Чаша полная огня (гет)

Роуз сидела за кухонным столом, так высоко запрокинув голову, что её тонкая шея, казалось, должна была вот-вот переломиться от тяжести. Очки съехали на лоб, и обеспокоенное лицо Гермионы с подрагивающим от нервного тика правым глазом виделось Роуз сквозь сдвинутые линзы немного размытым и уродливо искаженным, будто отраженным в кривом зеркале, а полоски на её пиджаке сворачивались в замысловатые узоры. Роуз вдыхала прохладный утренний воздух через широко открытый рот, а мама влажной салфеткой стирала с её губ и подбородка кровь и пипеткой закапывала настой растопырника в кровоточащий нос.

— Ну и куда я должна тебя отпустить? — громко зашептала мама, дрожа от распиравшего её возмущения. — Тут дома, как на пороховой бочке, а там что будет?

— Ма-ам, — гнусаво промычала Роуз и поморщилась, когда горький раствор через нос затёк ей в горло, — не начинай.

— Не начинай! — взвилась Гермиона и с остервенением начала заталкивать пробку в узкое горлышко склянки с растопырником. — А я еще старое не закончила, чтобы что-то новое начинать! Сделали из меня дуру и деспота, как будто я зла родной дочери хочу.

— А Лили? — спросила Роуз, опустив, наконец, голову, которую уже отказывалась держать затёкшая шея. — Лили ты зла не хочешь?

— Конечно, нет! — Гермиона резким движением бросила пузырек с настойкой и пипетку в аптечку и захлопнула крышку. — Я это сказала, чтобы Гарри отрезвить, а он возьми и согласись! Еще и самой Лили всё разболтал. Если кто и роет своим детям могилы, то это он, а не я.

— Я всё равно считаю, что про Лили было жестоко. Не стоило её в это впутывать.

— Тем не менее, она с легкостью на это согласилась, — с некоторым презрением в голосе ответила мама.

— Она авантюристка! — почти восхищенно воскликнула Роуз.

— Я бы назвала её аферисткой. Всё-то у неё какие-то секретики, оговорки. И ей лишь бы куда-то влезть! Впрочем, с такими генами сам Бог велел.

— Я не хочу, чтобы она попала в неприятности из-за меня или из-за ваших с дядей разборок! — всплеснула руками Роуз и встала, чтобы убрать аптечку обратно в шкаф. — И теперь дядя Гарри с тётей Джинни в ссоре из-за этого. Этого ты добивалась?

— Ты думаешь, им нужен серьезный повод, чтобы разругаться? — фыркнула мама, наблюдая, как Роуз на слегка дрожащих ногах шла к шкафу. — Далеко не убирай, тебе после завтрака пить таблетки. А насчет Лили не беспокойся: она и без тебя найдёт себе ворох проблем, и таких, что злые сербы будут меньшей из её бед.

— То есть, ты признаешь, что кучу проблем и опасностей можно найти и здесь, поэтому нет разницы, где быть: тут или на тёплом черноморском берегу в обнимку с тазиком винограда? Или чем там болгары питаются?

— Знаешь, — вспыхнула мама, — Лили может хоть непосредственно в Сербию в самые горячие точки лезть, а ты — нет! Ты из комнаты вышла, и уже кровь из носа и ноги не гнутся!

— Это всего лишь остаточные явления, — Роуз нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Как бы твои остаточные явления не переросли в новый приступ. Если б я тебя сейчас в коридоре не встретила, что бы ты делала?

— Сама бы спустилась вниз и закапала тот же растопырник, — пожала плечами Роуз. Гермиона возвела глаза к потолку.

— Спустилась бы? Ты еле шла! Упала бы с лестницы, и что тогда? Сама! Эта твоя самодеятельность тебя в гроб сведет.

— Так запри меня на всю жизнь и охрану приставь, чтобы не было самодеятельности! — не выдержав, взвизгнула Роуз, по-детски топнула ногой и надулась от глупой обиды.

Гермиона внимательно поглядела на неё несколько секунд, а затем сняла со спинки стула свою сумочку и пошла к выходу.

— Некогда мне болтать, я и так уже опаздываю. Какой умник только поставил слушание на утро воскресенья, еще и после праздника! — недовольно проворчала она. Роуз молча стояла, опершись на шкаф. — И не проводишь меня? — Гермиона остановилась у входной двери, уже взявшись за ручку. Роуз, секунду поколебавшись, убрала руки с груди и всё с тем же хмурым выражением на лице пошла за матерью.

— Какое ещё слушание?

— Да глупость! Поймали одного мелкого мошенника, протаскивал через маггловские порты всякую гадость и сбывал в Лютном переулке. Между прочим, знаешь, откуда он? — деловито спросила мама и тут же ответила на свой вопрос, цокнув языком. — Из Монтенегро!

— Это в Италии? — недопоняла Роуз. Гермиона сначала недоуменно округлила глаза, а затем тяжело вздохнула:

— Пусть говорят, что хотят, а я протащу в Хогвартс курс географии. Это уже позор! — она резко открыла дверь, ступила на порог и тут же с испуганным вскриком подпрыгнула. — Джеймс! Какого чёрта!

— И вам доброе утро, тётя Гермиона.

Джеймс сидел на залитом солнцем крыльце в одних штанах и носках, и Роуз видела его белую спину с тёмными точками мелких родинок и покрытые мурашками плечи, а порывистый майский ветер шевелил русые кудри на его голове.

— Ты что здесь делаешь в такую рань?

— Мне на работу.

— Ты, что, ночевал здесь? — обеспокоенно спросила Гермиона. — Так и спал в гостиной?

Джеймс коротко кивнул, затянулся сигаретой и выдохнул дым в сторону.

— Слишком удобно пристроился вчера, не хотелось уходить.

— Ну-ну, — с сомнением отозвалась Гермиона, приподняв бровь. — Я думала, ты ушёл домой, на площадь Гриммо.

— Там сейчас делать нечего, — Джеймс снова сделал затяжку, повернулся к ним, и Роуз увидела, как поднявшийся с его губ дым на пару мгновений закрыл его лицо серой вуалью.

— А Лили, получается, тоже здесь осталась?

— Не имею понятия, — он рассмеялся, — я за этой аферисткой не слежу!

— Ох, Джеймс, — с легкой усмешкой на губах Гермиона покачала головой и застегнула пиджак на все пуговицы. — Такой холод; ты хоть бы накинул что-то.

— Так у меня, — он поднял руку и покрутил в пальцах наполовину истлевшую сигаретку, — согревающие чары.

— Чары у него, — пренебрежительно фыркнула Гермиона и тут же повернулась к Роуз, стоявшей в дверном проеме. — А ты что встала на сквозняке? Не хватало еще простыть. Это он рюмкой перцовки отделается, а ты обратно в Мунго захотела?

— Я могу и двумя рюмками отделаться, — усмехнулся Джеймс и стряхнул пепел с сигареты в старую консервную банку, под которой лежал аккуратно сложенный пополам лист желтоватой бумаги с грязными пятнами. — И тремя, если нальют.

Роуз не сдвинулась с места, лишь немного прикрыла дверь, скрывшись за ней от строгого буравящего взгляда матери.

— Всё, Джеймс, мне пора, — выдохнула Гермиона. — Удачи на работе.

— И Вам того же.

Раздался громкий хлопок — Гермиона трансгрессировала. Роуз снова распахнула дверь и полной грудью вдохнула холодный, почти сладкий утренний воздух с легкой горчинкой табачного дыма. Джеймс погасил сигарету, вдавив её в дно консервной банки. Делать так, как Скорпиус — щелчком пальцев превращать окурок в прах, Джеймс то ли не умел, то ли не хотел. Но оно ему бы и не пошло: в нём не было изящества Скорпиуса, не было его лёгкости движений, да и сигареты он курил покрепче, такие, чей запах сам по себе не выветривался с одежды несколько дней, его приходилось выводить специальными заклинаниями.

— От кого это? — спросила Роуз. Джеймс, поняв её без лишних слов, коснулся листа бумаги под его импровизированной пепельницей и буркнул.

— От Альбуса. Разве не видно?

— От Альбуса? — радостно оживилась Роуз. — И что пишет?

— Ничего особенного, поздравил с прошедшим праздником.

— А какие у него новости?

— Да какие у него могут быть новости! — Джеймс поднялся с крыльца, вытащил письмо из-под банки и подошел к двери. — Пошли в дом, я, правда, замёрз. У тебя-то что? Опять плохо?

Роуз, уже лучше себя чувствовавшая и крепче стоявшая на ногах, быстро пересекла комнату и поставила чайник на плиту.

— Не плохо, просто немного шалит давление, как обычно. Мама же опять раздула из мухи слона! Я бы и сама справилась, но встретила её в коридоре, как назло. Не прятаться же мне от неё было.

— Да, — без особых эмоций тихо отозвался Джеймс, всё еще стоя у двери и задумчиво глядя куда-то мимо Роуз. — Прятаться глупо.

Затем он снова развернул письмо, пробежался по нему глазами, сложил два раза пополам в маленький прямоугольник и спрятал в карман брюк. Задумчивость на его лице сменилась то ли непониманием, то ли тревогой.

— Что-то случилось, Джеймс? — вкрадчиво спросила Роуз. Джеймс от неожиданности вздрогнул, будто забыл, что не один, и встряхнул головой, отгоняя какую-то мысль.

— Нет, ничего. Я просто никак проснуться не могу. Завари мне чая покрепче.

