Приемыш сятихоко (джен)

Каварама нервничал. Старался не показывать, но лучше бы он направил усилия на попытку привести себя в адекватное состояние, чем на неудачное актерство. Братья пытались его успокоить, но на ее предложение влить в мальчика успокоительный сбор, Тора отреагировал очень недовольным взглядом, и сятихоко рыбкой метнулась в толпу зрителей к Карасумару. Тенгу спрятался там от оммёдзи еще раньше, когда предложил подбодрить Кавараму словами, что проигрывать не страшно, ведь поражение — путь к будущим победам. Что ж, значит, карасу-тенгу не так хорошо понимает людей, как бахвалится всякий раз, когда она попадает впросак, что не могло не приподнять ей настроения.

Карасумару мгновенно уловил веселье в ее глазах и тут же распушил перья, показывая, какой он гордый ёкай, которого не заботит чужое мнение.

— Смотреть надо туда, Рей, — для верности ткнул пальцем на площадку тренировочного полигона, одного из многих в селении Сенджу, но на сей раз забитого до отказа. — Первый бой начинается.

— Думаешь присмотреть еще одного ученика? — поддела в ответ, но послушно уставилась на двух мальчиков. Ками, до чего они маленькие! Такими тонкими ручонками бы палочки с данго держать, а не мечи длиной в половину роста.

— Если я и стал бы кого-то еще учить, то братьев Тобирамы, — неожиданно серьезно ответил Карасумару. — Но они меня не видят, а потому через год-другой учить их станет он сам.

— Ну, он помогал Кавараме с тренировками для этого турнира, — внезапная серьезность ее несколько обескуражили.

— Этого мало, — ответил ёкай и тут же подскочил. — Ну куда ты бьешь?! Слепой, дерева не видишь? — дети бились в полную силу, но чего там можно показать в семь лет? Даже по людским меркам это не возраст. — Понимаешь, Рей, дело не только в том, что это его братья и, занимаясь с ними, он увеличит их шансы на выживание. Это его приоритетная цель. Моя цель — выучить настоящего мастера. Когда учишь сам, начинаешь видеть то, что не замечаешь, пока учишься. Такие тонкости, которые может подметить лишь наставник, вроде как мелочь, но нет ни одного настоящего мастера клинка, у которого не было бы хоть одного выпестованного, доведенного до ума ученика. И те, кто заявляет, что не хочет передавать искусство другим, в итоге оказываются слабее тех, кто учит, потому что досконального понимания у них нет. Так что не будь у мелкого братьев, я бы его все равно к кому-нибудь припряг, пусть и не так скоро. Хотя он мог бы чаще заниматься со старшим братом, тот вроде с мечом куда хуже управляется, все больше с цветочками носится?

— Этот их кеккей-генкай сам по себе ничего не значит, способности надо развивать, — дети сражались слишком увлеченно, уже второй бой, заражая этим толпу, выкрики и комментарии раздавались со всех сторон, и ёкаям пришлось повысить голос, чтобы слышать друг друга. — Никто не может его научить, парнишке приходится изворачиваться самому. Трудно создавать с нуля, когда нет никакой общей теории.

— Ох уж эти люди, никакого системного подхода к знаниям, — слышать такое от тенгу, чье обучение исключительно устное и всегда на практике, было странно. — Что? Логика и система в обучении у нас есть, а устная или письменная, теоретическая или практическая — это уже разные подходы и методики.

— Тоже верно. С другой стороны, Хагоромо вроде вывел первичные закономерности, иначе люди вообще бы чакру не освоили. Но они слишком много воюют, времени нет на полноценные исследования. Вот и мучаются с новыми смешанными стихиями, тыкая пальцем во все стороны, авось попадут.

— Хашираме выделили двух наставников, справятся как-нибудь, — Карасумару задумался и отвлекся от боя. — И по воде, и по земле, должны же понимать, что творят и чему учат.

— Мастера, для которых стихия почти часть собственной сути, лучшие, кого Сенджу могли назначить, — на данный момент. Тобирама превзойдет суйтонщика через несколько лет, это неизбежно как рассвет. — Но это не значит, что они знают, что делать с совмещенной стихией. Ты же сам рассказывал, какой кошмар творился, когда они пытались подобрать основную печать, отвечающую за стихийное преобразование!

— Ага, каждый настаивал на печати своей стихии, пока паренек не выбрал какую-то третью. Мне правда показалось, что пацан ткнул наугад и просто потребовал от собственного тела и чакры, чтобы получилось.

— Может, так оно и было. Любая стихия нуждается во вливании Инь и Ян, и его воли вполне могло хватить, чтобы «убедить тело», что эта печать — та самая.

— О, наш выходит!

Карасумару выглядел довольно мило, когда уверенно заявлял «наш» про Кавараму, к которому имел более опосредованное отношение, чем она — родич ее родича! — но сятихоко не стала этого говорить. Мальчик стал немного выше и крепче с момента получения первого шрама, когда смерть прошла мимо него на расстоянии вздоха, но все еще казался ей непозволительно юным. Люди безумны, и ей повезло, что Тора видит это безумие и собирается остановить. Его соперник был таким же волнующимся мальчишкой с мечом в руках, только чуть повыше ростом. Но клинком владел куда хуже, чем натасканный братьями Каварама, так что этот бой прошел быстро и четко, а вот следующий соперник заставил мальчика вспомнить и метание, и рукопашный бой. Ничего, победы просто не даются.

А Карасумару не унимался, комментировал каждый неверный шаг, тут не довел удар, тут перестарался, улетел вперед — под ворчливый бубнеж с трудом получалось сосредоточиться на происходящем. Совсем гладко турнир пройти не мог, двух обалдуев, чуть ли не нанизавшихся на мечи, лишь бы достать соперника, ирьенины уволокли с поля боя и прописали в больничном доме на две недели. Еще один умник попытался похвастаться дзюцу стихии земли и чихнул пылью, попав не только на соперника, но и на судью, зрителей и себя самого не забыв изукрасить. Почему взрослые не отскочили, Рей не понимала, но вид чумазых и сердитых шиноби славно повеселил ёкаев.

