Один день Гермионы Грейнджер (гет)

Минерва МакГонагалл с радостью откликнулась на просьбу Гермионы Грейнджер — провести неделю в замке.

— Понимаю, что не вовремя, — произнесла Гермиона, выходя из камина в кабинете директора школы и отряхивая пепел с мантии, — но я очень соскучилась. Взяла отпуск на работе — и к вам.

— Ну что вы, мисс Грейнджер, — заулыбалась Миневра. — Ваш визит нисколько не обременителен, даже не думайте. Двери Хогвартса всегда открыты для вас! Тем более, прекрасно понимаю вашу тягу к этому месту. Когда-то именно по этой причине я и осталась в школе в качестве преподавателя.

Женщины обнялись. После того, что они вместе пережили, глупо было соблюдать какой-то официоз при общении, хотя Минерва МакГонагалл так и продолжала называть Гермиону «мисс Грейнджер», а та ее — профессором.

— Чай?

— Да, пожалуйста.

Пока эльфы доставляли чай, Гермиона осмотрела кабинет. Когда-то он был полон разнообразных тикающих, щелкающих, звенящих приборов, которые изобрел сам Альбус Дамблдор; во время войны почти все они были уничтожены. При Минерве ничего особо не изменилось — разве что мебель другая, доставленная сюда взамен разбитой, да шторы бордового цвета. Ну и портреты предыдущих директоров… Гермиона нашла глазами портрет Дамблдора, но сейчас он пустовал.

За чаем обсудили школьные новости, министерские реформы. МакГонагалл сказала, что сейчас наступило золотое время — магический мир не сотрясают войны, интриги, у руля Министерства магии находится достойный волшебник, который управляет магическим сообществом твердой рукой. Хогвартс после войны был полностью восстановлен и быстро вернулся к своей прежней жизни. Еще парочка лет, и в школу поступят дети тех, кто сражался за мир — например, тот же Тедди Люпин, сын Нимфадоры и Римуса, а вслед за ним Мари-Виктуар Уизли, дочь Флер и Билла, и другие дети.

Воспоминания о тех, кто погиб, и тех, кто выжил, и об их дальнейших судьбах были удобным моментом, чтобы узнать и о новых преподавателях Хогвартса.

— Профессор, а кто сейчас преподает Защиту от Темных Искусств? — как бы невзначай спросила Гермиона, делая глоток чая. — По сути, проклятие должности должно было развеяться вместе со смертью его создателя.

— О, да! К счастью, новый преподаватель не меняется уже несколько лет! — рассмеялась МакГонагалл. — Я вас обязательно познакомлю.

— Много новеньких?

— В основном, остались прежние. Профессор Слизнорт просится на пенсию, но пока мне удается уговорить его поработать, — директор коротко хохотнула, — прибавками к зарплате! Из новых, пожалуй, преподаватель по трансфигурации и по совместительству мой заместитель. Кстати, вы должны его помнить, мисс Грейнджер, он ваш сокурсник — Теодор Нотт.

— Но… — Гермиона, хотя уже и знала от Гарри, что Нотт преподает в Хогвартсе, все же не смогла сдержать удивления. — Профессор… Нотт — он же сын Упивающегося Смертью…

— Стереотипы, — констатировала МакГонагалл, сочувственно глядя на Гермиону. — Еще во время учебы в школе Теодор блестяще себя проявил во всех науках. Я понимаю, Гермиона, вас смущает то, что он учился на Слизерине, и его отец… Что ж, мы не выбираем родителей. Заверяю вас, что профессору Нотту можно доверять.

Гермиона пристально смотрела на Миневру МакГонагалл. Сейчас ей вспомнилось, как Дамблдор почти в той же манере и с той же интонацией утверждал, что доверяет Снейпу, как самому себе. В итоге оказалось, что Северус Снейп — храбрейший из людей, и он тайно опекал Гарри, в его сердце жила любовь к прекрасной Лили Поттер. Так, может быть, и МакГонагалл знает о Теодоре Нотте нечто такое, что заставляет ее безоговорочно доверять сыну преступника.

— Уверена, вы правы, — произнесла Гермиона, совершенно не уверенная в этом. — Спасибо за чай.

— Пойдемте, я покажу вашу комнату, моя дорогая. Через два часа ужин, будем вас с нетерпением ждать.

* * *

Едва за директором закрылась дверь, Гермиона решила принять душ и переодеться во что-то менее официальное. Все-таки она в отпуске, а не как представитель Министерства. Мысль, что она окажется за преподавательским столом под взглядами сотен подростков вызывала у нее трепет. Мало того, что из Министерства магии, так и героиня войны. К своей знаменитости Гермионе до сих пор было трудно привыкнуть.

Хорошо, что в школе сейчас шли экзамены, и все предельно загружены подготовкой и проведением. Может, и обойдется без раздачи автографов.

Гермиона вошла в душ и включила горячую воду, намыливаясь.

Нотт. Как же так… Зачем ему это? Наверняка он такой же обеспеченный, как и Малфой. Зачем ему быть здесь, зная, что его обсуждают, а, может, и осуждают. И как это Попечительский совет Хогвартса допустил такое назначение?

Гермиона никак не могла понять, какое у нее еще отношение к Нотту, кроме недоумения по поводу его преподавания. Как человек прагматичный, подсознательно она понимала правоту МакГонагалл, так как и сама помнила Нотта умным и очень уравновешенным юношей. Вполне может быть, что отец не оставил ему наследства или большая часть имущества была конфискована для продажи на аукционах и выплаты денег потерпевшим при режиме Волдеморта. МакГонагалл всегда в человеке сперва видела мозги, а уж потом присматривалась к его личностным качествам и родословной. Если Нотт нуждался, то это вполне в ее духе: поверить в него и дать ему шанс.

