Горящий дом (гет)

«And I've been sleepwalking

Been wandering all night

Trying to take what's lost and broke

And make it right

I've been sleepwalking

Too close to the fire

But it's the only place that I can hold you tight

In this burning house» ©

Cam — Burning House

Пламя лизало полночное небо, лишенное луны и звезд. Небо, еще недавно покрытое густым ноябрьским туманом, теперь было черным, как смола, и парило над бесплодной почвой, разрушенной и покрытой рубцами, как застаревшая рана. Огонь горел долгие часы и, казалось, никогда не угаснет, словно чужая ненависть и печаль, проникающая в самую душу, питали его вечной силой. Дом был старым и внушающим страх. Этот древний дом в позабытом Мерлином районе стоял здесь как знак стыда, как символ боли и той жизни, что когда-то текла в этих местах.

Огонь весело плясал на покрытых плесенью стенах, на облупившейся краске, на битом стекле, пронзающем ночь в немом крике. Он ненавидел этот дом — это было вечное напоминание о его разбитом прошлом и безнадежном будущем, но не имея иного места, он раз за разом возвращался к этому средоточию боли, унижения и тьмы. Теперь Паучий Тупик горел, а хозяина дома нигде не было видно. Ночь равнодушно смотрела на пылающий огонь. Пламя медленно, словно пытаясь распробовать, подкралось к деревянным окнам, слизнуло гнилое дерево и внимательно заглянуло внутрь. И ночь, и пламя уже давно были полноправными хозяевами в этом доме, который многое видел в своей жалкой жизни. Они были его единственными владельцами.

Через несколько лет

Они случайно встретились через пару лет после войны. Гермиона наткнулась на Снейпа в Лютном Переулке, куда явилась в поисках очень редкого и запрещенного магического растения, которое помогло бы ей приготовить зелье для восстановления памяти своим родителям. Она смотрела на него с вызовом, в то время как он пытался насмехаться над ней, скорее по привычке, чем на самом деле желая обидеть. Она перестала быть его ученицей, а он перестал быть учителем. Больше не было нужды разыгрывать острого на язык профессора. Тем не менее, он так и не вышел из роли. Гермионе было плевать на его поведение, она работала целителем в Св. Мунго и давно научилась правильно себя вести с жертвами войны, поэтому она просто посмотрела ему в глаза и спросила о том редком растении, за которым пришла. Несколько недель спустя он получил сову с письмом, в котором Гермиона благодарила его за помощь. Он пробормотал что-то о невыносимых бывших учениках и забыл об этом. За три дня до Рождества он вновь заметил ее в каком-то темном углу Лютного Переулка, она сидела у стены, сгорбившись, и размазывала слезы. Он подошел ближе и коснулся ее плеча.

— Мисс Грейнджер, что вы здесь делаете?

— Занимаюсь самоедством, или чем-то вроде этого. Идите куда шли, профессор, у меня нет ни сил, ни желания упражняться в остроумии, — отрезала она в ответ, он едва не рассмеялся от удивления. Она, определенно, выросла за все эти годы.

— Встаньте, мисс Грейнджер, мы же не хотим, чтобы о нас пронюхала Рита Скитер, правда? — спросил Снейп, помогая ей подняться. Она пробормотала что-то грубое, но пошла следом.

— Что-то я не припомню, чтобы вы использовали обсценную лексику раннее, мисс Грейнджер.

— Работа с безнадежными пациентами ужесточает, знаете ли, — тихо ответила Гермиона.

— Я так понимаю, ваше зелье не сработало?

— А вам какая печаль?

Он никогда раньше не видел ее такой озлобленной и потерянной. Гермиона Грейнджер никогда не была потерянной. Решительной, безумной, смелой, невероятно умной и вечно любопытной. И по дороге к своей аптеке он едва ли ее узнавал.

— Итак, что же пошло не так?

— Какое вам дело? — повторила она упрямо и встала прямо перед ним, вздернув подбородок.

— Многие годы я наблюдал вас упрямой и решительной, любопытной и тихой, жестокой и вдумчивой, но я никогда не видел вас утратившей надежду, мисс Грейнджер, поэтому я хочу знать, что произошло.

Именно она сражалась за него с властями Визенгамота и сводила министерство с ума, чтобы выбить помилование, и Снейп об этом знал. Именно она оставалась рядом с ним в самый разгар Последней битвы, чтобы поддерживать его в сознании, и он помнил об этом. Именно она сберегла его палочку в безопасности и вернула ему его вместе с ключами от дома Паучьем Тупике, а у него так и не было возможности отблагодарить ее. В конце концов, Снейп всегда был человеком слова.

— Всё это время я работала с Лонгботтомами, пытаясь восстановить их воспоминания. Ингредиенты для зелья, которые я купила здесь, чудесным образом сработали, и они, кажется, смогут обрести сознание. Знаете, несмотря на вашу ненависть к Невиллу, он по-настоящему добрый и очень смелый мальчик…

Снейп лишь усмехнулся в ответ и добавил, когда Гермиона на него уставилась.

— Правда, мисс Грейнджер, я в долгу перед ним за убийство Нагини. Так что, если с его родителями все в порядке, почему вы так расстроены? Что-то еще произошло? И, пожалуйста, не говорите, что это не моё дело. В конце концов, именно я указал вам, где найти ингредиенты для вашего эффективного и очень незаконного зелья.

— Вы не меняетесь, да, профессор?

— О, это весьма маловероятно.

— Это касается моих родителей. Я хотела вернуть им воспоминания, поэтому, испытав зелье на волшебниках, я решила отправиться в Австралию… Мне так и не удалось до них добраться. Считайте меня жалкой и безнадежной, но я поняла, что там у них счастливая жизнь, хорошая карьера и очаровательный белоснежный домик, и моя мама ждет ребенка. Им так будет лучше. Без войны, побед и потрясений. Я вернулась обратно, мне больше нет места в их жизни.

— Я надеюсь, вы отыскали утешение в объятиях вашего предполагаемого жениха?

Гермиона недоуменно посмотрела на Снейпа, и он только пожал плечами.

— Мы расстались с Роном после нескольких месяцев дурацких отношений, и я пошла учиться на целителя.

