Золушкино лето (гет)

Проснулась она от тихого стука в окно. Ничего не понимая, Елена села в кровати и осмотрелась. За окном явно было утро в самом разгаре, да и часы на полке показывали десять утра. Елена ухмыльнулась, поняв, что маман так и не разбудила ее, несмотря на то, что обещала. Впрочем, этого и стоило ожидать... Так что же её разбудило? Она встала с кровати, поеживаясь от пронизывающего холода, накинула одеяло на плечи, подошла к окну и, выглянув в него, поняла, что внизу стоит никто иной как Митрий, который и бросал камушки в окно. Так вот что ее разбудило!

Елена распахнула створки окна.

— Вставай, соня! — закричал Митрий так громко, что Елена даже перепугалась. Что, если, услышав эти крики, сюда войдёт маман, и увидит, что под окнами стоит молодой человек, а она, Елена, не одета?!

— Тише, не кричи!!! Тише!!! — шептала она, умоляюще тряся руками и поднося палец к губам.

— Да не бойся ты! Никого дома нет! Ваши мужчины уехали еще до рассвета, а твоя маман ушла к модистке.

— Боже, как ты хорошо осведомлен о том, что происходит у меня в доме! Откуда?

— Да твоя маман зашла на рынок и рассказала об этом всем торговкам! — смеясь, произнес Митрий. — Так что весь город знает, что ты спишь до обеда!

— Какой кошмар! Какой стыд! Боже, что обо мне люди думают?! — начала было причитать Елена, но Митрий ее остановил:

— Подожди, не говори так громко! Сейчас я к тебе заберусь и всё расскажу.

— Как — заберешься? В смысле — заберешься? Как? — начало было возмущаться Елена.

— А вот сейчас и увидишь! — ухмыльнулся Митрий. Он разбежался и, словно прыгун из цирка, легко долетел до середины между первым и втором этажами, там уперся ногами в стену, а руками схватился за карниз, подтянулся, и вот он уже оказался на подоконнике. Елена только ошарашенно глядела на него, в недоумении хлопая глазами. Только сейчас, когда он сидел на подоконнике, у неё представилась прекрасная возможность, рассмотреть его получше. На нем была та же рубашка и те же брюки, что и вчера. Русые волосы были подстрижены по самой последней моде. И глаза... Голубые, словно ясное небо! У Митрия были очень красивые и правильные черты лица, а движения тела говорили за обладателя, что перед ней не просто худенький мальчик, а вполне уверенный в себе молодой человек.

Елена стояла в недоумении и не знала, чего от него ожидать. Он уже сидел на подоконнике её окна, а она всё стояла, закутанная в одеяло, позабыв обо всём, что хотела ему сказать.

— Не переживай о том, что скажут люди о тебе! Разве это важно? К тому же, все те, кому маман о тебе рассказывает, ни разу тебя не видели. Так что если и встретят, то никогда и не догадаются, что ты и есть та самая Елена! — Митрий еще раз задорно рассмеялся.

— Ты меня успокоил... — с облегчением вздохнула она. — Но скажи, как у тебя получилось так легко забраться на второй этаж?

— О, эта техника, отточенная годами! Тренировался у себя дома! Высоко прыгать — это не одно мое достоинство! — гордо откинув челку с глаз, произнес Митрий.

— Хм, и какие же еще пороки ты считаешь своим достоинством?

— В смысле, пороки? Я ж про достоинства говорил? — удивился он, и его лицо недоуменно вытянулось.

— Хвастовство — это порок и очень большой! — рассмеялась Елена, видя его выражение лица.

— Я еще и целуюсь так, что барышни поднимают от наслаждения ножку. Знаешь, так в коленочке сгибают, и тогда ножка задорно торчит из-под платья. Хочешь проверить? — и он рассмеялся, видя, как теперь у Елены вытянулось лицо.

— Хам! С чего ты решил, что со мной можно обсуждать свои похождения? — и она легонько, как ей казалось, его толкнула в плечо, отчего Митрий полетел вниз со второго этажа и, словно кошка, приземлился на ноги. Сначала Елена не на шутку перепугалась и практически кинулась за ним. От резкого движения одеяло соскользнуло с ее плеч, и она осталась в одной ночной сорочке.

Донельзя довольный произведённым им впечатлением Митрий засмеялся звонко и задорно. Голубые глаза его задорно сверкали, а на лице сияла улыбка, что называется, от уха до уха.

— Ничего, ты еще узнаешь вкус моего поцелуя! — весело крикнул он.

Когда прошло состояния шока от понимания того, что Митрий мог разбиться, упав с такой высоты и поняв, что с ним всё в порядке, и он просто дурачится, чтобы произвести на неё впечатление, раздраженная Елена крикнула:

— Когда рак на горе свистнет! После дождичка в четверг!

— Я запомню! — кричал он, уже убегая от дома. — Готовься, сегодня у тебя будет много гостей! Будь при полном параде!