«Даже заместителем своим его назначила, надо же», — фыркнула Гермиона, смывая с волос шампунь.

После душа Гермиона поняла, что немного волнуется. Трижды она переодевалась, прежде чем остановила свой выбор на тонких светлых брючках и кремовой блузке с коротким рукавом. Мантию решила не надевать.

Причину своего волнения сама не могла понять. Конечно, отчасти она тревожилась из-за Нотта. Интуиция подсказывала, что совсем скоро она найдет ответы на все свои вопросы, и это будоражило.

Также некоторое волнение было связано и с тем, что впервые в своей жизни Гермиона будет сидеть за преподавательским столом. Вместе с профессорами, которые еще не так давно учили ее использовать магию, она будет вкушать приготовленные эльфами яства, смотреть на студентов, а они — на нее. Гарри, кстати, уже несколько раз приглашали в Хогвартс читать лекции, и он с удовольствием соглашался. И никаких волнений по этому поводу не испытывал. Напротив, говорил, что когда возвращается в школу, он словно попадает в прошлое и снова чувствует себя вечно лохматым, попадающий в неприятности подростком. Но то Гарри… Ему не привыкать к всеобщему вниманию.

До ужина оставался час, Гермиона привела волосы в порядок заклинанием и решила прогуляться по замку.

Как давно она тут не была… Как скучала… Милый Хогвартс. Сколько всего они тут пережили… она пережила.

Бесчисленные каменные коридоры, оживленные и заброшенные, темные и освещенные, теплые и холодные. Лестницы, меняющие свое расположение. Пропадающие ступеньки. Живые картины. Фантастические классы.

Хогвартс всегда был сказочным замком и вторым домом для нее.

— Мисс Грейнджер!

Она тут же обернулась на зов и увидела улыбающегося профессора Слизнорта, который только что вышел из какого-то класса.

— Профессор Слизнорт, рада вас видеть! — заулыбалась Гермиона.

— И я рад, дорогая Гермиона — вы же позволите себя так называть? Отлично! Как же чудесно, что вы навестили нас! А я тут устранял шалости, так сказать, шкодливых третьекурсников — кто-то из них во время урока разлил Зловонное зелье. Недурно исполненное, надо сказать. Ну, теперь-то все в порядке.

Профессор, конечно, постарел — вся его голова была снежно-белая с редкими серыми прожилками, да живот стал еще больше. Впрочем, вспоминая слова МакГонагалл о том, что ей удается удерживать его прибавкам к зарплате, становилось ясным, что характер Горация Слизнорта оставался неизменным. Наверняка и сейчас он весь лоснился не от радости их встречи, а, скорее, от осознания того, что когда-то учил зельям саму Гермиону Грейнджер, героиню войны, а ныне — одного из лучших специалистов Министерства магии Великобритании с перспективами карьерного роста.

Но все равно Гермиона была искренне рада видеть декана Слизерина.

— Вы на ужин? — спросил ее профессор и, получив утвердительный кивок, тут же предложил ей свой локоть. — Буду рад проводить вас туда.

Это было очень удачно для Гермионы. Ее волнение тут же улеглось. Что ж, явиться в Большой зал в компании Горация Слизнорта было замечательно!

— Как вы, профессор? Как студенты? Как ваше здоровье? — забросала она его вопросами, пока они шли.

— Я все так же, моя дорогая Гермиона. Хочу уже на пенсию, но Минерва уговаривает остаться. С другой стороны, я ее понимаю — сейчас непросто найти достойную замену. Хорошо, когда есть такие юноши, как Нотт, которым интересно преподавательство. Да… С ним Минерве повезло.

Это был хороший момент узнать о мотивах Нотта, о том, как он появился в замке.

— Знаете, — осторожно начала Гермиона, — меня удивляет его назначение.

— О, понимаю! — Слизнорт похлопал Гермиону по руке, кивая головой. — Не вас одну удивил этот выбор нашей дорогой директрисы. К сожалению, она не рассказала нам, как ей удалось заманить его сюда. Но, как показало время, она оказалась очень проницательна. Несмотря на своего… свою фамилию… юный Теодор оказался весьма приятным в общении и достойным молодым человеком. Что отличает аристократов от остальных, знаете? Безукоризненное воспитание, в первую очередь...

Тут Гермиона хмыкнула, вспомнив, как отвратительно себя вел в годы учебы Драко Малфой, его прихвостни — Крэбб и Гойл, да и не только они, но и некоторые студенты других факультетов. Только Слизнорт мог верить в их прекрасные аристократичные манеры, тогда как Гермиона видела всю их сущность, притворство, заносчивость и высокомерие.

— …А в случае профессора Нотта это еще и выдержка, и твердость характера, и поразительная работоспособность. К тому же, он прекрасный собеседник. Ну ничего, вы здесь, моя дорогая, и, думаю, вам с ним будет интересно вспомнить школьные годы — вы же, кажется, учились в одно время.

Да еще чего не хватало. Гермиона представила себя, любезничающую с Теодором Ноттом, и ее передернуло. Пусть лично ей Нотт ничего не сделал, но он был сыном Упивающегося Смертью, и, кто знает, может, и сам был носителем Метки Воландеморта…

Она выяснит, причастен ли он к тому, что с ней приключилось, и все.

Почему-то Гермиону кинуло в жар, но она быстро совладала с собой.

Впереди показались двери Большого зала, куда на ужин тонкими струйками стекались и студенты, и преподаватели, и другие обитатели замка. Отовсюду в сторону Гермионы неслись приветствия. Лица студентов горели удивлением и восторгом, когда они смотрели на нее. Гермиона невольно пунцовела и пунцовела от этого внимания… и радовалась, что идет вместе с Горацием. Всякий такой раз она вспоминала Гарри, и поражалась, какой он все-таки сильный человек, как непринужденно выносит такое повышенное внимание.