— Ну слава ками, можно выдохнуть. Самое трудное позади, — уверено заявил Карасумару. Глядя на Буцуму, слегка перекосившегося в попытке скрыть радость и гордость, Рей вздохнула.

— Ты же понимаешь, что теперь насядет самый младший? Ему через год в таком же участвовать.

— Перышки-старперышки!

— Торью-ни, ты же будешь меня тренировать? — до следующего Сити-Го-Сан год. Ровно год. Так почему ему не дают уснуть сейчас?

— А я? Я тоже могу! — захныкал Хаширама.

— Не рано ли ты беспокоишься? — сонно осведомился Каварама. Уставший после турнира, особенно после финального матча, когда ему пришлось завершать бой с одной рукой, тогда как второй выбили плечевой сустав, братишка очень хотел спать. А они тут шепчутся.

— Не рано! Вас победителей уже трое, я же не могу быть единственным слабаком!

— Тише, Итама, помешаешь спать отцу, и тренировка начнется сию секунду для всех.

Этого хватило, чтобы братцы затихли как мыши в норе. Уснули не просто быстро — мгновенно: от шиноби требуется засыпать в любом подходящем месте и мгновенно пробуждаться по первому требованию. Хаширама говорил, что на миссиях нормально спать вообще нельзя, только дремать вполглаза, несмотря на дозорных, вдруг на них гендзюцу нашлют незаметно, или еще что. Выучиться спать некрепко и при этом успевать отдохнуть было непросто, но и с этим он вроде справлялся, к неудовольствию сятихоко. Рей-сан настаивала, что здоровый сон слишком важен в таком юном возрасте, а на миссиях она посторожит сама: ёкаям не нужен сон, отдых и прочие человеческие потребности им чужды.

Но, как оказалось, не чужды слабости вроде саке, карточных игр и пари: Ушода-сан, навестивший его вскоре после О-бона много чего рассказал. Нет, конечно, дайёкаи — старшие ёкаи, еще называемые высшими, потому как обладают большой силой и властью над остальными демонами, такие как Рей-сан, Инари-сан, Некора-сан — не зависимы от подобных мелочей. Тот же Мудзики-сан выглядит и ведет себя как пьяница, но спокойно переживет, если однажды все саке просто исчезнет. Старейшины ёкаев передали ему через Ушоду-сана приветствия и приглашали на парад хякки яко в долгую ночь, но он не был уверен, что согласится, если патрулирование выпадет на следующий день после шествия. С другой стороны это будет первая возможность посмотреть на мир, до десятилетия почти вся зима, а долгая ночь уже через несколько недель.

— Да не парься ты так, у тебя впереди этих парадов завались! — хлопнул по плечу Карасумару-сан, чуть не сбив с ног. — Пропустишь один так ничего страшного, связь с изнанкой у тебя уже есть, связь с Рей стабилизируется буквально за какие-то лет десять, все отлично идет!

— А я бы хотела, чтобы Тора смог пойти на парад, — тренировка с тенгу закончилась, и сятихоко пришла забрать его на занятие. — Мне нужно пройтись по миру, а парад проходит по всем землям и людским, и закрытым от них.

— Я постараюсь, Рей-сан, но сами понимаете, не я составляю расписание на патрулирование.

— Знаю, — тигр величаво поплыла вглубь леса, а не к реке, что настораживало. Чем они будут заниматься? — Сегодня вновь займемся суйтоном. Контроль над стихией развит неплохо для твоего возраста, подземные источники ты уже ощущаешь, не сосредотачиваясь на поиске, так что пора переходить к следующему пункту. Сегодня ты будешь медитировать до тех пор, пока сам не ощутишь воду в живых объектах. Практиковаться будешь, как обычно, до достойного результата. Потом уже перейдем к воздуху.

Уроки с Рей-сан пошли в гору совсем недавно, после О-бон он сумел ненадолго пустить ее в свое тело, максимально скрыв чакру, будто прятался от сенсоров. Раньше, до Рикудо, для духов не было проблемы в том, чтобы занять чье-то тело без согласия, но теперь люди обрели естественную защиту, и пришлось бы договариваться, а шиноби и вовсе должен был скрывать очаг.

Тобирама не мог не думать, что это к лучшему. Он уже достаточно знал о ёкаях, чтобы понимать, насколько пренебрежительно большинство из них относится к людям. Сейчас многое изменилось, демоны стараются игнорировать людей, но раньше с ними и вовсе не считались. Так же как люди не считаются с мнением насекомого, просто давят, если попадается на пути. На это его замечание демонам ответить было нечего кроме как «ты оммёдзи, с тобой бы считались». С ним — да, может быть, если бы он нашел учителя, покровителя или еще кого-то, а с его семьей? Уточнять он не стал, просто запомнил на случай, если появится дзюцу, способное полностью лишить человека чакры и ее духовной защиты.

Рей-сан даже в его теле использовала природную чакру, и он впервые смог ощутить, насколько она отличается от человеческой. Чакра человека была близка к основной стихии. Основной стихией отца был дотон — и подходил тому идеально. Аромат земли после дождя, настолько сильный и глубокий, что Тобираме временами казалось, что где-то прошел ливень, а он и не заметил. Отец был почти беззвучен, только еле слышимый треск, но стоило потянуться чувствами, как накатывало ощущение, словно дотрагивался до камня. В хорошем настроении это была теплая шершавая поверхность, мгновенно вспоминалось, как приятно лежать на нагретом камне возле реки. В дурном — ровный, будто срезанный, холодный и при неосторожности еще и режуще-острый камень, неподвижная тяжелая глыба. Треск в такие моменты был громче, но без помощи Рей-сан он бы ни за что не опознал неразвитый Райтон.