Елена была в гневе. Как он посмел предположить, что она с ним будет целоваться?! И говорить ей, что надо делать вечером? Быть может, она хочет съездить в гости! Или пойти в парк погулять! Елена нервно передернула плечами и хотела было поправить одеяло, но тут же вспомнила, что-то упало с нее еще тогда, когда она перепугалась, что Митрий разобьется. Елена в ужасе подбежала к зеркалу, чтобы понять, что мог увидеть Митрий, и поняла, что он явно мог увидеть очень многое, так как ночная сорочка была почти прозрачная. Она залилась стыдливым румянцем, понимая, что незваный гость без всяких проблем мог рассмотреть ее нагое тело... Впрочем, оставалась робкая надежда на то, что у Митрия могло быть плохое зрение и он ничего такого не разглядел.

Маман вернулась к часу дня, притащив с собой великое множество свертков, и была в добрейшем настроении, судя по тому, что что-то напевала себе под нос.

К ее приходу Елена привела в порядок кухню, на скорую руку пожарив картошки и приготовив салат из томатов и огурцов. Милейший душевный настрой маман, надо сказать, очень ее удивил. Елена готова была к скандалу и ругани, но маман, как ни странно, была настроена вполне доброжелательно.

— Сегодня к тебе со светским визитом приедут Вольдемар, Тина и их друзья, которых они хотят тебе представить. Но ты же понимаешь, что наш особняк не в состоянии разместить много гостей, поэтому принимать своих друзей будешь в беседке. Лето теплое, не замерзнете! А для особо мерзлявых твой дед поставит в беседке мангал. Будите согреваться!

— Мама, а откуда у вас такие сведения? — с удивлением спросила Елена, понимая, что и маман, и Митрий знают намного больше обо всём, что должно сегодня произойти, чем она сама.

— Так я иду домой с покупками... Я, кстати, нашла готовые модельные платья и костюмы мужского фасона! Так, на чём я остановилась? Ах, да! В общем, у калитки встретила слугу графа Вольдемара, который доставил тебе сообщение, что сегодня вечером тот прибудет со светским визитом. Я, конечно, возмутилась: чем это его простой визит отличается от светского? Так этот слуга меня смерил таким презрительным взглядом и пояснил, что обычный визит от светского отличается тем, что светское мероприятие будет освещать журналист, который тоже будет на этом вечере. И на следующий день весь город будет знать, как прошел вечер и всякое такое! Я было хотела запретить Вольдемару приезжать, но не успела и рта открыть, как слуга заявил, что если перечисленные гости не будут приняты в моем особняке, то данное событие тоже будет освещено в журнале, в отделе светской хроники! Я же не могу позволить, чтобы мое имя полоскали в лужи грязи? Но в то же время я не в состоянии всех этих гостей принять у нас дома, так как он не настолько огромен и богат! Это со стороны особняк выглядит дорого и презентабельно, но ты же видишь, что мы с дедом и отцом из кожи вон лезем, чтобы его прилично содержать, дабы он выглядел со стороны так же, как у всех именитых граждан! Так вот, я всё думала, как же выпутаться из данной ситуации и вспомнила, как один французский журнал описывал прием на свежем воздухе. А ты чем хуже? У тебя дед с бабкой по отцовской линии практически в родстве с царской семьёй! Так что ты тоже можешь позволить себе такой прием и утрешь всем этим богачам нос! Они все равно нас уважают, но особняк — центр притяжения для них всех! Ведь сам князь королевских кровей к нашей Елене ходит в гости по-простому — через забор! Они нас еще узнают! — с этими словами маман с воодушевлением погрозила кому-то в окно. — Вот, бери новое платье, переодевайся и шуруй через забор к князю в гости! Если он к тебе ходит вот так запросто, то и ты сможешь! Иди, и пригласи его на светский вечер!

— Но, мама, это же стыдно — идти к мужчине самой!

— Тоже мне — ей стыдно! Значит, недавно она тут бегала, визжала на весь город и ей стыдно не было, а теперь, поглядите, застыдилась! Одевайся, приводи себя в порядок и иди к князю! Я хочу, чтобы сегодня в гостях у нас была особа королевской крови!

— И что мне надевать? — тихо спросила Елена.

— Ты совсем безмозглая, что ли? Конечно же, то самое платье, в котором ходила на базар! — доброе настроение у маман быстро улетучивалось, и взгляд её напоминал взор раздраженной гарпии.

— Но ведь похолодало... — пыталась запротестовать Елена, прекрасно понимая, что в платье с оголенной спиной и плечами она мгновенно замерзнет.

— Ничего, не замерзнешь! — поморщилась маман, не желая думать о том, что надо бы дать дочери хотя бы шаль, чтоб та накинула на себя. — Быстро сходишь, пригласишь, и домой.

Елена уже была при полном параде, когда в дверь постучались. Сидя у себя в комнате, она словно почувствовала, что сам дом замер от испуга. Кто мог к ним наведаться и так нагло постучаться? Быстро спустившись, Елена обнаружила, что маман разговаривает с каким-то неизвестным ей молодым человеком. Неизвестным ли? Сердце Елены бешено заколотилось: это был еще один ее друг детства. Конечно, они с ним проводили, не так много времени как с Вольдемаром, но тоже очень были дружны. Увидев спускающуюся со второго этажа Елену, он галантно поклонился. Еле сдерживая свои эмоции, Елена поприветствовала гостя едва заметным кивком, стараясь, чтобы ее лицо выражало полное безразличие.

