Голос проклятого (джен)

Пачка сигарет остаётся на скамье, в парижском парке, Джесси совершает ряд механических действий: такси, Лондон, дом. Домом это место назвать сложно. Квартира в Сити, с видом на сотни офисов, наводнённые машинами дороги и колесо обозрения вдалеке, чужая и холодная. Джесси здесь всего неделю, а если взять в расчёт то, что за четыре последних дня она была здесь только один раз пробегом, а до того исключительно ночевала, ни о какой привязанности к этому месту и речи быть не может. Единственное привычное здесь: кожанка на спинке стула, в которую Джесси ныряет, даже не сняв обуви. С расцарапанной щиколоткой она разобралась ещё в поезде: промыла водой и заклеила пластырем — что могла в данной ситуации. Снимать пластырь и обрабатывать антисептиком царапины сейчас нет никакого желания.

Пережитый день хочется переосмыслить, слишком много чего произошло, слишком многое изменилось.

Мир тьмы едва не поглотил её. Обычный дневник чуть не свёл её в могилу. Безопасность — лишь иллюзия. Даже продолжая просто сидеть в конторке, закопавшись в записи, она не может быть уверена наверняка. Никакие предостережения Лестата и тёти Маарет не помогут, прислушивайся Джесси к ним хоть трижды, если в дело вступит его величество случай.

Да и отказаться от своих наблюдений она не может. Слишком уж личный характер они приобрели. Невыносимый дерзкий Лестат стал кем-то большим, чем просто объектом исследований, с присвоенным ему архивным номером. В какой-то момент чудовище, которое упивается своей чудовищностью, открылось как человек с глубокой душевной организацией. Конечно, дневник многое приукрасил, расширил масштабы его личных трагедий, но этой ночью, заглянув в глаза монстра, Джесси нашла лишь юношу с опытом старика, одинокого и всеми оставленного. И пусть он пытался напугать её, но он бы не причинил ей вреда, Джесси в этом почти уверена.

«Прости», — пишет она, имея в виду своё упоминание о Габриэль, но Лестат не отвечает. Общается с фанатами, но не с ней.

В инстаграме новое фото: скрипка на красном бархате. Блестящая, новенькая, с волчьей пастью на грифе. И подпись:

«Я помню, хоть мечтал забыть,

И смех, и шелест океана.

Не затянуть былые раны.

Есть то, чего не искупить…»

Джесси понимает, о чём эти слова, она помнит, что это за скрипка. И через двести лет она как новая. Лестат хранит её: напоминание о своей ошибке, о первом, совершённом лично им убийстве. Он ни на миг не забывает, что внутри живёт монстр, и он напоминает об этом, в первую очередь ей. Он не хотел убивать ту девушку, но допустил ошибку. Значит ли это, что его сегодняшние попытки прогнать её — это лишь желание защитить? А может, ей просто хочется видеть в этом смысл? Слишком самонадеянно.

Впервые Джесси решается написать прямо в комментариях к фотографии. Ей важно понимать, что за игру ведёт Лестат де Лионкур, и имеет ли она к этой игре хоть какое-то отношение.

«Это ведь та самая, я права? Почему-то я знала, что ты хранишь её…»

Её вопрос утопает в сотнях фанатских писков, но Лестат замечает его и отвечает:

«Тогда ты знаешь, что из этого не выйдет ничего хорошего».

Джесси долго смотрит на эти слова, и они звучат в её голове голосом Лестата. Сомнений не остаётся: эта фотография и эти строки предназначены ей. Что-то произошло между ними в том парке. Что-то неправильное. Наука, которая двигала Джесси пять лет, уступила перед личным интересом. Чудовище неожиданно оказалось не таким и чудовищем. На контрасте с остальными вампирами?

Джесси ощущает лёгкую злость. Она чувствует себя обманутой и бесконечно глупой. Сумасшествие, постигшее миллионы поклонников, добралось и до неё? Она помнит все строки дневника, где Лестат описывал убийства; она помнит кровь на его губах во время пресс-конференции, но она также помнит неподдельную боль в его глазах, когда напомнила ему о матери. Лестат уязвимый, действительно одинокий и более живой и настоящий, чем все, кого она когда-либо знала. И да, это сумасшествие, но Джесси хочется помочь ему. Чем больше он твердит «уйди», тем больше ей хочется остаться.

