Превосходное и недвусмысленное предсказание № 666. (гет)

О, светоч мой, звезда минувших дней,

Сокровище любви, престол желаний,

Награда всех обид и всех скорбей,

Бесценный адамант воспоминаний!

Стон замирал при виде этих глаз,

В них растворялась горечь океана;

Все искупал один счастливый час:

Что Рок тому, кому Любовь — охрана?

(Уолтер Рэйли 1552-1618гг)

Чудесный конец мая 1620 года шелестел молодой листвой, смешивал запахи тимьяна и боярышника, гремел первыми грозами. Поле и травы звали к себе, набрав волшебной силы. Агнесса бродила по холмам иногда с Марион, иногда сама, пополняя запасы нежной мяты, терпкого зверобоя, пьянящей таволги, сладковатой бузины для зимних отваров. Частым спутником ее были «Садик» Страбона или «О свойствах трав» Одо из Мена. И тогда майский запах полян облекался в слова и знания:

«Древние дали тимьяну названье серпиллум: ползет он,

Близкий к земле, обладая сухой и горячею силой.

С уксусом вместе сварив, растолки его в масле,

Какому Роза названье дает: этой мазью намажь у больного

Лоб, и обычно от средства уляжется боль головная.»

В этот день погода обещала не пролиться дождем, ласточки летали высоко. Она ушла далеко, почти до пустошей, посидела на вершине холма с книгой. Снятые башмаки валялись рядом, земля уже нагрелась, а трава приятно щекотала ступни. Где-то близко напевал переливами дрозд. Ласточки, выписывая круги над ее головой, громко свистели, то ли звали с собой, то ли сообщали секреты, ведомые только им. Она откинулась назад и прилегла на траву. Голубое небо, украшенное перистыми облаками, радовало взгляд. Прямо над нею два облака причудливо изогнулись, словно крылья, распахнутые в быстром полете.

— Интересно, — подумала девушка, — вот такие крылья были и у него? И он летал среди звезд? Такой мог бы. Но разве спросишь?! А люди смогут летать среди звезд? Если слушать Генри, то вряд ли, потому что все хорошее или грех, или ересь. А по мне, так обязательно бы взлетела и поглядела, как это все выглядит сверху. И не живет ли кто на далеких звездах?! И почему это я все время о нем думаю? Ведь знаю же, что не человек он. И странный, и опасный. Но он обо мне заботится, ни разу не показал себя злым. Даже с Генри — так просто поставил его на место. По человеческим меркам очень все чинно, благородно, не по-пиратски. И без мордобоя. Даже то что он кует по заказу гильдии это не оружие, а доспехи. Особо крепкие, как он мне рассказал. Не может так эта книжная магия работать, что был демон, а вдруг стал полностью Хранителем. Что-то в нем самом оставалось от тех времен, о которых не расскажет, а я и не спрошу. И тогда в овчарне с ранеными руками во всей своей щегольской одежде он был таким беспомощным. Неужели я его жалею? Вот на жалость точно обидится. А если не жалость, тогда что это? Мне важно знать, что он думает, что чувствует, почему ему больно. А ему точно больно, я вижу. Может из-за того, что должен мне подчиняться? И я не хочу, чтоб ему было больно. И хочу, чтоб он был рядом как можно дольше. Даже не из-за опекунства и козней Генри. Просто… просто он…

Тут в кустарнике послышался легкий шорох. Агнесса села и обернулась. Под раскидистым отцветающим боярышником сидела лиса худая и довольно облезлая.

— Видимо линяет, — решила она. — Линяет? Тоже мне, маскировка. А не та ли эта лиса, что на ужин в кузницу фазанов ловит? Вот чудак, следит за мной? Беспокоится?

Она достала из кармана передника овсяную лепешку и кинула лисе половину. Та подобралась ближе, понюхала, но есть не стала.

— Иди уже. Нечего следить. Тут все спокойно.

