Явление княгини Пайкар (джен)

Прошел почти год с отъезда Баграта в Алеман. Саят увлеченно занимался проектом своей железной дороги — несколько месяцев назад Хан дал ему свое милостивое разрешение строить в Урарте эту чужеземную новинку. И даже даровал на это дело изрядную сумму.

Саят теперь редко бывал в родном поместье, мотаясь по стройкам, кабинетам чиновников и фабрикам. Дело не слишком ладилось, трудности сыпались на него как из рога изобилия. Однако Саят упрямо шел к цели.

Письмо от отца поначалу затерялось в деловой корреспонденции. Но однажды вечером Саят все же заметил конверт, подписанный знакомым почерком. Трясущимися руками выудил его из кипы бумаг, резко полоснул ножом, вскрывая послание.

На стол перед ним выпала стопка аккуратно исписанных мелкими буквами с завитушками сложенных вчетверо листков.

«Дорогой мой сын!

Здравствовать тебе еще сто лет! Верю, что у тебя все хорошо, что твой железнодорожный проект движется к успеху. Надеюсь лишь, что ты, увлеченный своей грандиозной идеей, не забываешь о простых жизненных радостях. Ни одно дело, даже самое важное и замечательное, не стоит того, чтобы отказывать себе в бокале вина вечером и в объятиях красотки ночью», — начиналось послание. Саят почувствовал, что на его губах невольно расцветает улыбка. Как же ему не хватало отца с его особым взглядом на важное и неважное!

«Спешу заверить, что устроился в Алемане хорошо. Это чудна́я страна, в которой не сыскать хорошего вина или хоть одной завалящей горушки. Но зато местные сладости хороши, особенно шоколад. А еще тут есть великолепные девушки, одевающиеся в пестрые платья и красящие волосы во все цвета радуги. Я совершенно влюбился в моду на оранжевые косы!..»

Оранжевым косам, зеленым глазам и платьям в глубоким декольте была посвящена целая половина страницы, которую Саят прочитал, тихо посмеиваясь. Но самое интересное оказалось дальше.

«Местные ученые умы меня изрядно разочаровали. Они презрительно смеются, когда я заговариваю с ними о чудесах или магии. Называют мою историю о воскрешении Пайкар выдумкой. Я обошел весь Университет и нашел едва с десяток человек, которые меня хотя бы выслушали. К счастью, одним из них оказался ректор. Он — воистину муж большой мудрости! Разумеется, и он нисколько мне не поверил, как и все, счел меня наивным варваром и чудаком. Но не стал обижать недоверием, притворился, будто относится к моим изысканиям с сочувствием. Согласился, что Университет напрасно не уделяет изучению магии внимания. Посетовал, что на это начинание не хватает денег, и, как только они появятся, он немедленно откроет целый факультет по изучению магии!

Я знаю жизнь и людей, Саят. И прекрасно понял, что ректор просто говорит сладкие моему уху слова, чтобы снискать мое расположение. (Я, видишь ли, умудрился стать тут модной персоной… Но об этом после). Однако глупо было бы не воспользоваться ситуацией.

Я нашел одну очень богатую особу, разделяющую мое желание вникнуть в тайны чудесного и необъяснимого. И уговорил ее пожертвовать Университету деньги на изучение магии. Ректор не сумел отвертеться. Его последним аргументом оказалось то, что он не знает подходящего человека, чтобы поставить его во главе такого факультета. Что же, я временно взял на себя эту обязанность. Конечно, я не учен, но зато умею договариваться с людьми. И отныне я — официальный глава Общества Рационального Изучения Магии. ОРИМ, как мы его называем.

Главное, что начало положено. Я направлю лучшие умы Алемана на объяснение чудесного. И, уж верно, хоть сколько-нибудь продвинусь в этом деле. Думаю, Оган был бы доволен».

Саят отложил письмо и ошеломленно потряс головой. Общество Рационального Изучения Магии? Его отец теперь работает в Университете? Звучало все это совершенно невероятно.

«Несколько слов напишу о Татевик. Хоть я и не встречался с ней уже много месяцев, она невольно очень помогла мне в моих начинаниях. Дело в том, что ее талант игры на чугуре высоко оценили в Алемане. Она теперь играет на закрытых вечерах у аристократов, у нее много поклонников и подражателей.

Слухи почему-то связывают меня с ней романтическими отношениями. Будто бы мы бежали из Урарта вместе потому, что там наша любовь была невозможно. «Служанка и князь не могут быть вместе!» — как я слышал недавно.

Поэтому меня здесь называют «Тот самый князь!» и «Тот самый возлюбленный Татевик». Должен признаться, эта скандальная слава оказалась очень полезной. Если бы не она, едва ли ректор был бы так любезен. Да и найденная мной меценатка снизошла до знакомства со мной только из-за этой несуществующей романтической истории».

«Вот ведь вертихвостка!» — пробормотал себе под нос Саят, имея в виду Татевик.

«Я поселился в чудесном доме с небольшим садиком. Яблоки в нем растут совсем мелкие и кислые, с нашими уруртскими плодами не сравнить. Зато по весне выглядят эти деревья очень нарядно. Признаться, в доме пока довольно неуютно, но я уже заказал ковры и...»

Описание простых домашних хлопот вызвали у сына ностальгический вздох. Он хорошо помнил, как старательно его отец всегда обустраивал мир вокруг себя, делая его максимально комфортным. Оказывается, этого Саяту тоже очень не хватало.