— Всегда питали слабость к бездомным животным, не так ли, мисс Грейнджер?

— Я очень сомневаюсь, что вы были какой-то там бездомной собакой, когда я пыталась спасти вашу жизнь в Хижине, удерживала вас в сознании и зашивала вашу рану грубыми нитками, путая заклинания и проклятья.

— Кстати об этом… Я не имел возможности спросить вас, почему вы так упорно сражались за мою жизнь? Я никогда не поверю, что вы уверовали в героев, слухи о которых так рьяно распустили после битвы.

— Я хотела бы, чтобы у каждого был еще один шанс. Шанс на другую жизнь, свободную от тьмы и ошибок. Можете называть меня глупой и наивной, но все же… Например, Лонгботтомы будут очень рады, что их сын вернется к ним, пусть и спустя два десятилетия, пусть даже им будет трудно вписаться в мир, который так безразлично их отшвырнул.

— И поэтому вы плакали?

— Мне некуда идти, профессор, никто больше во мне не нуждается. Я очень стараюсь, но натыкаюсь лишь на запертые двери. Я потеряла родителей, рассталась с Роном, продала дом своего детства, потому что он перестал быть моим домом. Я сражаюсь, но моим сражениям нет конца.

— Сам мир обязан вам за его спасение, а вы так и не сумели осознать свой потенциал, — пробормотал Снейп с раздражением. Гермиона смущенно улыбнулась.

— А что касается того, что вам некуда больше идти… я не откажусь от помощника, мисс Грейнджер, так что, если вы рассмотрите мое предложение, у меня есть пустая комната над аптекой…

Она выпалила, что согласна, и Снейп ухмыльнулся про себя.

Он был обязан ей жизнью, настало время платить по счетам.

Время шло, Снейп наблюдал за Гермионой. Она вставала в шесть, полчаса торчала в душе, он с раздражением отметил, что она заняла всё свободное пространство нескончаемыми кремами, шампунями и еще Мерлин-знает-чем, неизвестного для мужчины назначения, после душа она опрокидывала в себя неизменную чашку черного кофе без сливок и сахара и убегала на работу. Возращалась Гермиона, как правило, когда стрелки часов приближались к полуночи, закрывала дверь в свою комнату и чем-то шуршала там до рассвета, чтобы встать в шесть и снова погрузиться в свою скучную рутину.

Нельзя сказать, что Снейп слишком тщательно следовал собственному распорядку. После того, как война закончилась, и его воспоминания стали достоянием общественности, Снейп решил не показываться на людях слишком часто. Слухи распространялись, как наводнение, а всё благодаря Поттеру, «Мальчику, который не умел держать язык за зубами», поэтому, когда Снейп внезапно стал объектом ненужного внимания и фигурой поклонения, героем для всех тех, кто преданно заглядывал ему в рот, его это не обрадовало. Оказалось, что Волшебный Мир, особенно после Великой и совершенно бестолковой Битвы (согласно личному убеждению Снейпа), оказался очень заинтересован в сплетнях и дешевых драмах. Он не собирался кормить зевак слухами. В конце концов, он вообще не планировал выжить.

Снейп провел ладонью по лицу, вспоминая. Это был день битвы или, может быть, была ночь. Восход и закат смешались в один бесконечный хаос, полный крови, криков и ужаса. Снейп, самый ненавидимый учитель за всю историю Хогвартса, (после Амбридж, конечно) с горечью размышлял, куда дальше, швыряясь при этом проклятьями и сглазами направо и налево, прикрывая учеников от Пожирателей Смерти, путая следы. Его внутренний голос, подозрительно похожий на неуверенные ремарки мисс Грейнджер, продолжал твердить ему, что он сделал все возможное, чтобы уберечь детей от опасности, но сейчас не время для оптимизма и веры в будущее. Потому, он несся по коридорам и разрушенным классам, пытаясь отыскать заблудившихся, помочь раненным и спасти всех, кого сумеет, его карманы, как обычно, были полны зелий первой необходимости. Внезапно он наткнулся на Гермиону, она бродила по подземельям со стайкой испуганных первокурсников, перемазанных кровью. Снейп с облегчением подумал, что кровь эта когда-то принадлежала его «друзьям по несчастью и нереализованным амбициям». А теперь они валяются где-то на поле битвы, и всё благодаря решимости мисс Грейнджер и ее дуэльным навыкам.

— Мисс Грейнджер! — внезапно рявкнул он, но она не испугалась его неожиданного появления, лишь тяжело вздохнула и притянула ближайшую первокурсницу Слизерина поближе.

— Сэр?

— Какого черта вы забыли в подземельях?

— Было бы глупо сказать, что мы прячемся здесь от битвы…

— Что же вы тогда делаете?

Он пристально смотрел на нее, словно пытаясь осознать бесконечный поток силы, скрытый в этой сильной, уставшей и грязной молодой женщине. Ей всего восемнадцать, напомнил ему внутренний голос, а она уже провела адскую уйму времени посреди леса, подверглась пыткам, чуть не погибла в процессе, потеряла палочку, одурачила собственных родителей и теперь пытается сохранить детей в безопасности. Ох уж эти гриффиндорцы со своей неуемной храбростью, будь они прокляты!

— Я собиралась разыскать вас, сэр, и предупредить, — ответила она смело, глядя ему в глаза.

— О чем предупредить?

— Темный Лорд вас ищет! Люциус Малфой рыщет повсюду в поисках вас, а Лорд взял свою змею и спрятался в Хижине, сэр, пожалуйста… — запнулась она.

Дети подошли к ней ближе.

— Пожалуйста, что, мисс Грейнджер?

— Гарри просмотрел ваши воспоминания, те, что вы оставили в кабинете директора, и теперь он твердо решил пожертвовать собой, он никогда ничего не говорил, но я посчитала дважды два. Меня не волнуют намерения Дамблдора или Ордена, но я достаточно поняла из слов Гарри, что вы не хотите, чтобы он умер, и сами не планируете жертвовать собой ради того, чтобы Мерлин знает, какой сумасшедший план Дамблдора воплотился!

