Неучтенный фактор (джен)

Педсовет должен был начаться через пять минут, а значит, все преподаватели, скорее всего, уже собрались в учительской. Я терпеть не мог приходить на эти сборища заранее, чтобы не слушать бесконечные рассказы о том, кто и как провёл лето, поэтому прибыл в Хогвартс буквально перед самым собранием.

Практически перед дверями кабинета я встретил профессора Кеттлберна. Он, возможно, и хотел бы явиться на педсовет пораньше, да только с его скоростью это было невозможно: подъем по лестнице давался ему с трудом. Я обратил внимание на то, что его правая нога, которая раньше была относительно целой, теперь стала вдвое короче. Левой ноги у него не было уже лет двадцать, а когда он лишился правой руки и правого глаза, вряд ли мог бы вспомнить кто-нибудь из преподавателей, кроме, разве что, Дамблдора.

— Доброе утро, Северус! — старик, видимо, решил компенсировать недостаток общения с другими преподавателями беседой со мной. — Как ваши дела?

— Уж явно лучше, чем ваши, — ответил я, намекая на его увечья.

В ответ на мои слова собеседник только расхохотался. Похлопав по деревянному протезу, заменявшему ему теперь правую ногу ниже колена, он заявил:

— Я провел прекрасное лето на острове Фиджи, а у моих студентов теперь теперь появится возможность изучить парочку-другую особей огненных крабов, так что мои дела лучше некуда.

Насколько я знал, этот вид членистоногих считался особо опасным, и заповедник на Фиджи был закрыт не только от маглов, но и от большинства волшебников. Даже если у Кеттлберна и был специальный пропуск, в чем я очень сомневался, никто бы ему не дал просто так забрать с собой настолько опасное существо. А это значило только то, что огненных крабов он украл.

Сначала, благодаря Кеттлберну, фауна Черного озера пополнилась гриндилоу. Затем он изъявил желание притащить на территорию Запретного леса яйцо оккамия и даже нашёл поставщика, благо Дамблдор не дал на это своего согласия, а иначе катастрофы было бы не избежать. Рано или поздно этот псих привезет в Хогвартс венгерскую хвосторогу.

Я закатил глаза и открыл перед стариком дверь. Сильванус тут же направился к месту справа от Хагрида, очевидно, спеша обсудить с помощником своих новых зверушек.

Войдя в учительскую следом за профессором Кеттлберном, первое, на что я обратил внимание, это невыносимый резкий запах чеснока. Часть преподавателей сидели с хмурыми лицами, Бабблинг, Бербидж и Вектор расположились на диване рядом с приоткрытым окном, Сибилла Трелони достала надушенный платок и теперь держала его перед лицом. Минерва за своим столом сосредоточенно заполняла какую-то документацию, не обращая внимания на происходящее в учительской. Спраут, Флитвик и Дамблдор вели активную беседу и, казалось, абсолютно не ощущали дискомфорта.

Настроение моё, и без того отвратительное, испортилось окончательно. Я сел на свободное место рядом с профессором Синистрой и вопросительно посмотрел на нее.

— Квиринус вернулся из своего кругосветного путешествия. Он говорит, что где-то в Румынии на него напал вампир, и теперь он всегда носит с собой чеснок, чтобы защищаться от нечисти, — прошептала Аврора.

Я перевел взгляд на человека, про которого говорила профессор Синистра. В бледном, похудевшем, издерганном мужчине, на голове которого красовался огромный фиолетовый тюрбан, с трудом узнавался профессор Квиррелл, преподаватель магловедения, решивший год назад отправится изучать самые отдаленные уголки волшебного мира. Судя по его запуганному виду, путешествие нельзя было назвать удачным.

— А тюрбан? — тихо спросил я.

— Подарок африканского вождя.

Квиррелл от моего взгляда мгновенно стушевался и опустил глаза. История Квиринуса напоминала бред психически больного, начиная от чеснока, к которому вампиры были абсолютно равнодушны, и заканчивая идиотским огромным тюрбаном, который ни один здравомыслящий человек не стал бы носить постоянно, даже будь это подарком самого Мерлина.

Я перевел взгляд на сидевшего с невозмутимым видом Дамблдора. Учитывая, что Чарити так же пришла на педсовет, вряд ли Квиринус в этом году будет преподавать магловедение. Уж не приготовил ли директор для Квиррелла должность преподавателя защиты от тёмных искусств? На несколько секунд я почувствовал, что меня охватила волна ярости.