— Как хорошо, что я застал вас обеих сразу и мне не придется объяснять два раза. Итак, позвольте представиться: я журналист газеты «Сплетни двора» Джон Ветровой, более известный под псевдонимом Ветер.

Маман слушала молодого человека с явным недоумением, которое отлично читалось у неё на лице. Она раздумывала, не выгнать ли его сразу со скандалом из дома, а то, не дай бог, вдруг он попросит ее о какой-либо услуге, что-то вроде: дайте воды напиться, а то так есть хочется, что и переночевать негде... или еще что в этом роде! Но потом её лоб наморщился, показывая, что маман что-то старается вспомнить.

— Ветровой? Ветровой... Постой, это не ты ли сын городского судьи? — с недоумением произнесла она.

— Да, я сын городского судьи, — ответил Ветер, и лицо его отразилось недовольство.

Он не любил, когда сначала вспоминали заслуги его отца, не воспринимая его самого, как человека, который тоже способен добиться подобного признания.

Маман уже с интересом смотрела на молодого человека, склонив голову набок. Губы её были поджаты, глаза прищурены в попытке просчитать возможную выгоду от знакомства с сыном судьи.

Этот взгляд Ветер хорошо знал, так как часто видел у всех тех, с кем знакомился, и на этот случай, чтобы расположить к себе семью Елены, он подготовил безупречный план действий.

— Мадам, у меня к вам есть поручение от отца! — горделиво выпрямившись, начал он.

Маман мгновенно тоже приосанилась и придала своему лицу сосредоточенное и гордое выражение.

— Не соблаговолили ли бы мужчины вашего почтенного семейства отвозить и привозить моего отца на судебные заседания, а мать — по ее дамским делам? Ведь они занимаются частным извозом, не так ли, и у вас имеются две коляски?

Маман, гордая от того, что ни у кого в округе более нет двух колясок и решившая, что подцепила на крючок большую добычу, охотно дала согласие, не посчитав нужным даже испросить согласия старого графа и своего мужа.

— Ну конечно же, в любое дня и ночи! Только пришлите посыльного с вестью, что господину судье нужна наша помощь! — голос ее звучал до того сладко, что во рту у Елены мгновенно появился приторный привкус.

Невооруженным глазом было видно, что маман заискивает перед сыном судьи.

Подобное поведение Ветер неоднократно подмечал у многих своих знакомых и в свои семнадцать лет отлично научился скрывать брезгливость, которую при этом испытывал.

— Что ж, хорошо! Будем считать, что с формальностями покончено, так что перейдем к вопросу званого вечера. Где будет проходить данное мероприятие? В какой из комнат этого дома? — и он устремил взгляд вглубь дома.

— Что вы! Какой дом, в такую чудную летнюю погоду? Вечер будет проходить во французской манере, в саду! В беседке! — гордо вскинув голову, ответила маман.

— Но вечер обещает быть прохладным, а дамы будут одеты в лёгкие бальные платья! — воскликнул Ветер, представляя, какой будет заголовок в его завтрашней статье: «Скупа до безобразия!»

— Не замерзнут! Беседку сейчас украсят большими и плотными занавесями, через плотную ткань которых не пробьётся никакой ветер! В самой беседке поставят мангалы и масляные фонари! Будет и светло и тепло! — быстро сориентировалась маман, судорожно пытаясь понять, где сейчас искать старого графа, чтобы все это выполнить.

Занавеси у нее действительно имелись — большие, длинные, сделанные из плотного и грубого льна. Они были такими плотными, что действительно никакой ветер сквозь них не проникал. От времени занавеси приобрели приятный персиковый цвет, но нарисованные на них синие васильки совсем не потускнели.

— Что ж, это звучит очень красиво! — восторженно произнес Ветер. — Мне не терпится всё увидеть! А что, Елена, вы будете на вечере в этом платье? Я знаю, что Тина и приглашенные ею на вечер леди будут в бальных нарядах! — обратился он к Елене.

Та открыла было рот, но тут же его захлопнула, так как за нее быстро ответила маман:

— Нет, конечно! Елена будет в чудесном белом бальном платье! С меховой белой накидкой!

— Что ж, это хорошо! — со смехом произнес Ветер. — А нельзя ли поинтересоваться, куда же вы, в таком случае, собрались во всем таком великолепии? Только не говорите, что так ходите дома, я в это не поверю ни за что!

— Она идет приглашать на вечер князя, по происхождению принадлежащего к правящей династии! — снова не дав и рта открыть, ответила за Елену маман.

— О, на вечере будет сам князь Базилио? Успех моей статьи будет обеспечен! Я уже вижу, как весь тираж уже до обеда раскупят! О вашей семье будет говорить весь город, и все будут желать познакомиться с вами! — хитрые карие глаза Ветра сверкнули с мнимым восхищением в предвкушении того, что он может получить от своей статьи большой гонорар.

