SCP Антиобъект (джен)

Радислава никогда не считала себя везучей. Если могла случиться какая-нибудь хрень, то она непременно с ней, в общем-то, и происходила.

— Куда меня? — в полной панике спросила Рада. Но ответа не последовало.

Вели недолго и привели в огромный ангар, чем-то напоминавший пересадочно-перегрузочный хаб. Фуры, грузовики, газели — привозили и увозили. Народу толпища. Кроме метрополитена, Рада и не подозревала, что где-то под землей может быть столько места и столько людей. Если мерить стадионами, то как раз стадион был. Хотя, может, и два. Копошащийся муравейник девицу поднапряг. Ибо одна из аксиом ее существования гласила: "Где много людей, там легко получить пиздюлей". Особенно, если превалирующее большинство в берцах с дубинками.

Высокие бетонные стены, окружавшие вытянутую в прямоугольник территорию ангара, были увешаны колючей проволкой. Скорее всего под напряжением, о чем вещали таблички, развешанные в разных местах. По стенам поднимались тонкие и толстые трубы, прокрашенные в ядовито-зеленый цвет, опоры для проводов и ЛЭП, и еще какие-то штуки.

Но самым примечательным ей показался памятник почти в центре всего этого бурлящего харчо. На высоком постаменте возвышалась статуя Володьки. Того самого. И от него, как от светила, лучами отходили маршруты куда-то вглубь тоннелей, по которым отправлялись груженые человеками автомашины. Тут Рада поймала себя на мысли, что впервые видит прижизненный ему монумент. А может… Помер что ли?

У его ног кипели всякие мутные дела, а он стоял, деловито скрестив на груди руки и хитро так на все это поглядывал. В своей жизни Рада видела и задумчивого Пушкина, и Ленина, уверенно шагающего вперед. А этого вон, как изобразили! Точно подметили, ни дать ни взять.

— Тебе туда, — сказал конвоир, указывая в сторону белых халатов.

Кучка научных сотрудников концентрировалась, как раз возле ног Владим Владимыча. Человек двадцать очкастых дрыщей под копиру. Они что-то сверяли, что-то записывали, разделяя прибывающих по цветам их комбинезонов на группы. "Странное место", — скептично подумала Радислава. А на входе во все это странное бог знает что — стояли досмотровые металлоискатели. Вокруг военные. Много военных, как на параде.

— Проходи! — махнул мужик в камуфляже, и Рада двинулась к арке, осторожно обходя всяких утырков, ибо ну их нахуй, на всякий случай.

Перед ней ненадолго подзадержалась какая-то здоровенная мужеподобная бабища в серой робе. "ЛГБТ-шница", — по опыту заключила для себя Рада. Ее пол угадывался лишь наличием сисек, лежащих на дрожжевом пузе. Она встряла по своему экватору и засуетилась, перепугавшись, что уже не вылезет. Но менты ее мягко так подтолкнули, и та, матюгнувшись, вывалилась с другой стороны.

Проклятые сатрапы сновали туда-сюда, приводили все новых участников цветного парада и пытались выстроить их в колонны по оттенкам. Пространство уверенно заполнялось. Больше всего было оранжевых, чуть меньше зеленых, серых не было видно совсем. Наверное поэтому новоприбывшие косились на серую двоицу и на чистом инстинкте старались держаться от них подальше. Впрочем, те, которые приходили дальше, начинали настороженно коситься и на тех, кто пришел раньше. А те, кто приходил еще позже, косились на тех, кто косился на тех, кто косился на Крыловского пузыря и соломинку. Рада быстро заебалась отщелкивать эту ситуацию и решила тупо не обращать на нее внимания. Хотя точно такой же инстинкт подсказывал, что то меньшинство, в котором она оказалась — не есть хорошо.

Тут на Раду налетела кучерявая телка. Деловая и костлявая.

— Пошли-пошли, — она цапнула ее за рукав, прихватила серого гиганта, и вместе они стали протискиваться к жопе Путина. Радислава даже протестно не пискнула: от суеты ей уже сильно поплохело.

— Вот, Вазген Тимофеич! — сказала деловая кость, выталкивая их к какому-то важному дядьке с крючковатым носом в халате. — Еще двое в сером…

Тот подозрительно зыркнул в бумаги. Покрутил их, повертел, пошарил в другой стопке:

— Не понял?! По списку осталась одна запись, а человека два… Кто тут Франсуаза? — он сразу обратился к Раде, минуя пивную фею. Должно быть это имя воспринималось им, как нечто легкое, утонченное, не такое плотное и жирное. Этакий французский круасан нежели мордовский чибрик. Но настоящая Франсуаза сделала уверенный шаг вперед и выдала:

— Я!

Раде почудилось, что это заворчали старые скалы, закряхтели деревья, забурчала река... Утробный рокот, проплывший над головой, заставил дядьку невольно сжаться. Он облил хозяйку баса презрением, потом чиркнул что-то в своих записульках и указал на Бычок вдалеке, где под зорким надзором ментов уже собиралась небольшая серая гоп-компания.