Несколько раз я просил Альбуса позволить мне преподавать этот предмет, но директор отшучивался, говоря, что не может позволить себе лишиться такого ценного сотрудника из-за проклятия, висящего на этой должности. Однако те люди, которых Дамблдор всё-таки нанимал, имели знания настолько поверхностные, что не могли обучить студентов даже элементарным защитным заклятиям, не говоря уж о более серьезных чарах. Пятикурсники с трудом применяли «Экспеллиармус», третьекурсники зачастую не могли справиться даже с боггартом, хотя заклятие «Риддикулус» входило в программу первого курса. Выпускники были абсолютно не подготовлены к жизни в волшебном мире, а ведь проблему можно было бы решить, нанимая хотя бы время от времени квалифицированных магов.

Кеттлберн что-то прошептал Хагриду на ухо, от чего полувеликан громко ахнул на своём месте. Все взгляды в учительской устремились на них, Хагрид от такого внимания смутился.

До чего же нелепо он иногда выглядел. Иногда меня удивляло то доверие, которое выказывал ему Альбус. Как мне было известно, несколько дней назад лесник даже сопровождал мальчишку Поттера в Косой переулок. Вот уж кто меньше всего подходил на роль человека, которому можно доверить Мальчика-Который-Выжил, так это Хагрид. Когда-то давно я слышал рассказ Минервы о том, что Дамблдор доверил ему отвезти сына Поттера к Петунье как можно быстрее, а полувеликан вместо этого летел почти сутки на каком-то мотоцикле, останавливаясь выпить и поболтать в каждом встречном кабаке.

Альбус выпрямился в своем кресле, и в учительской мгновенно наступила тишина. Минерва отложила перо в сторону и устремила строгий взгляд на директора.

— Коллеги, я думаю, мы можем начинать собрание. Для начала хочу представить вам нового преподавателя Защиты от темных искусств, профессора Квиринуса Квиррелла.

Смысла в этом представлении не было: большинство, за исключением разве что профессора Бербидж, прекрасно знали Квиррелла. Под вялые аплодисменты Квиринус, все еще избегая смотреть мне в глаза, встал со своего места и поклонился присутствующим, от чего его тюрбан немного сдвинулся набок. Я снова почувствовал слабое жжение в левом предплечье и нахмурился.

Остаток собрания прошёл вполне рутинно. Дамблдор, под всеобщее неодобрение, объявил об изменениях в попечительском совете. Люциус, оказавшись на должности председателя, первым делом уменьшил сумму, ежегодно выделяемую на сборы в школу маглорожденным студентам. Сэкономленные средства он предлагал направить на ремонт студенческих спален и гостиных, а так же на увеличение финансирования кухни. Большинство преподавателей негативно отнеслись к нововведениям, хотя, скорее всего, только по той причине, что ввел их именно Малфой. Лично я считал, что предложения Люциуса вполне здравые.

Альбус назначил учителей, которые в этом году должны будут посетить дома маглорожденных студентов, и, при необходимости, сопроводить их вместе с семьями в Косой переулок. Как обычно, в этот список добровольно-принудительно попал я, а кроме меня, еще Минерва и Помона. Филиус, по понятным причинам, не мог посещать магловские районы, а остальные преподаватели не были столь убедительны, как деканы факультетов. Впрочем, я надеялся отказаться от этого мероприятия, сославшись на семейные обстоятельства — должна же быть от этого ребенка хоть какая-то польза?

Следующие полчаса мы потратили на то, чтобы выбрать старост школы. Я, конечно же, предложил своих семикурсников. Джемма Фарли и Габриэль Розье действительно способны были бы справиться с возложенными обязанностями. Однако директор, несмотря на мои аргументы в пользу слизеринцев, снова отдал предпочтение студентам других факультетов.

Закончилось это прекрасное собрание почти в полдень напоминанием Минервы о том, что все учителя должны сдать учебный план не позднее, чем через две недели. Головная боль, не беспокоившая меня последние несколько недель, снова вернулась. По-моему, это талант — проводить собрания так, что после них хотелось повеситься прямо тут, в кабинете.

После слов Альбуса о том, что могут быть свободны все, кроме меня, преподаватели, спеша на свежий воздух, вслед за Квирреллом довольно быстро покинули учительскую. Последней из кабинета вышла Сибилла Трелони, напоследок сказав мне томным голосом, что я должен быть осторожен, если не хочу погибнуть в ближайшее время самой ужасной смертью. Такое предостережение было бы хоть немного пугающим, если бы она не говорила это по нескольку раз в год. Стараясь точно изобразить интонации этой женщины, я ответил, что она тоже должна быть осторожна, если не хочет однажды выпить отравленный херес.