Аники же шумел всегда. Были ли то листья на ветру или барабанящие по ним капли, тихим аники был в худшие моменты жизни, и его нервы натягивались как струны бивы, когда чакра старшего брата вдруг замолкала. Но Хаширама не только шумел: нагретый солнцем или охлажденный ветром и тенью, сухой или мокрый лист — ощущений тоже хватало. А вкус и запах были едины в представлении — обожаемый братом фруктовый чай. Итама на вкус был сладким, как сироп из лесных ягод, и громким как Хаширама, но его шум был грохотом земли при обвалах. Касаясь чакры младшего из братьев, Тобирама всегда ощущал теплый юго-восточный ветер, принесший аромат благовоний страны Ветра. Дурманящие ощущения.

Каварама был другим. Суйтонщик с небольшой примесью дотона, Тобирама ощущал его не как реку, а скорее как проточное озеро. Вода не была стоячей, но переменялась так медленно, что изменения были заметны только по истечении времени, когда ничего не могло уже на него повлиять. Запах хвои, сильный, густой и терпкий, а вкус как у натто, специфический, но родной и знакомый. Ощущения от чакры Каварамы настолько отличались в сравнении с другими членами семьи, что обескураживали, но под всем этим Тобирама все равно чувствовал нечто родное, не поддающееся словесному описанию.

Мать была почти такой же тихой как отец, журчала, как прохладный ручей. Аромат сушеных трав, который окутывал всякий раз, как он оказывался в доме целителей, резкий, терпкий, сильный. Вкус был приятным и мягким, как у текучего меда, а по ощущениям — как окунуться в прохладную воду в жаркий день или в горячий источник зимой. Мама всегда была такой, принимающей, когда бы к ней не тянулся, всегда ощущал именно то, что ему было нужно в тот момент.

— Мать же. У вас была общая чакра первые девять месяцев жизни и это останется с вами навсегда, — пояснила Рей-сан. Он вообще мало с кем мог обсудить сенсорные ощущения, усилившиеся после всех потрясений до невообразимых высот.

Когда он попытался рассказать, как теперь ощущает чужую чакру, большая часть сенсоров только пожимали плечами, недоумевая, о чем он. Для них было просто: либо чувствуешь, либо нет. Стихию они еще могли ощутить, обжигающий огонь или прохладную воду, но и только. А потом отец привел его к Сенджу Мэдоке. Для того услышанное не было откровением или чем-то странным, напротив, сенсор сказал, что Тобирама ощущает мир много полнее, чем большинство из них, а потому ему работать над восприятием надо иначе. Сначала научиться отсекать лишнюю информацию и ощущения, иначе информационная перегрузка при попытке «оглядеться» убьет его. Мэдока-сан предположил, что подобные возможности тесно связаны с инь-чакрой, которой у него было в избытке, что непривычно для Сенджу.

— В некоторой степени он прав, но в конечном итоге это просто усиление твоих природных данных. И так бы стал отличным сенсором, просто теперь у тебя более объемная картина.

— И мне нужно ее урезать, чтобы эта полнота меня не убила, — значит, еще один учитель, еще один тип тренировок. Главное не оказаться у ирьенинов из-за перегрузки, остальное он переживет.

Возвращаясь к природной чакре — она оказалась иной. Конечно, общее между типами было. Она также беспрерывно текла, циркулировала, не останавливаясь ни на миг, но человеческая циркулировала в теле, природная — во всем мире. Он видел лишь малую часть ее, потому как видел лишь мир рядом с собой, но знал: и в земле, и в воде, и в воздухе, и в деревьях, даже в камнях протекала природная чакра. Все было живым. Человеческая чакра несла в себе оттенок стихии, даже если человек не использовал стихийные техники или вообще не был шиноби, но природная будто проистекала из одной стихии в другую, в том самом цикле, который наставники вбивали в голову каждому ребенку клана.

Но он не мог надолго впускать Рей-сан, потому вскоре мир вновь потерял часть красок, звуков и запахов. В следующий миг после разделения, пока не пропало ощущение полной картины мира, на одном контроле он создал тонкий столбец воды высотой в пару метров. Ни одной печати, ни единого слова, только воля, преобразование чакры в стихию и контроль над ней. Рей-сан требовала, чтобы он развивал это умение, менял форму, увеличивал количество и скорость создания. Восхищенный первым успехом, он тренировался как проклятый, не только заставляя воду следовать его воле, но и разыскивая ее всюду. Тогда он впервые осознал, насколько высоко в небе плывут облака, до них он едва-едва дотягивался, и то — если Рей-сан подгоняла те ближе. А ведь, казалось бы, только прыгни повыше — и коснешься.

Искать воду под землей было полезно, но трудно, другая стихия мешала, а сродства с Дотоном у него вопреки ожиданиям не было. Сятихоко, однако, этому не удивлялась, обронила лишь, что если у него и есть вторая стихия, то скорее молния, она же управляет погодой, в том числе может и грозу с молниями вызвать. Тем более что зачатки стихии молнии были и у отца, только тот то ли не стал, то ли не смог его развить. Райтон был опасен в освоении, опаснее, чем тот же Катон и тем более привычный Суйтон, да и преобразовать чакру в молнию у него не получалось. Но предложение ударить его молнией во время грозы он отклонил. Он это переживет, Тобирама даже не сомневался, а вот его родные могут поседеть, откачивая его повторно.

— Тебя могу откачать и я, — щедро предложил помощь Коно-сан, но он остался непреклонен.

— Оставим это на крайний случай.

