За горным туманом (гет)

Она просыпалась мгновенно, едва заслышав первые шорохи пробуждающегося лагеря. Не пыталась урвать себе ещё чуток сна, бросалась помогать, когда надо было сыскать в лесу сухие ветки для костра. Проворно вскакивала в седло и до последнего не показывала, насколько её утомляют длительные дневные переходы. Словно раз и навсегда решила для себя: если она затеяла это путешествие, уговорив поучаствовать в довольно сомнительной авантюре самого Первого маршала, опрометчиво переоделась в мужское платье, назвавшись корнетом Роже, — не ей отлынивать и просить о снисхождении. И Рокэ видел: она скорее замертво упадёт с коня, чем посмеет пожаловаться. И единственным, кто мог позаботиться о благе герцогини Окделл, был он сам.

Уже на второй день пути привалы стали чаще, а переходы короче. В конце концов, не стоило считать поездку в Надор потаканием прихотям перепуганной и нафантазировавшей себе невесть что девушки. Война будет идти в основном на северных рубежах — так отчего не рассматривать надорский замок как форпост, опорную базу для отрядов, которые неминуемо придётся перебрасывать от Гаунау к границе с Дриксен? Не лучше ли иметь в тылу надёжную крепость, а не цитадель неподвластных человеческому разуму сил, и без того заполонивших всю Кэртиану?

— Знаете, мне всё-таки кажется, что Дикон не мог умереть, — призналась она, когда они двинулись в путь на следующее утро.

— Опять видели его во сне? — после ранних побудок в походе Рокэ частенько был не в духе и предпочёл бы помолчать.

— Да, — кивнула она. — Сегодня ночью... он как будто подошёл ближе. Понимаете? Я даже бубенчики на шее у Бьянко рассмотрела.

Рокэ припоминал, что судьба Бьянко оказалась печальной, и ему трудно было разделить радость Айрис от того, что она ночь за ночью видит, как мёртвый брат подводит к ней мёртвого коня.

— У Сель... у Селины Арамона, моей подруги... — Айрис чуть ли не шептала, — у неё батюшка выходцем стал. Но она с ним разговаривает — и ей от этого никакого вреда. Так вот, я как-то попросила спросить его о Ричарде. И он...

— И Арнольд Арамона доложил дочери, что не видел вашего брата на тропах мёртвых? — скептически осведомился Рокэ. — Я бы не придавал словам выходца такого значения: их речи часто невнятны. И они не всегда говорят правду.

— Но батюшка Селины... — теперь серые глаза укоряли его за то, что он позволил себе усомниться в её словах, — он говорит, что их королева... что она запрещает им лгать.

— Поведайте мне, герцогиня Окделл... вы ведь верите в Создателя?

— Я... — она вдруг умолкла и некоторое время смотрела прямо перед собой, словно пытаясь разглядеть что-то между чутких ушей Соны. — Понимаете, матушка и отец Маттео... Дикон, наверное, вам рассказывал?

— Боюсь, мы не сошлись с вашим братом настолько близко, чтобы он пожелал откровенничать со мной, — заметил Рокэ.

Не сошлись... А ведь всё могло быть иначе! Не отошли Рокэ парня той зимой в Надор — и шанс потолковать по душам уж точно бы представился. И не было бы нужды объясняться с ним в тот вечер, когда уже ничего нельзя было изменить. Что толку добиваться откровенности, когда отравленное вино налито в бокалы и остаётся только поднять последний тост? Тот самый, за справедливость. И за жизнь, которая вот-вот оборвётся...

— После того, что случилось с Диконом, господин регент, я не знаю, во что мне верить. Разве подобное найдёшь в Святых книгах? Отец Маттео признался: он не встречал ни в житиях, ни в трактатах, описывающих наваждения, которые Враг насылает на людей, ничего даже похожего на то, что мы видели в Надоре. Только старая Нэн всё бормотала про силу Скал, но матушка велела ей замолчать.

— В последний раз вы виделись с Ричардом той зимой, в Надоре. Ведь так?

Теперь ему хотелось выяснить всё: и про гибель несчастного жеребца, и про разговоры, что велись в самом северном оплоте Людей Чести в Талиге. И про Ричарда. Не было ли чего-то странного, необычного, того, что в итоге толкнуло парня на предательство, а затем стоило ему жизни?

— ...Он отвык, я так думаю, — Карьярра, Рокэ задумался и прослушал начало её рассказа. — Когда он приехал, то был уверен, что его встретят как героя. Ну как же: он пришёл с войны, да не просто так, а с орденом Талигойской розы! И в таком ладном мундире! И с белым конём, который стоил, наверное, столько же, сколько половина Надора. Ему все были рады — и я, и девочки, и капитан Рут. Но матушка...

— Она так и не простила его за то, что он мне присягнул?

Айрис только вздохнула — тут и так всё было ясно.

— Он про вас очень хорошо говорил! Ни одного дурного слова! А я всё расспрашивала, как дурочка. Какой вы...

Она на миг опустила голову, словно припоминая...

