Герой легенды (джен)

Между тем Сеня не слишком огорчился утрате ножа. И уж тем более не подозревал, какая каша вокруг него заваривается.

То есть, конечно, в том, что нож был украден… нет, скорее, нагло выхвачен чуть ли не из-под Сениного носа, приятного было мало. Гаденькое такое осталось ощущение. Как после обидного розыгрыша, измены любимой девушки или подрезавшего тебя на дороге (как вариант, обдавшего на полном ходу грязью из-под колес) ублюдка-водилы. Когда сразу вспоминаешь, что был лучшего мнения о человечестве. И о себе, увы, тоже. Считал себя крутым парнем, везунчиком, которому все-де по плечу и никакие неприятности не прилипают, которого друзья уважают, девушки без ума. А тут вон как получается. Будто спускаешься с небес на землю, причем незапланированно.

Но в то же время реального урона… по крайней мере, серьезного ни бабы неверные, ни ржущие над тобой, простофилей, дружки, ни даже хамло за рулем нанести не способно. Не нанесла его и давешняя акция городского воришки. Пользы большой от ножа не было. Ибо главным оружием Сени был имплантат из Бовенгронда, а продавать нож он не планировал. Да и не очень-то надеялся, что кто-то купит странную для этого мира вещицу.

Если какую ценность и представлял нож, то разве что моральную. Как напоминание о родном мире — куда более удобном для жизни. А вот хотя бы в качестве столового прибора годился он не очень, из-за больших размеров. Неудобно-с. Не говоря уж о том, что для начала следовало найти место для столования.

Вот на этой проблеме Сеня и решил сосредоточиться, быстро отбросив вызванное кражей ножа раздражение.

Побродив по торговым кварталам еще около часа, он нашел нужную лавку, где сумел обменять меховые придатки своей одежды на горсть местных монет: медяков непривычной квадратной формы и столь же непривычной современному землянину толщины — примерно в полпальца.

При этом Сеня был почти на сто процентов уверен, что продешевил, не ориентируясь в здешних ценах, не торгуясь и вообще продавая товар, летом не пользующийся спросом. С тем же успехом он мог торговать мороженым посреди зимы.

Но что делать. Тем более, Сеня не планировал заниматься в этом мире сколачиванием состояния и вообще задерживаться сколько-нибудь долго. А на недолгое пребывание, как вскоре выяснилось, полученной от меховщика суммы хватало с лихвой. Во всяком случае, на отысканном еще после получасовой прогулки по городу постоялом дворе ночлег с ужином стоил всего одну из монет-квадратиков.

О самом постоялом дворе стоит сказать отдельно. Представлял он собой действительно двор (обширный, огороженный привычным в этих местах частоколом), а во дворе — небольшая постройка, где обитал хозяин, и три бревенчатых, невысоких, но вытянутых по горизонтали дома, похожих на бараки, составленные буквой «П».

Первый дом оказался хлевом. Здесь коротали время лошади и волы, привезшие в город гостей-коммерсантов, вроде Гоба и Зифра или просто путешественников. А также другая скотина, в том числе сама предназначенная на продажу.

Второе из барачных сооружений служило складом для товара — в смысле, неодушевленного. Туда на сохранение от капризов погоды и нечестных людей перетаскивались из телег мешки зерна, груды овощей, мясные туши или связки рыбы. Запах на складе стоял соответствующий. Целый удушающий коктейль.

Сами повозки постояльцы оставляли прямо посреди двора — хаотично, правилами парковки не заморачиваясь, что превращало это место в настоящий лабиринт. Причем лабиринт, запруженный другими желающими пройти через него: кто-то приезжал и разгружался, кто-то уезжал, у кого-то просто нашлись срочные дела на свежем воздухе. Так что территория двора постоялого напоминала проходной двор.