— Что бы вы понимали, наивная девчонка!

— Может я и не понимаю, но я видела, сколько Пожирателей вы уже успели положить, и я знаю, сколько раз вы спасали меня и Гарри, может, пришло время спасти и себя тоже?

— Я не герой и никогда им не буду.

— Возможно, но вам точно не все равно, что со всеми нами будет.

Она оставила детей в лаборатории Зельеварения, а сама побежала вместе с ним в Визжащую хижину, несмотря его крики, угрозы и сглазы. Он едва мог сообразить хоть что-то, когда змея сомкнула клыки у него на горле, но зеленый свет «Sectumsempra» был достаточно ясен, чтобы понять намерения мисс Грейнджер. Он помнил, как она вливала в него противоядие и кроветворное зелье, просто из бесконечного желания помочь всем и каждому.

Итак, теперь он за ней наблюдал. За ней и ее отчаянными попытками хоть что-то изменить, хоть как-то компенсировать вечные бюрократические провалы и жизненные неурядицы. Он никак не комментировал. Он сидел вместе с ней на ступеньках, она курила, он пил свой кофе с молоком и двумя ложками сахара, к вящему неудовольствию дочери дантистов, самой яркой ведьмы десятилетия и просто бесконечно усталой молодой женщины.

Бесконечное стремление Гермионы помочь всем и каждому было недоступно пониманию Снейпа. Возможно, она страдала от комплекса героя, или, может быть, пыталась исправить собственное прошлое, или что-то еще? После войны ей открылись все двери, мир сделал ее героиней, но вместо того, чтобы строить головокружительную карьеру, она выбрала профессию целителя, обреченную на провал с самого начала. Снейп хотел спросить ее о причинах, но не мог найти в себе достаточно смелости или невинного предлога для расспросов. С тех пор как она поселилась в его доме, они едва ли успевали переброситься парой слов, не говоря уже о задушевных беседах.

Она была хорошей квартиранткой, думалось Снейпу с привычной для него иронией: она вставала в шесть, выпивала кофе и уносилась на работу, возвращалась посреди ночи и пряталась в своей комнате. Одиночество и тишина. Ее почти никогда не было видно. Разве не этого он жаждал все прошедшие долгие и опасные годы? Снейп скривился: сбывшаяся мечта о тишине его, почему-то, не радовала.

На выходных Гермиона помогала ему с зельями. Снейп прекрасно знал, что для того, чтобы стать хорошим целителем, нужно было совершенствоваться и в зельеварении тоже, поэтому не препятствовал навязчивому стремлению Гермионы.

— Зачем вы это делаете? — решился он однажды, когда она трудилась над бальзамом для удаления рубцов под его бдительным оком.

— Не знаю, мне всегда хотелось отыскать свое место в этом мире, и целительство, кажется, мне в этом помогло.

— О да, мисс Грейнджер, полагаю, ваша возня с обреченными пациентами крыла для душевнобольных как нельзя лучше способствует вашим альтруистическим стремлениям?

— Определенно, как и ваше стремление обучить хоть чему-то нахальных болванов, не так ли, сэр?

— Что вновь возвращает нас к вопросу: зачем вы это делаете?

— Я говорила вам раньше, мне больше некуда идти, — ответила она, небрежно пожимая плечами. Я продала родительский дом, потому что он перестал быть домом. Я рассталась с Роном, потому что он убивал меня своими бесконечные разговорами о карьере в квиддиче и обвинениями в том, что мы не смогли спасти Фреда.

— Но Фред Уизли в коме, разве нет?

— В коме. Он поймал темное проклятие, которое летело в Джорджа, спас жизнь брату, а в итоге чуть не потерял собственную. Я думаю, профессор, что каждый из нас испытывает вину за то, что мы выжили, поэтому мы друг друга терпеть не можем.

Снейп кивнул, добавив кусочек имбирного корня в бальзам и помешивая против часовой стрелки.

— Почему же тогда вы спасли меня?

— За пару дней до битвы я видела, как горел ваш дом, потому не могла допустить, чтобы вас тоже просто стерли, — ответила она после минуты молчания, — я увидела пламя, облизывающее небо, и что-то во мне взбунтовалось от этой несправедливости. Я всегда ненавидела узколобых людей, поспешных в своих суждениях.

— Поспешных в суждениях? Я был монстром все эти годы, с вашей стороны было бы совершенно неправильно считать меня героем, мисс Грейнджер. Вы не были в Хогвартсе в ваш последний год, поэтому вы не можете знать…

Она подняла руку, призывая его замолчать, и сердито вздернула подбородок.

— Прекратите вечно себя очернять, прошу вас! Я не собираюсь пересказывать реальные факты вашей верности Свету здесь, профессор. Мир может быть быстрым в суждениях, несмотря на всю мою упрямость и вашу настырность, но я спрошу вас тоже: почему вы спасли меня?

— Было бы огромной потерей растратить подобный интеллект впустую, — усмехнулся Снейп в ответ. Гермиона улыбнулась, впервые за несколько недель.

— Итак, чем вы сейчас заняты?

— Я работаю над восстанавливающим зельем для Фреда и родителей Невилла. Я не собираюсь отвоевывать Рона, вернув ему выздоровевшего брата, я просто хочу, как вы тогда выразились? — Я питаю слабость к бездомным животным, как знать, может я сама одна из них. Я лишь хочу, чтобы все потерянные были найдены.

— Давайте выпьем кофе, мисс Грейнджер, и немного отдохнем, а после этого, возможно, я расскажу вам, что знаю о восстанавливающих зельях.

И они ушли на кухню, где она сразу же завозилась у плиты. Снейп продолжал наблюдать: резкие движения, волосы дыбом, вечно-прикушенная нижняя губа, мешки под глазами, потеря веса, — нервное расстройство было написано у Гермионы на лбу, и Снейп понимал его причины. Она боролась с собственной жизнью, как и он сам миллионы раз прежде, она отчаянно пыталась побороть свой комплекс героя и забыть о прошлом.

— Может, мы смогли бы помочь вашим родителям?

Она покачала головой, зажигая огонь под чайником.