Да, опасно. Пожалуй, даже слишком. Но что мешает вампирам, коих, как выяснилось, сотни, однажды сделать её своей жертвой? Ведь её причастность к Великой семье не гарантирует безопасности, как оказалось. А если она и сейчас не совсем в безопасности?

Как подтверждение этим мыслям, в то же миг на смартфоне вспыхивает сообщение от тёти Маарет:

«Моя дорогая, ты хоть представляешь, что натворила? Весь тёмный мир обратил на тебя своё внимание. Представь себе, какую бучу подняло твоё появление в «Руках Адмирала», что даже до меня дошли слухи об этом?! Каждый уважающий себя вампир посчитал твоё появление вызовом, теперь за тобой начнут охоту. Тьма, от которой я уберегала тебя, пришла за тобой. Единственный шанс спастись: приехать ко мне. Ты знаешь, что я не хотела для тебя подобной жизни, но у тебя не осталось вариантов. Я пошлю за тобой своего друга, он поможет тебе беспрепятственно добраться до меня. И прошу, милая, не противься этому. И не ищи больше встреч с этим мальчиком, Лестатом. Он навлек на себя не меньший гнев, восстав против остальных, рядом с ним опаснее всего. Я надеюсь на твоё благоразумие, моя дорогая. Жду скорой встречи, любящая тебя, Маарет».

С каждым прочитанным словом комната начинает казаться всё холоднее. Словно сжимается вокруг Джесси, объяв её мрачными тенями. Металлический запах крови и смерти стягивает внутренности в тугой узел, к горлу подступает противная тошнота, а руки, вцепившиеся в телефон, начинают дрожать.

Все жуткие предположения кажутся ничем перед лицом реальной опасности. За ней придут, лишь вопрос времени — нужно бежать, тётя Маарет права.

Но Джесси не может. Хватается за плотную кожу старой куртки и понимает, что бежать неправильно. Лестат, защитив её, разозлил других вампиров. Он совсем один против них. Знает ли он об этом? Знает, что приговорён?

Предупредить его — её долг.

«Тебя хотят убить. Не вздумай игнорировать моё сообщение!» — пишет она, нервно поглядывая в окно. За ней ещё не пришли, но в любой момент могут, а будет ли это посланник тёти Маарет или враг — уж как повезёт.

«Пусть попробуют», — присылает Лестат равнодушный ответ. Для него всё это игра? А может, он хочет, чтобы это случилось? Хочет, чтобы его бессмертная одинокая жизнь подошла к концу?

«Меня хотят убить», — предпринимает Джесси новую попытку. Может, Лестату всё же есть дело до неё?

Видимо, нет.

«Твоя тётя не даст тебя в обиду», — отвечает он. — «Упрости ей жизнь, не совершай глупостей».

Джесси бьёт озноб: смесь страха и возмущения. На что она надеялась? Что Лестат действительно беспокоится о ней? Наивная дура!

Складывая вещи в большую дорожную сумку, Джесси не прекращает вздрагивать — от гнева, в первую очередь. Она даже решает оставить куртку Лестата здесь, забыть о ней, как о чём-то незначительном, но в итоге всё же пихает её к прочим вещам, с раздражением задёргивает молнию.

Вся её жизнь, в которой она так и не нашла постоянного пристанища, умещается в одну сумку, Клодия была права — это не жизнь. Джесси никогда не жила как следует, а теперь, может, никогда и не будет.

Такси подъезжает к дому уже через три минуты. Джесси готова: ждёт на пороге, крепко сжимая ручки сумки побелевшими пальцами. Ладони и спина — потные от нервов, и холодная струйка щекотно течёт вдоль позвоночника к пояснице. Джесси прибивает её, стукнув рукой по спине.

— Джессика Ривз? — спрашивает водитель, тощий долговязый вампир с проседью в волосах. — Скорее, дитя, времени нет.

Джесси кивает и ныряет в салон автомобиля, нагретый для комфортного человеческого пребывания. Для неё озаботились? Либо же добыли авто, убив человеческого таксиста? Даже вампиры тёти — всего лишь вампиры, которые убивают, если нужно, для которых пара лишних смертей — лишь побочный ущерб. Впрочем, в этом они похожи на многих известных Джесси людей.

