Этюд в зелёных тонах (джен)

Мы медленно вышли на крутой холм, обрывавшийся вниз, в озеро… на фоне которого блёкла даже огромная, чуть наклонившаяся бронзовая статуя, местами покрытая зелёной патиной, постамент которой утопал в какой-то довольно странной растительности.

— Эм, знаешь, Пирл, ближе лучше не подходить, — Флаттершай пошла в сторону вершины, огибая памятник. — Особенно нечаянно.

— Почему? — хотя куда больше меня интересовало мельком увиденное озеро, но репортёрское нутро ненасытно забурчало, учуяв новую тайну. — Если не ошибаюсь, вон на постаменте букеты лежат… кто-то же подходил, значит?

— Скутс’таэли подходили, да, но чаянно, — кивнула пегасочка, тщательно выбирая дорогу между купами цветов, похожих на… я собрался было понюхать, но меня резко дёрнули назад.

— Не тронь, это же ромашки! Их нельзя нюхать!

— Ромашки?! — всё, что я нечаянно понял — это что я отчаянно чего-то не понял. — Э… Они тут что, ядовитые?

— Они тут алкогольные, — мрачно сказала Флаттершай. — Скутс’таэли из них ром выжимают… неимоверной крепости. Слава Луне, что не пьют, а загоняют грифонам и якам… их в школу Дружбы и так, просто, понаехало даже слишком много. А ещё как топливо… И дух у них такой ромовый, что с одной понюшки валит даже камнедила, начхав на метаболизм. Гарри как-то подсел, еле откачала алкаша мохнатого. У, злыдень, сколько нервов мне извёл… Вот, смотри.

Она достала из сумки длинную костровую спичку, чиркнула о торчащий камень и осторожно, концом вытянутого крыла, поднесла к невинного вида цветочкам. Полыхнуло, как из домны, провощенная спичка облетела пеплом до самых перьев мгновенно.

— Ого… — я постарался обойти коварные рюмашки подальше. — Ядрёные цветики.

— Не то слово… — пегасочка помахала опалёнными перьями, сгоняя слабый дымок. — А памятник… ну, вокруг него растут чайные хентакусы… это такие фикусы, они отчаянно души не чают в чае и хентае, и неизвестно, в чём больше. Но неправильный мёд они любят ещё сильнее, и скутс’таэли их потчуют чаем с таким мёдом до тех пор, пока они не засыпают, и тогда уже… а ещё сюда ходят те чудные пони из пятого колена, тоже с чаем… ну и вот, кладут всякие цветы…

— А кому памятник, кстати? — я прилежно снимал памятник, слушая её рассказ. — И что это вообще за существо? Я тут опознаю только халат и хвост. Хотя пять разных ног, клюв и полосатые щупальца сочетаются с хоботом и ушами коалы довольно гармонично, надо признать.

— Ну… — пегасочка забавно нахмурилась, глядя на громадину монумента. — Говорят, что некоей Неопознанной Квагге. Когда-то она была учёной, и учила студентов, но то ли те оказались слишком непутёвыми, то ли она плохо учила, то ли вообще не тому… словом, эти самые студенты якобы что-то там напутали, изобретая новый источник энергии, и он так криво и косо рванул, что изменил законы природы и тем самым погубил предыдущую цивилизацию, и тогда уже уцелевшие не то сделали поней, чтобы те выжили в новом мире, не то сами в них превратились… ну, такая у них легенда, вот. А выглядит она так, потому что неопознанная. Говорят, она являлась почитателям во множестве обличий. Никто уже не знает, как она выглядела на самом деле… если вообще как-то выглядела.

— Как у них тут интересно, надо же, — я снял Неопознанную Кваггу с ракурса роскошной полосатой кормы. — Пожалуй, хватит на большую статью о культуре диких народностей… а то и на диссер.

— Не такие уж они и дикие, просто, ну… странные, — пожала плечами Флаттершай. — Если прикрыть попоной крылья и не говорить с тамошними единорогами и земнопони о перьях, майонезе и магии, то вполне можно общаться. Ну, и накладной рог, если идёшь к единорогам. А вот Твай и Рэр маскироваться было сложнее, настоящий рог-то поди ещё спрячь… Но ничего особо интересного они там не нашли. Ни интересных нарядов, ни научных открытий… разве что приборы с той летучей супницы, которые они научились делать, и этот… пипконет, кажется. Твай, когда его изучала, чуть в нём с коньцами не потерялась, еле Старлайт вытащила, ужасно перепугалась и велела к ним не ходить и не использовать эти… смурфоны, или как их там. Сказала, что эта зараза может погубить и нашу цивилизацию. Ну, им со Старли виднее. Пинки потом, правда, ещё перекрасила гриву и хвост перекисью водорода, чтобы не узнали, нацепила рог, крылья, одолжила у Старлайт её вилку, и в порядке эксперимента устроила Объединительную Вечеринку на все три лесных города, потом жаловалась, что они там все об угол стукнутые, шуток не понимают, и вообще — хентакусы нехуфиг поливать супом… они от этого звереют. Дальше выяснять я, ну… не рискнула.