— Что сделано, то сделано, профессор, они счастливы без меня.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому что это правда! Они никогда не хотели иметь ничего общего с Волшебным миром, а теперь им и не надо!

— Но вы их дочь, мисс Грейнджер, — рассуждал он, не замечая как она снова уставилась в пустоту.

— У каждого из нас свои причины, профессор; скажите, вы бы стерли воспоминания своей матери, чтобы спасти ей жизнь, или, может быть, сделали тоже самое с Лили Эванс, чтобы спрятать ее от Волдеморта? Я знаю, не мое дело совать свой длинный нос в ваше прошлое, но раз уж мы начали этот разговор…

— От прошлого не спрячешься, мисс Грейнджер, как ни пытайся, как не скрыть наши шрамы.

— Может быть, поэтому я и смирилась. У них есть счастливый конец, со мной или без меня, — она ​​снова пожала плечами и отвернулась.

— Знаете, у меня были подобные мысли, что бы случилось, если бы мне удалось спасти Лили и ее семью, но я понял одно: я все равно бы безумно ее любил, наблюдая за ней издалека, и умирая от зависти или ревности. А сам бы продолжал тонуть в бесконечных шпионских играх в пользу двух хозяев. Должен был быть третий способ решения проблемы, — подумал Снейп вслух через пару минут.

— Вот почему я решила порвать со своим прошлым и стать целителем. Оплакивание моих родителей или Рона здесь не поможет. Я хочу быть собой, и хочу идти по этому третьему пути, поэтому я и спасла вас, увидев горящий дом, и поэтому мне не стыдно за свои шрамы, — ответила Гермиона, закатав рукав, и показала ему рубцы на запястье: «Грязнокровка».

Снейп взял ее за руку.

— Не позволяйте кровавым предубеждениям определять вас, вы ею не являетесь.

— Я не позволяю, профессор.

— Зовите меня Северус; в конце концов, вы спасли мне жизнь.

И она улыбнулась в ответ.

Время шло своим чередом. Порой оно медленно подкрадывалось к тому или иному солнцестоянию, иногда безумно проскакивало мимо и оставляло их разбираться с последствиями, во всяком случае, время не стояло на месте. И Снейп тоже шел вперед. Осознание внезапной симпатии к Гермионе, вопреки ожиданиям, не выбило его из колеи. Вначале он думал, что, возможно, это просто было человеческое желание тепла, но каждый новый день доказывал его неправоту.

Конечно, они не слишком уж сблизились, но их рутина стала почти приятной. Она по-прежнему уходила из дома на рассвете, оставляя ему чашку кофе и довольно хорошо приготовленный омлет, а он по-прежнему ждал ее возвращения. Снейп обозвал себя старым дураком, когда однажды увидел ее через открытую дверь ванной. Заметила его и Гермиона, покраснела и с шумом заперлась. Его довольно яркие и совершенно неожиданные сны следующей ночью подробно объяснили ему, что он не так уж и стар и совершенно точно не дурак. Гермиона, как и следовало ожидать, пряталась от Снейпа все следующие дни и с тех пор дверь не открывала.

Следующий инцидент произошел накануне Хэллоуина, когда боль от старых шрамов и меланхолия вступили в свои права. Обычно он предпочитал приготовить себе успокаивающую мазь, открыть бутылку старого огдена и скрыться за дверью, плотно затворившись от остального мира. На этот раз одна невыносимая всезнайка не позволила ему погрязть в сплине. Гермиона нетерпеливо постучала, когда ответа не последовало, — потарабанила кулаком и, наконец, просто воспользовалась заклинанием, чуть не снеся дверь с петель. Снейп скрючился около кресла, куда случайно сполз и так не смог подняться.

— Северус? — позвала она, подбегая к нему. Не более месяца назад он позволил ей называть себя по имени.

— Оставьте меня в покое, мисс Грейнджер, — прошептал он; весь сарказм исчез из его едва слышного тона, он поморщился и сжал поврежденное колено.

— Ай, придержите язык! Я здесь целитель, и мне решать, когда отстать от пациента, — пробормотала Гермиона и опустилась перед ним на колени, размахивая диагностическими заклинаниями. Она нахмурилась, когда перед ней повисла красочная диаграмма. Здесь было нечто большее, чем пара заскорузлых шрамов.

— Следите за выражениями, мисс Грейнджер — рассеянно ругался Снейп. Она махнула на него рукой.

— Почему вы мне не сказали?

— Сказал вам что? Что я старая развалина с атеросклерозом и остаточными судорогами от Круциатуса, что въелись в рубцовые ткани? Кстати, это неизлечимо. Зачем вам тратить на меня свое время? У вас закончились бродячие собаки?

Его слова были наполнены горечью и плохо скрываемой болью. Гермиона раздраженно фыркнула на его упрямство.

— Вздор! Последствия Круциатуса очень даже лечатся в наши дни, и вы бы знали об этом, если бы засунули свою гордость себе в… словом, поглубже, и посоветовались с целителем! А теперь вставайте, мне нужно вас осмотреть!

Либо Снейп слишком измаялся, чтобы спорить, либо, ему действительно было очень больно, но он повиновался и позволил Гермионе выполнять свою работу. Резко остановив ее руку, когда ее пальцы коснулись пояса его брюк, он заметил, что именно этот шрам доставлял ему больше всего беспокойств. Давным-давно, вероятно, во время Первой войны, Волдеморт нанес ему рану сразу после нескольких раундов Круциатуса, шрам тянулся от бедра до икры, и его никогда нормально не лечили. А потом за эту же ногу Снейпа укусил Цербер, неудивительно, что теперь ему несладко. Тем не менее, чтобы не выть сейчас от боли, он должен позволить Гермионе снять с себя штаны.

Она сделала себе выговор за глупое поведение, напомнила себе, что она целительница, и это ее работа, и все же он был мужчиной, да и она сама едва ли походила на девственницу перед первой брачной ночью… Но он едва держался от боли, она прикусила губу, увидев его в одних только боксерах, он поежился от ее прикосновения. Что с ней не так? И откуда появилось это внезапное желание целоваться? А за поцелуями последовали осторожные ласки, уверенные поцелуи, хриплый шепот. Свет луны, запах мази и тонкий аромат огневиски.