Подождав, пока за остальными преподавателями закроется дверь, Альбус наложил заглушающие чары, а затем, повернувшись ко мне, без лишних предисловий спросил:

— Как себя ведёт твоя метка?

— Сегодня она достаточно активна, — доложил я.

Жжение метки, до этого едва заметное, усилилось, как только я вошёл в школу. Теперь же оно снова стало слабеть.

Дамблдор кивнул, словно мои слова подтвердили какие-то из его догадок.

— У тебя есть предположения на этот счёт?

— Это связано с Квирреллом? — ляпнул я первое, что пришло на ум.

— Превосходный анализ, но я думал, что ты копнешь поглубже, — съязвил старик.

— Если у вас уже есть какое-то объяснение происходящему, может, просветите меня?

— Тогда ты потеряешь возможность самому разобраться во всём, — пространно заявил Альбус, наблюдая в окно, как Квиринус спешно идёт к школьным воротам.

По правде говоря, у меня не было адекватных предположений, почему метка проявляла активность именно в присутствии Квиррелла. Даже если предположить, что Квиринус тоже был Пожирателем, в чем я очень сильно сомневался, это все равно не объясняло то, что жжение метки усиливалось в его присутствии. Находясь рядом с Малфоем, Эйвери и другими бывшими соратниками, я ничего подобного не испытывал.

Глядя в окно, как Квиррелл в идиотском фиолетовом тюрбане, выйдя за ворота школы, аппарировал в неизвестном направлении, я высказался:

— Не думаю, что позволять ему находиться в школе — это хорошая идея. Тем более, теперь, когда здесь будет учиться Поттер.

Альбус тяжело вздохнул: видимо, я был не первым, кто говорил ему это. Я вспомнил Минерву и её строгий взгляд, адресованный директору.

— В замке Гарри будет находиться под надежной защитой... — устало начал Дамблдор.

Я отогнал от себя желание высказать старику, чего стоила однажды его надежная защита, и привычно спрятал нахлынувшие воспоминания за окклюментным щитом.

— …К тому же, ему полезно будет научиться встречаться с опасностью лицом к лицу.

Увидев строгий взгляд директора, адресованный мне, я не стал развивать эту тему. Вместо этого я высказался по другому вопросу, который волновал меня не меньше:

— Желание встретиться с опасностью может войти у мальчишки в привычку, а тот факт, что вы готовы прикрывать его в любой момент, сделает его безрассудным и самоуверенным, — это меньшее, что я мог сказать об отпрыске Джеймса Поттера, однако я благоразумно решил не перечислять директору весь список эпитетов, крутившихся у меня на языке.

— А вот в этом мне можешь помочь только ты, Северус. Я согласен с тобой, вполне возможно, что врожденная тяга к риску вскружит мальчику голову, и он лишится инстинкта самосохранения. Если это случится и ты увидишь, что он вот-вот переступит грань разумного поведения, я хочу, чтобы ты спустил Гарри с небес на землю, объяснил, как делать не стоит. Вряд ли остальные преподаватели смогут быть настолько же непредвзяты.

Мой опыт подсказывал мне, что если Дамблдор говорит, что я лучше всех справлюсь с какой-либо задачей, то это значит, он понимает, что других таких идиотов он просто не найдёт.

Я молча кивнул, всем видом показывая свое отношение к просьбе директора. Впрочем, Альбус предпочел проигнорировать мое выражение лица. После небольшой паузы он добавил:

— Я хотел обсудить с тобой еще кое-что. Тебе довольно трудно будет совершать визиты к маглорожденным ученикам, учитывая необходимость ежедневно возвращаться в тупик Прядильщиков.

На секунду я ощутил надежду, что Дамблдор освободит меня от этой обязанности, но своими следующими словами Альбус лишил меня этого чувства.

— У меня есть к тебе предложение. Мисс Томпсон может отправиться на две-три недели помогать Хагриду, и тогда ты сможешь спокойно заниматься своими обязанностями.

Это было не совсем то предложение, на которое я рассчитывал. Честно говоря, вариант Альбуса тоже был неплохим. Мне предстояло довольно много работы по подготовке к учебному году: закупка ингредиентов, подготовка лаборатории, составление учебных планов, и, конечно же, встречи с маглорожденными, от которых я, по-видимому, отказаться не мог.