Автомобиль срывается с места, оставляя позади тоскливое подобие нормальной жизни. Последняя из Великой семьи меняет одну клетку на другую. Из монотонности библиотечной бытности Джесси отправляет под строгий вампирский надзор. Она никогда не станет свободна, никогда не сможет следовать собственным желаниям. Одна ошибка разрушила всё.

От понимания безысходности, Джесси всхлипывает и прячет лицо в ладонях. Она навсегда останется заложницей обстоятельств, заложницей своего имени. Она будет более одинокой, чем Лестат, и, вероятно, тоже начнёт вести дневники в надежде, что кто-то однажды прочтет их и посочувствует ей.

Джесси откидывается на спинку сидения и представляет себе, какими могли бы быть её записи.

«Я покидала своё последнее пристанище, понимая, что больше никогда сюда не вернусь. Никогда больше не переступлю порог библиотеки, не заведу нормальный разговор с нормальным человеком. Это был день моей смерти. Да, сердце моё билось, а горячая кровь бежала по венам, но та часть меня, которая давала хоть какую-то иллюзию жизни, навсегда исчезала под монотонный бег колёс по асфальту.

Вампир-шофер бросал на меня хмурые взгляды, наверняка заглянув в мои мысли. Кого он увидел там? Глупую девочку, которая тосковала по глупой жизни, ещё толком не успев с ней распрощаться?

Да, я не жила такой жизнью, по которой стоило бы скучать, но я жила жизнью, в которой хотя бы был выбор. Выбор, приведший меня к полному поражению».

Джесси, бесспорно, могла бы продолжать писать свой эфемерный дневник, но с мысли её сбивает то, что такси неожиданно сворачивает с освещённой ночной трассы в подозрительного вида переулок, от которого издалека несёт опасностью и смертью.

— Куда мы едем? — напряженно спрашивает она, провожая взглядом очередной мусорный бак, за которым, как ей кажется, шевелятся тени.

— К Маарет, конечно же, — бросает бессмертный, одарив Джесси мягкой улыбкой. — Скоро будем на месте.

Его заверения, однако, совершенно не успокаивают бешено колотящееся сердце. Что-то не так. Неуловимо неправильно. Тон ли водителя, взгляд его красноватых по контуру глаз, либо же тот путь, который они выбрали для проезда. Не самый безопасный путь, когда все вампиры Парижа ведут за ней охоту.

Джесси вытаскивает смартфон, намереваясь написать тёте Маарет сообщение, но в ту же секунду телефон оказывается выбит из её рук быстрым ударом вампирской ладони. На коже, задетой острыми ногтями, выступают капли крови.

— Сиди спокойно, девочка, — шипит вампир, переводя взгляд на дорогу. Секунду спустя он снова кажется невозмутимым и расслабленным, Джесси же более не сомневается: это вовсе не посланник тёти Маарет.

Тени за окном становятся всё гуще, словно автомобиль обступают со всех сторон тёмные фигуры. Давящее ощущение опасности нависает над самой головой.

Сумасшедшая ночь никак не желает заканчиваться, а лапы Смерти всё ближе подтягивают свои крючковатые пальцы.

Джесси рвёт дверцу, хоть и видит: двери заблокированы.

— Откройте! — всё равно что кричать в пустоту. Вампир даже не смотрит в её сторону.

Джесси пробует окно, но стекло не опускается. Да и, если тени снаружи — не просто тени, открывать окно — не лучшая из идей.

— Я не хотела никого разозлить, — скулит Джесси, забиваясь в угол. Тут же отскакивает, потому что по стеклу с другой стороны скользит ладонь. — Я просто искала Лестата. Я не желала никому навредить.

Вампир хмыкает, чуть снижая скорость. Джесси не питает ложных надежд: её не собираются отпускать, разве что — отдать в лапы мертвецов.

Заблокированные двери, которые ещё секунду назад хотелось вырвать голыми руками, теперь Джесси предпочла бы залить толстым слоем бетона. Хотя это всё равно не спасёт от бессмертного внутри салона.