Уроки каппы нравились Торе ничуть не меньше чем занятия с ней или Карасумару. Особенно сильно с тех пор, как кто-то из ирьенинов обронил, что для мальчика потолок в ирьендзюцу — первая помощь. Слишком большой перекос в сторону Инь, так что серьезное лечение не его стезя, не стоит тратить время. Коно как услышал, чуть не отправился отрывать ирьенину голову, раз пустая и бестолковая, еле угомонили бушующего водяного:

— Да что этот человечишка вообще понимает?! Решил, что зальет раненого своей дурной людской чакрой — и оно само восстановится?! Что он вообще без чакры может?!

Основы исцеления мед-чакрой примерно так и выглядели — восстановление растраченной чакры проводилось на начальном этапе лечения, чтобы она помогала ирьенину в исцелении организма. Но говорить, что все ирьендзюцу в этом и состоит, было неверно. Исцеление требовало обязательных глубоких познаний об устройстве и работе человеческого организма, взаимодействия систем с очагом и чакрой, как собственной, так и направленной извне. В последнем и была основная сложность, чакра для лечения специально создавалась нейтральной, чтобы воздействовать на любой организм и не вызвать конфликта с чакрой пациента.

Преобразовывать и удерживать мед-чакру при долгом и продолжительном лечении сложно. От ирьенинов требуется высокий контроль и при том — достаточный объем, иначе помощи от них мало. Контроль у Тобирамы был среднего уровня, даже скорее с ухудшением, потому как ему сложно было найти баланс из-за непривычного перекоса в Инь, хотя тот и стал выправляться с возрастом и ростом физических показателей. Но до этого еще надо дожить, сейчас ситуация была на уровне «за гранью возможного». Оммёдзи в принципе всегда танцевали на этой грани и за ней, так что опускать руки никто не собирался.

Но контроль над несбалансированной чакрой потребует годы и годы упорных занятий, а умения целителя нужны еще вчера. Когда она впервые увидела мальчика в крови, чуть к живым не присоединилась, потому что знать, что Тора выживет это одно, а видеть его раненым — другое. Та бесполезная паника, из-за которой Карасумару смеялся над ней с месяц, однако, привела к любопытному выводу: кровь почти вся состоит из воды, девять объемов из десяти, а потому возможно получится использовать стихию для целительства.

Каппы исцеляют так же как лечат не-шиноби, вот только знаний, умений и опыта у демонов несоизмеримо больше, люди же имеют скверную привычку терять информацию или ее носителей до того, как она распространится. Полное и подробное устройство человеческого организма на уровне настолько малых частиц, что они и не видны глазу — Рей и сама нередко слушала старого каппу, учась вместе с Торой. Травы и настрои, многие из которых неизвестны людям, просто потому что создание лекарств — это множество последовательных экспериментов, на которые нужны время, деньги, ум и прирожденный талант. Лекарь считается талантливым, если открыл хотя бы одно новое лекарство и одаренным, если предложил действующую методику исцеления. Если Тора однажды решит продать полученные от каппы знания — озолотится и впишет имя в историю.

Хотя вряд ли он хотя бы задумается над этим, детеныш слишком близок к ёкаям, чтобы думать настолько людскими категориями. Достаточно близок, чтобы пожелать разделить с ними парад демонов.

— Ты уверен, что тебе хватит сил на весь путь? Начав шествие, ты не сможешь сойти с полпути, — сятихоко была озабочена состоянием ребенка, хотя патрулирование прошло удачно и спокойно. Ни схваток, ни травм, только физическая усталость, но она может оказаться фатальной.

— Я сейчас прогоню чакру по каналам и быстро восстановлю силы. К тому же из-за патруля никто не станет обращать внимание, если я завтра встану чуть позже привычного времени, — аргументированно возразил Тора.

— Этого не следует допускать, иначе они заметят, что спишь ты подозрительно крепко. А спрашивать, почему ты восстанавливаешь скорым способом, когда мог бы лечь спать, никто не станет?

— Я обещал после ужина посмотреть спарринг на мечах Итамы и Каварамы и подсказать, на что им стоит обратить внимание, — и это продумал. Хорошо.

Младшие братишки про обещание помнили и угрызений совести, что мучают уставшего старшего брата, когда есть еще один, не испытывали — Тобираму учил один из лучших мастеров кендзюцу в клане, а Хаширама тренировался с клинком значительно реже, уделяя много времени уникальному Мокутону. Это не помешало старшему из детей присоединиться к брату на учительском поприще.

Мальчишки дрались старательно, и это Тора отметил первой ошибкой: слишком усердствовали, напрягались больше необходимого и устали раньше, чем могли бы. Итама, забыв о защите, постоянно пытался атаковать, Каварама несколько раз мог поймать его на контратаке, но ни разу не попытался, пожалев младшего брата, за это тоже схлопотали оба. После долгой и прочувствованной лекции, что самоуверенность ведет только до могилы, Тора провел второй спарринг, болезненными тычками деревянного меча показывая, почему младшему брату очень нужно подтянуть защиту — иначе старший брат выкрасит его в сине-фиолетовый.

— Не расстраивайся. Будем гонять тебя на тренировках — в бою гонять будешь уже ты, — сообщил он расстроенному Итаме, помогая встать на ноги. — А сейчас спать!

Второй визит на изнанку прошел легче первого, со стороны живых это выглядело как глубокий сон, хотя вытаскивать Тору пришлось зубами за шкирку. Слишком мало сил вложил в заклятье, с этим у него были проблемы, которые она не могла решить. Он по-прежнему держался за нее, но гораздо спокойнее осматривался в деревне аякаси, вежливо здоровался, но останавливать их она не позволила, снова воспользовавшись ходами искривленного пространства, чтобы добраться до тории, где собирались остальные ёкаи, решившие поучаствовать в шествии.

— Доброй ночи, О-Рей-химе! Старый Мудзики горд приветствовать вас на параде! О, маленький оммёдзи смог к нам присоединиться? Очень рад! — тануки заметил их первым и вскоре они были окружены знакомыми ёкаями.

