Горящий дом (гет)

Ливень ворвался в темень и сырость этой ночи. Казалось, небеса разверзлись, и мир тонул, тонул и тонул в этой бесконечной серости, сырости и мерзлоте. Проведя почти полжизни в подземельях Хогвартса, Северус привык к постоянным сквознякам, пронизывающим до костей, ему даже начало казаться, что он любит холод. А, может, он просто перестал обращать внимание?

Его жизнь всегда была полна опасностей и умения быть настороже, он прекрасно знал, что это значит — жить в постоянной бдительности, всегда быть готовым сражаться, а не бежать, несмотря ни на что — он никогда не был трусом и предпочитал умереть на поле боя, а не затаиться в незаметном уголке. Но собственный комфорт мало его заботил.

До той знаменательной ночи в Хижине. Северус помнил боль, агонизирующие стоны, пронзительный белый свет, режущий глаза, угасающее сознание, но затем… Он помнил тепло. Северус в глубине души надеялся, хотя, прекрасно понимал, что его чертова жизнь не позволит ему минутной слабости, Северус надеялся увидеть Лили и попросить прощения за свои грехи, но, конечно, кто хоть раз обращал внимание на желания какого-то там шпиона, рискующего жизнью ради чужих амбиций?

Северус чувствовал лишь пронзающую мучительную боль, но внезапно его окутало жаром и замерцал бледный свет, вероятно, исходящий из кончика чьей-то палочки. Ему стало спокойно, боль куда-то ушла. Проходили минуты, кровотечение прекратилось, и зазвучал безошибочный рефрен заклинания его собственного авторства — Vulnera Sanentur. Он знал только одного Целителя, способного исполнить столь ​​сложную магию, и он был уверен — Целитель этот не был мадам Помфри. Основная сложность в магии Vulnera Sanentur крылась в порывах души исцеляющего. В отличие от других заклинаний, творение Снейпа было основано на истинном намерении передать магическую силу другому человеку. Магия исцеления, в общем, состояла из чистой силы Света и добрых намерений, накладывая Vulnera Sanentur, Целитель черпал силу из собственной ауры — неприкасаемого источника волшебства, и только могущественные ведьмы или волшебники могли использовать столь уязвимый источник силы. Если заклинание пойдет не так, Целитель может истощить свой магический резерв.

Гермиона Грейнджер не была обычной ведьмой, и ее страсть к перфекционизму и неуемное желание помогать всем страждущим всегда управляли ее жизнью и помогали решать самые сложные ситуации. Снейп помнил, как пришел в сознание на сыром полу Хижины, его голова лежала на коленях у одной замечательной ведьмы, чей громкий лепет и бесконечные вопросы сводили его с ума, а еще, было тепло, словно кокон, окутывавшее его. Он помнил ее голос, напевающий собственную мелодию для его магии. Снейп не хотел ничего больше, кроме как закрыть глаза и раствориться в этом неземном чудесном ощущении тепла, но что-то в ее голосе заставило его собраться с силами и внимательно посмотреть вверх. Гермиона выглядела ужасно. Ее некогда блестящие волосы теперь свисали по обе стороны лица спутанными жирными прядями, ее кожа была очень бледной, почти синей, глаза утратили искру, и она казалась буквальным воплощением войны и опасностей прошлого года. Снейп закашлялся, пытаясь восстановить надломленный голос, и прохрипел ей:

— Оставьте меня в покое, мисс Грейнджер, вам нужно сражаться и спасать людей.

Она упрямо покачала головой и продолжила напевать заклинание. Не нужно быть сильным волшебником, чтобы заметить, как ее аура истончается с каждым слогом, но тем не менее, она продолжала свое колдовство. Снейп схватил ее за руку.

— Гермиона, бросайте меня, я все равно умру, лучше потратьте свою силу на более благодарных пациентов, вы даром растратите весь резерв.

Гермиона посмотрела ему прямо в глаза и пробормотала сквозь зубы:

— Я верю, что нельзя спасти все человечество, но человеку под силу спасти одну душу. Я выбрала вашу!