Отчаяние бросает на крайности. Поняв, что уговоры не помогут, Джесси пробует подкуп.

— Моя тётя наградит вас, если поможете мне добраться до неё невредимой. Она одна из древних, может даже дать вам своей крови, чтобы вы получили облачный дар.

Вампир лишь усмехается. Способность летать, очевидно, прельщает его не так сильно, как предвкушение её мучительной смерти.

Джесси крепче обнимает себя руками. Машина медленно тормозит, и ладони на стёклах возникают уже с двух сторон. Обладатели рук, одетые в чёрное, всё ещё остаются просто тенями, но теперь у этих теней есть глаза. От золотистых до кроваво-красных. В голове возникают слова из молитвы, и вампир, очевидно проникнув в её голову, заходится смехом. Желудок сжимает спазмами, и Джесси ощущает подступающую к горлу тошноту. Чувство, не покидающее её весь последний час, становится просто невыносимым. Вампир смеётся, и те, с улицы, смеются тоже.

«Великая семья…» — наконец доносится снаружи.

Джесси узнаёт голос Малекита. Они встречались чуть более четырёх часов назад, и до последнего теплилась надежда, что та их встреча будет первой и последней.

«Единственная живая представительница рода. Надежда семьи. Живая, рождённая от мёртвой…»

Малекит оказывается в поле зрения. Капюшон его плаща откинут за спину, и белое лицо, обрамленное светлыми волосами, остаётся единственной светлой точкой на тёмной улице. Джесси видит его в контурах своего отражения. Опасного, мстительного, хищного.

Свет в салоне гаснет, и Джесси вскрикивает. Не от объявшей её тьмы, а от того, что, не скрытые отражением, фигуры в переулке приобретают чёткие контуры. Десятка два, не меньше.

Смерть, которой Джесси чудом удалось избежать несколько часов назад, пришла за ней.

Знает ли тётя Маарет, что её посланника опередили? А может, его вовсе отправили на тот свет?

— Ты наша, Джессика. До последнего удара своего маленького уязвимого сердечка… — Малекит явно упивается своей властью и тем страхом, который напускает своими спокойными тихими словами. — Ты станешь нашим лучшим трофеем. Пожалуй, мы даже отправим сувениры твоей тётушке и защитничку. Как считаешь, твоя голова обрадует его?

Ладони Малекита ударяют по стеклу, Джесси снова вскрикивает и отшатывается в дальний угол. Над её головой скребут по стеклу острые когти, но они пугают не так сильно, как два красных глаза, заглядывающих в самую душу.

Вампир-шофер отщелкивает дверные замки, тотчас двери распахиваются с обеих сторон, цепкие руки хватают Джесси за плечи, впиваясь в ткань пальто так, что то прорывается. Острые когти царапают кожу в тот миг, когда Джесси вытаскивают из салона. Пять или шесть бессмертных обступает её со всех сторон. Из царапины на левом плече сочится кровь, Джесси ощущает, как напитывается джемпер, неприятно прилипая к телу. Малекит на это удовлетворённо втягивает носом воздух.

— Запах смерти и страха — ничего более вкусного не может быть. Я вырву сердце из твоей груди и выпью его жизненные соки. — Он медленно обходит машину и становится перед Джесси.

Холод и опасность обдают её лицо, отчего ноги подкашиваются, а сердце колотит с удвоенной силой.

— Я романтик, не находишь?

«Вздумал отбирать мой хлеб?»

В звуки привычного голоса Джесси сперва не верит. Он — тот, кто сказал, что о ней прекрасно позаботятся и без него, теперь здесь: стоит на крыше двухэтажного здания, склада, по всей видимости, и, расправив плечи, с насмешкой смотрит на вампиров внизу. Все они, судя по всему, слишком молоды, чтобы обладать облачным даром, а Лестат, хоть моложе многих здесь, всё же вкусил кровь самой Акаши, так что превосходит присутствующих не только в способностях, но и в силе. Он не раз упоминал об этом в своих записях, и у Джесси нет повода не доверять его словам.

Вампиры шипят, вскинув вверх головы, Лестат же с грацией пантеры в один скачок меняет положение на сидячее, устраивается на краю крыши, свесив вниз длинные ноги. Дразня, раздражая, подобно наживке, мельтешащей перед рыбой.