Первым в тории прошел нурарихен, очень похожий на старого человека ёкай, всегда возглавляющий хякки яко, благодаря полезной способности строить небесные мосты, по которым демоны проходили по всему миру за одну ночь, пусть и самую долгую в году. Затем обычно шествовали старшие ёкаи, поэтому они с мальчиком не успели разглядеть всех участвующих в параде, хотя детенышу наверняка было любопытно. Ничего, даже за человеческую жизнь он успеет на всех наглядеться, а после смерти — еще и устать от порождений изнанки. Неподалеку от них шел Иримэ, немолодой ёкай из стаи инугами, и Рей была уверена, что он не просто так пробился поближе к оммёдзи. Но пока демон молчал, Тобирама наслаждался прогулкой, и сятихоко сосредоточилась на поиске материалов для подарка детенышу.

Предельная концентрация Торы на защите младших братьев и сохранении их жизней подала ей прекрасную идею, как помочь в нелегком деле. Конечно, использование подарка может стоить оммёдзи жизни, но если бы мальчик цеплялся за жизнь, мечтал о бессмертии и прочей чуши, она бы ни за что не признала его родичем. Заключила бы рабочий контракт, и дела бы ей не было до его печалей. Но Тора другой, жизнью разбрасываться не станет, но и рискнет ей ради близких, не задумываясь. А вот и подходящий ледник!

— Рей-сан, где мы? — тихий шепот Тобирамы на секунду отвлек ее, но тут мальчика затянул в разговор Ушода-сан, тоже присоединившийся к шествию в этом году. Ему же «надо помогать кохаю», как пояснил свои действия оммёдзи.

А они были далеко за пределами привычных Торе территорий, на землях, которые люди назвали страной Льда. Сама страна действительно была покрыта льдом во многих местах. Самой высокой ее точкой был вулкан, давно уже не извергавшийся, где обитали снежные девы, что придавало тамошнему льду совершенно особый привкус. Люди растапливали лед и распивали как дорогостоящий напиток. Вкус был действительно великолепный, благотворно влиял на здоровье живых, но ей лед нужен был для иных целей.

Юки-онны радостно приветствовали гостей с шествия, но сами в подобном почти не участвовали: слишком сильно привязывались к месту обитания. Новый оммёдзи ненадолго завладел их вниманием, так что ее просьбу выполнили, не особенно интересуясь, а зачем лед погодному ёкаю. Она преобразовала подаренный кусок в ледяные наручи и закрепила их на лапах как раз вовремя, чтобы поспеть за шествием. Выстроенный нурарихеном мост был крайне прочен, хотя выглядел как тончайшее шелковое полотно, что определенно нервировало Тору: мальчик все время косил взглядом под ноги, хотя старался казаться уверенным, даже когда ее не было рядом. Рей за него не волновалась, Ушода, Мудзики, Инари и Некора были рядом, и даже самый голодный, кровожадный и дайконоголовый ёкай не рискнет оскалиться на человека с такой защитой.

— Рей-сан! — но все же ее присутствие успокаивало мальчика больше других, он ощутимо расслабился и снова запустил руку в ее шерсть. Нравится она ему, что ли? — Куда вы уходили?

— Позже расскажу, — боднула ребенка головой, чтобы не отвлекался от окружающей красоты.

В стране Тигра было на что посмотреть: совершенно иной лесной массив, отличные от привычных ему деревья и кусты, а уж какие фрукты здесь были! Она уговорила его отведать парочку, коли есть такая возможность, так потом еле убедила не утащить несколько штук братьям как гостинцы. Как бы он объяснил их появление? Людей они видели лишь мельком, но ёкаи старались не приближаться к ним — парад периодически терял незаметность и живые их видели. Кричали и падали в обморок, а такое внимание никому не нужно.

Страну Земли она ограбила на подходящие камни — малахит, сердолик и черный авантюрин — а в стране Звезд нагло отломила когтем частицу упавшего метеорита. Пускай упал он давно, уникальные свойства космический камень сохранил, а потому был признан чутьем как пригодный. Тобирама вскоре и вовсе забыл про страх, и пришлось следить, как бы ребенок не отстал, благо Ушода за ним присматривал как за собственным потомком. Иримэ все принюхивался к Торе, как обычно разбирая мешанину общего запаха на составляющие, чтобы понять чего ожидать. Кажется, его устроил результат, потому как в стране Ветра он, наконец, заговорил:

— Доброй ночи, юный оммёдзи. Желаю я иметь разговор с тобой и твоим покровителем, — убедившись, что он привлек внимание, демон продолжил. — Имя мне Иримэ из стаи псов-демонов, что зовутся инугами.

— Тобирама, — склонил голову мальчик, не понимая, чего ждать от странно говорящего ёкая. — О-Рей-химе, я полагаю, вы знаете?

— Могучий ёкай, что держит воду под своим контролем, знаю, конечно. Помощь мне требуется от оммёдзи юного, плата меня не страшит, но дело важное, клык дарую.

— Расскажите подробнее, Иримэ-сан, — Рей с трудом не дала прорваться в голос раздражению.

Старый пес может долго растекаться мыслью по древу, сятихоко хорошо помнила, как он навещал храм ее отца. Инугами тогда почти сутки окольными путями выражал соболезнование в связи с внезапной потерей и жреца, и послушника. Король-дракон воплощал собой внимание и спокойствие, но его дети не могли похвастаться такой выдержкой. Брат регулярно отлучался под разными предлогами, а сестрица нагло сказалась больной. Рей же поверила, что ее терпение поистине безгранично. Что ж, это было задолго до заключения.

— Сын мой, Инукамэ имя его, отпрыском обзавелся в мире живых, — на этом моменте она чуть в лапах не запуталась, до того ее ошарашили слова Иримэ. Ёкаи не заводили с людьми общих детей свыше тысячелетия, последними были муши-акума, и тут такие новости! — Недавно совсем, только сотня лет минула, как тот народился.