Так как маман не давала ей вставить ни единого слова, Елене ничего не оставалась, как только стоять и слушать этот диалог и рассматривать их гостя. Ветер был чуть выше Елены, одет в безупречный и дорогой костюм-тройку чёрного цвета. Лицо его казалось будто высеченным из мрамора — резкие высокие скулы, чёткий раздвоённый подбородок... Телосложения он был среднего и не казался таким худым, как Митрий. Елена его прекрасно знала. Они, как и с Вальдемаром, так и с Митрием, были знакомы с детства, и она искренне недоумевала, отчего же нужно было разыгрывать спектакль «Знакомство». Конечно, за то время, пока Елены не было в городе, все выросли, сильно изменились. И Джон из маленького мальчика превратился в юношу с весьма колоритной и запоминающейся внешностью.

— Вы не будете так любезны сопроводить Елену к князю? Она хочет лично передать ему приглашение на вечер! Тина не дала нам возможности заранее подготовить пригласительные и разнести их! — гордо обратилась к нему маман.

— Это будет для меня большой честью, сударыня! — ответил Ветер и услужливо подставил согнутую руку Елене.

Они вместе вышли из дома и направились к дому князя, а маман, подождав немного, тоже выскочила из дома побежала искать старого графа, чтобы заставить того сделать все то, о чём она только что с живостью рассказывала Ветру, а именно — повесить занавеси и поставить мангалы.

Отойдя подальше, молодые люди дружно рассмеялись, и Джон заключил Елену в свои объятья, задержав её в них немного дольше положенного.

— Боже, как ты изменилась! Передо мною уже не маленькая пухленькая девочка, которую я знал, а очень соблазнительная девушка! — Джон с улыбкой смотрел на Елену, держа ее за руки. — И не будь я твоим другом, то непременно бы решил за тобой приударить! Ну-ка, покрутись! — с этими словами он покрутил Елену вокруг себя. — Ох, хороша, чертовка, хороша!

— Да и ты тоже изменился! Вон какой франт стал! Тебе так идет костюм-тройка! Ты просто щеголь, да и только! — краснея, парировала Елена.

— А что, князь и впрямь будет на вечере? — с самым серьезным видом спросил Джон.

— Честно, не знаю! Вот для этого мы с тобой и идем, чтобы его пригласить, — проговорила Елена, пробираясь сквозь кусты жасмина и дыру в заборе, разделяющую два имения. Джон, пробирающийся вслед за ней, вдруг вспомнил, как в детстве они вот так же играли, в этих самых кустах.

— А помнишь, как я тебе эти кусты в первый раз показал? Видишь, этот куст словно трон? Так странно — годы прошли, а он не изменился, только мы взрослее стали и уже не поместимся на этот трон.

— Помню... — с грустью в голосе произнесла Елена. Ее глаза наполнились слезами. Живя на хуторе, вдалеке от своих друзей, она чувствовала, что ей очень их не хватало, и она с тоской вспоминала о них каждый день.

— Ты когда маме представлялся... Я удивилась, а почему псевдоним именно Ветер? От сокращенной фамилии?

— Вот ты говоришь, что все помнишь, а сама забыла! Я как-то раз в детстве бегал к тебе и обратно несколько раз на дню. И так быстро бегал, что ты при всех произнесла: "Джонни, ты летаешь словно ветер!" Ты уехала, а эта фраза сократилась до одного слова — Ветер. Сначала кликать Ветром меня стали Тина и Вольдемар, а чем больше людей становилось в нашем окружении, то тем реже стали вспоминать мое настоящее имя. А когда я стал работать в журналистике, то и вовсе официально взял этот псевдоним. Так что ты, можно сказать, изобретательница моего псевдонима! — рассмеялся Джон.

Елена внимательно посмотрела на Джона и отметила, что ему очень идет псевдоним Ветер. Он и вправду был легким и воздушным, быстрым в движениях и лёгким на подъем, словно весенний ветерок. За разговорами они и не заметили, как подошли к дому князя. Поднявшись на крыльцо, Джон долго стучал в дверь, но в доме царила гробовая тишина.

— Ты уверена, что дома хоть кто-то есть? И вообще, с чего ты взяла, что князь в городе? Дом выглядит совершенно нежилым...

— Князь два дня назад сидел вместе со мной, Тиной и Вольдемаром у нас во дворе и играл на гитаре. Тина и Вольдемар могут подтвердить мои слова! — произнесла Елена, сама уже сомневаясь, что в доме кто-то может быть, но тут на втором этаже открылась балконная дверь и на лоджию вышла дородная пожилая женщина. Она строгим взглядом смерила непрошеных гостей и сурово произнесла:

— Шла бы ты к себе, девочка! Князя здесь нет!

— Как — нет?! — пыталась протестовать Елена. — Он же обещал прийти меня навестить! Это было два дня назад!

— Вот именно, это было два дня назад, но его сейчас нет! И шла бы ты отсюда, пока я собак не выпустила!