Согласившись с предложением Дамблдора, я увидел, как на его лице промелькнула лёгкая улыбка.

* * *

Подумать только, как изменилась моя жизнь всего за несколько месяцев. Еще недавно я и представить себе не могла, что каждый день я буду просыпаться от громкого уханья сов, а теперь же это стало обыденностью. По утрам на кухонном окне сидели две, а то и три почтовые птицы. Мой отец вел активную переписку с научным сообществом зельеваров, постоянно получал письма от своих студентов и их родителей, к тому же, ему каждый день приходил свежий выпуск газеты «Ежедневный пророк».

Вскользь просмотрев корреспонденцию за чашкой кофе, этот человек принимался за свои исследования, причем зачастую пропуская завтрак, а то и обед. Мистер Снейп запросто мог за весь день лишь один раз перекусить, наплевав на остальные приемы пищи, зато зелья он принимал регулярно.

Перламутровое зелье от головной боли, темно-красное зелье от боли в желудке, отвратительно пахнущее бурое зелье, о назначении которого отец отказался говорить, какие-то жуткие экспериментальные составы самых разных цветов и консистенций; вся жизнь этого человека была наполнена различными отварами и настойками, снадобьями и эликсирами, склянками и пробирками. Он проводил дни напролет в своей лаборатории в подвале, которая, к моему удивлению, была настолько чистой и аккуратной, что смотрелась чужеродно в этом старом полузаброшенном доме.

Как-то раз отец попытался и меня научить тонкой науке изготовления зелий: он доверил мне ответственную задачу растолочь какие-то сушеные листья, а когда увидел, что я перестаралась, предположил, что, скорее всего, у меня уже выпал молочный мозг, а коренной ещё не вырос, поэтому я и не поняла его задания.

С ним вообще было очень сложно общаться: он постоянно язвил и грубил, по-моему, даже не придавал этому какого-либо значения. На большинство моих вопросов он отвечал, что попытался бы всё объяснить, но сомневался, что я справлюсь с таким объемом информации.

Но всё же, несмотря на его ужасный характер, проводить время в обществе мистера Снейпа было гораздо интереснее, чем в одиночестве. Когда отец был в относительно хорошем настроении, он соглашался рассказывать мне о волшебном мире и о Хогвартсе. От него я узнала больше информации, чем из книг, предназначенных для чтения первокурсникам.

Однажды в полнолуние он даже взял меня с собой в лес, чтобы заготовить какие-то травы. Мистер Снейп долго рассказывал мне о свойствах асфоделя и аконита, и о том, почему некоторые ингредиенты для зелий нужно собирать именно при полной луне. Мы всю ночь бродили по лесу, и я подумала, что никогда еще не видела отца настолько умиротворенным и спокойным.

Но, как говорит отец, всё хорошее имеет свойство рано или поздно заканчиваться. Наступило пятое августа, в этот день отец должен был вернуться к работе в Хогвартсе, а это означало, что мне опять предстоит проводить почти всё свое время в одиночестве. Я приготовилась к тому, что эти недели будут едва ли не самыми невыносимыми в моей жизни, но как выяснилось, это было напрасно.

Вернувшись домой в свой первый рабочий день, отец сообщил мне просто невероятную новость: директор школы, профессор Альбус Дамблдор, предложил отправить меня на несколько недель помогать хранителю ключей и смотрителю Хогвартса. Я была так шокирована, что несколько минут не могла подобрать слов, а мистер Снейп предположил, что мой уровень интеллекта примерно равен таковому у садовых гномов, а значит, некому Хагриду будет нетрудно со мною справиться.

На следующий день мы отправились в Хогсмид, деревушку, расположенную прямо рядом с Хогвартсом. Как обычно, нам пришлось воспользоваться услугами «Ночного рыцаря». По словам мистера Снейпа, такие способы перемещения, как аппарация, порталы или каминная сеть, допускались для детей только в крайних случаях, так как их магия зачастую очень нестабильна, а значит, существовала вероятность переместиться в непредсказуемое место, расщепиться или даже остаться сквибом. Поэтому автобус был самым оптимальным видом транспорта, к тому же, за дополнительную плату мистер Снейп купил место на третьем этаже, где практически не было других пассажиров.

Дорога до Хогсмида заняла не больше часа. Как только за нами закрылись двери автобуса, отец попросил меня, чтобы я постаралась вести себя прилично и не опозорила его. По его словам, в идеале мне следовало побольше молчать и не показывать окружающим свой уровень умственного развития.