— Совсем щенок! — закашлялся любопытный Мудзики. Ничуть не стыдясь того, что его поймали на подслушивании, тануки заговорил с инугами. — Как ты это допустил, Ири-кун?

— Наследник характером в меня, а юность мою ты помнишь, Му-кун. Для него приключение все, сколько бы шкур я с него не драл, — устало ответил Иримэ.

На этом моменте Рей отвлеклась на очередной подходящий компонент в стране Железа, чакропроводящий металл. Кайкэн уже имел владельца, а потому Рей честно оставила наруч в обмен. Ей хватит льда и в одном, и никто не обвинит ее в воровстве. Когда она вернулась, Тора выглядел основательно сбитым с толку.

— Иримэ-сан попросил помочь правнуку его внука, — Тора, кажется, запутался, выстраивая логические родственные цепочки. — Сказал, что тот родился с избытком человеческой чакры и это плохо на него влияет, но я не могу понять, как именно.

— Полагаю, щенок теряет контроль над собой, когда использует человеческую чакру. Рано или поздно он сойдет с ума окончательно, натворив перед этим дел.

— Истинно так, — печально подтвердил инугами. — Внук мой породил детей с обычной женщиной, как и его сын, но его внучка, моя праправнучка, стала частью клана воинов Инузука, дальних родичей Тайсе, и сын ее уродился шиноби. Лет ему столько же, сколько тебе юный оммёдзи, он познал вкус крови, и его разум подвергается испытанию всякий раз, как он вступает в бой.

— Чем обернется помощь? — пока Тобирама приходил в себе от внезапного предложения, Рей заинтересовалась более практичным вопросом оплаты.

— Мы отдадим одного из наших провинившихся собратьев в сикигами, — с готовностью ответил Иримэ, этот вопрос явно обсуждался с альфой стаи, уж очень быстро он предложил бойца для оммёдзи.

— Почему провинившихся? — уточнил Тора. Про сикигами — духов, плененных оммёдзи для службы — он уже знал, как и то, что ему лет двадцать надо тренироваться, прежде чем он готов будет ловить ёкаев для создания сикигами. Иримэ предложил хорошую оплату за помощь потомку.

— Что-то вроде наказания и перевоспитания одновременно. В былые времена, когда твой дар встречался чаще, это было обычной практикой, — хохотнул Мудзики. — О, юный оммёдзи, смотри!

Они пересекли море, залитое лунным светом, сверкающее как драгоценные камни, и оказались в стране Морей. Единственная страна, где о ёкаях помнят и где есть целый храм, посвященный Умибозу, демону из глубин океана. Старик не показывался веками, ходят слухи, что он давно обратился морской водой, но это не мешает людям посещать храм, молиться, чтобы корабли благополучно доплывали до места назначения, и даже приносить жертвы. Часто — человеческие.

— Нынче как раз подходящее время для их обрядов, — сказанное заставляло ребенка нервничать, но Рей не стала вмешиваться. Люди и сами по себе способны на многие мерзости, и ёкаи тут не причем. — А вон и местные нингё!

По идеи русалки не должны были вызывать в нем отвращение, рыбы с человеческой головой не могут быть страшнее Рей-сан, с телом рыбы и головой тигра. Но Рей-сан притягивала скорее восхищенный взгляд: мягкая серебристая шерсть с темно-синими полосами, тех же цветов чешуя, все сплавлено в идеальную, отточенную форму. Великолепие сятихоко было невозможно не заметить, нингё же вызывали отторжение на каком-то глубинном уровне, настолько противоестественным казался их внешний вид, что даже чарующее пение не могло хоть на секунду застлать ему взор.

В храме на острове действительно были люди, поэтому демоны особенно тщательно следили за тем, чтобы их не заметили. Но Тобирама не обратил на это внимания: на алтаре лежала жертва. Человеческая, как и сказали ёкаи, молоденькая совсем девушка, наверное, ровесница Токи-нээ с золотыми волосами и синими как океан глазами, так сильно напомнившими глаза Рей-сан, что он невольно засмотрелся, сравнивая.

— Цвет глаз служит основанием выбора, по идее, но здесь таких много и нередко люди стараются свести счеты с кем-нибудь, предложив дитя неприятеля в жертвы, — просветил его Иримэ-сан.

Из толпы вышел пожилой мужчина в богатых одеждах с золотым обручем на голове. Он начал читать молитву, воззвание к морскому владыке, одновременно поднимая кривой кинжал над телом жертвы. Девушка молчала, не пыталась вырваться или как-то еще сопротивляться, но маловероятно, что плакала она от гордости за оказанную честь.

— Достаточно, — он был благодарен Рей-сан за вмешательство. Пусть его и сочтут слабаком, но одно дело смерть в бою, другое — на жертвенном алтаре от рук односельчан. — Нам следует продолжать путь.

И сятихоко впервые при нем использовала то, что ёкаи называли «ужасом». Схожая с Ки — жаждой крови — способность демонов внушать беспричинный страх, доводя до иррациональной неконтролируемой паники, бегства и, изредка, до остановки сердца. Конечно, сила «ужаса» зависела от силы ёкая, как и у людей жажда крови шиноби и обычного наемника были совершенно разного уровня, но она не казалась ему впечатляющей способностью, так, просто отпугивание слабаков. Ранее он уже просил Карасумару показать, что это за ощущение, чтобы понять насколько оно отличается от ки, но демонстрация не шла ни в какое сравнение с реальным воздействием.