Гордо выпрямив спину и расправив плечи, приняв, как ей казалось, горделивую позу, Елена произнесла:

— Когда князь вернется, то передайте ему, пожалуйста, что в соседском имении будет званый ужин, и он приглашен.

— Ты, видимо, слов не понимаешь? Пошла отсюда, нищебродка! Ты о чем размечталась? Замуж за принца захотела? Увезли принца подальше от тебя, чтобы ты его своей наивностью не покорила снова! — если до этого женщина говорила тихо и спокойно, то тут не просто повысила голос, а в нем ясно зазвучали злые нотки.

Елена была обескуражена неприятными словами незнакомки и, сбросив с себя гордость и став обычной хуторской девочкой, произнесла:

— Во-первых, с чего вы решили, что верхом моих стремлений — выйти замуж за вашего принца? А во-вторых, почему снова? Я с князем Базилио познакомилась лишь три дня назад, а до этого и знать не знала!

Елена от злости уже почти кричала на эту женщину, но та, бросив на неё презрительный взгляд, ушла с балкона, даже не удосужившись ответить.

Все это время Ветер молчал и лишь наблюдал за перепалкой двух женщин. Видя, что Елену буквально трясет, и справедливо полагая, что это не от холода, а от гнева, он взял ее под локоток и настойчиво стал уводить той же дорогой, что они и пришли.

— Не, ты слышал? Оказывается, предел всех моих желаний — заполучить их принца!

— Согласись, на их месте я бы подумал так же. Ты стоишь под балконом в платье, верх которого почти полностью обнажает тебя, разжигая желание... Я и то себя еле сдерживаю, чтобы не повалить тебя в кусты и не взять силой! — усмехнулся Ветер.

— Снова... Это значит, что подобное было раньше? — спросила Елена, пропустив мимо ушей все слова, сказанные Ветром.

— Ты действительно ничего не помнишь? Когда вам обоим было лет по пять, князь очень был к тебе привязан. Он даже ночи переносил очень тяжело, еле дожидался дня и бежал к тебе. Из-за того, что он ночами не мог спать, и было решено увезти его подальше от тебя. Ну же, вспоминай!

В памяти Елены начала смутно всплывать картинка из далёкого-далёкого детства: вот они в песочнице...Тина, Вольдемар и... и кто это? Базилио? Двое взрослых мужчина и женщина насильно уводят его из песочницы, а тот кричит, плачет и тянет свои руки к Елене. Она же, как и двое ее друзей, стоит в полном недоумении: почему ему нельзя с ними играть? И эта седая женщина тоже тут — она кричит на Елену и грозит пальцем, тряся им у неё над головой... Из дома выбегают маман со старым графом, и вот уже седая женщина начинает браниться уже с ними, и маман тоже кричит на нее. Для маленькой Елены они обе кажутся собаками, исступлённо лающими друг на друга.

Ни слов, ни тем более смысла от всего, что происходило, Елена в то время не поняла, тем более, что сейчас прошло слишком много времени... Зато хорошо запомнилось, что старый граф, недолго думая, развернул седую женщину за плечи и дал ей пинок под зад, взмахом руки показывая, чтоб та убиралась прочь. Все это Елена тут же рассказала Ветру.

— Вот видишь! У Базилио в детстве была некая форма зависимости от тебя, которая лечилась лишь расстоянием, а зная твою семейку, нетрудно представить, что такого могли наговорить в перепалке, а тем более — дать ногой под зад двоюродной бабке принца. Удивляюсь, как это ваше семейство тогда в ссылку не отправили! — засмеялся Ветер.

— Но какая же я нищебродка? Вон, и особняк есть, и две кареты... И деда моего все уважают! — не унималась Елена.

— Каким образом вашей семье достались особняк и кареты, весь город знает. Деда твоего не уважают, а заискивают перед ним, ибо он один в этом городе работает извозчиком, который берет лишь копейки или возит вообще бесплатно! — ухмыльнулся Ветер.

— Как это — бесплатно? В чем же тогда смысл этой работы?

— Твой дед надеется, что когда-нибудь сможет получить выгоду от тех людей, которых он возил. Так сказать, натуральный обмен!

— И отчим так работает?

— Нет, отчим работает за деньги и никогда ни перед кем не заискивает! Он в этой семейке словно чужой.

За разговорам они уже не заметили, как оказались у особняка, где жила Елена, в распахнутые ворота которого въезжал кэб, которым управлял отчим, а в коляске сидела горделиво надутая маман. Едва сойдя на землю, она тут же стала руководить мужем, куда и что надо ставить. Отчим спокойно выполнял все приказания, изредка посматривая на жену и в синих глазах его, сверкавших от гнева, явственно читалось: "Как ты меня достала!"

Наблюдая за ним, Ветер произнес:

— Ангельское терпение у твоего отчима... Другой бы давно ее послал далеко и надолго!

Елена была согласна с его высказыванием.