С этим ценным напутствием я пошла вслед за отцом по широкой, вымощенной брусчаткой, дороге, ведущей в Хогвартс. Уже через несколько минут перед моим взором открылся невероятно величественный замок с множеством башен. В огромных окнах отражалось яркое августовское солнце. На стенах красовались жуткие каменные крылатые фигуры. Чем ближе мы подходили, тем больше и красивее казался Хогвартс. Я испытала невероятную досаду от того, что мне нельзя было заходить в замок. Это было одним из условий, на которых мне было разрешено присутствовать на территории Хогвартса летом — во внеучебное время.

Отец одним взмахом волшебной палочки отворил школьные ворота, после чего указал мне на тропинку, ведущую вправо. Я попрощалась, в ответ он кивнул, видимо, задумавшись о чем-то своём, а затем быстрым шагом направился ко входу в школу. Я же пошла по дороге, указанной отцом.

Вскоре я вышла к небольшому деревянному домику, стоящему на краю темного и густого леса. На его стене висели охотничий лук и пара калош. У порога, в лучах утреннего солнца грелся огромный черный пёс. Лениво приоткрыв глаза, он взглянул на меня, а потом, видимо, решив, что я не стою его внимания, продолжил спать. Из открытых окон донёсся громкий женский хохот. Отсмеявшись, эта немолодая, судя по голосу, женщина произнесла:

— Поросячий хвостик, Хагрид, серьезно?!

Мужский голос в ответ на это что-то неопределенно хмыкнул. Решив, что будет глупо, если меня обнаружат стоящей под дверью и подслушивающей чужой разговор, я громко постучала. Дверь отворилась, и за ней показался невероятно огромный мужчина с черной косматой бородой.

— Здравствуйте, мистер Хагрид, — поздоровалась я с великаном.

Переведя взгляд на незнакомую мне строгую женщину, которая выглядела так, будто это не она здесь хохотала всего минуту назад, я неуверенно добавила.

— Миссис… Эм…

— Меня зовут профессор Макгонагалл, мисс, — женщина, неодобрительно сжав губы, оглядела меня с ног до головы, задержав взгляд на старых ботинках и потрепанной куртке. — Впредь обращайтесь к преподавателям Хогвартса именно так. Хагрид, спасибо за чай, мне пора.

Закрыв дверь за профессором Макгонагалл, великан пробасил:

— Ты, стало быть, Рослин? А меня зови просто Хагрид, без всяких «мистер». — несмотря на устрашающий внешний вид, лесник оказался вполне дружелюбным. Он приветливо улыбнулся мне и предложил чай, который был налит в огромную чашку, размерами скорее напоминающую ведро, — А это была профессор Макгонагалл, учитель трансфигурации, — пояснил он.

Из всех предметов, которые предстояло изучать в Хогвартсе, этот завораживал меня больше всего. Человек, овладевший таким сложным искусством как преобразование материи, обладал практически безграничными возможностями: необходимые вещи, за исключением разве что еды, он мог создавать из окружающих предметов. «Пособие по трансфигурации для начинающих» я, наверное, даже выучила наизусть. Мне не терпелось скорее попасть в школу, чтобы обучиться этому предмету, однако встреча с профессором Макгонагалл вселила в меня некоторые сомнения: преподаватель выглядела очень строгой, и я явно ей не понравилась.

Хагрид велел мне, прежде чем мы примемся за работу, перекусить жуткого вида огромными пряниками, лежащими на столе. Взглянув на них, я ответила, что позавтракала овсянкой и не голодна. Это не было ложью, с утра я действительно сварила кашу: с того момента, как отец ушел в отпуск и перестал брать еду в Хогвартсе, он доверил готовку именно мне. Теперь я готовила по нормальной книге, а не по зашифрованным рецептам зелий, и иногда выходило вполне сносно. Впрочем, даже когда вместо нормальных блюд получалась гадость, мистер Снейп съедал всё, что я приготовила. Мне кажется, ему было абсолютно безразлично, чем питаться, и даже если бы я ничего не готовила, он бы вполне комфортно жил весь месяц лишь на кофе и снеках.

Еще со вчерашнего вечера я сгорала от любопытства, чем же я могла помочь школьному леснику. Фантазии моей хватило лишь на то, чтобы предположить, что мы будем рубить деревья и заготавливать дрова. В реальности же работа Хагрида оказалась гораздо интереснее.