— М-да… Пожалуй, эту тему в статье лучше не развивать, — пробормотал я, чувствуя, как горят уши. — Нас и дети читают, и вообще… нелюбители чересчурностей.

— Н-ну… наверное, да, — согласилась Флаттершай, смущённо отводя глаза. — Ну ладно, это неважно, лучше вот, смотри…

Мы вышли на край обрыва, и у меня перехватило дух. Под нами раскинулось… нет, даже не отражённое ночное небо. Под нами лежала сама ночь с бессчётными галактиками и туманостями, мириадами звёзд, искристой пылью сияющих в бездне космоса. И драгоценной жемчужиной в этой чудесной раковине, в самом глубинном сердце звёздного озера, сияла мягким опаловым светом луна.

— Открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне — дна, — тихонько произнесла Флаттершай, садясь на край и предаваясь созерцанию. — Знаешь, каждый раз, когда я… ну, бываю здесь, я не могу оторваться от этого… это как сказка наяву, правда?

— Да… — я зачарованно любовался фантастическим зрелищем. По лениво распростершейся внизу ночи текли серебристые завитки лёгкой туманной дымки, временами почти скрывая гладь удивительного озера. — Что… Что это за место?

— Это, ну… проще увидеть, чем рассказать. Но… — Флаттершай на миг задумалась, затем вдруг пряднула ушками, будто к чему-то прислушиваясь, потом с на удивление нежной улыбкой покачала головой. — Время здесь течёт по-другому, и время почти настало… а может, она позволила ему настать? Чтобы, ну, чуть-чуть покрасоваться… она любит, чтобы ими любовались и восхищались…

— Кто… — начал было я, но золотистое перо коснулось губ, запечатывая их.

— Тш-ш-ш… — прошептала Флаттершай с улыбкой, затем вытянула крыло. — Они уже пришли к ней. Смотри.

Лес всколыхнулся. Вековые деревья раскачивались и шумели кронами — сквозь чащу двигалось что-то огромное… и не одно. Я потрясённо смотрел, как из Леса выходят гигантские призрачные чудища… но страха почему-то не было. Может, потому, что Флаттершай смотрела на грандиозное зрелище, продолжая мечтательно улыбаться, а может, потому, что выходившим из леса Созвездиям не было до земных мелочей никакого дела, а может, потому что… скользящая над гладью спящей пока Ночи дымка поднялась, окутывая высокий утёс на дальнем берегу, склубилась в смутно знакомый образ, расступилась… Созвёздия склонили головы, приветствуя Владычицу Ночи, чьи глаза на миг ослепительно вспыхнули. Луна величественно кивнула. Огромные звери и какие-то вовсе уж удивительные создания склонились к воде, озеро стремительно начало светлеть, над опускающейся поверхностью проросли скалы… но ненадолго. В темнеющем небе возникли первые звёзды, складываясь в три странных и одинаково правильных созвездия, и пока я соображал, что это могло бы быть, они распахнулись. Из огромных коробов вниз хлынула синева, вновь затопляя озеро, солнце скользнуло вниз. То ли оно мгновенно уменьшилось, то ли озеро стало немыслимо огромным, но светило, на мгновение ослепив нас и обдав вспышкой тепла, оказалось по ту сторону. Теперь и луна, и солнце медленно кружили в озере, словно танцуя в странном приветствии, а тем временем звёздные звери и прочие существа, обступившие озеро и успевшие вырасти так, что Лес уже казался травой под их лапами, разом взмыли ввысь, теряя очертания и врастая знакомыми контурами созвездий в небосклон, и нас накрыла ночь, рассыпая великолепие звёзд и туманностей до горизонта. Луна, прикрыв глаза и вскинув голову, распростёрла искристые крылья — и небо перечеркнула искристая полоса Млечного Пути. Последней, повинуясь движению сияющего рога принцессы, из озера, неохотно расставшись с солнцем, поднялась и взошла гордо воссиявшая луна, словно ставя точку в невероятном представлении. Открыв глаза, принцесса вдруг посмотрела прямо на нас. Я даже не успел сообразить, пугает ли этот взгляд, исполненный мощи, или восхищает… Флаттершай же просто с застенчивой улыбкой помахала лапкой. Луна чуть заметно усмехнулась, кивнула нам и исчезла, оставив залитое солнечным небом озеро с барашками облаков под рябью волн.