Когда беседка была украшена занавесями и разожжен огонь в мангалах, приехала Тина, одетая в бархатное зеленое платье, полностью закрытое и с длинными обтягивающими рукавами. Она сухо поздоровалась и села в дальний угол беседки, показывая всем видом, что у неё совершенно нет настроения разговаривать. Через десять минут приехал Вольдемар — как всегда элегантно одетый, на сей раз в бежевый костюм-тройку. Рядом с ним важно вышагивал незнакомый Елене молодой человек, чопорно опирающийся на трость, при виде которой становилось ясно, что она до неприличия дорогая и стоит целое состояние. Он тоже был одет просто и вместе с тем изысканно. Ткань его костюма казалась в разы дороже, чем у костюма Вольдемара. Он был выше его на целую голову, пышные блестящие каштановые локоны незнакомца обрамляли узкое красивое лицо, с которого презрительно и холодно смотрели темно-карие глаза. Правильный красивый нос, тонкие губы... Взгляд излучал уверенность и высокомерие, а походка была такая же самоуверенная, как и взгляд. Оба молодых человека подошли к беседке.

Оба поздоровались одновременно, словно близнецы, отчего Елене стало смешно, и она усмехнулась, да так резко и громко, что нового незнакомца передернуло от ее неподобающего, по его мнению, воспитания, которое положено любой приличной девушке. Вольдемар посмотрел на нее осуждающе, но этот взгляд Елена восприняла опять по-своему. Она еще раз усмехнулась открыто и вслух, передернула плечами, словно говоря: этикету не обучена, так что принимайте меня такой, какая я есть!

— Позвольте мне представить моего друга — князя Константина, урожденного фон Борзина, — начал было Вольдемар.

Первой не выдержала Елена. Ей показалось смешным, что фамилия князя напомнила ей название собачьей породы, и она рассмеялась так звонко и громко, что заразила своим смехом и Тину, которая сидела в углу, и Джона, который старался держаться высокомерно при виде нового знакомого. Впрочем, они оба старались сдерживать смех, прикрывая рот ладонями.

Вольдемар, тоже зараженный радостным и чистым смехом подруги, было улыбнулся, но тут же вспомнил, что смеяться над другом — полнейшая бестактность, и бросил осуждающий взгляд на Елену, кивком призывая ее собраться и вести себя достойно... Мол, мне очень за тебя стыдно!

Смех Елены звенел звонко и чисто, словно серебряные колокольчики. Еле успокоившись, вытерев выступившие слёзы и переведя дух, она произнесла:

— Добро пожаловать в наше имение, граф. Мы очень вам рады.

Граф оскорбленный такой встречей, только поджал тонкие губы и хмуро кивнул в ответ. Вольдемар, чтобы хоть немного снять напряжение, торопливо произнес:

— Смотрю, мы слишком рано приехали, еще ничего не готово. Ни закусок, ни выпивки...

Елена побелела от ужаса, так как и думать забыла, что на данном мероприятии непременно должна быть еда и напитки. Она подумала в отчаянии, что маман вполне может ничего и не подать, даже воды из дома не позволит вынести, но тут доселе молчавшая Тина подала голос:

— Вольдемар, это какое-то безобразие! Елена сегодня заказала в ресторане угощения для вечеринки, но их до сих пор так и не привезли. Сам понимаешь, что Елена порой бывает очень стеснительной и поэтому не всегда может настоять на своём, так что нам с тобой придется ехать самим и выяснить, что за заминка у них произошла! — и жестами показала: мол, поехали, потом все объясню.

Тина и Вольдемар уехали, а Елена, так и не понявшая плана подруги, интуитивно всё же поняла, что та исправит создавшееся положение.

В беседке повисло напряженное молчание. Елена не знала, о чем можно поговорить с Константином, а тот был еще рассержен на её беспардонное поведение и не желал разговаривать. Чтобы немного разрядить обстановку, ситуацию в свои руки взял Ветер.

— И давно вы дружите с Вольдемаром? — спросил он у Константина.

— Давно! — сухо ответил тот.

— Сколько лет? — поддержала Елена разговор. — Вот мы с Вольдемаром знакомы с самого детства, а вы?

— А мы шесть лет! И это шесть лет непрерывного общения! — злобно ответил Константин.

— Странно, но Вольдемар никогда не рассказывал о вас...

— Когда же он вам должен был обо мне рассказать, вы ведь в этом городе не проживаете, и в последний раз видели его бог знает сколько лет назад. И, насколько я осведомлен, вы никогда не состояли с ним в переписке, чтобы быть в курсе его жизни здесь. Вы всего лишь знакомая, которую с трудом можно назвать другом.

От таких слов Елена заметно расстроилась, но решила не думать об этом сейчас, а подумать завтра, и как ни в чем не бывало продолжила разговор.

— Скажите, а откуда у вас столько гордости? Из-за вашего титула? Или вас так воспитали?

— Мой титул не позволяет мне фамильярно общаться с кем бы то ни было! — брезгливо произнес князь.

— Да что вы говорите? Меня окружают и графы, и князья, но впервые я вижу такого высокомерного зазнайку, — усмехнулась Елена. — Проще надо быть, и люди к вам потянутся!

— А мне не нужно, чтобы ко мне тянулись люди! — парировал князь.