Пробрало даже дайёкаев поблизости, он сам так и вовсе плюхнулся на дорогу, казалось, его сердце сейчас пробьет грудную клетку, так сильно оно колотилось. Люди же сначала застыли, а после с дикими воплями сбежали, одна лишь жертва осталась лежать без сознания. Рей быстрым движением лапы разорвала ее путы и вернулась к остальным. Нурарихен без лишних слов взялся прокладывать дальнейший путь, Иримэ и Мудзики промолчали, а Тобирама мысленно задался вопросом, сколько времени они просто смотрели на бессмысленные жертвы.

И тут же одернул себя. Это ёкаи, какое им дело до людских страданий? Ушода-сан сочувственно сжал руку на плече, безмолвно поддерживая, единственный человек из всех вокруг. Вернее, тот, кто хотя бы был человеком и мог его понять.

— О, это земля создана для вас, О-Рей-химе, юный оммёдзи! — захохотал Мудзики, когда они проходили по стране дождя.

— Интересно, как давно здесь живет аме-онна? — задумчиво огляделась Рей-сан. — Причем явно не одна живет, а с выводком амэфури-кодзо, иначе здесь было бы намного меньше воды.

Он помнил из уроков Рей-сан, что раньше женщинами дождя часто становились матери, потерявшие детей, обращавшиеся в аякаси от невыносимого горя. Такие аме-онны крадут чужих малышей у нерадивых мамашек, которых сочли недостойными счастья материнства, обращая детей в амефури-кодзо. В стране Дождя вполне могла жить многодетная семья водных духов, но они их не видели, и вскоре перешли на новые земли. Иримэ-сан больше не заговаривал о потомке, видимо сочтя договор заключенным, в то время как ничего о мальчике не рассказал, кроме клановой принадлежности.

— Как мне его искать, в клане же за сотню людей? — он спросил, уже когда ёкаи проходили по землям страны Когтя.

Парад близился к концу, и демоны совсем распоясались, саке пили буквально из горла огромных кувшинов, в хвосте шествия некоторые допились до жевания одной мандзю с двух сторон, и Тобирама немного жалел, что с полпути нельзя свернуть.

— Не забывай, что щенок твой ровесник, на весь клан собачников таких найдется пара десятков, уже меньше искать. Да и времени у нас по людским меркам много. Иримэ пришел «как только узнал о новом оммёдзи». Спустя полтора года для древнего ёкая «как только, так сразу», поэтому если мы потратим на поиски лет десять, он не обратит внимания и сочтет, что быстро управились.

Рей-сан говорила логичные, здравые вещи, но он не переставал думать об этом снова и снова. Даже если он найдет этого Инузуку, что ему делать? Он и свой-то рассудок боится потерять из-за обилия Инь-чакры, потому что его тело просто не приспособлено к подобному перекосу, он же Сенджу! Хотя у того мальчика наверное такие же проблемы, переизбыток инь-чакры у непривычного организма, возможно ему подойдут те же методики что и ему?

— Не совсем, — Рей-сан улеглась на полу рядом с его футоном.

В этот раз они не стали задерживаться в долине с остальными ёкаями, хотя Мудзики-сан очень их уговаривал.

— Вся проблема в наследии. В тебе есть крохи крови ёкаев, но настолько дальние, что это просто капли в море, они никак на тебя не влияют. А в том щенке этой крови свыше одной двадцатой должно быть. Шутка ли, прапрадед чистокровный ёкай, да еще и кровь Инузука, которые родичи Тайсе, вожака стаи. Потомки его племянника, что однозначно хорошо, Инари рассказывал, что Инуяша в отличие от почтенного дядюшки, максимум позадираться мог по молодости. Но скалить клыки все щенки любят, а вот сам Тайсе кобель каких поискать, повезло, что людьми брезговал, а то сейчас только его потомки бы и бегали.

Представив множество кланов потомков незнакомого инугами — почему-то с собачьими ушами и разговаривающих исключительно в странной манере Иримэ-сана — Тобирама только вздрогнул и поспешно отогнал жуткую картину. Хорошо, что уже рассвет, пора вставать и идти тренироваться.

Один и тот же комплекс — упражнения на разминку и полтора десятка ката тайдзюцу — повторяемый день за днем, год за годом, призванный вбить навыки на уровень безусловных рефлексов, резко усложнился, стоило Рей-сан спросить, почему он тренируется на земле, а не допустим стоя на дереве, где заодно можно и контроль чакры тренировать. На дереве, горизонтально и вниз головой, на воде, на качающейся доске, пытаясь удержать равновесие без использования чакры — какие только идеи не возникали в голове у ёкая просто потому, что ей никто не говорил, что так нельзя.

Не то чтобы это говорилось другим детям, но все повторяют, как показали, те же, кто выбрал своей специализацией тайдзюцу, обычно ищут персональный стиль и приемы. Усложнением обычной программы никто вроде не занимался — работает же, бойцы получаются отменные! Лет через десять. С другой стороны не каждый ребенок может потянуть изменения, он сам неоднократно рисковал свернуть шею на обычной тренировке, просто потому что ходить и бегать по разным поверхностям одно, а тренировать ката, привычные к земле — другое.

— Наверное, остальные это нарабатывают уже в боях. Сражаетесь же вы как-то, — задумчиво жмурилась огромная тигрица, и он возвращался к занятиям.

О том, что уроки настоящего тайдзюцу преподает жизнь, он узнал еще до встречи с Рей-сан, но никак не мог понять, почему обучение не меняется, ведь очевидно же, что без этого шансы бойца пережить первую схватку снижаются. Он говорил об этом с отцом, получил тогда резкую отповедь, что умных людей и без него хватает, и отстал. Наставники могут учить, как им вздумается, а братьев он пинал тренироваться по его подобию. Разумеется, Хаширама в короткий срок превзошел его умения, но аники признавал пользу, не бросал тренировки и помогал младшим как мог.