После завтрака мы, под руководством дружелюбного пожилого профессора Кеттлберна, у которого отсутствовали правый глаз и половина конечностей, отправились строить загон для каких-то крабов. Старик рассказывал Хагриду последние новости о талантливом студенте, который чудом смог устроиться на работу в драконий заповедник. Лесник слушал эту историю, затаив дыхание: он был искренне рад за этого выпускника, но при этом, кажется, и сам был бы не против оказаться на его месте.

Драконы, как я выяснила в первый же день, занимали особое место в его сердце. Он питал теплые чувства ко всем волшебным зверям, причем чем опаснее была тварь, тем сильнее была любовь Хагрида к ней. Драконы же считались самым опаснейшим животным в мире: обладающие невероятной магической силой и уровнем интеллекта, сравнимым с человеческим, они внушали ужас любому, кто хоть раз увидел их вживую. Хагрид мечтал приручить хоть одного дракона и доказать всем, что они не так уж страшны.

Чуть позже, примеряя упряжку на странное крылатое животное, похожее на обтянутый черной кожей скелет лошади, великан, обратив взгляд куда-то внутрь себя, говорил, что люди только и делают, что ненавидят и боятся тех, кто хоть немного отличается. Он рассказывал это, рассеянно гладя свою жуткую лошадь, а в его голосе было столько горечи, что я тут же прониклась сочувствием к этому человеку.

На ужин лесник предложил странное блюдо, приготовленное из моркови, капусты, картошки и какого-то очень жесткого мяса, и я, не желая обидеть его, съела несколько ложек, а затем отправилась спать на небольшую раскладушку, огороженную высокой ширмой, которые, со слов Хагрида, еще утром трансфигурировала профессор Макгонагалл.

На следующий день я опять проснулась от уханья совы. Большая пестрая сипуха принесла Хагриду свежий выпуск «Ежедневного пророка». Пока лесник спал, я пролистала газету, но ничего особо интересного в ней не нашла.

Основное внимание уделялось недавнему происшествию, когда неизвестный проник в «Гринготтс». Гоблины отказались давать комментарии по этому поводу, и журналистка по фамилии Скитер возмущалась работой банка, говоря, что теперь деньги волшебников хранить в «Гринготсе» небезопасно. На второй странице была расположена длинная рецензия на какой-то новый приключенческий роман от знаменитого писателя, рыцаря ордена Мерлина и победителя в конкурсе на самую обаятельную улыбку. После небольшой заметки о гибели в следственном изоляторе Аврората некого Аплкросса шла реклама новой лавки по продаже порталов в Косом переулке.

Хагрид же, проснувшись, очень заинтересовался газетой, несколько раз перечитал главную статью и даже отложил её отдельно на полку.

«Наверное, переживает за свои сбережения в Гринготсе», — подумала я.

Быстро позавтракав вчерашним рагу, которое показалось мне довольно вкусным, на голодный-то желудок, мы отправились помогать преподавателю гербологии подготавливать теплицы к учебному году. Профессор Спраут оказалась очень приятной и добродушной женщиной. Она долго рассказывала мне о том, что отец являлся одним из лучших гербологов на своем курсе, и ей было очень досадно от того, что он всё-таки предпочел зельеварение.

По правде говоря, мне было очень интересно узнать что-то о прошлом отца. В разговорах со мной он никогда не затрагивал эту тему, а если я сама начинала задавать вопросы, он довольно жёстко отвечал, что это не моё дело.

Я бы могла так весь день болтать с профессором Спраут об отце и о Хогвартсе, но, когда Хагрид отправился кормить какого-то своего загадочного питомца, она внезапно сменила тему и начала расспрашивать меня о маме. И вроде бы в её голосе было не праздное любопытство, а только искреннее сочувствие, я всё равно так и не смогла найти в себе сил, чтобы ответить на её вопросы.

Помощь профессору Спраут в теплицах заняла всего пару дней. За это время великан успел подготовить новые грядки, починить в некоторых местах стены и пересадить особо тяжелые растения. Вообще, работа Хагрида в школе оказалась довольно интересной: он мастерил упряжки для жутких черных лошадей, которые, как оказалось, назывались фестралами, чинил трибуны на поле для квиддича, подготавливал лодки, на которых предстояло плыть первокурсникам, заботливо ухаживал за школьными магическими зверями. От меня в этих делах помощи было не особо много, но лесника, казалось, это совсем не беспокоило.