— Мисс Грейнджер! — раздался возглас профессора Стебль, которая вынырнула откуда-то из толпы, обнимая смущенную Гермиону. — Какой приятный сюрприз для нас!

— Я очень рада вас видеть, профессор Стебль!

— Ох, ну теперь, моя дорогая Гермиона, вы, конечно, можете называть меня Помоной! — расплылась в улыбке та.

Гермиона подумала, что у нее язык не повернется называть декана Хаффлпаффа по имени, хотя бы исходя из почтенного возраста уважаемой Помоны Стебль. Но все равно согласно покивала головой.

Они вошли в двери Большого зала, и взгляд Гермионы устремился к преподавательскому саду. Там уже сидели некоторые профессора, но Нотта среди них Гермиона не заметила, как и Хагрида, кстати.

— Профессор Слизнорт, — повернулась она к Горацию. — А Хагрид?

— Не волнуйтесь, моя дорогая, с ним все в порядке. Он вернулся к должности лесничего и практически все свое время проводит в Запретном лесу. Задерживается, как всегда, но к середине ужина, вероятно, явится.

— Как его брат Грохх? — улыбнулась Гермиона.

— О! — закатила глаза профессор Стебль. — Нам постоянно приходится отгонять младшекурсников от него. Они так и лезут к нему… или, скорее, на него, а он и рад их катать на своих мощных плечах, руках, спине… жуткий стресс для МакГонагалл.

Гермиона рассмеялась, вспоминая свою первую встречу с младшим братом Хагрида и момент, когда он ее поднял в воздух.

От столов студентов неслись приветствия, Гермиона во все стороны кивала головой и приветственно махала рукой. Профессор МакГонагалл сидела на месте директора Школы. Рядом с ней слева сидел профессор Флитвик, Помона Стебль села справа от директрисы.

Подойдя к столу, Гермиона тепло поздоровалась со всеми присутствующими.

— Садитесь, моя дорогая, — Минерва указала на пустое кресло рядом с профессором Флитвиком. — Обычно тут сидит профессор Нотт, но, думаю, он любезно уступит вам свое место.

Как раз в этот момент к столу подошел Теодор Нотт и услышал последние слова Минервы. Он тут же склонил голову в знак почтения и произнес:

— Разумеется, профессор МакГонагалл.

— Садитесь рядом с мисс Грейнджер, Теодор. Вам наверняка будет интересно пообщаться друг с другом, вспомнить прошлое… э-э-э… обсудить новости.

— Конечно, — губы Нотта дрогнули в улыбке.

Гермиона во все глаза смотрела на Нотта и чувствовала себя очень странно. Словно спала наяву.

Бывший слизеринец выглядел великолепно. Под черной шелковой мантией угадывалась тонкая рубашка того же цвета и материала, черные брюки; на руке поблескивали серебром волшебные часы. Но даже не безукоризненная одежда впечатлила Гермиону.

Теодор не был тем бледным и субтильным мальчиком, каким она его запомнила. Стройный, подтянутый, холеный, он был воплощенным аристократом. Черты его лица были четкими, правильными, но самыми красивыми были его глаза: темные, словно грозовое небо, мерцающие… необыкновенные.

Теодор не отвел взгляд, смело смотрел в ответ, и даже улыбнулся.

— Мисс Грейнджер, приветствую.

— Мистер Нотт. Профессор Нотт, — тут же поправилась Гермиона, усаживаясь на любезно отодвинутое им кресло.

Когда Нотт сел рядом, Гермиона почувствовала, что у нее начала кружиться голова от охватившего ее волнения.

Может, все-таки это Нотт? Силы Морганы! И вот она сидит с ним рядом… Он? Или нет? Чувствует ли она что-то рядом с ним? Что-то, чтобы подсказало правду. Тот запах, например.

Но это надо придвинуться к нему ближе, наклониться и вдохнуть.

«Я схожу с ума», — подумала Гермиона, с усилием отгоняя от себя навязчивое желание наклониться к Нотту.

Как раз в этот момент Миневра воскликнула: «Да начнется пир!» На столах тут же появилась еда и напитки. В Большом зале зазвенели вилки, ножи и кубки — все приступили к ужину.

Словно почувствовав ее состояние, Нотт предложил:

— Вина?

Она взглянула на него и кивнула головой.

Он взял графин и наполнил ее кубок до половины.

— Спасибо, — выдавила из себя Гермиона.

Она залпом выпила напиток и глубоко вздохнула.

— Жажда?

— Да… — Гермиона повернула к нему лицо. — Признаться, я безмерно удивлена, Нотт, — не выдержала она, понимая, что не сможет не выразить ему своего недоумения по поводу его работы. — Ты — и здесь…

— Ты не меняешься, — Теодор налил себе половину бокала вина и тоже сделал глоток. — Такая же прямолинейная.

Нотт был расслаблен и спокоен. Никакого волнения, отметила Гермиона. Значит ли это, что она ошибается в поиске? Но уж он-то должен знать, кто тогда, в этом она была уверена. Как и в том, что почти уже догадалась, кому Нотт мог сдать свой дом в аренду. Но ей нужно было услышать подтверждение своей догадке вслух.

Внутри Гермионы бурлило столько эмоций. Сдерживать себя было трудно и не очень хотелось. Но, конечно, сейчас надо было контролировать себя.

— Да, я не меняюсь. И по-прежнему не доверяю Упивающимся Смертью, — это Гермиона произнесла очень тихо, чтобы сидевший по соседству профессор Флитвик не расслышал. — В особенности, зная их хитрость и изворотливость.