И он сорвался с места и исчез в гостиной, чтобы вернуться оттуда через пару минут одетым в теплый болотно-зелёный свитер из меланжевой пряжи с огромной серой буквой “J” на груди. В руках Джеймс держал большой и, судя по виду, тяжелый походный рюкзак.

— Ты так на работу собрался? — удивилась Роуз, разливая по чашкам кипяток. Она бы сделала это магией, но её палочка осталась в комнате, да и доктор Белл не велел ей тратить силы на ерунду. Рюкзак с глухим стуком ударился об пол, и Джеймс, взмахнув палочкой, отворил дверцу холодного шкафа и левитировал на стол пышный слоеный торт с шоколадной надписью «С днем рождения, Виктуар!».

— Мне дали назначение на остров Уайт. Там обнаружили какие-то старые порталы, вкопанные в землю. Чуть ли не с двадцатых годов там лежат и почему-то до сих пор активны. Пугают магглов, затягивают чаек во всякие неположенные места. Приказано ликвидировать. Так что на неделю я там. С собой палатка, аптечка, лопатка. Кстати, дай лопатку. А, не надо, я сам.

Снова подняв палочку, Джеймс аккуратно отрезал от торта два одинаковых куска и перенес их на блюдца. Роуз, глядя на это, с сомнением нахмурилась.

— Это же торт Виктуар.

— Поверь мне, она за ним не вернется. После вчерашнего она вообще вряд ли нас видеть захочет. Так что ешь и наслаждайся.

— Я её понимаю, — Роуз поставила чашки с черным крепким чаем на стол и придвинула к себе блюдечко с тортом, — мне вчера показалось, что мир рушится.

— Да он уже давно, — ответил Джеймс, ковыряя вилкой тонкие коржи.

— Мне так жаль, что твои родители поругались. Еще и из-за меня.

— Не бери в голову, — махнул он рукой. Но Роуз все еще было не по себе, и кусок не лез в горло. Она внимательно изучала лицо Джеймса, симпатичное, но почти бесцветное, с вечной полуулыбкой на сухих губах, но при этом с печатью тревоги, с глубокой некрасивой складкой между сомкнутых задумчиво бровей. Джеймс знал больше, чем говорил, и что-то его глодало изнутри, но лезть с прямыми расспросами было бесполезно: он бы скорее накричал и наговорил грубостей, чем выдал то, что же его на самом деле беспокоит. Роуз наверняка знала только то, что вечно ухмыляющийся и отшучивающийся Джеймс Поттер был одним из самых печальных людей, что ей приходилось видеть за всю жизнь.

— Ты из-за этого не пошел домой? Из-за родителей?

— А что родители? Они сейчас не на Гриммо. Ну, мать точно нет. Отец, скорее всего, вчера сразу на работу отправился. Хотя, может, и дома был. Пил всю ночь в библиотеке и уснул на кушетке, как обычно.

— Как обычно? То есть, это постоянно происходит?

— Нет, не постоянно, — Джеймс покачал головой. — Бывает иногда. Но он слишком много работает, чтобы часто пить. Может, будь у него больше выходных, то и спился бы, а так на вредные привычки нет времени.

— А что тебе все-таки написал Альбус? — Роуз поспешила сменить тему, хотя и не была уверена, что выбрала правильное направление. — Ты просто выглядел таким… задумчивым.

— Да, я думаю съездить к нему. Мне летом положен отпуск, так что выделю пару дней. Он пишет, что сейчас много работы, вот и посмотрю, над чем он там трудится. Тем более Индия — это само по себе интересно.

— Ты молодец, что не теряешь с ним связь, — ободряюще улыбнулась Роуз, но Джеймс в ответ только пренебрежительно сморщился. Он быстро, почти не жуя, съел свой кусок торта, в пару глотков осушил чашку горячего чая и, отправив посуду в раковину к зачарованной щетке, встал из-за стола, призвал к себе куртку и взвалил на спину рюкзак.

— Было вкусно, интересно, спасибо.

— За что спасибо? — недоумевая, спросила Роуз.

— За компанию. Уже пятнадцать минут девятого, так что мне пора отбывать. Не забудь про свои таблетки. Кстати, куда ты-то собралась в такое время? Все еще спят.

— В Мунго к доктору Беллу, поговорить с ним насчет всяких справок, рекомендаций и прочей макулатуры.

— И до понедельника это не терпит?

— Как раз в понедельник и вторник доктора в больнице не бывает. У него выходные. А тянуть до среды я не хочу. Вообще, хочу уже побыстрее со всем этим покончить.

— Как торопишься! — хмыкнул Джеймс. — Только не говори, что ты так радеешь за страну и дело британского аврората.

— Нет, аврор Поттер, я радею за себя любимую и иду на это исключительно из эгоистических побуждений.

— Рад это слышать, недоаврор Грейнджер-Уизли, а то я испугался, что Патерсон тебе мозги промыл. Сама до больницы доберешься?

— Один шаг в камин я осилю.

— Тогда бывай, — Джеймс пожал её руку. — И выпей таблетки!

Роуз с улыбкой кивнула, и он, нацепив на ноги старые кожаные кроссовки, вышел на порог, откуда в прыжке трансгрессировал. Его ждал омываемый буйными волнами изумрудный остров Уайт, а её — всё те же тошнотно-желтые больничные коридоры. Стоя на крыльце, Роуз подняла глаза на серо-голубое небо, по которому ветер гнал седые облака, которые то закрывали, то открывали бледное обманчивое солнце, и понадеялась на то, что скоро всё это закончится, что скоро она окажется далеко, в Болгарии, пусть неспокойной, но тёплой, что там будет уютнее, чем здесь, что там горы и ласковое море спрячут её от всех семейных бед и перипетий. Этого ей хотелось даже больше, чем излечения. Оставаться дома ей было страшнее даже, чем сражаться с тёмными магами. В бою всё было гораздо проще в том отношении, что мир там чёрно-белый, есть свои и чужие. Так их учили в Академии. Дома же все были своими, и из всего множества родственников Роуз не могла ни одного выбрать и назначить врагом или хотя бы мелким противником. Даже парию Альбуса, про которого дома почти не говорили, она любила и искренне радовалась его редким письмам с другого конца света. И оттого ей было вдвойне больно смотреть, как день за днем свои воевали со своими по поводу и без.

Роуз постояла так несколько минут, глядя в небо, и уже засобиралась обратно в дом, когда вдруг услышала за углом чьи-то мягкие осторожные шаги по траве. Повернувшись, она увидела во дворе Лили. Она была одета в те же вещи, в которых вчера гуляла со Скорпиусом по Кардиффу, рыжие волосы, похожие на львиную гриву, были собраны в неаккуратный хвост на затылке, глаза немного покраснели от недосыпа, и в целом вид у Лили был довольно потрепанный и усталый, но все-таки довольный. Она шла тихо, стараясь ничего не задевать и не шуметь, чтобы не привлекать ничье внимание, поэтому, когда она подняла глаза и увидела на крыльце Роуз, то на пару мгновений остолбенела от удивления. Лили явно не рассчитывала ни с кем встречаться этим утром.

— Не спрашивай ничего, — шепотом попросила она, поднимаясь по скрипучим ступеням.

— Я и не собиралась, — так же шепотом безучастно ответила Роуз.

— Если спросят, я ночевала на Гриммо.

— Только убери засос с шеи, а то нам никто не поверит.

Лили зло чертыхнулась и закрыла ладонью тёмно-фиолетовое пятно под ухом.

— Есть растопырник?

— В аптечке. И дай мне, пожалуйста, мои таблетки. Такие, в оранжевой баночке.

* * *

Роуз дольше собиралась в Мунго, чем в итоге там пробыла. Доктор Белл не уделил ей и пяти минут. В кабинете его не было. Они столкнулись на пятом этаже больницы: доктор, взмыленный, взволнованный, с горящими глазами, стремительно вышагивал по коридору и командным голосом выдавал указания семенившей за ним сестре Поттс. Роуз поняла, что пришла не вовремя.

—Доктор Белл, — позвала его она. Доктор отвлекся от сестры Поттс, остановился и едва ли не с ужасом в глазах взглянул на Роуз.

— И с тобой что-то?

— Что? — не понимая, спросила Роуз. — Нет, со мной всё в порядке!

— Слава богу! — облегченно выдохнул доктор Белл и снова быстро зашагал по коридору, и Роуз пришлось его догонять.

— Доктор Белл! — начала тараторить она, задыхаясь от быстрой ходьбы. — Я хотела попросить вас подготовить мои документы. Справки всякие, выписки…

— Да, я получил запрос от мистера Поттера, — перебил он её. — Я всё сделаю и пришлю сразу пакетом. А сейчас, извини, мне надо спешить.

— Что случилось?

— Бен! — коротко ответил доктор. — Сестра Поттс, на чем мы остановились?

Они скрылись за мутными стеклянными дверями отделения особой терапии, куда Роуз вход был воспрещен, но она и не горела желанием там оказаться. Отделение было новое, совсем недавно открытое, с несколькими одиночными палатами, которые совсем были не похожи на неуютные неудобные палаты в других отделениях. Роуз рассказывали, что там были красивые интерьеры, мягкие перины на койках, картины на стенах, книжные полки, живые цветы в хрустальных вазах. Там было приятно и хорошо находиться, будто ты на отдыхе в уютном отеле, а вовсе не в больнице. А название «Отделение особой терапии» было, конечно, немного громоздким и не очень понятным, но зато нейтральным и не таким пугающим, как короткое и ясное слово «хоспис», которое звучало, как приговор, и вызывало табун мурашек по спине.