— Нет-нет, Вазген Тимофеевич, — возразила кучерявая. — Это какая-то хуевая идея. Такая капелька туда не войдет!

Дядька сально хихикнул и погрозил ей таким же крючковатым пальцем. Было совершенно отчетливо видно, как лесбиянка изменилась в лице, но ничего не ответила. Должно быть часто сталкивалась по жизни с таким вот отношением и не обольщалась на свой счет. Бабищу отогнали.

— А ты жди здесь. Щас разберемся! — и мужик растворился в толпе.

Время тянулось. Ничего не происходило. Только ряды уплотнялись. Шаурма все настырнее свербила над брюхом, просясь наружу. В бездне желудка утробно перекатывались и лопались пузыри, гневно клокотали там все сильнее и пузырчатее, гнали массу дурного воздуха вверх. Еще немного и нечто вырвется наружу, вот тогда горе всем окружающим! Рада прикидывала, насколько хватит терпения. Выходило, что совсем ненадолго.

Она усиленно вращала глазами, искала "куда, если что…", как вдруг увидела подозрительно знакомую рожу. Нет, это было бы слишком цинично, чтобы называться правдой. Потому что здесь, в этой же группе белых халатов стояла Зинаида и нагло улыбалась пакостным своим еблищем. Она хитро поглядывала на Раду, беззвучно ржала, и заговорщецки кривила свое недоразбитое лицо. "Вот это, сука, поворот! Задумала что-то… " — возмущенно прикинула Радислава и решила непременно дать этой бабе новых пиздюлей, как только полегчает, но что-то вдруг началось.

Стройные ряды цветных комбинезонов внезапно стерлись и размылись, как акварель. Впереди замелькал какой-то взволнованный генерал. В руках он держал большой матюгальник, через который выдавал громкие матюги.

Вокруг Рады затолкались, заорали, замахали руками. Ей ничего не было понятно и видно. Кажется, кто-то с кем-то бился, раскачивая толпу, но деталей было не разобрать. Девицу тыкали в спину и просто носили взад-вперед, как забытый богом баркас во время дьявольского шторма. Качка, туда ее в качель! В какой-то момент у нее перехватило дыхание. Зловонная шаурма подкатывала к гортани... Но черт возьми! Было слишком тесно, и она уже практически не шевелила ногами. Блевать некуда, разве, что на себя. А противно. Тут вдруг пространство раздалось и...

... Вот похожая на мужика лесбиянка сошлась в поединке с седоватым дедком. Вот чувак с перебитым носом ебашил короткими ударами азиата со свирепой рожей. Вот сразу трое накинулись на камуфляжника с дубинкой и остервенело ей же дубасили. Вокруг была ярость, летали брызги крови, а под ногами что-то хрустело — наверное, выбитые зубы.

— Что у вас? — хрипела рация на поясе несчастного.

— У нас проблемы. Собираем резервы. Разнарядка: по четверо от группы на усиление, — прозвучал ответ.

Рада вдруг осознала, что каким-то образом оказалась в эпицентре массового побоища. Надо было выбираться. Но вокруг был оскаленный, безжалостный и людоедский ад. Страх словно бы стал отдельным живым существом, которое металось в Радиной шкуре, пытаясь вырваться, убежать от смертельной опасности. Но бежать было никак. Ее толкали и мяли.

Есть такое исследование, в котором говорится, что мировосприятие ребенка во многом формируется из прочитанного в сортире. Оно влияет на человека даже больше, чем то, что он прочтет в соцсетях. Или в букваре. Как оказалось в минуты опасности и на трезвую голову Рада соображала быстро. Спасительный совет в одном из женских туалетов где-то под Калугой сам всплыл в ее голове, и в то же мгновение девица пронзительно заорала:

— Ой, пустите, блять! Щас блевану! Пустите!

Свершилось чудо. Люди расступались. Они давали Раде пробежать. Никто, как выяснилось, не хотел быть испачканным содержимым чьего-то нутра. Радислава вырвалась на обочину побоища и врезалась в металлические заборы, за которыми стояли вояки.

— Сейчас блевану! Пустите! Пустите! — верещала она, с надеждой, что и тут свезет.

Рада пыталась перелезть через ограду — безнадежно. Чуть с большими шансами на успех остервенело попыталась протаранить заборы тщедушным телом. Тоже облом. Тогда девица рухнула на бетон и поползла. Ей показалось, что под ограждение можно подползти. И эта тактика, в отличие от всех прочих, принесла свой успех. Военные расцепились и втащили ее на ту сторону. Можно было ликовать. Однако уже через секунду перед разбитым Радиным лицом раскрылись металлические двери того самого Бычка и ее закинули внутрь. Следом судорожно и как можно скорей принялись заталкивать ЛГБТ-шницу. Конечно, военным, может быть, и хотелось зашвырнуть ее, как пушинку, как Раду. Но лезбиянка была неподатлива, и ее запихивали, вминали внутрь, как сбежавшее из кадушки тесто. Наконец, когда она вся оказалась внутри этого узкого металлического клаустрофобного пространства, двери закрылись и шефу крикнули:

— Берендс, заводи. Этих на объект в Зону 7-