Лисица фыркнула, схватила половину лепешки и скрылась в кустах. Агнесса снова улеглась на траву и засмотрелась в небо. Крылья-облака теперь исчезли, растаяв легкой дымкой. По травинке рядом полз крохотный черный жук с металлическим зеленым отливом, травинка склонилась под его тяжестью и покачивалась прямо над лицом девушки. Стояла абсолютная тишина, странно, что даже птицы перестали петь. «Неужто лисы испугались?» — подумала она, и в то же мгновение кто-то грубо схватил ее за щиколотки. Голос, принадлежавший Майклу Блюберду, громко проорал: «Что? Разлеглась, красотка?! Тащите ее в рощу, ребята, там и займемся делом!»

Ангесса, успев прихватить башмаки и швырнуть их в сторону предполагаемого обидчика, принялась лягаться изо всех сил и высвободила ноги, но убежать ей не дали. Четверо дюжих работников с фермы Блюберда окружали ее. Сам Майкл стоял поодаль, командуя нападением. Тогда она бросилась на ближайшего злодея и принялась царапаться и лупить отчаянно кулаками и коленями куда попало. Тот завопил, стукнул ее по лицу. На миг перед глазами все потемнело, но сквозь темноту она слышала крики: «Эй, Джим Форест, мы договаривались по лицу не бить. Не порти красоту моей будущей женушки. Аккуратнее. В лес тащите.» Агнесса продолжала отчаянно отбиваться, чем вызывала дождь ругательств и град тумаков. Четверо все же представляли внушительную силу, несмотря на яростный напор и отчаянное сопротивление девушки. В конце концов она оказалась в руках двоих напавших, крепко удерживавших ее запястья и плечи. Она попробовала ударить их ногами, но запуталась в длинной юбке и упала на колени. Блюберд подходил ближе, толстый живот нависал над поясом, который он пытался расстегнуть, он мерзко хихикал и приговаривал: «Сейчас, дорогуша, сейчас! Все будет, как договорено. А потом чинно за свадебку! Вы там, ноги ее держите!» Подбежавшие Форест и еще один его подельник все-таки смогли ухватить ее за щиколотки, разорвав при этом юбку и получив по удару пяткой в глаз. Девушка продолжала извиваться и вырываться из последних сил. В глазах темнело руки постепенно слабели, а в голове крутилась абсолютно дурацкая мысль: «И куда же лиса убежала? Далеко ведь не мог уйти?» Форест потер заплывающий отеком глаз и спросил: «Может стукнуть ее по голове, чтоб на дрыгалась?» Блюберд спустил штаны и двинулся прямо к Агнессе крича на ходу: «Делайте, уже за что заплачено, чтоб не сопротивлялась! Смирненькая ты моя!»

Но сделать они ничего не успели, так как в подлеске что-то зашуршало и оттуда вылетел разъяренный Наттер с молотом в руке. Молот безостановочно и сильно с противным хрустом опустился на лысую голову старого четырежды вдовца. От этого удара, кровь брызнула из жил, и греховодник старый хоть и не скончался, но потерял сознание и обмяк, так и не успев надеть штаны обратно. Потом кузнец сделал в воздухе легкое движение левой рукой и приказал: «Отпустить девицу, быстро. Забирайте тело. И несите его к тому, кто оплатил сие мероприятие. Учтите, я иду сзади, а молот мой при мне.» Четыре огромных мужика странно выпрямились, выпучили глаза и пошли к спуску с холма, ведущему в Экклстон, какой-то деревянной походкой. Форест шел впереди и нес на плече «тело», которое хоть и молчало, но еще дышало. Агнесса тщетно пыталась привести в порядок разодранное на груди и снизу до самого пояса платье. Наттер скинул рубашку и протянул ей: «Прикройся!» Потом, не выпуская молота из правой руки, он левой подхватил за талию теряющую сознание девушку: «Ты в порядке? Вот и славно. Успокойся, Несси. Все кончилось. Все в порядке.» Процессия медленно, но верно двигалась к пресвитерскому дому. Кумушки прилипли к оконцам. Кроули качнул головой, ставни окон дружно захлопнулись, словно по деревенской улице ехала леди Годива.