Следующие несколько месяцев пронеслись мимо Гермионы и Северуса, и никто их не заметил. Он был занят срочными заказами, выпавшими на конец года, а Гермиона день и ночь торчала в Св.Мунго, корпя над последней стадией восстанавливающего зелья для Лонгботтомов и брата Рона. Она была полностью разбита, позабыв о еде, едва ли удерживая чашку черного кофе, и обещая собственному желудку покормить его чуть позже. «Чуть позже», как правило, так и оставалось призрачным обещанием. Она даже спала в своем кабинете, обычно после того, как чувствовала, что сейчас взорвется котел и наделает беды. Тогда Гермиона подползала к ближайшему креслу и падала в него без сил.

По правде говоря, в глубине души Гермиона пыталась избегать Снейпа после той странной ночи. Удивительной, но не неожиданной. Гермиона знала, за время их странной совместной жизни она почти влюбилась. Он помогал ей, слушал ее бесконечные жалобы на безнадежные случаи, порой даже хвалил ее успехи, в своей саркастической манере, но тем не менее. Снейп был единственным, кто просто принял ее, не осуждая. Единственным, кто знал и понимал ее скрытую боль и глубокое сожаление. Но она избегала его, не зная, как он отреагирует на ее вспыхнувшие чувства.

Северус не видел Гермиону целую неделю. Он волновался. Снейп слишком хорошо помнил за время преподавания, в какую катастрофу превращалась мисс Грейнджер, когда приближались экзамены, поэтому его не удивляло, что она не показывалась дома в эти дни. Он горько усмехнулся: с каких пор он стал называть их каморку над аптекой домом? Она навесила щиты на свой кабинет в Св. Мунго и игнорировала его Патронуса, который он раз за разом ей посылал. Патронус изменился после Последней битвы. Трепетная лань — символ его неудач и сожалений — превратилась в блестящего ворона к вящему удовлетворению Северуса.

Приближалась зима, а Гермионы так и не было видно. Решительный, как никогда, Северус накинул тяжелую шерстяную мантию, сунул палочку в карман и исчез из дома. Разгадка сложного плетения ее рунических щитов оказалась детской игрой для Пожирателя Смерти и бывшего Директора, который ставил дополнительную защиту на Хогвартс, поэтому он внесся в ее кабинет как вихрь и сразу же закашлялся. Комната была полна черного дыма и вони от расплавленного медного котла. Снейп бросился внутрь, размахивая палочкой перед собой: за сплошной стеной гари ничего было не разобрать. Он сразу понял, где она ошиблась: Гермиона варила банальное зелье от мигрени и забыла добавить сушеные лилии, что и произвело взрыв. Он досадливо покачал головой.

Гермиона отыскалась на полу у рабочей стойки. Ее лодыжка изогнулась под странным углом и из виска сочилась кровь. Снейп бросился к ней, бухнулся на колени и осторожно взял ее за голову. Он был бы плохим Мастером Зелий, если бы ничего не смыслил в целительстве. Тщательно зафиксировав ее голову, он принялся выплетать сложную вязь, приговаривая «Vulnera Sanentur» — заклинание его собственного изобретения.

— Глупая, глупая девчонка, как же ты меня напугала! — тихо бормотал он между вспышками исцеляющих чар.

С того происшествия в рабочей лаборатории Гермионы прошла почти неделя, и они со Снейпом вели себя так, будто ничего катастрофического не случилось. Она тогда очнулась, практически лежа у него на коленях, плотный черный дым разъедал глаза, нечем было дышать, кружилась голова. Боль давила на виски, но в то же время Гермиона ощущала странное спокойствие. Снейп обеспокоенно на нее смотрел, но пока никак не комментировал. Упрямый и неуверенный, как и всегда. Гермиона пошевелилась и попыталась встать, но его руки, настойчиво, но мягко ее удержали.

— Как вы себя чувствуете, мисс Грейнджер?

Она вздрогнула, пытаясь повернуть голову, но вспышка острой боли вызвала новую волну головокружения, перед глазами заплясали красные искры.

— Дерьмово, честно вам скажу, — пробормотала она, кашляя и все еще пытаясь подняться.

— Благодарю за честность, я всегда восхищался вашей прямотой и огромной глупостью, в сочетании с блестящим умом, — резко бросил Снейп. Она прикусила губу.

— Если вы надумали поиграть в медсестру, то спешу вас заверить, что я в няньках не нуждаюсь, так что вам лучше оставить меня в покое!

Даже слабый шепот Гермионы прозвучал для Снейпа слишком резко. Северус не стал комментировать, он просто вздохнул, осуждая ее упрямство, и как можно аккуратнее поставил ее на ноги и усадил на маленький диван. Она уставилась на него своими опухшими красными глазами и устало потерла виски.

— Вам надо поспать, знаете ли, кроме того, не стоит проводить здесь столько времени, как вы… — укорил Снейп, но Гермиона прервала его, раздраженно взмахнув рукой.

— Я уже вам сказала, со мной все в порядке, и состояние моего здоровья и моя бессонница вас не касаются, мистер Снейп!

— Мне показалось, что между нами что-то изменилось, мисс Грейнджер, но, очевидно, я ошибся.

