Наблюдая за неприятелями, король мрачнел всё больше: его худшие опасения подтверждались. «Они не нападут, — успокаивал он себя. — Если б собирались напасть, не стали бы требовать контрибуции». Однако множащиеся перед городом полчища подземцев не внушали уверенности в этом.

Позвав к себе Морриса, Асрул сказал ему:

— Отправляйся к нихонцам и постарайся выяснить, что у них на уме. Мне что-то не нравятся эти их приготовления. Напомни им о нашем мирном договоре — они, кажется, забыли о нем.

Поднявшись на сторожевую башню, король долго смотрел в подзорную трубу вслед удаляющейся от городских стен фигурке. Он видел, как Моррис подъехал к вражескому лагерю, как вслед за нихонцами скрылся в одной из палаток. Он довольно долго не выходил оттуда, и Асрул уже раскаивался, что отправил оруженосца на гибель, но тут наконец увидел его скачущим обратно. Когда Моррис въехал в город, вид у него был угрюмый и расстроенный.

— Ваше величество, — сообщил он королю, — они действительно собираются атаковать.

В груди у Асрула похолодело. Вроде бы он был готов к такому обороту событий, и все равно слова оруженосца повергли его в шок.

— Вероломные твари… Непонятно, зачем тогда было заключать мир?

— А они говорят, что ваш мирный договор с королевой Мутаре больше не имеет силы. Дело в том, что Мутаре они свергли, и теперь у них новый король — Деемер. Я говорил с ним… он заявил, что не успокоится, пока не возьмет город. И просил передать вам свое предложение сдаться по-хорошему.

Асрул побледнел, на лбу у него выступила испарина.

— Ну уж нет… Не дождутся, — как можно увереннее произнес он.

— Конечно, мы не сдадимся! — воскликнул Моррис, воинственно потрясая мечом. — В тот раз выстояли, и сейчас выстоим, а там уже и энротцы скоро придут на подмогу! Так ведь, ваше величество?

— Да, да… Разумеется, — промолвил король, пряча глаза.

Уйдя к себе в спальню, Асрул затворил дверь и рухнул на стул. «Вот и всё», — прошептал он помертвевшими губами. Никаких надежд больше не оставалось: если с Мутаре еще можно было как-то договориться, то Деемер о своих намерениях заявил совершенно четко. Сомневаться не приходилось: он и в самом деле не успокоится, пока Мирхем не будет взят и уничтожен. Да, в прошлый раз город удалось отстоять, но тогда враги атаковали малыми силами, атаковали с ходу, не подготовившись. Теперь же они приведут сюда столько воинов, сколько потребуется, и ничто уже не сможет им помешать. Если бы не буря, погубившая энротский флот — всё, конечно, могло бы сложиться иначе… После того страшного дня, когда Асрул узнал о ней, он несколько раз подходил к артефакту связи и тыкал пальцем в его зрачок в робкой надежде, что брат всё же спасся и ответит. Но артефакт молчал. А это означало, что помощи ждать неоткуда. Оставалось лишь погибнуть так, так подобает доблестным воинам и истинным патриотам своего отечества, унеся с собой побольше врагов и не посрамив славу предков. В памяти Асрула всплыли давние слова Катерины о необходимости всем народом достойно встретить роковой час последней битвы с мировым злом, не поступаясь идеалами Света даже перед лицом неизбежной гибели. Он только сейчас в полной мере осознал всю постыдность своей прежней политики, когда он вовсю пресмыкался перед темными силами, надеясь тем самым спасти страну. Всё равно ведь не спас, а лишь поставил позорное пятно на светлый образ эрафийского народа. Теперь это пятно предстояло смывать кровью.