— Ну вот, — сказала Флаттершай. — Утром они вернутся в лес… а нам лучше уйти обратно в нашу сказку, потому что сейчас здесь распустятся огнецветы. И прилетят Лунные Шмели за дактаром и крупцой, чтобы сделать неправильный мёд для созвездий на утро, но это уже дело Селестии, которая поднимет солнце с той стороны мира…

— Шмели? Они могут нас ужалить? — слегка встревожился я, спеша за пегасочкой обратно в Лес мимо памятника Неопознанной Квагге. Хентакусы на глазах стремительно сворачивались и втягивались под землю.

— Нет, что ты? — удивилась Флаттершай, огибая приснопамятные ромашки по широкой дуге, хотя зловредные цветики тоже усердно закапывались. Ну что ж, немудрено, что они боятся высоких градусов, учитывая их градусность. — Они миролюбивые… ну, и слишком большие, чтобы кого-то опасаться. Просто цветы очень горячие, у них лепестки из солнечного пламени. Правда, есть одна пегаска, у которой есть талант их красть и есть, но я не думаю, что сейночи мы её встретим, Пинки хотела устроить вечеринку, и… Ох ты ж. Ходу, Пирл, ходу!

Позади появилось мерцающее оранжевое зарево, и нас нагнала волна тепла, быстро переходящего в ощутимый жар. Пришлось срочно встать на крыло и ускориться под нарастающее басовитое жужжание где-то над головами.

— Шмели?.. — упыханно спросил я, уворачивась от коварно выскакивающих из сумерек деревьев. Теперь хоть понятно, почему здесь так прохладно и влажно… и почему ветви с пышными моховыми бородами опускаются, образуя завесы!

— А-агась… Они, — выдохнула пегасочка, ловко петляя между обросшими мхом стволами и проскальзывая под смыкающимися ветками. Впереди посветлело. — Скорее, Пирл, мы уже почти… выбрались!

Мы вылетели на свет, и перед нами вновь оказалось логово скутс’таэлей, а позади плотной, чуть колышущейся мохнатой стеной сошлись заросли, отгораживая одну из удивительных и странных сказок Леса. И над нами вновь было дневное небо.

«Время здесь течёт по-другому… а может, она позволила ему настать?» — вспомнил я, пытаясь перевести дух и унять колотьё в боку, но задаться вопросом, было ли это наяву или не было, и насколько велико могущество ночной Владычицы, не успел.

Плюхнувшаяся рядом ухеканная пегасочка вдруг замерла испуганным сусликом, глядя на оранжевую жеребёнку, которая, зевая и продирая глаза, выползла из Стойла, и… внезапно углядела нас. Пару секунд мы таращились друг на друга, потом мордашка мелкой начала расплываться в хищной ухмылке. Флаттершай отчаянно замотала головой, умоляюще сложив лапки, но пакостная мелочь только злорадно покивала и заорала во всю глотку:

— Народ! Подъём! Свежее мясо на кексики!!! Хватай их!

В пещере радостно взвыли хором, отчего по спине потоком помчались ледяные мурашки, а Флаттершай, схватив меня за шкирку, крикнула:

— Вверх, Пирл, они не летают!

— Эй, ну так нечестно, мы так не играем! — загомонили высыпавшиеся из Стойла жеребёнки, подпрыгивая внизу и пытаясь свинтиться в шаткую пирамиду. — Мы же вас поймали, спускайтесь, трусишки!

— Девочки, девочки, постойте, — поспешно сказала Флаттершай, расстёгивая сумку. — Я согласна, так нечестно, извините нас, но мы опаздываем, мне надо зверят кормить, а Пирла с работы могут уволить, если он опоздает на поезд, и тогда он не сможет написать про вас статью, чтобы к вам приехала новая добыча… а ещё у меня есть кексики, и Пинки просила передать, что устраивает сегодня внеплановую вечеринку.

— Правда? — пирамида на лету сгребла высыпанные из сумки кексики и с чавканьем рассыпалась. — Про нас напишут? Ура! Йей, вечеринка! Мы её леворюционно разграбим! Ладно, гуляйте пока, жертвы, мы вас потом поймаем!

Грозное войско скутс’таэлей рыжим потоком хлынуло по тропинке, как лава из вулкана, отправляясь в новый набег.