И вот теперь Снейп вспоминал ее слова, болезненным эхом отражавшиеся в его пустых мыслях. Он давно отчаялся узнать, почему она с таким рвением бросилась тогда его спасать, Снейп приписывал все ее мягкосердечности пополам с глупостью, но каждый день, проведенный в ее компании, учил его тому, что за ее альтруистическими наклонностями скрывалось гораздо больше, чем она когда-либо могла признать.

Однажды Гермиона помогла ему одним тоскливым вечером, когда Снейп истекал кровью и задыхался на мраморном полу в ванной комнате для учителей, и считал, сколько раундов Круциатуса ему удалось пережить в этот раз. Он не смог добраться до своих покоев, но, к счастью, Гермиона нашла его посреди ночи во время традиционного обхода старост. Она не задавала ему вопросов, она просто помогала и исцеляла, настолько неуклюже, насколько может какая-то шестикурсница, но он был благодарен и за это. После этого происшествия она стала учиться на Целителя. Чуть позже Снейп предупредил ее о серьезной опасности, в которой оказались ее родители, и, особо ни на что не надеясь, предложил ей заклинание Измененной Памяти. Теперь он чувствовал себя виноватым, но Гермиона всегда уверяла его, что трагедия ее родителей было ее ошибкой и только ее собственной. И наконец, она спасла ему жизнь, почти истратив свою магию в процессе.

— А ты даже не можешь называть меня по имени, Северус!

Ее прощальное замечание продолжало жечь мысли Северуса, и гнев на себя самого захватил его с головой. О, он хотел назвать ее по имени! Он не хотел ничего больше, чем назвать его по имени, но он вел обреченную на провал битву со своими желаниями и голосом разума. Да, она была почти на двадцать лет младше его, она была его бывшей ученицей, она спасла ему жизнь, почти потеряв собственную, и он был у нее в долгу. Рядом с Гермионой Снейпу было тепло. Ему хотелось улыбаться в ее присутствии, а со времен дружбы с Лили такого не случалось. Рядом с ней не было нужды помнить о прошлых грехах, и просто хотелось, чтобы ничего не значащие разговоры длились вечно.

Гермиона взяла за привычку присматривать за ним время от времени. Сначала Снейп жутко ругался, но вскоре понял, что она замечала что-то, чего никто никогда не замечал. Например, Гермиона всегда оставляла ему чашку чая во время приступов мигрени или оставляла дверь своей комнаты слегка приоткрытой на случай, если ему приснится очередной кошмар. Она знала, что он презирал себя в такие ночи, но никогда не комментировала и не предлагала свою помощь, она просто спускалась по лестнице, входила на кухню и тихо сидела рядом с ним, пока не наступал рассвет. Казалось, что невыносимая всезнайка окончательно утратила привычку бесконечно болтать, особенно с такими людьми, как Снейп. Она оставалась рядом с ним. И он, жаждущий человеческого тепла, был просто благодарен.

— Я думала, что ты умер, когда увидела твой горящий дом! — он вспоминал ее слова, перемежаемые рыданиями. — Я думала, что потеряла тебя навсегда, даже после того, как спасла.

Эта мысль пронзила его, как молния: не только он жаждал простого тепла, но и она. Она перестала пытаться получить ненужное одобрение других, она лишь хотела быть нужной где-то там, где ее усилия будут лелеять или, по крайней мере, замечать. Гермиона выбрала не того человека для признания своих заслуг, но Снейп был человеком своего слова, независимо от своих долгов перед ней. Северус не был уверен в своих чувствах, он вообще плохо разбирался в эмоциях, отличных от ярости или презрения, но он не мог так просто ее отпустить. И к черту последствия! Он знал, что найдет ее на пепелище своего горящего дома, поэтому схватил свой дорожный плащ, сунул в карман палочку и вышел из дома, который ему так хотелось назвать, наконец, «домом».