— Вам показалось! Можете себе представить, можете ли вы хотя бы попытаться вообразить то, что я пережила за все эти годы? Вы лежали на грязном окровавленном полу в Хижине, а я стояла там, беспомощно наблюдая, как вы умираете. Как сочится кровь, как свет исчезает из ваших глаз… А вокруг нас бушевала война, но все, о чем я могла подумать в этот момент, это как прогнать смерть прочь! Книги, которые я прочитала за время учебы, могли бы сделать меня кем угодно, если бы я постаралась изо всех сил. Я не могла позволить вам умереть. Это не была влюбленность, уверяю вас, это было жгучее чувство несправедливости. Жизнь была несправедливой в целом, как вы всегда раньше говорили, но все же. Я должна была попытаться. Мне хотелось закричать от беспомощности, но вместо этого я бросилась к вам, вытащила палочку и начала плакать, вспоминать и колдовать. Я хотела спасти хотя бы одну душу, потому что мадам Помфри всегда говорила: «Ты не можешь изменить мир, Гермиона, но ты можешь изменить жизнь одной души». Я выбрала вашу. Я закончила свои заклинания и заметила, что вы начали дышать, поэтому я ринулась из Хижины в поисках мадам Помфри, и что я нашла, когда вернулась? Вы исчезли! Вы, очевидно, нашли свою палочку и убрались прочь! И знаете, что? Я вас не обвиняла. Я поняла ваши причины и ваше желание быть вдали от мира. Прошли годы, вы не ответили ни на одно из моих писем, и мой Патронус никогда вас не находил. И что же дальше? Я вновь услышала, как кто-то пытается сжечь ваш дом во второй раз, единственный дом, который у вас остался, и это после всего? После того, как мы с Гарри так отчаянно сражались с Министерством, чтобы убедить их в вашей невиновности и помиловать! Кто-то просто пошел и поджег ваш дом!

— Я бы не рискнул назвать ту лачугу «домом», мисс Грейнджер, — Снейпу удалось вставить свои пять сиклей в ее гневную речь, но Гермиона его не слышала. Она снова стала свидетелем тех событий: ночь, дом и огонь.

Пламя лизало полночное небо, свободное от луны и звезд. Небо, еще недавно покрытое густым ноябрьским туманом, теперь было черным, как смола, и висело над бесплодной почвой, покрытой шрамами, как застаревшая рана.

Огонь весело танцевал на сырых стенах, на облупившейся краске, на разбитых стеклах. Он ненавидел этот дом — вечное напоминание о его разбитом прошлом и безнадежном будущем, но не имея иных мест, он продолжал возвращаться к этому воплощению боли, унижения и тьмы.

Она моргнула, внезапно пробуждаясь от горького видения, и продолжила свою обвинительную речь.

— Я думала, вас там убили… — прошептала Гермиона, Снейп покачал головой и попытался приблизиться, но ее поднятая рука остановила его.

— Было слишком много тех, кто желал вам смерти. Я бродила по пепелищу, пытаясь уловить хоть какой-то след вашей магии. Я не могла поверить, что это конец. Вы просто хотели жить своей жизнью и быть свободным. Вы знаете, что-то внутри меня сгорело в том доме в ту несчастную ночь. Я всегда хотела услышать хотя бы слово вашего одобрения моих заслуг, я просто хотела, чтобы вы заметили меня. Потому, я стала целителем. Я хваталась за самые безнадежные случаи. Я помогла многим людям на своем пути! Но, ни мои друзья, ни вы не заметили этого… И вдруг я встретила вас в Лютном переулке той ужасной ночью, когда я подвела своего пациента, впустую потратила зелье и осталась без крова. Вы нашли меня и привели меня к себе домой, чтобы в конце концов продолжать игнорировать, а теперь — читаете мне лекции! Зачем, тогда, надо было меня спасать?

Снейп горько вздохнул и пробормотал:

— Я думал, что мы друзья…

— Да, мы могли бы быть, но вместо этого вы шарахаетесь от меня, как будто я живое воплощение самого Темного Лорда, и боитесь даже называть меня по имени, Северус!

Он вздрогнул как от удара, и потянулся к ней. Она сердито покачала головой.

— Уходи, Северус! Оставь меня в покое! Я не хочу твоей жалости, твоей ненависти и твоих нотаций! Просто… оставь меня в покое! Я заберу свои вещи из твоего дома и исчезну из твоей жизни навсегда, можешь быть уверен.

Снейп нерешительно коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, Гермиона на секунду закрыла глаза, прижимаясь ближе. Ее губы дрожали от плохо сдерживаемых рыданий, но она открыла глаза, уверенно глядя на него.

— Уходи, пожалуйста, я так больше не могу, уходи, Северус.

— Гермиона… — прошептал он в ответ, прежде чем исчезнуть.

Ливень ворвался в темень и сырость этой ночи. Казалось, небеса разверзлись, и мир тонул, тонул и тонул в этой бесконечной серости, сырости и мерзлоте. Проведя почти полжизни в подземельях Хогвартса, Северус привык к постоянным сквознякам, пронизывающим до костей, ему даже начало казаться, что он любит холод. А, может, он просто перестал обращать внимание?

Его жизнь всегда была полна опасностей и умения быть настороже, он прекрасно знал, что это значит — жить в постоянной бдительности, всегда быть готовым сражаться, а не бежать, несмотря ни на что — он никогда не был трусом и предпочитал умереть на поле боя, а не затаиться в незаметном уголке. Но собственный комфорт мало его заботил.

До той знаменательной ночи в Хижине. Северус помнил боль, агонизирующие стоны, пронзительный белый свет, режущий глаза, угасающее сознание, но затем… Он помнил тепло. Северус в глубине души надеялся, хотя, прекрасно понимал, что его чертова жизнь не позволит ему минутной слабости, Северус надеялся увидеть Лили и попросить прощения за свои грехи, но, конечно, кто хоть раз обращал внимание на желания какого-то там шпиона, рискующего жизнью ради чужих амбиций?

Северус чувствовал лишь пронзающую мучительную боль, но внезапно его окутало жаром и замерцал бледный свет, вероятно, исходящий из кончика чьей-то палочки. Ему стало спокойно, боль куда-то ушла. Проходили минуты, кровотечение прекратилось, и зазвучал безошибочный рефрен заклинания его собственного авторства — Vulnera Sanentur. Он знал только одного Целителя, способного исполнить столь ​​сложную магию, и он был уверен — Целитель этот не был мадам Помфри. Основная сложность в магии Vulnera Sanentur крылась в порывах души исцеляющего. В отличие от других заклинаний, творение Снейпа было основано на истинном намерении передать магическую силу другому человеку. Магия исцеления, в общем, состояла из чистой силы Света и добрых намерений, накладывая Vulnera Sanentur, Целитель черпал силу из собственной ауры — неприкасаемого источника волшебства, и только могущественные ведьмы или волшебники могли использовать столь уязвимый источник силы. Если заклинание пойдет не так, Целитель может истощить свой магический резерв.