— Романтик и разбиватель сердец… — продолжает он скучающим тоном. — Я, видишь ли, работал над образом почти четыре года, а ты за один вечер вздумал перетянуть все лавры на себя?

Он касается ступнями стены и, не отрывая сапог от кирпичей, выпрямляется в полный рост. Зависает параллельно земле, так легко и естественно, словно стоит на твёрдой поверхности, и лишь волосы, упавшие от затылка к лицу, выдают неправильность этого положения.

Лестат смотрит в глаза Малекита, сверкая золотистой радужкой, и театрально хмурится.

— Кажется, несколько часов назад я объяснил, что эта девчонка не должна пострадать. Я — один из вас, и я вовсе не ваш враг. Смерть Джессики не даст вам ничего, кроме мимолётного чувства удовлетворённости. Вы даже насытиться не сможете, так как вас много, а она — хрупкая и миниатюрная. Но что вы сможете — навлечь гнев Древних. Маарет, Маэл, Пандора, Хайман. Вы ещё помните, кто они такие? Они — те, кто создал вас. Убить вас для них не составит труда. Стоит вам только тронуть эту девочку — можете считать себя трупами. Этого вы хотите?

Вампиры молчат, но по их лицам видно: они обдумывают риски. Имена, названные Лестатом, принадлежат древнейшим из всех, кто, судя по записям Таламаски, всё ещё жив. Дети Тысячелетия, Первое Поколение из созданных Бессмертных, все они обладают облачным даром, а Хайман ещё и огненным: способностью сжигать врагов одной лишь силой мысли. Конечно же, едва ли среди собравшихся есть добровольцы, готовые принять подобную кару.

Лестат ходит по стене, не опускаясь при этом слишком низко, но и поддерживая иллюзию доступности. Вопреки этому, ни один из вампиров не пытается его достать. Даже Малекит, самый активный спикер этого вечера, лишь молча буравит соперника своими красными глазами, сжав ладони в кулаки.

— Я бы на вашем месте уже ушёл, — подсказывает Лестат тихо. — В этом Саду Зла ещё достаточно живых, чья кровь сладка, а смерть не наказуема.

Джесси не видит, чтобы кто-то уходил, но вампиров вокруг определённо становится меньше. Десятеро, пятеро, трое. Наконец, в переулке остаётся только Малекит. Бросив на Джесси полный ненависти взгляд, он презрительно кривит губы и медленно шагает прочь.

Адреналин, поддерживающий Джесси всё это время, сходит на нет, ноги подкашиваются, и она оседает на брусчатку, лишённая всякой энергии. Такое чувство, будто из неё высосали жизнь, но всё как раз наоборот. Лестат снова спас её, второй раз за вечер.

— Тебе так нравится играть «деву в беде»? — спрашивает он, спрыгивая на землю и приземляясь точно возле неё. — Давай руку.

Джесси не до конца осознает, чего он от неё хочет, но всё же протягивает руку, однако вместо того, чтобы помочь ей подняться, Лестат внимательно осматривает следы от царапин.

— Они не кусали тебя? Я должен знать.

Его тон деловой, и ни один мускул его идеального лица не напряжен, но глаза, продолжающие отсвечивать золотым, выдают его беспокойство.

На его вопрос Джесси лишь отрицательно качает головой, Лестат кивает, золото его глаз гаснет.

— Хорошо.

И не успевает Джесси ничего сообразить, как он легонько прикусывает её кожу под большим пальцем. Едва ощутимо, до первых капель крови. Вытирает платком кровавые точки и не убирает шёлковую ткань до тех пор, пока не перестаёт кровить.

— Что ты сделал? — голос Джесси хрипит, сама же она дрожит, так что Лестат, опустившись к ней, подхватывает её на руки и переносит в тёплый салон.

— Ты должна отдохнуть, — говорит он вместо ответа. — Я отвезу тебя к Маарет, поспи.

Джесси хочет поспорить, но сил на это нет. Она слишком много волновалась за последнее время, потому сон к ней приходит быстрее, чем она надеется. Впрочем, она даже не пытается сопротивляться.

Последнее, что она слышит — шум мотора и толчок срывающейся с места машины.