— Бен, — на выдохе прошептала Роуз, глядя на мутные стеклянные двери.

Бен Лю был ещё одним пациентом доктора Белла с дементриозом, и в силу этого Роуз была с ним хорошо знакома. Бен был на два года старше неё и входил в короткий список «рекордсменов» — тех, кто дожил с этим диагнозом до совершеннолетия. Но, хотя Бен наблюдался у того же врача, принимал те же лекарства и делал те же процедуры, что и Роуз, его ситуация была в разы хуже. Приступы у него случались гораздо чаще, были проблемы с лёгкими, с позвоночником. Он был сообразительным мальчишкой, отлично играл в волшебные шахматы и втайне от родителей научил Роуз играть в карты. Бен ни шатко ни валко учился в Хогвартсе на Хаффлпаффе, делал какие-то успехи, но уже на четвертом курсе после рождественских каникул в школу он не вернулся. В ту зиму у него случился страшный приступ, после которого он полностью ослеп и частично потерял слух. После этого случая Гермиона тоже захотела забрать Роуз из школы от греха подальше, но Рон и дядя Гарри каким-то образом уговорили её этого не делать. В пятнадцать лет Бен уже плохо ходил, а в семнадцать окончательно потерял контроль над телом. В двадцать лет что-то начало происходить с его разумом, он перестал нормально говорить, узнавать окружающих людей, даже родную мать, а пару месяцев назад, когда Роуз и видела его в последний раз, неподвижно лежащего в койке, он уже ничего не говорил, только время от времени мычал что-то нечленораздельное. Номинально Бен был ещё жив, но он был скорее живым трупом, чем действительно живым человеком. Именно такими представлялись Роуз люди, поцелованные дементорами. Хуже, чем мертв. А теперь, когда Бен оказался в отделении особой терапии, оставалось только ждать сообщения о его окончательной смерти, после чего можно было бы лишь с облегчением вздохнуть и сказать «Наконец-то, отмучился».

Роуз шумно выдохнула и попятилась от этих мутных дверей, словно боялась, что если она ещё хоть минуту простоит здесь, то какой-нибудь злой дух затянет её туда, в этот зал мертвецов, в который есть вход, а выход же сразу на кладбище. Роуз быстро нашла лестницу, сбежала на первый этаж и вышла в просторный холл, где были другие, живые, люди, где сидела за стойкой пухлощекая привет-ведьма и сновали редкие воскресные посетители. Роуз спешила покинуть, наконец, больницу и не смотрела по сторонам, но вдруг краем глаза увидела два знакомых лица. Пожилой грузный мужчина с испещренным морщинами лицом и седыми, будто присыпанными пеплом волосами медленно хромал, опираясь одной рукой на деревянную трость, а другой на плечо шедшей рядом с ним молодой женщины. Женщина эта была очень красива, и, увидев однажды, забыть её было почти невозможно. Ей было не больше тридцати лет, она была довольно высокого роста, но очень стройная и складная, с тонкой талией и изящной длинной шеей. У неё была бледная оливковая кожа, блестящие чёрные волосы, уложенные в скромную прическу, большие зеленые глаза в рамках пышных ресниц и под дугами густых чёрных бровей, аккуратный носик и пухлые губы, подчеркнутые вишневой помадой. И хотя она не носила никаких украшений, кроме тонкого обручального кольца, и была одета в очень скромный твидовый костюм, в ней всё равно безошибочно угадывалась светская леди из высшего общества. Роуз еще раз внимательно к ней пригляделась и поняла, что не ошиблась: это была миссис Элен Рейвенвуд с супругом. Они встретились взглядами, и миссис Рейвенвуд мягко и приветливо улыбнулась. Роуз растерялась и натянуто улыбнулась в ответ, а затем, опустив глаза, выбежала через главный вход на улицу под неласковые лучи лондонского солнца.

Вокруг Роуз раскинулся во всём своём великолепии необъятный город Лондон с миллионами людей, тысячами интереснейших мест и занятий, и сначала Роуз даже растерялась, не зная, куда податься. Погода была весьма неплохая, было ясно, безветренно, достаточно тепло, чтобы распахнуть плащ, не боясь простуды. День, в отличие от вчерашнего, был создан для прогулок, и Роуз категорически не хотелось идти домой, где тем более никого и не было. Родители на работе, Джеймс на службе, Лили должна была спать без задних ног, а больше никто и в голову не приходил. От мысли же о том, что придется провести следующие несколько часов в одиночестве, Роуз становилось почти физически плохо. В её голове была каша из тревожных дум о ссоре старших Поттеров, о Джеймсе и письме Альбуса, о несчастном Бене, который как будто на своём примере показывал Роуз, как могла бы сложиться её жизнь, если бы ей чуть меньше повезло, и обо всём том раздрае, который посеял в их семье сэр Патерсон своими разговорами о Болгарии. Впрочем, Роуз понимала и то, что Патерсон не ударил по ним по-настоящему, а лишь сорвал корку со старой раны, из которой теперь начал сочиться гной.

Роуз огляделась и от нечего делать поплелась в сторону Чаринг-Кросс-Роуд, где располагался паб «Дырявый котел». Мысленно она составила маршрут по Косому переулку, в котором основными пунктами, как всегда, были «Флориш и Блоттс» — узнать дату выхода книги профессора Александера, затем «Волшебный зверинец» — купить корм Живоглоту, а потом, конечно, «Всевозможные Волшебные Вредилки». Уж там её развеселят и выбьют из головы все мрачные мысли хотя бы на некоторое время! Там папа и дядя Джордж, которые не позволят ей ходить с кислой миной. Этот примерный план был всем хорош, но, дойдя до театра Ковент-Гарден, Роуз вдруг передумала и свернула в маленький переулок, спрятанный магией между Боу-стрит и Кэтрин-стрит, нашла дом с номером «30» на бронзовой табличке, поднялась по высоким каменным ступеням и открыла дверь своим ключом.

Их лондонский дом был очень неплохим, просторным, с модным (в начале нулевых) ремонтом, но слишком уж одиноким и пустым. Здесь уже года два никто не жил и редко кто-то заходил. Роуз сняла в коридоре тяжелые ботинки, повесила на плечики плащ, бросила на давно пустующую полку шляпу и пробежала по холодному полу в светлую гостиную. Там, как и во всех остальных комнатах, не ощущалось ничьего присутствия. Только на мебели едва заметно поблескивали сетки антипылевых чар, которыми мама предусмотрительно обтянула весь дом. В углу же в огромной кадке стоял немного зачахший без должного ухода куст васильдрева, известного тем, что может своим неощутимым для человека запахом отпугивать всех паукообразных в радиусе километра. Его в дом притащил отец, и он же за ним трепетно ухаживал до тех пор, пока их семья не перестала здесь жить.

— Агуаменти! — вскинула руку с палочкой Роуз и наколдовала под кустом лужицу воды, которую мгновенно впитала голодная до влаги почва. Затем уже своими силами Роуз отодвинула от камина стеклянный экран и, снова взмахнув палочкой, разожгла огонь в очаге. На каминной полке обнаружилась высокая фарфоровая банка с летучим порохом. Зачерпнув щедрую горсть, Роуз бросила её в пламя и нечаянно просыпала немного на юбку. На голубой ткани остались чёрные угольные пятна, которые, как назло, не убирались заклинаниями Тергео и Экскуро, а при неосторожном обращении могли и вспыхнуть.

— Осталось только сгореть заживо, — недовольно проворчала Роуз, ставя банку на место. Затем она села на пол у камина, посмотрела в разгорающийся огонь и громко сказала:

— Хоук-холл!

Языки пламени, жадно облизывавшие кирпичные стенки камина, начали с пугающей скоростью разрастаться, поднялись до самого дымохода, а потом вдруг расступились в стороны, образовав проход. Между двумя огненными столбами, как в оконной раме, Роуз разглядела смутные очертания комнаты с розовым подлокотником дивана и неизменным плетеным креслом-качалкой. Долго сидеть у огня не пришлось: через пару мгновений в камине появилась голова женщины с медными волосами и мерцающими бирюзовыми глазами.

— Роуз! — радостно воскликнула голова. — Я так рада тебя видеть!

— Здравствуйте, миссис Малфой. Я тоже рада вас видеть.

— Ты, наверно, к Скорпиусу? А-апчхи! — не сдержавшись, Астория Малфой чихнула и запоздало прикрыла рот рукой. — Не пожалела ты пороха, дорогая.

— Извините, — смутилась Роуз и прикусила нижнюю губу. — Немного перестаралась. Да, я к Скорпиусу.

— Ох, — вздохнула миссис Малфой и тут же об этом пожалела: закрыв лицо ладонями, она отвернулась и начала безостановочно чихать. Когда, наконец, она смогла снова дышать нормально, она повернула к Роуз свое раскрасневшееся лицо, сморгнула навернувшиеся слёзы и продолжила. — Скорпиус немного занят.

— Он спит? — напрямую спросила Роуз.

— Нет, не спит, хотя хотел бы. Просто у него обнаружились дела. Но я уверена, что он скоро освободится.

— Тогда я его подожду.

— Конечно! — улыбнулась миссис Малфой. — Проходи!

Она протянула сквозь камин свою хорошенькую пухлую ручку. Роуз немного отстранилась.

— Нет-нет, — пролепетала она, — я имела в виду, что подожду его здесь.

— Слышать ничего не хочу! — безапелляционно заявила миссис Малфой. — Я не позволю тебе сидеть и дышать гарью, пока я здесь в гнетущем одиночестве распиваю потрясающий барбарисовый чай! Берись за руку.