— Он мне даже планы каких-то сражений рисовал, втолковывал что-то. Я ничего не понимала — я радовалась, что он дома, что говорит со мной. А потом... потом они с матушкой...

Разумеется, Рокэ ведь сам дал ему совет держать себя в родном доме, как подобает герцогу, а не играть роль послушного сына... Но и это ничего не объясняло. Ровным счётом ничего.

— А я... как только он уехал, я там больше не могла оставаться. Понимаете? В Надоре... в Надоре как будто всё умерло, умерло круг назад! И мне порой чудилось, что меня замуровали заживо. И что я буду кричать, пока не сорву голос — а меня так никто и не услышит! — Она крепко сжала поводья, пытаясь совладать с собой. —Простите, я... я не должна так говорить.

Да, а вот с её братца стало бы пустить Сону в галоп и оторваться от основного отряда. Она... удивительно, но временами она казалась старше Ричарда, намного старше.

* * *

Предгорий Надора они достигли на седьмой или восьмой день пути: ни облачного замка, ни загадочного тумана пока что видно не было, но тракт и селения обезлюдели. Айрис с удивлением оглядывалась, словно не узнавала знакомых мест. Конец месяца Осенних Скал, самая жаркая пора: жатва, сбор поздних яблок и груш, время, когда в каждом доме варят эль или сидр, а на деревенских площадях шумят многоголосые праздники, посвящённые какому-нибудь святому или затеянные просто так, от широты северной души.

Нет, сёла и поля не были покинуты: изредка в одном из домов отворялась дверь, и на крыльце показывался хмурый хозяин или дородная хозяйка, чтобы проводить кавалькаду недоверчивым взглядом. Кланялись, признав в путешественниках знатных гостей из столицы, но Рокэ да и остальные чувствовали: им здесь не рады.

Айрис старалась держаться в середине колонны: похоже, она не желала быть узнанной.

— Странно, — рассеянно сказала она, когда Рокэ как будто случайно оказался рядом, — вроде и те же люди, а как-то... как-то тихо стало.

— Война, корнет Роже, — попытался ободрить её Рокэ. — Уверен: половина сбежала в поисках лучшей доли.

— Нет, это не война. Это из-за замка, — упрямо возразила она. — Нам ещё далеко, но я... я словно чувствую его. Понимаете? Как будто такая огромная сырая глыба, которая вот-вот рухнет в долину.

— Рискнём заночевать в трактире? Быть может, удастся что-нибудь разузнать.

— Я... я буду так... я так признательна вам!

Конечно, она мечтала о настоящей постели, о том, как станет плескаться в тёплой воде, расплетая длинные косы, как ей подадут настоящий горячий ужин, а не ломоть хлеба с солониной.

Трактир, некогда знавший лучшие времена, стоял чуть в стороне от тракта; вывеска давно проржавела и поскрипывала при каждом порыве ветра. Трудно было сказать, что некогда было на ней намалёвано: что-то наподобие молота с наковальней.

— "Сокровища Скал", — едва ли не с благоговением произнесла Айрис, переступая порог. — Здесь когда-то... ох, знаете, здесь раньше такая ярмарка была! И пироги с яблоками и малиной, и молочные поросята. И мочёные грибы, и...

— Проходите, ваша милость, вот сюда, к окошку, — к ним уже спешил трактирщик, безошибочно признав в Рокэ главу отряда. — Всё в наилучшем виде сделаем, если обождать изволите. И комнаты всем сыщем. Народу-то нынче — сами взгляните.

— А что так? — небрежно осведомился Рокэ, бросая шляпу на стол.

— Так... как же... — трактирщик, похоже, опешил, дивясь неведению своего гостя. — Как замок-то... ну, того... Вы, ежели вам в ту сторону, к западу сворачивайте. Недобрые места, гиблые.

Люди из эскорта герцога Алвы рассаживались за длинными столами в середине залы, расторопные служанки уже несли корзины с хлебом и кувшины с вином и элем. Айрис сразу же пожелала осмотреть комнату и распорядиться о ванной, и теперь Рокэ ожидал её возвращения, поглядывая на улицу через запылённое оконце. У стойки трактирщик громко приветствовал ещё кого-то: похоже, каждый посетитель и вправду был ему в радость. Какой-то человек — по виду настоящий бродяга, если не разбойник, — бережно нёс свою кружку к дальнему столу, сильно приволакивая ногу. Сухощавый старик с зачёсанными за уши давно немытыми волосами...

— Рут! Капитан Рут! — её голос прозвучал так громко в полупустом зале, что все невольно обернулись.

Но на лестнице стоял всего лишь юный корнет, невесть почему окликнувший жалкого бродягу. Тот подошёл ближе, и Рокэ видел, как Айрис, осознав свою оплошность, приложила палец к губам.

— Присоединяйтесь к нам, милейший! Я угощаю! — выкрикнул Рокэ, отвлекая всеобщее внимание на себя.

— Благодарствуем, ваша милость, — старик кинул быстрый взгляд в сторону Айрис и только затем, словно получив её безмолвное разрешение, с достоинством поклонился и поковылял к их столу, а Айрис следовала за ним, что есть силы натягивая поглубже на лоб полностью скрывавший волосы кэналлийский берет.