— А, да, — усмехнулся Теодор. — Предупрежден — значит вооружен.

— О, ты знаешь маггловские пословицы? — удивилась она. — С каких это пор?

— Внимательно слушал преподавателя на курсе маггловедения, — парировал Нотт.

— Ты о профессоре Чарити Бербидж, которую убил твой отец, или про Алекто Кэрроу, которая преподавала в Хогвартсе на седьмом курсе?

Зачем Гермиона это сказала, она и сама не знала. Ее занесло. Просто она едва могла вынести мысль, что рядом с ней сидит сын Нотта-старшего, возможно, человек, который так подло использовал ее, разрушил ее жизнь, ее отношения с Роном.

Теодор Нотт был великолепен. Наверное, у него были стальные нервы, так как только по мимолетному движению желваков Гермиона поняла, что зацепила его, однако внешне он оставался спокоен. Долил в свой и ее кубок вина и сделал большой глоток.

И произнес с усмешкой:

— Правда, я рад тебя видеть, Гермиона Грейнджер, — он наклонился к ней очень близко: — И ты прекрасно знаешь, что не мой отец убил Чарити Бербидж.

Невольно Гермиона вдохнула аромат одеколона Нотта — терпкий аромат полыни с нотками мяты, специй — возможно, базилика — и древесными аккордами.

Это был не Нотт! Однозначно!

Если, конечно, он не сменил парфюм.

Гермиона всматривалась в такое близкое лицо бывшего слизеринца. Его грозовые глаза не менее внимательно изучали ее лицо. Никакой агрессии или чего-то такого Теодор не излучал. Скорее, наоборот.

Внезапно Гермиона успокоилась.

— Нотт, — почему-то шепотом произнесла она, — я бы хотела с тобой кое-что обсудить.

— Наедине? — хмыкнул Нотт.

Гермиона готова была поклясться в том, что он сразу понял, о чем она. Щеки ее порозовели.

— Да. Давай после ужина… в библиотеке?

— У меня идея получше — предлагаю прогулку к озеру. Сейчас такие теплые вечера.

Наверное, он был прав. Если Гермиона что-то узнает такое, от чего вспылит… Библиотека — не лучшее место для выброса стихийной магии. Конечно, она не собиралась убивать Нотта, но это пока.

— Договорились, — согласно кивнула головой Гермиона.

На губах Теодора угадывалась легкая усмешка. По его взгляду нельзя было определить, о чем он думает, но Гермиона догадывалась. Это вызывало раздражение и… нетерпение. Интуиция подсказывала, что сегодня вечером она наконец узнает все. Как теперь только дотерпеть до этого момента?..

К счастью, в этот момент ее отвлек профессор Флитвик. Они разговорились о работе в Министерстве магии, и остаток ужина прошел быстро.

Когда МакГонагалл встала и поблагодарила всех за совместный ужин, объявляя его законченным, потихоньку все стали расходиться. Профессор Слизнорт ловко подхватил Гермиону под локоток, намереваясь проводить до ее комнаты.

— Ах, моя дорогая Гермиона, я вас сюда доставил, теперь мой долг сопроводить вас до апартаментов. А то сонмы ваших поклонников, — он кивнул головой на толпящихся у дверей студентов и студенток разных факультетов, которые держали в руках буклеты с ее фото и явно поджидали ее, — не отпустят вас до полуночи.

Гермиона зарделась и честно призналась:

— Никак не привыкну к такому вниманию.

— Мой вам совет — относитесь к этому доброжелательно и с легкостью, — улыбнулся Слизнорт. — Людей, а особенно детей, нельзя игнорировать или отталкивать. Пусть вы не успеете всем оставить автограф, но, по крайней мере, о вас сложится хорошее впечатление.

— Вы правы, профессор Слизнорт.

— Гермиона! Ну честное слово!.. Прошу вас, называйте меня Горацием!

— Ох, профессор… — она смущенно улыбалась, — Гораций.

— Вот и договорились! — залоснился удовольствием Слизнорт.

Они приблизились к дверям, и Гермиону тут же обступили студенты.

— Мисс Грейнджер, — пропищала девочка-гриффиндорка, на вид — пятикурсница, у которой на груди блестел значок старосты факультета, — для нас большая честь видеть вас в Хогвартсе! Вы — наш кумир и пример для подражания!

Все ей тут же поддакнули, стали выражать свое восхищение и протягивать буклеты для автографа.

Гермионе было очень приятно слышать столько добрых слов в свой адрес. В голове тут же возникла идея:

— Ребята, конкретно сейчас я не могу вам уделить должное внимание… А знаете что? Давайте-ка я договорюсь с директором МакГонагалл, и мы проведем совместную встречу. Посидим за чаем, поговорим, я расскажу вам все, что вы хотите услышать, знать.

— Это будет чудесно!

— О, мисс Грейнджер!..

— Как здорово, мисс Гермиона!

— Отлично! Мы с уважаемой Минервой сверим ваше расписание, и на доске объявлений появится информация о месте и времени нашей встречи, — с этими словами Гермиона распрощалась с поклонниками — с некоторыми даже обнялась — и они с профессором Слизнортом отправились к Парадной лестнице.

У подножия которой стоял Теодор Нотт с плетеной корзиной в руке, прикрытой большой клетчатой салфеткой, явно в ожидании Гермионы.

Он успел переодеться в узкие серые брюки и черную рубашку с коротким рукавом. Такой аккуратный и — очень спокойный. Абсолютно уверенный в себе человек.

Его вид произвел на Гермиону впечатление. Впрочем, на Горация Слизнорта тоже.