Роуз с тенью сомнения на лице вложила в её мягкую теплую ладонь свою, и миссис Малфой осторожно потянула её вперед. Пригнувшись, Роуз встала на колени и проползла через проход в камине в гостиную Хоук-холла.

— Из тебя бы вышла милейшая Золушка, — с задорной улыбкой прощебетала Астория Малфой, глядя на Роуз, с ног до головы измазанную в саже. Её руки, ноги, уже и без того пострадавшая юбка, рукав белоснежной блузки — всё было в чёрных пятнах и разводах от золы. Даже на лице Роуз чувствовала налёт сажи, и ей хотелось немедленно его стереть, но она понимала, что своими черными руками только сделает лицо еще грязнее. И, хотя это была не её вина, ей было неловко перед миссис Малфой. Та же всё с той же веселой улыбкой на моложавом лице вытащила из-за уха свою палочку, легко ею взмахнула и неизвестным Роуз невербальным заклинанием мгновенно смыла с неё всю золу и сажу.

— Присаживайся, где тебе будет удобно, — сказала миссис Малфой и плюхнулась в кресло-качалку. — На диван можешь даже прилечь.

Роуз скромно присела на край розового диванчика и оглядела и без того знакомую гостиную Хоук-холла. Это была крошечная комната с нежными бежевыми обоями на стенах, льняными клетчатыми занавесками, за которыми скрывались широкие квадратные окна, сквозь которые в дом лился золотой свет солнца. У стен стояли старинные шкафы, плотно забитые книгами, журналами и тетрадями, прямо у ног Роуз расположился низкий кофейный столик, на котором стоял поднос с фарфоровым чайником и двумя чайными парами. Все эти милейшие мелочи вроде изящных узоров на обоях, фиалок в горшочках на подоконнике, поскрипывающего кресла-качалки и невероятно мягкого розового дивана делали невозможной саму мысль о том, что в этом доме проживает семейство бывшего Пожирателя Смерти. Это подтверждали только многочисленные фотографии на каминной полке, на которых, кроме лиц Астории и Скорпиуса, появлялось и нервное лицо мистера Малфоя, который постоянно косился куда-то в сторону, как будто хотел спрятаться за рамкой, но жена слишком крепко держала его за руку.

— Ну, Роуз, — раскачиваясь в кресле, начала миссис Малфой, — как твоё здоровье?

— Замечательно, — с вежливой улыбкой на губах ответила Роуз и поймала подлетевшую к ней чашку с ароматным барбарисовым чаем. — Спасибо.

Миссис Малфой продолжала сладко улыбаться, но её глаза хитро сощурились.

— Признавайся, это с вами Скорпиус пропадал всю ночь?

— Нет! — от неожиданности Роуз едва не пролила чай себе на колени. — Мы разошлись вечером, и больше я его не видела.

Миссис Малфой неудовлетворенно хмыкнула и, дёрнув бровью, застучала ноготком по своей чашке.

— Видимо, был с девушкой. Он нас с ней не знакомит. Возможно, оно и к лучшему. В этом возрасте всё так несерьёзно, возлюбленные меняются чуть ли не каждый час. Вот решит жениться — пусть приводит. А до этого мне хватает и того, что я знаю его друзей. Уж они-то у него постоянные.

Роуз смущенно улыбнулась и опустила глаза.

— Я так рада, что у него есть ты и Джеймс, — продолжала миссис Малфой.

— И Лили, — не сдержалась Роуз.

— И она тоже, да.

Внезапно их разговор прервался каким-то шумом, который доносился из соседней комнаты. За стеной кто-то спорил, и Роуз скоро узнала звонкий голос Скорпиуса.

— Тётя, я вообще не понимаю, почему я должен это делать! — возмущенно кричал он.

Роуз повернулась к миссис Малфой и спросила:

— Мисс Гринграсс тоже здесь?

Та молча кивнула.

— Скорпиус, неужели тебе тяжело помочь родной тёте? — раздался неестественно визгливый женский голос.

— Вы не просите помощи, вы просите бесплатно выполнить чужую работу! Ваша ассистентка, значит, прохлаждается в Бразилии, а я должен за неё пахать!

— Ха! Пахать! — с сарказмом воскликнула мисс Гринграсс. — Я прошу тебя всего лишь заняться моими бумагами, в этом нет ничего сложного.

— Так займитесь этим сами, раз ничего сложного, — отрезал Скорпиус. — Мне, например, трудно. У меня от этой всей бюрократии начинается мигрень.

— У тебя мигрень, потому что ты по ночам не спишь, а шляешься непонятно где.

— А это уже вас, тётушка, не касается. Следите лучше за Вашими подчиненными!

— Вот именно. Чем тёте грубить, лучше б поинтересовался, как она добилась того, что она заняла такой пост! А то так и будешь всю жизнь в углу сцены стоять у кого-то на подпевках.

— Не буду я на подпевках! — горячо выпалил Скорпиус.

«И здесь ругань» — с тяжелым сердцем подумала Роуз.

От запаха барбариса её подташнивало, но она героически глотала чай, потому что это был единственный способ хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, который снова начали заполнять её голову. Роуз уже пожалела, что свернула с намеченного пути и не пошла в магазин к дяде и отцу.

— А какой пост занимает мисс Гринграсс? — вежливо поинтересовалась Роуз, пытаясь разбавить повисшее молчание.

— С этой недели она главный политический обозреватель «Ежедневного пророка», — гордо ответила миссис Малфой. — Звучит неплохо, правда?

— Да, здорово! Она так долго к этому шла.

— Не хочу хвастаться раньше времени, — заговорщически зашептала миссис Малфой, чуть наклонившись вперёд, — но на будущий год она метит на место главного редактора.

— Да вы что! — также шепотом восхитилась Роуз. Астория закивала.

— А ведь начинала как мелкая архивная служащая в редакции, — в голосе миссис Малфой сквозила нескрываемая гордость за сестру, которая хоть и пренебрегла семейным счастьем, но добилась таких карьерных высот.

— У неё, наверно, остались связи в архиве… — задумчиво произнесла Роуз, глядя в угол комнаты, где стоял торшер с оранжевым абажуром.

— Остались, конечно, — подтвердила миссис Малфой, — а тебя что-то интересует?

— Нет, — Роуз закачала головой, но тут же почувствовала на себе испытующий взгляд Астории и поняла, что не может врать. — То есть кое-что, конечно, интересует, но вряд ли мисс Гринграсс может мне помочь. Об этом не писали в газетах, так что не думаю, что в редакционных архивах что-то есть на эту тему.

— Что-то важное или просто праздный интерес?

— Второе. Я услышала про одно событие, которое произошло еще до моего рождения, но никакой подробной информации не нашла. Ничего важного, но мне жутко хочется почитать что-то об этом.

— Хоть что-то в тебе оправдывает фамилию Грейнджер! — во весь рот улыбнулась миссис Малфой. — Внешне ты, конечно, чистая Уизли. Если б не знала, то никогда в жизни бы не подумала, что ты дочь Гермионы. Ничего от неё!

— У меня были её зубы, — заметила Роуз, — но их исправили.

— Думаю, ты об этом не жалеешь, — Астория поставила пустую чашку на поднос. — Подойди к Даф… то есть мисс Гринграсс и спроси у неё, что тебе интересно, не стесняйся.

— Я же говорю, об этом не писали в газетах…

— Если не писали, это не значит, что никакой информации не было. Иди! — настойчиво произнесла миссис Малфой и легонько толкнула Роуз в плечо, призывая не сидеть на месте. — Заодно поможешь Скорпиусу держать оборону. Ему сейчас нелегко.

Роуз втянула носом разогретый сухой воздух, собираясь с мыслями, вернула чашку на поднос и встала с места. Миссис Малфой ей одобрительно улыбнулась и движением палочки открыла дверь. Роуз по привычке поправила идеально чистую выглаженную юбку, отметила про себя не забыть узнать у миссис Малфой это бесценное заклинание и вышла в коридор.

Голоса Скорпиуса и мисс Гринграсс, один недовольнее другого, доносились из-за соседней двери.

— Тридцать галлеонов, и я, возможно, наполню чернильницу, — выдал ультиматум Скорпиус. Роуз всё ещё стояла под дверью, вцепившись в ручку, но не решаясь её повернуть.

— Тридцать?! — ошарашенно воскликнула мисс Гринграсс, и Роуз даже через стену почти видела, как она схватилась за грудь. — Скорпиус, не рви мне сердце!

— Тридцать! — настаивал он. — Этой вашей Иветти вы платите всю сотню! Я же, делая скидку на наши нежнейшие родственные отношения, прошу даже меньше трети.

— Ну ты и гоблин! — задыхаясь от возмущения и шока, выпалила мисс Гринграсс.

— Это уже к вам вопрос, тётушка, нет ли в нашем роду гоблинской или хотя бы еврейской крови. Если есть, то нечему здесь так удивляться. Яблоко от яблони.

Роуз, наконец, повернула ручку двери и вошла в маленький темный кабинетик, в котором были только заваленный бумагами стол, стул и настенная полка, беспорядочно заставленная папками с документами. Мисс Гринграсс — очень высокая худосочная волшебница с каштановыми седеющими волосами в строгом пучке на затылке, маленьким птичьим лицом, похожая на сестру лишь сине-зелеными глазами и легкомысленной привычкой держать палочку за ухом, сидела за столом. Скорпиус же стоял у окна, присев на узкий подоконник, и, скрестив руки на груди, недовольно посматривал на тетушку. Когда Роуз появилась на пороге, он тут же расцвел, глаза его под рваной челкой радостно заблестели, а губы расплылись в широкой улыбке.