— Ф-фух… — я с опаской опустился на землю. — Когда они завыли, я уж было подумал, нас и правда, того… на кексики.

— И не на абы какие кексики, а на лучшие кексики Пинки, — звонко засмеялась Флаттершай, хлопнувшись рядом на травку. — О, смотри-ка, эрегриб… удачно. Зекора просила его прихватить, если попадётся.

— Хм… — я посмотрел на здоровенный гриб, вполне оправдывающий название, пока пегасочка, жужжа что-то неразборчивое под нос, старательно его окапывала и срезала. — И что он делает?

— Лечит от нестоинства достоинства, ессно, — хихикнула Флатти, тщательно заворачивая в тряпицу и пакуя добычу в сумку на место выбывших кексиков. — Ну и если перебрать или спор надышаться, красочные глюки.

— А это… — я оглянулся на чащу. — Мы, случайно, не надышались? А то у меня почему-то странное такое ощущение, что если мы вернёмся, то никакого озера там не найдём.

— Не, озеро существует… — Флаттершай тоже задумчиво огляделась и вздохнула. — Я по нему иногда гуляю… и это очень странно и волшебно, Пирл, но… другое дело, что вместо него мы можем найти что-то ещё. Это же Лес, и магия Луны… здесь многое похоже на сон, и наоборот, сон может стать явью… но лучше этим не заморачиваться, поверь, а то можно так потеряться, что… ну, в общем, не стоит.

— Пусть так, — согласился я. — Тебе виднее. Постой, как так — гуляешь по нему?!

— Ну как? — удивилась пегасочка, шаря в кустиках на предмет других грибов. — Я ведь пегас, Пирл… а пегасы же ходят по облакам, неужели ты не в курсе?

— А причём?.. — начал было я, но осёкся. — Погоди, облака же из воды, тьфу ты… Как-то я не думал об этом в таком ключе. Значит, если…

— Ну да, вода гораздо плотнее облаков, и ходить по ней куда легче, — пожала крыльями Флатти, разглядывая отысканный маленький сморчок в явных сомнениях. — Но почему-то мало кто из пегасов об этом задумывается… или хотя бы знает про такую способность. Вот по радуге ходить гораздо сложнее, она хоть и образуется из капель воды, но это даже не облака… Нет, этот я оставлю, пожалуй, на вырост.

Она выбралась из куста.

— Когда гуляешь над целой бездонной вселенной, в голову приходят странные мысли и удивительные идеи… и это невероятные ощущения. Когда смотришь в манящую бездну и кажется, что оттуда вот-вот что-то посмотрит на тебя… это жутковато и в то же время ужасно интересно. И даже разочаровывает, когда, ну… ничего такого не происходит. А может, она и смотрит, и зовёт, но я просто не умею этого услышать и понять. Кто знает? Когда-нибудь я спрошу об этом у Луны… и может, после этого я уже не буду такой, как прежде…

Пегасочка, задумчиво кусая губку, несколько секунд смотрела куда-то сквозь меня, потом вдруг встрепенулась.

— Ну ладно, это уж точно будет не сегодня. Да, а ещё… ещё здесь бывают другие места. Я как-то видела в огромной пещере луну из сыра, которую Созвездия постепенно съедали, чтобы она становилась месяцем… ну и из молока большой Медведицы Луна потом делала новую… а солнце там было медовым пряником, выпеченным Селестией. И Луна его каждый вечер с тем самым молоком… ужинала. Ну, я даже не знаю, был ли это новый сон Леса, или… Такое это место, Пирл, здесь может быть, что угодно.

— Это я уже понял, — сказал я. — И что пытаться объяснить странности этого места бессмысленно. Оно такое, как есть, жуткое и прекрасное, сказочное и кошмарное, и это надо просто принять.

— Всё правильно, — улыбнулась Флаттершай. — Ты — понял. Значит, мы можем возвращаться. Полетели, нам ещё к Зекоре заскочить надо, гриб отдать, и уже нет нужды бродить по зарослям.

— Полетели, — согласился я, разворачивая отдохнувшие крылья и вслед за ней поднимаясь над деревьями.

Лес стелился внизу мрачным тёмно-зелёным ковром, но страха уже не вызывал, и я, невольно любуясь упругой попкой летящей впереди пегасочки, подумал, что какая-то частица меня здесь теперь тоже останется, став частью жестоких и дивных сказок, скрывающихся в его чаще. И что я непременно вернусь сюда, чтобы проверить это, и конечно же, чтобы опять увидеть Флаттершай, и даже, быть может, погулять вместе с ней по Звёздному Озеру… но это уже будет совсем другая история.