— Вижу, у вас есть планы на вечер, моя дорогая Гермиона! — Слизнорт так довольно улыбался, словно только что узнал потрясающую новость. — Ах, молодость, молодость!

Она невольно засмущалась:

— Просто профессор Нотт и я…

— Отдыхайте, моя дорогая, в конце концов, когда это делать, если не сейчас!.. Тем более с вашей работой в Министерстве! — Гораций учтиво поклонился ей, потом шутливо подмигнул Нотту, который мило улыбнулся ему в ответ, и отправился по коридору в подземелья.

Гермиона ближе подошла к Теодору, кивая головой на корзину:

— Мы идем на пикник?

— Ничто так не сближает людей, как вкусная еда и хорошая выпивка.

— Насчет выпивки не уверена, — скривилась Гермиона. — А вот еда — да. Хотя мы вроде поужинали только что.

Губы Нотта расплылись в улыбке.

— Я видел, сколько ты «съела». Поэтому парочка бутербродов не помешает.

Они пересекли вестибюль и покинули замок.

Солнце только садилось, раскрашивая голубое небо яркими оттенками золотого, рыжего, красного. Пахло цветами, землей, водой. У Гермионы невольно защемило сердце от красоты здешних мест.

Место Силы. Место исполнения желаний.

Её охватило умиротворение.

— Странно, обычно в это время возле озера все еще ошиваются студенты, а сейчас почти и нет никого, — заметила Гермиона, когда они подошли ближе к озеру.

— Завтра экзамены, — ответил Тео. — Готовятся.

— Понятно.

— Тебя беспокоит, что кто-то увидит нас вместе?

— Нет, — мотнула она головой. — Нисколько. Мы все-таки были сокурсниками.

— Но тема для разговора у нас одна, — усмехнулся Нотт.

Гермиона обернулась и даже остановилась, пристально разглядывая своего спутника. Нотт не язвил. Хотя его губы кривились в усмешке, но ответный пристальный взгляд был серьезным.

— Одна, — кивнула она головой.

— А, может, и не одна, — пожал плечами Тео, устремляя взгляд от Гермионы к озеру. — Мы же не общались раньше. Сейчас все изменилось…

В этом он был прав. Все изменилось, особенно, в ее жизни, и не без его участия.

— Послушай, может, проясним все сейчас? — Гермиона нахмурилась. — Не могу больше ходить вокруг и около. Если честно, я едва сдерживаюсь. Ты же знаешь, зачем я здесь.

Нотт не ответил сразу, пошел вперед к берегу озера, к самой кромке воды. Гермиона устремилась за ним. Тео поставил корзинку на траву, а сам повернулся к ней. Его лицо было непроницаемым, но взгляд был теплым и… сочувствующим.

— Я и не сомневался, что ты догадаешься.

Сердце Гермионы начало колотиться все быстрее и быстрее. Та самая долгожданная минута, когда все станет явным. Точнее, подтверждение той правды, которую она и так знала в глубине души.

От волнения ее начало потряхивать.

— Говори, — выдавила она чуть резче, чем хотела бы. — Это Малфой?

Неожиданно Теодор одной рукой взял ее за руку, а в другой появилась палочка.

В ту же секунду свободной рукой и Гермиона выхватила палочку и приставила к его подбородку.

— Поклянись, что не причинишь ему вреда, — произнес Тео.

Он! Все-таки это был Малфой! О, Моргана!..

Гермиона аж зарычала от охватившей ее волны ярости и гнева, и боли, и чего-то еще такого, что раньше никогда не испытывала. Та самая стихийная магия? Ее начало лихорадить и натурально трясти.

— Немедленно. Отпусти. Меня. Теодор. Нотт. Как. Ты. Смеешь?! — прошипела она сквозь зубы, пытаясь вырвать руку.

— Нет, — твердо ответил Нотт, и очень спокойно добавил: — Ты приехала сюда за ответами, и я готов тебе все рассказать. Пожалуйста, успокойся.

— Как?! — вырвалось у Гермионы резкое, громкое, отчаянное. — Он разрушил мою жизнь! Кто дал ему такое право?!

— Ты права. Он не имел права так поступать. Это было подло, — Теодор неожиданно убрал палочку и, несмотря на то, что палочка Гермионы больно уперлась чуть ли не в его кадык, обнял ее. — Позволь, я все объясню.

Гермиона вдруг разрыдалась. Все, что копилось в ней эти недели, все то отчаяние, боль, ненависть, униженность, все выходило из нее с громкими полувсхлипами-полустонами, с саднящим горло ревом.

Нотт крепко ее держал, но в то же время это были объятия сострадающего друга, чем попытка удержать от необдуманных действий. Гермиона это почувствовала.

И была благодарна.

Потом она замолчала, отстранилась.

— Прости за истерику, — сипло произнесла она, пряча палочку в задний карман.

— Держи, — Нотт протянул ей платок. — Честно говоря, я думал, будет хуже.

— Не буду я его убивать, — Гермиона вытерла лицо, затем села на траву, срывая травинку и тут же сминая ее пальцами, — хотя очень хочется.

Она чувствовала такое оглушающее опустошение — ни единой мысли не было в голове, никаких чувств. Словно она стала бесплотным духом.

— Сейчас.

Теодор направил на корзинку палочку, и в тот же миг клетчатая салфетка превратилась в большой плотный плед, на котором лежали бутылка вина, два бокала и большая тарелка с бутербродами.

Он сел на плед и похлопал по нему:

— Пересаживайся сюда. Выпьем?

Гермиона пересела, потом легла на спину, закрывая глаза.

— Давай.

Она слышала, как Теодор вытаскивает палочкой пробку из горлышка бутылки, как разливает вино по бокалам.