И потянулись долгие томительные дни безнадежного ожидания. К Мирхему подтягивались всё новые и новые полки нихонцев, но враги не спешили со штурмом — очевидно, наученные прошлой неудачей, они хотели как следует подготовиться и атаковать уже наверняка. Мирхемцы с тревогой наблюдали за тем, как увеличивается в числе стоящая у стен города неприятельская армия; Асрул, как мог, старался приободрить людей и поддержать их веру в скорое прибытие союзников. Явных панических настроений среди населения не было, и короля это радовало. Но вместе с тем ему не давала покоя мысль о том, что народ Эрафии исчезнет из этого мира, не очистившись от скверны черных культов, расплодившихся по его, Асрула, вине. Вообще-то последователи этих культов, за исключением немногих предателей, проявляли себя в войне вполне достойно — стремление защитить родину и короля всё-таки возобладало у них над духовной близостью с захватчиками. Но сам факт, что в стране, веками славившейся непоколебимой приверженностью Свету, оживляются трупы и возносятся молитвы силам Тьмы, был невыносим. Асрулу давно хотелось запретить все темные учения и связанные с ними магические практики, но он боялся посеять гражданскую рознь и тем самым снизить свои шансы на победу в войне. Но теперь думать о победе уже не приходилось — и король, наконец, решился разом покончить со всей этой мерзостью, развращающей народ и подрывающей его дух.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения короля и подтолкнувшей его к такому решению, стала встреча с магистром оккультных наук — во всяком случае, именно так представился этот человек, пришедший к нему на прием обсудить важный, по его словам, вопрос. Асрулу сразу показалось, что где-то он уже видел этого костлявого бледнолицего старика, а когда тот начал говорить, сомнений больше не осталось: это был тот самый некромант, который в скорбные дни прощания с Надиан предлагал поднять ее в качестве лича.

— Ваше величество, я помню о вашем неодобрительном отношении к искусству некромантии, — произнес магистр. — Но надеюсь, что, узнав о последних достижениях нашей гильдии, вы измените свое мнение. Нам удалось усовершенствовать метод поднятия мертвых, и теперь мы можем делать это почти так же эффективно, как дейджцы. Представьте себе: в среднем из десяти мертвецов семь-восемь возвращаются к жизни в виде ходячих скелетов!

— И что? — равнодушно спросил король.

— Как — что?! Это же прекрасная возможность пополнить армию! После прошлого сражения город переполнен трупами, а ведь большинство из них можно вернуть в строй. Собственно, я пришел к вам за разрешением на раскопки городского кладбища. Если мы поднимем хотя бы половину из тех, кто там покоится, у нас будут все шансы отразить натиск врага.

Асрул неприязненно уставился на некроманта.

— Неужели вы и впрямь надеетесь получить от меня такое разрешение? Нет уж, никаких трупов в нашей армии я не потерплю.

— Но ведь это же ради спасения отечества! Тут уж все средства хороши…

— А во что оно после этого превратится, наше отечество? В подобие Дейджи? В страну, где нет почтения ни к священному дару жизни, ни к таинству смерти? Да уж лучше нам всем погибнуть!

— Вы, видимо, неверно понимаете идеологию некромантии, — обиженно произнес старец. — Это вовсе не отрицание ценности жизни, а, напротив, стремление продолжить ее даже после смерти…

— Хватит! — прервал его Асрул. — Отныне я никому не позволю глумиться над покойными. Никакой некромантии в Эрафии больше не будет!

Сокрушенно вздохнув, магистр встал и поплелся к выходу, а Асрул схватил первый попавшийся под руку лист бумаги и, нервно покусывая перо, начал писать текст указа о запрете всех оккультных учений.

Этот указ он в тот же вечер огласил перед народом, собравшимся на дворцовой площади.