— Какие люди!

Скорпиус немедленно встал и заключил Роуз в объятия, зарылся в её рыжие кудри и прошептал на ухо:

— Спаси меня.

— Здравствуйте, мисс Гринграсс, — поздоровалась Роуз, не дожидаясь, пока Скорпиус её отпустит.

— Здравствуйте, мисс Грейнджер-Уизли, — вежливо, но равнодушно ответила Дафна. — Скорпи, отпусти гостью. Будешь виснуть на девушках в другое время.

— Ух ты! — Скорпиус присвистнул и убрал свои тяжелые руки с плеч Роуз. — Я уже Скорпи. Если вы, тётушка, думаете лестью и подлизыванием выбить из меня скидку, то бросьте это пустое занятие.

— О, Мерлин! — прорычала мисс Гринграсс, явно сдерживаясь от слов непечатных. — Наградил Бог роднёй.

— О чём же вы так жарко спорите? — Роуз подошла к столу и с интересом взглянула на разбросанные на нём бумаги. Это были самые обычные банковские выписки, счета, ещё не распечатанные письма с министерской печатью на конвертах, пергаменты с простынями текста и приписками «В номер» на полях и прочие рабочие записки и свитки. — Я слышала, Скорпиус чуть не довел вас до сердечного приступа.

Скорпиус улыбнулся, прикусив кончик языка, а потом закрыл рот рукой, удерживаясь от зевка. У Роуз заслезились глаза от желания зевнуть вслед за ним.

— Этот крайне наглый молодой человек однажды точно доведет меня до гробовой доски, — заворчала мисс Гринграсс и начала сама разгребать ворох бумажек. Работы был непочатый край, и Роуз понимала, почему Скорпиус от неё отлынивал.

— Бросьте, тётушка, ломать комедию! — он взмахом руки разрезал воздух и хлопнул себя по бедру. — Никогда в жизни не поверю в ваши приступы! Вы же бесстрашная Дафна Гринграсс! Лезли в горячие точки, бегали по полям сражений, наведывались в сам Азкабан и брали интервью у Пожирателей Смерти…

— И выдала сестру за одного из них! — зло бросила мисс Гринграсс и отвернулась к стене. Скорпиус вытаращил глаза, начал тяжело дышать, раздувая ноздри, и сжал ладони в кулаки.

— Ну-ну, будет вам, — Роуз прошла мимо него, будто случайно мазнув его по руке краем своего шёлкового рукава. Чужие прикосновения успокаивают Скорпиуса лучше слов: эту его особенность Роуз узнала уже давно, еще в Хогвартсе. — Можно мне посмотреть?

Она подошла к столу и с молчаливого разрешения мисс Гринграсс стала копаться в бумагах.

— А ты чего вообще пришла? — поинтересовался, наконец, Скорпиус, немного успокоившийся и засунувший руки в карманы от греха подальше.

— Я уже не помню, — со смехом пожала плечами Роуз, не отрываясь от своего занятия.— Просто пришла. И не жалею: миссис Малфой напоила меня очень вкусным чаем.

— Ого, ты и с мамой успела посидеть!

— Да, мы мило поболтали. Она, кстати, поделилась, что вас, мисс Гринграсс, повысили до главного политического обозревателя в «Пророке».

— Есть такое, — прищурившись, подтвердила Дафна. На её желтоватом лице ходили желваки. — Конечно, кажется, что это повышение. Но, если говорить честно, меня унизили с настоящего журналиста до рупора официальной позиции министерства.

— Бросьте, — удивилась Роуз, — неужели сейчас журналистика работает так же, как тридцать лет назад? Не прибавилось свободы слова?

— Свобода слова — это в «Придиру». Там, конечно, чушь пишут, но это чушь от чистого сердца. А «Пророк» никогда к свободным СМИ не относился.

— Но мне казалось, что и министерство у нас изменилось.

— Милая моя! — мисс Гринграсс снисходительно взглянула на Роуз, и та почувствовала себя десятилетней девочкой, сказавшей глупость в присутствии взрослых, и прикусила язык. — Может, в министерстве и есть люди, честно выполняющие свою работу, вроде твоей матери или дяди; уж не знаю, чем они руководствуются. Может, правда, за дело радеют или же репутацию берегут. Но в целом министерство — это всё тот же клоповник с той же самой дележкой власти и грязной пропагандой, что была в девяностые.

— Ясно, — с вежливой улыбочкой ответила Роуз и вернулась к бумагам. — А что со всем этим надо делать?

— А… Эмм… — неожиданно замялась мисс Гринграсс и посмотрела на лежащую перед ней кипу документов так, будто видела всё это в первый раз. — Сортировать, да, — неуверенно сказала она. — Кое-что подписать, ответить на некоторые письма. Вообще, этим занимается Иветти, но она сейчас в отпуске. Уехала к семье в Бразилию и не отвечает на письма. Даже на громовещатели. Но она оставила инструкции для своей сменщицы.

— Которую вы отказались нанимать, — влез в разговор Скорпиус. Он вернулся к окну и снова присел на подоконник, вытянув ноги.

— Я решила, что месяц переживу без ассистентки.

— Конечно, — всплеснул руками Скорпиус, — ей же придется заплатить сто галлеонов!

— Но с этим внезапным повышением работы стало столько, что я зашиваюсь!

— Я могла бы помочь, если позволите, — робко предложила Роуз.

— О как! — Дафна смерила её полным скептицизма взглядом. — И какую плату попросишь?

— А! То есть ей вы платить готовы! — снова вмешался возмущенный Скорпиус, но мисс Гринграсс жестом приказала ему замолчать.

— Меня не интересуют деньги, — Роуз хотела выглядеть как можно скромнее, но всё же не смогла сдержаться и не улыбнуться.

— А что интересует? — в лоб спросила Дафна. Роуз набрала воздуха в лёгкие, собралась с мыслями и выложила, как на духу:

— Я хотела бы заглянуть в редакционный архив. Было одно событие лет эдак двадцать шесть назад. Что-то случилось, и в итоге болгарская сборная по квиддичу перестала собираться.

— А! — понимающе закивала мисс Гринграсс. — Кубок двухтысячного года.

— Кубок?

— Чемпионат Европы по квиддичу, — пояснила Дафна.

— И после него сборная Болгарии перестала собираться? — не сдержался Скорпиус, терзаемый любопытством, а потом снова зазевал. Этот непрошеный зевок был единственным напоминанием о проведенной им бессонной ночи. — Это же бред! Они ведь были чемпионами мира!

— Дай сказать, Скорпи, — одернула его мисс Гринграсс. — Сборная не перестала собираться. Она перестала в принципе существовать.

Роуз вздрогнула, будто её ударили током, и по её рукам пробежали мурашки.

— В смысле… — нерешительно начала она, эти слова было почти больно произносить, — была физически уничтожена?

Ей очень хотелось, чтобы мисс Гринграсс сказала «Нет-нет, ты что, я не это имела в виду, ты неправильно поняла», но вместо этого Дафна кивнула, поджав губы.

— Почти полностью. Не помню точно, сколько их живых осталось. Нам никаких конкретных данных на этот счет не давали. Там не только спортсмены погибли, кстати, но и врач их, тренер тоже, по-моему. Да и не только болгарская сторона пострадала, собственно. Но им, конечно, больше всех досталось.

— Так, подождите, — Роуз выставила руки вперед, будто она так могла защититься от потока слов, и бесцеремонно присела на край стола, подмяв под себя некоторые бумаги. И без того усталые ноги её уже не держали, а теперь вовсе стали ватными. Мисс Гринграсс на это никак не отреагировала. — Что же это такое случилось?

— Я удивлена, что в вашей семье об этом никогда не говорили, — ответила Дафна со странной усмешкой на губах.

— Ну, — Роуз поправила сползшие на нос очки, — мама что-то говорила про какой-то чёрный сентябрь.

Мисс Гринграсс сначала начала тихо хохотать, а потом вдруг разразилась мрачным смехом, от которого Роуз стало еще больше не по себе.

— Ох уж эти маггловские метафоры! Чёрный сентябрь! — отсмеявшись, громко воскликнула Дафна и хлопнула рукой по столу. — И ведь какое точное сравнение подобрала твоя мать. Восхитительная женщина, конечно.

— Кхм, тётя! — подал голос Скорпиус. — Не соскакивайте с темы, пожалуйста. Что за сентябрь и почему он чёрный? Сентябрь какого года?

— «Чёрный сентябрь» — это не месяц, а маггловская преступная группировка. Террористическая, как у них принято говорить. В семидесятые годы они устроили резню на Олимпиаде в Мюнхене…вы же знаете, что такое Олимпиада?... ну вот. Убили четырнадцать спортсменов и одного полицейского. Аналогия прослеживается вполне очевидная.

— То есть, на болгар напали? — спросил Скорпиус.

— Напали, взяли заложников, некоторых убили на месте, кого-то уже в плену. Стандартная схема.

Роуз облизала пересохшие губы и потерла рукой шею, словно пытаясь ослабить невидимую удавку, которая вдруг сдавила ей горло. Голова её стала тяжёлая, свинцовая, заболела переносица и заныли десны. Захотелось положить холодные пальцы на виски и начать их растирать, чтобы хоть немного сбавить давление, готовое проломить ей череп изнутри. Но Роуз сдержалась и лишь сжала в руках подол юбки, перетирая между пальцев мягкий хлопок. Привлекать к себе внимание ей хотелось в последнюю очередь.