Все, что сейчас происходило, почему-то казалось нереальным. Еще сегодня утром Гермиона не могла представить себе, что будет валяться на берегу озера в компании Нотта-младшего, пить с ним вино и говорить о Малфое.

Собственный зубной скрежет заставил ее снова сесть. Она взяла в руки протянутый ей бокал и сразу залпом выпила вино.

— Может, станет легче, — произнесла, столкнувшись с внимательным взглядом Нотта. — Ты сам чего не пьешь?

— Залпом? — усмехнулся он.

Гермиона глубоко вздохнула.

— Налей еще. Надеюсь, вино не французское?

— Нет. Это из Италии.

— Слава Небесам!

Губы Нотта тронула улыбка, да и Гермиона невольно ухмыльнулась. Но потом нахмурилась и потребовала рассказывать все, что Тео знал.

— Конечно, лучше бы, чтобы Драко сам рассказал тебе все это.

Гермиона тут же выразительно-убийственно посмотрела на него.

— Ладно-ладно. В общем…

В общем, Драко был влюблен в Гермиону с середины четвертого курса их обучения в Хогвартсе.

— Шутишь?! С четвертого курса?! — не поверила она.

Не зря говорят, что от ненависти до любви один шаг. Постоянные задирания Гермионы и ее друзей привели к тому, что Драко все время думал о том, как бы ее достать, как бы унизить, и еще массу «как бы», которые гормонами кипели внутри него. Особенно после той пощечины на третьем курсе. Но поскольку Гермиона все время была в окружении своих «защитничков», реализовать эти «как бы» Драко не мог… Только думал и фантазировал на ее счет, пока фантазии не начали носить откровенно эротический характер.

Понял он это не сразу, наверное, тогда, когда начал видеть ее с Виктором Крамом. Сначала Драко не мог понять, почему ему шибало в мозг, когда он видел ее, прогуливающуюся вдоль Черного озера под ручку с болгарским ловцом. Почему, когда ловил ее взгляд, обращенный к Рону, ему хотелось раздавить Рыжего до мокрого места? А когда понял — ужаснулся. Эти чувства были вообще ни к месту, тем более к кому — к поганой грязнокровке? Подстилке Уизли? Как только Драко не пытался поддерживать в себе прежнюю ненависть к ней, но чувства ему не подчинялись.

Он бредил ею. Изводил Нотта. А потом сник. Тео думал, что прошло — в условиях ожившего Темного Лорда чувства к грязнокровке были, мягко говоря, смертельно опасными для всех, кто окружал Драко. Однако Драко стал усиленно заниматься окклюменцией, чтобы уметь защитить свой разум от попыток его прочесть, и частенько тренировался с Теодором.

И он как-то быстро повзрослел за пятый-шестой курсы. О Грейнджер они с Ноттом-младшим больше не говорили. О том, что Драко по-прежнему неравнодушен к гриффиндорке, Тео понял, когда Малфой разбудил его однажды поздним майским вечером.

— Тео, — позвал он его. — Соплохвост тебя раздери, проснись же!

— Драко? Что случилось? — Тео встрепенулся и сел в постели. — Ты что, одет? — он разглядел на Драко дорожную мантию.

Драко был очень бледен, под впавшими глазами чернели круги. Тео тогда испугался.

— Что с тобой?

— Послушай, — Драко запнулся. — Я хочу тебя попросить кое-что передать Грейнджер.

— Так ты до сих пор?.. — Теодор не договорил, понял, что происходит что-то серьезное, даже страшное.

Ему стало не по себе. Он еще никогда не видел Драко таким.

— Да, — коротко ответил Драко. — Ничего не прошло. Слушай, я сейчас уйду, а ты не иди за мной, — в руке Драко появилась палочка, и он нацелил ее в солнечное сплетение Теодора. — Обещай, что не пойдешь.

— Успокойся, хорошо, я останусь в спальне, — тут же поднял руки в успокаивающем жесте Тео. — Что передать Грейнджер?

— Скажи ей, что я… — Драко запнулся, закрыл глаза, глубоко вздохнул, выдохнул. — Скажи, что я не хотел, чтобы все было так… как есть и… будет, возможно… Если я не вернусь, Тео, скажи ей, что я за все прошу прощения.

— А то, что ты ее любишь, сказать? — Тео уже вскочил с кровати.

Драко тоже встал, снова нацеливая палочку на одногруппника.

— Куда ты собрался? Что происходит? — чуть ли заорал на него Тео.

— Тихо! Тс-с! Я… — Драко снова прикрыл глаза, словно слова давались ему с трудом. — Я должен кое-что сделать. Если я это не сделаю, то умру я сам. Я должен сейчас уйти.

Тео взял Драко за плечи, чуть встряхивая.

— Я, кажется, знаю, Малфой, что ты собираешься сделать. Я наблюдал за тем, что происходило в Хогвартсе весь год. Не делай этого, Драко!

Драко вымученно смотрел на друга.

— Ты-то, Тео, должен понимать, что у меня нет выбора. Я в полной заднице.

Теодор понимал. От ужаса того, что должно было вот-вот произойти, ему стало плохо. Он обнял Драко.

— Чем я могу помочь?

— Не выходи из подземелий. И если я… я… Просто найди Грейнджер и передай ей мои слова.

Драко вдруг развернулся и почти выбежал из их спальни. А расстроенный Теодор сел на кровати и думал о том, что теперь будет. Что теперь будет с отцом.

Летом юноши не общались друг с другом, а на седьмом курсе это было опасным. Они обязаны были находиться в школе. Все волком смотрели на них, и приходилось соответствовать.

Грейнджер вместе со своими друзьями исчезла.