— Сейчас, в тяжелейший момент истории Эрафии, — сказал он, — мы должны отринуть от себя чуждые нам религиозные культы, очистить души от зла и утвердиться в верности идеалам Света. Настала пора с покаянием и надеждой вновь обратить свои сердца к светлым богам, искренняя вера в которых всегда давала нашему народу несокрушимую силу. С сегодняшнего дня любые формы поклонения Тьме объявляются вне закона. Всем школам и академиям черной магии, гильдиям некромантии, храмам Тьмы и сатанинским святилищам следует немедленно прекратить деятельность и освободить занимаемые помещения. К завтрашнему полудню все имеющиеся в городе артефакты, книги и культовые принадлежности, связанные с любыми разновидностями темной религии и соответствующей магии, должны быть собраны на дворцовой площади, где пройдет обряд очищения и всенародный молебен. В последующем отправление темных культов и хранение связанных с ними предметов будут караться по всей строгости закона.

По площади прокатился одобрительный гул.

— Правильно! — слышались голоса. — Давно пора!

— Разрешите уточнить, ваше величество, — спросил пожилой мужчина в плаще волшебника. — А черную магию теперь вообще нельзя применять — даже против нихонцев?

— Нельзя, — ответил король. — Мощь черных заклинаний коренится в силах Тьмы, и пользоваться ими — всё равно что обращаться за помощью к темным богам. Мы не должны опускаться до этого.

— Жаль, — вздохнул волшебник. — А то могли бы бить врага его же оружием. У нихонцев превосходные убийственные заклинания — а наша светлая магия годится лишь для защиты...

— Позвольте, — вмешался стоявший рядом с королем Тамар, — мощные ударные заклинания есть не только в черной магии. Уверяю вас, магия воздушной стихии в этом отношении ничем не хуже. Если хотите, я могу организовать ускоренные курсы и обучить этому искусству всех желающих.

Толпа ответила возбужденным шумом. Очевидно, предложение пришлось людям по душе.

К полудню следующего дня посреди площади возвышалась груда растрепанных книг в черных обложках, испещренных сатанинскими символами щитов и шлемов, размалеванных оскаленных масок, сосудов с запекшейся на дне кровью, каменных и серебряных черепов самых разнообразных размеров. Напрасно король опасался народных волнений — большинство поклонников Тьмы добровольно притащили сюда этот хлам из своих святилищ и академий. Только некроманты поначалу никак не желали закрывать свою гильдию, но и они, увидев перед входом толпу решительно настроенных горожан с камнями и дубинами, предпочли без лишних напоминаний покинуть здание.

Когда часы пробили двенадцать, из дверей главного мирхемского храма вышла процессия празднично одетых жрецов с факелами. Жители города, плотной стеной стоявшие на всём пути от храма до дворца, приветствовали их радостными возгласами. Расположившись вокруг сваленного на площади магического мусора, священнослужители протянули к нему факелы, и вся куча вспыхнула жарким огнем. Сначала жрецы, а за ними и все собравшиеся опустились на колени и простерли руки к небу. Смрадный дым уходил ввысь, черные артефакты, треща и корежась, рассыпались в прах — и чем ярче разгоралось пожиравшее их очистительное пламя, тем светлее становились устремленные в небеса лица людей. Когда куча догорела, священники залили ее водой, водрузили на это место вынесенные из храма статуи Арагура Создателя, Эрлоира Хранителя и Илвантая Судии и вознесли им покаянную молитву. Тысячи людей, со священным трепетом глядя в небо, беззвучно повторяли за ними слова этой молитвы, прося силы Света не оставить их своей милостью и даровать победу над неприятелем. И, казалось, боги услышали их — серое небо, уже несколько дней затянутое тучами, вдруг на несколько минут прояснилось, и на город пролились скупые лучи солнца, воспринятые многими как добрый знак, сулящий надежду.

Асрул в этот день не стал отделять себя от народа и отказался занять свое обычное почетное место на ступенях дворца. Стоя посреди общей толпы, один, без стражи, он со слезами на глазах молил богов о том, чтобы они простили эрафийскому народу былые прегрешения и укрепили его дух перед последней роковой битвой. И еще он просил их защитить Хармондейл, чтобы его подданные, нашедшие там приют, смогли сохранить себя как народ и не дали угаснуть памяти о своей великой родине, разгромленной неодолимыми врагами, но не преклонившейся перед ними…