«Буду рад, если ты выберешь время приехать ко мне в гости. Один или с женой и детьми, когда решишь ими обзавестись. Жду вестей от тебя, сын мой. Помни, что я люблю тебя и горжусь тобой», — было написано в конце. Но этого Саят так и не дочитал — ему помешал окрик:

— Ты скоро? Сколько можно сидеть над бумагами?

Вздрогнув, Саят с извиняющейся улыбкой обернулся к вторгшейся в его кабинет женщине. Это была княгиня Пайкар, вооруженная острой ухмылкой и бутылкой вина.

— Тут письмо от отца...

— От этого болвана? — фыркнула она, стремительно выхватывая из рук Саята исписанные мелким почерком листки. — И что, он так и не догадался, что мы его обманули?

— Нет, любовь моя, — ответил тот, следя за тем, как сменяются эмоции на обезображенном родимым пятном лице. Брезгливость, удивление, гнев, презрение.

— Надо же! — фыркнула она. — Он так и не понял, что попросту невозможно спрятать такую прорву взрывчатки в святилище.

— Отец почему-то очень поверил этой Татевик, — пожал плечами Саят.

— Этой тупой распутной девке? — скривилась Пайкар.

— Ну, это она все придумала, — справедливости ради заметил он. — Вызвалась претворить в жизнь месть Баграта, сообразила, как сорвать его план так, чтобы он остался уверен — все получилось. Договорилась с жрецами, чтобы они все же попытались воскресить тебя… Конечно, мне пришлось заплатить ей за это немало денег...

— Ага, воскресить меня! — фыркнула Пайкар, небрежно возвращая письмо Баграта на стол. — Будто это жрецы сделали или твоя Татевик!..

Пайкар тряхнула головой, вспоминая.

Когда она очнулась, упрямо превозмогая страшную боль, первым делом она почувствовала запах, неприятный, какой-то металлический. Затем услышала громкие голоса. Их звучание гулко отдавалось в голове, усугубляя мучения. В каждом звуке таилась пытка:

— Вы все еще не воскресили ее?!

— Мы пытались! — возмутился высокий голос в ответ. Пайкар даже тихонько застонала от той боли, что приносила ей говорившая. Но никто не услышал этого.

— Вам следует попытаться еще, если вы не хотите, чтобы Баграт узнал, что его месть не удалась. Что взрыв произошел в нескольких километрах от храма и вы, убийцы его брата, все еще живы.

Этот голос был тише, но тоже терзал. Княгиня просто хотела, чтобы люди рядом с ней наконец угомонились, замолчали, договорились бы уже хоть до чего-нибудь.

— Мы сделали все возможное! — выстрелил мучительным фальцетом второй голос. — Мы молились много часов! А затем, когда это не помогло, попытались умилостивить Богиню жертвой, провели ритуал… Не наша вина, что чуда не случилось!

— Вы не выполнили свою часть нашего договора.

— Все во власти Богини-Матери! И не тебе, глупая еретичка, указывать ей, что делать!

Пайкар открыла глаза и тут же крепко зажмурилась. Окружающая реальность показалась ей слишком яркой, слишком ослепляющей. Смаргивая слезы, княгиня все же разглядела высокие округлые своды, украшенные белым костяным узором. И поняла — она снова оказалась в святилище Богини-Матери.

— Если все во власти Богини, то и от гнева князя пусть тебя защищает тоже она! — продолжался между тем спор.

— Эх, хотела я по-хорошему, — с фальшивым сожалением произнесла вторая собеседница. Чуть повернув голову, Пайкар ее наконец увидела и узнала. Это была белолицая жрица-горбунья. А рядом с ней угрожающе возвышались трое ее неизменных спутников-гигантов.

— Эй, что ты собираешься делать? — со страхом спросила смазливая девица, которую Пайкар не удавалось толком разглядеть из-за спин медленно окружающих ее мужчин.

— Ты сама виновата! — пронзительно провозгласила жрица, и Пайкар не выдержала:

— Да хватит уже голосить!

На княгиню в ужасе уставилось пять пар изумленных глаз.

Пайкар с трудом села, ощущая, как одежда противно липнет к коже. Она была пропитана мерзкой багровой жидкостью, в которой княгиня с отвращением узнала кровь. Эта же субстанция заливала все вокруг Пайкар, образуя неровный круг, по контуру которого аккуратной окружностью белели кости. Поодаль валялась коровья голова.

Княгиню затошнило, она согнулась пополам, извергая на алтарь черную жижу.

— Чудо! — провозгласила жрица экзальтированно. — Богиня-Мать все же явила свое чудо снова!

Один из гигантов зачарованно бухнулся на колени и принялся что-то невнятно бормотать. Двое других топтались в нерешительности. И лишь последняя из присутствующих, отвратительно красивая девица, которую, как Пайкар узнала позже, звали Татевик, кажется, нисколько не растерялась. Она, уверенно обогнув стоящего на коленях, подошла к княгине и деловито спросила:

— Как вы себя чувствуете? Можете встать?

— И все же Татевик очень помогла, — вернул княгиню из воспоминаний голос ее сына. — Она очень кстати взяла на себя отца, убедила его покинуть Урарт. Да и после отъезда, если судить по письму Баграта, так и не рассказала ему ничего лишнего.

Пайкар снова фыркнула, дернула плечом, но спорить не стала.

— И к лучшему! — продолжил между тем Саят, вставая и заключая мать в объятия. — Пусть отец живет своей жизнью… Он никогда бы не понял.

Пайкар в ответ на это нежно поцеловала сына в губы и засмеялась ему куда-то в плечо.

— К лучшему!.. Все к лучшему!.. — повторила она.