Гермиона Грейнджер не была обычной ведьмой, и ее страсть к перфекционизму и неуемное желание помогать всем страждущим всегда управляли ее жизнью и помогали решать самые сложные ситуации. Снейп помнил, как пришел в сознание на сыром полу Хижины, его голова лежала на коленях у одной замечательной ведьмы, чей громкий лепет и бесконечные вопросы сводили его с ума, а еще, было тепло, словно кокон, окутывавшее его. Он помнил ее голос, напевающий собственную мелодию для его магии. Снейп не хотел ничего больше, кроме как закрыть глаза и раствориться в этом неземном чудесном ощущении тепла, но что-то в ее голосе заставило его собраться с силами и внимательно посмотреть вверх. Гермиона выглядела ужасно. Ее некогда блестящие волосы теперь свисали по обе стороны лица спутанными жирными прядями, ее кожа была очень бледной, почти синей, глаза утратили искру, и она казалась буквальным воплощением войны и опасностей прошлого года. Снейп закашлялся, пытаясь восстановить надломленный голос, и прохрипел ей:

— Оставьте меня в покое, мисс Грейнджер, вам нужно сражаться и спасать людей.

Она упрямо покачала головой и продолжила напевать заклинание. Не нужно быть сильным волшебником, чтобы заметить, как ее аура истончается с каждым слогом, но тем не менее, она продолжала свое колдовство. Снейп схватил ее за руку.

— Гермиона, бросайте меня, я все равно умру, лучше потратьте свою силу на более благодарных пациентов, вы даром растратите весь резерв.

Гермиона посмотрела ему прямо в глаза и пробормотала сквозь зубы:

— Я верю, что нельзя спасти все человечество, но человеку под силу спасти одну душу. Я выбрала вашу!

И вот теперь Снейп вспоминал ее слова, болезненным эхом отражавшиеся в его пустых мыслях. Он давно отчаялся узнать, почему она с таким рвением бросилась тогда его спасать, Снейп приписывал все ее мягкосердечности пополам с глупостью, но каждый день, проведенный в ее компании, учил его тому, что за ее альтруистическими наклонностями скрывалось гораздо больше, чем она когда-либо могла признать.

Однажды Гермиона помогла ему одним тоскливым вечером, когда Снейп истекал кровью и задыхался на мраморном полу в ванной комнате для учителей, и считал, сколько раундов Круциатуса ему удалось пережить в этот раз. Он не смог добраться до своих покоев, но, к счастью, Гермиона нашла его посреди ночи во время традиционного обхода старост. Она не задавала ему вопросов, она просто помогала и исцеляла, настолько неуклюже, насколько может какая-то шестикурсница, но он был благодарен и за это. После этого происшествия она стала учиться на Целителя. Чуть позже Снейп предупредил ее о серьезной опасности, в которой оказались ее родители, и, особо ни на что не надеясь, предложил ей заклинание Измененной Памяти. Теперь он чувствовал себя виноватым, но Гермиона всегда уверяла его, что трагедия ее родителей было ее ошибкой и только ее собственной. И наконец, она спасла ему жизнь, почти истратив свою магию в процессе.

— А ты даже не можешь называть меня по имени, Северус!

Ее прощальное замечание продолжало жечь мысли Северуса, и гнев на себя самого захватил его с головой. О, он хотел назвать ее по имени! Он не хотел ничего больше, чем назвать его по имени, но он вел обреченную на провал битву со своими желаниями и голосом разума. Да, она была почти на двадцать лет младше его, она была его бывшей ученицей, она спасла ему жизнь, почти потеряв собственную, и он был у нее в долгу. Рядом с Гермионой Снейпу было тепло. Ему хотелось улыбаться в ее присутствии, а со времен дружбы с Лили такого не случалось. Рядом с ней не было нужды помнить о прошлых грехах, и просто хотелось, чтобы ничего не значащие разговоры длились вечно.

Гермиона взяла за привычку присматривать за ним время от времени. Сначала Снейп жутко ругался, но вскоре понял, что она замечала что-то, чего никто никогда не замечал. Например, Гермиона всегда оставляла ему чашку чая во время приступов мигрени или оставляла дверь своей комнаты слегка приоткрытой на случай, если ему приснится очередной кошмар. Она знала, что он презирал себя в такие ночи, но никогда не комментировала и не предлагала свою помощь, она просто спускалась по лестнице, входила на кухню и тихо сидела рядом с ним, пока не наступал рассвет. Казалось, что невыносимая всезнайка окончательно утратила привычку бесконечно болтать, особенно с такими людьми, как Снейп. Она оставалась рядом с ним. И он, жаждущий человеческого тепла, был просто благодарен.

— Я думала, что ты умер, когда увидела твой горящий дом! — он вспоминал ее слова, перемежаемые рыданиями. — Я думала, что потеряла тебя навсегда, даже после того, как спасла.

Эта мысль пронзила его, как молния: не только он жаждал простого тепла, но и она. Она перестала пытаться получить ненужное одобрение других, она лишь хотела быть нужной где-то там, где ее усилия будут лелеять или, по крайней мере, замечать. Гермиона выбрала не того человека для признания своих заслуг, но Снейп был человеком своего слова, независимо от своих долгов перед ней. Северус не был уверен в своих чувствах, он вообще плохо разбирался в эмоциях, отличных от ярости или презрения, но он не мог так просто ее отпустить. И к черту последствия! Он знал, что найдет ее на пепелище своего горящего дома, поэтому схватил свой дорожный плащ, сунул в карман палочку и вышел из дома, который ему так хотелось назвать, наконец, «домом».

Гермиона сидела в своем кабинете и баюкала в ладонях чашку крепкого черного кофе. Ее жизнь превратилась в тотальный и необратимый хаос, а она даже не заметила. Да, она знала, что провела все минувшие годы в полной неразберихе, неудивительно, что сумятица наконец-то свалилась ей на голову и принялась душить, оставив по себе лишь острую тоску. Тосковать Гермионе не хотелось, но и вернуться за утешением ей тоже было некуда. Она вновь осталась одна под открытым небом.