В какой-то момент я решила, что меня отправили сюда для того, чтобы не мозолить глаза отцу. Поверить в это было нетрудно: за эти дни я видела его всего пару раз, и то издалека. Казалось, что он, отправив меня к Хагриду, просто забыл о моём существовании. Я, конечно, понимала, что отношения между ним и мамой были, скорее всего, случайностью, и мое появление в его жизни было не особо желанным, но все равно, это равнодушие немного ранило меня.

От острого чувства тоски, занимавшего в моём сердце всё больше и больше места, меня спас сам Альбус Дамблдор, заглянувший как-то раз к Хагриду на чай. Он вел с лесником оживленную беседу, с удовольствием уплетал фирменные «каменные» пряники Хагрида, поинтересовался моими впечатлениями от пребывания на территории школы, попросил прощения за то, что нагрузил отца работой, и даже рассказал похабный анекдот про гоблина и лепрекона.

Каждый день в Хогвартсе был насыщен множеством ярких и невероятных моментов. Однако самым запоминающимся событием этого лета для меня стал поход в Запретный лес. Профессор Кеттлберн и Хагрид собрались проверить и, при необходимости, обновить сигнальные чары, и для этого им потребовалось моё непосредственное участие.

Профессор Кеттлберн решил, что я, в сопровождении лесника, должна пройти по каким-то контрольным точкам в лесу, а он из Хогвартса будет отслеживать, как отреагируют чары. Раньше для этого они обращались за помощью к преподавателям или кому-нибудь из старост, а в этом году им удачно подвернулась под руку я. На Хагрида почему-то эти чары не реагировали, а на мой робкий вопрос, почему, он вдруг смутился и промямлил что-то о том, что слишком часто бывает в лесу.

Как объяснил профессор Кеттлберн, если человек находится ближе, чем на десять ярдов к контрольной точке, специальные чары тут же реагируют в кабинете директора. Таких точек в лесу было очень много: предполагалось, что никто не сможет выйти за границы безопасной зоны незамеченным.

С первыми лучами солнца мы выдвинулись в чащу леса. Лесник надел свой любимый плащ с сотней карманов, в которые можно было поместить абсолютно любой предмет, от волшебного розового зонтика до живой совы. На плечо он повесил колчан со стрелами, а в руке нёс огромный охотничий лук.

Поначалу я была немного напугана, но лесник меня успокоил, сказав, что пока я с ним, бояться мне почти нечего. Впереди весело бежал пёс Хагрида, Клык, громко лая на каждого встреченного по пути зайца. Великан насвистывал себе под нос какую-то простенькую мелодию. К первой контрольной точке мы вышли примерно через час.

— Там, дальше, живут пауки, — рассказывал Хагрид, — Они вообще-то не особо опасны, но студентам туды ходить не надо.

Клык пригнул голову к земле и зарычал, глядя куда-то вглубь леса. Я с опаской посмотрела туда, куда глядел пёс. На ветвях деревьев при солнечном свете поблескивала настолько огромная паутина, что на ней мог спокойно поместиться магловский вертолёт. Пауков, к моему счастью, не было видно, очевидно, они не очень любили дневной свет.

Вдоль владений пауков располагалось еще пара десятков контрольных точек, вблизи которых мне пришлось пройти.

Когда наконец-то паутина осталась далеко за спиной, и мы вышли на освещенную солнечным светом лесную опушку, Клык вдруг поднял уши и замер как вкопанный.

— Где мы сейчас, Хагрид? — тихо спросила я.

— В заднице. — лаконично ответил лесник и жестом велел мне встать за его спиной.

Вскоре я услышала громкий топот копыт, и на опушку вышли пятеро кентавров, держащих в руках луки. Великан предупреждал, что у них довольно вспыльчивый нрав, и они не терпят посторонних на своей территории. Я постаралась спрятаться за Хагридом и притвориться невидимой, но, к сожалению, безуспешно.

Кентавры обступили нас кольцом, свирепо глядя то на великана, то на меня.

— Хагрид, — заговорил вороной кентавр, с длинными черными волосами и черной же бородой, — Зачем ты привёл этого жеребенка в наш лес?

— Привет, Бэйн, — поздоровался лесник, протянув собеседнику свою огромную ладонь. Кентавр на рукопожатие не ответил, продолжая свысока сердито глядеть на Хагрида, — Мы проверяем чары, чтоб, когда приедут студенты, они не забрели куда ненароком.

— Взгляни на этого жеребенка, Бэйн! — воскликнул грубый голос прямо за моей спиной, — Не просто так сегодня Плутон был ярче, чем обычно.

— И Луна как раз в знаке Марса! — согласился с ним белоснежный кентавр, стоявший справа от Бэйна и выглядящий моложе остальных.