— Так зачем вы тогда сюда пришли?

— Я особо и не хотел, но Вольдемар убедил, что вы мне понравитесь, говорил, что тут будет весело. Вижу теперь, что он ошибался во всех своих предположениях. Но я обещал ему остаться здесь до конца вечера, и я сдержу свое обещание. И, как бы мне ни было неприятно общение с вами, я всё же постараюсь быть, как говорят подобные вам, милым и пушистым.

Джон нервно курил, не встревая в разговор. Ему не нравилась интонация, с которой князь говорил с Еленой, но и Елена была не права, отвечая грубо и резко, провоцируя князя на открытый конфликт.

Примерно через час вернулись Вольдемар с Тиной, которые привезли с собой много закусок и выпивки, и мужчинам пришлось таскать все самим. В роли грузчика пришлось поработать даже князю Константину. Впрочем, он перенёс это испытание стойко, однако поджал губы, показывая, что это ему всё не по душе. Вольдемар же молчал и делал вид, что не замечает недовольство друга.

Вместе с Вольдемаром и Тиной прибыла новая гостья, но в суете, что поднялась при переноске угощений, ее никто не представил, и она молча сидела, наблюдая за передвижениями. Елена подошла к Тине и шепнула на ухо:

— А это кто? И как ее зовут?

— Это моя кузина, Тася, — передернув плечами, недовольно сказала Тина.

— Кузина? Сестра, что ли? По какой линии? — услышав перешёптывание подруг, включился в диалог Ветер.

— Фу, тоже мне, сестра! Забудь, что я сказала! Притащила ее на свою голову... — злобно шепнула Тина, кивнув на Тасю.

Это была юная девушка с испуганными глазами молодой газели, одетая в скромное и простое платье из льна, украшенное такими же простыми самодельными кружевами, словно и не принадлежавшая к знатному роду Тины. Волосы её были цвета промокшей соломы и убраны и зачесаны так, что полностью открывали шею. Но, как бы они хорошо не были зачесаны, несколько упрямых завитушек выпрыгнули из тугой прически и задорно поблескивали в свете ламп.

— Сделай милость, не общайся с ней! Ей тогда станет скучно, и она уедет сама, — обратилась Тина к Елене, но у той, как говорится, мгновенно проснулся бес противоречия, и она решила окружить Тасю всем возможным ей гостеприимством и нежностью.

— Привет, я Елена! — сказала она, подходя к девушке, и протянула ей совершенно по-мужски руку. — А ты Тася? Будем знакомы, рада тебя видеть!

Тина, изменившись в лице, недовольно сморщила нос и, раздраженно отвернувшись, отошла к одиноко сидящему князю Константину. Тот признал в Тине ровню, приосанился и стал разговаривать с ней непринужденно, позволяя себе иногда даже посмеиваться.

Образовалось как бы две компании: в одной были Елена, Вольдемар, Ветер и Тася, которые проводили время весело и непринужденно — они смеялись, вспоминая те дни, что они проводили вместе в детстве, поглощали напитки и угощения. Константин же и Тина сидели отдельно от прочих и то и дело недовольно поглядывали на первую компанию, показывая всем видом, что совершенно не одобряют их поведения. Где-то в девять вечера в беседку вошел Митрий со своей спутницей и, так как компания уже изрядно выпила спиртного, их приветствовали громкими радостными выкриками.

— Познакомьтесь, это Яна. Ее семья снимает этаж в моем особняке. У нее семья военная и в этом году откомандирована в наш город. У Яны нет совсем знакомых, и я позволил себе привести ее на этот вечер! — весело и задорно произнес Митрий.

Яна была девушкой очень худощавого телосложения, с роскошными каштановыми волосами и большими карими глазами, одетая в платье, сшитое по последней парижской моде. Всей своей хрупкостью и изнеженностью она напоминала Елене фарфоровую куклу из тех, что стояли в витринах дорогих магазинов. Казалось, дотронься — и она разобьется. Яна легко вписалась в компанию. Она с удовольствием ела все, что предлагали, громко смеялась, рассказывала о долгих путешествиях по необъятной родине, но от шампанского наотрез отказывалась. Мужчины очень много курили — подобно паровозам, но для этого отходили в сторону от девочек. Тогда становилось немножко грустно, и Елена, Яна и Тася звали их обратно к себе. Во время перекуров Константин тоже покидал Тину, присоединяясь к компании мужчин, но она всё же упорно не подходила к девочкам, не желая никакого общения с кузиной.

Елена делала вид, что не замечает сердитости Тины. Тася делала вид, что ее это не касается, а новенькая, Яна, сочла, что в этой компании все так заведено, и поэтому не обращала особого внимания. Когда пробило одиннадцать ночи, князь Константин уехал домой, прихватив Тину, которой было по пути с ним, и Вольдемар расслабился. Он прилег на скамейку, положив голову на колени Елены, отчего та сначала напряглась от неожиданности, но внушив себе, что ничего такого здесь нет, расслабилась. Вечер проходил мило и непринуждённо, беседы были неспешные, веселые, иногда друзья пересказывали друг другу какие-то научные статьи, которые кто-то и где-то прочитал. Елена словно была центром, этакой маленькой вселенной или солнцем, вокруг которого собрались ее планеты — друзья.