Иногда они залезали на Астрономическую башню — покурить, перекинуться новостями. В одну из таких вылазок Драко принес огневиски.

— Будешь?

— Драко… — Тео не любил огневиски, но и отказать другу, от которого за последние три года осталась тень тоже не мог. — Ладно, давай.

— Стаканов нет, извини.

— Ну, мы же волшебники, — Теодор трансфигурировал из двух камней два стакана, и Драко разлил алкоголь.

Они молча чокнулись и выпили. Драко обмяк.

— Я на грани. Не знаю, сколько еще я выдержу. Мне опять пришло письмо от отца, что я должен приехать на выходные в Поместье.

Тео снова разлил огневиски. Он знал, зачем отец вызывает Драко — такого врагу не пожелаешь. Каждый раз после таких «выходных» Драко напоминал инфернала.

Снова выпили, уже не чокаясь. Драко достал пачку маггловских сигарет, и они затянулись.

— Есть новости? — спросил Тео.

Драко прекрасно понял, о ком спрашивает друг.

— Нет.

— Нет новостей — уже хорошая новость, — хмыкнул Тео, выпуская кольцами дым в пасмурное вечернее небо.

— То, что она со шрамоголовым, меня, как ни странно, успокаивает. Они везучие.

— Там и Рыжий, — осторожно напомнил Тео.

А, может, и специально, чтобы подразнить друга — чтобы тот хоть немного ожил, а то совсем заледенел.

— Не напоминай, — дернул плечом Драко.

— Почему ты не выбросишь ее из головы? Столько девчонок сохнет по тебе. Слушай, та брюнеточка с Равенкло совсем была бы не прочь, если бы ты…

— Хочу ее и только ее, понимаешь, — Драко глубоко вздохнул. — Она самая лучшая. Давай не будем. А то и так паршиво.

Щелчком ногтя Драко отправил сигарету в пропасть перед ними. И тут же достал из пачки новую, прикуривая от палочки.

— Давай не будем, — согласился Тео. — Давай поговорим об этой долбаной дружине. Что и как завтра. Проклятая кошатница извела меня инструкциями.

Драко хмыкнул.

— Там внизу этот идиот Лонгботтом как раз пишет очередные проклятия Кэрроу.

— Да Мерлин с ним. Девчонок жалко, если попадутся.

— Не ссы. Крэбб и Гойл проспят еще часика полтора, — Драко насмешливо посмотрел на Тео. — Сочувствующий гриффиндоркам слизеринец… Если бы твой отец узнал.

Тео закатил глаза.

— Ничего бы не произошло, не обольщайся.

Так, перекидываясь колкостями, попивая огневиски они и провели время до полуночи. Полегчало, хоть и ненадолго. Правда, Теодор понял, что Драко в еще большей опасности, чем раньше. И самое страшное, что он не знал, как помочь другу. Выхода просто не было. Была малюсенькая надежда на Поттера… на то самое везение, которое всегда сопутствовало лучшему другу Гермионы Грейнджер.

В вечерней тьме вдруг засветились светлячки. Почти черное небо заполнилось звездами, повис месяц. От озера веяло сыростью и запахом водорослей. Ветер мягко перебирал листву деревьев.

Тео замолчал. Достал откуда-то из кармана брюк сигареты и закурил.

— Дурацкая привычка, от которой никак не могу избавиться.

Гермиона сидела, обняв свои ноги, и смотрела на поблескивающую в свете звезд и луны воду.

Рассказ Нотта вывернул ее наизнанку. И потом еще раз. Она понимала, что Нотт говорил правду, но… это было невероятно!

Она вспомнила все свои школьные стычки с Малфоем. А ведь, действительно, начиная с пятого курса Малфой почти перестал ее задирать. Все его слова и поступки представали теперь в другом виде. Его взгляд, которым он смотрел на нее, когда им приходилось сталкиваться… пронизывающий насквозь, вызывающий дрожь в теле, которую Гермиона всегда списывала на свое отвращение по отношению к нему.

А тогда в его доме, когда Беллатриса Лестрейндж пытала ее. Едва Драко увидел, как их троицу втаскивает Скабиор и Сивый, он стал белым, как мел. Когда отец приказал ему подойти и посмотреть на Гарри, опознать его, как Драко мельком взглянул на Гермиону — затравленным взглядом человека, для которого все кончено.

Он тогда «не опознал» Гарри, а вот Гермиону пришлось. Как он смотрел на нее с ужасом и словно говорил ей взглядом: «Что же ты наделала? Зачем ты дала себя поймать?!» Когда Гарри и Рона увели, а к Гермионе подошла Лестрейндж, как Драко сделал движение, словно хотел выхватить палочку. Это движением заметила Гермиона, но тогда она придала ему совсем другое значение. Это же движение заметила и Нарцисса Малфой, поэтому она немедленно отослала Драко проверить пленников.

Мысли Гермионы перескакивали с одного воспоминания на другое, анализируя их в свете новых фактов. И все больше наступало осознание, что Малфой, действительно, черт бы его побрал, был к ней неравнодушен.

А недавно в «Дырявом котле», во время этого странного мероприятия Джинни. Они столкнулись в дверях, и как бережно Драко подхватил ее, правда, потом осыпал ругательствами, но как он смотрел на нее.

Запах!

Догадка пронзила Гермиону так, что она вздрогнула всем телом. Вот что тогда ей показалось неуловимо знакомым. Тот же самый парфюм, каким пах лже-Рон.

И потом в подворотне… Она же узнала его… Это она вспомнила потом с помощью Гарри. Она узнала тогда Малфоя, а он сколько всего наговорил ей…

Черт бы его побрал!