Что, до, собственно, постояльцев-людей, то им для ночлега и трапезы отводился только один из трех домов-бараков. Причем, когда Сеня, миновав кое-как лабиринт из повозок, добрался до входа и едва переступил порог, от увиденного ему вспомнились выражения «когнитивный диссонанс» и «разрыв шаблона». Уж очень далека оказалась обстановка этого места от представлений его родного мира о том, какая должна быть гостиница.

Начать с того, что помещение в бараке имелось одно — размером примерно со школьный спортзал. Посреди зала располагался большой очаг, а вокруг него, кто на дощатых топчанах, а кто просто на полу, рассаживались постояльцы. Те из них, кому удалось пробиться к огню.

На огне стоял здоровенный медный котел, из которого дородный слуга (а каким ему еще быть, имея доступ к еде?) разливал содержимое в предварительно им же розданные деревянные миски. Так гости и трапезничали — держа миски на коленях или на весу, черпая из них деревянной же ложкой похлебку. Не ахти, какое изысканное блюдо: на взгляд Сени в него не доложили соли, а овощей и крупы было заметно меньше, чем воды. Но голодный желудок и такой еде был рад. Хотя рыбу и мясо в пещере хелема Сеня вспоминал теперь не без ностальгии.

Поев, постояльцы обыкновенно отправлялись в царство Морфея. Для чего сперва отходили от очага и… укладывались вповалку просто на полу, прямо в том же зале. Подложив под себя соломенный тюфяк и укрывшись одеялом из сваленной в темном углу кучи. Точнее, то было даже не одеяло, но просто большой кусок ткани, на ощупь довольно грубой.

Что до таких атрибутов, как отдельные номера, барные стойки, услаждающий гостей менестрель (а то и танцпол); в общем, всего того, без чего по версии кинематографистов и разработчиков видеоигр не обходятся подобные заведения даже в самом глухом средневековье, то было это, похоже, счастливым будущим данного мира. Причем весьма отдаленным.

Правда, будь Сеня на месте владельца постоялого двора, предусмотрел бы отдельные комнаты хотя бы для того, чтобы оградить гостей от возможных посягательств на их имущество со стороны соседей. С другой стороны, не похоже было, чтоб такая возможность пугала кого-то из местных. По всей видимости, воровать у ближнего своего (в прямом смысле, хоть и временно) им не позволяли некие моральные принципы.

А может, хозяину этого места было глубоко плевать на то, как уживутся между собой его постояльцы. Пипл, что называется, хавал даже такую, скудную и небезопасную, обстановку места для ночлега; послушно нес его хозяину денежки. Так зачем стараться, что-то для этого пипла улучшать?

Да и кстати: удобства располагались во дворе. Точнее, весь двор от частокола до стен построек служил заменой вышеназванных удобств. Приспичило по зову природы — просим на свежий воздух, в компанию разбросанных по двору возов. Под доносящееся из хлева многоголосое, блеяние, мычание и дружеское ржание.

Возможно, человеку, избалованному благами цивилизации, было бы сложно уснуть в далекой от стандартов комфорта обстановке постоялого двора. На жестком холодном полу, среди множества храпящих соседей, в несвежем воздухе, пропахшем потом, едой и, пардон, чьими-то кишечными газами — куда ж без них!

Но крестьяне, составлявшие большинство постояльцев, избалованы точно не были. Почти наверняка в их родных хижинах условия были не намного лучше. Если лучше вообще.

Что до Сени, то ему после месяцев жизни в пещере хелема тем более было не привыкать. Уснул он, утоливши голод, достаточно быстро.

Вот только сон, посетивший, оказался странным. И это еще мягко сказано.

Снилась Сене… все та же примитивная и аскетичная обстановки постоялого двора. С постояльцами, тут и там валявшимися в потемках по соседству, а хаотичностью, как и непритязательными условиями размещения, напоминавшими толпу отдыхающих на пляже. С догоравшим очагом, вокруг которого еще сгрудились несколько человек — не то любителей поздних ужинов, не то просто страдающих бессонницей.