Гермиона покачала головой, тяжело вздохнула и сделала очередной глоток. Горький привкус на языке как нельзя лучше иллюстрировал ее жизнь. И кто в этом виноват? Внутренний голос подозрительно походил на ехидные ремарки Снейпа. Гермиона всхлипнула. Она отказывалась оплакивать собственные ошибки. Вероятно, теперь он считает ее полной дурой, что ж, не так уж и плохо для самой яркой ведьмы своего поколения. Сопливая влюбленная идиотка! Гермиона сердито отодвинула чашку, словно та лично ее оскорбила. Надо было решать, что делать дальше. Впервые в жизни Гермиона ощущала себя потерянной. Она, словно бы, стояла на перекрестке, а дорога терялась во мраке безлунной ночи.

С досадой вспомнилось вдруг, что ее вещи так и остались дома у Снейпа. Не то что бы ей было где их хранить, но все же. Гермиона не знала, как показаться ему на глаза. Она боялась увидеть в них презрение. Потому, не придумала ничего лучше, чем прятаться в своем кабинете и пить остывший горький кофе. Гермиона не была уверена в своих чувствах к Северусу. Случайная влюбленность? Сострадание целительницы к пациенту? Благодарность? Или, все же, обоюдное одиночество?

Гермиона вздрогнула. Одиночество было ее давним компаньоном. Её единственным верным другом. Одиночество вытирало ей обидные слезы в холодные зимние ночи, когда призраки прошлого приходили в гости. Одиночество сидело с ней, когда очередной «прекрасный принц» оказывался не таким уж прекрасным и уж точно не принцем. Одиночество владело ее сердцем, целовало ее в губы холодным поцелуем, похожим на дементоров, и отнимало краски из ее жизни. Во всяком случае, те краски, которые ему удавалось отыскать.

Так-то, она была одинока. Она тосковала по ничего не значащим прикосновениям, интересным разговорам, по чашке чая в полночь. По тому, кто, наконец, понял бы ее, принял ее недостатки без насмешек и был рядом. Гермиона улыбнулась: ей нравились ехидные комментарии Снейпа, было в них нечто притягательное, нужно было лишь обратить внимание. Теперь она официально могла считать себя сопливой дурочкой: ее угораздило влюбиться в своего бывшего профессора. С ним было тепло и спокойно. И мир с его предубеждениями мог торжественно отправиться на все четыре стороны!

Гермиона наполнила свою чашку ужасающей жижей, не заслуживающей называться благородным черным кофе, и вернулась на место. Ей не хотелось начинать жизнь заново, она и так была чемпионкой по «начинаниям с нуля». Хотелось лишь быть кому-то нужной. Бессонная ночь давала о себе знать: покрасневшие глаза, побледневшее лицо, жгучая головная боль и горький привкус на ее языке. Ее глупая ссора со Снейпом все еще звенела в мыслях, но она удовлетворенно улыбнулась: кое-что ей, все же, удалось, ее восстанавливающее зелье оказалось эффективным, Фред пришел в себя, и Лонгботтомы подали первые признаки осознания за двадцать лет. Она поможет им, теперь она была в этом уверена, она вернет Невиллу его родителей! Единственное, что мешало ей праздновать, — это тяжесть, камнем лежавшая на сердце: ей больше не с кем было поделиться радостной новостью. Конечно, она написала Гарри и послала своего Патронуса Рону, и весь клан Уизли будет здесь к обеду, но… Это не то же самое. Всё было не так, как она себе представляла.

Гермиона с шумом отодвинула стул, резко встала и решительно подошла к вешалке: ей было куда идти, даже если там ее ждут лишь отголоски минувшего. Она надела свой дорожный плащ, закрыла кабинет и аппарировала к пепелищу, которое некогда было домом Северуса.

Снейп бесцельно бродил по выжженному участку. Он знал секрет этого места, в конце концов, он сам его и придумал. Теперь ему оставалось только подождать. Она будет здесь, она всегда испытывала странную сентиментальность к этому месту. С громким треском Гермиона появилась не так далеко от него. Он осуждающе нахмурился: она совершенно измотана, иначе бы не аппарировала так шумно.

— Знаешь, а мое зелье принесло результаты, — рассеянно прошептала она, подходя к нему ближе.

— Я никогда не сомневался в твоих способностях, Гермиона, — тихо ответил Снейп, осмеливаясь протянуть руку.

— Врешь.

— Нет, почему же? То, что я никогда не хвалил тебя открыто, не значит, что я никогда не признавал твоих успехов, по крайней мере, про себя.

— Не знаю, почему меня всегда тянет на это место, — пожала плечами Гермиона и шагнула в объятия Северуса.

— Я тебе скажу, Гермиона. С тех пор, как ты спасла мне жизнь, защита этого места соединила дом с тобой. Он никогда не горел по-настоящему, ты знаешь, это была хорошо сфабрикованная иллюзия. Каждый раз, когда кто-то пытался прорваться сквозь мою защиту, ему казалось, что дом горит, а я узнавал о злоумышленниках или случайных гостях. Пару лет назад я вернулся сюда, сделал ремонт, избавился от хлама и разбил травяной сад. Я не знал, что дальше делать с домом, но решил, пусть будет. Так что… А теперь, смотри внимательно.

Снейп сжал палочку в одной руке и ладонь Гермионы в другой и сделал несколько быстрых движений. Слой за слоем мерцающая магия заменила иллюзию и открыла взору его дом. Он был побеленным, с красной крышей, желтым забором, аккуратно скошенным газоном и множеством трав. Гермиона улыбнулась.

— Мы могли бы работать в аптеке вместе днем, а вечером возвращаться сюда…- нерешительно начал Снейп. Она потянула его за руку.

— А ты поможешь мне с зельями для следующего проекта?

— Конечно, если захочешь.

— Пойдем домой, Северус.

В ответ он улыбнулся и притянул Гермиону ближе, захватывая ее губы обжигающим поцелуем, наполненным тоской, желанием и теплом.

— Пойдем домой, Гермиона. Пойдем домой.

И, рука об руку, они вошли внутрь, чтобы встретить свое долго и счастливо на пепелище дома, который никогда не горел по-настоящему.

Конец.