Занавеси плавно покачивались от слабого ветра. Вечер, хоть и был прохладным, но друзья не страдали от этого, так как их согревало тепло мангалов. В воздухе витали запахи жасмина и свежей листвы. Елена хотела, чтобы этот чудесный вечер никогда не заканчивался, ведь рядом с ней были ее любимые друзья, по которым она так сильно скучала, проводя долгие грустные вечера на хуторе. Даже то, что Тина не хотела общаться из-за того, что тут присутствовала Тася, даже то, что она уехала вместе с князем Константином, который невзлюбил её с первого взгляда, не испортило Елене общего впечатления об вечере. Она вглядывалась в лица друзей и думала, как же ей будет всех их не хватать. Она еще не уехала, но уже бесконечно по ним скучала! Брутальный Ветер... Смешной Митрий... Милый и родной Вольдемар... Простая и настоящая Тася... Красивая и поэтому похожая куклу Яна...

Елена глубоко и печально вздохнула, чем привлекла всеобщее внимание. Лежа на ее коленях, Вальдемар спросил:

— Ты чего так печально вздыхаешь, ведь вроде все хорошо. Всем весело!

— Я по вам так сильно буду скучать... — печально произнесла Елена.

— Ты чего? Мы ведь еще здесь! Впереди еще три месяца лета! Лето только началось, и ты еще не уехала! А потом через год опять будет лето! И ты приедешь, и снова все вместе будем сидеть в вашей беседке. Не вижу смысла скучать заранее! — поучительно сказал Ветер.

— Я всё равно скучаю уже сейчас по вам всем! Даже не по тому следующему лету, а потому, что года через три всем нам будет по двадцать лет. Яна уедет с родителями в другие города. Вольдемар поступит и выучится на врача. Тася выйдет замуж и будет очень сильно занята в своей новой семье. А Митрий и вовсе не захочет со мной общаться...

— С чего ты это взяла? Ты что, обладаешь даром предвидения? — спросил Ветер.

— Не знаю, но почему-то я так вижу! Я чувствую так! И мне от этого так грустно, так одиноко! Милые мои, как же я вас сильно люблю! Как же я по вам уже скучаю, хоть вы сейчас и со мной!

— А где буду я, по-твоему, что будет со мной?

— Ты станешь очень влиятельным человеком и только один раз, пройдя мимо, отнесешься ко мне по-прежнему. В следующую же нашу встречу сделаешь вид, что не знаешь меня.

— А я-то почему с тобой не захочу вообще общаться? — спросил Митрий.

— Ты меня просто будешь ненавидеть... — грустно произнесла Елена, из глаз которой уже катились слезы.

Она не могла их сдерживать, и они всё лились и лились, словно кто-то в ее душе открыл краник отчаяния.

— Что же ты такого натворишь, чтобы я тебя возненавидел? — возмущался Митрий.

— Не знаю! Просто не знаю! — плакала Елена. — Но знаю, что я уже скучаю по вам! Сильно!

Вольдемар, подняв голову с колен Елены, сел рядом и обнял её:

— Обещаю, где бы ты ни была, ты всегда будешь чувствовать мою поддержку!

Яна и Тася только ошарашенно смотрели на происходящее, не вступая в разговор. Они были в шоке от происходящего и восприняли слова Елены как пророчество.

— Хватит хандры! — весело произнес Митрий и, взяв гитару, которую привез с собой Вольдемар, запел. Он пел песню за песней. В одной повествовалось о нелегкой судьбе солдата, которого не дождалась девушка. В другой — о том, как тоскует мать из-за того, что её сын погиб на войне. А под конец спел еще романс о любви и верности.

Слезы закончились сами, как только Елена отвлеклась, слушая голос Митрия, который показался ей очень чудесным. Было в нем что-то такое, что отличало его исполнение от исполнения Вольдемара. Голос Митрия был светлым и звонким, переливчатым, словно хрустальный водопад, мягко обволакивая такой нежностью, что слезы сразу высохли.

— Я и не знала, что ты умеешь петь! — восхитилась Елена.

— Я не умею петь, я умею играть на гитаре! — весело ответил Митрий.

— Но ты же сейчас пел! — возразила ему Тася.

— Я старательно попадал в ноты, только и всего, а голоса-то у меня нет. Меня брат научил слышать ноты, а вот голос развить так и не могу, — объяснял Митрий. — Брат у меня окончил музыкальную консерваторию, у него идеальный слух, вот он и научил меня слышать ноты.

Разошлись все далеко за полночь. Уже лежа в постели, Елена всё вспоминала голос Митрия, который нежными переливами звучал в ее голове. Ее одолевала печаль, что такого чудесного вечера больше никогда не повторится. Эта грусть ее мучила, и наконец, не выдержав, Елена зарыдала. Проплакала она почти до рассвета и только с наступлением рассвета, обессиленная от слез, уснула.