Подойдя к дому, четыре мерзавца выстроились в ряд, пропуская Наттера вперед. Он вышиб дверь молотом и продвинулся в комнату. Побитая компания с «телом» зашла следом.

Кузнец прошел вперед, но Агнессу из рук не выпустил. На шум появилась кухарка со сковородкой в руке.

— Миссис Туссом, принесите воды и плед. Агнесса не в порядке, — крикнул он ей. Кухарка кивнула, швырнула сковородку в сторону Фореста, удачно и звонко попала тому по темечку, и бросилась выполнять приказ.

Генри вышел на середину комнаты: «Ты что себе позволяешь, Наттер? Врываешься в мой дом?! Двери ломаешь! Что это такое? Что ты с ней сделал? Отпусти девчонку, нечего ее за талию лапать!»

— Помолчи, Брэдшоу. Я сломаю, я и починю. Если ты сильно попросишь, конечно. Сволочь ты. Последняя. Я бы прибил тебя, каким-нибудь заковыристым способом. С удовольствием. Что я сделал? Отбил ее у твоих наемников. И ты прекрасно знаешь, кто это с ней сделал. То есть не успел сделать то, за что ты ему заплатил, — Наттер кружил по комнате, с Агнессой прижатой накрепко к его левому боку, держа перед собой опасный и тяжелый молот-ручник и не выпуская из поля зрения ни Генри, старавшегося ускользнуть от жутких его глаз, на сей раз не прикрытых очками, ни четверку зомби. Для Агнессы все проносилось в вихре тумана, единственная четкая деталь в восприятии ею окружающего в эти минуты, что как якорь держала ее, не давая улететь в тайфуне страха, унижения и обиды, — громкие, как колокол, удары чужого сердца прямо по ее ребрам, но справа, где собственного ее сердца никак быть не могло.

Генри посмотрел на замерших у двери мужчин: «Ничего не докажешь, а девчонке никто не поверит. Порченная она теперь.»

Наттер, меж тем продолжил: «Сам ты — баран порченный! Эй вы, недоумки, ну-ка расскажите кто нанял, для чего, что обещал, и что там был за договор. Форест, говори!»

Форест вышел вперед с «телом» на плече: «Нанял нас Майкл Блюберд, по наушению брата девицы. Чтобы девицу фактически сделать… ну, уже не девицей. А потом он на ней женится во спасение ее от позора. Заплачено каждому по десять шиллингов. И еще обещал столько же после благополучного исхода.»

Кроули подскочил к Форесту и сунул тому в лицо свой ручник, опасно потрясая им у носа противника: «Благополучного исхода? Варвары! Никакие звери такого не сделают! За десять шиллингов! Вся ваша совесть ушла за десять шиллингов! И эти люди что-то там о Иуде рассказывают?! Сейчас пойдете по деревне и повторите историю всем встречным. Хотите на виселицу, святой отец? Так попадете!»

Агнесса прошептала разбитыми губами: «Не надо. Не надо его на виселицу. Он же брат…родственник.» После этого голова ее поникла, девушка потеряла сознание. Наттер усадил ее в кресло, пошлепал по щекам, Марион брызгала на ее лицо водой. «Несси, Несси, очнись, будь добра! Все в порядке. Если ты так сказала, я его не трону! — потом повернулся к наемникам, — Вы, злыдни, по деревне орать ничего не смейте. Просто отнесите старого развратника домой. А если родственники вздумают жаловаться, то я просто дам делу ход. И вы все свидетелями пойдете.»

«Пойдем, пойдем, непременно пойдем,» — заныли громилы наперебой. Позже на исповеди Форест рассказывал тому же Генри, что в этот самый момент увидел он все круги Ада одновременно и понял, что сам себя в пекло толкнул сим поступком неблаговидным и богу противным. Остальные трое исповедоваться опасались, но пили беспробудно всю последующую неделю.