Вот только выглядела вся эта картина смазанной, нечеткой и даже искаженной. Что-то вроде отражения в мутном неровном зеркале. Еще подобным образом виделся мир сквозь неправильно подобранные очки.

Плюс не было слышно ни единого звука. Ни храпа, ни хотя бы тихих разговоров у очага. И во сне вроде никто из всего сборища постояльцев не разговаривал.

Приглядевшись, Сеня смог заметить, что и движения мир необычного сна был лишен. Сосед по месту ночевки, например, как будто не дышал — грудь его, во всяком случае, не вздымалась и не опадала. Что было весьма заметно, поскольку спал сосед на спине. В ничуть не менявшихся позах застыли и полуночники у очага. Ни один из них, ни головой ни разу не дернул, ни рукой не шевельнул.

— Не удивляйтесь, это просто… что-то вроде моментального снимка реального мира, сделанного напоследок вашим сознанием, — донесся до Сени знакомый голос. Веский, как у теледиктора.

Резко обернувшись, Сеня увидел рядом с собой бледную… нет, скорее, раскрашенную оттенками серого, призрачную фигуру. В которой без труда узнал Смотрителя Замка-Над-Миром. В отличие от остального мира фигура виделась четко даже несмотря на некоторую полупрозрачность.

— Вы сказали… «напоследок»? — насторожился Сеня, на что Смотритель небрежно махнул рукой.

— Простите, оговорился, — молвил он чуточку обескураженным тоном, — это не то, что вы могли подумать. Я имел в виду, что этот… «слепок реальности», назовем его так, мозг сделал в последний момент перед погружением в сон. И теперь использует его в качестве фона. Очевидно, потому, что принять абсолютную пустоту сознание не способно.

— Как калькулятор деление на ноль, — подобрал доступное для себя сравнение Сеня, и призрачный Смотритель кивнул.

— Вроде того, — были его слова, — если, конечно, говорить о математических устройствах, не обученных теории пределов.

— Короче, я сплю, — наполовину вопросительно, наполовину утвердительно проговорил Сеня, — и вы мне просто снитесь… только непонятно, почему в образе призрака.

— Ну, во-первых, не призрака, а ментальной проекции, — строго поправил его Смотритель, — направленной в ваше сознание. Что-то вроде голограммы, но видите ее только вы, причем во сне, а значит, не глазами, а мозгом. Во-вторых… да: вы спите. Но я… пусть в качестве проекции — реален. Наше общение происходит на самом деле, я тоже могу вас слышать и видеть — в реальности. Это понятно?

— Пожалуй, — согласился Сеня, про себя приняв тот факт, что от Бовенгронда и не такого можно ждать.

Все-таки по сравнению с технологией перемещения между мирами и во времени подобное средство связи вообще не казалось чем-то выдающимся.

— А врубиться не могу вот во что. Я, уважаемый, свою часть сделки выполнил. Масдулаги, они же Маждулы, загнал под землю? Загнал. Дал хелема развиться в цивилизацию? Дал. Вон, уже город построили, хоть с виду и неказистый. Так какого х-х… халдея вы не вернули меня в мой родной мир? Как обещали? А вместо этого оставили в том же мире, зато перенесли во времени черти насколько вперед.

— Более чем на пять тысяч лет, — с убийственной невозмутимостью изрек Смотритель, как будто именно это было самым важным вопросом.

— Ну, крутяк, — сказал Сеня не без сарказма, — в моем родном мире, кстати, примерно столько и прошло… со времени окончания последнего ледникового периода и до строительства египетских пирамид. Если память не изменяет. Исходя из того, что ледник в этом мире с лихвой заменили Масдулаги-Маждулы, развитие после избавления от них идет нормальными темпами. Фокуснику не налили, так что фокус удался. Но вот какой смысл моего-то здесь пребывания?

— А такой, — сухо молвил призрачный старик, — что ваша миссия… точнее, наша общая, осталась незавершенной.

