Умирая, скажи... (гет)

Она лежала, закинув ноги на стену, и задумчиво смотрела на золотую нить, повествующую: «Друзьядрузьядрузья…» Они были не совсем друзьями — они были ее семьёй. Гарри, Гермиона, Джинни, Рон, Невилл… Все они занимали в ее душе свой отдельный уголок, стараясь немного заполнить ее, скрыть большую зияющую дыру в ней.

Она была странная. Начиная от внешности и заканчивая характером, она всегда была белой вороной в любом обществе. Ее мало кто воспринимал, все смеялись над ней или же пытались обходить стороной. Она носила в ушах серьги-редиски.

Она была странная. В то время, как все остальные девочки интересовались мальчиками, она умело делала вид, что ей нет до этого дела и всегда уходила из мест, где чувствовалась любовь, напевая себе и бесшумно подпрыгивая в такт. Она часто ходила без обуви.

Она была странная. У всех почти были друзья, но она была одинока. Она боялась вопросов, потому вскоре сама стала избегать людей, чувствуя себя в обществе фестралов куда спокойнее. Они придавали ей сил, напоминая маму. Она подкармливала их.

Она была странная. Однокурсницы не раз спрашивали ее, что написано у нее на руке, но она всегда уходила от ответа и добродушно улыбалась, слушая, как все они хвастаются своими татуировками или же тем, что нашли уже своего суженого. Она улыбалась, но молчала. И не показывала руку. Никогда.

Она была странная. Она боялась того, что было на ее руке, оттого чувствовала, что должна быть не как все, потому что нормальной ей быть не суждено. Так ей сказала татуировка.

Она была странная. И на ее руке была пустота.

* * *

Война давно закончилась, школа тоже. Придира вновь расцвела, но Полумна перестала так рьяно за нее цепляться. Она вела лишь одну колонку, связанную с растениями, потому что они вдруг стали ее успокаивать. После всех ужасов, что им пришлось пережить, каждый нашел себе занятие по душе: чтобы отвлечься. И для Полумны это были бескрайние весенние, а потом и летние поля. Она могла ходить по ним часами, не говоря ни слова и лишь любуясь и вдыхая приторно-сладкий запах луговых трав. Ромашки и полынь. Казалось бы резкие и неприятные для многих запахи, они кружили Полумне голову, и она часто просто ложилась на землю, окруженная цветами, теряя счёт времени.

Ромашки — ее личная слабость. Она никогда не гадала. За нее давно погадала жизнь, оставив девственно-белым ее левое предплечье. Но она любила дергать лепесточки, глядя, как белый ободок покидает жёлтое солнышко и примятой россыпью ложится к ногам.

В особо тяжёлые для себя моменты, когда безумно хотелось плакать, накапливались обиды, и усталость давала о себе знать, Полумна неистово дёргала лепестки:

«Нормальная. Ненормальная. Нормальная. Ненормальная. Нормальная…»

Но несмотря на все это, в душе Полумны теплилась маленькая теплая искра, которую посеяла в ней когда-то мама. Просто Полумна — особенная. И судьба не смогла предугадать, как быть и что с ней делать. Ведь даже у того, кто всю жизнь прожил один, татуировка на руке имеется. А это значит лишь то, что он либо неудачник, либо не хочет иметь со своей половиной ничего общего. У Полумны же не было ничего. И это не сулит одиночество. Возможно, это что-то куда более великое.

Но годы шли, и ничего не менялось. Полумна начала потихоньку забывать мамины слова, перестала верить в свою удачу и просто наслаждалась той жизнью, которая для многих казалась дикой. Полностью лишенной предрассудков.

Она мягко перетирала пальчиками веточку полыни, купаясь в аромате, как вдруг перед ней возникла мужская рука, держащая небольшой букетик полевых цветов. Полумна так погрузилась в свои мысли, что даже не услышала шагов.

Любая другая на ее месте давно бы вскочила, а после войны, может быть, и вытащила бы палочку. Паника многих волшебников стала изрядной проблемой для министерства, потому что они все чаще и чаще, пугаясь, выдавали себя магглам. Но Полумна безмятежно подняла голову и улыбнулась. Она не боялась. Если это и была смерть, то она пришла к ней по-доброму, забирая ее с собой мягко, хоть и неуклонно. Так лучше, чем в грязи. Лучше, когда мир спасён. Лучше там, где тебе хорошо…

Но это не была смерть. Это был лишь весьма привлекательный и немного смущенный мужчина. Он стоял, протягивая Полумне букет, и ждал.

И она приняла его.

Как только их пальцы сомкнулись, Полумна почувствовала в груди что-то странное, и волна лёгкого жара пробежала по ее телу. И по его тоже. Она это видела по его чуть расширившимся в удивлении глазам. Он приоткрыл рот, и его губы сложились в форму идеально ровной буквы «О».

Полумне хотелось смеяться, танцевать от счастья, но она впервые не делала этого, когда вдруг захотелось, потому что не понимала. Она поднесла букетик к носу и самозабвенно понюхала. Лицо мужчины озарилось улыбкой. Он хотел было развернуться и уйти, но Полумна поймала его за локоть:

— Постойте. Я Полумна. А вас как зовут?

Но он молчал, смущённо опуская глаза, хоть на его щеках и появились ямочки от улыбки.

Голос Полумны почему-то упал до шёпота:

— Спасибо за цветы.

Мужчина кивнул, продолжая все так же заинтересованно, но уже чуть более изучающим взглядом смотреть на нее. Казалось, у него была какая-то особая тайна, и он не знал, стоит ли ею с ней делиться. Будто решал, достойна ли Полумна, чтобы быть посвященной.

Но она не была глупой девочкой никогда. Странной? Да. Глупой? Никогда.

Не зная, как правильнее подобрать слова, она осторожно произнесла:

— А вы можете говорить?

Мужчина вдруг просиял и мотнул в сторону головой.

В груди что-то оборвалось.