Наттер махнул в их сторону рукой: «Убирайтесь!» Четверо наемников одновременно повернулись кругом и все той же деревянной походкой удалились, унося с собой Блюберда. Надо сказать сразу, что тот после данного происшествия интерес к женщинам потерял совершенно, спать стал плохо, все состояние за неимением прямых наследников завещал племяннику, спокойному молодому человеку из Престона, занимающемуся шерстью, а через пять лет скончался от удара.

Агнесса меж тем очнулась и порывалась встать с кресла: «Уйти отсюда, уйти… Энтони, уведи меня отсюда. Не могу я с ним под одной крышей быть.» Кроули помог ей встать, и, видя, что сама она идти никак не может, подхватил девушку на руки. Миссис Туссом взяла в руку его молот.

— Ты куда ее тащишь?! На руках?! В этих тряпках и по всей деревне! И сам полуголый! Да, как ты смеешь? Опекун называется!

— Заткнись, святоша. Не смею, говоришь?! Ну ладно. Тебе надо, чтобы я закрепил свои права, раз опекунских недостаточно?! Хорошо. Несси, ты единственное дорогое мне человеческое существо на этой планете. Ты выйдешь за меня, Несси Брэдшоу? Замуж за меня пойдешь?

Агнесса внезапно открыла глаза, охватила руками его шею и прошептала среди гробовой тишины: «Да, Энтони, пойду!»

— Понял, святоша? Миссис Туссом — Вы свидетель помолвки.

Из-за двери раздался голос Джозефа Моргана: «Я тоже свидетель, если что, мистер Наттер. И помолвки, и того, что эти пакостники тут рассказали. Можете на меня положиться!» Миссис Туссом послала ему из-под крахмального чепца благодарный лучезарный взгляд.

— Я не стану вас венчать, — буркнул Генри.

— Да? С какого перепугу? Придется Епископа звать для венчания? И заодно рассказать ему о графской часовне, или о попытке опозорить сестру? Все вместе знаешь на что потянет, ублюдок? Галеры или виселица. Ну еще четвертование, может. Так что свадьба через две недели. И больше я с тобой, шурин дорогой, пререкаться не намерен. Я должен девушке помощь оказать. Так что твою коляску мы тоже пока позаимствуем. По-родственному.

Марион накинула на плечи шаль, прихватив с кресла плед, последовала вместе с ними, и уже в коттедже у кузницы помогла девушке помыться и обработать ссадины и раны. Агнесса спала полтора суток. Проснулась около полудня и обнаружила мистера Наттера, дремлющего в кресле рядом с ее кроватью. Тишину нарушал только шелест листвы за окном и шум водяного колеса. Она попыталась присесть в кровати, но все мышцы ответили мутной ноющей болью, и она снова упала на соломенный матрас. Из-за ее движения Наттер открыл глаза: «Не вставай! Поспи еще.»

— Не хочу спать. И съела бы чего-нибудь.

Он спустился вниз, повозился там и принес чашку с кашей и кружку молока. После еды стало легче и веселее, и она озвучила вопрос, не дававший покоя даже во сне: «А чего ты в кустах так долго лисицей сидел? Ты же был там?»

— Я? Лисицей? Это был не я. Миссис Туссом подтвердит.

Появившаяся на пороге Марион действительно подтвердила: «Он с Джози ограду кованую чинил возле пресвитерского дома, Генри еще все придирался и всячески задержать старался. А он потом, как ринулся прочь с молотком своим. Словно позвал кто-то. Как обезумел: Генри оттолкнул прям молотком в грудь и диакону его этому Непрелюбодею в зубы дал, чтоб под ногами не болтался. А потом просто вихрем улетел!»

-Вихрем? Ну как же?! Была же лисица. Лепешку еще утащила и фыркала. Облезлая такая и худющая, — продолжала настаивать Агнесса.

— Худющая- еще ладно. Но облезлая?! Да ты что! Это не мог быть я. Облезлым лисом?! Вот еще! — в голосе сквозила просто детская обида.

— Ну, конечно, ты бы явился в роскошной рыжей пушистой шубе и не позарился на овсяную лепешку! И как я перепутать могла! — она засмеялась, и напряжение исчезло окончательно.