И вот что ей теперь делать? Вся эта правда еще больше раздавила ее, потому что… Потому что… Потому что Гермиона не чувствовала ненависти к Малфою. Потому что она понимала, в какой западне оказался он сам. Тогда, в школе, и как рисковал, и потом.

И, наверное, ему было и сейчас так же паршиво, как и ей.

— Лучше бы ты мне ничего не рассказывал, — тихо произнесла Гермиона, опуская голову на колени и закрывая глаза. — Лучше бы мне никогда этого не узнать.

— Правда не всегда та, которую мы ждем, — пожал плечами Тео, скосив на нее глаза. — Я понимаю твою злость и боль, но… Впрочем, это теперь тебе решать, есть ли оправдания поступку Драко.

Внезапно Гермиона вспомнила ту самую ночь с лже-Роном. С Драко. Как он целовал ее… И закрыла лицо руками.

— Это невыносимо! — простонала она.

— Драко было невыносимо каждый день, — проговорил Тео, затягиваясь и выпуская в ночь сизый табачный дым. — После войны.

После войны, после судов, всеобщего порицания и прочего, Драко очень замкнулся в себе. Родители через год отбыли восстанавливать здоровье во Францию, ближе к морю, а Драко остался один в огромном мэноре, где все ему напоминало о тех страшных минутах, часах, днях, которые он пережил, пока в доме обитал Темный Лорд. Нет, Нарцисса настаивала, чтобы он поехал, но Драко отказался. Он словно сам себя за что-то наказывал. Сперва он бродил по дому в пижаме, напиваясь и пугая эльфов. Один раз попытался поджечь Поместье и чудом спасся сам. Вот тогда-то Нарцисса и убедила его уехать в Париж. Она была дружна с одним авторитетным парижским зельеваром, который взял его в подмастерье.

Отец приобщил его заниматься различными делами — например, поставками фамильного вина в страны мира. Драко ездил по магическим представительствам, заключал сделки. Параллельно он стал коллекционировать всякие артефакты.

Казалось, он отошел, прошлое оставил в прошлом. Нарцисса все чаще приглашала в их французскую усадьбу семейство Гринграсс, разумеется, вместе с Дафной, сокурсницей Драко, и Асторией. Астория была очень мила, и Драко явно нравилось находиться в ее обществе. Так думал Тео, который тоже, бывало, заглядывал в гости к Малфоям.

Пока однажды средь бела дня Малфой-младший не ввалился в дом Тео, пьяный в хлам, сжимая в руке «Пророк»:

— Тео, они объявили о помолвке!

Вот тогда-то Тео и понял, что воз и ныне там.

Сперва он его протрезвил, а потом они чуть не подрались. А все из-за нее.

— Да приди ты в себя уже! — обычно уравновешенный Тео сорвался. — Она знать не знает о тебе, и даже если бы ты подошел и в лоб сообщил ей о своих чувствах, то в лучшем случае она бы тебя просто послала, не поверив ни единому слову!

— Откуда ты знаешь, что бы она сделала.

— Ну не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.

— Какой ты умный!

— Видимо, умнее тебя, который вместо того, чтобы строить свою жизнь, увязался за… за… — Тео не мог подобрать слов. — Кто ты — помнишь? Я напомню, если ты забыл. Ты — Малфой, Упивающийся Смертью, сын Упивающегося Смертью, ближайшего сподвижника Темного Лорда. А кто она? Она — героиня войны, та, которая сделала все, чтобы уничтожить таких, как наши отцы, как ты. В каком времени и обществе ты живешь, Малфой? Не забывай об этом.

— Я видел их в Косой Аллее недавно, — Драко закрыл лицо руками. — Ее и Рыжего.

— Это нормально, Драко, что их можно встретить в Косой Аллее. Это единственная магическая улица в Лондоне. Послушай, даже если бы она поверила тебе, это бы ничего не изменило. Ни-че-го!

— Я мог бы заставить… — Драко вдруг замолчал.

А Тео испугался.

— Что ты задумал? Драко! Не делай глупости.

Тот неожиданно тепло ему улыбнулся и встал, собираясь уходить.

— Не волнуйся, Тео. Все в порядке.

— Драко, послушай…

Драко покачал головой.

— Мне надо идти. Увидимся.

Он оставил Теодора, снедаемого тревогой. Нотт-младший понимал, что, если Драко как-то навредит Уизли или Грейнджер, его и его семью просто размажут по стенке.

А потом у Тео заболел в Азкабане отец, и ему было не до проблем Драко Малфоя.

А тот, оказывается, сделал то, что сделал.

Нотт снова замолчал, глубоко затягиваясь.

— Тео, — обратилась к нему по имени Гермиона. — Он же знал, что я все равно узнаю. Он хотел, чтобы я... узнала?

— Да, — Теодор усмехнулся. — Он не сомневался в тебе. Он сказал, что не смог наложить на тебя заклятие Забвения после… вашей встречи. Он хотел, чтобы ты помнила о нем. Хотя бы так. И, поверь, он не собирается лезть в ваши с Уизли отношения.

Гермиона горестно фыркнула.

— А ему и не нужно. После того, что он сделал нашим отношениям с Роном пришел конец.

Нотт удивленно посмотрел на нее.

— Да, — Гермиона горько рассмеялась. — Твой друг разрушил все, даже не представившись толком. Неужели он думал, что, догадавшись о правде, я не почувствую себя оскверненной, что смогу жить с моим Роном, как раньше. А я не могу!

Из глаз Гермионы брызнули злые слезы. Истерика пошла по второму кругу.

Нотт тут же выкинул сигарету и обнял ее.

А Гермиона плакала и плакала, и плакала... и не знала, кого ей жалко больше — себя, Рона или Драко Малфоя.