— И об этом не писали газеты? — поразился Скорпиус. — Да любой журналист удавится за такой материал!

— Мы почти и удавились, — с недоброй улыбкой ответила мисс Гринграсс. — Это была бы бомба! Одни фотографии только чего стоили! У нас уже был макет первой полосы, но тут же прилетела сова из министерства. Всё зарубили на корню. Причин не объяснили, конечно, кто мы такие, но вроде говорили что-то типа «Не надо народ пугать, от своей войны не оклемались ещё, а тут чужая страна, и вообще мы в этом Чемпионате даже из группы не вышли, так что плевать». Сделали заметку в три строки в спортивном блоке о том, что болгары вышли из игры, и на этом всё. Никому слова сказать не дали, даже Скитер, и той рот заткнули. Может, оно и к лучшему.

— Что Скитер рот заткнули? — уточнил Скорпиус.

— Что не пустили это в печать. Тогда, и правда, своего негатива хватало, а там, извините, фото такие были… Одно краше другого. Не для массового, так сказать, зрителя.

— То есть, материалы всё-таки есть? — спросила Роуз, игнорируя нарастающую боль в переносице. — Их можно посмотреть в архиве?

Мисс Гринграсс откинулась на спинку стула и с интересом оглядела Роуз с ног до головы.

— Милочка, ты не перестаешь меня удивлять! Я тебе говорю: там грязь и кровища! Зачем тебе туда лезть?

— Я должна быть к этому готова! — Роуз гордо подняла голову. — Я же будущий аврор.

Мисс Гринграсс прищурилась и цокнула языком:

— Не представляю тебя в их форменном плаще. Выглядишь, как помесь Трелони и мадам Пинс, а всё туда же — в авроры. С твоим умом и здоровьем, уж извини за прямоту, лучше бы в науку. К тому же, в такой одежде, какую ты обычно носишь, — Дафна покосилась на зажатый в кулаке Роуз край юбки, которая прикрывала её ненормально острые коленки, — по полю боя не побегаешь.

— В науку любой дурак может пойти, — буркнула Роуз и этим вызвала гогот Скорпиуса, — а я хочу людям помогать. А одежда у меня так заколдована, чтобы не мешаться.

— В брюках оно всё равно сподручнее. Поверь мне, бывшему военному корреспонденту, — мисс Гринграсс положила руки себе на бедра, привлекая внимание к своим затертым брюкам-галифе защитного зеленого цвета.

— Я брюки не ношу, — Роуз понуро опустила голову и проворчала себе под нос, — у меня ноги уродливые.

— Неправда! — заявил до глубины души возмущенный Скорпиус.

— А ты где успел мои ноги разглядеть, чтобы такое утверждать?

— Нигде, — немного смутился он, — но говорить про тебя гадости никому не позволю. Даже тебе самой.

Роуз умилённо улыбнулась и приложила холодные ладони к раскрасневшимся щекам и, воспользовавшись моментом, слегка нажала кончиками пальцев на побаливающие виски. Боль это не сняло, но Роуз радовала уже даже иллюзия какой-то помощи. Ей казалось, что её череп вот-вот лопнет.

«Только не сейчас, — уговаривала она свой дурацкий, ни на что не годный организм, — а лучше вообще никогда»

—Значит, хочешь в архив? — вернулась к основной теме разговора мисс Гринграсс. Роуз закивала, отчего её очки сползли на больную переносицу.

— А за это я разберу ваши бумаги.

— За это, конечно, низкий поклон. Отказываться от твоей помощи я не буду, даже не рассчитывай. У меня не так много помощников, чтобы ими разбрасываться, — она с укором зыркнула на Скорпиуса. — Но ты меня саму раззадорила. Как думаете, если сейчас это продавить в печать — выстрелит?

— Тридцать лет спустя? — фыркнул Скорпиус, не скрывая своего скепсиса.

— Двадцать шесть. И не забывай, что в сентябре Чемпионат Мира. Можно запрыгнуть на эту волну и напомнить миру об одной из самых выдающихся команд прошлого века.

— Наоборот, — Скорпиус покачал головой. — Чемпионат — праздник позитива. Миру мир, мы все едины, «Нет войне!» и так далее. Вряд ли в газеты пустят откровенную «чернуху».

— Ты прав, Скорпи, — с неудовольствием отметила мисс Гринграсс. — Удивительно, но прав.

Вдруг дверь отворилась, и в кабинет проник запах овощного супа. Роуз обернулась и увидела на пороге миссис Малфой. Поверх её легкомысленного бело-голубого платьица был повязан кухонный фартук.

— Обед готов, — со своей фирменной сладкой улыбочкой на устах произнесла миссис Мафлой. — Роуз, я надеюсь, ты к нам присоединишься.

— Асти, ты прости, но у нас дела, — мисс Гринграсс встала из-за стола, обнаружив свой исполинский рост, — мы с мисс Грейнджер-Уизли сейчас уходим.

— Но… но… — Астория начала беспомощно хлопать ресницами, — я же приготовила гаспачо!

— Гаспачо? — удивилась Роуз. — Испанская кухня?

— Скорпи привез домашний рецепт от одной местной хозяйки.

— Извини, Асти, гаспачо подождет, — развела руками Дафна.

— Не подождет! — всплеснула руками миссис Малфой.

Но сестра на неё не отреагировала. Жестом приказав Роуз встать со стола, она легким движением палочки собрала все разбросанные по нему бумаги в высокую стопку, обвязала их шнурком, и после еще одного взмаха волшебной палочки эта стопка начала стремительно уменьшаться, пока не стала размером со спичечный коробок. Роуз поймала её в подставленные ладони и сунула в карман.

— А Скорпиус с нами не идёт? — спросила она.

— Нет, у него дела, — коротко ответила Дафна.

— Какие это? — вопросительно Роуз взглянула на Скорпиуса. Тот подмигнул ей:

— Важные и интересные. Для начала загляну к брату Джеймсу на остров Уайт.

— Уайт? — переспросила миссис Малфой. — Это где Элен Рейвенвуд задумала дом покупать?

— Не знаю, мам, — со странной полуулыбкой ответил Скорпиус. — Впервые об этом слышу.

— Не нравится мне всё это, — нахмурилась Астория, глядя на сына. — Не успели прийти, а уже разбегаетесь. Опять оставляете меня одну!

— Ой, мам, — отмахнулся он, — не начинай!

— Что не начинай? — завелась миссис Малфой. — Я ещё старое не закончила, чтобы новое начинать.

Роуз отвернулась к стене и закрыла рот рукой, сдерживая приступ смеха. Мисс Гринграсс с непониманием на неё покосилась, а потом хлопнула в ладоши:

— Так, всё, хватит языками чесать! Асти, успокойся, никто тебя не бросает. Я вернусь, и мы попробуем твой гаспачо. Думаю, твой муженек тоже к тому времени явится. Мисс Грейнджер-Уизли, возьмите меня под локоть.

Роуз уже подошла к мисс Гринграсс, когда вдруг вспомнила, что её плащ, шляпа и, главное, обувь остались дома.

— Я босая, — пролепетала она. Дафна посмотрела на её ноги и сказала:

— Ты не босая, ты в гольфах.

— Но обуви-то нет.

— А она тебе так нужна?

— Не помешала бы, — пожала плечами Роуз. Мисс Гринграсс тяжело вздохнула и повернулась к сестре:

— Асти, дай девочке какие-нибудь туфли. У вас, кажется, один размер.

— Сама справишься, — надула губы миссис Малфой и с крайне обиженным видом вышла из кабинета. Мисс Гринграсс закатила глаза, снова подняла в воздух палочку, и через мгновение через открытую дверь в комнату влетела обувная коробка. Роуз едва успела пригнуться, чтобы ей не снесло голову. Отлетела картонная крышка, и на свет показались тупоносые синие лаковые лодочки. Мягко они опустились на пол, и Роуз ловко в них запрыгнула.

— Вы так легко управляетесь с невербальными заклинаниями! — восхищенно заметила она.

— Это у нас семейное, — равнодушно ответила мисс Гринграсс. — Асти, например, даже умеет невербально ругаться.

— Как это?

— Взглядом, милочка, взглядом. Или мокрым полотенцем по спине.

На этих словах Скорпиус поморщился и повёл плечами.

— Бери под локоть, — снова приказала Дафна. Роуз повиновалась.

— Я, на самом деле, думала, что вы просто дадите мне пропуск или вроде того…

— Я твой пропуск.

Роуз не могла вспомнить, когда в последний раз так плохо переносила трансгрессию. Ещё вчера всё было относительно нормально, сегодня же она едва не потеряла сознание. В глазах потемнело, голову будто зажали в тиски, свело челюсть и заболели все зубы сразу. Когда всё закончилось, Роуз не сразу пришла в себя, а когда её зрение прояснилось, то поняла, что лежит на мокрой брусчатке лицом вниз, а её щека касается острых осколков разбившейся линзы из очков. Мисс Гринграсс склонилась над Роуз и осторожно дёрнула её за локоть:

— Жить будешь?

— Да-да, я уже встаю.

С горем пополам она поднялась, постояла пару секунд, пока не прекратилось головокружение и земля не перестала плыть под её ногами, достала палочку и произнесла:

— Окулус репаро.

Осколки линзы мгновенно поднялись с земли, собрались в единое целое и заняли своё место в оправе.

— У тебя трещина на палочке, — отметила наблюдавшая за ней мисс Гринграсс.