— Девушка, что у тебя в голове? — опять раздался голос Марион. — Он же тебя замуж позвал, а ты про какую-то облезлую лису болтаешь! Кстати, оставлю тебе компресс от синяка под глазом, будь проклят Майкл Блюберд и все его подручные! Мне пора идти, братцу твоему обед готовить. Вот думаю, что, если не отравить, так может хоть поноса на него напустить, чтоб он пропал!

И передав Агнессе полотняные бинты, смоченные в отваре арники, она исчезла в проеме входной двери.

— Замуж позвал? — серьезно переспросила Агнесса, прикладывая компресс к левому глазу.

— Позвал. А ты и согласилась.

— Согласилась. Это я помню. И прекрасно помню, что это не приснилось.

— Может еще поспишь? Во сне все заживает быстрее.

— А ты бы сам поел да поспал. Сидишь уже вторые сутки.

— Я могу и не спать, и не есть. Даже могу не дышать.

— А жениться можешь?

— Я должен делать все, что пойдет тебе на пользу.

— Должен? И это вся причина?

— Не вся. Но ты должна видеть вещи в истинном свете. Жениться-то я могу. Но вот в разделе выполнения некоторых супружеских обязанностей возникают сомнения.

— Некоторых? А как же Ева, Каин и Потоп после этого? Генри без конца трещит об этом в церкви.

— Мало ли чего он трещит, твой блаженный братец. Каждый переписчик Библейских историй помещает туда некоторую долю вранья в меру своей испорченности. Я к Еве, Каину и Потопу никакого отношения не имею. Подумаешь, яблоком угостил девушку. И началась сплошная церковная трескотня почти на шесть тысяч лет!

— Ладно, а когда ваши ребята шастали к дщерям человеческим?

— Я не шастал.

— Что так?

— Я на стреме стоял.

— Плоховато, видно стоял, раз все потом получили за это.

— Как стоял, так и стоял. Только с деторождением могут возникнуть проблемы.

— Проблемы? Что ли копытца и хвостик?

— Глупая. Копытца? Ерунда полная. Никаких хвостиков. Скорее всего получатся «уси-пуси, какие пальчики»! Если получатся вообще. Я ведь существо оккультное, то есть бестелесное и прежде этим никогда не занимался. Но если поднапрячься, приложить некоторые усилия, и тем более, если это тебе точно пойдет на пользу… Или это и есть твое заветное желание, завести со мной детишек с хвостиками и копытцами?

— Заветное? Я просто не против. Это обычный ход событий. Когда люди женятся, у них дети обязательно должны быть, особенно, если они друг другу нравятся. А ты мне очень нравишься, Энтони Джей Наттер-Псих! Бестелесное?! Не смеши меня. Мне смеяться больно. Ты когда Блюберда по голове молотом трескал вполне себе телесным был. И когда меня из братова дома на руках нес… тоже… вполне себе такой мужик в теле, хоть и тощий. Да и вообще. Ерундовая проблема. Я подумаю об этом… не сегодня.

— И фамилия твоя тоже, кстати, станет — Псих.

— Плевать на фамилию. Только бы ты был рядом, пока сможешь, — шептала она, опять засыпая.

Примечания к главе пятой.

Наттер — если кто-то вдруг забыл, в переводе «сборщик орехов», что аналогично нашему обиходному выражению «с поехавшей (или протекающей) крышей», одним словом — псих.

Блюберд — «синяя борода», что очень характеризует четырежды вдовца.

леди Годива. Да, ладно! Это же всем известная история о поборах с населения, которые лорду пришлось отменить после того, как его жена леди Годива обнаженной проехала по главной улице, а уважающие ее горожане накрепко закрыли все окна, чтоб не видеть позора добросердечной красавицы (только местный священник подглядывал, да и ослеп).

Арника — трава, которая по мнению народных целителей отлично сводит синяки и отеки после ушибов. Сведения доказательной медициной не подтверждены.