Итаме контроль давался труднее остальных, самый младший все-таки, Кавараме же было сложно тренироваться вверх ногами, до сих пор иногда терял концентрацию и падал. Тобирама сам также летал, потому как помимо физических тренировок еще и читать пытался, вися вниз головой, а свитки увлекали и требовали много больше внимания, чем отработанные движения. Кендзюцу тоже можно было тренировать и даже нужно, особенно после того как он, увлекшись спаррингом с Хаширамой, перерезал ветку, на которой они стояли. В бою это стоило бы ему жизни. Но это все на клановых полигонах, во дворе или еще где-нибудь, где его могли видеть люди.

Тренировки с ёкаями начинались с охоты. Он убегал в лес, стараясь не оставлять и намека на свое присутствие, а Карасумару-сан через некоторое время шел его искать. Именно шел, как будто человек, чтобы проверить как хорошо он заметает следы, поэтому Рей-сан не подходила — сятихоко всегда знала, где он находится, эффект их связи. Сломанные ветки, следы на земле и прочие детали давно уже пропали из списка его ошибок, а вот плохо затертый запах, царапина на коре дерева и изредка волос — биджев седой волос, вызывающе торчащий на виду! — духи природы легко находили подобные мелочи и выслеживали слишком быстро. Занятия были каждый день, но ёкаи обычно чередовались, чтобы и развивался он равномерно, и не перетрудился со всеми тренировками.

На уроки Коно-сана он стал приносить трупы с патрулей, коих было не так уж много — только если дело было у реки, тогда он скидывал труп в воду, и дальше его переноска становилась заботой сятихоко. Водяной тоже хранил их в воде, что должно было скверно сказываться на состоянии тела — но нет, каким попало в лапы демонов, с таким Тора и работал. Вскрывал трупы под руководством ёкая обычным кунаем, старик ворчал, чтобы он привыкал работать всем, что есть в зоне доступности, мало ли какая ситуация может сложиться. Логичный аргумент, поэтому зашивать гипотетические раны он учился и иглой, и заостренной палочкой, укрепляя ту чакрой, иначе ломалась быстро.

Стихийная чакра действительно помогала в исцелении, как минимум остановить кровотечение и заставить кровь течь по сосудам, несмотря на разрыв. Но какой концентрации это требовало! Потому после всех занятий он садился за «создание костылей» — разработку дзюцу, которое позволит контролировать этот процесс с меньшим вниманием, а то и вовсе без него, если он сможет разработать печать, которая бы фиксировала необходимые процессы без его дальнейшего участия. С печатями он застрял надолго.

— Поработили они его душу, — завывал, издеваясь, Карасумару-сан.

— Где бы учителя достать? — размышляла Рей-сан, потому как в клане мастеров не было.

— Пожалей пацана, демоница! — патетично взывал к отсутствующей совести тенгу, но его стойко игнорировали.

Рей-сан предложила поискать ёкаев в стране Водоворота, где жили дальние родичи его клана — Узумаки или заслать кого-то из созданий изнанки, пусть поучатся у людей и передадут знания Тобираме. Хороший вариант, осталось найти добровольцев. Рассуждения вывели его на вполне логичную мысль об использовании демонов для добычи информации. Для ёкаев почти не осталось преград в мире живых, единичные случаи — храмы, где есть настоящий Верховный жрец, блюдущий заветы и следующий исключительно воле богов. Вот уж кто действительно не мог быть человеком — только проводником воли свыше. Но таких почти не осталось, во всяком случае, судя по слухам, гуляющим среди ёкаев, а те… немного по-другому оценивают время, и могут ошибаться.

Но возвращаясь к идее со шпионами, ему потребуется еще какое-то время для реализации. Пленить он сможет не скоро, поэтому придется договариваться, что потребует платы, а он кроме крови мало что может предложить. Конечно, можно было бы выезжать на силе Рей-сан… но у него еще не атрофировалось чувство самосохранения: никакой ёкай не станет долго подчиняться человеку, что прячется за другим демоном. При таком подходе ему однажды откусят голову и будут в своем праве с точки зрения ёкаев. Быть оммёдзи почетно, с такими людьми демоны считаются, но только если те действительно чего-то стоят, без этого используют как источник вкусностей и все.

Знания о ёкаях, в чем их сила и слабость, что против них можно использовать, а что нельзя ни при каких условиях — Рей-сан старательно вбивала в его голову все, что могла, приговаривая, что как только с этим закончат, она начнет по-настоящему его гонять с заклятиями оммёдзи и языком демонов. Некоторые заклинания он уже знал, но вот с их исполнением вышла загвоздка: он плохо понимал, что требуется для активации. Не чакра, это он уже уяснил, но поклялся провести серию экспериментов с использованием чакры и магии оммёдзи — когда придумает, как это сделать безопасно. Потому что первая и последняя попытка окончилась взрывом.

Когда он пришел в себя у ирьенинов, пришлось сказать, будто не рассчитал в работе с взрывными свитками. Как на идиота на него смотрели все, включая Итаму, отец отвесил подзатыльник и потребовал от клановых наставников, чтобы его усиленно прогнали по основам работы с взрыв-печатями. Те расстарались на славу, заставив написать и подорвать столько хлопушек, что только чудо и ирьенины спасли от глухоты. Но заклинания все еще не работали даже в пол-силы и Рей-сан мало чем помогала, с ее точки зрения все было очевидно:

— Есть лишь ты и твоя воля, больше тебе ничего не надо.

И вот как это понимать? Да он даже в старых свитках о ручных печатях больше смысла находил, а уж там-то воды лили столько, что на пару океанов хватит. Но даже плохо понимая, что он делает не так, он исправно учил заклятья. Рано или поздно, но он поймет принцип и ему все это пригодится. Например, когда он найдет того Инузуку и приведет его ёкайскую сущность к порядку. Или встретит какого-нибудь они-людоеда. Или придется отгонять от селения опасного ёкая.

В общем, планов было много, времени было мало, а жизнь продолжалась, несмотря ни на что.