— Сдаётся, нам доводилось встречаться прежде, — тихо обронил Рокэ, едва капитан Рут тяжело опустился на стул.

— При Малетте, господин Первый маршал, — отозвался старик. А вот Ренкваху он, оглянувшись на герцогиню Окделл, предпочёл опустить.

И Рокэ, как это сделала и Айрис минуту назад, поднёс палец к губам и покачал головой: пока что он оставался неузнанным и желал, чтобы так было и впредь.

— Почему ты здесь? Так далеко? И отчего хромаешь? — она пододвинула Руту тарелку с наваристой похлёбкой: герцогине Надора нелегко было видеть своего бывшего слугу — голодного, потрёпанного, ставшего калекой.

— Всё со мной хорошо, эрэа...

— Корнет Роже, — Айрис сама назвала своё выдуманное имя.

— Так вот, я и говорю, всё благополучно, ваша милость, — продолжал Рут, макая в суп краюшку хлеба. — Не о чем печалиться. Со скалы свалился. Сам виноват, дурень старый — негоже мне вместе с молодыми по горам карабкаться. Тоби и Нед меня, старика, конечно, не забыли: от самой Серебрянки на плащах тащили. Милостью Создателя... Про матушку вашу позвольте узнать.

Айрис опустила глаза, и догадливый старый капитан прекратил расспросы.

— Вот оно как, значится... Да будет легка её дорога в Садах Рассветных...

— Скажи мне, Рут: ведь ты... то есть вы с Тоби и Недом — вы же пытались попасть в Надор, так?

— Всё верно.

Рокэ не совсем понимал, отчего Айри мгновенно пришла к такому заключению, но эти двое, похоже, говорили на некоем своём языке, и хотя все слова в нём по отдельности были ясны, что-то всё же ускользало от него. Серебрянка... какая-то речка на подходах к замку?

— И вот что я вам скажу, эрэа... и вам, господин... господин хороший, — Рут подался вперёд, и Рокэ с Айрис невольно склонились ближе. — Не знаю, зачем вы в наших краях объявились, но лучше бы вам назад поворачивать. Неладно у нас.

— Почему? Говори как есть, — приказал Рокэ. Ему надоели недомолвки и смутные страхи, что стаей чёрных мотыльков роились вокруг надорского замка.

Но прежде чем продолжить, старик всё же поднял взгляд на свою госпожу: позволит или нет. Она молча кивнула — говори. И если Рут знал её с детства, то попросту не мог не понимать: она не из тех, кто поворачивает назад.

— Разведать мы хотели, что да как. За мостом через Серебрянку туман стеной стоит, шаг сделаешь — и будто в одеяло тебя кто закутал. Ни зги не видать. Мы в обход решили, через скалы, да я вот... подвёл.

— То есть проход вокруг холма свободен? — уточнила Айрис.

— Да нет, не скажите. Ветками там всё завалило, а что дальше — не разглядишь. Но вам туда соваться не след. Были тут лихие люди... разбойники, чтоб их. Небось, скумекали: раз замок пустой, так там и поживиться можно.

— Разве же у нас было что взять?

— Кому и вилка серебряная — сокровище, — рассудительно заметил Рут. — Так вот: крутились они тут, расспрашивали, разнюхивали. Я-то сразу смекнул, что к чему. Ну, думаю, пусть их — людишки-то никчёмные, дрянные. Сломят себе шею — туда им и дорога.

— И что?

— А что? Живыми их больше не видали.

— Что если они обнесли замок и ушли? К чему им соваться в деревню с награбленным? — Рокэ по-прежнему предпочитал доверять доводам рассудка.

— Нет, ваша милость, как бы не так. Трое их было. Так Серебрянка их и выкинула, всех троих. Мертвее мёртвого. Вроде как с утёсов сорвались. А что там на самом деле было — про то они уже не расскажут.

— Меня замок пропустит, — упрямо возразила Айрис. — Надор гонит чужаков, но он признает свою истинную хозяйку.

Рут только вздохнул, ему не хотелось затевать спор со своей неуступчивой госпожой.

— Ещё тут было одно: священник к нам прибыл. Чернорясник. Твердил, мол, всё это от веры нашей еретической. А тому, кто правильно в Создателя верит, любая дорога откроется. Народ собрал, иконы, факелы — ничего не забыл. Только бежал он оттуда, словно ему сапогом по заду наподдали. Я потом тех расспросил, кто с ним на гору полез: туман, говорят, ожил. Никого не видать, а будто кто перекликается. Или стонет. И деревья клонятся. Низко-низко, словно тропку загородить хотят. Страху натерпелись. Теперь, почитай, за Серебрянкой и не осталось никого. Все к югу подались. Вот как я и Тоби с Недом. Или вовсе разбежались.

Рут залпом опрокинул кружку кисловатого местного эля, а Рокэ на ощупь достал из своего кошелька несколько монет и незаметно вложил их в ладонь Айрис. Он был уверен: от убийцы герцога Эгмонта старый капитан не примет и суана.