Я почувствовала в словах кентавров угрозу и пододвинулась ближе к Хагриду. Рука великана, в которой он держал лук, заметно напряглась.

— Магориан, Ангус, мы не трогаем жеребят! — строго нахмурившись, скомандовал Бэйн. — Что бы про них ни говорили звезды. Проверяйте свои чары! — бросил он Хагриду, и кентавры удалились вглубь леса.

— Бэйн, упрямый мул! — проворчал лесник, как только кентавры скрылись из виду. — Знает же, что мы ничего дурного не задумали, и всё равно вышел проверить нас, — взглянув на моё лицо, Хагрид добавил: — Да ты не бойся, кентавры никогда ничего дурного детям не сделают, зря только они тебя напугали.

Несмотря на то, что я ничего не поняла из слов кентавров о Плутоне и Марсе, их слова всё равно никак не выходили у меня из головы: почему-то, едва увидев меня, они сразу отнеслись ко мне с неприязнью. Весь остаток дня я напряженно вглядывалась в чащу леса, и иногда мне даже казалось, что я вижу большие темные силуэты, мелькающие между деревьев.

На ночлег мы остановились у подножья невысокой скалы. Со слов Хагрида, к северу отсюда располагался большой горный хребет, где жили тролли и великаны. Лесник разжег с помощью зонтика костёр и достал из кармана своего невероятного плаща сумку, в которой были несколько сэндвичей с курицей. К готовке Хагрида я поначалу относилась настороженно. Однако уже спустя пару дней я, поняв, что другого выбора у меня не будет, всё-таки распробовала его стряпню. Оказалось, лесник готовил вполне съедобные, хоть и очень простые блюда.

За ужином я спросила у него, почему кентавры такие неприветливые.

— Бэйн и остальные кентавры считают, что лес принадлежит им. По правде говоря, так оно когда-то и было: племена людей, жившие в Британии давным-давно, то бишь пикты, кельты и некоторые другие, попросили здесь у них убежища. Тогда шла страшная война, с юга наступали римляне, и те, кто отказывались покоряться им, помирали страшной смертью. Кельты отступали и отступали на север, пока однажды не пришли на землю кентавров. Тогда-то волшебники и заключили с ними союз. Друиды провели в этих местах очень много ритуалов, которые дали защиту и людям, и кентаврам, и многим другим волшебным существам, — Хагрид оглянулся и шепотом добавил: — Говорят, даже не обошлось без жертвоприношений.

Я вздрогнула, услышав шорох рядом с собой. Клык, воспользовавшись тем, что мы с лесником увлеклись беседой, притворился невидимым, и с аппетитом уплетал сэндвичи из сумки Хагрида.

— Этот лес стал самым безопасным во всей Британии. Даже через много-много лет после того, как ихняя армия покинула остров, защитные чары продолжали действовать. Потому-то Основатели и построили Хогвартс именно здесь. Они наложили кое-какие свои заклинания, так сказать, чтобы защитить школу и детей. А кентавры стали возмущаться: дескать волшебники их притесняют. С той поры они нас и недолюбливают.

Хагрид закончил свой рассказ и достал из кармана своего плаща два огромных стеганых спальных мешка. Один из них он протянул мне.

— А почему тогда студентам нельзя сюда ходить, если этот лес такой безопасный? — спросила я, пытаясь разложить на земле спальный мешок так, чтобы спать было мягче.

Лесник, удивляющий сегодня меня своими познаниями в истории, расстелил свой спальный мешок на противоположной от костра стороне, метрах в пяти от меня.

— Да потому что вы, детишки, умудритесь покалечиться даже о безобидных паучков, не говоря уж про кого похуже. А делов-то: не сходить с тропы и не уходить далеко в лес. Эх…— проворчал Хагрид, и увидев, что я собираюсь задать еще вопрос, добавил: — Спи давай!

Лесник протяжно зевнул, повернулся на бок и уже через пару минут оглушительно захрапел.

Клык устроился у меня в ногах, положив свою огромную черную морду мне на колени. Глядя на полную луну и усыпанное звездами небо, я рассеянно погладила пса.

Возможно, другая бы на моем месте сочла бы Хагрида неотесанным дикарем, а время, проведенное здесь, — ужасной пыткой, но я так не считала. Мне было в радость узнавать что-то новое о волшебном мире, общаться с преподавателями, я была в восторге от новых приключений. Скорее бы начался учебный год, который обещал быть невероятно интересным.