—Да, — Роуз провела пальцем по крошечной поперечной трещинке, — уже давно, ещё с Чемпионата по зельям. Но она прекрасно работает.

— У аврора палочка должна быть в идеальном состоянии.

— Я знаю, — ответила Роуз, — но я пока ещё не аврор. Подождите, — она огляделась и увидела ряды всё знакомых магазинов, наставленных по обеим сторонам длинной аллеи, — мы, что, в Косом переулке?

— Как видишь.

— Я была в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, когда решила пойти в Хоук-холл. Вот это крюк я сделала!

— Если б ты не пошла в Хоук-холл, то у тебя не было бы причин идти сюда. Идём уже!

Мисс Гринграсс нетерпеливо схватила Роуз за запястье и потащила в сторону серого безликого в сравнении с остальными домами в Косом переулке здания.

— Раньше это было кафе Флориана Фортескью, — пояснила Дафна, заметив, как Роуз осматривает старые широкие витрины, которые меньше всего ожидаешь увидеть у здания архива. — Тут подавали такое мороженое, что оно мне до сих пор иногда снится. Потом старика убили, а после войны решили расположить здесь архив. Мол, старик отлично разбирался в истории, так давайте устроим здесь склад старья. Идея не очень, ну да не мне судить.

Дверь легко отворилась, и над головами Роуз и мисс Гринграсс приветливо зазвенели серебряные колокольчики с голубыми лентами, медленно лавирующие в воздухе, подобно свечам из Большого Зала Хогвартса. В небольшом обеденном зале бывшего кафе всё еще стояли стулья и маленькие круглые столики на изогнутых ножках, в почерневших канделябрах торчали давно погасшие свечи, весёлые картинки с изображениями мороженого и самых разных вкусностей посерели от пыли, на таком же пыльном прилавке были разложены карточки с меню, датированные 1996 годом.

— Тридцать лет назад, — посчитала Роуз, когда мисс Гринграсс подвела её к прилавку, — с тех пор здесь ничего не меняли?

— Почему же? — пожала плечами мисс Гринграсс, вытаскивая из-за уха волшебную палочку. — Здесь прибрали. Когда Фортескью забрали, тут всё было разворочено. Он явно не хотел сдаваться без боя. А так, да, здесь всё так, как было при нём. Правда, пыльно.

Они зашли за прилавок, под которым обнаружились полки со стаканами для мороженого самых невероятных форм, причудливые ложечки, целая россыпь разноцветных зонтиков и прозрачные баночки с самыми разными кондитерскими посыпками. Три десятилетия никто не прикасался к этим вещам, и они, седые от пыли, превратились в своеобразный памятник давно ушедшей эпохе.

Мисс Гринграсс кончиком палочки коснулась нарисованных на стене шариков мороженого: сначала жёлтого, затем голубого и потом розового. Они мгновенно начали «таять», расплываться по стене полупрозрачными каплями, которые закручивались в спираль, сливались друг с другом, белея и источая слабый свет. Роуз, забыв о головной боли, во все глаза наблюдала за этой завораживающей картиной. Вскоре эти светящиеся капли растеклись по всей стене от пола до потолка, и она оказалась будто укрыта мерцающей, чуть колышущейся от несуществующего ветра серебристой тканью. Мисс Гринграсс заправила палочку обратно за ухо и уверенно сделала шаг вперёд, исчезнув за этой завесой. Роуз лишь оторопело смотрела ей вслед.

— Чего встала? — показалась из стены голова Дафны, неестественно повиснув в воздухе без тела. За ней показалась её рука. — Идём уже.

Снова схватив Роуз за запястье, мисс Гринграсс утащила её за собой. Пройдя сквозь завесу, Роуз ощутила, как всё её тело обдало сладким морозным воздухом. Туман, на секунду заволокший её глаза, рассеялся, и её взгляду открылась небольшая идеально круглая зала со стенами из светло-зеленого кирпича и богато украшенным движущимися фресками куполом с окулюсом, из которого лился солнечный свет. Роуз ожидала увидеть здесь шкафы и стеллажи, возможно, столы и стулья, но вместо них посреди залы оказалась только пирамида из одинаковых деревянных ящиков. На вершине её уселся каменный орёл, похожий на горгулью. Он опустил голову и уставился на Роуз и мисс Гринграсс своими пустыми глазами из янтаря.

— Дафна Гринграсс, главный политический обозреватель, — выступив вперёд, представилась мисс Гринграсс. Орёл пару раз моргнул, со скрежетом расправил крылья, роняя каменную крошку, взмыл вверх и закружил под куполом. Пирамида вслед за ним оторвалась от пола, составлявшие её ящики разлетелись в разные стороны и повисли в воздухе, едва покачиваясь, будто на волнах. Роуз силилась их пересчитать, но каждый раз сбивалась.

— Двухтысячный год! — снова раздался зычный голос мисс Гринграсс. Один из ящиков, взлетевший выше многих других и почти покинувший архив через окулюс, дёрнулся и плавно стал спускаться вниз, пока через несколько секунд бесшумно не коснулся мраморного пола. Мисс Гринграсс опустилась перед ним на колени, Роуз же просто села на ледяной пол, с удовольствием вытянув невероятно уставшие за день ноги.

— Здесь римская нумерация? — спросила она, когда Дафна снимала с ящика резную крышку с выгравированными на ней буквами «ММ». Мисс Гринграсс молча кивнула. — И, получается, здесь ящики на каждый год от основания «Пророка»? С самого 1743 года?

Мисс Гринграсс снова кивнула, не произнося ни слова, и положила крышку на пол. В ящике обнаружились еще двенадцать шкатулок поменьше, уже без красивой резьбы, без римских цифр, а с обычными — арабскими, неаккуратно вырезанными, будто выцарапанными гвоздём, очевидно, обозначавшими номера месяцев.

— Так-так-так, — забубнила Дафна, — это, вроде, был август. Да-да, точно август, — она вытащила шкатулку с номером «08», — осталось вспомнить день.

Щелкнув ногтем по замочку, она распахнула шкатулку, и из неё мгновенно вылетели десятки конвертов, каждый из которых по размеру был больше самой шкатулки, с печатями, отмечающими даты и имена тех, кто сдал конверт в архив.

— Число-о-о, — задумчиво протянула мисс Гринграсс, — какое же было число? А, — подняла она палец к небу, — двадцатое. Говорили же у нас «Двадцатое августа — день смерти британской волшебной журналистики».

Конверт с отмеченным на нём двадцатым числом скользнул Дафне в руки. Она нетерпеливо сорвала с него сургучную печать и высыпала прямо на пол все бумаги. Роуз тут же запустила в них руки и стала перебирать, осторожно касаясь старой желтой бумаги и во все свои больные глаза вглядываясь в набранные типографским шрифтом строчки.

— Не читай всё подряд, — подсказала ей мисс Гринграсс, — да и читать нечего особо. Надо искать фото. В них весь смак.

Тогда Роуз взялась за палочку и легким движением руки подняла из кучи документов все фотографии. Дафна одобрительно хмыкнула, глядя на это, но ничего не сказала.

Фотографий оказалось всего пять. Все они, очевидно, были сделаны ночью. На первой, что попалась Роуз на глаза, было изображено что-то непонятное, смазанное, какие-то светлые пятна и черные беспорядочные линии. Фото не двигалось, и Роуз, не разглядев в нём ничего интересного или хотя бы понятного, отложила его в сторону. Вторая фотография была куда чётче: на ней, дрожа и пялясь в камеру огромными глазами, сидел на земле человек неопределенного возраста. Роуз не могла понять, сколько ему было лет. Его лицо было так искажено гримасой ужаса, что считать по нему хоть что-нибудь было невозможно, а пышная его шевелюра при этом была абсолютно седой. Такая могла принадлежать лишь старику, но стариков в команде по квиддичу быть не могло.

— Не знаете, сколько ему могло быть лет? — спросила Роуз у мисс Гринграсс, ткнув пальцем в человека на фото. Та лишь пожала плечами.

— Это, вроде, их самый юный игрок. Охотник. Звали, кажется, Петр. Лет пятнадцать ему было или около того.

— Пятнадцать? — выдохнула Роуз и ещё раз взглянула на седого подростка. От этого зрелища ей стало не по себе, и она отложила фото к предыдущему. Но следующая фотография была ещё хуже. Она была чересчур чёткой, слишком понятной, и даже вспышка ничего, как назло, не засветила. Изображение на фото не двигалось, но это было и неудивительно: двигаться было некому. Трое по-разному одетых мужчин лежали на полу в ряд, головы их были повернуты в правую сторону, а груди заливала кровь.

— Это их врач, тренер и вратарь, — пояснила мисс Гринграсс. Было очевидно, что все эти люди мертвы, и только вглядевшись в их фигуры чуть внимательнее, Роуз поняла, почему их головы были повернуты в одну сторону — они были отделены от тела и просто уложены рядом. Её мгновенно пробил холодный пот, а по коже побежали мурашки. Роуз одной рукой перевернула фото и вдавила его в пол, словно пыталась так выдавить с него это леденящее кровь изображение, а другой схватилась за своё горло. Это было глупо, но ей было нужно отдельно убедиться, что её собственная голова, такая больная и никудышная, всё ещё была присоединена к телу, пусть и столь тонкой и слабой шеей.

Следующий кадр, к облегчению Роуз, был полностью испорченным. Засвеченная плёнка выдала лишь карточку со смазанными зеленоватыми бликами. Возможно, эта неудача в своё время расстроила фотографа, а то и стоила ему карьеры, но Роуз была только рада. После предыдущего фото она понимала, что в кадре мог быть какой угодно ужас.