— Чего-о-о?! То есть, как это?! — Сеня даже опешил от такого заявления, — я же говорил… да вы, наверное, и сами видели со своего Бовенронда. Город, повозки с колесами, металлы, земледелие. Товарно-денежные отношения опять же. Цивилизация! Так что еще мне тут ловить? Я думаю, дальше хелема… ну, их потомки сами разберутся.

— Боюсь, вы не так много успели увидеть, — возразил Смотритель, — так что делать выводы относительно того, насколько нормально идет развитие здешней цивилизации, несколько… рановато.

— Ну, если, по-вашему, дела идут не так, как должны, не лучше ли установить контакт с местными? — предложил Сеня, — вам, я имею в виду. Особенно с теми, кто облечен властью, влиянием.

— О, боюсь, что более влиятельной в этом мире персоны, чем вы, мне не найти, — вздохнул Смотритель, — хоть вы и пробыли здесь еще мало, но наверняка должны бы кое-что заметить. Важное.

— Заметил-заметил… мне здесь поклоняются, — сообразил Сеня и сам себе улыбнулся, ибо припомненный факт сей весьма льстил его самолюбию, — Шайнмой меня еще назвали. И считают кем-то вроде полномочного представителя местного доброго божества. С весьма, знаете ли, широкими полномочиями.

После чего помолчал несколько секунд и добавил — уже не столь гордо и радостно:

— Ну а толку-то? Поклоняются ведь не столько мне лично, сколько Шайнме этому, жившему пять тысяч лет назад. Он для местных теперь личность легендарная, а не реально существующая. Вроде короля Артура… нет, больше похоже на Геракла. Этакий крутой дядька, раздававший люлей нехорошим чудовищам и защищавший слабых людишек.

— Подождите. А разве вы изменились с тех пор? — парировал Смотритель эту отповедь вопросом явно риторическим, — ведь для вас-то лично прошло… всяко меньше пяти тысяч лет.

Последнее примечание он, похоже, считал проявлением тонкого юмора.

— Не в том дело, — отвечал Сеня с некоторым раздражением: чего, мол, непонятного, — легенды — это ведь как испорченный телефон. Передаются из уст в уста, и чем больше было этих уст… ну, чем древнее легенда, тем больше в ней преувеличений… искажений всяких. То есть, Шайнма, каким он остался в памяти нынешних потомков хелема, наверняка сильно отличается от меня нынешнего. Да даже если и не сильно… что мне? Выбегать на улицу, бить себя пяткой в грудь и вопить: «Вот он я, Шайнма, ваш заступник! Принесите мне дары богатые, девку покрасивее и кого-нибудь в жертву!».

— Примитивно несколько, — прокомментировал Смотритель, — но суть вы уловили верно.

— Да черта с два! — воскликнул Сеня, уже рассерженный неприступной, как Великая Китайская стена непонятливостью собеседника, — во-первых, мне не поверят. Во-вторых… ну, просто, не хотелось бы на рожон лезть. Мало ли, как к этому отнесутся — к попыткам выдать себя за посланца высших сил.

На это Смотритель сначала вздохнул — как бы показывая, что и его терпение подвергается суровым испытаниям. После чего изрек сухо и вроде даже с разочарованием:

— Правда, бывают моменты, когда приходится рисковать… лезть, как вы говорите на рожон, даже не имея желания. Просто приходится. И тут уже не отвертеться.

— К чему вы это? — не понял Сеня.

— Узнаете. Сами. И вероятно очень скоро, — отчеканил Смотритель, не утруждая себя объяснениями, — а мне, пожалуй, пора. Вот-вот я стану здесь лишним.

Сеня едва успел рот открыть, чтобы вышеназванные объяснения все-таки стребовать, когда призрачная фигура сначала исказилась до неузнаваемости, а затем погасла в темноте.

А еще миг спустя и застывшая картинка-фон с немудрящими интерьерами постоялого двора просто-таки разлетелась в клочья. Разорванная шумом: чужеродными звуками, вторгшимися в это сонное царство пусть относительной, но все же тишины.