— А вот это, — мисс Гринграсс, не обращая внимания на шокированное состояние Роуз, взяла самую последнюю, пятую фотографию, — хотели на первую полосу. Исторический кадр. Когда-нибудь войдёт в учебники.

На прямоугольной фотографии Роуз увидела лежащего на траве молодого человека и сразу же предположила, что это тоже мертвец. Глаза его были закрыты, длинные чёрные волосы разметались по удивительно спокойному лицу. Он был одет в светлую кофту с длинным рукавом, левая рука, в которой была всё ещё зажата палочка, лежала на животе, а всю грудь его от правого плеча до левого бока расчерчивала широкая тёмная кровавая полоса, особенно яркая на контрасте со светлой тканью, которая была также прорвана. Выглядело это так, будто юношу полоснули по груди мечом или кинжалом. Такие следы оставляли сильные режущие заклятия. Роуз догадалась, что тем же заклятием были отсечены головы трёх несчастных на другой фотографии.

— Мне кажется, — начала Роуз и удивилась тому, как дрожит её голос, — вот этот седой мальчик больше подходит для передовицы.

— Да нет же! — воскликнула мисс Гринграсс. — Кому этот Петр или как его там нужен? Тут же Крам!

Роуз ещё раз посмотрела на фото, внимательно вгляделась в лицо молодого человека, но всё равно не смогла узнать в нём Виктора Крама. Впрочем, она никогда точно и не помнила, как он выглядел. Всё, что она знала об этом человеке, так это то, что он был великим квиддичистом прошлого и другом её матери. Она видела его лишь на старых затёртых фото со Святочного Бала 1994 года, которые мама показывала им с Хьюго когда-то давно, когда они были ещё совсем детьми.

— Он умер? — спросила Роуз, игнорируя нарастающее жжение в носу.

— Ничего не могу сказать, — мисс Гринграсс положила фотографию к остальным. — Больше его имя нигде в прессе не светилось. Как будто растворился.

— А кто же всё это сделал?

— Говорили про некую группу тёмных магов. Ну, понятно, что не светленькие такое могли натворить. Происхождение их не было установлено, но известно, что члены группы между собой общались на албанском. А Албания к тому времени официально открестилась ото всех темномагических дел в целом и связи с Волдемортом в частности. Конечно, дело пахло международным скандалом, да ещё каким! Я до сих пор удивлена, что это просто взяли и замяли. Как только можно спрятать убийство практически целой сборной отдельной страны, как? У меня в голове не укладывается!

— И, получается, квиддича в Болгарии больше не существует?

— Существует, вроде. Просто сборная больше не собирается, а отдельные команды на международные соревнования не выходят. А так-то существует, куда ты денешься от него, от квиддича-то?

— Давайте заканчивать, — почти умоляющим голосом попросила Роуз, приложив ладонь к мертвецки холодному мокрому лбу, — а то сейчас кто-нибудь зайдёт, а мы на полу с фотографиями.

— Да кто сюда в воскресенье явится! Здесь в будние дни-то никого не бывает, — с ухмылкой отмахнулась мисс Гринграсс, а затем с интересом вгляделась в лицо Роуз. — О, как ты побледнела. Ты и раньше здоровым румянцем не блистала, а теперь тебя от призрака не отличишь. Говоришь, аврор должен быть к такому готов? Вот тебе первая проверка. Фотографиями. Даже не настоящими трупами.

Дафна движениями палочки собрала бумаги и фото обратно в конверт, конверт отправила в шкатулку, шкатулку вернула в ящик, а ящик подняла в воздух к остальным. Там они закружились и опустились на пол, заново сформировав пирамиду, на вершину которой уселся каменный орёл. Роуз в это время пыталась перевести дыхание и успокоить слишком сильно бьющееся сердце. Голова шла кругом, перед глазами плыл туман, зелёные стены и коричневые ящики превратились размазанные акварельные пятна, уже пустой желудок сжался, накатила тошнота.

— Вот только не залей здесь всё кровью! — раздражённо воскликнула мисс Гринграсс и подхватила падающую на спину Роуз. Достав будто из ниоткуда носовой платок, Дафна, как мама утром, начала утирать Роуз окровавленные губы и подбородок. Затем она взмахнула палочкой и громко и отчетливо сказала:

— Сангиум Суппримере! Запомни это заклинание, Роуз. Меня оно много раз спасало.

Кровь мгновенно остановилась, но от головокружения и тошноты это чудесное заклинание не помогло. Роуз пришлось ещё пару минут просидеть на полу, пока сознание не пришло в норму, а мисс Гринграсс в это время заботливо придерживала её голову.

— Скорпиус мне рассказал, что ты направляешься в Болгарию. И причину тоже рассказал. Видимо, Джеймс Поттер ему всё выложил.

— Удивительная у нас тайна, — хмыкнула Роуз, пытаясь сосредоточиться на лице мисс Гринграсс, но видела вместо него лишь бежево-коричневое пятно, — которую знают все.

— Девочка моя, это не тайна. Это идиотизм! Ты какая-то отчаянная, без башки, и люди вокруг тебя абсолютно такие же!

— И Скорпиус?

— Он не настолько отчаянный, хотя тоже горячности хватает. Не возьмётся за ум — так и будет всю жизнь на гитаре бренчать на подпевках у магглов.

— Вы так против его занятия музыкой? Тоже считаете, что артист — недостойная профессия?

— Я так не считаю! — воскликнула мисс Гринграсс. — Я только рада, что он занят любимым делом и хоть чем-то в этой жизни увлекается. В отличие от его дурного папашки. Но Скорпи же очень талантливый, он создан для сцены и может больше. Он не должен стоять в чьей-то тени. Ему бы немного твоей решимости добавить! А то у тебя её чересчур. Вообще инстинкта самосохранения не имеешь.

— Мисс Гринграсс, вы ведь не хуже меня знаете, что ради хорошего дела иногда нужно идти на риск.

— Риск, конечно, есть почти в каждом деле, в любом — от военных действий до подрезания ногтей. Но риск должен быть не то, что просчитан, он должен быть минимизирован! Думать надо на десять шагов вперёд, убирать все потенциально опасные варианты. Я, конечно, тоже иногда ошибалась, подставлялась, но это всё было случайно. На самоубийственные задания я по своей воле не шла. Я у себя одна, знаешь ли, и другой такой не будет.

— А я всё думала, — Роуз широко улыбнулась и только потом задумалась о том, что улыбка эта, наверно, выглядела жутко из-за испачканных в крови зубов, — почему при вашей смелости и резкости вы учились на Слизерине.

— Ну и хорошо, что не на Гриффиндоре. Вы там все с головой не дружите.

Сердце Роуз, до этого бешено колотившееся, заметно успокоилось, прошло головокружение, и пелена, которой были подёрнуты её глаза, исчезла. Роуз нашла в себе силы встать с ледяного пола и с удивлением обнаружила, что совсем не замёрзла, ведь мисс Гринграсс в какой-то момент незаметно для самой Роуз наложила на неё согревающие чары. Они вышли из архива, и мисс Гринграсс, крепко держа её за руку, довела Роуз до «Вредилок» и буквально из рук в руки передала отцу, ничего при этом не сказав о том, в каком состоянии она находилась всего несколько минут назад. Роуз сердечно поблагодарила мисс Гринграсс за всё, а та с добродушной усмешкой от них отмахнулась, попрощалась и исчезла. Рон поцеловал дочь в макушку и насовал ей в карманы разных сладостей, а дядя Джордж полчаса упоительно рассказывал ей о своём новом изобретении. Никто даже не обратил внимания на то, что Роуз была без своей верхней одежды и в чужой обуви. Потом они проводили последнего посетителя, закрыли магазин и отправились в Нору.

Дома Роуз первым делом поела, залпом выпила все свои лекарства, около получаса посидела с маленьким Даниэлем Люпином — несносным полуторагодовалым мальчиком, который каждую минуту выкидывал какие-нибудь фортели, капризничал, дёргал Роуз за волосы, отращивал себе гусиный нос или собачьи лапы и в целом был просто невыносим. Отдав его, в конце концов, подоспевшей бабуле Флёр, Роуз поднялась в свою комнату, свалилась в постель и проспала до утра следующего дня. Проснувшись, она сразу же принялась за бумаги мисс Гринграсс и потратила на них почти неделю, пытаясь рутинной бумажной работой выбить из головы все плохие мысли. Но они возвращались раз за разом. Особенно часто ей вспоминалась фотография с тремя обезглавленными людьми. И образ этот был настолько навязчивый, что избавиться от него было почти невозможно.

По стечению обстоятельств именно в тот день, пятницу, когда Роуз отправила мисс Гринграсс посылку с её бумагами и туфлями миссис Малфой, на пороге Норы появился довольный дядя Гарри, сообщивший Роуз, недовольной Гермионе и задумчивому Рону, что он добился разрешения на въезд в Огнец для Роуз и Лили. Но в силу разных причин, в первую очередь, волокиты, датой их отбытия было назначено аж двадцать пятое мая, до которого каким-то образом надо было дожить. И Роуз не придумала ничего лучше, чем попросить у мисс Гринграсс еще работы. Та прислала ей письмо с благодарностями и наилучшими пожеланиями и охотно подкинула ей ещё неразобранных бумаг, в конверте с которыми обнаружилась подробная инструкция от Иветти и чек банка Гринготтс ровно на тридцать галлеонов.